– Не делай этого, – слабо запротестовала графиня. – Я почти без сил.
   – Но я хочу, – возразил он.
   Прайд, продолжая ласкать ее, нагнулся и поцеловал графиню в живот. Она чувствовала его горячее дыхание на своей коже, а затем его губы скользнули ниже…
   – Пожалуйста, – шептала она протестующе, но тело ее уже двигалось в такт нежных ласк Натаниэля, и она начала терять ощущение реальности.
   – Жестокий, – едва смогла прошептать она. – Ты же знал, что мне больше не вынести.
   – Но ты смогла, – тихо проговорил Прайд, вновь вставая на колени рядом с ней. – Вот что бывает с распутными разбойницами, которые гуляют по ночам, не надевая белья.
   Смех Габриэль был похож на стон.
   – Я не думала, что оно мне понадобится.
   – Ты так торопилась, – произнес Прайд, лаская ее грудь под тонким муслином.
   – Это ты виноват в этом: не надо было ничего затевать на террасе, если мы не могли закончить там же.
   – Просто у меня было нелепое желание сохранить голову на плечах, – сказал он. – Ведь мы же были в такой близости от вершителей судеб мира.
   – А чем это ты занимаешься с русскими? Не сошел ли ты с ума?
   Габриэль пыталась перевести разговор на другую тему, чтобы дать себе хоть небольшую передышку, но это ей, похоже, не удавалось.
   – Кое-кто нуждается в информации о нынешних переговорах, – мягко произнес он, продолжая ласкать ее грудь. – А у меня – самое лучшее прикрытие. Конечно, мне нелегко было разработать его, зато теперь, когда бывает нужен человек для выполнения ответственных заданий в России, всегда обращаются ко мне.
   – Но это же так опасно.
   Графиня схватила его за запястье – то ли для того, чтобы остановить его, то ли, наоборот, чтобы поощрить к более смелым ласкам. Впрочем, не важно, что она хотела сделать: Натаниэль освободился от ее руки и продолжал начатое.
   – Шпионаж – вообще дело опасное, – напомнил он ей спокойным тоном. – А ты-то сама что здесь делаешь?
   – Выступаю в роли хозяйки у моего крестного, – ответила девушка.
   – А что еще?
   Его руки, до этого такие нежные, вдруг с силой схватили и сжали ее запястья. Натаниэль пристально посмотрел на свою любовницу, словно хотел заглянуть ей в самую душу.
   – Давай играть в открытую, Габриэль. Если ты все еще занимаешься шпионажем, эта наша встреча – последняя. Это больше не должно повториться. Впрочем, я уже клялся, что больше не буду встречаться с тобой, но я просто теряю рассудок, когда вижу тебя. – Он сжал ее руки с такой силой, что Габриэль стало больно; глаза Прайда грозно засверкали. – Но этого больше не случится, Габриэль. Мы скажем друг другу до свидания.
   – Я ничем таким не занимаюсь, – произнесла графиня. – Повторяю тебе: Талейрану нужна была хозяйка, а я лучше, чем его жена, подхожу на эту роль.
   – А Фуше?
   – Все происходящее здесь его не касается, – объяснила девушка. – Он занимается внутренними, а не международными делами, которые интересуют лишь моего крестного отца. А если в Тильзит и приехали люди Фуше, то только в качестве телохранителей.
   Натаниэль, нахмурившись, посмотрел на нее, не отпуская рук графини. Не было причины сомневаться в ее словах… по крайней мере, на этот раз. Габриэль улыбнулась, глаза ее были искренними.
   – К чему мне лгать тебе? – спокойно спросила она. – Я больше вообще не занимаюсь шпионажем – с тех пор, как мы с тобой расстались.
   – Почему же?
   – Мне стало неинтересно, – правдиво ответила графиня.
   Натаниэль, помолчав еще некоторое время и обдумав все сказанное ею, кивнул.
   – Ну, хорошо, – молвил он.
   Прайд прикрыл глаза, но девушка успела заметить разгоравшуюся в них страсть.
   Его руки вновь стали ласкать ее. Габриэль, повинуясь его молчаливым указаниям, подалась к Прайду, раздвинула ноги и приняла его в себя.
   На этот раз движения лорда были неторопливыми. Он опустился между ног Габриэль и медленными толчками входил в нее. Затем он нагнулся и стал смотреть на ее глаза, ожидая, что они, как обычно в минуты экстаза, станут совсем черными, как бездонное ночное небо.
   Натаниэль знал все ее тело до последней клеточки, знал каждый изгиб, каждую родинку, все самые чувствительные места, но, тем не менее, каждый раз, занимаясь с ней любовью, он ощущал себя по-новому, еще лучше, чем прежде, хотя, казалось, этого просто не может быть.
   Вот Габриэль вздрогнула, застонала, к ее голосу присоединился стон Прайда, похожий на звериный рык, их тела превратились в единое целое.
   – А как Джейк? Я все собиралась спросить тебя о нем, но что-то все время отвлекало меня.
   Габриэль лениво улыбалась, положив голову на плечо Натаниэля.
   – Как он вел себя на судне, как себя чувствовал? – спрашивала Габриэль. Она сорвала нежную зеленую травинку и покусывала ее с мечтательной улыбкой.
   Натаниэль скривился.
   – Я насилу затащил его на борт. Мне пришлось подталкивать Джейка и ругать на чем свет стоит. Если кто-то видел это зрелище, то мог подумать, что я просто издеваюсь над бедным малым. К счастью, море было спокойным, поэтому он быстро перестал капризничать. И не думаю, что он сердится на меня за то, что я так себя вел, – добавил Прайд, усмехаясь.
   – Ты оставил его в Берли-Мэнор?
   Габриэль отбросила жеваную травинку и сорвала новую.
   – Да, на попечение ошалевших от радости Примми и няни. Да что там Примми с няней – весь дом просто пришел в неистовство. Они все думали, что мальчика похитили. Майлз вызвал полицейских с Боу-стрит, и они обыскали все окрестности.
   – Представляю себе, – проговорила графиня и осторожно добавила: – А Примми все еще там?
   Натаниэль оторвал листок ивы и пощекотал девушку по носу:
   – Да. Все еще, мадам Вмешательство. Но и Джеффриз тоже.
   – Тогда все в порядке, раз Примми не уехала, – произнесла Габриэль, сморщив нос.
   – Вы довольны – и я рад, мэм.
   Прайд отбросил листок и вытащил свою руку из-под головы графини.
   – Нам пора, – произнес лорд.
   Затем он вскочил на ноги и помог подняться Габриэль.
   – Как мы будем встречаться? – спросила она, отряхивая юбку.
   Тепло разливалось по всему ее телу, она себя прекрасно чувствовала, но решила, не откладывая, договориться о том, как они смогут видеться.
   Натаниэль поднял свой плащ и встряхнул его.
   – Положись в этом на меня, – произнес он таким спокойным и безразличным тоном, как будто они не провели только что пары божественных часов под лунным небом.
   – И что ты сделаешь? – спросила Габриэль, отбрасывая назад свои рыжие кудри. – Где ты остановился?
   – В городе. Я снимаю квартиру у одной вдовы.
   – Один?
   – Да, – ответил Прайд, а затем подобрал смятый плащ графини и тоже встряхнул его.
   Габриэль запомнила его адрес – на всякий случай.
   – Как мы встретимся?
   – Мы будем встречаться на всех приемах, обедах и официальных встречах, – ответил он, заворачиваясь в плащ.
   – Нет, я спрашиваю, как мы с тобой встретимся? – настаивала Габриэль, застегивая плащ.
   – А-а-а… вот ты о чем! А я не понял тебя сначала.
   – Не дразни меня!
   Графиня игриво стукнула его кулаком по ребрам, но он перехватил ее руку, прижал к себе и заглянул девушке прямо в глаза:
   – Я же сказал – положись на меня!
   – Ты хочешь сказать, что я должна дожидаться, пока ты скажешь мне, что делать?
   По ее взгляду было видно, что такая перспектива не очень-то радует графиню.
   – Может, я и не стану говорить так много слов, но сообщение мое будет обязательно понятным для тебя. Ты лишь должна внимательно слушать все, что я говорю, когда мы встретимся без посторонних.
   Прайд говорил серьезным тоном, и Габриэль подавила в себе желание слегка поиздеваться над его умением все устроить. В конце концов, он был здесь по долгу службы, и она не хотела брать под сомнение его способности.
   – Ты должна понимать, – заговорил он тем же безразличным тоном, – что если меня разоблачат, то ты тоже окажешься в опасности.
   – Ты мог бы и не говорить мне этого, – холодно заметила графиня.
   – А я должен тебе сказать, чтобы ты была осторожна. Прайд надел ей на голову капюшон и спрятал под ним рыжие локоны.
   – На людях, – продолжал он, – ты должна вести себя безукоризненно. Никаких взглядов, намеков, двусмысленностей! Никаких! Габриэль, это в наших интересах.
   – За кого ты меня принимаешь? – спросила девушка.
   – За безрассудную, распутную, недисциплинированную разбойницу, – заверил он ее. – Которая забывает обо всем на свете, когда дело касается страсти.
   Габриэль усмехнулась: надо отдать ему должное, Прайд довольно верно обрисовал ее нрав.
   – Я буду относиться к тебе с высокомерным презрением, – промолвила она. – Или, может, ты бы предпочел, чтобы я просто не узнавала тебя?
   – Мне подойдет обычная светская учтивость, – проговорил Натаниэль.
   Он сцепил пальцы вокруг ее шеи и приподнял вверх подбородок девушки.
   – А вот учтивыми по отношению друг к другу мы не были никогда, – поддразнила она его. – Не уверена, что смогу вести себя именно так.
   – Габриэль, я говорю абсолютно серьезно.
   – Я знаю.
   Прайд кивнул и поцеловал ее веки.
   – Тебе пора идти. Уже светает.
   – Нет такого закона, который запрещал бы встречать рассвет у реки, – заявила графиня. – Во всяком случае, если ты не пойдешь за мной по пятам.
   – Не пойду. А теперь – иди.
   Лорд помог своей любовнице выбраться на дорожку сквозь ивовые ветки.
   – И смотри под ноги – не спотыкайся о камни! – шутя напомнил он ей.
   – А почему бы нам не встретиться здесь же следующей ночью?
   Габриэль остановилась, глядя на огненный шар, показавшийся на горизонте.
   – Может быть, это и получится. Все зависит от того, что с собой принесет этот день. Я лишь к вечеру узнаю, смогу ли встретиться с тобой.
   – Очень хорошо, милорд.
   Габриэль рассмеялась и послала Прайду воздушный поцелуй, а затем бодрым шагом направилась в город, несмотря на бессонную ночь.
   Натаниэль провел в ивовой беседке еще около часа, прежде чем отправился вслед за ней. Он сел на траву, прислонился к стволу ивы и закрыл глаза. Лорд задремал, зная, что после такого короткого отдыха он весь день будет чувствовать себя свежим и отдохнувшим, как будто после долгого сна.
   Итак, Габриэль оставила шпионаж. Было ли это к лучшему?
   Он в полудреме размышлял об этом, а солнце вставало все выше, и его золотые лучи весело заиграли на серебристых листьях укрывавшей их плакучей ивы.
 
   – Графиня де Бокер – потрясающая женщина, – заметил граф Николай Толстой, опуская лорнет.
   – Да, – согласился с ним Натаниэль, стараясь говорить равнодушно. – Впрочем, надо признаться, что мне больше нравится княгиня Кирова.
   – Ах, значит, вам по душе пухленькие блондинки? – спросил граф. – А я, знаете ли, предпочитаю остренького соуса к мясу.
   Граф рассмеялся довольным, благодушным смехом, который подействовал Натаниэлю на нервы.
   – Насколько я знаю, вы должны каждое утро справляться о самочувствии Наполеона? – меняя тему, заметил Прайд.
   – Да. Наш царь очень интересуется тем, как его дорогой друг и союзник провел ночь и хорошо ли он отдохнул, – промолвил Толстой. – А генерал Дюрок точно так же, ровно в девять утра, появляется в покоях царя, чтобы осведомиться о здоровье Александра.
   – Как трогательно! – сухо заметил Натаниэль.
   Граф расхохотался.
   – Добрый вечер, господа. Вы ездили верхом этим утром? – спросила Габриэль, подходя к ним.
   Мышино-серое газовое платье графини облегало ее фигуру, подчеркивая длину стройных ног и плавную линию бедер.
   – Да. Нам понравилось. Не то, что королю Пруссии, – заметил граф Толстой, иронично улыбаясь.
   – Да. Вот бедняга.
   Габриэль посмотрела в противоположную сторону залы, туда, где в стороне от группы придворных, окружающей императоров, стоял Фредерик Вильям, король Пруссии.
   – Наполеон все утро посмеивался над его формой, – произнесла графиня. – Он спросил короля, как тому удалось застегнуть такое количество пуговиц на мундире.
   – Ему не следовало приходить, – заметил Натаниэль. – Он же знает, что Наполеон его не любит и не упустит возможности унизить при всех.
   – Вы слишком суровы, мой друг, – заговорил граф Толстой. – Вполне естественно, что он здесь. Фредерик надеется, что переговоры будут полезными и для Пруссии тоже.
   – Ничем не обоснованная, даже глупая надежда, – заявил Прайд. – Да к тому же его жалкая жена пытается флиртовать с Наполеоном, как будто ее женские чары могут на него подействовать.
   – Она очень милая, – проговорила графиня де Бокер. – Впрочем, император действительно не поддается ее обаянию. Он был просто жесток с ней. За обедом он осведомился, почему на ней надет тюрбан. Бонапарт заявил, что это неуважение к Александру, потому что Россия не в ладах с Турцией. Бедняжка не знала, куда глаза спрятать и что говорить в ответ.
   – Пожалуй, пойду и поговорю с ней, – улыбаясь, промолвил Толстой. – На меня ее чары уж точно не подействуют. Прошу прощения, господа.
   С этими словами граф Толстой поклонился и направился к униженной королеве Луизе.
   – А у вас острый слух, мадам, – сухо заметил Натаниэль.
   Прайд окинул быстрым взглядом салон, желая узнать, не наблюдает ли кто-нибудь за ними слишком пристально.
   – И зверский аппетит, – прошептала графиня, облизнув губы.
   Глаза Габриэль сияли. Она шагнула ближе к Натаниэлю, и он почувствовал тепло, исходящее от нее.
   – Осторожнее, – предупредил он, улыбаясь знакомой даме, которая пыталась поймать его взгляд. – Разрешите предложить вам бокал шампанского, графиня?
   – Благодарю вас, милорд.
   Габриэль взяла его под руку, и они отправились в столовую залу.
   – Мой крестный считает, что среди участников переговоров со стороны русских нет ни одной светлой головы, – произнесла, она.
   Натаниэль вежливо кивнул ей:
   – Неужели, мадам?
   Графиня улыбнулась:
   – Да, именно так он и сказал, сэр.
   – Это касается всех, кроме Александра, – учтиво промолвил Прайд. – Думаю, что ваш крестный отец заткнет за пояс князей Куракина и Лобанова за столом переговоров.
   – За пояс он заткнет любого, – заметила графиня де Бокер. Габриэль остановилась, поклонилась мадам Дюрок и представила ей лорда Прайда:
   – Мсье Лубянский был так любезен предложить мне бокал шампанского.
   – Вы, наверное, тоже пожелаете шампанского, мадам Дюрок? – спросил лорд.
   – Благодарю вас, мсье. Я, пожалуй, предпочту стаканчик негуса[19]. А теперь, Габриэль, скажите мне, что вы думаете о бедной королеве Луизе?
   Жена генерала Дюрока взяла графиню под руку и повела ее за собой.
   А лорд Прайд, несколько озадаченный замечаниями Габриэль, отправился за напитками. Теперь он знал, как она на самом деле относилась к своему крестному отцу. Но Габриэль всегда трезво оценивала амбиции и интрига Талейрана.
   Вскоре он вернулся к дамам, неся два бокала.
   – Мне кажется, что ночь слишком тепла для негуса, мадам Дюрок. – Прайд с улыбкой подал женщине бокал теплого вина со специями. – В такую ночь лучше прогуляться под луной.
   – После бокала негуса я отлично себя чувствую и хорошо сплю, – заметила мадам Дюрок. – А в мои годы, дорогой лорд, крепкий ночной сон значит куда больше, чем прогулка под лунным небом.
   – А я считаю, что прогулка может оказать такое же действие, – уверенно произнесла графиня. – Особенно после вечера, проведенного в душной, переполненной людьми зале. Здесь до того жарко, что у меня все время болит голова.
   – У всех нас есть свои привычные лекарства, – вежливо добавил Натаниэль.
   Лорд Прайд извинился и, откланявшись, направился в комнату, где играли в карты. Он был уверен, что Габриэль все поняла, и они вновь встретятся у реки под старой ивой.

Глава 23

   На следующий вечер, когда Габриэль собиралась на бал у прусского короля, раздался стук в дверь и вошел ее крестный отец. Он только что вернулся с переговоров, которые велись весь день, и не успел еще переодеться в вечернее платье.
   – Оставьте нас, – приказал он служанке. Девушка изумленно присела и вышла из комнаты. Талейран закрыл за ней дверь и серьезно посмотрел на графиню. Потом он заговорил:
   – То, что я тебе сейчас скажу, окажет решающее действие на исход этой войны. Это настолько важно, что английское правительство должно узнать о моем сообщении без промедления. Само провидение послало сюда лорда Прайда. Он сразу поймет важность моего сообщения и сумеет передать его куда следует.
   Когда Талейран вошел, Габриэль сидела за туалетным столиком. Она лишь повернулась к нему, не вставая с табурета, и сейчас задумчиво крутила бриллиантовую сережку, вдетую в ухо.
   – В договор должны быть внесены некоторые секретные пункты, – произнес Талейран, беря понюшку табаку. – Поэтому слушай меня очень внимательно.
   Габриэль, не говоря ни слова, выслушала его, а когда министр закончил, спросила:
   – Я не понимаю, чего вы от меня хотите?
   Впрочем, она все прекрасно поняла.
   – Ты сообщишь Прайду все детали секретных пунктов, – заявил министр.
   Габриэль покачала головой:
   – Нет… нет, я не могу этого сделать. Я больше не хочу заниматься шпионажем.
   – Но я же не прошу тебя шпионить за английским тайным агентом, – терпеливо произнес Талейран. – Я лишь прошу тебя передать ему некую информацию, которая чрезвычайно важна для его правительства. Я прошу тебя сделать это для него, а не против него.
   Габриэль закрыла глаза, сраженная неоспоримыми доводами крестного.
   – А почему вы сами не сообщите ему об этом?
   – Не будь наивной, Габриэль. Если до англичан дойдет, что я передаю сведения, идущие во вред Наполеону, то я могу себе представить, как они отнесутся к моей информации. И они одним простым намеком смогут дискредитировать меня в глазах императора. Англичане не очень-то меня любят, ma chere. – Талейран сардонически усмехнулся. – И я буду гораздо полезнее всем, если император сохранит свое доверие ко мне.
   – Но я покончила с этими грязными делами, mon parrain, – медленно произнесла графиня. – И вы знаете это. Я сказала Натаниэлю, что не буду больше шпионить.
   – Но я же не предлагаю тебе шпионить, – так же терпеливо проговорил Талейран. – Ты передаешь своему любовнику эту информацию как подарок.
   – А как я объясню ему предательство интересов собственной страны?
   – Люди нередко жертвовали интересами своих стран ради своей выгоды, – спокойно заметил министр. – Ты не причинишь вреда своему любовнику, mon chere, ты окажешь ему неоценимую услугу.
   – Но я обману его.
   – Для блага Франции, Англии, всей Европы! – убедительно сказал он. – На сей раз я не прошу тебя быть двойным агентом. И не требую от тебя никакой информации. Мне сейчас не нужны английские тайны. Я просто хочу, чтобы ты передала лорду Прайду информацию, которая будет очень важна и для него самого, и для английского правительства.
   Габриэль вытащила сережку из уха и теперь невидящим взглядом смотрела на нее. Блеск бриллианта зачаровывал и околдовывал ее.
   – А как ты будешь себя чувствовать, Габриэль, если скроешь эту информацию от лорда Прайда? Ведь это будет способствовать его дальнейшему продвижению по службе! Ты считаешь, у тебя есть право лишать его такой возможности?
   Графиня мрачно посмотрела на Талейрана.
   – Вы шантажируете меня, ваше сиятельство, – произнесла она.
   Выражение лица Талейрана осталось прежним, и он вновь заговорил:
   – Я государственный деятель, тактик, дипломат, Габриэль. Если ты считаешь, что, выполняя свои обязанности, я прибегаю к шантажу, – что ж, пусть будет так. Я верю в возможность установления спокойствия и мира в Европе. Но всего этого можно достичь, лишь сокрушив Наполеона. Впрочем, если ты не согласна с моими доводами и тебя не интересуют цели, которые я преследую, тогда нам не о чем разговаривать.
   «Конец войне, – думала Габриэль, – войне, которая длится, по сути, вот уже пятнадцать лет. Конец убийствам». Графиня знала, что ее крестный отец прав, и в глубине души понимала справедливость его доводов. Да, этот человек, легко переступающий этические барьеры и обладающий невероятным самомнением, был шантажистом. Но Талейран предан Франции и, как и большинство людей, которые родились и учились в прошлом веке, понимал необходимость установления стабильности в Европе. А пока не кончится война, в этой части света будет царить хаос.
   – А каким образом я объясню Прайду, откуда у меня эта информация?
   Министр иностранных дел ничем не показал своего удовлетворения ее молчаливым согласием. Он лишь почесал подбородок.
   – Да, согласен, что это будет нелегко сделать. Едва ли я стал бы рассказывать тебе об этих документах или забыл бы какие-то важные бумаги на столе. Знаешь, я полагаю, ты могла подслушать мой разговор с Дюроком и императором.
   Талейран нахмурился, задумавшись. Затем он медленно заговорил, как бы представляя живую картину перед глазами:
   – Итак… Когда мы днем уходили с официальной встречи у императора, я вдруг вспомнил, что забыл свою трость в одной из гостиных комнат. Как и полагается крестнице, ты предложила принести ее. Когда ты вернулась, коридор был пуст, гости уже разошлись, слуги были заняты своими делами в других местах. И тут ты услышала мой голос в одной из оконных ниш в длинной гостиной. Ты подошла ближе… неся мою трость… но потом услышанное заставило тебя прислушаться. Ты подслушивала, потому что привыкла это делать, и услышала много интересного. А затем, решив, что знаешь уже достаточно, ты на цыпочках вернулась к двери, шумно отворила ее и громко позвала меня… – Талейран замолк и посмотрел на Габриэль: – Думаю, эта версия вполне правдоподобна.
   Графиня задумчиво прикусила губу:
   – Может, она и подойдет, но как он отнесется к тому, что я так внезапно решила изменить интересам Франции?
   – Ну, это уж твое дело – убедить Прайда, – хмуро ответил Талейран. – Он твой любовник. А женщина может многое сделать ради любимого человека. К тому же Натаниэль поймет, что способствовать падению Наполеона и предавать Францию, не одно и то же. Лорд не дурак.
   – Да, – согласилась Габриэль. – Натаниэля дураком не назовешь.
   – Тогда я оставляю тебя. Придумай сама что-нибудь. – Министр направился к двери. – И не откладывай, Габриэль. Жизненно важно, чтобы эта информация как можно скорее попала в Лондон.
   – Я поняла. Вы знаете сегодняшний пароль для прохода в русский сектор?
   Талейран немедленно сообщил ей пароль и добавил:
   – Я пришлю к тебе горничную.
   Служанка вернулась мгновенно, как будто она ждала прямо у дверей.
   – Ваше платье, мадам. Вы готовы надеть его? – Горничная протянула ей простое платье из кремового крепдешина. Или вы предпочитаете сначала уложить волосы? – спросила девушка.
   – Помоги-ка мне сначала справиться с перьями. Перья были непременным атрибутом дамских туалетов, надеваемых на официальные приемы при дворе, даже если это был двор презираемых Наполеоном короля и; королевы Пруссии.
   Аннетт взяла одно из трех черных страусиных перьев и прикрепила его к высоко забранным волосам Габриэль шпилькой, украшенной бриллиантом. Затем были приколоты два других пера. Габриэль, слегка нахмурившись, критически оглядела свое отражение в зеркале и удовлетворенно кивнула.
   Потом Габриэль натянула с помощью Аннетт платье и повернулась к горничной спиной, чтобы та могла застегнуть многочисленные крючки.
   – Вы просто красавица, мадам, – выдохнула Аннетт. – Эти черные перья на ваших волосах… платье… просто замечательно!
   – Спасибо, Аннетт.
   Габриэль улыбнулась служанке, которая смотрела на нее восхищенными глазами.
   – Тебе не нужно дожидаться меня, – велела графиня.
   Затем она надела длинные шелковые перчатки и старательно расправила все складки. Ее движения были какими-то механическими, слишком аккуратными, как будто Габриэль дотрагивалась не до своих одежды и тела.
   Кожа графини стала холодной и влажной. Спускаясь вниз по лестнице, она уже точно знала, как сообщит обо всем Натаниэлю. Ее поведение будет таким, что он не станет ни о чем думать и задавать лишних вопросов и поверит, что принесенная ею информация – это своеобразный подарок любимому человеку. Габриэль никогда не надо было разыгрывать перед ним страсть, и она была уверена, что ее тело, как обычно, воспламенится при виде его… но вот сможет ли она держаться естественно?
   Когда она подъезжала к русскому сектору Тильзита, у сторожевого поста появился гусар и, подняв руку, остановил экипаж.
   – Пароль?
   Габриэль высунулась в окно и произнесла:
   – Александр, Россия, величие.
   Солдат отдал честь и пропустил карету. Пароль менялся каждый день, и придумывали его по очереди то Наполеон, то Александр. В этот вечер пароль был выбран Бонапартом. Что ж, завтра Александр ответит на лесть и придумает что-нибудь еще более лицемерное.
   Графиня откинулась на подушки и принялась барабанить пальцами по бархатной обивке. Ее подташнивало. Габриэль собиралась сделать то, что нужно, но легче от этой мысли ей не становилось. Это будет обман во благо всех, без устали повторяла себе графиня. Она сказала Натаниэлю, что больше не занимается политическим шпионажем, и вот теперь выясняется, что она солгала. Девушка не могла рассказать о заговоре своего крестного отца, не подвергая саму себя опасности. И поэтому перед ней стояла проблема выбора.