– Что вы имеете в виду? – спросил Гиммлер.
   – Все очень просто, – стал объяснять я. – Вам лишь нужно собрать данные по профессии ведущих людей в какой бы то ни было сфере, и вы получите доказательство, что тридцать—сорок процентов от их числа – юристы. В вашей власти, господин Гиммлер, прийти к определенным выводам относительно этой группы заговорщиков и преследовать их так же, как вы уже преследуете масонов. Аргументов у вас будет в избытке. Вы можете заявить, что все юристы получили одинаковое образование, говорят на одном жаргоне, ревностно хранят при себе свои взгляды и приемы; один юрист приводит за собой следующего и радуется, когда находит на другой стороне кого-нибудь, с кем может достичь понимания. Они играют по своим правилам и, в частности, сплочаются против политиков, которые не обладают их специальными знаниями; они создали международные ассоциации и понимают друг друга посредством языка и образования, которое носит не менее интернациональный характер. Этого вполне достаточно, чтобы прийти к логическим выводам. Я думаю, господин Гиммлер, что вы стали жертвой идеологии.

Борьба против всех анонимных сил

   Мне было очень любопытно услышать, что Гиммлер ответит на это. К сожалению, на этом разговор закончился, так как его позвали. Но я смог поговорить с очень откровенным и умным человеком из его штаба и в разговоре заметил, что необходим весьма примитивный мыслительный процесс для того, чтобы всерьез полагать, что за каждым политическим и экономическим событием стоит заговор наднациональных сил.
   – Только не пытайтесь объяснять это рейхсфюреру, – посоветовал он, – поскольку его убежденность непоколебима. Крайним примитивизмом он называет как раз противоположную школу мысли, которая видит за всеми политическими и экономическими событиями действие неких имманентных законов; он говорит, что это лишь прикрытие для истинных мотивов, придуманное махинаторами для того, чтобы обмануть интеллектуалов, которые, разучившись пользоваться своими инстинктами, быстро становятся жертвами лжи. Он ненавидит какую-либо анонимность. Он – как те крестьяне, которые никогда не говорят о «правительстве», но считают тех или иных чиновников, каких-нибудь Мейеров или Мюллеров, личными друзьями или врагами. Например, если рейхсфюреру говорят: «Это организовало министерство внутренних дел», он спрашивает: «Какое министерство?», имея в виду – какое конкретно должностное лицо. Вы должны это знать, если собираетесь говорить с ним на подобные темы. Он всегда пытается найти контролирующую силу.
   Для него нет такой вещи, как «экономика». Он приходит в ярость, если кто-то говорит ему о неизменных законах экономики. Для него «экономика» – это господин Флик, господин Штиннес, господин Крупп или господин Тиссен. Он всегда сразу же отвечает: «Очень хорошо, так чего же хочет господин Крупп или господин Штиннес?» Он считает, что почти каждым важным человеком управляют некие анонимные силы, представителем которых тот является. Его разум и все поведение целиком настроены на то, чтобы выяснить, кто в данном случае дергает за ниточки. К этой задаче он привлек свою информационную службу, заставляя ее чертить большие диаграммы, на которых графически изображаются различные влияния. Он может часами изучать эти диаграммы с Гейдрихом, обсуждая и обдумывая их. Сфера промышленности со всеми ее хитросплетениями и рыночными соглашениями представляет для этого большие возможности.
   Гейдрих поощряет эту важнейшую черту рейхсфюрера. В его промышленном департаменте есть чертежники, которые с величайшей тщательностью прослеживают эти запутанные связи. Таким образом Гейдрих оказывает большое влияние на рейхсфюрера, который всегда прислушивается к нему, когда он таким хитроумным образом разъясняет систему контролирующих сил. Теперь рейхсфюрер рассматривает промышленность и ведущих промышленников лишь с этой точки зрения. Гейдрих называет этот метод «раскрытием маскировки» и считает его шедевром своей информационной службы.
   Более того, рейхсфюрер взял на вооружение то, что считает методом своих врагов и основой их власти, и, логично используя его, сделал основой доминирующей позиции, которую занимают в государстве СС. С этой точки зрения СС – не что иное, как антимасонство, – хотя рейхсфюрер этого не признает, – с помощью которого он хочет потихоньку занять ведущие позиции в правительстве и в партии. Всю систему награждения так называемых «почетных вождей» специальной формой и званиями можно оценить лишь с этой точки зрения.
   – И как же работают эти ложи СС? – прервал я его.
   – В целом на удивление удачно, – был ответ. – И этот факт лишь укрепляет рейхсфюрера в его взглядах. Недавно он выразился так: «Поскольку мы имеем счастье наблюдать, как эта система преобразует крохотную шлюпку, которой были СС, в большой вооруженный крейсер, которым они являются сегодня, мы можем получить представление, чего могли достигнуть и достигли враги, пока наш народ спал. В то же время это служит для нас большим стимулом к логичному и методичному наступлению по лежащему перед нами пути.
   Я был потрясен этим первоклассным объяснением. Теперь я куда более ясно понимал слепое и предвзятое отношение Гиммлера к масонству и всем похожим на него организациям. Во время посещения Масонского музея я узнал, каким гонениям Гиммлер подвергал все подобные объединения, даже так называемый «Тевтонский орден» и «Германскую лигу», в целом считавшиеся безвредными, но прежде я не был способен оценить подобные события в рамках общей проблемы.

Борьба с национальным масонством

   Фриденау, Берлин
   20 февраля 1940 года
   Сегодня я говорил об этом с Гиммлером, пока проводил сеанс лечения, и спросил, какова была истинная причина полного запрета национальных масонских лож. Он немедленно ответил:
   – В каждой ложе есть тайные вожди, которые управляют теми вождями, что появляются открыто. Пусть председатель ложи – какой-нибудь достойный врач, но откуда мне знать, кому он в действительности повинуется? Мы должны последовательно действовать в этом отношении и безжалостно искоренять любые слабые места, где может прорваться враг. По этой причине мы не допустили малодушия и не позволили ни снять запрет на так называемые три национальные великие ложи Пруссии, ни дать их членам возможность альтернативной организации, хотя они утверждают, что среди их представителей были прусские короли и принцы королевской крови. Перед вами – характерный пример тех тонких методов, к которым прибегают вожди масонов. Они основывают национальные ложи, те приобретают большую независимость, провозглашают принципы, совершенно противоположные тем, которых обычно придерживаются масоны, и в итоге короли и принцы, обычно не наделенные большой проницательностью, вступают в эти ложи, достигают больших чинов и появляются на людях в масонских фартуках.
   – И чего же таким образом достигают масоны? – спросил я.
   – Вам еще не ясно? – удивился Гиммлер. – Во-первых, это замечательная пропаганда масонской идеи. Если в ложу входит королевская семья, то масонство становится респектабельным в глазах широких масс, владельцев собственности и образованных людей. Все сомневающиеся голоса мгновенно умолкают. Масонам больше не приходится защищаться – им достаточно лишь указать на короля, их собрата масона. Неужели кто-то считает себя умнее короля? После этого членство в ложе автоматически привлекает всех тех, кого масоны особенно хотят заполучить в свои ряды – влиятельных чиновников и политиков. Им не нужно никаких дальнейших действий, чтобы перетянуть на свою сторону ведущих политических деятелей и промышленников. После этого масонская ложа становится центром общественной жизни, проводя пышные пиршества и празднества в честь дня рождения короля или принца. Масонство превращается в нечто вроде большого национального и социального клуба; бесплатная выпивка и закуска делают его еще более привлекательным для чиновников, обделенных дарами этого мира.
   Однако масоны тем временем тихо и незаметно расширяют свое влияние: читаются лекции на темы, дорогие масонам; обеспечивается поддержка выдающихся ученых, налаживаются связи с другими ложами, и желаемый результат налицо – сперва нейтралитет, а затем и союз со всемирным масонством. Вероятно, вы удивитесь, узнав, что все высшие должности этой ложи дублируются. Помимо Великого магистра, необходимого как публичная фигура, есть и никому не известный человек, в действительности занимающий куда более высокое положение во всемирном масонстве, мастерски пользующийся и руководящий этой «теневой системой».
   Одна-единственная сила, не позволившая себя обмануть, – это католическая церковь. Она остается безжалостным врагом масонства. Конечно, вы знаете, что любой католик автоматически отлучается от церкви в тот момент, когда он становится масоном. И церковь прекрасно понимает причину такой безжалостности. Она сама работает по масонским принципам: ее религиозные ордена, в частности иезуиты, – нечто иное, чем могущественные ложи католической церкви. Церковь знает, чего добилась этой системой, и не потерпит ни одной оппозиционной ложи, пользуясь любыми средствами, чтобы не позволить своим овцам вступать в нее. Не следует обманываться объяснением, что церковь выступает против масонов, потому что они – приверженцы либеральных идей. Сейчас эти идеи получили такое распространение даже в самой католической церкви, что запреты и предупреждения на этот счет совершенно неуместны. Неумолимое отношение католической церкви к масонству – лучшее доказательство того, как точно мы оцениваем ситуацию. Лишь глупые протестантские священники еще не поняли, что поставлено на карту. Они вступают в ряды масонов, не зная, что сами роют себе могилу.
   – Но не являются ли ваши СС тоже своего рода масонской ложей, господин рейхсфюрер? – спросил я Гиммлера.
   – Как вы можете такое говорить? – возмутился он. – У нас же нет ни тайных вождей, ни системы масонских званий. СС – это орден с хорошо известными руководителями и открыто провозглашенными целями. Это германская форма объединения людей, преданных высшей цели. Если вам нужно сравнение с кем-то, то сравнивайте СС с немецкими рыцарями, целью которых была защита от Востока. Но любые сравнения будут ложными. СС специально созданы для национал-социалистического государства и исключительно для его целей, и не могут быть перенесены в другие государства, так же как и сам национал-социализм.
   – Я не вполне вас понимаю, господин Гиммлер, – сказал я. – Тогда зачем вы создаете части СС, состоящие из норвежцев, датчан, голландцев и фламандцев?
   – Это совсем другое дело. Это боевые части, единственная задача которых – обеспечить жизненное пространство для германских народов на востоке. Они не имеют никакого отношения к другой сфере, в которой действуют СС.
   – Если все то, что вы и ваши люди рассказывали мне о масонстве, действительно выражает ваши твердые убеждения, – сказал я, завершая разговор, – то есть одно, чего я не понимаю. Почему вы ведете непримиримую борьбу с евреями и масонами, с одной стороны, и их заклятым врагом – католической церковью, с другой, вместо того чтобы заключить союз по крайней мере с одной из сторон и использовать ее против другой стороны? Зачем вы начали Вторую мировую войну, имея в тылу обоих этих врагов?
   – К сожалению, мой дорогой господин Керстен, я не могу вам дать ответ, – сказал Гиммлер, сразу же приняв суровый вид. – Решения в такого рода делах принимает лично фюрер. Теперь, когда жребий уже брошен, говорить об этом бессмысленно.
   – Вы почитаете Фридриха Великого и считаете его примером для подражания? – спросил я под конец лечебного сеанса.
   – Конечно, – ответил Гиммлер.
   – Но он был масоном и не позволял никому себя обманывать.
   – Это был особый случай, – сказал Гиммлер.

II
Разговоры о евреях

   Берлин
   3 марта 1940 года
   Мне представился случай заметить Гиммлеру, что я никогда не понимал антисемитизма; евреи по меньшей мере оказали большое влияние почти на все сферы жизни. У каждого народа есть определенное количество представителей, которыми нельзя гордиться, – но следует проявлять осторожность и не допускать широких обобщений. С той же легкостью можно заявить, что все немцы – педанты, фанатики и империалисты, лишь потому, что так можно описать некоторых из их числа.
   Тогда Гиммлер завелся:
   – Всюду, где появляется еврей, он пытается вести дела. Я не имею ничего против инстинкта накопительства, как такового, но имею очень многое против его еврейского варианта. Границы нации и присущие ей промышленные интересы безразличны для евреев, если только процветает торговля. Они протянули паутину связей со своими соотечественниками-евреями во всех странах мира.
   – Стремление к бизнесу присуще всем, – заметил я. – Бизнесмены-неевреи также трудятся ради своего процветания.
   Гиммлер сказал:
   – Конечно, немцам следует торговать со всем миром, но ради Германии в целом, не только ради своего личного обогащения, не учитывающего интересы общества. Есть промышленные вожди, действующие в этом смысле, стоит вспомнить лишь о таком человеке, как Рехлинг. Но так называемые немецкие евреи трудятся не ради Германии, а ради самих евреев. Евреи разбросаны по всему миру и поэтому интернационалисты по своим взглядам. Еврейская империя, – подчеркнул Гиммлер, – властвует над всеми остальными, она высасывает из них сырье, силу, богатство, влияние, чтобы употребить все это лишь себе на благо.
   Мой ответ был таким:
   – Эти фантастические идеи почерпнуты из антисемитских сочинений. Есть много примеров евреев, снова и снова рисковавших жизнью ради страны, которая была их родиной.
   – Это были редкие исключения, – констатировал Гиммлер. – Встречаются и случаи предательства среди неевреев, в то время как подавляющее большинство народа хранит верность родине. Те евреи, которые сражались за страну, в которой они жили, с еврейской точки зрения были отступниками и предателями, отщепенцами. Агенты еврейской империи часто встречаются среди тех евреев, которые заняты в военной промышленности дома или в тылу.
   Я возразил, что не могу представить себе такую фантастическую страну, как еврейская империя.
   – Эта фантастическая страна, – продолжил развивать свою мысль Гиммлер, – держится на всем еврейском народе. Евреи могут перенести любой климат. Они умудряются селиться там, где не проживет ни один нееврей, заводят процветающий бизнес и живут счастливо. Этот климатический вопрос – также причина того, почему еврейская кровь и еврейские черты всегда доминируют при смешении рас.
   Протоколы сионских мудрецов и масонские документы наделяют еврейскую империю выдающейся ролью. Это своего рода интеллектуальное гетто – но в таком виде, что даже неевреи могут служить ей на благо, не осознавая этого. Основой и кодексом этой империи является Ветхий Завет – вера, созданная столетия назад для еврейской расы. Частично он представляет собой учебник хороших манер, но только по отношению к другим евреям, частично – дутый мистицизм с изрядной долей жестокости, мстительности, а также сексуальной непристойности. Таким образом, в этой книге каждый что-нибудь найдет для себя, и она сохраняет привлекательность в глазах людей.
   Я ответил, что знаю немало евреев, перешедших в христианство, и спросил, не кажется ли Гиммлеру подобный альянс невозможным?
   Гиммлер сказал в ответ, что знал немало немцев, которые были либо католиками, либо протестантами, либо магометанами, либо вообще никакой религии не исповедовали, но тем не менее оставались добропорядочными немцами.
   – Если вам нужно еще одно доказательство, подумайте о балканских народах, которые столетиями жили под властью турок, нередко переходили в магометанство, однако за все это время нисколько не изменили своего национального характера. Еврей может перейти в христианство, но он остается евреем, и другие евреи говорят о нем как об одном из своих. Он не может выйти из того круга, который оставил на нем отпечаток. Он даже становится особенно полезной пешкой в их игре, потому что отчасти замаскировался, и люди, среди которых он живет, воспринимают его как своего человека.
   – Но сам Бисмарк говорил, что вливание еврейской крови было бы полезно для немецкого народа, или что-то в этом роде, – возразил я.
   – Вы можете себе представить, чтобы Бисмарк женился на еврейке? – ответил Гиммлер. – Я не могу. Высказывание Бисмарка следует понимать в переносном смысле. Он имел в виду, что немцы должны проявлять больше реализма при укреплении места Германии в мире. Они же занимают позицию, точно противоположную еврейской – переселяются за моря, но сразу же забывают свою национальность и свою родину. Более того, вам следует знать, что говорил и писал о евреях Лютер. Ничье суждение о них не было более резким. – После паузы он добавил: – И раз мы затронули историю, то папа Григорий VII был другом евреев. Они финансировали его избрание. Его сын тоже стал папой. Внук этого папы, также юдофил, в свою очередь стал папой. Таково было состояние дел в так называемой святой церкви. Этот Григорий VII заявил, что никто не может приказывать папе, поскольку он свят; что он может смещать князей и императоров; что Бог вложил всю власть в его руки; он даже может освобождать подданных от их клятвы верности. Вот что делал этот друг евреев, и немецкому императору пришлось три дня стоять перед ним босым на снегу, вымаливая прощение. Какую святотатственную надменность и какое неуважение к немецкой идее верности этот человек принес в мир! Это произошло в 1077 году и, по словам Бисмарка, до сих пор ожесточает душу.
   – Но это случилось очень давно. С тех пор многое изменилось. Не следует делать из этих событий выводы для нынешней эпохи.
   – Ничего не изменилось. Содеянное этим еврейским папой продолжает оказывать влияние столетия спустя, а современные евреи со своими сионскими мудрецами ведут ту же политику. Тогда это был папский престол, теперь – промышленный престол, который служит еще лучшим камуфляжем. Но мы частенько получаем возможность заглянуть за занавес. Послушайте-ка: когда после Первой мировой войны в Германию устремились восточноевропейские евреи, кто их принимал? Так называемые лояльные немецкие евреи. Они симпатизировали этим пришельцам, а не нам. И чего же достигли восточноевропейские евреи? Все они достигли богатства и процветания. Благодаря помощи нашего народа? Нет, благодаря помощи так называемых лояльных евреев. Они помогали сородичам, в то время как уровень самоубийств, вызванных голодом, поднимался среди немцев все выше и выше. Почему же лояльные евреи помогали этим беженцам? Потому что те принадлежали к их общине, а не к нашей. Театр, музыка, кино, искусство, журналистика – все было поставлено с ног на голову, чтобы служить еврейским целям. Все заражено их ветхозаветным духом.
   Я заявил Гиммлеру, что его доказательства – надуманные. Невозможно же предположить, что все немцы – поэты и мыслители, лишь потому, что в определенные эпохи поэтов и мыслителей было больше, чем в другие?
   Гиммлер по-прежнему приводил доказательства из туманного и далекого прошлого: германский народ, обладая решающей силой, всегда строил государства; Гиммлер называл это «героизмом меча» и «героизмом труда». Они ни на что другое были не способны, это было просто заложено в их расе, сформировавшейся в течение столетий в результате конкретных обстоятельств и влияний. Евреев же совершенно другие обстоятельства превратили совсем в другую расу, которая жила не войной, не тяжелым трудом, а особым видом предпринимательства, методы которого даже в его самых респектабельных проявлениях сохраняют нечто от торга и восточного базара. Этот торг никогда не ценил интеллектуальных ценностей и культуры других наций. Все шло на продажу, все обесценивалось и подвергалось интернационализации. Еврейская империя извлекала рабочий капитал и материальные богатства из банкротства национального характера. В этом состоит ее сила. Наша же сила заключается в нашей национальной, культурной и социальной структуре. Сам по себе еврей – не хуже и не лучше, чем представитель любого другого народа. Но каждый народ должен быть связан своей собственной формой существования и культуры. Иначе останется лишь борьба не на жизнь, а на смерть. Сумели ли мы онемечить евреев? Нет, зато они превратили нас в евреев.
   – Вы берете свои аргументы из эпохи, отстоящей от нас на семьсот лет. Наука и всемирная торговля уже давно превратили ваше идейное поле в нечто совсем иное. Живая реальность разоблачила всякий научный догматизм.
   – Я дам вам очень простой ответ, – сказал Гиммлер. – Несмотря на всемирную науку и торговлю, мне противно видеть евреев, разгуливающих по Баварским горам в кожаных шортах. Я же не разгуливаю в кафтане и с пейсами. С точки зрения расовых чувств мы принадлежим к двум различным мирам.
   – Но еще вас раздражает, – ответил я, смеясь, – когда в кожаных шортах разгуливает так называемый типичный пруссак. Это – баварский регионализм, который нельзя запретить даже в Великой Германии, и сейчас свойственный даже евреям. Но как вы, человек, знающий историю, можете пользоваться протоколами сионских мудрецов в качестве аргументов в походе против евреев?! Вы же должны знать, что они осуждены как безусловная фальшивка.
   – Таково мнение лишь евреев и тех, кто ими подкуплен. Вам следовало бы это знать.
   Я ответил на это лишь то, что подобными методами можно опровергнуть любые исторические доказательства и выбить почву из-под ног у кого угодно. Дискуссия становится невозможной, если вы считаете, что все свидетельства измышлены и что все документы – фальшивки. Подобное оружие опасно и может быть обращено против того, кто им пользуется. Что бы сказал Гиммлер, если бы вся история национал-социализма рассматривалась с такой точки зрения?
   Гиммлер промолчал. Но я чувствовал, что дал ему пищу для размышлений.

III
Медицина и целительство

   Помимо истории Гиммлер чрезвычайно интересовался медицинским искусством. Это довольно характерно для нездоровых людей, которые не могут найти правильное лечение. Они полностью отдаются поиску средств, которые облегчили бы их страдания, входя в сферу, прежде им совершенно неизвестную, и обнаружив, что она вызывает широкий интерес и сочувственное отношение. В случае с Гиммлером было не совсем так, хотя и такие мотивы сыграли свою роль. Можно сказать, что интерес к медицине он унаследовал от своей семьи. Он любил вспоминать, что его прадед прославился травяными настойками и микстурами, которыми лечил соседей; его бабка также знала секреты трав. Гиммлер гордился этими предками и сожалел лишь о том, что они унесли свои знания в могилу, не передав их потомкам.
   Собственное знакомство с больницами и врачами, выдающийся дар метких наблюдений и верный инстинкт убеждали Гиммлера в необходимости медицинской реформы. Педагогическая сторона характера, постоянно побуждавшая его поучать и реформировать, в данном случае выходила на первый план и очень рано превратила его в едкого критика врачей и их деятельности. Но его критические замечания дополнялись и позитивными предложениями. Неограниченным уважением Гиммлера пользовалась одна лишь хирургия.
   Благодаря опыту сельскохозяйственной работы Гиммлер прекрасно осознавал проблему питания и ее значение. Он размышлял над ее гуманитарным аспектом, видел всю неосведомленность людей о правильном питании, понимал, как ничтожно планирование в этой области, и занялся этим вопросом, решение которого стало для него чрезвычайно важным. Кроме того, он задумывался о реформе терапии. Гиммлер решительно выступал против «инъекций» и «патентованных лекарств»; он стоял за возвращение к простым средствам, которые предлагает сама природа. Травы и их соки он считал неисчерпаемым богатством, называя их «божественными лекарствами», так как Бог положил их прямо у нас под дверью. То, что люди пренебрегали этими травами, которые росли на горных склонах его родной Баварии, было для него ясным свидетельством того, насколько далеко зашла деградация цивилизации.
   Гиммлер был знаком с важнейшими средневековыми травниками. Он часто рассказывал мне о Хильдегарде из Бингена, об удачных примерах ее целительства путем купания в соломе и об Альберте Великом, выдающемся средневековом ботанике. В распоряжении самого Гиммлера находился важный травник XVI века, написанный Иеронимусом Боком; Гиммлер гордился, что Теофраст из Гогенхайма – знаменитый Парацельс – был уроженцем Южной Германии. Кнейппа он считал реинкарнацией Парацельса. «Разве не поразительно, – часто слышал я от него, – что в этой области работали две столь крупные личности, одна из которых (то есть Кнейпп) возродила труды второй, к тому времени уже забытые?»