Фетцер Эми. Любовь бродяги

   — Может быть, ты посвятишь меня в свои пламы?
   —  — Не стоит этого делать. В целях твоей же безопасности. К тому же ты все равно не можешь оставить гостей. Твое отсутствие сразу же будет замечено.
   О'Киф увидел, что к ним приближается какой-то мужчина. Приглядевшись, он узнал в нем партнера Пенелопы по фильму, англичанина.
   — Прекрасно выглядишь, — сказал артист, целуя Пенни в щеку, а затем протягивая Рэмзи руку. — Ты видела хозяина дома?
   — Джо, не хлопочи попусту, — ответила она, чувствуя, что он готов надолго занять их своей болтовней.
   — Я пытаюсь, — улыбнулся он. — Но без твоей материнской заботы у меня, конечно, ничего бы не получилось. Ведь я знаю, что и роль в этом фильме мне дали по твоей просьбе.
   — Ты недооцениваешь себя — если бы не твой талант, то моя просьба ничем бы тебе не помогла.
   — Спасибо за комплимент! — воскликнул ободренный англичанин. — Потанцуем?
   — А разве это записано в моем контракте?
   Джо рассмеялся, понимающе кивнул и исчез в толпе.
   — Здравствуйте, мисс Гамильтон, — раздался за спиной Пенелопа знакомый голос. Она обернулась и увидела Джастина Бейлора, одетого в жутковатый костюм морского разбойника. — Или мне лучше называть вас мисс Блэквелл?
   — Здравствуйте, Джастин, — ответила Пенни, подходя к нему поближе и следя за тем, чтобы их никто не услышал. — Могу ли я попросить вас об одном одолжении? Я обещаю рассказать вам о своих родителях после вечера, но пока хочу, чтобы вы воздержались от дальнейших расспросов.
   — Одно чрезвычайно важное обстоятельство заставляет нас просить об этом, — вмешался в разговор Рэмзи. — И если ты придержишь язык за зубами, то первый о нем узнаешь.
   Бейлор раздумывал, нерешительно глядя то на Пенелопу, то на О'Кифа. Он понимал, что Пенни может дать интервью любому другому журналисту, и тогда ценная информация уплывет из-под носа. А то, что дело серьезное, убеждало сосредоточенное выражение их лиц, с которым они ждали его ответа.
   — Хорошо, — согласился он. — Но чтобы новость стала известна только мне.
   — Спасибо, — поблагодарил его О'Киф, крепко пожимая руку, а затем отвел Пенелопу в сторону.
   Они медленно шли по залу, раскланиваясь с политиками, бизнесменами, режиссерами, иногда останавливаясь, чтобы поболтать со знакомыми артистами. В масках все гости были на одно лицо. И Пенни порою не могла удержаться от смеха, видя, как изменяет некоторых людей карнавальный костюм. На этом фоне Рэмзи выглядел великолепно. Его наряд еще больше подчеркивал свойственные ему от природы естественную грацию движений и безукоризненное мужское достоинство.
   — Узнаю нашего величественного друга, — прозвучал рядом с ними голос Энтони. — Ни один костюм не в силах скрыть эту царственную осанку.
   Пенелопа и О'Киф обернулись и увидели Тони под руку с Клэрис Тулиф, одетой в наряд индийской принцессы. Рэмзи любезно поклонился своей старой знакомой, а затем, оглядев с ног до головы своего приятеля, насмешливо усмехнулся, выказав тем свое отношение к надетой им форме британского офицера.
   — Будем стреляться или ты предпочитаешь шпаги? — с улыбкой спросил он.
   — Ни то, ни другое, поскольку ты не в форме капитана континентального флота, — ответил Уэйнрайт.
   — Все униформы стесняют движения, — засмеялся О'Киф.
   — Пойдем, Клэрис, оставим их наедине, — вмешалась в разговор Пенелопа, взяв под руку Тулиф. — Они, похоже, нашли друг друга, а я тем временем познакомлю тебя с массой интересных мужчин.
   Энтони притворно нахмурил брови и, изобразив на лице муки ревности, вырвал у Пенни руку Клэрис. Пенелопа улыбнулась, но вдруг испуганно нахмурилась, кивком указав Рэмзи на загадочного незнакомца в черном, лицо которого почти полностью скрывал капюшон. О'Киф взглядом поблагодарил ее за предупреждение и, одним губами шепнув: «Я люблю тебя!» — медленно двинулся через зал.
 
   Незнакомец из-под черного капюшона внимательно следил за каждым движением высокого крепкого мужчины в коричневом камзоле, пока тот, осторожно двигаясь сквозь толпу, любезно раскланивался со своими знакомыми, иногда на пару минут останавливаясь, чтобы поболтать с приятелем. Тихо отделившись от стены, возле которой он стоял в течение последнего часа, человек в черном, стараясь не привлекать внимания, медленно пошел следом. Мужчина, за которым он следил, скользнул в распахнутые двери зала, и таинственный незнакомец последовал за ним.
 
   Рукой в черной перчатке он нажал на тугой завиток деревянной панели, та поддалась его усилию. И когда, тихо скрипнув на металлических шарнирах, часть стены отошла в сторону, он проскользнул в образовавшееся отверстие и оказался в узком темном коридоре. Тонкие клочья паутины, свисая с потолка, украшали пустое пространство, как легкие вуали из нежнейшего шелка. В полумраке гулкого помещения рука с трудом нащупала маленький железный рычажок, и стена вновь встала на место. Тонкий луч фонарика помог различить стены, пол и первый поворот коридора. Сырость щекотала ноздри, под ногами то и дело шуршали маленькие обрывки каких-то бумаг. Не обращая внимания на эти звуки, незнакомец быстро шел вперед, иногда поворачивая за угол или поднимаясь по ступенькам лестницы. Дойдя до нужного ему места, он замер, прислушиваясь. Шарканье ног и скрип донеслись до его слуха. И он, гадая о том, что бы это могло значить, быстро нажал на маленький железный рычажок, открыв потайную дверь. Комната, представшая перед ним, была пуста, мгла окутывала все предметы, и только под большой темной картиной, висевшей на стене, мерцал свет.
 
   Фэлон не спеша обходил гостей, иногда поглядывая в сторону Пенелопы. Благо О'Киф не требовал особого внимания. Его громоздкую фигуру и без того было отовсюду прекрасно видно. Ротмер то и дело ненадолго останавливался и вел непринужденную беседу со своими деловыми партнерами, сенаторами, продюсерами. Обратившись к конгрессмену с деловым предложением, он тем не менее слушал его вполуха, все время косясь на Пенелопу Гамильтон и не сводя взгляда с большого темно-розового бриллианта, висевшего у нее на груди. Его так и подмывало сорвать с нее этот драгоценный камень. Ведь это была «Красная леди», реликвия Анноры.
   Душу Фэлона терзала невыносимая мука. В нее вселились и угрюмая жадность, и хватающие за сердце угрызения совести. Он считал этот бриллиант своим, принадлежащим ему по праву. К тому же это было все, что осталось у него в память об Анноре. Так и не договорив с конгрессменом, он направился к Пенни, и тут сердце его замерло: в зале не было О'Кифа.

Глава 40

   Рэмзи остановился посреди кабинета и внимательно смотрел на большую картину, висевшую на стене.
   — Сколько загадок ты оставила после себя? — произнес он, обращаясь к изображенной на картине Тесс.
   Обойдя стол, О'Киф снял со стены картину и, оглядев толстую тяжелую раму, заметил небольшую щель. Это была тонкая прямоугольная прорезь в прочной старой древесине. Вынув из-за голенища нож, он вставил лезвие в щель, и та поддалась его усилию. Часть рамы отошла, и под ней открылось глубокое отверстие, на дне которого лежала маленькая бархатная сумочка. «Ты знала, девочка, что я приду сюда», — подумал Рэмзи, доставая сумочку из тайника в раме.
   Вдруг дверь кабинета резко распахнулась, и яркий свет из коридора озарил комнату. О'Киф не испугался. Он знал, что наступит мгновение, когда все нужно будет поставить на свои места. Переступивший порог Фэлон онемел от бешенства, увидев снятую со стены картину и бархатную сумочку в руках своего врага. «Черт возьми! — выругался про себя он. — И откуда этот мерзавец знает все тайны дома? Двести лет картина провисела на стене, и никто не догадался о том, что в ней скрывается. А стоило этому головорезу переступить порог комнаты, все уже у него в руках».
   — Вот ты и попался! — злобно выговорил наконец Ротмер. — Я вынужден тебя задержать именем закона.
   — Сделай одолжение, — усмехнулся Рэмзи, подвигая к нему телефон и спокойно вешая картину обратно.
   — Все, что находится в этом доме, принадлежит мне.
   Все так же невозмутимо О'Киф открыл сумочку и достал из нее овальный светло-голубой камень. Фэлон жадно облизал губы, наблюдая за тем, как свет играет на тонких гранях голубого бриллианта.
   — Алмазы не твои, — возразил ему Рэмзи. — Ты каким-то образом перехватил их, и они не дошли до похитителей ребенка. А значит, и ты виноват в том, что они не вернули дочь отцу.
   — У тебя нет доказательств.
   — Могло быть и так, но ты не учел сообразительность Александра. Прежде чем расстаться с бриллиантами, он сфотографировал каждый камень, и у него сохранились эти фотографии. О том же, что деньги обращены в драгоценности, знали лишь три человека: Александр, Аннора и ты.
   — Даже если это так, то у меня есть еще один шанс. Ведь никто не видел, как ты вошел сюда.
   — Я видела! — воскликнула неожиданно появившаяся в дверях Слоун. В руке ее блеснул небольшой пистолет. Она молча вытянула вперед руку, и Рэмзи, положив бриллиант в сумочку, бросил сумочку ей.
   — Не смей! — воскликнул Фэлон и хотел двинуться с места, но дочь направила на него дуло пистолета. — Ведь ты все равно промотаешь это.
   — Плевала я на твои наставления! — злобно ответила она. — Ты сам виноват во всем, ты слишком много уделял внимания своей любимице Тесс, беспокоился о ее карьере, а о родной дочери совершенно забыл.
   — Она сама создавала себя, а у тебя были для этого блестящие возможности.
   — Возможности?! Да я всегда была в тени твоей сумасшедшей страсти! Ты даже этот портрет любил только за то, что изображенная на нем девица якобы похожа на Тесс. А она просто дрянь! И я всю жизнь старалась доказать тебе это, для этого и хотела бросить ее за решетку.
   — Заткнись!
   — Иди к черту, папа! Мне надоели твои вечные увещевания по поводу семейной чести. Ах, Элизабет — святая женщина! Ах, не оскорбляйте ее память! А эта сучка только и думала о том, как бы поссорить нас с Блэквеллами. Да и ты недалеко от нее ушел. Ведь ты всей душой ненавидел их. Даже отобрать их дом тебе показалось мало.
   — Молчи!
   — Ты решил похитить их ребенка!
   Наступило тягостное молчание. Фэлон побледнел. Слоун злобно усмехалась.
   — Неужели это правда? — донесся голос из темного угла комнаты. И перед ними появилась фигура человека в маске. Он медленно снял скрывающий его лицо раскрашенный кусок картона.
   — Александр! — выдохнул потрясенный Ротмер.
   — Как ты мог сделать это? — с недоумением спросил Блэквелл. — Ведь она — твоя племянница.
   — Я не похищал ее, клянусь тебе.
   — Врешь! Почему же тогда воры знали расположение внутренних коридоров? И почему бриллианты оказались у тебя?
   — Я убил похитителей.
   — И взял драгоценности себе? Так же, как взял мой дом, мои земли, но не только твоя жадность толкала тебя на преступления. Ты знал, что Аннора никогда не отдаст тебе письмо. Потому что никогда не простит тебе попыток изнасиловать ее.
   — Но я искал твою дочь и лишь не успел вовремя, она была уже мертва.
   Александр размахнулся и ударил Фэлона в челюсть. Тот охнул и упал на пол.
   — Нет, родственник, здесь ты ошибся, — сказал, склонившись над ним, Блэквелл. — Моя дочь жива. Только понадобилось двадцать пять лет, чтобы ее найти.
   — Что? — удивленно посмотрел на него Ротмер. — Этого не может быть!
   — Как? Дочь Александра жива? — хмуро переспросила Слоун, сжимая в руке пистолет, и вопросительно посмотрела на Рэмзи. — Значит, это Пенелопа? Я убью ее!
   С искаженным лицом она повернулась к двери.
   — Не думаю, — раздалось из темного угла комнаты, и в сумраке стал виден ствол еще одного пистолета. — Мисс Ротмер, бросьте оружие!
   На середину кабинета вышел человек в черном и снял с головы капюшон. В дверях появился Даунинг, держа на прицеле Слоун.
   — Все было хорошо, пока ты не влез в нашу жизнь, — глухо произнесла та, целясь в Рэмзи.
   Раздался выстрел, и О'Киф стал медленно сползать на пол. На его коричневом камзоле появилось черное пулевое отверстие. В комнату, громко крича, ворвалась Пенелопа.
   — Боже мой! Боже мой! — в отчаянии бормотала она, поддерживая ему голову. — Кто-нибудь, вызовите «скорую»!
   Александр поспешил к телефону. А Мэтерс, закинув за спину капюшон, поднял с пола брошенный Слоун пистолет. Даунинг надел на нее и Фэлона наручники.
   — Со мной все в порядке, — сказал улыбаясь Рэмзи.
   — Как это — в порядке?! — продолжала причитать Пенни. — Ведь в тебя же стреляли!
   — Я в бронежилете.
   Александр усмехнулся и стал извиняться по телефону перед потревоженными понапрасну врачами.
   — Мэтерс уговорил меня надеть эту тяжесть, — объяснял далее О'Киф. — Хотя я, честно говоря, не думал, что от нее будет какой-нибудь прок.
   — Значит, ты договорился с полицейскими, не предупредив меня? — Она не знала, плакать ей или смеяться. — А я-то волновалась, переживала!..
   Пенелопа с притворной суровостью ударила его кулаком в грудь. Он засмеялся и заключил ее в объятия. И она тихо заплакала, уткнувшись лицом ему в плечо.
   — Даже в гневе она похожа на свою мать, — сказал с умилением Блэквелл.
   — Папа, помолчи, пожалуйста, — откликнулась Пенни, перестав на секунду плакать.
   Рэмзи помог ей подняться и нежно поцеловал в щеку, затем снял бронежилет и, достав смятую пулю, протянул ее Пенелопе.
   — Спасибо, Пит, — поблагодарил он Мэтерса, передавая ему жилет. — Ваше оружие несколько слабовато. Смотри, как действует мое.
   И, не ожидая одобрения, он выстрелил из кремневого пистолета в камин. От грохота у Питера заложило уши; когда рассеялся дым, он увидел в кирпичной кладке камина выбоину величиной с апельсин.
   — Вот это да! — уважительно воскликнул Пит и подтолкнул Фэлона и Слоун к двери, словно стараясь уйти подальше от таких слишком эффектных экспериментов.
   Когда они ушли, Пенни наконец разглядела костюм, в котором был Александр. Оказалось, что Блэквелл был тем самым любезным лакеем, что стоял на запятках их кареты, когда они ехали в усадьбу Ротмера. Он посмеялся над ее искренним изумлением и, ласково поцеловав в лоб, оставил наедине с Рэмзи.
   — Какой замечательный портрет! — сказала Пенелопа, взглянув на картину, и, проведя рукой по краю рамы, увидела подпись художника, поставленную на холсте. Широко раскрыв глаза от изумления, Пенни повернулась к О'Кифу:
   — Это твое творение?
   — Вот так же точно удивилась и Тесс, — усмехнулся он.
   — Какие же еще таланты ты скрываешь от меня?
   — О, их так много, что ты еще долго будешь удивляться. — Он задорно, по-мальчишески подмигнул ей, а она бросилась ему на шею.
   Какой-то странный звук заставил их разжать объятия. Пенелопа огляделась вокруг и указала Рэмзи на старинное высокое зеркало с маленькой трещинкой в левом верхнем углу. Его стекло было тусклым, и ничто не отражалось в нем.
   — Ты видишь? — вдруг прошептала Пенни.
   — Да, — так же тихо ответил он.
   Туманная дымка, окутывающая глубину старого зеркала, стала редеть и рассеиваться, как влажная серая пелена на окне после теплого летнего дождя. И за прозрачным голубоватым стеклом возникла фигура стройной тридцатипятилетней женщины в окружении детей. Она нагнулась, чтобы взять на руки маленькую симпатичную девочку, но тут же замерла на месте, вглядываясь с той стороны в просветлевшее зеркало.
   Улыбнувшись, она сказала что-то увлеченному игрой мужчине, сидевшему в компании пятерых темноволосых мальчишек, и тот сразу же поднял свои веселые зеленые глаза к ясной поверхности старинного стекла. Что они говорили друг другу, не было слышно, но каждое движение представлялось зримым и отчетливым, словно все, что видели Пенелопа и О'Киф, происходило в соседней комнате.
   — Тесс, — завороженно проговорила Пенни, делая короткий шаг и вытягивая вперед руку, будто хотела коснуться своей потерянной подружки.
   Тесс за стеклом зеркала ласково улыбнулась ей, но в глазах ее стояли слезы. И тут она беззвучно рассмеялась, указывая Дэйну на Рэмзи. Он попытался одернуть ее, но тоже не смог сдержать улыбки, весело кивнув своему другу. Тот ответил ему легким поклоном и, подойдя к Пенелопе, обнял ее за талию. И в то же мгновение видение в старом зеркале исчезло.
   — До свидания, Тесс, — всхлипнув, произнесла Пенни и повернулась к О'Кифу:
   — Кстати, Дэйн — очень симпатичный мужчина.
   — А я?.. — с деланным возмущением воскликнул Рэмзи.

Эпилог

   Стоя у большого деревянного штурвала, О'Киф опытной рукой управлял бегущим по волнам ладным шестидесятифутовым судном. Его привычный взгляд уверенно скользил по надутым ветром парусам и вновь возвращался к лежащей в небольшом деревянном шезлонге Пенелопе. Легкий бриз играл ее густыми рыжими волосами. И Рэмзи, обманутый неподвижностью ее положения, думал, что она спит, но тут Пенни не спеша убрала с лица спутавшиеся пряди волос и ласково погладила спину лежащей рядом маленькой дочери.
   Никогда раньше О'Киф не думал, что его любовь к Пенелопе настолько возрастет с появлением на свет малышки с золотисто-каштановыми волосами. Теперь, когда Меган стала светом и радостью его жизни, не раз жаркие слезы умиления наворачивались ему на глаза при взгляде на отдыхающих в счастье и покое мать и дочь. Пенни в последнее время слегка пополнела, похорошела и стала еще более привлекательной.
   — Мне нравится, — сказала она, поднимаясь с шезлонга и аккуратно придерживая у груди маленькую девочку, — когда ты так смотришь на меня.
   — Как? — спросил, оборачиваясь, Рэмзи.
   — Так, словно хочешь раздеть ее, — усмехнулся проходящий мимо Александр.
   — Фи, папа! — с возмущением воскликнула Пенелопа.
   И насмешливо улыбающийся Блэквелл спрятался от разгневанной дочери за лежащим на палубе такелажем. Пенни подошла к О'Кифу и прильнула к его груди. Он обнял ее и заглянул в глаза.
   — Пора тебе принимать вахту.
   — Ага, — лукаво произнесла она. — Я вижу, ты хочешь поиграть с дочкой.
   — Да, — честно признался он и взял у нее девочку. — Вверяю тебе боевой пост.
   — Как ты любишь командовать!
   — Черт возьми! Хотя бы на своем корабле я могу себе это позволить?
   Пенелопа тихонько засмеялась в ответ, вставая к штурвалу. А Рэмзи устроился на лавке, повернувшись спиной к ветру, чтобы заслонить от него дочь. Посмотрев на жену, он убедился, что та умело управляет судном, сосредоточив все свое внимание на море и тугих, широких парусах, и в который раз подивился тому, как быстро она освоила морское дело. Загорелая, окрепшая, Пенни стояла на вахте, зорко вглядываясь вдаль. И О'Киф как никогда чувствовал, насколько она дорога ему и желанна. Он удивлялся и тому, что Пенелопа хочет еще детей, хотя, как он знал, испытывала жестокие боли при рождении дочери, и, покачивая головой, думал о силе и стойкости некоторых женщин.
   — Обед будет готов через двадцать минут, — сказала Маргарет, выглядывая из камбуза. — Накрывать стол наверху?
   Рэмзи кивнул. И экономка довольно улыбнулась. Появившийся за ее спиной Хэнк ласково погладил ее по плечу. «А он заботливый муж», — подумал О'Киф, глядя на эту сцену. На свадьбу Пенни подарила им свой большой викторианский дом, а сама вместе с Рэмзи переехала в усадьбу Александра, возвращенную ему по постановлению суда. И О'Киф радовался, ведь ему все равно где жить, лишь бы рядом с Пенелопой.
   Меган беспокойно зашевелилась во сне, и он принялся тихо покачивать ее на руках.
   — Не пугайся, она не заплачет, — улыбнулась, посмотрев на него, Пенни. Ей нравилось, когда Рэмзи возился с дочерью: читал сказки, рассказывал о своих приключениях.
   — Две светловолосые девочки — это моя слабость, — сказал он, подходя к штурвалу и отдавая ей ребенка. — Постой, не уходи, — остановил он ее, когда Пенни повернулась, чтобы уйти, и, освободив одну руку, обнял за плечи.
   Порыв ветра растрепал ей волосы, и они легким огненным облаком легли ему на грудь. Заходящее солнце окрасило воду в багряно-золотой цвет.
   — Никогда не думала, что буду так счастлива, — тихо прошептала Пенелопа, — Как хорошо, что мы нашли друг Друга!
   Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы.
   — Я всегда знал, что все будет именно так.
   Рэмзи был счастлив. Он нашел свою любовь наперекор времени и всем бедам. Вера в торжество любви вела его сквозь бури и столетия.