Страница:
Томас, ведь я люблю тебя. Почему ты всегда задаешь мне твои проклятые задачи, такие трудные, что на меня нападает страх, словно в школе, когда я не знала урока? (Взвешивая.) Томас? Георг?
_Господин Шульц_ (входит). А, фрейлейн Анна-Мари! Любуетесь красивым видом? Давненько мы не виделись с вами. Знаменательные у нас были встречи: Красная вилла, отель "У пляжа". Я по-прежнему ваш искренний поклонник. Моему ожиревшему сердцу приходится серьезно остерегаться вас. А как поживает уважаемый маэстро? На некоторое время - не у дел? Должен довольствоваться идиллиями, элегиями, размышлениями? Или он пламенно воспевает кайзера и отечество?
_Анна-Мари_. Томас в армии.
_Господин Шульц_ (раскрывает от удивления рот). А? Гром среди ясного неба. Как же так? Кто же так поступает?
_Анна-Мари_. Его нельзя было переубедить.
_Господин Шульц_. Почему же вы не пришли ко мне, малютка? Мы ведь с вами старые знакомые. Мы бы просто за его спиной устроили ему освобождение. Люблю его, вашего Томаса. Пробуждает возвышенные воспоминания: Вильгельм Телль, Толстой, Армия Спасения. Обераммергау. Это дело надо обмозговать, фрейлейн Анна-Мари. Хотите, займемся вместе? За бутылочкой шампанского? (Подмигивая.) Помните, какие превосходные марки вин у меня там, наверху? Итак, если есть время и охота, приходите к людоеду, словно молящая о помощи принцесса. (Придвинувшись ближе, интимно.) Хотя я и лью пушки, но, право же, я не такой страшный. Разве каннибализм не бледнеет, когда открывается столько возможностей для сравнения? Так, стало быть, пусть мой проект обежит прелестные извилины вашего мозга. До свидания. Et on revient toujours... [начало французской пословицы, соответствующей примерно русской: "Старая любовь не ржавеет"] (Уходит.)
_Анна-Мари_. Я дала ему договорить до конца. Его жадные глазки так и шарили по мне. И я его не задушила. Что же я такое? Кто я? Неужели моя неблагодарность заглушила во мне голос сердца? "Делай все, что хочешь, сказал он однажды, - но не предавай самое себя". Трудно быть неблагодарной. Трудно взвешивать. Трудно выбирать. (Взвешивая.) Томас? Георг? (Решительно, с сияющим лицом.) Георг.
3
Здание школы, превращенное в казарму. Комната.
На полу тесно положены соломенные тюфяки. Вечер.
_Солдаты_, смертельно усталые, валяются в изнеможении на тюфяках.
Некоторые чистят форму. Двое играют в карты.
_Томас_ лежит, закрыв глаза.
_Первый_. Я спрашиваю: почему? Я спрашиваю: ради чего? И небо не обрушится. И бог не накажет виновных.
_Второй_. Ну, этого от него не дождешься: бог убрался в Швейцарию.
_Первый_. Но ведь какой-нибудь смысл должен в этом быть.
_Третий_. В кино я видел картину "Оборотень". Знаешь ты, что такое оборотень?
_Четвертый_. Это - который кровь сосет? Вот вы, Вендт, ведь вы образованный: скажите, бывают на самом деле оборотни?
_Томас_ (лежит неподвижно на своем тюфяке). Чепуха.
_Третий_. Нет, не чепуха. В афише приводится мнение авторитетов.
_Томас_ (про себя). Они верят в оборотня, которого показывают в кино.
_Третий_. До чего жутко было. Одно удовольствие. Возле меня сидела одна кухарка, так она прямо потела от страха. Но я ее так ущипнул, что у нее сразу страх пропал.
_Четвертый_. Кто это воздух испортил? Сил нет!
_Третий_. Ничего удивительного при нашей жратве.
_Второй_. К вони надо привыкать. В братской могиле еще не так воняет. Эй, ты, балагур, спой нам куплеты о свинье и младенце.
_Четвертый_. Я зверски устал. Все кости болят.
_Второй_. Ты разве костями поешь? Или спой нам "Мумия и сыр".
_Третий_. В казарме саперов теперь в ходу такая песенка:
Бог, родина... все ерунда!
Закон войны таков:
Стоим горой за богачей,
Стреляем в бедняков.
_Многие_ (шумно). Замечательно. Очень хорошо.
Стук в дверь.
_Первый_. Пришла дама, которая к Вендту ходит.
_Томас_. Можно ей войти?
_Голоса_. Да. Конечно. Да, разумеется.
_Анна-Мари_ (входит; робко). Здравствуйте! (Подходит к Томасу.) Добрый день, Томас.
_Томас_. Зачем ты пришла?
_Анна-Мари_. Поговори со мной, Томас. Нехорошо будет, если ты со мной не поговоришь.
_Томас_. О чем мне с тобой говорить? Если ты не видишь сама, то слова не сделают тебя зрячей.
_Первый_. Вы слушали, как трепался майор, когда отправляли на позиции третий эшелон?
_Третий_. С души воротит от их красивых речей. Пусть сами подставляют под пули голову, если это такое удовольствие издохнуть за отечество. Велика радость - вместо правой ноги принести домой Железный крест?
_Анна-Мари_. Ты не чувствуешь, как мне страшно, Томас? Неужели ты вытащил меня из воды для того, чтобы я теперь задохнулась?
_Второй_. Выгружали первый эшелон, и вдруг - комбинированная воздушная атака. Троих убило, семерых ранило - еще до того, как они попали на фронт.
_Первый_. Я наверняка буду убит. Трижды мне снилось, будто я еду в каком-то открытом вагоне, лежу и не могу сдвинуться с места, а с обеих сторон на меня сыплется угольная пыль, все сильнее, сильнее. А я никак не могу пошевельнуться.
_Анна-Мари_. Георг Гейнзиус возвратился с фронта. Он бы тебя без всякого труда освободил.
_Томас_. Все та же песня.
_Анна-Мари_. Я предприняла кое-какие шаги. Тебя отпустят. Надо лишь захотеть.
_Томас_. Я не хочу.
_Анна-Мари_. Я кое-что привезла тебе. Шоколад.
_Томас_. Благодарю. У других тоже нет шоколаду.
_Анна-Мари_. Ты можешь дать и другим. Эхо Беттина посылает.
_Томас_ (берет). Беттина? Так.
_Анна-Мари_. Ты не проводишь меня немного? Здесь не поговоришь.
_Томас_ (устало встает). Ты меня мучаешь.
_Второй_. Это жена его или любовница?
_Четвертый_. Не знаю. Но, по-видимому, она ему гекупак.
_Третий_. Не гекупак, а гекуба. Это греческое слово. Означает: "на черта она мне сдалась".
_Четвертый_. Спасибо, господин почтовый ящик.
_Второй_. Только из-за того, что здесь Вендт, они над нами так измываются.
_Третий_. Как странно, что ему не скажешь "ты".
_Четвертый_. "Величие и достоинство служат преградой к сближению" - как сказал Шиллингер.
_Третий_. Ему дьявольски трудно. Но он не увиливает, не жалуется, а стискивает зубы и молчит.
_Первый_. Иногда мне кажется, что он-то и мог бы сказать - зачем, чего ради?
_Второй_. Пока что от него только и есть пользы, что из-за него к нам придираются.
_Совсем молоденький солдатик_ (яростно). Придираются? К вам? Ко мне придираются! Из всей роты только ко мне одному.
_Четвертый_. Погляди-ка. Грудной младенец раскрыл рот. Еще в утробе матери, а уже лопочет.
_Третий_. За что это к тебе придираются, сосунок?
_Молоденький солдат_. Могу вам сказать. За то, что я однажды застал фельдфебеля в офицерском нужнике, когда он там примерял монокль.
_Четвертый_. Вот еще обезьяна, вот еще проклятая образина!
_Второй_. Лезет в офицеры.
_Третий_. А тебе что там понадобилось, в офицерском нужнике?
_Молоденький солдат_. Чистить мне его велели. И вот с тех пор он ко мне придирается. (Кричит.) Не могу я больше. Сил нет. Я застрелюсь. Лучше сразу на тот свет, чем так вот медленно подыхать.
Общее замешательство.
_Второй_. Ну, ну, друг, успокойся.
_Первый_ (раздумывая, тихо). По-моему, надо было бы сказать об этом Томасу Вендту.
_Молоденький солдат_. Вендт сам уже кое-что заметил. Он как-то так взглянул на меня, пожал мне руку. Я понял, что он все знает. Я - из деревни. Хоть разок бы еще взглянуть на поля, на землю, на деревья и небо, а отпуск я не получал ни разу. Никогда. Может быть, в это воскресенье... Да нет, ничего не будет. (Пауза.)
_Четвертый_. Тут у меня стихотворение.
_Второй_. Смешное что-нибудь? Вроде "Мумия и сыр"?
_Четвертый_. Ну, нет, не смешное. Это Вендт писал.
_Первый_. Вендт?
_Многие_. Вендт?
_Четвертый_. Называется "Песня павших".
_Второй_ (разочарованно). Ну, значит, уже не смешное.
_Голоса_. Заткнись!
_Четвертый_.
Мы здесь лежим, желты, как воск,
Нам черви высосали мозг.
В плену могильной немоты
Землей забиты наши рты.
Мы ждем...
_Первый_ (про себя). Мы ждем... Да, мы ждем!
_Четвертый_.
Плоть наша - пепел и труха,
Но как могила ни глуха,
Сквозь немоту, сквозь сон, сквозь тьму
Вопрос грохочет: - Почему?
Мы ждем...
_Первый_ (вскакивает). И он, значит, тоже спрашивает? И он, значит, тоже спрашивает?
_Многие_. Не мешай. Читай дальше!
_Второй_. Да это совсем не смешно.
_Четвертый_.
Пусть скорбный холм травой зарос,
Взрывает землю наш вопрос...
_Томас_ (вернулся). Что это? Почему вы замолчали? Вы говорили обо мне? Ну и продолжайте.
_Третий_. Он прочел ваше стихотворение.
_Томас_. Стихотворение? Вот как? Со стихотворениями далеко не уйдешь. Между прочим, друзья, почему вы со мной на "вы"? Читай дальше.
_Первый_. Пусть он читает. Он сам. Вы должны прочесть.
_Молоденький солдат_. Читай, друг. Прошу тебя.
_Томас_ (читает, без особой выразительности, со скрытой злобой).
Пусть скорбный холм травой зарос,
Взрывает землю наш вопрос...
Он, ненасытен и упрям,
Прорвался из могильных ям.
Мы ждем.
Мы ждем. Мы только семена,
Настанут жатвы времена.
Ответ созрел. Ответ идет.
Он долго медлил. Он грядет.
Мы ждем.
Тишина.
_Молоденький солдат_ (тихо, робко). Чего ж они ждут? Скажи нам.
_Первый_ (настойчиво). Растолкуй нам, Томас Вендт, непременно. Зачем это - война и все такое. Видишь, ведь и мы все спрашиваем. Видишь, ведь и мы умираем. Ты должен нам растолковать, Томас Вендт.
_Фельдфебель_ (с шумом распахивает дверь). Что здесь такое?
Солдаты стоят навытяжку.
_Фельдфебель_. Почему вы все скучились, как овцы перед грозой? (Молчание. Молоденькому солдату.) Эй, ты, сопляк. Что это тут опять за свинарник? Не положено, чтобы тюфяк виднелся из-под одеяла. Неряха. Чтобы этого больше не было.
_Молоденький солдат_ (боязливо). Честь имею доложить, господин фельдфебель, одеяло слишком короткое. Я по-всякому старался.
Фельдфебель. Что? Противоречить? Вшивый мальчишка! Вот я тебя проучу! Твой воскресный отпуск - пиши пропало.
_Томас_ (тихо, но очень ясно). Вы придираетесь к этому солдату, господин фельдфебель.
_Фельдфебель_. Что? Кто посмел?
_Томас_ (негромко). Вы придираетесь к этому солдату, господин фельдфебель.
_Фельдфебель_. Ах, вы? Конечно, вы. Я вас подведу под военный суд. Бунтовщик. Скотина чертова. (Выходит, хлопнув дверью.)
_Томас_ (тихо).
Он долго медлил. Он грядет.
Мы ждем.
4
Сад на вилле Георга. Поздняя осень. Вечер.
Издалека доносятся песни играющих детей. _Беттина_. _Анна-Мари_.
_Анна-Мари_. Ваши руки на солнце совершенно прозрачны, Беттина.
_Беттина_. Да, мои руки не изменились. Ты прелестно одета, Анна-Мари. Белое платье и флорентийская шляпа очень тебе идут.
_Анна-Мари_. Я собираюсь в Мариенклаузе.
_Беттина_. И Георг туда, кажется, поехал верхом.
_Анна-Мари_ (нерешительно). Вот как.
_Беттина_. Что с Томасом?
_Анна-Мари_. Завтра будто бы отправляют на фронт.
_Беттина_. И ты только теперь говоришь мне об этом?
_Анна-Мари_. Я все сделала, чтобы его удержать. С ним не сговоришься. Он и не смотрит на меня. Может быть, все было бы по-иному, если бы он со мной поговорил.
_Беттина_. Чего хотят эти ребята у решетки?
_Анна-Мари_. У мальчика мяч залетел в сад. Он не решается войти.
_Беттина_. Открой ему, пожалуйста, калитку.
Анна-Мари идет.
_Беттина_ (напевает.)
Играй, душа моя, и пой
Чудесной летнею порой.
Анна-Мари входит с маленьким мальчиком.
_Мальчик_. Тетя, это невеселая песенка.
_Беттина_. Подойди ко мне, маленький Иозеф.
_Мальчик_. Ты не можешь спеть что-нибудь веселое?
_Беттина_. Что, например?
_Мальчик_ (поет, точно петушок).
Птички лесные
Поют так чудесно
В родимом краю.
_Беттина_. Чего только не умеет маленький Иозеф? Как поживает мама?
_Мальчик_. Она получила письмо.
_Беттина_. От отца? С фронта?
_Мальчик_. Папа пишет, что там - настоящий свинарник. И ему не дают отпуска. А дядя Стефан рассмеялся и сказал: вот видишь, этого хочет бог и кайзер. И схватил маму вот так, крепко. И, должно быть, ей было больно. А то она не ревела бы целую ночь.
_Беттина_. Кто это дядя Стефан?
_Мальчик_. Это кучер из пивоварни, где такие чудные лошадки. Иногда он мне позволяет покататься верхом - гоп-гоп! Но раз он не хотел меня снять, и я так испугался и закричал. А дядя Стефан смеялся и не снимал меня. А на руке у него красивые синие рисунки. Но я его не люблю. Оттого, что мама меня всегда высылает вон, когда он приходит. Что это с тетей?
Анна-Мари с трудом овладевает собой.
_Беттина_ (смотрит на нее; тихо). А, вот что!
_Мальчик_. Дядя Стефан говорит, что папу убьют.
_Беттина_ (гладит его по волосам). Маленький Иозеф.
_Мальчик_. Ребята играют. Слышишь: "Заяц белый, куда бегал?" И я хочу с ними. Мне здесь не нравится. Тетя сейчас заплачет, а ты тоже невеселая.
_Беттина_. Иди, иди, Иозеф. В следующий раз, как придешь, получишь конфет.
Мальчик убегает.
_Беттина_ (тихо). Вот, значит, как. Вот как.
_Анна-Мари_. Этого вы мне никогда не простите, Беттина?
_Беттина_. Тебе?
5
У Анны-Мари.
_Георг_. Ты была с господином Шульцем в кабаре?
_Анна-Мари_ (вызывающе). Да.
_Георг_. С Шульцем!
_Анна-Мари_. Мне захотелось света, вина, танцев. Ты ведь не мог пойти со мной. Или не хотел.
_Георг_. Вчера вечером, когда мы читали с тобой новый том стихов, ты чувствовала малейшую шероховатость. На прошлой неделе, когда мы говорили о Томасе Вендте, у тебя были такие глаза, что я не смел до тебя дотронуться. А потом ты идешь с Шульцем в кабаре.
_Анна-Мари_. Я и сегодня с ним пойду, если будет охота. Ты что, запретишь мне?
_Георг_. Да.
_Анна-Мари_. А я все-таки пойду. Это и разлучило нас с Томасом, что я не всегда оставалась такой, какой он меня впервые увидел. Оставаться завтра такой же, как сегодня? Нет.
_Георг_. Анна-Мари...
_Анна-Мари_. Я не позволю производить над собой опыты. Бери меня такой, какая я есть. Я не позволю себя "лепить".
_Георг_. Кто же ты? Сегодня ты чувствуешь себя больной от дерзкого взгляда, а завтра ты бежишь с Шульцем на танцы.
_Анна-Мари_. Да. И это хорошо. И я не хочу, чтоб было иначе.
_Георг_. Прощай, Анна-Мари. (Уходит.)
_Анна-Мари_ (одна, медленно, тихо, упрямо). И это хорошо. И я не хочу, чтоб было иначе.
6
Сад на вилле Георга. Начало лета.
_Беттина_ (одна, вздрагивает). Кто там?
_Георг_ (входит). Это я. Я шел по траве. (Целует ей руку, тихонько гладит по волосам.) Беттина.
_Беттина_. Ты вернулся?
_Георг_. Долго я отсутствовал?
_Беттина_. Для меня время тянулось долго. Очень было тяжело расставаться с ней?
_Георг_. Сегодня можешь лепить из нее все что угодно, а завтра все опять распадается. (После паузы, резко.) Ему следовало оставить ее такой, какой она была: тупой, довольной. Теперь она мечется от одного чувства к другому, бросается из одной крайности в другую; у нее нет точки опоры. Ужасно подумать, кому она сейчас бросилась на шею.
_Беттина_. Быть может, она была для него только образом. Ведь он во всем видит только образы. Быть может, она была для него только образом той косной массы, которой он хочет помочь.
_Георг_. Он сеет несчастье всюду, где появляется. Он одержимый, меченый.
_Беттина_. Разве тебе не жаль его? Подумай только, он валяется в какой-нибудь яме, под огнем, ожесточенный, безмолвный; вокруг - ни единой души, которая бы поняла его.
_Георг_. Он этого хотел. И ты еще защищаешь его, Беттина, после всего, что он причинил тебе.
_Беттина_. Он страдает больше, чем те, кого он заставляет страдать.
7
Воронка, вырытая снарядом. Знойное солнце.
Группа солдат, из них некоторые ранены. _Томас_.
_Первый_ (раненый). Пить! Пить!
_Второй_. Тебе нельзя пить. Не то взвоешь от боли.
_Третий_. Хоть бы стрелять начали. Эта тишина невыносима.
_Четвертый_. А там они сидят теперь по разным кафе. Играет музыка. Газетчицы выкрикивают названия газет. Перед кино - давка. Молодые люди слоняются, курят и бегают за первыми вечерними проститутками, дежурят у служебных входов в универмаги, поджидают продавщиц.
_Первый_. А тут лежи и подыхай. Хороша справедливость. Ведь должен быть какой-нибудь смысл в том, что происходит.
_Второй_. Почему должен быть?
_Третий_. Вот и я так думаю. К черту эти розовые бредни. Надо быть трезвым. С девчонками фасон держать не штука. Вот когда каждую минуту тебя может прихлопнуть - тогда держи фасон.
_Второй_. Этого ввек не забыть: лежишь и ждешь смерти, а над тобой само небо горит.
_Четвертый_. Вы видели, какой смешной был лейтенант?
_Третий_. Хороший парень. Не слишком мозговитый. Жалко, что его так сразу накрыло.
_Четвертый_. Он упал навзничь. А монокль остался в глазу. Очень смешно.
_Томас_ (глядя перед собой, со злобой, тихо). Выжечь все это у себя в мозгу. Запечатлеть в глазах, в ушах. Всосать в кровь.
_Второй_. "Пупсик, звезда моих очей". Я так люблю музыку. До смерти хочется вспомнить какой-нибудь хороший мотив. Не выходит. Все точно ветром сдуло. Только все та же избитая, глупая песенка. "Пупсик, звезда моих очей..." На зубах навязло.
_Первый_. Пить, пить, товарищи! (Стонет. Что-то бессвязно лепечет.)
_Второй_. Что с тобой, друг? Кончаешься? Может, сказать что-нибудь хочешь?
_Первый_. Что сказать? (Судорога проходит.) Чепуха. Если ты запомнишь, что я скажу, а я уже буду падалью, то что мне с того? Дружба? Ерунда. Любовь? Чушь. Отечество? Обман. Все это - бумажные деньги, сплошной обман.
_Молоденький солдат_ (ранен). Когда мы были на отдыхе, я пошел к проститутке. Первый раз в жизни. Она разделась, она была тугая, круглая. У меня дыханье сперло. Я взял да убежал, она мне вслед хохотала. И вот я умираю, так и не узнав женщины.
_Томас_ (про себя, тихо). Я не умру. Я вернусь, чтобы все увидели то, что я вижу. Я заставлю их видеть.
_Третий_. Никогда не знал женщины этот малыш. Скажи пожалуйста! Когда лежишь и в тебе копошатся черви и ты превращаешься в прах, что толку, если у тебя было не меньше женщин, чем у кронпринца?
_Четвертый_. Умереть от жажды. Страшное дело. Надо же было, чтобы дьявол нас занес как раз на южный фронт. Досаднее всего, что приходится подыхать у этих макаронников.
_Третий_. Поглядите-ка на Вендта. Так ничего от него и не дождались. Трубили о нем в газетах, пили за его здоровье, кричали, что он необыкновенный парень. А он лежит и подыхает, и ни одной собаке нет до него дела.
_Четвертый_. И даже если бы у них хватило благородства не брать его и позволить ему писать свои стихотворения и произносить свои возвышенные речи, все равно, и он бы ничем не помог. Ни один человек в мире не может помочь.
_Томас_ (про себя, сквозь зубы). Я не умру. Хорошо бы умереть. Но я не имею права. Я должен рассказать миру правду. Я должен перестроить мир.
_Первый_. Проклинать? Плакать? Молиться? Или... а-а...
_Третий_. Язык держать за зубами, тысяча чертей! Мутит от этой вечной трескотни. Просто голова кругом идет. И всегда долговязый заводит волынку. Не желаю больше слушать весь этот вздор.
_Второй_. Мне кажется, товарищ, тебе нечего кипятиться.
_Третий_. Почему?
_Второй_. Он уж на том свете, по-моему.
_Четвертый_. Бедняга. Самое лучшее для него.
_Третий_. Вот и трескотне конец. Теперь хоть подохнуть можно будет спокойно.
8
Кабаре. Господин Шульц, Анна-Мари, господин из австрийского
посольства. Мужчины, девушки. Со сцены доносится музыка
модных танцев и ритмическое шарканье ног танцующих.
_Господин из австрийского посольства_ (аплодирует двумя пальцами), Пр-э-э-лестно! Пре-э-э-лестно!
_Анна-Мари_. Ну и лодыжки у этой козы. С такими лодыжками не лезут танцевать. Да еще горб на спине.
_Господин Шульц_. Да, Анна-Мари, у нас насчет этого ассортимент получше. (Хлопает ее по спине.)
_Какой-то господин_. В моем лице вы видите величайшего неудачника нашего столетия. До войны я жил в тропиках. Десятки лет занимался проблемой, как приспособить тропики для европейцев. Я изобрел систему центрального охлаждения для отдельных домов и целых кварталов. Вдруг... эта проклятая война, пришлось все бросить и вернуться. Что же теперь прикажете делать с моим центральным охлаждением здесь, в Центральной Европе, где даже летом требуется паровое отопление!
_Анна-Мари_. Ну, что это за танцы? Все как деревянные, как калеки. Мертвые они, что ли? (Кельнеру.) Капельмейстера сюда!
_Тайный советник_. Что вы задумали, сударыня?
_Анна-Мари_. Мне нужен настоящий темп.
_Господин Шульц_. Только подумать, милостивые государи и государыни: второй год мировой войны! Икра, шампанское, цветник прелестных дам, музыка, танцы, на фронте доблестные герои, сыны отечества, грудью своей защищают это отечество от вторжения врага. Чудесно, если вдуматься. Я и в самом деле начинаю верить в провидение. Словечко: наш великий небесный союзник, - это вам не шуточки. Выпьем же за великого союзника.
Пьют.
_Господин Шульц_. Кельнер, остудить еще шампанского.
_Анна-Мари_ (вошедшему капельмейстеру). Сыграйте еще раз то же самое. Но в три раза быстрей. Я буду танцевать.
_Тайный советник_. Восхитительная идея, сударыня!
_Анна-Мари_. Идемте! (Уходит с одним из мужчин.)
_Господин Шульц_. Вакхические порывы приветствую. Тем более что в ней есть нечто от мадонны - и это частенько дает себя знать. Сильный привкус Гретхен, "Садовой листвы", "Сборника практических советов для женщин", "Журнала для домашних хозяек". В общем, предпочитаю тип Саломеи типу Лулу. А ваше мнение, многоуважаемый граф?
_Господин из австрийского посольства_. Конечно, дорогой господин фон Шульц, я считаю, что самое важное в девушке - темперамент. Только не рыхлая сдоба. Я - за стиль Кокошка.
_Господин Шульц_ (шумно). Совершенно верно. Совершенно верно. Ваше здоровье, граф!
_Тайный советник_. Танцует очаровательно ваша малютка.
_Господин Шульц_. Сначала девочка никуда не годилась. То и дело впадала в возвышенный тон. Была близка с Томасом Вендтом, бунтарем. Остались кой-какие пережитки. Но сейчас она у меня великолепно объезжена. Не правда ли?
_Тайный советник_ (не спускает с нее глаз). Да. В девочке чувствуется порода. Черт возьми! Вот это танец - так и пробирает тебя всего.
_Господин Шульц_. Интересуетесь? Желаете, чтобы она как-нибудь поужинала с вами? А может быть, предпочитаете к ней на чашку чая? Устрою с радостью. Оборудовал ей восхитительную квартирку. На Аугсбургерштрассе. Бывший владелец ее - мой должник. Офицер. Убит на фронте. Всю его рухлядь приобрел с аукциона.
_Тайный советник_. Очаровательна, честное мое слово. В высшей степени отрадное явление. Оазис в пустыне нынешнего бытия.
_Господин Шульц_. Нуждаюсь в такой отраде в немногие минуты досуга. Почтительнейше прошу взвесить: мы, организаторы тыла, всегда наготове. Нервы вечно напряжены. Неусыпные заботы, ответственность. Например: в твоем распоряжении железо, сахар, селитра, глицерин. Что делать? Поставлять сковородки домашним хозяйкам или Гинденбургу - пушки? Сахар для варенья, селитру для копчения, глицерин для женских ручек или все это Людендорфу на военные нужды? Проблема! Дилемма! Флюгер. Геракл на распутье.
Кстати, рассчитываю на небольшое одолжение, господин тайный советник. В вашем ведомстве работает один господин. Он во что бы то ни стало хочет вырвать для потребительских надобностей пару тысяч тонн сахару, реквизированных мною. Чушь! Пусть народ поглощает немножко меньше повидла. Главное, чтобы наши доблестные фронтовики и так далее.
Ну-с, так когда же Анна-Мари будет иметь честь видеть вас у себя?
_Тайный советник_. Вы серьезно хотите это устроить? Чудесно! Чудесно! А что касается сахара, то мы уж как-нибудь урезоним нашего друга народа. Нельзя же вечно потворствовать излишествам черни!
_Анна-Мари_ (возвращается, залпом выпивает шампанское). Горю!..
_Тайный советник_. Чудесно. Монада. Врожденная гармония в движениях.
_Господин из австрийского посольства_ (аплодирует двумя пальцами). Прэ-е-лестно. Прэ-е-лестно. Стиль Кокошка.
_Господин Шульц_. Одобряю. Темп. Движение. Мотор в крови.
_Изобретатель центрального охлаждения_ (снова начинает рассказывать). О невезении я могу сложить целую поэму. До войны я жил в Бангкоке... приспособить тропики для европейца... система центрального охлаждения... а теперь, в Центральной Европе...
_Шансонетка_ в костюме сестры милосердия. Поет куплеты.
_Раненый_ появляется. Бледный, очень молод. Оглядывается.
Нерешительно подходит к соседнему столику.
_Кельнер_ (враждебно). Что угодно господину?
_Раненый_. Кружку пива, пожалуйста.
_Кельнер_. Пива у нас нет. Только шампанское.
_Шансонетка_ (поет припев).
Да, красный крест мой стяг.
Да, я решила так.
Да, красный крест,
Да, красный крест,
Ура, ура, ура!
_Господин из австрийского посольства_ {аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-э-лестно. Прэ-ле-стно.
Шансонетка поет вторую строфу.
_Раненый_ (медленно, в раздумье). Ну что ж, тогда, пожалуй, придется уйти.
_Анна-Мари_ (с момента появления раненого все время с интересом следит за ним). Посмотрите-ка.
_Господин Шульц_. Что там такое? Ну да, конечно. Никакого такта у этих парней. Одичали на фронте. Мозолят глаза своим видом. Для чего, я вас спрашиваю, оплачиваются все эти дорогие госпиталя и лазареты?
_Анна-Мари_. Я не хочу, чтобы он так ушел.
_Тайный советник_ (пылко). Ну, конечно же, конечно же, мы позовем нашего воина сюда, сударыня. Сочувствие раненым героям - высшая добродетель немецких женщин.
_Господин Шульц_ (входит). А, фрейлейн Анна-Мари! Любуетесь красивым видом? Давненько мы не виделись с вами. Знаменательные у нас были встречи: Красная вилла, отель "У пляжа". Я по-прежнему ваш искренний поклонник. Моему ожиревшему сердцу приходится серьезно остерегаться вас. А как поживает уважаемый маэстро? На некоторое время - не у дел? Должен довольствоваться идиллиями, элегиями, размышлениями? Или он пламенно воспевает кайзера и отечество?
_Анна-Мари_. Томас в армии.
_Господин Шульц_ (раскрывает от удивления рот). А? Гром среди ясного неба. Как же так? Кто же так поступает?
_Анна-Мари_. Его нельзя было переубедить.
_Господин Шульц_. Почему же вы не пришли ко мне, малютка? Мы ведь с вами старые знакомые. Мы бы просто за его спиной устроили ему освобождение. Люблю его, вашего Томаса. Пробуждает возвышенные воспоминания: Вильгельм Телль, Толстой, Армия Спасения. Обераммергау. Это дело надо обмозговать, фрейлейн Анна-Мари. Хотите, займемся вместе? За бутылочкой шампанского? (Подмигивая.) Помните, какие превосходные марки вин у меня там, наверху? Итак, если есть время и охота, приходите к людоеду, словно молящая о помощи принцесса. (Придвинувшись ближе, интимно.) Хотя я и лью пушки, но, право же, я не такой страшный. Разве каннибализм не бледнеет, когда открывается столько возможностей для сравнения? Так, стало быть, пусть мой проект обежит прелестные извилины вашего мозга. До свидания. Et on revient toujours... [начало французской пословицы, соответствующей примерно русской: "Старая любовь не ржавеет"] (Уходит.)
_Анна-Мари_. Я дала ему договорить до конца. Его жадные глазки так и шарили по мне. И я его не задушила. Что же я такое? Кто я? Неужели моя неблагодарность заглушила во мне голос сердца? "Делай все, что хочешь, сказал он однажды, - но не предавай самое себя". Трудно быть неблагодарной. Трудно взвешивать. Трудно выбирать. (Взвешивая.) Томас? Георг? (Решительно, с сияющим лицом.) Георг.
3
Здание школы, превращенное в казарму. Комната.
На полу тесно положены соломенные тюфяки. Вечер.
_Солдаты_, смертельно усталые, валяются в изнеможении на тюфяках.
Некоторые чистят форму. Двое играют в карты.
_Томас_ лежит, закрыв глаза.
_Первый_. Я спрашиваю: почему? Я спрашиваю: ради чего? И небо не обрушится. И бог не накажет виновных.
_Второй_. Ну, этого от него не дождешься: бог убрался в Швейцарию.
_Первый_. Но ведь какой-нибудь смысл должен в этом быть.
_Третий_. В кино я видел картину "Оборотень". Знаешь ты, что такое оборотень?
_Четвертый_. Это - который кровь сосет? Вот вы, Вендт, ведь вы образованный: скажите, бывают на самом деле оборотни?
_Томас_ (лежит неподвижно на своем тюфяке). Чепуха.
_Третий_. Нет, не чепуха. В афише приводится мнение авторитетов.
_Томас_ (про себя). Они верят в оборотня, которого показывают в кино.
_Третий_. До чего жутко было. Одно удовольствие. Возле меня сидела одна кухарка, так она прямо потела от страха. Но я ее так ущипнул, что у нее сразу страх пропал.
_Четвертый_. Кто это воздух испортил? Сил нет!
_Третий_. Ничего удивительного при нашей жратве.
_Второй_. К вони надо привыкать. В братской могиле еще не так воняет. Эй, ты, балагур, спой нам куплеты о свинье и младенце.
_Четвертый_. Я зверски устал. Все кости болят.
_Второй_. Ты разве костями поешь? Или спой нам "Мумия и сыр".
_Третий_. В казарме саперов теперь в ходу такая песенка:
Бог, родина... все ерунда!
Закон войны таков:
Стоим горой за богачей,
Стреляем в бедняков.
_Многие_ (шумно). Замечательно. Очень хорошо.
Стук в дверь.
_Первый_. Пришла дама, которая к Вендту ходит.
_Томас_. Можно ей войти?
_Голоса_. Да. Конечно. Да, разумеется.
_Анна-Мари_ (входит; робко). Здравствуйте! (Подходит к Томасу.) Добрый день, Томас.
_Томас_. Зачем ты пришла?
_Анна-Мари_. Поговори со мной, Томас. Нехорошо будет, если ты со мной не поговоришь.
_Томас_. О чем мне с тобой говорить? Если ты не видишь сама, то слова не сделают тебя зрячей.
_Первый_. Вы слушали, как трепался майор, когда отправляли на позиции третий эшелон?
_Третий_. С души воротит от их красивых речей. Пусть сами подставляют под пули голову, если это такое удовольствие издохнуть за отечество. Велика радость - вместо правой ноги принести домой Железный крест?
_Анна-Мари_. Ты не чувствуешь, как мне страшно, Томас? Неужели ты вытащил меня из воды для того, чтобы я теперь задохнулась?
_Второй_. Выгружали первый эшелон, и вдруг - комбинированная воздушная атака. Троих убило, семерых ранило - еще до того, как они попали на фронт.
_Первый_. Я наверняка буду убит. Трижды мне снилось, будто я еду в каком-то открытом вагоне, лежу и не могу сдвинуться с места, а с обеих сторон на меня сыплется угольная пыль, все сильнее, сильнее. А я никак не могу пошевельнуться.
_Анна-Мари_. Георг Гейнзиус возвратился с фронта. Он бы тебя без всякого труда освободил.
_Томас_. Все та же песня.
_Анна-Мари_. Я предприняла кое-какие шаги. Тебя отпустят. Надо лишь захотеть.
_Томас_. Я не хочу.
_Анна-Мари_. Я кое-что привезла тебе. Шоколад.
_Томас_. Благодарю. У других тоже нет шоколаду.
_Анна-Мари_. Ты можешь дать и другим. Эхо Беттина посылает.
_Томас_ (берет). Беттина? Так.
_Анна-Мари_. Ты не проводишь меня немного? Здесь не поговоришь.
_Томас_ (устало встает). Ты меня мучаешь.
_Второй_. Это жена его или любовница?
_Четвертый_. Не знаю. Но, по-видимому, она ему гекупак.
_Третий_. Не гекупак, а гекуба. Это греческое слово. Означает: "на черта она мне сдалась".
_Четвертый_. Спасибо, господин почтовый ящик.
_Второй_. Только из-за того, что здесь Вендт, они над нами так измываются.
_Третий_. Как странно, что ему не скажешь "ты".
_Четвертый_. "Величие и достоинство служат преградой к сближению" - как сказал Шиллингер.
_Третий_. Ему дьявольски трудно. Но он не увиливает, не жалуется, а стискивает зубы и молчит.
_Первый_. Иногда мне кажется, что он-то и мог бы сказать - зачем, чего ради?
_Второй_. Пока что от него только и есть пользы, что из-за него к нам придираются.
_Совсем молоденький солдатик_ (яростно). Придираются? К вам? Ко мне придираются! Из всей роты только ко мне одному.
_Четвертый_. Погляди-ка. Грудной младенец раскрыл рот. Еще в утробе матери, а уже лопочет.
_Третий_. За что это к тебе придираются, сосунок?
_Молоденький солдат_. Могу вам сказать. За то, что я однажды застал фельдфебеля в офицерском нужнике, когда он там примерял монокль.
_Четвертый_. Вот еще обезьяна, вот еще проклятая образина!
_Второй_. Лезет в офицеры.
_Третий_. А тебе что там понадобилось, в офицерском нужнике?
_Молоденький солдат_. Чистить мне его велели. И вот с тех пор он ко мне придирается. (Кричит.) Не могу я больше. Сил нет. Я застрелюсь. Лучше сразу на тот свет, чем так вот медленно подыхать.
Общее замешательство.
_Второй_. Ну, ну, друг, успокойся.
_Первый_ (раздумывая, тихо). По-моему, надо было бы сказать об этом Томасу Вендту.
_Молоденький солдат_. Вендт сам уже кое-что заметил. Он как-то так взглянул на меня, пожал мне руку. Я понял, что он все знает. Я - из деревни. Хоть разок бы еще взглянуть на поля, на землю, на деревья и небо, а отпуск я не получал ни разу. Никогда. Может быть, в это воскресенье... Да нет, ничего не будет. (Пауза.)
_Четвертый_. Тут у меня стихотворение.
_Второй_. Смешное что-нибудь? Вроде "Мумия и сыр"?
_Четвертый_. Ну, нет, не смешное. Это Вендт писал.
_Первый_. Вендт?
_Многие_. Вендт?
_Четвертый_. Называется "Песня павших".
_Второй_ (разочарованно). Ну, значит, уже не смешное.
_Голоса_. Заткнись!
_Четвертый_.
Мы здесь лежим, желты, как воск,
Нам черви высосали мозг.
В плену могильной немоты
Землей забиты наши рты.
Мы ждем...
_Первый_ (про себя). Мы ждем... Да, мы ждем!
_Четвертый_.
Плоть наша - пепел и труха,
Но как могила ни глуха,
Сквозь немоту, сквозь сон, сквозь тьму
Вопрос грохочет: - Почему?
Мы ждем...
_Первый_ (вскакивает). И он, значит, тоже спрашивает? И он, значит, тоже спрашивает?
_Многие_. Не мешай. Читай дальше!
_Второй_. Да это совсем не смешно.
_Четвертый_.
Пусть скорбный холм травой зарос,
Взрывает землю наш вопрос...
_Томас_ (вернулся). Что это? Почему вы замолчали? Вы говорили обо мне? Ну и продолжайте.
_Третий_. Он прочел ваше стихотворение.
_Томас_. Стихотворение? Вот как? Со стихотворениями далеко не уйдешь. Между прочим, друзья, почему вы со мной на "вы"? Читай дальше.
_Первый_. Пусть он читает. Он сам. Вы должны прочесть.
_Молоденький солдат_. Читай, друг. Прошу тебя.
_Томас_ (читает, без особой выразительности, со скрытой злобой).
Пусть скорбный холм травой зарос,
Взрывает землю наш вопрос...
Он, ненасытен и упрям,
Прорвался из могильных ям.
Мы ждем.
Мы ждем. Мы только семена,
Настанут жатвы времена.
Ответ созрел. Ответ идет.
Он долго медлил. Он грядет.
Мы ждем.
Тишина.
_Молоденький солдат_ (тихо, робко). Чего ж они ждут? Скажи нам.
_Первый_ (настойчиво). Растолкуй нам, Томас Вендт, непременно. Зачем это - война и все такое. Видишь, ведь и мы все спрашиваем. Видишь, ведь и мы умираем. Ты должен нам растолковать, Томас Вендт.
_Фельдфебель_ (с шумом распахивает дверь). Что здесь такое?
Солдаты стоят навытяжку.
_Фельдфебель_. Почему вы все скучились, как овцы перед грозой? (Молчание. Молоденькому солдату.) Эй, ты, сопляк. Что это тут опять за свинарник? Не положено, чтобы тюфяк виднелся из-под одеяла. Неряха. Чтобы этого больше не было.
_Молоденький солдат_ (боязливо). Честь имею доложить, господин фельдфебель, одеяло слишком короткое. Я по-всякому старался.
Фельдфебель. Что? Противоречить? Вшивый мальчишка! Вот я тебя проучу! Твой воскресный отпуск - пиши пропало.
_Томас_ (тихо, но очень ясно). Вы придираетесь к этому солдату, господин фельдфебель.
_Фельдфебель_. Что? Кто посмел?
_Томас_ (негромко). Вы придираетесь к этому солдату, господин фельдфебель.
_Фельдфебель_. Ах, вы? Конечно, вы. Я вас подведу под военный суд. Бунтовщик. Скотина чертова. (Выходит, хлопнув дверью.)
_Томас_ (тихо).
Он долго медлил. Он грядет.
Мы ждем.
4
Сад на вилле Георга. Поздняя осень. Вечер.
Издалека доносятся песни играющих детей. _Беттина_. _Анна-Мари_.
_Анна-Мари_. Ваши руки на солнце совершенно прозрачны, Беттина.
_Беттина_. Да, мои руки не изменились. Ты прелестно одета, Анна-Мари. Белое платье и флорентийская шляпа очень тебе идут.
_Анна-Мари_. Я собираюсь в Мариенклаузе.
_Беттина_. И Георг туда, кажется, поехал верхом.
_Анна-Мари_ (нерешительно). Вот как.
_Беттина_. Что с Томасом?
_Анна-Мари_. Завтра будто бы отправляют на фронт.
_Беттина_. И ты только теперь говоришь мне об этом?
_Анна-Мари_. Я все сделала, чтобы его удержать. С ним не сговоришься. Он и не смотрит на меня. Может быть, все было бы по-иному, если бы он со мной поговорил.
_Беттина_. Чего хотят эти ребята у решетки?
_Анна-Мари_. У мальчика мяч залетел в сад. Он не решается войти.
_Беттина_. Открой ему, пожалуйста, калитку.
Анна-Мари идет.
_Беттина_ (напевает.)
Играй, душа моя, и пой
Чудесной летнею порой.
Анна-Мари входит с маленьким мальчиком.
_Мальчик_. Тетя, это невеселая песенка.
_Беттина_. Подойди ко мне, маленький Иозеф.
_Мальчик_. Ты не можешь спеть что-нибудь веселое?
_Беттина_. Что, например?
_Мальчик_ (поет, точно петушок).
Птички лесные
Поют так чудесно
В родимом краю.
_Беттина_. Чего только не умеет маленький Иозеф? Как поживает мама?
_Мальчик_. Она получила письмо.
_Беттина_. От отца? С фронта?
_Мальчик_. Папа пишет, что там - настоящий свинарник. И ему не дают отпуска. А дядя Стефан рассмеялся и сказал: вот видишь, этого хочет бог и кайзер. И схватил маму вот так, крепко. И, должно быть, ей было больно. А то она не ревела бы целую ночь.
_Беттина_. Кто это дядя Стефан?
_Мальчик_. Это кучер из пивоварни, где такие чудные лошадки. Иногда он мне позволяет покататься верхом - гоп-гоп! Но раз он не хотел меня снять, и я так испугался и закричал. А дядя Стефан смеялся и не снимал меня. А на руке у него красивые синие рисунки. Но я его не люблю. Оттого, что мама меня всегда высылает вон, когда он приходит. Что это с тетей?
Анна-Мари с трудом овладевает собой.
_Беттина_ (смотрит на нее; тихо). А, вот что!
_Мальчик_. Дядя Стефан говорит, что папу убьют.
_Беттина_ (гладит его по волосам). Маленький Иозеф.
_Мальчик_. Ребята играют. Слышишь: "Заяц белый, куда бегал?" И я хочу с ними. Мне здесь не нравится. Тетя сейчас заплачет, а ты тоже невеселая.
_Беттина_. Иди, иди, Иозеф. В следующий раз, как придешь, получишь конфет.
Мальчик убегает.
_Беттина_ (тихо). Вот, значит, как. Вот как.
_Анна-Мари_. Этого вы мне никогда не простите, Беттина?
_Беттина_. Тебе?
5
У Анны-Мари.
_Георг_. Ты была с господином Шульцем в кабаре?
_Анна-Мари_ (вызывающе). Да.
_Георг_. С Шульцем!
_Анна-Мари_. Мне захотелось света, вина, танцев. Ты ведь не мог пойти со мной. Или не хотел.
_Георг_. Вчера вечером, когда мы читали с тобой новый том стихов, ты чувствовала малейшую шероховатость. На прошлой неделе, когда мы говорили о Томасе Вендте, у тебя были такие глаза, что я не смел до тебя дотронуться. А потом ты идешь с Шульцем в кабаре.
_Анна-Мари_. Я и сегодня с ним пойду, если будет охота. Ты что, запретишь мне?
_Георг_. Да.
_Анна-Мари_. А я все-таки пойду. Это и разлучило нас с Томасом, что я не всегда оставалась такой, какой он меня впервые увидел. Оставаться завтра такой же, как сегодня? Нет.
_Георг_. Анна-Мари...
_Анна-Мари_. Я не позволю производить над собой опыты. Бери меня такой, какая я есть. Я не позволю себя "лепить".
_Георг_. Кто же ты? Сегодня ты чувствуешь себя больной от дерзкого взгляда, а завтра ты бежишь с Шульцем на танцы.
_Анна-Мари_. Да. И это хорошо. И я не хочу, чтоб было иначе.
_Георг_. Прощай, Анна-Мари. (Уходит.)
_Анна-Мари_ (одна, медленно, тихо, упрямо). И это хорошо. И я не хочу, чтоб было иначе.
6
Сад на вилле Георга. Начало лета.
_Беттина_ (одна, вздрагивает). Кто там?
_Георг_ (входит). Это я. Я шел по траве. (Целует ей руку, тихонько гладит по волосам.) Беттина.
_Беттина_. Ты вернулся?
_Георг_. Долго я отсутствовал?
_Беттина_. Для меня время тянулось долго. Очень было тяжело расставаться с ней?
_Георг_. Сегодня можешь лепить из нее все что угодно, а завтра все опять распадается. (После паузы, резко.) Ему следовало оставить ее такой, какой она была: тупой, довольной. Теперь она мечется от одного чувства к другому, бросается из одной крайности в другую; у нее нет точки опоры. Ужасно подумать, кому она сейчас бросилась на шею.
_Беттина_. Быть может, она была для него только образом. Ведь он во всем видит только образы. Быть может, она была для него только образом той косной массы, которой он хочет помочь.
_Георг_. Он сеет несчастье всюду, где появляется. Он одержимый, меченый.
_Беттина_. Разве тебе не жаль его? Подумай только, он валяется в какой-нибудь яме, под огнем, ожесточенный, безмолвный; вокруг - ни единой души, которая бы поняла его.
_Георг_. Он этого хотел. И ты еще защищаешь его, Беттина, после всего, что он причинил тебе.
_Беттина_. Он страдает больше, чем те, кого он заставляет страдать.
7
Воронка, вырытая снарядом. Знойное солнце.
Группа солдат, из них некоторые ранены. _Томас_.
_Первый_ (раненый). Пить! Пить!
_Второй_. Тебе нельзя пить. Не то взвоешь от боли.
_Третий_. Хоть бы стрелять начали. Эта тишина невыносима.
_Четвертый_. А там они сидят теперь по разным кафе. Играет музыка. Газетчицы выкрикивают названия газет. Перед кино - давка. Молодые люди слоняются, курят и бегают за первыми вечерними проститутками, дежурят у служебных входов в универмаги, поджидают продавщиц.
_Первый_. А тут лежи и подыхай. Хороша справедливость. Ведь должен быть какой-нибудь смысл в том, что происходит.
_Второй_. Почему должен быть?
_Третий_. Вот и я так думаю. К черту эти розовые бредни. Надо быть трезвым. С девчонками фасон держать не штука. Вот когда каждую минуту тебя может прихлопнуть - тогда держи фасон.
_Второй_. Этого ввек не забыть: лежишь и ждешь смерти, а над тобой само небо горит.
_Четвертый_. Вы видели, какой смешной был лейтенант?
_Третий_. Хороший парень. Не слишком мозговитый. Жалко, что его так сразу накрыло.
_Четвертый_. Он упал навзничь. А монокль остался в глазу. Очень смешно.
_Томас_ (глядя перед собой, со злобой, тихо). Выжечь все это у себя в мозгу. Запечатлеть в глазах, в ушах. Всосать в кровь.
_Второй_. "Пупсик, звезда моих очей". Я так люблю музыку. До смерти хочется вспомнить какой-нибудь хороший мотив. Не выходит. Все точно ветром сдуло. Только все та же избитая, глупая песенка. "Пупсик, звезда моих очей..." На зубах навязло.
_Первый_. Пить, пить, товарищи! (Стонет. Что-то бессвязно лепечет.)
_Второй_. Что с тобой, друг? Кончаешься? Может, сказать что-нибудь хочешь?
_Первый_. Что сказать? (Судорога проходит.) Чепуха. Если ты запомнишь, что я скажу, а я уже буду падалью, то что мне с того? Дружба? Ерунда. Любовь? Чушь. Отечество? Обман. Все это - бумажные деньги, сплошной обман.
_Молоденький солдат_ (ранен). Когда мы были на отдыхе, я пошел к проститутке. Первый раз в жизни. Она разделась, она была тугая, круглая. У меня дыханье сперло. Я взял да убежал, она мне вслед хохотала. И вот я умираю, так и не узнав женщины.
_Томас_ (про себя, тихо). Я не умру. Я вернусь, чтобы все увидели то, что я вижу. Я заставлю их видеть.
_Третий_. Никогда не знал женщины этот малыш. Скажи пожалуйста! Когда лежишь и в тебе копошатся черви и ты превращаешься в прах, что толку, если у тебя было не меньше женщин, чем у кронпринца?
_Четвертый_. Умереть от жажды. Страшное дело. Надо же было, чтобы дьявол нас занес как раз на южный фронт. Досаднее всего, что приходится подыхать у этих макаронников.
_Третий_. Поглядите-ка на Вендта. Так ничего от него и не дождались. Трубили о нем в газетах, пили за его здоровье, кричали, что он необыкновенный парень. А он лежит и подыхает, и ни одной собаке нет до него дела.
_Четвертый_. И даже если бы у них хватило благородства не брать его и позволить ему писать свои стихотворения и произносить свои возвышенные речи, все равно, и он бы ничем не помог. Ни один человек в мире не может помочь.
_Томас_ (про себя, сквозь зубы). Я не умру. Хорошо бы умереть. Но я не имею права. Я должен рассказать миру правду. Я должен перестроить мир.
_Первый_. Проклинать? Плакать? Молиться? Или... а-а...
_Третий_. Язык держать за зубами, тысяча чертей! Мутит от этой вечной трескотни. Просто голова кругом идет. И всегда долговязый заводит волынку. Не желаю больше слушать весь этот вздор.
_Второй_. Мне кажется, товарищ, тебе нечего кипятиться.
_Третий_. Почему?
_Второй_. Он уж на том свете, по-моему.
_Четвертый_. Бедняга. Самое лучшее для него.
_Третий_. Вот и трескотне конец. Теперь хоть подохнуть можно будет спокойно.
8
Кабаре. Господин Шульц, Анна-Мари, господин из австрийского
посольства. Мужчины, девушки. Со сцены доносится музыка
модных танцев и ритмическое шарканье ног танцующих.
_Господин из австрийского посольства_ (аплодирует двумя пальцами), Пр-э-э-лестно! Пре-э-э-лестно!
_Анна-Мари_. Ну и лодыжки у этой козы. С такими лодыжками не лезут танцевать. Да еще горб на спине.
_Господин Шульц_. Да, Анна-Мари, у нас насчет этого ассортимент получше. (Хлопает ее по спине.)
_Какой-то господин_. В моем лице вы видите величайшего неудачника нашего столетия. До войны я жил в тропиках. Десятки лет занимался проблемой, как приспособить тропики для европейцев. Я изобрел систему центрального охлаждения для отдельных домов и целых кварталов. Вдруг... эта проклятая война, пришлось все бросить и вернуться. Что же теперь прикажете делать с моим центральным охлаждением здесь, в Центральной Европе, где даже летом требуется паровое отопление!
_Анна-Мари_. Ну, что это за танцы? Все как деревянные, как калеки. Мертвые они, что ли? (Кельнеру.) Капельмейстера сюда!
_Тайный советник_. Что вы задумали, сударыня?
_Анна-Мари_. Мне нужен настоящий темп.
_Господин Шульц_. Только подумать, милостивые государи и государыни: второй год мировой войны! Икра, шампанское, цветник прелестных дам, музыка, танцы, на фронте доблестные герои, сыны отечества, грудью своей защищают это отечество от вторжения врага. Чудесно, если вдуматься. Я и в самом деле начинаю верить в провидение. Словечко: наш великий небесный союзник, - это вам не шуточки. Выпьем же за великого союзника.
Пьют.
_Господин Шульц_. Кельнер, остудить еще шампанского.
_Анна-Мари_ (вошедшему капельмейстеру). Сыграйте еще раз то же самое. Но в три раза быстрей. Я буду танцевать.
_Тайный советник_. Восхитительная идея, сударыня!
_Анна-Мари_. Идемте! (Уходит с одним из мужчин.)
_Господин Шульц_. Вакхические порывы приветствую. Тем более что в ней есть нечто от мадонны - и это частенько дает себя знать. Сильный привкус Гретхен, "Садовой листвы", "Сборника практических советов для женщин", "Журнала для домашних хозяек". В общем, предпочитаю тип Саломеи типу Лулу. А ваше мнение, многоуважаемый граф?
_Господин из австрийского посольства_. Конечно, дорогой господин фон Шульц, я считаю, что самое важное в девушке - темперамент. Только не рыхлая сдоба. Я - за стиль Кокошка.
_Господин Шульц_ (шумно). Совершенно верно. Совершенно верно. Ваше здоровье, граф!
_Тайный советник_. Танцует очаровательно ваша малютка.
_Господин Шульц_. Сначала девочка никуда не годилась. То и дело впадала в возвышенный тон. Была близка с Томасом Вендтом, бунтарем. Остались кой-какие пережитки. Но сейчас она у меня великолепно объезжена. Не правда ли?
_Тайный советник_ (не спускает с нее глаз). Да. В девочке чувствуется порода. Черт возьми! Вот это танец - так и пробирает тебя всего.
_Господин Шульц_. Интересуетесь? Желаете, чтобы она как-нибудь поужинала с вами? А может быть, предпочитаете к ней на чашку чая? Устрою с радостью. Оборудовал ей восхитительную квартирку. На Аугсбургерштрассе. Бывший владелец ее - мой должник. Офицер. Убит на фронте. Всю его рухлядь приобрел с аукциона.
_Тайный советник_. Очаровательна, честное мое слово. В высшей степени отрадное явление. Оазис в пустыне нынешнего бытия.
_Господин Шульц_. Нуждаюсь в такой отраде в немногие минуты досуга. Почтительнейше прошу взвесить: мы, организаторы тыла, всегда наготове. Нервы вечно напряжены. Неусыпные заботы, ответственность. Например: в твоем распоряжении железо, сахар, селитра, глицерин. Что делать? Поставлять сковородки домашним хозяйкам или Гинденбургу - пушки? Сахар для варенья, селитру для копчения, глицерин для женских ручек или все это Людендорфу на военные нужды? Проблема! Дилемма! Флюгер. Геракл на распутье.
Кстати, рассчитываю на небольшое одолжение, господин тайный советник. В вашем ведомстве работает один господин. Он во что бы то ни стало хочет вырвать для потребительских надобностей пару тысяч тонн сахару, реквизированных мною. Чушь! Пусть народ поглощает немножко меньше повидла. Главное, чтобы наши доблестные фронтовики и так далее.
Ну-с, так когда же Анна-Мари будет иметь честь видеть вас у себя?
_Тайный советник_. Вы серьезно хотите это устроить? Чудесно! Чудесно! А что касается сахара, то мы уж как-нибудь урезоним нашего друга народа. Нельзя же вечно потворствовать излишествам черни!
_Анна-Мари_ (возвращается, залпом выпивает шампанское). Горю!..
_Тайный советник_. Чудесно. Монада. Врожденная гармония в движениях.
_Господин из австрийского посольства_ (аплодирует двумя пальцами). Прэ-е-лестно. Прэ-е-лестно. Стиль Кокошка.
_Господин Шульц_. Одобряю. Темп. Движение. Мотор в крови.
_Изобретатель центрального охлаждения_ (снова начинает рассказывать). О невезении я могу сложить целую поэму. До войны я жил в Бангкоке... приспособить тропики для европейца... система центрального охлаждения... а теперь, в Центральной Европе...
_Шансонетка_ в костюме сестры милосердия. Поет куплеты.
_Раненый_ появляется. Бледный, очень молод. Оглядывается.
Нерешительно подходит к соседнему столику.
_Кельнер_ (враждебно). Что угодно господину?
_Раненый_. Кружку пива, пожалуйста.
_Кельнер_. Пива у нас нет. Только шампанское.
_Шансонетка_ (поет припев).
Да, красный крест мой стяг.
Да, я решила так.
Да, красный крест,
Да, красный крест,
Ура, ура, ура!
_Господин из австрийского посольства_ {аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-э-лестно. Прэ-ле-стно.
Шансонетка поет вторую строфу.
_Раненый_ (медленно, в раздумье). Ну что ж, тогда, пожалуй, придется уйти.
_Анна-Мари_ (с момента появления раненого все время с интересом следит за ним). Посмотрите-ка.
_Господин Шульц_. Что там такое? Ну да, конечно. Никакого такта у этих парней. Одичали на фронте. Мозолят глаза своим видом. Для чего, я вас спрашиваю, оплачиваются все эти дорогие госпиталя и лазареты?
_Анна-Мари_. Я не хочу, чтобы он так ушел.
_Тайный советник_ (пылко). Ну, конечно же, конечно же, мы позовем нашего воина сюда, сударыня. Сочувствие раненым героям - высшая добродетель немецких женщин.