Страница:
Частые сношения голландцев в продолжение плавания с русскими мореходами и прибрежными жителями, от которых они узнавали названия мест, посещенных ими, дают нам возможность следовать с точностью по пути их. В самом деле встречается только затруднение в названии острова Токсара. Между Святым Носом и Колоколковским могли они лежать на якоре только за островом Простым, и потому нет сомнения, что остров этот есть тот самый, который они называют Токсаром. Последнее название, вероятно, основано на каком-нибудь недоразумении. Пролив, отделяющий остров этот от берега, называется Межшарье; оба устья этого пролива называются Шарами; возможно, что голландцы, расспрашивая русских мореходов об острове, услышали слова: тот Шар, тож Шар и т. п. и, приняв это за имя острова, составили свой Токсар.[59] Небольшие речки Колоколкова, или Колоколковица, и Песчанка находятся между островом Простым и устьем реки Печора.
Мыс острова Вайгач, у которого они в первый раз стояли на якоре, судя по расстоянию его от Югорского Шара, есть, вероятно, Нос Лемчек, за которым простирается обширная Лемчекская губа. Широта этого мыса нам достоверно не известна; но взяв со старинных наших карт разность широты между ним и Югорским Шаром и приложив ее к известной широте последнего, получим 69°45′, точно ту же широту, какую нашли голландцы.
Мыс Идолов (Afgodenhoeck) есть, без сомнения, Болванский Нос, на котором был и Бурро в 1556 году; найденное тут самоедское мольбище существует и поныне. Широта этого мыса только на 3′ менее против определения голландцев.
Пролив, названный голландцами Нассавским, есть Югорский Шар; в последние времена известен он был вообще под именем Вайгацкого, Вайгатского, или Вайгата. Имя это, подобно как и название Шпицбергенского и Гренландского Вайгата, производили от голландских слов waaien – «дуть» и gat – «ворота», утверждая, что оно дано проливу этому потому, что ветры дуют в нем с великой силой. Другие, вместо слова waaien, принимали weihen – «святить», и делали таким образом из Вайгата Святой пролив. Неосновательность того и другого словопроизведения нетрудно доказать тем, во-первых, что настоящее название есть Вайгач, а не Вейгат, и что оно принадлежит одному только острову, а не проливу; и, во-вторых, тем, что оно было уже известно за 40 лет до первого путешествия голландцев к северо-востоку.
Слово Вайгат принято было уже позднее, когда пришло в мысль сделать его голландским; первые же мореплаватели все без исключения писали Вайгац (Waigatz). Они русское «ч» переменяли обыкновенно в «tz». Печора – писали Pittzora; Песчанка – Pitzana и т. п. Итак, если б нам и неизвестно было настоящее название, то по аналогии следовало бы принять Waigatz за Вайгач. По острову называли они и пролив, отделяющий его от материка, Вайгацем; упоминают, однако же, что на месте называется он иначе.[60] Нет сомнения, что это иное название, упоминаемое ими, есть то же самое, какое употребляется и ныне, а именно Югорский Шар. Итак, те самые мореплаватели, которым приписывали изобретение слова Вайгач, доказывают нам, что пролив Вайгацкий, или Вайгат, не существовал в XVI веке, подобно как и ныне не существует. Невзирая, однако же, на то, некоторые российские писатели, которым хорошо известны были настоящие названия обоих проливов, омывающих остров Вайгач, покорствуя обыкновению, принимали название Вайгачского пролива, разумея, однако же, под ним все пространство моря, Новую Землю от материка отделяющее, и разделяя пролив этот на два рукава: Ворота и Югорский Шар. Но допуская столь произвольные положения, вводится бесконечная запутанность в гидрографической номенклатуре: так как столь же справедливо можем мы назвать пролив, отделяющий Ютландию от Швеции, Зееландским, а Зунд и Бельты – его рукавами, и т. д.
Форстер, сколько мне известно, первый отверг голландское происхождение слова Вайгач или Вайгац, потому что Бурро в 1556 году такое уже знал. Но, не довольствуясь тем, хотел он еще объяснить настоящее его происхождение. Мыс Идолов (Afgodenhoeck) облегчил ему этот труд. «По-славянски, – говорит он, – ваять значит резать, делать идолов; следственно, Ваятый Нос будет значить Резной мыс, мыс Идолов; и вот, кажется, истинное начало слова: Вайгац, которое по-настоящему есть Ваятельствой пролив, пролив Идолов». Форстер был так уверен в истине своей догадки, что в другом месте говорит утвердительно, что русские Afgodenhoeck называют Ваятый Нос. Столь чудное толкование слова Вайгач нашло, однако же, последователей не только между иностранными, но даже и между русскими писателями.[61] Если б нужно было опровергнуть его, то довольно бы сказать, что русские мыс Afgodenhoeck никогда не называли Вайгат, но именуют Болванским.
Откуда же происходит слово Вайгач? Вопрос этот решить столь же трудно, как и подобные о словах Колгуев, Нокуев, Кильдин, Варандей и множестве других названий, которые есть, вероятно, остатки языков, истребившихся вместе с народами, которые говорили ими.[62] Витсен пишет, что остров Вайгач называется так по имени некоего Ивана Вайгача. Это весьма вероятно; жаль только, что он не уведомляет нас, кто был этот Вайгач и по какому случаю остров назван его именем.
Крестовый мыс (Kruyshoeck) есть, без сомнения, Сухой Нос; Спорный мыс (Twisthoeck) – Кониной Нос или Конь-камень; остров Мальсон – Сокольи Луды.
Остров Штатов есть Мясной остров, лежащий по карте лейтенанта Муравьева в двух милях от устья Югорского Шара. Кроме этого острова, нет другого на всем пространстве от Югорского Шара до реки Кары, за которым бы можно было лежать на якоре.
Судя по направлению берега, малой глубине и широте, обсервованной 12 августа, то, что голландцы приняли за реку Обь, была Мутная губа. Какие реки назвали они по именам судов своих, отгадать трудно по неполноте их описания.
Остров Мавриция, найденный и названный ими на обратном пути, есть остров Долгий. План его, приложенный к их путешествию,[63] не оставляет в том сомнения. Остров Оранский есть Большой Зеленец; а Новая Вальхеренская Земля – низменный берег Мединского Заворота, который им не мудрено было почитать островом. Следственно, Матвеев остров был им (по крайней мере Линшотену) в это время неизвестен. Широта Долгого острова, найденная Баренцом, совершенно сходна с новейшими определениями.
В этом последнем путешествии встречаются два любопытных обстоятельства в физическом отношении. 5 июля мореплаватели пеленговали солнце на SSW по компасу, прежде еще прихода его на меридиан. 23 июля находилось оно на полуночном меридиане между NNO и NOtN. Если б на наблюдения эти, впрочем сходные, можно было совершенно положиться, то следовало бы из них, что в конце XVI столетия между Каниным Носом и островом Вайгач склонение компаса было от 2 до 21/2 румбов западное, и что с тех пор переменилось оно около 3 румбов к востоку. Законы вековых изменений склонения магнитной стрелки нам столь мало еще известны, что необыкновенного этого вывода нельзя решительно приписать недостатку компасов или наблюдений голландцев.
1595. Най, Тетгалес и прочие. Известие, привезенное в Голландию экспедицией Ная, а особенно историографом ее Линшотеном, о несомненной возможности плаваний в Китай через северо-восток, принято было с восторгом, и до такой степени возбудило предприимчивость голландцев, что в следующем году (1595) собрался для этого новый флот, состоявший из семи кораблей, в снаряжении которого участвовали и Генеральные Штаты и принц Мавриций Оранский. Адмиралом этого флота был по-прежнему Корнелис Най; вице-адмиралом Брандт Тетгалес; капитанами остальных судов»: Вильгельм Баренц, Ламберт Оом, Томас Виллемсон, Гарман Янсон и Генрих Гартман. Обер-комиссарами со стороны Генеральных Штатов были Линшотен и де-ла-Даль, а от разных купеческих компаний, сверх этих двух, еще Гемскерк, Рип и Бейс (Buys). Переводчиком упомянутый выше славянин Сплиндлер. По причине разных препятствий не успели они отправиться в море прежде 2 июля; 7 августа обогнули Нордкап, а 17-го встретили множество сплошного льда. Они считали себя тогда на широте 701/2° и в расстоянии 12–13 миль от Новой Земли. Пробираясь сквозь него с великой опасностью, прибыли они на другой день к острову Долгому, а 19 числа к Югорскому Шару, который совершенно был затерт льдом. Они вынуждены были укрыться под берегом острова Вайгач, где простояли шесть дней. Тут видели две русские ладьи, из которых одна была из Пинеги. Мореходы с нее рассказывали им, между прочим, что из Холмогор ежегодно несколько ладей ходят в реку Обь и далее до реки Гиллиси (Енисей),[64] где торгуют сукном и другими товарами; что жители этой реки, подобно им, греческие христиане, и прочее. Самоеды, с которыми им после встретиться случилось, подтвердили известие это. 25 числа попытались голландцы проплыть несколько к востоку, но встретили столько льда, что вынуждены были с поспешностью возвратиться на прежнее место. 2 сентября лед несколько разнесло; они опять под парусами вошли наконец в Новое Северное море, но тут встретили еще сильнейший лед и едва успели укрыться за островом Штатов (Мясным), где их совершенно окружило льдом. 8 числа собран был совет из главнейших особ во флоте, на котором адмирал и большая часть других решили, что, по причине непреодолимых препятствий и позднего времени, не остается им ничего иного, как возвратиться в отечество. Один Баренц был против этого; он думал, что следует сделать попытку пройти к северу от Новой Земли или же, оставшись, прозимовать на месте и продолжать плавание в следующем году. Ему сказано было, что если он хочет, то может исполнить это один и на собственную свою ответственность. Кажется, что смелое предложение его весьма не понравилось прочим. Следуя большинству голосов, решили они отправиться в обратный путь; и едва к 10 числу могли войти снова в Югорский Шар. 11-го решились сделать еще одну попытку, которая была также безуспешна. Наконец 15-го собран был опять совет на адмиральском корабле, где составлен и подписан всеми, кроме Баренца, акт, по которому весь флот немедленно направился в отечество. После многих опасностей, изнуренные трудами и цингой, благополучно прибыли они туда все в разные времена, с 26 октября по 10 ноября.[65]
Второе путешествие это, предпринятое со столь большими средствами и обещавшее так много, кончилось совершенно безуспешно: голландцы не открыли ни одного прежде не виданного пункта берега. Правительство их не решалось более делать попыток на общественные средства, но обещало, однако, частным людям значительное вознаграждение за открытие искомого пути.
1596. Гемскерк и Pun. Поощренный этим амстердамский магистрат решился снарядить в 1596 году два корабля. Капитаном одного и комиссаром от купечества был Яков Гемскерк; обер-штурманом у него Баренц. Другим кораблем начальствовал Корнелий Рип. 10 мая отплыли оба корабля из Амстердама, а 18-го из Флиланда. 4 июня изумились они, увидя около солнца несколько других солнц, соединенных радугами. Это были парагелии. Они находились тогда на широте 71°. Тут начались разногласия между Рипом и Баренцем,[66] окончившиеся впоследствии разлучением обоих судов. Последний утверждал, что они слишком далеко находятся к западу и должны плыть восточнее; но первый возражал, что он не имеет намерения плыть к Вайгачу. В следующие дни встречали они множество льда, сквозь который с трудом пробирались; 9 числа открыли они высокий остров, лежащий на широте 74°30′. Удачная охота на огромного белого медведя дала им мысль назвать этот остров Медвежьим.[67] В этом месте произошел опять жаркий спор между обоими обер-штурманами о выгоднейшем для них пути. Баренц должен был уступить Рипу, и они, снявшись 13 июня с якоря, поплыли к северу, 19-го на широте 80°11′ открыли высокую землю, впоследствии названную Шпицбергеном. Голландцы думали, что это часть Гренландии. Лед заставил их возвратиться к югу. 1 июля находились они опять у острова Медвежий и, все еще расходясь во мнениях, решили, наконец, разлучиться. Рип надеялся отыскать проход к востоку от найденной им земли, а Баренц направил путь к Новой Земле, которую усмотрел 17 июля на широте 74°40′. 18 числа миновал остров Адмиралтейства, а 19-го стал на якорь под островом Крестовым, ибо лед не позволял продолжать путь. 5 августа, не видя более льда, вступил он опять под паруса; 7-го прошел мыс Утешения (Hoeck van Troost) и, встретив лед, привязался к огромной льдине, углублявшейся на 36 сажен и возвышавшейся над водой на 16 сажен. Беспрерывно борясь со льдом, достиг он 15 числа Оранских островов, а 19-го мыса Желания (Hoeck van Begeerte). Отсюда направил курс к SO; 21 числа лед вынудил его укрыться в Ледяной гавани (Yshaven). Одна льдина в этом месте, более 10 сажен вышиной, покрыта была землей, на которой найдено было до 40 птичьих яиц. В следующие дни старались они всячески выбраться из этой гавани, но тщетно. 24 числа нанесло еще более льда, которым сломало руль и раздавило шлюпку. 25-го вынесло течением большую часть льда из гавани; они поспешили поднять паруса, надеясь, что возможно будет, обогнув мыс Желания, возвратиться в отечество, но на другой день их опять совершенно затерло льдом, так что они вынуждены были остаться тут зимовать.
24 января 1597 года Гемскерк, Девер и еще третий с ними, прогуливаясь по берегу, увидели неожиданно край солнца на горизонте и поспешили сообщить радостную весть своим товарищам. Баренц им не верил, говоря, что солнце может появиться не ранее как через две недели; однако же известие это оказалось справедливым, так как 27 числа, когда опять была ясная погода, увидели они полный круг светила.
В каждый из зимних месяцев видели они по нескольку раз море открытым, иногда же совершенно от льдов свободным; 9 марта, когда погода была необыкновенно ясна, показалась им сверх того к востоку земля небольшими холмами, как она обыкновенно издали выглядит.
Широту места своего определяли они пять раз, измеряя астрономическим кольцом меридиональные высоты светил: 14 декабря 1596 года звезды на плече Ориона; 12 января 1597 года Алдебарана; 19 февраля, 2 и 21 марта высоты солнца. Все эти наблюдения дали согласно широту 76°. В конце апреля и начале мая очистилось море совсем ото льдов, и голландцы стали помышлять о возвращении на отчизну.
Корабль их исправить не было никакой возможности, и потому единственное к тому средство представляли шлюпки. Исправление их стоило ослабленным странникам великих трудов. Начальники должны были употребить все влияние свое, чтобы поддержать их дух. Наносимый по временам северо-восточными ветрами лед лишал их иногда всей надежды. Наконец, в первых числах июля, привели они к концу приготовление судов своих, а 14-го отправились в море с скудным запасом, оставшимся от зимы. Перед отправлением краткое описание их приключений Баренц спрятал в трубе хижины; составлен был также за подписями всех акт, в котором изложены причины, заставившие их покинуть корабль, и прочее. На каждое судно дан был один экземпляр этого акта на тот случай, если одно из судов погибнет, чтобы на оставшихся не падало несправедливое подозрение.
Голландцы избрали путь по-прежнему около оконечности Новой Земли. Более месяца подвергались они неимоверным трудностям. Плавание в небольших, открытых судах и по чистому морю есть предприятие гибельное, тем более под утесистыми, льдом окруженными, берегами и в бурном море. 20 числа, находясь против Ледяного мыса, лишились они Баренца и одного матроса, которые давно уже были больны. Потеря первого была им особенно чувствительна, поскольку на опытность и искусство его возлагали они главнейшие свои надежды. 23-го достигли мыса Утешения и определили широту места 76°30′. На другой день обогнули мыс Нассавский, а отсюда до Крестового острова (расстояние не более 15 немецких миль) плыли 25 дней; это была труднейшая часть их пути, в которую потеряли они еще одного матроса. 20 числа оставили Крестовый остров, 21-го миновали мыс Лангенес (Сухой Нос), а 22-го укрылись от льда в заливе, на широте 73°10′ лежащем, где должны были пробыть четыре дня. Тут находили много блестящих камешков, которые, по их мнению, должны были заключать в себе золото. Залив этот был так обширен, что, пустившись в путь в полдень 26 числа, вышли они из устья его не ранее полуночи. Продолжая пробираться между льдов, прибыли они 28-го к губе Св. Лаврентия (Строгановской), где встретили два русских судна. Мореходы наши, услышав о несчастном состоянии голландцев, старались оказать им всяческую помощь, снабдили их хлебом, копченой дичью и прочим. Последние все, более или менее, страдали уже скорбутом, поэтому ложечная трава (Cochlearia), которую они здесь нашли в изобилии, весьма их обрадовала; они ели ее, сколько могли, и тотчас чувствовали облегчение. 3 августа решились переправиться на материковый берег, который увидели на другой день около Печоры. Продолжая путь далее, встречали они часто русских, которые указывали им дорогу и всячески помогали. 18-го прошли они Канин Нос, 24-го прибыли в семь островов, где услышали, что в Коле находится один голландский корабль; известие это подтвердили им на другой день россияне у острова Кильдина. Это побудило их послать туда через лопарей письмо. Через четыре дня посланные возвратились с письмом же от капитана Рипа, того самого, с которым они в прошедшем году разлучились у острова Медвежий; а вскоре потом прибыл и сам Рип, привезший им всего, в чем они могли нуждаться. Можно вообразить себе, как обрадовала обе стороны эта радостная встреча. Одарив русских чем было за их гостеприимство, прибыли они 2 сентября к кораблю Рипа, а на нем 1 ноября благополучно в Амстердам, к радости и удивлению своих соотечественников, считавших их давно погибшими.[70]
Мыс острова Вайгач, у которого они в первый раз стояли на якоре, судя по расстоянию его от Югорского Шара, есть, вероятно, Нос Лемчек, за которым простирается обширная Лемчекская губа. Широта этого мыса нам достоверно не известна; но взяв со старинных наших карт разность широты между ним и Югорским Шаром и приложив ее к известной широте последнего, получим 69°45′, точно ту же широту, какую нашли голландцы.
Мыс Идолов (Afgodenhoeck) есть, без сомнения, Болванский Нос, на котором был и Бурро в 1556 году; найденное тут самоедское мольбище существует и поныне. Широта этого мыса только на 3′ менее против определения голландцев.
Пролив, названный голландцами Нассавским, есть Югорский Шар; в последние времена известен он был вообще под именем Вайгацкого, Вайгатского, или Вайгата. Имя это, подобно как и название Шпицбергенского и Гренландского Вайгата, производили от голландских слов waaien – «дуть» и gat – «ворота», утверждая, что оно дано проливу этому потому, что ветры дуют в нем с великой силой. Другие, вместо слова waaien, принимали weihen – «святить», и делали таким образом из Вайгата Святой пролив. Неосновательность того и другого словопроизведения нетрудно доказать тем, во-первых, что настоящее название есть Вайгач, а не Вейгат, и что оно принадлежит одному только острову, а не проливу; и, во-вторых, тем, что оно было уже известно за 40 лет до первого путешествия голландцев к северо-востоку.
Слово Вайгат принято было уже позднее, когда пришло в мысль сделать его голландским; первые же мореплаватели все без исключения писали Вайгац (Waigatz). Они русское «ч» переменяли обыкновенно в «tz». Печора – писали Pittzora; Песчанка – Pitzana и т. п. Итак, если б нам и неизвестно было настоящее название, то по аналогии следовало бы принять Waigatz за Вайгач. По острову называли они и пролив, отделяющий его от материка, Вайгацем; упоминают, однако же, что на месте называется он иначе.[60] Нет сомнения, что это иное название, упоминаемое ими, есть то же самое, какое употребляется и ныне, а именно Югорский Шар. Итак, те самые мореплаватели, которым приписывали изобретение слова Вайгач, доказывают нам, что пролив Вайгацкий, или Вайгат, не существовал в XVI веке, подобно как и ныне не существует. Невзирая, однако же, на то, некоторые российские писатели, которым хорошо известны были настоящие названия обоих проливов, омывающих остров Вайгач, покорствуя обыкновению, принимали название Вайгачского пролива, разумея, однако же, под ним все пространство моря, Новую Землю от материка отделяющее, и разделяя пролив этот на два рукава: Ворота и Югорский Шар. Но допуская столь произвольные положения, вводится бесконечная запутанность в гидрографической номенклатуре: так как столь же справедливо можем мы назвать пролив, отделяющий Ютландию от Швеции, Зееландским, а Зунд и Бельты – его рукавами, и т. д.
Форстер, сколько мне известно, первый отверг голландское происхождение слова Вайгач или Вайгац, потому что Бурро в 1556 году такое уже знал. Но, не довольствуясь тем, хотел он еще объяснить настоящее его происхождение. Мыс Идолов (Afgodenhoeck) облегчил ему этот труд. «По-славянски, – говорит он, – ваять значит резать, делать идолов; следственно, Ваятый Нос будет значить Резной мыс, мыс Идолов; и вот, кажется, истинное начало слова: Вайгац, которое по-настоящему есть Ваятельствой пролив, пролив Идолов». Форстер был так уверен в истине своей догадки, что в другом месте говорит утвердительно, что русские Afgodenhoeck называют Ваятый Нос. Столь чудное толкование слова Вайгач нашло, однако же, последователей не только между иностранными, но даже и между русскими писателями.[61] Если б нужно было опровергнуть его, то довольно бы сказать, что русские мыс Afgodenhoeck никогда не называли Вайгат, но именуют Болванским.
Откуда же происходит слово Вайгач? Вопрос этот решить столь же трудно, как и подобные о словах Колгуев, Нокуев, Кильдин, Варандей и множестве других названий, которые есть, вероятно, остатки языков, истребившихся вместе с народами, которые говорили ими.[62] Витсен пишет, что остров Вайгач называется так по имени некоего Ивана Вайгача. Это весьма вероятно; жаль только, что он не уведомляет нас, кто был этот Вайгач и по какому случаю остров назван его именем.
Крестовый мыс (Kruyshoeck) есть, без сомнения, Сухой Нос; Спорный мыс (Twisthoeck) – Кониной Нос или Конь-камень; остров Мальсон – Сокольи Луды.
Остров Штатов есть Мясной остров, лежащий по карте лейтенанта Муравьева в двух милях от устья Югорского Шара. Кроме этого острова, нет другого на всем пространстве от Югорского Шара до реки Кары, за которым бы можно было лежать на якоре.
Судя по направлению берега, малой глубине и широте, обсервованной 12 августа, то, что голландцы приняли за реку Обь, была Мутная губа. Какие реки назвали они по именам судов своих, отгадать трудно по неполноте их описания.
Остров Мавриция, найденный и названный ими на обратном пути, есть остров Долгий. План его, приложенный к их путешествию,[63] не оставляет в том сомнения. Остров Оранский есть Большой Зеленец; а Новая Вальхеренская Земля – низменный берег Мединского Заворота, который им не мудрено было почитать островом. Следственно, Матвеев остров был им (по крайней мере Линшотену) в это время неизвестен. Широта Долгого острова, найденная Баренцом, совершенно сходна с новейшими определениями.
В этом последнем путешествии встречаются два любопытных обстоятельства в физическом отношении. 5 июля мореплаватели пеленговали солнце на SSW по компасу, прежде еще прихода его на меридиан. 23 июля находилось оно на полуночном меридиане между NNO и NOtN. Если б на наблюдения эти, впрочем сходные, можно было совершенно положиться, то следовало бы из них, что в конце XVI столетия между Каниным Носом и островом Вайгач склонение компаса было от 2 до 21/2 румбов западное, и что с тех пор переменилось оно около 3 румбов к востоку. Законы вековых изменений склонения магнитной стрелки нам столь мало еще известны, что необыкновенного этого вывода нельзя решительно приписать недостатку компасов или наблюдений голландцев.
1595. Най, Тетгалес и прочие. Известие, привезенное в Голландию экспедицией Ная, а особенно историографом ее Линшотеном, о несомненной возможности плаваний в Китай через северо-восток, принято было с восторгом, и до такой степени возбудило предприимчивость голландцев, что в следующем году (1595) собрался для этого новый флот, состоявший из семи кораблей, в снаряжении которого участвовали и Генеральные Штаты и принц Мавриций Оранский. Адмиралом этого флота был по-прежнему Корнелис Най; вице-адмиралом Брандт Тетгалес; капитанами остальных судов»: Вильгельм Баренц, Ламберт Оом, Томас Виллемсон, Гарман Янсон и Генрих Гартман. Обер-комиссарами со стороны Генеральных Штатов были Линшотен и де-ла-Даль, а от разных купеческих компаний, сверх этих двух, еще Гемскерк, Рип и Бейс (Buys). Переводчиком упомянутый выше славянин Сплиндлер. По причине разных препятствий не успели они отправиться в море прежде 2 июля; 7 августа обогнули Нордкап, а 17-го встретили множество сплошного льда. Они считали себя тогда на широте 701/2° и в расстоянии 12–13 миль от Новой Земли. Пробираясь сквозь него с великой опасностью, прибыли они на другой день к острову Долгому, а 19 числа к Югорскому Шару, который совершенно был затерт льдом. Они вынуждены были укрыться под берегом острова Вайгач, где простояли шесть дней. Тут видели две русские ладьи, из которых одна была из Пинеги. Мореходы с нее рассказывали им, между прочим, что из Холмогор ежегодно несколько ладей ходят в реку Обь и далее до реки Гиллиси (Енисей),[64] где торгуют сукном и другими товарами; что жители этой реки, подобно им, греческие христиане, и прочее. Самоеды, с которыми им после встретиться случилось, подтвердили известие это. 25 числа попытались голландцы проплыть несколько к востоку, но встретили столько льда, что вынуждены были с поспешностью возвратиться на прежнее место. 2 сентября лед несколько разнесло; они опять под парусами вошли наконец в Новое Северное море, но тут встретили еще сильнейший лед и едва успели укрыться за островом Штатов (Мясным), где их совершенно окружило льдом. 8 числа собран был совет из главнейших особ во флоте, на котором адмирал и большая часть других решили, что, по причине непреодолимых препятствий и позднего времени, не остается им ничего иного, как возвратиться в отечество. Один Баренц был против этого; он думал, что следует сделать попытку пройти к северу от Новой Земли или же, оставшись, прозимовать на месте и продолжать плавание в следующем году. Ему сказано было, что если он хочет, то может исполнить это один и на собственную свою ответственность. Кажется, что смелое предложение его весьма не понравилось прочим. Следуя большинству голосов, решили они отправиться в обратный путь; и едва к 10 числу могли войти снова в Югорский Шар. 11-го решились сделать еще одну попытку, которая была также безуспешна. Наконец 15-го собран был опять совет на адмиральском корабле, где составлен и подписан всеми, кроме Баренца, акт, по которому весь флот немедленно направился в отечество. После многих опасностей, изнуренные трудами и цингой, благополучно прибыли они туда все в разные времена, с 26 октября по 10 ноября.[65]
Второе путешествие это, предпринятое со столь большими средствами и обещавшее так много, кончилось совершенно безуспешно: голландцы не открыли ни одного прежде не виданного пункта берега. Правительство их не решалось более делать попыток на общественные средства, но обещало, однако, частным людям значительное вознаграждение за открытие искомого пути.
1596. Гемскерк и Pun. Поощренный этим амстердамский магистрат решился снарядить в 1596 году два корабля. Капитаном одного и комиссаром от купечества был Яков Гемскерк; обер-штурманом у него Баренц. Другим кораблем начальствовал Корнелий Рип. 10 мая отплыли оба корабля из Амстердама, а 18-го из Флиланда. 4 июня изумились они, увидя около солнца несколько других солнц, соединенных радугами. Это были парагелии. Они находились тогда на широте 71°. Тут начались разногласия между Рипом и Баренцем,[66] окончившиеся впоследствии разлучением обоих судов. Последний утверждал, что они слишком далеко находятся к западу и должны плыть восточнее; но первый возражал, что он не имеет намерения плыть к Вайгачу. В следующие дни встречали они множество льда, сквозь который с трудом пробирались; 9 числа открыли они высокий остров, лежащий на широте 74°30′. Удачная охота на огромного белого медведя дала им мысль назвать этот остров Медвежьим.[67] В этом месте произошел опять жаркий спор между обоими обер-штурманами о выгоднейшем для них пути. Баренц должен был уступить Рипу, и они, снявшись 13 июня с якоря, поплыли к северу, 19-го на широте 80°11′ открыли высокую землю, впоследствии названную Шпицбергеном. Голландцы думали, что это часть Гренландии. Лед заставил их возвратиться к югу. 1 июля находились они опять у острова Медвежий и, все еще расходясь во мнениях, решили, наконец, разлучиться. Рип надеялся отыскать проход к востоку от найденной им земли, а Баренц направил путь к Новой Земле, которую усмотрел 17 июля на широте 74°40′. 18 числа миновал остров Адмиралтейства, а 19-го стал на якорь под островом Крестовым, ибо лед не позволял продолжать путь. 5 августа, не видя более льда, вступил он опять под паруса; 7-го прошел мыс Утешения (Hoeck van Troost) и, встретив лед, привязался к огромной льдине, углублявшейся на 36 сажен и возвышавшейся над водой на 16 сажен. Беспрерывно борясь со льдом, достиг он 15 числа Оранских островов, а 19-го мыса Желания (Hoeck van Begeerte). Отсюда направил курс к SO; 21 числа лед вынудил его укрыться в Ледяной гавани (Yshaven). Одна льдина в этом месте, более 10 сажен вышиной, покрыта была землей, на которой найдено было до 40 птичьих яиц. В следующие дни старались они всячески выбраться из этой гавани, но тщетно. 24 числа нанесло еще более льда, которым сломало руль и раздавило шлюпку. 25-го вынесло течением большую часть льда из гавани; они поспешили поднять паруса, надеясь, что возможно будет, обогнув мыс Желания, возвратиться в отечество, но на другой день их опять совершенно затерло льдом, так что они вынуждены были остаться тут зимовать.
Дом, в котором зимовали в 1596/97 году участники экспедиции Баренца
Гравюра из книги Г. де Веера. 1600
Корабль их в скором времени совсем раздавило льдами. К счастью, нашли они на берегу множество выкинутого леса, из которого смогли кое-как построить себе хижинку. Они ее обили досками от внешней обшивки своего корабля. Посреди сделали очаг, а в крыше – отверстие для выпуска дыма. С корабля удалось им спасти некоторую часть припасов, инструментов и оружия, так что жалкое существование их на продолжительную зиму было несколько обеспечено. Но чего не должны были перенести в это время эти страдальцы? Жестокие морозы и ужасные вьюги, которыми хижинку их совершенно заносило, не позволяли им выходить на воздух по целым неделям; а когда они и могли покидать свою темницу, то подвергались великой опасности из-за белых медведей. Термометрических наблюдений они не делали, и потому нельзя определить с точностью степень холода, испытанного ими. Повествуется только, что крепчайшие вино и пиво у них в комнате замерзали. Постели покрывались льдом на два пальца толщины; часы остановились, и вынудили их замечать время по 12-часовой склянке.[68] Они поддерживали беспрерывный огонь в очаге; дрова для этого должны были собирать по берегу на большом расстоянии. Однажды, чтобы избавиться от этой тягостной работы, решились они употребить каменный уголь, оставшийся на корабле; но чад от него едва многим из них не стоил жизни. 4 ноября скрылось солнце за горизонт и их окружила безрассветная ночь; вместо этого луна, имевшая тогда большое северное склонение, светила им некоторое время беспрерывно. Белые медведи с заходом солнца уснули зимним сном; вместо них появились в великом множестве песцы, которых голландцы ловили в западни; мясо их с удовольствием употребляли в пищу, а шкурами одевались. Добытые медведи доставляли им сало на освещение их хижины и теплые покрывала. Печень животных этих находили они вкусной, но вредной пищей. Евшие ее делались больными, и кожа их сходила после струпьями. По предписанию лекаря, брали они часто теплые ванны в приготовленной для того винной бочке, которые заметно подкрепляли их.Белые медведи
Невзирая на бедственное положение свое, сохраняли они свойственную мореходам твердость духа, нимало не предаваясь отчаянью; когда только погода позволяла выходить им на воздух, упражнялись они в бегании, стрельбе в цель и т. п.; иногда даже веселились и шутили на счет своего положения, – разительное доказательство того, что, как ни скоро, с одной стороны, привыкает человек к неге, лени и бездеятельности, столь же, с другой стороны, легко делается способным переносить величайшие бедствия, недостатки и страдания, как физические, так и нравственные. Нет сомнения, что эта постоянная деятельность и веселый дух, которым мы удивляемся, предохранили голландцев от страшнейшего в их положении врага, которому они едва ли бы в состоянии были противостоять, – цинготной болезни. Замечательно, что в повествованиях о долговременных их страданиях не упоминается о ней ни одного раза и что из 17 человек умерло на Новой Земле только двое.[69]24 января 1597 года Гемскерк, Девер и еще третий с ними, прогуливаясь по берегу, увидели неожиданно край солнца на горизонте и поспешили сообщить радостную весть своим товарищам. Баренц им не верил, говоря, что солнце может появиться не ранее как через две недели; однако же известие это оказалось справедливым, так как 27 числа, когда опять была ясная погода, увидели они полный круг светила.
В каждый из зимних месяцев видели они по нескольку раз море открытым, иногда же совершенно от льдов свободным; 9 марта, когда погода была необыкновенно ясна, показалась им сверх того к востоку земля небольшими холмами, как она обыкновенно издали выглядит.
Широту места своего определяли они пять раз, измеряя астрономическим кольцом меридиональные высоты светил: 14 декабря 1596 года звезды на плече Ориона; 12 января 1597 года Алдебарана; 19 февраля, 2 и 21 марта высоты солнца. Все эти наблюдения дали согласно широту 76°. В конце апреля и начале мая очистилось море совсем ото льдов, и голландцы стали помышлять о возвращении на отчизну.
Корабль их исправить не было никакой возможности, и потому единственное к тому средство представляли шлюпки. Исправление их стоило ослабленным странникам великих трудов. Начальники должны были употребить все влияние свое, чтобы поддержать их дух. Наносимый по временам северо-восточными ветрами лед лишал их иногда всей надежды. Наконец, в первых числах июля, привели они к концу приготовление судов своих, а 14-го отправились в море с скудным запасом, оставшимся от зимы. Перед отправлением краткое описание их приключений Баренц спрятал в трубе хижины; составлен был также за подписями всех акт, в котором изложены причины, заставившие их покинуть корабль, и прочее. На каждое судно дан был один экземпляр этого акта на тот случай, если одно из судов погибнет, чтобы на оставшихся не падало несправедливое подозрение.
Голландцы избрали путь по-прежнему около оконечности Новой Земли. Более месяца подвергались они неимоверным трудностям. Плавание в небольших, открытых судах и по чистому морю есть предприятие гибельное, тем более под утесистыми, льдом окруженными, берегами и в бурном море. 20 числа, находясь против Ледяного мыса, лишились они Баренца и одного матроса, которые давно уже были больны. Потеря первого была им особенно чувствительна, поскольку на опытность и искусство его возлагали они главнейшие свои надежды. 23-го достигли мыса Утешения и определили широту места 76°30′. На другой день обогнули мыс Нассавский, а отсюда до Крестового острова (расстояние не более 15 немецких миль) плыли 25 дней; это была труднейшая часть их пути, в которую потеряли они еще одного матроса. 20 числа оставили Крестовый остров, 21-го миновали мыс Лангенес (Сухой Нос), а 22-го укрылись от льда в заливе, на широте 73°10′ лежащем, где должны были пробыть четыре дня. Тут находили много блестящих камешков, которые, по их мнению, должны были заключать в себе золото. Залив этот был так обширен, что, пустившись в путь в полдень 26 числа, вышли они из устья его не ранее полуночи. Продолжая пробираться между льдов, прибыли они 28-го к губе Св. Лаврентия (Строгановской), где встретили два русских судна. Мореходы наши, услышав о несчастном состоянии голландцев, старались оказать им всяческую помощь, снабдили их хлебом, копченой дичью и прочим. Последние все, более или менее, страдали уже скорбутом, поэтому ложечная трава (Cochlearia), которую они здесь нашли в изобилии, весьма их обрадовала; они ели ее, сколько могли, и тотчас чувствовали облегчение. 3 августа решились переправиться на материковый берег, который увидели на другой день около Печоры. Продолжая путь далее, встречали они часто русских, которые указывали им дорогу и всячески помогали. 18-го прошли они Канин Нос, 24-го прибыли в семь островов, где услышали, что в Коле находится один голландский корабль; известие это подтвердили им на другой день россияне у острова Кильдина. Это побудило их послать туда через лопарей письмо. Через четыре дня посланные возвратились с письмом же от капитана Рипа, того самого, с которым они в прошедшем году разлучились у острова Медвежий; а вскоре потом прибыл и сам Рип, привезший им всего, в чем они могли нуждаться. Можно вообразить себе, как обрадовала обе стороны эта радостная встреча. Одарив русских чем было за их гостеприимство, прибыли они 2 сентября к кораблю Рипа, а на нем 1 ноября благополучно в Амстердам, к радости и удивлению своих соотечественников, считавших их давно погибшими.[70]