— Мне бы очень хотелось путешествовать вместе с тобой, — немного разочарованно сказала Бетси. — Но я и так благодарна тебе. — Она вздохнула и похлопала подругу по руке.
   Генриетта так растерялась, что не могла ни сдвинуться с места, ни что-нибудь сказать.
   Дэниел видел перед собой побледневшее от отчаяния личико, несчастные большие темные глаза, и его сердце сжалось от раскаяния. Поглощенный своим разочарованием, он не заметил, как глубоко было горе жены, толкнувшее ее на такой решительный поступок. Пора было залечить это горе бальзамом прощения и забыть о случившемся.
   — Выходи, — повторил он. — В этом нет необходимости, Генриетта.
   Она проглотила ком в горле и вышла наконец из транса.
   — Мне кажется, будет лучше, если я все-таки поеду с Бетси, несмотря на утешительные вести из дома.
   — В самом деле, может быть, ей лучше поехать? — оживилась Бетси.
   Дэниел покачал головой:
   — Нет, я не разрешаю.
   Бетси, смирившись, откинулась на спинку сиденья. Когда мужья говорят такие слова и таким тоном, женам следует соглашаться.
   Генриетта не могла продолжать спор, сидя в карете, ведь даже Бетси отступилась. Дэниел стоял у открытой дверцы и, протянув руку, приглашал подчиниться его требованию. Соблюдая приличия, она слегка коснулась пальцами его кисти, однако одной рукой он крепко сжал ее ладонь, а другой — локоть. Она почувствовала его дыхание на своей щеке, когда он помогал ей выйти из кареты.
   Генриетта немного отошла от кареты и тихо, но горячо сказала:
   — Думаю, будет лучше, если я уеду сейчас.
   — А я так не думаю, — спокойно ответил Дэниел. — Бегство никогда ничего не решает.
   — Но я не убегаю, — все так же тихо и страстно возразила она. — Я просто уезжаю, потому что не могу жить там, где меня не желают видеть. Я достаточно много лет прожила так и не хочу больше терпеть. Ведь, если честно, ты вовсе не желаешь, чтобы я осталась, так давай докончим с этим…
   — Это не тема для разговора на улице, — резко прервал ее Дэниел, потому что не мог терпеть, когда она так говорила, когда сравнивала свою несчастливую, постылую жизнь в детстве с жизнью с ним, не мог видеть боль в ее глазах. — Мы поговорим дома.
   — Нет. — Генриетта стояла на своем. — Я не хочу создавать для тебя трудности, позволь мне сделать то, что я должна сделать. — Она повернулась к карете.
   Дэниел почувствовал раздражение.
   — Неужели я должен увести тебя силой, Гэрри?
   Вопрос поразил ее своей нелепостью, и она молча направилась к все еще открытой дверце кареты.
   Дэниел взглянул на озадаченное лицо Бетси, затем на Джона Трогтона, сидящего верхом на лошади и делающего вид, что не придает значения этим странным переговорам шепотом, и пожал плечами. Пусть думают что хотят. Сплетни меньше всего беспокоили его в данный момент. Не говоря ни слова, он подхватил свою маленькую жену на руки и понес.
   — О Господи! — охнула Бетси, когда Дэниел начал подниматься вверх по улице со своей ношей. — Джон, наверное, лучше отправить корзину Генриетты назад, в их дом?
   — Я тоже так думаю, дорогая, — невозмутимо ответил Джон. — Кажется, их планы изменились.
   — Отпусти меня! — попросила Генриетта, приходя в себя.
   — Если будешь дергаться, мне придется тащить тебя, перекинув через плечо, — спокойно сказал Дэниел. — Боюсь, это будет менее прилично.
   Генриетта тотчас затихла.
   — Хорошо, я сама пойду.
   — Не думаю. Я уверен, что так мы скорее доберемся до дома. Ты не такая уж тяжелая, — невозмутимо добавил он, как будто это соображение могло утешить жену.
   Генриетта была озадачена. С ней разговаривал и держал ее на руках прежний Дэниел. Этого не могло быть. Он не мог так внезапно возникнуть из холодного, резкого, чужого человека, а значит, забыть о том, что произошло. Однако всем своим существом она очень хотела верить, что это именно так.
   — О, дон Драммонд, вы принесли ее назад! — Сеньора приветствовала их возвращение потоком восторженных слов, беспрерывно воздевая руки к небу, по-видимому, ничуть не удивленная тем, что Дэниел тащит на руках свою сжавшуюся от смущения жену.
   — Да, благодаря вам, сеньора, — ответил он на ее языке, глядя на Генриетту, затем перешел на английский. — К счастью, сеньора Алвара услышала, как ты украдкой вышла из дома, и разбудила меня. Когда она сказала, что ты направилась к соборной площади, я сразу все понял и таким образом уберег нас обоих от дальнейших неприятностей. — Говоря все это, Дэниел поднялся наверх в спальню и ногой закрыл за собою дверь.
   Он поставил Генриетту на ноги, но продолжал одной рукой держать ее за талию, а другой нежно коснулся ее щеки. Глаза его стали серьезными, а в голосе не было и следа веселости:
   — Теперь все позади, моя фея. Мы больше никогда не будем говорить об этом.
   Генриетте всем сердцем хотелось верить ему, услышать простые слова прощения и забыть тот ужасный случай, но она не могла. Генриетта отодвинулась от него и покачала головой.
   — Нет, это не уйдет, если ты до конца не поймешь меня. Ты всегда будешь вспоминать о моем поступке и презирать меня. Ты никогда не будешь доверять мне. — Она говорила очень тихо, нервно покусывая губы.
   — Что я должен понять? — спокойно спросил Дэниел, не желая с ней спорить, потому что решил все забыть.
   — Я не считаю, что злоупотребила твоим доверием. Я только хотела помочь тебе…
   — Помочь мне! — прервал ее Дэниел. — Боже милостивый! — Он взволнованно провел рукой по волосам. — Мне следовало бы догадаться. Всегда, когда ты собираешься помочь мне, начинаются неприятности.
   Генриетта не стала отрицать эту печальную истину.
   — Не знаю, почему так случается. Это несправедливо.
   — Я подозреваю, что причина в твоей излишней импульсивности. — Дэниел вздохнул. — Кажется, тебе пора рассказать мне все, как ты считаешь?
   — Боюсь, что это вряд ли изменит твое мнение обо мне. Я считала, что жене простительно интересоваться делами мужа, но, должно быть, ошиблась.
   — Позволь все-таки узнать, что побудило тебя залезть в шкатулку.
   Он внимательно выслушал рассказ жены о беседах с королевой и ее придворными дамами, о сделанных ею выводах и о придуманном плане.
   — Он казался мне вполне разумным, — закончила Гэрри. — Такая прекрасная идея. Но когда ты не захотел поделиться со мной содержанием документов, я подумала… — Генриетта замолчала, охваченная тяжелыми воспоминаниями, нахлынувшими на нее с новой силой. — Я собиралась обо всем рассказать и вовсе не хотела обманывать тебя. Но когда я попыталась объяснить, ты не стал слушать.
   Это действительно так, подумал Дэниел. Его мало интересовали в тот момент мотивы действий Генриетты, и он был слишком потрясен и зол, чтобы слушать ее.
   — Так, значит, ты хотела признаться во всем? — Она кивнула. — Понимаю. Но тем не менее это был отвратительный, бесчестный поступок, Гэрри, даже если ты не хотела обманывать меня.
   — Да, — согласилась Генриетта.
   — Думаю, ты никогда больше не сделаешь ничего подобного, — осторожно сказал Дэниел, и ужас на ее лице явился достаточно красноречивым ответом. — Но есть еще один вопрос. Хотя я знаю, что ты ответишь, я не могу не задать его. Почему ты не пришла ко мне, как только узнала, что хочет от тебя королева, а решила действовать в одиночку?
   Ее глаза удивленно расширились от такого нелепого вопроса.
   — Но это было бы так неинтересно!
   — Неинтересно, — прошептал Дэниел. — Да, конечно. Глупо с моей стороны спрашивать об этом. — Он покачал головой и недовольно фыркнул.
   Генриетта подозрительно посмотрела на него:
   — Я хотела показать тебе, что способна принимать участие в твоих делах, что ты недооцениваешь меня. Я не такой уж ребенок, Дэниел, как ты считаешь.
   — Я не считаю тебя ребенком, — улыбнулся Дэниел. — Но тебе только шестнадцать, милая. Есть вещи, которые ты еще не понимаешь.
   — Конечно, но я никогда не смогу понять их, если ты не предоставишь мне такую возможность, — резонно заметила Генриетта.
   — Пожалуй, это правда. — Он взглянул на часы, висящие у него на поясе. — Черт побери! Уже девятый час, а в десять я должен быть у короля.
   — О, значит, удался! — Генриетта невольно захлопала в ладоши, и лицо ее озарилось сияющей улыбкой, чего не было уже много дней.
   — Что именно? — Дэниел подошел к платяному шкафу и достал самый лучший камзол из роскошной парчи, отделанный серебристыми кружевами.
   — Ну, разумеется, мой план… О, я забыла рассказать тебе, что сделала, когда маркиза навещала меня.
   — Так расскажи. — Выслушав подробности ее беседы с придворной дамой, Дэниел невольно воскликнул: — Какая же ты хитрая.
   — Я правильно поступила?
   Он кивнул:
   — Точно так же сделал бы и я, если бы задумал такой ход.
   — Ты доволен?
   Дэниел снова кивнул:
   — Я же не какое-то неблагодарное чудовище.
   Генриетта сплела пальцы и опустила глаза.
   — Тогда, может быть, в будущем ты будешь доверять мне?
   — Должен сказать тебе, госпожа жена, что ты хитрая бестия. Да, конечно, я понял, что поступал неразумно, не допуская тебя к своим делам, так же как уверен, что ты поняла всю бесчестность своего поведения, невзирая на чистоту побуждений.
   — Я не смогу снова пережить то, что было, — тихо сказал Генриетта, протягивая к нему руку. — Те слова, что ты говорил мне.
   Он взял ее за руку и нежно прижал ладонь к своим губам.
   — Я был ужасно груб, моя фея, и прошу прощения. Я слишком поспешил с выводами. Давай поскорее забудем все это.
   — Я больше не желаю оставаться в этой стране. Здесь жаркий климат и коварные люди. Я хочу в Гаагу, к девочкам, хочу родить тебе ребенка.
   Дэниел тихо засмеялся.
   — Такие желания нельзя оставлять без внимания. Однако не будем спешить. — Он коснулся пальцем ее губ. — Ты действительно была очень разочарована, когда пришли месячные?
   — Я думала, ты все забыл.
 
   — Нет, любовь моя, я не забыл ту ночь в саду. Однако подождем, пока не вернемся домой. — Его лицо помрачнело. — Впрочем, где теперь наш дом? Неужели эта проклятая война никогда не кончится?! Англичане должны снова вернуться домой, к своим землям и семьям? Уже десять лет Англия не знает мира и покоя.
   — Ты снова собираешься сражаться? — Генриетта вдруг с ужасом поняла, к каким последствиям приведет поддержка Дэниелом короля Карла II… Она как-то не думала об этом.
   Словно подтверждая ее мысли, Дэниел мягко сказал:
   — Ты знаешь, что я должен. Я предан делу моего короля. Это будет последняя попытка.
   — А если король Филипп откажет ему в помощи?
   — Тогда мы попытаемся обойтись без нее.
   «Я не смогу пережить его смерти», — мрачно подумала Генриетта, глядя на мужа, но оставила эти мысли при себе.
   — Ты хочешь позавтракать перед уходом?
   — Только хлеб с мясом и пиво, — ответил Дэниел, меняя вслед за ней тему разговора, ибо считал, что всякое утешение будет ложью.
   — Я принесу тебе еду. — Она спустилась на кухню, размышляя, что же произошло с девушкой, которая не так давно бесстрашно бросилась в битву под Престоном, видя в этом только волнующее приключение. Теперь такая перспектива вызывала у нее страх, не за себя, так как в ее жизни больше не могло быть сражений, но за тех, кого она любила. Например, за Уилла, который также готов был сражаться за своего короля. А Джулия? Разгорелась ли искра, вспыхнувшая между ними? Неужели Джулии также придется жить в страхе за своего любимого?
   Гэрри решительно отбросила мрачные мысли. Она слишком много страдала в последнее время, чтобы позволить нехорошим предчувствиям нарушить вновь обретенное спокойствие.
   В эту ночь их большая кровать больше не была для нее холодной и одинокой, как в прошлые ночи. Генриетта прижалась к Дэниелу, и ее окутало тепло и спокойствие в кольце его надежных рук. Странно, но после столь долгого воздержания она не испытывала той безумной страсти, которая охватила ее тогда в саду. Ей хотелось только чувствовать его объятия, близость любимого тела, слышать дыхание Дэниела. Все страхи, тревожные мысли и воспоминания исчезли. Она снова наполнилась силой и энергией, ощутив прикосновения мужа, запах его кожи, мускулы ног, обвивших ее ноги, твердую грудь под своей щекой, крепкие мышцы бедер и живота. Генриетта довольно улыбалась в темноте, когда он уснул, радуясь, что может вот так наслаждаться его близостью.
   Неделю спустя они покинули Мадрид, получив уклончивый ответ от испанского короля, и вернулись в Гаагу.

Глава 17

   В это время Элизабет уже должна быть в постели, господин, Осберт. — Госпожа Кирстон, чопорная и решительная, появилась в дверях гостиной. — Нэн уже двадцать минут как лежит в кровати, Лиззи открыла было рот, чтобы высказать протест, и снова закрыла его. У воспитательницы был вид, не допускающий возражений. Девочка с мольбой посмотрела на Уилла, чье заступничество могло бы иметь больший успех, однако тот, казалось, ничего не замечал. Он очень рассеянный в этот вечер, с досадой подумала Лиззи, и ничуть не развеселился, несмотря на все ее старания развлечь его. Лиззи не привыкла к таким неудачам и потому с недовольной гримасой встала с кресла.
   — Спокойной ночи, господин Осберт. — Последовал церемонный реверанс.
   Уилл удивленно заморгал, видя столь необычную официальность в поведении ребенка, которому были больше свойственны прощальные поцелуи, нежели реверансы.
   — Что-то не так, Лиззи?
   — Я должна идти спать.
   — Но это обычное дело. Почему ты думаешь, что я могу нарушать порядок?
   Госпожа Кирстон недовольно фыркнула, нетерпеливыми движениями поправляя передник.
   За окном, открытым в этот мягкий сентябрьский вечер, послышался стук колес подъезжающей кареты. Лиззи со свойственным ей любопытством обернулась на этот звук и подбежала к окну.
   — О, это папа и Гэрри, они вернулись, — завизжала она, вскочив на кресло у окна. — Папа… папа!
   Вышедший из кареты Дэниел обернулся, сияя от радости.
   — Лиззи… Лиззи! — Он быстро подошел к открытому окну, схватил дочь на руки, крепко обнял, поцеловал и поставил на землю. Она тотчас подбежала к Гэрри, которая была необычайно рада столь нежной встрече.
   — А где Нэн?
   — Она уже в постели…
   — Нет, не в постели! — Все подняли головы вверх, Нэн с выбившимися из-под ночного чепчика волосами рискованно высунулась из окна, неистово размахивая руками.
   — Осторожно! Я иду в дом. — Дэниел вбежал в открытую дверь. У входа в гостиную стоял Уилл, ожидая своей очереди поприветствовать друзей. Генриетта последовала за мужем, держа Лиззи за руку. Нэн уже летела вниз по лестнице, путаясь в ночной рубашке, и с размаху прыгнула в раскрытые объятия отца.
   — Я почти заснула, — лепетала она. — Если бы вы приехали на пять минут позже, я бы уже спала и вам пришлось бы будить меня!
   — О, я не стал бы делать этого, — насмешливо сказал Дэниел, приглаживая густые темные волосы дочери и прижимаясь губами к гладкой, теплой, круглой щечке. — Я бы подождал до утра.
   — Нет, нет! — Нэн увидела Генриетту и нетерпеливо заерзала. — А вот и Гэрри!
   Дэниел опустил малышку на пол, с довольной улыбкой наблюдая за восторженной встречей, затем повернулся и протянул руку Уиллу:
   — Как поживаешь, Уилл?
   — Хорошо, сэр Дэниел. Рад вашему благополучному возвращению. Дети очень соскучились по вам обоим.
   — Да, мы тоже соскучились, — ответил Дэниел. — Пять месяцев — достаточно большой срок.
   — О, Уилл, вот и ты. — Генриетта освободилась от повисших на ней девочек и быстро подошла к нему. — Рада снова видеть тебя. — Они крепко обнялись, и Дэниел с удивлением почувствовал укол ревности, что было явно нелепо. Он вспомнил, как во время путешествия из Престона они постоянно ссорились по пустякам и поддразнивали друг друга. Тогда они мало чем отличались от детей, да и сейчас смутились, как подростки, хотя стали уже совсем другими. Уилл держался с мужской уверенностью, а Генриетта… Удивительно, какой она стала красивой и женственной.
   Госпожа Кирстон стояла в стороне, терпеливо наблюдая за встречей. Дэниел отвел глаза от жены, вспомнив о своих отцовских обязанностях. Детей наконец уложили в постель, и взрослые сели за ужин.
   — Как хорошо дома. — Генриетта со вздохом удовлетворения оглядела отделанную темными панелями столовую. — Ты не можешь себе представить, Уилл, как жарко в Испании. Словно в аду. — Она положила себе на тарелку кусок жареного угря и передала блюдо через стол.
   — Но жара, наверное, сильно возбуждает? — спросил Уилл, принимая блюдо.
   Генриетта ответила не сразу.
   — Почему ты взял такую маленькую порцию, Уилл? Ты же любишь угрей.
   Он покачал головой:
   — Я не очень голоден. Так жара возбуждает?
   Генриетта взглянула на мужа.
   — Иногда, но гораздо больше утомляет и мешает, отчего дела идут неудачно. Не так ли, Дэниел?
   — Увы, ты права, — усмехнулся Дэниел и наполнил бокал Уилла вином. — Но что было, то прошло. Лучше расскажи, Уилл, что происходило здесь.
   Молодой человек пожал плечами:
   — Полагаю, вы слышали о поражении шотландцев при Данбаре?
   — Нет, не слышали. — Вилка Дэниела звякнула о тарелку. — Когда это произошло?
   — В начале месяца, — угрюмо ответил Уилл. — Их разбили наголову. Шотландцы потеряли каждого десятого, а англичане всего тридцать человек.
   Это была очень важная новость, и Генриетта только сейчас заметила напряженность в глазах Уилла, строгую линию губ и хмурое выражение лица своего старого приятеля. Однако она почему-то усомнилась, что причиной этого является проигранное сражение.
   — Что беспокоит тебя, Уилл?
   Он взглянул на нее и покраснел.
   — Ничего. Почему ты так решила?
   Несколько месяцев назад Генриетта пристала бы к нему с расспросами, не давая времени на размышление. Но сейчас ей вдруг пришло в голову, что он стесняется открыться своей ближайшей подруге в присутствии Дэниела. Он не знал Дэниела так, как она, и по-прежнему обращался к нему с почтением, которое проявлял, когда они путешествовали под его покровительством. Нет, она подождет и поговорит с ним, когда они останутся наедине.
   — Что слышно о короле? — спросил Дэниел. — Тебе известно, как последние новости повлияли на его планы? — Он взял из вазы грушу и начал аккуратно снимать с нее кожуру.
   Уилл нахмурился:
   — Говорят, он собирается в Шотландию, чтобы ободрить шотландцев, вновь собрать войско и выступить против Кромвеля. В случае успеха сформированное здесь войско короля также высадится на берегах Англии.
   — А в случае неудачи… — Дэниел положил грушу на тарелку Генриетты. — Если шотландцы не поддержат короля, его сторонники в любом случае попытаются выступить своими силами.
   — Но это очень глупо, — сказала Генриетта, надкусывая грушу, хотя аппетит у нее внезапно пропал. — Если шотландцы потерпели поражение, то войско роялистов, хуже оснащенное и малочисленное, имеет еще меньше шансов на успех.
   Дэниел устало покачал головой:
   — Возможно, это и так, но мы должны попытаться еще раз.
   Генриетта вдруг взорвалась:
   — Почему должны? Почему вы должны снова рисковать своими жизнями, заранее зная, что дело будет проиграно?
   Мужчины минуту молча смотрели на нее, затем Дэниел твердо сказал:
   — Ты сама знаешь почему, Гэрри. Это дело чести и принципа.
   — Но вы проиграете и, возможно, будете тяжело ранены или убиты неизвестно ради чего, — не сдавалась Генриетта. — Из-за вашей чести и принципа страна переполнится вдовами и сиротами.
   — Господи, Гэрри, ты рассуждаешь, как женщина, — удивленно сказал Уилл. — Я никогда не слышал, чтобы ты говорила подобные вещи.
   — Я и есть женщина, а не глупый ребенок, мечтающий о приключениях.
   Дэниел улыбнулся.
   — Да, — сказал он. — Ты женщина, моя фея… именно женщина… иногда.
   Уилл посмотрел на них и сразу понял, что он лишний.
   — Извините меня, я собирался сегодня поиграть с друзьями в карты. — Он встал. — Завтра я поищу другую квартиру, так будет лучше.
   — Ерунда, — воскликнула Гэрри. — Тебе не надо переезжать, правда, Дэниел?
   — Я думаю, Уилл сам должен решить это, — спокойно сказал Дэниел. — Мы будем рады, если он останется, но, возможно, он предпочтет устроиться отдельно.
   — О! — Генриетта закусила губу. — Ты имеешь в виду друзей, которых он захочет пригласить. — Внезапно ее глаза озорно блеснули. — Или распутных женщин? Так, что ли, Уилл?
   К ее удивлению, Уилл густо покраснел.
   — Это не смешно, Генриетта, и бестактно. Я думал, что ты стала более воспитанной. Желаю вам спокойной ночи.
   Дверь за ним закрылась, и Генриетта почувствовала себя неловко.
   — Что его так расстроило?
   — Наверное, ты сказала что-то не то.
   — О! Раньше я часто подсмеивалась над ним.
   — Возможно, на этот раз ты чем-то обидела его. Вы больше не дети, Гэрри, и у Уилла есть чувство собственного достоинства.
   Генриетта долго не могла уснуть, размышляя над случившимся. Ей почему-то казалось, что дело не в оскорбленном достоинстве. Уилл был явно не в своей тарелке, это вызвало у нее беспокойство, и она должна узнать причину.
   На следующее утро Генриетта спустилась в столовую и весело приветствовала Уилла, как будто вчера ничего неприятного не произошло.
   — Прошу прощения, Гэрри, — сказал он немного скованно, — за то, что был слишком резок вчера вечером.
   — Ничего. — Она чмокнула его в нос. — Дэниел сказал, что я задела твое достоинство. Очень сожалею, если это так.
   Уилл засмеялся и обнял ее одной рукой за талию.
   — Вовсе нет. Можешь не беспокоиться.
   — Ну вот, — торжествующе сказала Генриетта, оборачиваясь к Дэниелу. — Я же говорила тебе… О, что-то не так? У тебя очень суровый вид.
   Дэниел, наблюдавший за ними, понял, что не успел изменить выражение своего лица, и энергично покачал головой:
   — Нет, все в порядке, однако не стоит при девочках говорить о распутных женщинах, хорошо? Лиззи сразу потребует объяснений.
   — Конечно, не буду. Кстати, где они?
   — Пошли в церковь с госпожой Кирстон, — уведомил Уилл. — Надо сказать, весьма неохотно. Эта женщина стала слишком набожной в последнее время, ходит в церковь утром и вечером и заставляет детей сопровождать ее.
   — Какая скука, — вздохнула Генриетта, намазывая маслом кусок пшеничного хлеба. — Может быть, им не стоит посещать службу каждый день? Они могут провести время со мной, обучаясь игре на гитаре или занимаясь еще чем-нибудь. Как ты думаешь, Дэниел?
   — Если ты считаешь, что так будет лучше для них, то я согласен, — сказал Дэниел, вставая из-за стола.
   — Возможно, и не лучше, но зато гораздо веселее.
   Дэниел рассмеялся:
   — В этих вопросах я полностью доверяю тебе, Гэрри. Реши и скажи госпоже Кирстон.
   Генриетта недовольно сморщилась, но не стала возражать, решив принять удар на себя.
   — Куда ты идешь?
   — К королю. Я должен получить аудиенцию и доложить о результатах своей поездки. Необходимо также узнать о его дальнейших планах.
   — Да, конечно. — Генриетта подставила мужу щеку для поцелуя. — Но ты вернешься к обеду?
   — Надеюсь.
   — Семь бед — один ответ, — сказала Гэрри, когда за Дэниелом закрылась дверь. — Если уж именно я должна поговорить с госпожой Кирстон, то стоит поставить ее в известность, что девочки будут ходить в церковь только по воскресеньям, когда все мы туда ходим.
   — За что они будут тебе весьма благодарны, — заметил Уилл, но его улыбка была лишена обычной веселости.
   Генриетта оперлась локтями о стол, положив подбородок на скрещенные руки, и серьезно посмотрела на него:
   — Что тебя беспокоит, Уилл?
   Он глубоко вздохнул, но она молчала, ожидая ответа.
   — Я влюблен, — произнес он наконец, густо покраснев от смущения.
   — В Джулию? Я знала, что это произойдет! — Генриетта вскочила и, обежав стол, обняла его.
   — Как ты догадалась? — Уилл освободился из ее объятий.
   — О, я сразу поняла это… по твоему виду, еще тогда, когда ты впервые увидел Джулию. Вот почему я была уверена, что ты останешься в нашем доме, пока нас не будет. Я поняла, что Джулия станет иногда навещать детей, и у тебя появится возможность… — Она пожала плечами. — Так и произошло?
   Уилл покачал головой:
   — Нет, Гэрри, не так.
   Генриетта удивленно взглянула на него:
   — Значит, Джулия не влюбилась в тебя?
   Уилл опустил голову.
   — Она любит меня так же, как я ее, но родители запрещают ей видеться со мной.
   — Почему? — В голосе Гэрри прозвучало негодование.
   — Они полагают, что сын эсквайра недостаточно хорош для нее.
   — А они-то кто такие? — Генриетта почувствовала себя оскорбленной. — Обнищавшие дворяне в изгнании! О, это просто смешно! — Она начала взволнованно ходить по комнате. — Ты разговаривал с ними?
   — Конечно. Я сделал все самым благородным образом: попросил у лорда Морриса руки Джулии, рассказал ему о своем происхождении, состоянии… Наш род более древний, чем их, — добавил Уилл с внезапной горячностью. — Но он не только отказал мне, но и запретил нам видеться. Джулии не разрешают писать письма и выходить из дома без сопровождения матери.
   Генриетта пришла в ужас:
   — Да это просто деспотизм. Очень похоже на моих родителей!
   — Что мне делать, Гэрри? — Уилл выглядел крайне удрученным. — Я не могу без нее. Для меня было бы утешением хотя бы видеть ее, слышать ее голос… но эта полная изоляция убьет меня.
   — Думаю, до этого дело не дойдет, — сказала Генриетта, — и я не допущу, чтобы ты страдал.