Страница:
Храм виден был с любой точки острова, и со всех сторон к нему вели улочки, дорожки и тропинки. На стенах строений, расположенных ниже по берегу, имелись зарубки уровня воды с подписанными белой краской датами наводнений.
После ночного осмотра Нонор не отдал никому дело о храмовых кружках. Пока была хоть малая возможность самому выбирать себе работу, он старался ею пользоваться. Работа лечила Нонора от пасмурных мыслей о безденежье, о трех безнадежно незамужних старших дочках, о подагре, которая напоминала о себе по ночам, о неприятностях, к числу которых относились и Мем, и возможные непредсказуемые перемены в городских префектурах, идущие свыше, и коварная зависть сослуживцев, которым, на их взгляд, не все желаемое удавалось так же легко, как инспектору Нонору, – проще говоря, все те вещи, что как раз не зависели от его личного выбора.
На Чаячьем Нонор узнал несколько новых для себя фактов. Оказывается, эргр Датар пользовался популярностью среди придворных дам, что с его смазливой мордашкой было неудивительно. В последние несколько месяцев у пристани частенько видели лодки из Царского Города. Как правило, разодетые дамы с целыми свитами слуг приезжали в дни поминовения – раз в декаду, четыре раза в месяц. Но случались посещения и вне каких-либо праздников или особых дней. Последний визит приближенных императору особ как раз состоялся в день перед ограблением. С островитянами ни прекрасные посетительницы, ни сопровождавшие их лица не общались, поэтому имена дам и их положение при дворе оставались тайной. Знал, кто они, наверное, лишь сам эргр Датар, читавший их исповеди. Однако Датара на острове следователь не обнаружил. Какая-то грязная поломойка сообщила, что эргр вызван в обитель к начальству. Нонор криво усмехнулся, но поверил. Никуда Датар не денется. Молодой настоятель не показался Нонору человеком решительным и смелым. Вообще инспектор Нонор недолюбливал святош. Скользкий народец, у которого на каждое слово найдется тысяча отговорок, – качество, необходимое для проповеди с амвона, но отвратительное для дачи показаний на следствии.
Второй участник ночных событий тоже на месте не сидел и инспектора Нонора не дожидался.
Ошку Нонор застал на берегу. С помощью двух оборванных мальчишек тот выбирал из глины просыпанные ворами медяки. Храмовый сторож, похоже, совсем не опасался, что половина найденных монет осядет в драных рукавах его не по возрасту ловких помощников. Некоторое время инспектор созерцал с прибрежной кочки их совместные труды, потом приблизился и поймал одного из ребятишек за грязное ухо.
– А что, Ошка совсем ничего не слышит? – спросил он свежепойманного свидетеля.
– Пустите! – пискнул тот. – Чего ухо крутите! Не ваше!
– И по губам не читает? – продолжал интересоваться Нонор.
– Да пустите же!
– А как вы понимаете, чего он хочет?
– Куда пальцем покажет, туда за ним и идем!..
Тут Ошка поднял голову и глянул на инспектора так, что тот сразу выпустил мальчишку, мигом канувшего под берег ковырять деньги из грязи.
Нонор отступил. Ему стало неловко. Он понял, что здесь он со своими замашками не ко двору. Он очень мало встречал в своей жизни людей, которые умели бы так смотреть – еще бы чуть-чуть, и высокорожденный кир Нонор, лучший сыщик Первой префектуры, запросил бы у маленького оборванца прощения. Но в последний миг Ошка отвернулся, и как ни в чем не бывало троица продолжила свое занятие.
Нонор попятился и поспешил прочь. На острове ему больше делать было нечего. Думал он вот о чем: одна десятиларовая монета – маловато для посетителей из Царского Города. Там деньги считают не ларами. Их считают там тысячами ларов...
Инспектора ждал перевозчик, который доставил его обратно на Веселый Бережок. Поднявшись с пристани на набережную, Нонор заметил идущую вдоль воды парочку: эргра Датара и... Он подумал вначале, что ошибается, и даже вернулся на несколько шагов и перегнулся через парапет. Нет, ошибки не случилось. Рядом с Датаром шел и о чем-то оживленно беседовал с ним дубинушка Мем.
Обойдя монастырский храм кругом и пробравшись вдоль стены за зарослями вечнозеленого метелочника, Мем снова вышел на ту аллейку, которая вела от ворот к ступеням главного входа. Перед ним было два пути: либо, удовольствовавшись узнанным, вернуться в Каменные Пристани, либо сделать еще одну попытку исповедовать грех подозрительности.
Мем больше склонялся к первому выбору. Он и так проболтался в городе лишнего, его отсутствие могли заметить. К тому же подозрительность оказалась не пустой и не случайной – следует ли каяться в справедливых подозрениях? Если да, то как называется такой грех? Мем не знал.
Он уже решил, что сейчас ему лучше отправиться назад в лицей, а в монастырь он вернется завтра. Но тут на скамеечке, за обрезанными на зиму кустами кружевницы, он разглядел одинокую фигуру в надвинутом на лицо капюшоне. Мем застыл. Не такого он был роста, чтобы прогуливаться по монастырю совсем незамеченным. Датар мог видеть, как Мем продирался сквозь садовые насаждения со стороны, с которой не приходят обычные посетители. А мог и не видеть. Мему не хотелось бы, чтоб у молодого монаха сложилось мнение, будто Мем за ним следит. С другой стороны, Мему очень не понравился разговор в ризнице. Похоже было, что Датара силой толкают на бесчестный поступок. А вдруг это имеет отношение к Мерою и тыкве?
Мем хмыкнул, отряхнул рукава от налипших щетинок метелочника и направился прямиком к Датару.
Тот был полностью погружен в собственные мысли. Мем подошел, поклонился, но только после того, как он произнес: «Здравствуйте, эргр Датар», – монах обратил на него внимание.
Казалось, встреча была для него неожиданной.
– А... Вы? – удивился он. – А где ваш начальник?
– Не знаю, – совершенно честно развел руками Мем. – Вообще-то мы с ним не очень ладим. Мне не нравится сыскная работа.
– Так зачем же вы ею занимаетесь?
– По настоянию отца.
– Понятно.
– Я вот хотел исповедаться, – сообщил Мем.
Датар кивнул.
– Но не знаю, как правильно называть грех, – продолжил Мем. – Может быть, вы мне посоветуете?
– Что же вы натворили?
– Я заподозрил, – объяснил Мем, – что вы сами украли свои кружки, чтобы не платить половину в монастырь, ведь вам жертвуют так немного денег... Но потом я понял, что был не прав.
Датар смотрел на Мема снизу вверх сначала с изумлением, но при последних словах вдруг хихикнул.
– Но почему же... почему же вы неправы? – скривив красивые губы, выговорил он. – Ведь я же виноват во всем – и в кражах, и в убийствах, и в том, что дамба в Затоках прохудилась, и в том, что наводнения происходят каждый год... Разве нет?
– Да у вас не получилось бы агента Тайной Стражи убить, – серьезно ответил Мем. – Туда кого попало не берут. А тому человеку с близкого расстояния в сердце нож воткнули. Совсем без борьбы, как будто он позволил. Значит, убийца либо был с ним знаком и во время убийства прямо в глаза глядел. Либо убитого кто придержал аккуратно. А вы в темноте видите плохо. Вы могли бы с ним разговаривать, но ни удержать его, ни ударить так у вас бы не вышло. Убийцы были выше вас, ростом примерно как я. Вы бы только пропороли господину Мерою брюхо, и все дела, а потом он бы вас сам прирезал.
Эргр Датар зябко пожал плечами.
– Любят же в вашем ведомстве подробности, – проговорил он. – Кто куда глядел, когда кому брюхо порол... Мерзость какая.
– Долг службы, эргр Датар. Вор ворует, а стража караулит.
– Добрый вор без молитвы не крадет, добрый стражник без благословения не прибьет, правильно? – сказал Датар. – Вы за благословением сюда пришли? Вам тоже нравится думать о людях плохо?
– Я не знаю, – пожал плечами Мем. – Люди часто заслуживают плохие мысли о себе.
– Если вы хотите исповедаться, вам надо дать честный ответ на этот вопрос. То, что приносит удовольствие, всегда либо искушение, либо прелесть – ступеньки к греху. Нельзя быть довольным собой. Человек – существо недостойное. Он не знает, к чему приведет его следующий шаг. Может быть, в святость, может быть, в погибель. Может быть, себе, может быть, другим. Нечем человеку быть довольным, понимаете?
– Но как же тогда служба в префектуре? Она обязывает подозревать. Иначе это несоответствие служебному долгу.
Датар поднялся со скамьи.
– Никак ваш грех не называется, забудьте. Обычное человеческое заблуждение, в которое может впасть каждый. Пустые помыслы. А помыслы иметь не грех. Грех – действовать по ним.
Мем смолчал.
– Мне пора возвращаться домой, – сказал монах. – А то стемнеет, и я перестану видеть, куда иду. Окажите мне услугу, проводите меня до моего острова. Я оплачу вам обратный перевоз.
– Хорошо, эргр Датар, – любезно поклонился Мем. – Может быть, вы вспомните заодно по дороге, с какой стати за вами или за вашим храмом вела наблюдение Тайная Стража?
– А если я не стану вспоминать, вы не согласитесь меня проводить?
– Наоборот, – дружелюбно сообщил Мем. – Я начну вас провожать повсюду, куда бы вы ни пошли. Даже в нужник. Пока не выясню причину.
– Ужасная перспектива, – смиренно покачал головой монах, но Мем заметил, что в глазах того сверкнул бесовской веселый огонек. Бок о бок с Мемом они уже направились к выходу из обители. – Вам не проще затребовать сведения в управлении Тайной Стражи?
– Нет, не проще. Мне не дадут там сведений. Я не помощник инспектору Нонору. У меня в этом деле свой интерес. Маленький, несравнимый с убийством тайного агента или кражей десяти ларов, но свой.
– Вы удивительный человек, господин...
– Мем.
– Да, господин Мем. Стало быть, вы ведете собственное расследование? И по какому же поводу?
– Обидели одного очень хорошего человека. А я не люблю, когда обижают хороших людей.
– Да, повод весомый. Но боюсь, что я разочарую вас. Я заметил суету вокруг. Примерно с начала зимнего года на острове стали появляться какие-то люди, которых сроду на Чаячьем никто не видал. Но причина этой суеты меня никогда не интересовала. Мало ли по каким поводам кто суетится. Тем более их суета стала приносить моему храму доход.
– А убитого вы видели у себя на Чаячьем?
– Нет, – покачал головой Датар. – Но я часто видел его рядом с обителью Скорбящих. Так что, пользуясь вашими методами выдвижения версий, логично было бы предположить, что следил он за обителью, а меня вся эта печальная история всего лишь задела краем.
Они вышли за ворота, и Датар сразу свернул с мощеной улицы на ведущую вниз скользкую тропинку. Видимо, чтобы не проходить сквозь веселые кварталы: монаху и в самом деле неприлично было бы там появляться. Мем вынужден был последовать за ним.
– Скажите, вы родом с Белого Севера? – решил сменить тему он.
– Не совсем, – сказал монах. – Моя мать северянка из Эктла, но я родился здесь, в Столице. – При этих словах эргр Датар бросил взгляд на верхнюю набережную, где один веселый дом соседствовал с другим.
Если бы Мем не слышал разговора в ризнице, мимолетный поворот головы Датара для него ничего бы не значил. Но тут Мем догадался, что Датар попал в монахи не откуда-нибудь, а прямо с Веселого Бережка.
Шаур бродил из угла в угол, взявшись руками за голову, и страдальчески морщил лоб.
– Нам сказали, – пытались прояснить его память Наир и Агастра, – что из «Приходи вчера» ты в начале вечерней стражи отправился на поиски приключений и не вернулся. А жаль, между прочим...
– Я так и не знаю, что со мной было, – качал головой Шаур. – Мало помню. Совсем почти ничего. Дошел до «Странного места» – это помню. Вино оказалось не три медяка за большой кувшин, а пять. Ладно. Выпил вина. Вокруг меня подсели несколько девок. Две из них меня почему-то знали, я их не очень помнил. Дальше мы решили пойти вместе, кажется, вшестером. Потом совсем ничего не помню. Обидно до слез! Вернулся сюда я ровно через стражу после того, как потерял память. Было начало второй ночной стражи – так мне дежурный сказал. «Странное место» закрывается в начале первой. Где я был? Что делал? Деньги остались при мне. Куда же я ходил?..
Мем сидел у себя на кровати, раскрыв тетрадь, в которую лет с тринадцати записывал свои неуклюжие стихи. Сегодня на чистой странице им были нарисованы кружочки и стрелочки, какие – он видел – рисовал инспектор Нонор, чтобы обозначить связи между людьми и событиями. Чаячий остров соединялся с обителью, обитель с Веселым Бережком, Веселый Бережок – с Чаячьим островом. Посередине Мем сначала нарисовал Тайную Стражу и хотел расставить от нее стрелочки ко всем трем объектам взаимодействий. Но потом передумал и переместил в центр обитель Скорбящих. На второстепенное место обители вписал Тайную Стражу. Из этой схемы Мем и решил исходить в своем расследовании о тыкве. Вот только при чем здесь именно тыква – оставалось непонятным. Праздник-то кончился. И все праздничные тыквы либо засушены, либо разбиты – смотря какое желание загадал их обладатель. Если хочет перемен в жизни – должен разбить тыкву. Если хочет сохранить существующее положение – надо оставить ее до следующего зимнего года. Зачем может быть нужна тыква после праздника? Съесть ее? Сделать из нее фонарь? Бутылку? Кормушку для птиц?..
Дверь в спальню приоткрылась, и на пороге появился Лалад.
– Мем, – тихонько позвал он. – Дело есть.
+ Мем отложил свои записи и вышел в коридор.
– Хочешь заработать денег? – предложил Лалад.
– Смотря каким трудом, – сказал Мем.
– Ставки на тебя против Долода идут пять к одному. Я предлагаю тебе тридцать процентов в случае твоей победы.
– Ты что, начал собирать их, не спросив моего согласия?
– А у тебя кишка тонка выйти против него? Я думал, ты будешь рад доказать, что ты сильнее.
Мем одной рукой сгреб тощего Лалада за грудки и слегка приподнял его над полом.
– Я, Лалад, никому ничего не собираюсь доказывать, – с расстановкой произнес он. – Но вместо денег мне нужна будет твоя услуга.
– Какая? – просипел придушенный Лалад.
– Ты же не спрашивал меня, когда начал принимать ставки. Так отчего теперь спрашиваешь – какая? Согласен или нет?
– Согласен, – выдавил Лалад.
Мем аккуратно поставил его на ноги и поправил Лаладу смятый воротник.
– Вот и ладно. Когда и куда приходить?
– Сегодня, в половину вечерней стражи в третью спальню. – Лалад встряхнулся, как дворовый пес, окаченный прачкой из лохани. – Но если ты проиграешь, услуга будет с тебя.
О том, что азартные игры на территории Каменных Пристаней запрещены, Мем был прекрасно осведомлен. Но если в учебном корпусе разбегаться и прятаться было куда, то в спальнях – нет. Поэтому в казарме приходилось проявлять осторожность.
Мем спустился на первый этаж, бесшумно прошел за спиной дежурного, увлеченно водящего носом по описанию трупов в учебнике криминалистики, и оказался в другой половине корпуса, где его уже поджидал Лалад.
Народу в третью спальню набилось порядочно. Мем был тут на голову выше любого, включая своего предстоящего противника по состязанию. Мема встретили одобрительным шепотом, хотя кто-то у него за плечом и сказал: «Большой – еще не значит сильный».
Соперник смерил Мема равнодушным взглядом и отвернулся к стене, разминая руку. С Долодом Мем не был близко знаком. Долод хотя и являлся лицейской знаменитостью, однако предпочитал общество ровесников, а Мем был на курс и целых четыре года его младше. Для состязания им поставили посередине спальни тумбочку и два стула. По правилам, одной рукой следовало бороться, а другую держать за спиной. Лалад расставил публику по местам, собрал последние деньги, попросил тишины и торжественно звякнул ложечкой о блюдце. Этот звук означал начало состязания.
Ладонь у Долода была сухая, жилистая и намного меньше, чем у Мема. Но Мем, привыкший шутя преодолевать любое требующее физического усилия препятствие, в этот раз натолкнулся на противника, словно на столетнее дерево. Мем начал не в полную силу. Долод тоже. Мем прибавил усилие – и ничего не изменилось. Долод просто держал свою руку прямо и неподвижно и глядел на край тумбочки перед собой, даже не делая попыток перебороть соперника. Мем понял, что на этот раз выгода запросто в руки не дастся. Он некоторое время прощупывал тактику Долода, стараясь понять, как тот ведет себя в различных обстоятельствах. Похоже было, Долод хотел взять его измором. Тогда Мем решил действовать внезапно. Он собрался с мыслями и приготовился сломать сопротивление Долода одним рывком. Он представил, как вся его сила собирается в плече, потом перетекает к локтю... И тут дверь спальни приоткрылась, внутрь сунулась голова и громким шепотом выдохнула: «Амба!!!» На тысячную долю мгновения Мем отвлекся на неожиданное вторжение, но Долоду этого оказалось достаточно. Он поймал момент, и Мем оказался должен Лаладу не оговоренную заранее услугу.
Часового, охранявшего нелегальные игры, отстранили со стороны коридора, дверь распахнулась, и на пороге возник староста офицерского курса Улар с двумя своими помощниками. Он молча окинул взглядом открывшуюся ему картину. Зрелище, видимо, было ему привычно, потому что комментировать он его не стал.
– Курсант Мем Имерин, – сказал он, – в Первой префектуре требуется ваше немедленное присутствие. Собирайтесь и быстро идите.
Против входа, в маленьком темном коридорчике между дежуркой, писарской комнатой и железной решеткой в подвал, был загнан в угол эргр Датар. К нему пытались подойти трое: инспектор Нонор и кто-то из младших дознавателей, при этом Датар шипел, как дикий тростниковый кот, и бешено защищался от любых поползновений извлечь его из этого угла. Два писаря, дежурный и господин Тог, специально занимавшийся в Первой префектуре исследованием различных мертвецов, наблюдали за коридорным действом издали, почти от самых входных дверей.
– Не подходите! – еще с крыльца расслышал Мем. – Не подходите, не трогайте меня! Не прикасайтесь! Живодеры! Коновалы! Не имеете права!
– Эргр Датар, будьте благоразумны! – увещевал монаха Нонор, делая шаг вперед. – Это вещественное доказательство. Я вас с ним отсюда не выпущу!
– Не трогайте меня!!! – дико взвизгнул Датар.
– А-а-а! – закричал еще кто-то, и по этому признаку Мем понял, что атака Датаром успешно отбита.
– Что происходит? – протискиваясь вперед, спросил Мем у одного из писарей.
Тот пожал плечами.
– Улику не отдает, – сквозь зубы процедил дежурный. – Боится, что господин Тог его зарежет.
Тут Нонор обернулся и увидел Мема.
– Иди сюда, – поманил он рукой.
Мем боком приблизился.
– Я его сейчас отвлеку, – прошептал Нонор, – а ты схвати его, чтобы не кусался, и волоки на свет.
– А... – попытался задать вопрос Мем, но инспектор уже взял его за рукав и потащил к Датару.
– Эргр Датар, возьмите себя в руки, вы же не можете ходить со шпилькой в плече, ее следует извлечь, – терпеливым голосом уговаривал Нонор. – Вот господин Тог, врач, вас ожидает...
– Это не врач, это трупорез, – прошипел Датар. – Будь неладен день, когда я с вами связался! Выпустите меня отсюда, я пойду ко врачу в монастырь!..
– Сейчас, сейчас, – пообещал Нонор и подтолкнул Мема к монаху.
А дальше получилась свалка, в которой в той или иной мере поучаствовали все присутствующие, кроме предусмотрительно посторонившегося господина Тога. Эргр Датар бросился бежать и почти проскочил мимо Мема, но столкнулся с одним из дознавателей. Тут Мем его настиг, обхватил, как ему велели, и поволок к свету, по пути задев и повалив брыкающимся монахом любопытных писарей.
Нонор крикнул:
– За волосы его пригните!
И только тогда Мем заметил блестящую дужку шпильки для волос, украшенную позолоченной бабочкой, которая действительно торчала у Датара из левого плеча со стороны спины. Дежурный ухватил монаха за связанные на затылке длинные волосы, Нонор накинул на золотую бабочку платок, Датар взвыл, и Мему в лицо тепло брызнуло кровью.
Почувствовав, что сопротивления ему больше не оказывают, Мем разжал руки, и монах упал на пол. Инспектор Нонор держал помятую бабочку, вооруженную изогнутым стальным жалом, на белом с красными каплями платке. А господин Тог расцепил сложенные на пузе ладошки, потер их друг о друга и, глядя на монаха, ласково изрек:
– Лет десять уже мне живой пациент не попадался...
– Совести у вас нет, – всхлипнул эргр Датар. – Я же просил...
– Да все хорошо, – сказал инспектор Нонор. – Сейчас пойдем и протокол составим.
По словам Датара, все случилось очень просто. Он не видел, кто подкараулил его за храмовой сторожкой, не знает, почему ему воткнули в плечо заколку с бабочкой и стальным жалом, и не догадывается, с какой целью это сделано. Напавшие ни слова ему не сказали, ранее он не получал никаких писем и никаких угроз или предупреждений на словах. Кутерьму во дворе заметила повариха, она подняла крик, на ее вопли прибежали дознаватели, до ночи оставленные на острове Нонором, чтобы следить за храмом и трактиром. Напавших было двое, дознавателей тоже. Один из полицейских остался возле монаха, второй пробежал за злоумышленниками с полста локтей и испугался в одиночку преследовать двоих, видел только, что они прыгнули в лодку и уплыли. Все – проще не бывает.
Что самое скверное – Датару нечем было развязать язык. Никаких сведений о молодом священнике, кроме общедоступных, Нонору раздобыть не удалось. Монастырь отделался справкой из канцелярии, которую иначе чем отпиской назвать было затруднительно. Там значилось, что эргр Датар находился в монастыре четыре года на послушании и на службе, после чего был направлен на Чаячий остров для исполнения священнических обязанностей при храме. Ни как звали Датара в миру, ни кем были его родители, ни даже местности, из которой монах был родом – ничего этого Нонору не посчитали возможным сообщить.
Сам Датар, отрезав все возможные вопросы к себе еще в прошлый раз, сказав: «Жизнь монаха начинается с пострига, а все, что было до него, – сон и небытие».
Инспектор Нонор смотрел на Датара так и эдак, всем своим видом показывая, что не верит ни единому сказанному монахом слову, но это было бесполезно. Датар уперся в свое «не видел, не знаю, не могу догадаться» и не желал углубляться ни в какие подробности. Он больше не шипел, как соль на жаровне, и не выказывал никакого недружелюбия или обиды. Он вообще совершенно успокоился сразу, как только его избавили от бабочки с жалом. Он сидел на лавке перед Нонором очень прямо, вид имел независимый и лишь изредка морщился, когда пораненное плечо напоминало о себе неприятным ощущением. То ли у этого мальчика был такой преходчивый и покладистый характер, то ли, что больше похоже на правду, на самом деле он был наделен способностью играть и нечеловеческим самообладанием – просто применял он эти способности избирательно, в зависимости от собственного желания.
Мем, насупившись, сидел тут же.
Перед тем, как допросить Датара, Нонор задал своему стажеру несколько вопросов.
– Где сегодня днем ты встретил эргра Датара? – спросил он.
– В монастыре Скорбящих, – без запинки отвечал Мем.
– А что ты делал в монастыре Скорбящих?
– Хотел исповедоваться.
– В чем?
– В грехах.
– В каких грехах, Мем?
– Ну... – замялся лицеист. – Много.
– Экий ты греховодник... Ладно. А эргр Датар, значит, тоже был в монастыре?
– Да, он сидел в саду на скамейке, я издали его заметил и подошел поздороваться.
– И что же было потом?
– Он попросил проводить себя на Чаячий остров, потому что пришел в монастырь без сопровождающего. Он боялся задержаться в городе и оказаться в темноте, когда пойдет домой.
Позже Датар слово в слово повторил слова Мема об их дневной встрече. И если поначалу Нонору подумалось, что эти двое в чем-то сговорились между собой, то теперь он эту мысль оставил. Мем был слишком глуп для сговора, а Датар слишком умен, чтобы не разбираться в людях и доверять дураку. Видимо, все так и произошло, как они рассказывают.
Инспектор Нонор отчеркнул на листе показания монаха и положил стило на подставку чернильницы.
– Что ж, эргр Датар, – произнес он. – Тогда давайте я расскажу, почему вам женскую заколку воткнули в плечо. Вы завели неверные знакомства. Или, возможно, те знакомства завели с вами без вашего согласия. Но сути это не меняет. К вам наведываются дамы из Царского Города, посещают они вас более часто и регулярно, чем это считается приличным. Будь вы старичком-отшельником, такие систематические визиты не выглядели бы предосудительно. Но вы красивый молодой человек, и ваша дружба с придворными красавицами много кому может не понравиться, начиная от офицеров охраны и заканчивая самим государем. Вам сделали легкое предупреждение, что игру в великого проповедника вам пора заканчивать. Иначе в следующий раз такая заколка может оказаться воткнутой вам в горло или в глаз. Правильно?
После ночного осмотра Нонор не отдал никому дело о храмовых кружках. Пока была хоть малая возможность самому выбирать себе работу, он старался ею пользоваться. Работа лечила Нонора от пасмурных мыслей о безденежье, о трех безнадежно незамужних старших дочках, о подагре, которая напоминала о себе по ночам, о неприятностях, к числу которых относились и Мем, и возможные непредсказуемые перемены в городских префектурах, идущие свыше, и коварная зависть сослуживцев, которым, на их взгляд, не все желаемое удавалось так же легко, как инспектору Нонору, – проще говоря, все те вещи, что как раз не зависели от его личного выбора.
На Чаячьем Нонор узнал несколько новых для себя фактов. Оказывается, эргр Датар пользовался популярностью среди придворных дам, что с его смазливой мордашкой было неудивительно. В последние несколько месяцев у пристани частенько видели лодки из Царского Города. Как правило, разодетые дамы с целыми свитами слуг приезжали в дни поминовения – раз в декаду, четыре раза в месяц. Но случались посещения и вне каких-либо праздников или особых дней. Последний визит приближенных императору особ как раз состоялся в день перед ограблением. С островитянами ни прекрасные посетительницы, ни сопровождавшие их лица не общались, поэтому имена дам и их положение при дворе оставались тайной. Знал, кто они, наверное, лишь сам эргр Датар, читавший их исповеди. Однако Датара на острове следователь не обнаружил. Какая-то грязная поломойка сообщила, что эргр вызван в обитель к начальству. Нонор криво усмехнулся, но поверил. Никуда Датар не денется. Молодой настоятель не показался Нонору человеком решительным и смелым. Вообще инспектор Нонор недолюбливал святош. Скользкий народец, у которого на каждое слово найдется тысяча отговорок, – качество, необходимое для проповеди с амвона, но отвратительное для дачи показаний на следствии.
Второй участник ночных событий тоже на месте не сидел и инспектора Нонора не дожидался.
Ошку Нонор застал на берегу. С помощью двух оборванных мальчишек тот выбирал из глины просыпанные ворами медяки. Храмовый сторож, похоже, совсем не опасался, что половина найденных монет осядет в драных рукавах его не по возрасту ловких помощников. Некоторое время инспектор созерцал с прибрежной кочки их совместные труды, потом приблизился и поймал одного из ребятишек за грязное ухо.
– А что, Ошка совсем ничего не слышит? – спросил он свежепойманного свидетеля.
– Пустите! – пискнул тот. – Чего ухо крутите! Не ваше!
– И по губам не читает? – продолжал интересоваться Нонор.
– Да пустите же!
– А как вы понимаете, чего он хочет?
– Куда пальцем покажет, туда за ним и идем!..
Тут Ошка поднял голову и глянул на инспектора так, что тот сразу выпустил мальчишку, мигом канувшего под берег ковырять деньги из грязи.
Нонор отступил. Ему стало неловко. Он понял, что здесь он со своими замашками не ко двору. Он очень мало встречал в своей жизни людей, которые умели бы так смотреть – еще бы чуть-чуть, и высокорожденный кир Нонор, лучший сыщик Первой префектуры, запросил бы у маленького оборванца прощения. Но в последний миг Ошка отвернулся, и как ни в чем не бывало троица продолжила свое занятие.
Нонор попятился и поспешил прочь. На острове ему больше делать было нечего. Думал он вот о чем: одна десятиларовая монета – маловато для посетителей из Царского Города. Там деньги считают не ларами. Их считают там тысячами ларов...
Инспектора ждал перевозчик, который доставил его обратно на Веселый Бережок. Поднявшись с пристани на набережную, Нонор заметил идущую вдоль воды парочку: эргра Датара и... Он подумал вначале, что ошибается, и даже вернулся на несколько шагов и перегнулся через парапет. Нет, ошибки не случилось. Рядом с Датаром шел и о чем-то оживленно беседовал с ним дубинушка Мем.
Обойдя монастырский храм кругом и пробравшись вдоль стены за зарослями вечнозеленого метелочника, Мем снова вышел на ту аллейку, которая вела от ворот к ступеням главного входа. Перед ним было два пути: либо, удовольствовавшись узнанным, вернуться в Каменные Пристани, либо сделать еще одну попытку исповедовать грех подозрительности.
Мем больше склонялся к первому выбору. Он и так проболтался в городе лишнего, его отсутствие могли заметить. К тому же подозрительность оказалась не пустой и не случайной – следует ли каяться в справедливых подозрениях? Если да, то как называется такой грех? Мем не знал.
Он уже решил, что сейчас ему лучше отправиться назад в лицей, а в монастырь он вернется завтра. Но тут на скамеечке, за обрезанными на зиму кустами кружевницы, он разглядел одинокую фигуру в надвинутом на лицо капюшоне. Мем застыл. Не такого он был роста, чтобы прогуливаться по монастырю совсем незамеченным. Датар мог видеть, как Мем продирался сквозь садовые насаждения со стороны, с которой не приходят обычные посетители. А мог и не видеть. Мему не хотелось бы, чтоб у молодого монаха сложилось мнение, будто Мем за ним следит. С другой стороны, Мему очень не понравился разговор в ризнице. Похоже было, что Датара силой толкают на бесчестный поступок. А вдруг это имеет отношение к Мерою и тыкве?
Мем хмыкнул, отряхнул рукава от налипших щетинок метелочника и направился прямиком к Датару.
Тот был полностью погружен в собственные мысли. Мем подошел, поклонился, но только после того, как он произнес: «Здравствуйте, эргр Датар», – монах обратил на него внимание.
Казалось, встреча была для него неожиданной.
– А... Вы? – удивился он. – А где ваш начальник?
– Не знаю, – совершенно честно развел руками Мем. – Вообще-то мы с ним не очень ладим. Мне не нравится сыскная работа.
– Так зачем же вы ею занимаетесь?
– По настоянию отца.
– Понятно.
– Я вот хотел исповедаться, – сообщил Мем.
Датар кивнул.
– Но не знаю, как правильно называть грех, – продолжил Мем. – Может быть, вы мне посоветуете?
– Что же вы натворили?
– Я заподозрил, – объяснил Мем, – что вы сами украли свои кружки, чтобы не платить половину в монастырь, ведь вам жертвуют так немного денег... Но потом я понял, что был не прав.
Датар смотрел на Мема снизу вверх сначала с изумлением, но при последних словах вдруг хихикнул.
– Но почему же... почему же вы неправы? – скривив красивые губы, выговорил он. – Ведь я же виноват во всем – и в кражах, и в убийствах, и в том, что дамба в Затоках прохудилась, и в том, что наводнения происходят каждый год... Разве нет?
– Да у вас не получилось бы агента Тайной Стражи убить, – серьезно ответил Мем. – Туда кого попало не берут. А тому человеку с близкого расстояния в сердце нож воткнули. Совсем без борьбы, как будто он позволил. Значит, убийца либо был с ним знаком и во время убийства прямо в глаза глядел. Либо убитого кто придержал аккуратно. А вы в темноте видите плохо. Вы могли бы с ним разговаривать, но ни удержать его, ни ударить так у вас бы не вышло. Убийцы были выше вас, ростом примерно как я. Вы бы только пропороли господину Мерою брюхо, и все дела, а потом он бы вас сам прирезал.
Эргр Датар зябко пожал плечами.
– Любят же в вашем ведомстве подробности, – проговорил он. – Кто куда глядел, когда кому брюхо порол... Мерзость какая.
– Долг службы, эргр Датар. Вор ворует, а стража караулит.
– Добрый вор без молитвы не крадет, добрый стражник без благословения не прибьет, правильно? – сказал Датар. – Вы за благословением сюда пришли? Вам тоже нравится думать о людях плохо?
– Я не знаю, – пожал плечами Мем. – Люди часто заслуживают плохие мысли о себе.
– Если вы хотите исповедаться, вам надо дать честный ответ на этот вопрос. То, что приносит удовольствие, всегда либо искушение, либо прелесть – ступеньки к греху. Нельзя быть довольным собой. Человек – существо недостойное. Он не знает, к чему приведет его следующий шаг. Может быть, в святость, может быть, в погибель. Может быть, себе, может быть, другим. Нечем человеку быть довольным, понимаете?
– Но как же тогда служба в префектуре? Она обязывает подозревать. Иначе это несоответствие служебному долгу.
Датар поднялся со скамьи.
– Никак ваш грех не называется, забудьте. Обычное человеческое заблуждение, в которое может впасть каждый. Пустые помыслы. А помыслы иметь не грех. Грех – действовать по ним.
Мем смолчал.
– Мне пора возвращаться домой, – сказал монах. – А то стемнеет, и я перестану видеть, куда иду. Окажите мне услугу, проводите меня до моего острова. Я оплачу вам обратный перевоз.
– Хорошо, эргр Датар, – любезно поклонился Мем. – Может быть, вы вспомните заодно по дороге, с какой стати за вами или за вашим храмом вела наблюдение Тайная Стража?
– А если я не стану вспоминать, вы не согласитесь меня проводить?
– Наоборот, – дружелюбно сообщил Мем. – Я начну вас провожать повсюду, куда бы вы ни пошли. Даже в нужник. Пока не выясню причину.
– Ужасная перспектива, – смиренно покачал головой монах, но Мем заметил, что в глазах того сверкнул бесовской веселый огонек. Бок о бок с Мемом они уже направились к выходу из обители. – Вам не проще затребовать сведения в управлении Тайной Стражи?
– Нет, не проще. Мне не дадут там сведений. Я не помощник инспектору Нонору. У меня в этом деле свой интерес. Маленький, несравнимый с убийством тайного агента или кражей десяти ларов, но свой.
– Вы удивительный человек, господин...
– Мем.
– Да, господин Мем. Стало быть, вы ведете собственное расследование? И по какому же поводу?
– Обидели одного очень хорошего человека. А я не люблю, когда обижают хороших людей.
– Да, повод весомый. Но боюсь, что я разочарую вас. Я заметил суету вокруг. Примерно с начала зимнего года на острове стали появляться какие-то люди, которых сроду на Чаячьем никто не видал. Но причина этой суеты меня никогда не интересовала. Мало ли по каким поводам кто суетится. Тем более их суета стала приносить моему храму доход.
– А убитого вы видели у себя на Чаячьем?
– Нет, – покачал головой Датар. – Но я часто видел его рядом с обителью Скорбящих. Так что, пользуясь вашими методами выдвижения версий, логично было бы предположить, что следил он за обителью, а меня вся эта печальная история всего лишь задела краем.
Они вышли за ворота, и Датар сразу свернул с мощеной улицы на ведущую вниз скользкую тропинку. Видимо, чтобы не проходить сквозь веселые кварталы: монаху и в самом деле неприлично было бы там появляться. Мем вынужден был последовать за ним.
– Скажите, вы родом с Белого Севера? – решил сменить тему он.
– Не совсем, – сказал монах. – Моя мать северянка из Эктла, но я родился здесь, в Столице. – При этих словах эргр Датар бросил взгляд на верхнюю набережную, где один веселый дом соседствовал с другим.
Если бы Мем не слышал разговора в ризнице, мимолетный поворот головы Датара для него ничего бы не значил. Но тут Мем догадался, что Датар попал в монахи не откуда-нибудь, а прямо с Веселого Бережка.
* * *
В спальне под номером восемь в самом разгаре был вечер воспоминаний, посвященный вчерашнему походу товарищей в город.Шаур бродил из угла в угол, взявшись руками за голову, и страдальчески морщил лоб.
– Нам сказали, – пытались прояснить его память Наир и Агастра, – что из «Приходи вчера» ты в начале вечерней стражи отправился на поиски приключений и не вернулся. А жаль, между прочим...
– Я так и не знаю, что со мной было, – качал головой Шаур. – Мало помню. Совсем почти ничего. Дошел до «Странного места» – это помню. Вино оказалось не три медяка за большой кувшин, а пять. Ладно. Выпил вина. Вокруг меня подсели несколько девок. Две из них меня почему-то знали, я их не очень помнил. Дальше мы решили пойти вместе, кажется, вшестером. Потом совсем ничего не помню. Обидно до слез! Вернулся сюда я ровно через стражу после того, как потерял память. Было начало второй ночной стражи – так мне дежурный сказал. «Странное место» закрывается в начале первой. Где я был? Что делал? Деньги остались при мне. Куда же я ходил?..
Мем сидел у себя на кровати, раскрыв тетрадь, в которую лет с тринадцати записывал свои неуклюжие стихи. Сегодня на чистой странице им были нарисованы кружочки и стрелочки, какие – он видел – рисовал инспектор Нонор, чтобы обозначить связи между людьми и событиями. Чаячий остров соединялся с обителью, обитель с Веселым Бережком, Веселый Бережок – с Чаячьим островом. Посередине Мем сначала нарисовал Тайную Стражу и хотел расставить от нее стрелочки ко всем трем объектам взаимодействий. Но потом передумал и переместил в центр обитель Скорбящих. На второстепенное место обители вписал Тайную Стражу. Из этой схемы Мем и решил исходить в своем расследовании о тыкве. Вот только при чем здесь именно тыква – оставалось непонятным. Праздник-то кончился. И все праздничные тыквы либо засушены, либо разбиты – смотря какое желание загадал их обладатель. Если хочет перемен в жизни – должен разбить тыкву. Если хочет сохранить существующее положение – надо оставить ее до следующего зимнего года. Зачем может быть нужна тыква после праздника? Съесть ее? Сделать из нее фонарь? Бутылку? Кормушку для птиц?..
Дверь в спальню приоткрылась, и на пороге появился Лалад.
– Мем, – тихонько позвал он. – Дело есть.
+ Мем отложил свои записи и вышел в коридор.
– Хочешь заработать денег? – предложил Лалад.
– Смотря каким трудом, – сказал Мем.
– Ставки на тебя против Долода идут пять к одному. Я предлагаю тебе тридцать процентов в случае твоей победы.
– Ты что, начал собирать их, не спросив моего согласия?
– А у тебя кишка тонка выйти против него? Я думал, ты будешь рад доказать, что ты сильнее.
Мем одной рукой сгреб тощего Лалада за грудки и слегка приподнял его над полом.
– Я, Лалад, никому ничего не собираюсь доказывать, – с расстановкой произнес он. – Но вместо денег мне нужна будет твоя услуга.
– Какая? – просипел придушенный Лалад.
– Ты же не спрашивал меня, когда начал принимать ставки. Так отчего теперь спрашиваешь – какая? Согласен или нет?
– Согласен, – выдавил Лалад.
Мем аккуратно поставил его на ноги и поправил Лаладу смятый воротник.
– Вот и ладно. Когда и куда приходить?
– Сегодня, в половину вечерней стражи в третью спальню. – Лалад встряхнулся, как дворовый пес, окаченный прачкой из лохани. – Но если ты проиграешь, услуга будет с тебя.
* * *
К ночи над Столицей разыгралось ненастье. Вместо обычного для ранней весны чистого снега с потемневшего хмурого неба вдруг посыпался холодный дождь вперемешку с ледяной крупой. На улице стало мерзко, и грязь разлилась еще шире, чем была. В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выпустит.* * *
О своих планах на вечер Мем никому ничего говорить не стал. Он дождался назначенного времени и за десятую часть стражи до отбоя отправился зарабатывать услугу Лалада, которая должна была помочь ему в расследовании о похищенной тыкве.О том, что азартные игры на территории Каменных Пристаней запрещены, Мем был прекрасно осведомлен. Но если в учебном корпусе разбегаться и прятаться было куда, то в спальнях – нет. Поэтому в казарме приходилось проявлять осторожность.
Мем спустился на первый этаж, бесшумно прошел за спиной дежурного, увлеченно водящего носом по описанию трупов в учебнике криминалистики, и оказался в другой половине корпуса, где его уже поджидал Лалад.
Народу в третью спальню набилось порядочно. Мем был тут на голову выше любого, включая своего предстоящего противника по состязанию. Мема встретили одобрительным шепотом, хотя кто-то у него за плечом и сказал: «Большой – еще не значит сильный».
Соперник смерил Мема равнодушным взглядом и отвернулся к стене, разминая руку. С Долодом Мем не был близко знаком. Долод хотя и являлся лицейской знаменитостью, однако предпочитал общество ровесников, а Мем был на курс и целых четыре года его младше. Для состязания им поставили посередине спальни тумбочку и два стула. По правилам, одной рукой следовало бороться, а другую держать за спиной. Лалад расставил публику по местам, собрал последние деньги, попросил тишины и торжественно звякнул ложечкой о блюдце. Этот звук означал начало состязания.
Ладонь у Долода была сухая, жилистая и намного меньше, чем у Мема. Но Мем, привыкший шутя преодолевать любое требующее физического усилия препятствие, в этот раз натолкнулся на противника, словно на столетнее дерево. Мем начал не в полную силу. Долод тоже. Мем прибавил усилие – и ничего не изменилось. Долод просто держал свою руку прямо и неподвижно и глядел на край тумбочки перед собой, даже не делая попыток перебороть соперника. Мем понял, что на этот раз выгода запросто в руки не дастся. Он некоторое время прощупывал тактику Долода, стараясь понять, как тот ведет себя в различных обстоятельствах. Похоже было, Долод хотел взять его измором. Тогда Мем решил действовать внезапно. Он собрался с мыслями и приготовился сломать сопротивление Долода одним рывком. Он представил, как вся его сила собирается в плече, потом перетекает к локтю... И тут дверь спальни приоткрылась, внутрь сунулась голова и громким шепотом выдохнула: «Амба!!!» На тысячную долю мгновения Мем отвлекся на неожиданное вторжение, но Долоду этого оказалось достаточно. Он поймал момент, и Мем оказался должен Лаладу не оговоренную заранее услугу.
Часового, охранявшего нелегальные игры, отстранили со стороны коридора, дверь распахнулась, и на пороге возник староста офицерского курса Улар с двумя своими помощниками. Он молча окинул взглядом открывшуюся ему картину. Зрелище, видимо, было ему привычно, потому что комментировать он его не стал.
– Курсант Мем Имерин, – сказал он, – в Первой префектуре требуется ваше немедленное присутствие. Собирайтесь и быстро идите.
* * *
На ночь глядя в Первой префектуре царило небывалое оживление. Настолько небывалое, что Мем в мгновение забыл о промокшей одежде, холоде, неурочном часе, проигранной услуге, инспекторе Ноноре и прочих свалившихся на него гадостях, которые он обдумывал по пути сюда под проливным дождем.Против входа, в маленьком темном коридорчике между дежуркой, писарской комнатой и железной решеткой в подвал, был загнан в угол эргр Датар. К нему пытались подойти трое: инспектор Нонор и кто-то из младших дознавателей, при этом Датар шипел, как дикий тростниковый кот, и бешено защищался от любых поползновений извлечь его из этого угла. Два писаря, дежурный и господин Тог, специально занимавшийся в Первой префектуре исследованием различных мертвецов, наблюдали за коридорным действом издали, почти от самых входных дверей.
– Не подходите! – еще с крыльца расслышал Мем. – Не подходите, не трогайте меня! Не прикасайтесь! Живодеры! Коновалы! Не имеете права!
– Эргр Датар, будьте благоразумны! – увещевал монаха Нонор, делая шаг вперед. – Это вещественное доказательство. Я вас с ним отсюда не выпущу!
– Не трогайте меня!!! – дико взвизгнул Датар.
– А-а-а! – закричал еще кто-то, и по этому признаку Мем понял, что атака Датаром успешно отбита.
– Что происходит? – протискиваясь вперед, спросил Мем у одного из писарей.
Тот пожал плечами.
– Улику не отдает, – сквозь зубы процедил дежурный. – Боится, что господин Тог его зарежет.
Тут Нонор обернулся и увидел Мема.
– Иди сюда, – поманил он рукой.
Мем боком приблизился.
– Я его сейчас отвлеку, – прошептал Нонор, – а ты схвати его, чтобы не кусался, и волоки на свет.
– А... – попытался задать вопрос Мем, но инспектор уже взял его за рукав и потащил к Датару.
– Эргр Датар, возьмите себя в руки, вы же не можете ходить со шпилькой в плече, ее следует извлечь, – терпеливым голосом уговаривал Нонор. – Вот господин Тог, врач, вас ожидает...
– Это не врач, это трупорез, – прошипел Датар. – Будь неладен день, когда я с вами связался! Выпустите меня отсюда, я пойду ко врачу в монастырь!..
– Сейчас, сейчас, – пообещал Нонор и подтолкнул Мема к монаху.
А дальше получилась свалка, в которой в той или иной мере поучаствовали все присутствующие, кроме предусмотрительно посторонившегося господина Тога. Эргр Датар бросился бежать и почти проскочил мимо Мема, но столкнулся с одним из дознавателей. Тут Мем его настиг, обхватил, как ему велели, и поволок к свету, по пути задев и повалив брыкающимся монахом любопытных писарей.
Нонор крикнул:
– За волосы его пригните!
И только тогда Мем заметил блестящую дужку шпильки для волос, украшенную позолоченной бабочкой, которая действительно торчала у Датара из левого плеча со стороны спины. Дежурный ухватил монаха за связанные на затылке длинные волосы, Нонор накинул на золотую бабочку платок, Датар взвыл, и Мему в лицо тепло брызнуло кровью.
Почувствовав, что сопротивления ему больше не оказывают, Мем разжал руки, и монах упал на пол. Инспектор Нонор держал помятую бабочку, вооруженную изогнутым стальным жалом, на белом с красными каплями платке. А господин Тог расцепил сложенные на пузе ладошки, потер их друг о друга и, глядя на монаха, ласково изрек:
– Лет десять уже мне живой пациент не попадался...
– Совести у вас нет, – всхлипнул эргр Датар. – Я же просил...
– Да все хорошо, – сказал инспектор Нонор. – Сейчас пойдем и протокол составим.
По словам Датара, все случилось очень просто. Он не видел, кто подкараулил его за храмовой сторожкой, не знает, почему ему воткнули в плечо заколку с бабочкой и стальным жалом, и не догадывается, с какой целью это сделано. Напавшие ни слова ему не сказали, ранее он не получал никаких писем и никаких угроз или предупреждений на словах. Кутерьму во дворе заметила повариха, она подняла крик, на ее вопли прибежали дознаватели, до ночи оставленные на острове Нонором, чтобы следить за храмом и трактиром. Напавших было двое, дознавателей тоже. Один из полицейских остался возле монаха, второй пробежал за злоумышленниками с полста локтей и испугался в одиночку преследовать двоих, видел только, что они прыгнули в лодку и уплыли. Все – проще не бывает.
Что самое скверное – Датару нечем было развязать язык. Никаких сведений о молодом священнике, кроме общедоступных, Нонору раздобыть не удалось. Монастырь отделался справкой из канцелярии, которую иначе чем отпиской назвать было затруднительно. Там значилось, что эргр Датар находился в монастыре четыре года на послушании и на службе, после чего был направлен на Чаячий остров для исполнения священнических обязанностей при храме. Ни как звали Датара в миру, ни кем были его родители, ни даже местности, из которой монах был родом – ничего этого Нонору не посчитали возможным сообщить.
Сам Датар, отрезав все возможные вопросы к себе еще в прошлый раз, сказав: «Жизнь монаха начинается с пострига, а все, что было до него, – сон и небытие».
Инспектор Нонор смотрел на Датара так и эдак, всем своим видом показывая, что не верит ни единому сказанному монахом слову, но это было бесполезно. Датар уперся в свое «не видел, не знаю, не могу догадаться» и не желал углубляться ни в какие подробности. Он больше не шипел, как соль на жаровне, и не выказывал никакого недружелюбия или обиды. Он вообще совершенно успокоился сразу, как только его избавили от бабочки с жалом. Он сидел на лавке перед Нонором очень прямо, вид имел независимый и лишь изредка морщился, когда пораненное плечо напоминало о себе неприятным ощущением. То ли у этого мальчика был такой преходчивый и покладистый характер, то ли, что больше похоже на правду, на самом деле он был наделен способностью играть и нечеловеческим самообладанием – просто применял он эти способности избирательно, в зависимости от собственного желания.
Мем, насупившись, сидел тут же.
Перед тем, как допросить Датара, Нонор задал своему стажеру несколько вопросов.
– Где сегодня днем ты встретил эргра Датара? – спросил он.
– В монастыре Скорбящих, – без запинки отвечал Мем.
– А что ты делал в монастыре Скорбящих?
– Хотел исповедоваться.
– В чем?
– В грехах.
– В каких грехах, Мем?
– Ну... – замялся лицеист. – Много.
– Экий ты греховодник... Ладно. А эргр Датар, значит, тоже был в монастыре?
– Да, он сидел в саду на скамейке, я издали его заметил и подошел поздороваться.
– И что же было потом?
– Он попросил проводить себя на Чаячий остров, потому что пришел в монастырь без сопровождающего. Он боялся задержаться в городе и оказаться в темноте, когда пойдет домой.
Позже Датар слово в слово повторил слова Мема об их дневной встрече. И если поначалу Нонору подумалось, что эти двое в чем-то сговорились между собой, то теперь он эту мысль оставил. Мем был слишком глуп для сговора, а Датар слишком умен, чтобы не разбираться в людях и доверять дураку. Видимо, все так и произошло, как они рассказывают.
Инспектор Нонор отчеркнул на листе показания монаха и положил стило на подставку чернильницы.
– Что ж, эргр Датар, – произнес он. – Тогда давайте я расскажу, почему вам женскую заколку воткнули в плечо. Вы завели неверные знакомства. Или, возможно, те знакомства завели с вами без вашего согласия. Но сути это не меняет. К вам наведываются дамы из Царского Города, посещают они вас более часто и регулярно, чем это считается приличным. Будь вы старичком-отшельником, такие систематические визиты не выглядели бы предосудительно. Но вы красивый молодой человек, и ваша дружба с придворными красавицами много кому может не понравиться, начиная от офицеров охраны и заканчивая самим государем. Вам сделали легкое предупреждение, что игру в великого проповедника вам пора заканчивать. Иначе в следующий раз такая заколка может оказаться воткнутой вам в горло или в глаз. Правильно?