Как только Гарри подошел к дому, дождь начался снова.
   – Скверная погода, милорд, – заметил Гектор, принимая плащ виконта. – Нынче вечером изволите ехать в экипаже?
   – А что, я разве вечером куда-нибудь еду, Гектор? – удивился Гарри.
   – У вас, как я помню, ужин с ее светлостью, сэр. – Гектор разгладил поля касторовой шляпы.
   – О Боже, совсем забыл. – Гарри с досадой поморщился. Упомянутая дама приходилась ему двоюродной бабкой, которая решила наведаться в город, что случалось крайне редко. Она была гранд-дама старой школы и никогда не позволяла родственникам забывать об этом. Когда герцогиня Грейсчерч призывала к себе, ослушаться ее воли безнаказанно было нельзя, и если Гарри не делал попыток уклониться от неожиданных нападок, вечер бывал убийственно скучным. Но когда разразился скандал, старуха, как и все семейство, стояла за него горой, а посему Гарри чувствовал своим долгом присутствовать на ее ужинах, несмотря на жалкий стол и пустые разговоры.
   – Да, пожалуй, в экипаже, – ответил Гарри, устремляясь вперед к лестнице. – В котором часу мне нужно там быть?
   – В приглашении ее светлости означено шесть часов пополудни, милорд.
   Гарри кивнул. Столь ранний час для ужина в соответствии со старыми обычаями его не удивил. Бабка не изменяла своим привычкам, рожденным нравами двадцатилетней давности. Но это и к лучшему – по крайней мере мучительный вечер скорее кончится.
   – Лестер здесь?
   – Пришел с полчаса назад, сэр.
   – Попроси его зайти ко мне в кабинет. – Гарри начал подниматься по лестнице.
   – Я велю подать экипаж к половине шестого, милорд, – сказал Гектор в спину удаляющемуся хозяину.
   Гарри поднял руку в знак благодарности и продолжил путь в свою святая святых в мансардном этаже, где в камине весело потрескивал огонь, а зажженные лампы не давали мраку, царившему за окнами, проникнуть внутрь. На письменном столе лежало письмо со знакомой печатью. Из графина, стоявшего на столе сбоку от него, Гарри налил себе в бокал вина и, повернувшись спиной к огню, сломал ногтем печать. Начав читать послание, он нахмурился.
   Его лицо продолжало оставаться озабоченным, когда громкий стук в дверь возвестил о приходе Лестера.
   – Вы посылали за мной, милорд?
   – Да, входи. Вина? – Гарри жестом указал на графин.
   – Нет, премного благодарен, милорд. Пинта эля – вот мой напиток, – ответил Лестер. Он заметил недовольное лицо Гарри. – Что-то стряслось, сэр?
   – Мне нужно, чтобы ты уже нынче до вечера отправился в Портсмут, – сказал Гарри, постукивая письмом по ладони. – Хотя это как нельзя более некстати, ибо я нашел наперсток.
   Лестер тихо присвистнул.
   – Так он у вас, сэр?
   Гарри отрицательно покачал головой:
   – Нет, пока нет, но я его видел. Он, как я и подозревал, в рабочей шкатулке леди Дагенем.
   – Ну, значит, он в надежном месте.
   – Да, но все же не в таком надежном, как если б он был у меня, – мрачно проговорил Гарри. – И был бы благополучно уничтожен, – прибавил он. – Времени в обрез, Лестер. – Он, можно считать, у всех на виду.
   Лестер понимающе кивнул.
   – А мне обязательно надо ехать в Портсмут? – проговорил он. – Разве не может поездка подождать день-два?
   Гарри отрицательно покачал головой:
   – Нет, это приказ министерства. С рассветным приливом в Портсмуте ожидается рыболовное судно из Гавра. На нем прибудет послание от одного из наших людей в Руане. Письмо требуется немедленно расшифровать.
   – А что же наш человек в Портсмуте? Разве он не может встретить судно и привезти письмо?
   Гарри вздохнул.
   – Он сломал лодыжку, неудачно спрыгнув с судна на причал. Он не в состоянии ехать верхом.
   – А! – Лестер кивнул. – Тогда нужно поторапливаться, сэр. До места около сотни миль. Вернусь завтра вечером. Тогда смогу достать наперсток.
   – Я не готов ждать так долго. Дорога каждая минута. – Гарри рассеянно отпил из бокала. – Я возьму его сам, сегодня же вечером, и, чтобы его пропажа осталась незамеченной, заменю его другим. Не хочу, чтобы в доме поднялся переполох. – Он сдвинул брови, перебирая длинными пальцами ножку бокала. – Ты, случайно, не знаешь, где леди Дагенем хранит свою шкатулку с шитьем?
   – Что до этого, сэр, то нынче утром, когда я приходил чинить разболтавшуюся дверцу буфета, шкатулки в гостиной не было. Думаю, она на ночь забирает ее к себе в спальню.
   Гарри устремил взгляд на огонь. Его лицо просветлело, а на губах заиграла веселая улыбка.
   – В этом определенно есть смысл, – тихо проговорил он. – Ты знаешь, где расположена спальня ее светлости?
   – О да, сэр. Это большая комната в конце этажа, прямо над библиотекой.
   – В конце… – Гарри медленно отвернулся. – Значит, в отдалении от остальных?
   Лестер кивнул:
   – Похоже на то. Окна комнаты выходят в небольшой сад, обнесенный стеной, но это все ерунда.
   – Задняя часть дома доступна обзору?
   Лестер задумался.
   – Почти нет. Стена довольно высока, а в саду несколько плодовых деревьев, которые загораживают вид. Что вы задумали, сэр?
   – Пришла в голову одна мысль, Лестер… одна возможность. Вот что: не мог бы ты по пути в Портсмут заглянуть в дом? Под каким-нибудь предлогом поднимись наверх и сделай что-нибудь с окном спальни леди Дагенем, ослабь шпингалет, например.
   Лестер, которого осенила догадка, кивнул.
   – Собираетесь таким путем проникнуть в дом?
   Гарри безмятежно пожал плечами.
   – Это один из вариантов. Раз на ночь она забирает шкатулку в спальню…
   – А я думал, со взломами покончено, милорд, – сказал Лестер с некоторым осуждением.
   – Иного выхода я не вижу, – отозвался Гарри, холодно улыбаясь.
   – Что ж, воля ваша, милорд.
   Лицо Лестера ничем не выдало его мыслей.

Глава 13

   Ровно в шесть Гарри вышел из экипажа на Девонширплейс и, направляясь к лестнице особняка своей двоюродной бабки, внутренне приготовился к предстоящему вечеру. В действительности он любил старуху, но лишь в самых малых дозах.
   Дверь отворилась, как только он поднялся на последнюю ступеньку.
   – Добрый вечер, Трент, – приветствовал он пожилого слугу, склонившегося перед ним в почтительном поклоне.
   – Добрый вечер, милорд. Рад вас видеть. – Приняв шляпу и трость с серебряным набалдашником, дворецкий замер в ожидании, пока Гарри расстегивал перчатки. – Ее светлость в Голубой гостиной, сэр.
   Гарри удивленно вскинул брови. Упомянутая комната была невелика по сравнению с прочими покоями, где обычно принимали гостей в этом доме, по мнению Гарри, напоминавшем мавзолей.
   – Стало быть, вечер будет в узком кругу?
   – Остальные приглашены к семи часам, милорд.
   – О, – произнес Гарри, слегка хмурясь. Его ждал тяжелый разговор с бабкой, и Гарри догадывался, о чем.
   – Я принесу бутылку мадеры девяносто третьего года из коллекции его светлости, сэр, если это поможет, – сказал дворецкий, заговорщицки улыбаясь.
   Гарри улыбнулся в ответ:
   – Во всяком случае, не помешает, Трент. Благодарю вас. – Урожай в девяносто третьем году выдался знатный. Двоюродный дед Гарри, герцог Грейсчерч, являлся тонким ценителем вин вплоть до последнего времени, когда вследствие подагры был вынужден соблюдать умеренность. Это, однако, не смягчило его нрав, и когда герцог пребывал в самом скверном расположении духа, герцогиня предпочитала уезжать в город. Возможно, и этот ее приезд был вызван как раз одним из таких приступов дурного настроения.
   Гарри последовал за лакеем наверх в угловой зал.
   – Лорд Бонем, ваша светлость, – доложил дворецкий, открыв дверь.
   – А, Бонем, явился. А я все думаю, что это ты задерживаешься? – Герцогиня подняла лорнет и окинула внучатого племянника критическим взглядом.
   Гарри бросил взгляд на каминные часы.
   – Я, кажется, приглашен к шести, мэм. Неужели я ошибся? – Он пересек зал и склонился над рукой герцогини.
   – Что ж, по-твоему, я помню, на сколько назначила? – вопросила леди, роняя лорнет на серебряной цепочке. – Это обязанность Элизы.
   Гарри выпустил руку бабушки и, повернувшись, поклонился другой даме, присутствовавшей в комнате, компаньонке ее светлости. Маленькая, средних лет женщина, в простеньком платье серого муслина, в белом чепце, завязанном под подбородком, поднялась со своего места и присела в реверансе.
   – Добрый вечер, милорд. – У нее было приятное, хотя и невыразительное лицо и необыкновенно обаятельная улыбка.
   – Как поживаете, мисс Кокс? – искренне поинтересовался Гарри. – Надеюсь, не хвораете?
   – О нет… нет, что вы! Так любезно с вашей стороны справиться об этом, милорд. Вы, право, очень, очень добры.
   – Ну, будет тебе болтать, Элиза, – осадила ее хозяйка. – Присаживайся, Бонем. Где Трент… я велела ему принести… ах, вот ты, голубчик. Давно уж пора. – Она повелительно махнула дворецкому веером. – Что там у тебя?
   – Мадера девяносто третьего года, ваша светлость. И ликер, – ответил слуга, водружая поднос на консоль. – Прикажете налить? – Он поднял графин.
   Герцогиня фыркнула.
   – Да уж, сделай милость.
   Трент разлил вино. Гарри поднес бокал бабке, после чего взял второй и предложил его мисс Кокс.
   – Миндальный ликер, мэм, – сказал он, ставя бокал на круглый столик подле нее.
   – О, благодарю вас, милорд. Это мой любимый. Как мило, что вы помните… как мило.
   – Все потроха от него слипнутся… от этой сладкой дряни, – проворчала герцогиня, делая маленький глоточек из своего бокала. – Хм… а ведь недурственно… совсем недурственно. Грейсчерч всегда знал толк… по крайней мере в некоторых вещах, – присовокупила она. – Хотя лошади от осла не отличит, ей-богу.
   Гарри воздержался от замечаний. Он сел на позолоченный стул против бабки, с наслаждением пригубил мадеру. И стал ждать.
   Двоюродная бабка снова подняла лорнет и смерила его внимательным взглядом.
   – Что-то не так, мэм? – осведомился Гарри.
   – А ты недурно выглядишь, – признала она. – Что ни говори, племянник, а одеваться ты всегда умел.
   Гарри ограничился слабым наклоном головы. Зная о старомодных вкусах своей бабки в отношении моды, он, собираясь на ужин, предпочел панталонам брюки до колен, надел консервативный белый жилет и черный сюртук. Туалет бабки – кринолин лавандового шелка с темно-зелеными бархатными бантами – принадлежал совсем другой эпохе, как и ее завитой напудренный парик, украшенный тремя страусовыми перьями и какой-то конструкцией, напоминавшей птицу в клетке.
   – Как поживает его светлость? – поинтересовался Гарри.
   – О, как всегда – все стонет. А виноват во всем сам… Не желает слушать лекарей. Как-то на днях выпил с Гамильтоном бутылку портвейна и с тех пор лежит в лежку, – сказала герцогиня, подтверждая подозрения Гарри. – Но я приехала в город, чтобы поговорить с тобой. Когда ты найдешь себе новую жену, Бонем?
   Гарри и раньше уже догадывался, к чему все идет.
   – У меня нет такого намерения, мэм. – Он встал, чтобы подлить себе вина.
   – Вздор… у тебя есть обязанности перед семьей. Тебе нужен наследник.
   Гарри обернулся с графином в руке.
   – У меня еще двое братьев, мэм. Каждый из них вполне может принять и титул, и владения. У обоих есть сыновья. Род не угаснет. – Он приблизился к герцогине с графином и подлил ей вина.
   – У них на двоих и одной-то головы не станет, – презрительно обронила леди. – Ты сам прекрасно знаешь, Бонем, что они тебе и в подметки не годятся.
   – Тут я с вами не согласен, мэм. И Эдмунд, и Роберт не испытывают никаких затруднений, управляя своими имениями, равно как своими жизнями и своими семействами. – От его тона повеяло холодом, а речь зазвучала четко и резко. Он вернулся на свое место и посмотрел на бабку поверх бокала.
   Герцогиня надулась. По-другому и не скажешь, подумал Гарри, сдерживая смешок. Бабка знала, что он никогда не потерпит критики в адрес своей семьи, а посему в разговоре с ним, как правило, следила за своими словами. Но мадера, как видно, развязала ей язык.
   – Ну и что ж! – Она махнула веером. – Воля твоя, думай что угодно, но тебе пора снова жениться. Четыре года ведь минуло. Никому теперь и дела нет до той давней истории.
   – Дело есть его светлости. – Гарри сделал глоток вина.
   – Ах, ты об этом старом болване! – Герцогиня, недовольно хмыкнула, посчитав пустыми упоминания о бывшем тесте племянника. – Герцог никогда дальше своего носа не видел. Хотя должен был знать, что его дочь…
   – Простите, мэм, но с меня довольно, – сказал Гарри тихо, но твердо. – Я не желаю больше говорить об этом.
   Его слова заставили герцогиню замолчать на несколько минут. Элиза Кокс, казалось, слилась с креслом, полностью погрузившись в рукоделие. Гарри сидел с невозмутимым видом, его лицо ничего не выражало.
   – Ты будешь сопровождать на ужин Примроуз Таллант, – неожиданно объявила герцогиня, словно перед этим не было никакого разговора. – Она, надо признать, простовата, но вовсе не глупа. И потом, за ней двадцать тысяч фунтов.
   – Вряд ли мне нужно жениться на деньгах, мэм, – со вздохом проговорил Гарри.
   Герцогиня снова фыркнула.
   – А по-моему, ты и сам не знаешь, что тебе нужно.
   Гарри решил, что предмет не стоит обсуждения.
   – Я надеялся уговорить вас и леди Сефтон нанести визит одним моим знакомым, мэм, – сменил он тему. – Они в Лондоне недавно. Думаю, знакомство с ними вам может доставить удовольствие.
   Герцогиня пристально воззрилась на него.
   – Что навело тебя на эту мысль… кто они такие?
   – Виконтесса Дагенем, ее невестка, леди Фарнем, и их подруга леди Ливия Лейси.
   Бабушка нахмурилась.
   – Лейси… родственница леди Софии, что ли?
   – Вероятно, какая-то родственная связь между ними существует, – ответил Гарри. – Поскольку леди Ливия унаследовала дом леди Софии на Кавендиш-сквер.
   – Хм. – Герцогиня кивнула. – София в свое время была женщина хоть куда… старше меня, конечно… мы вращались в разных кругах. – Она задумчиво погладила подбородок. – Hу и какова девчонка?
   Гарри пожал плечами.
   – Я по сути ее не знаю. Производит приятное впечатление.
   – Так какой у тебя-то в этом деле интерес? – осведомилась герцогиня, не сводя с Гарри своего проницательного взгляда.
   – Я не имею в деле никакого интереса, мэм, – терпеливо объяснил Гарри. – С этими дамами я познакомился совершенно случайно. Представление в обществе пойдет им на пользу. Леди Дагенем и ее невестка – вдовы, – не вдаваясь в детали, пояснил он ей положение.
   Герцогиня слушала, в кои-то веки не прерывая его своими громкими восклицаниями, и, когда Гарри закончил, сказала только одно:
   – Что ж, пожалуй, можешь отвезти меня на Кавендиш-сквер. Погляжу, что за птицы.
   – Весьма вам признателен, мэм. – Он так и знал: его слова пробудят в герцогине любопытство. Почувствовав лишь намек на то, что племянника заинтересовала какая-то женщина, ей незнакомая, герцогиня не могла оставаться в стороне, но старалась незамедлительно узнать все подробности. Однако какими бы ни были ее побудительные мотивы, был важен результат – Корнелия с подругами будет представлена в обществе.
   Теперь ему предстоял долгий и утомительный вечер, прежде чем он сможет приступить к своему ночному предприятию. При мысли о деле кровь закипела в его жилах. Несколько часов скуки лишь усиливали это предвкушение.
   Боги благоволили предприятию. Так размышлял про себя Гарри, вглядываясь в черное небо, на котором из-за нависших над самой землей туч не было видно ни проблеска звездного или лунного света. Гарри сидел верхом на стене, сад внизу чернел как могила. Вырисовывались лишь неясные очертания кривых, сучковатых плодовых деревьев. Окна задней части дома, возвышавшегося на фоне неба, были темны.
   Гарри сидел не шелохнувшись, пока не различил наконец контуры окон и не убедился, что точно определил расположение спальни Нелл. Ошибка была недопустима. Но благодаря подробным объяснениям Лестера она была исключена – второе окно слева на втором этаже непосредственно над библиотекой. А прочная медная водосточная труба как нельзя более кстати располагалась справа.
   Гарри подался вперед и ухватился за ветку яблони, царапавшую по стене. Оттолкнувшись от дерева, он бесшумно приземлился на мягкую землю внизу и замер, прислушиваясь. Вокруг ни звука, даже полевка в кустах не шуршала. Гарри, пригнувшись, метнулся вперед, преодолевая небольшое открытое пространство, отделявшее его от дома, и вот наконец оказался в тени. Одетый в темное, он абсолютно сливался с окружающей обстановкой.
   Гарри взялся за трубу и попробовал, прочно ли она прикреплена к стене. Лестер выполнил свое обещание: будучи в доме в качестве мастера на все руки, он кое-что починил во время своего последнего визита.
   Гарри ухватился за трубу и оттолкнулся от земли. Его ноги в мягких кожаных туфлях нащупали точку опоры – щели в стене. Он начал карабкаться вверх, перебирая по трубе руками, ставя ноги по обеим сторонам от нее, чтобы не всем весом давить на тонкий медный цилиндр.
   Наконец он достиг окна и осторожно наклонился в сторону, одной рукой держась за трубу, а другой нащупывая зазор между окном и подоконником. Вот он. Ни одной минуты Гарри не сомневался в Лестере и все же почувствовал облегчение. Мгновение спустя он приземлился на пол спальни и замер на корточках, затаив дыхание. Поначалу до него не доносилось ни звука, но потом он различил в тишине мерное дыхание крепко спящей женщины.
   В камине еще тлели угли, их слабого света хватало, чтобы рассмотреть очертания массивной мебели. Незадернутый полог открывал взору мерцание белых простыней и небольшое возвышение под одеялом.
   Губы Гарри тронула улыбка, а пальцы сжали небольшой серебряный предмет в кармане. Сначала подменить наперсток…
   И вот шкатулка наконец была обнаружена. Она стояла на столе рядом с лампой возле кресла у дальней стороны камина. На размещавшийся неподалеку табурет был накинут кусок ткани. Леди, верно, шила перед сном. Гарри беззвучно шагнул вперед в надежде обрести в конце концов святой Грааль, но тут его нога наступила на что-то мягкое.
   Это что-то подпрыгнуло с дьявольским воплем. С горящими глазами, вздыбив шерсть и страшно распушив хвост, кошка, шипя и брызгая слюной, ощетинилась на него.
   Корнелия села на постели.
   – Какого дьявола… – Не веря своим глазам, она уставилась на Гарри.
   Кошка продолжала вопить.
   – Гарри? – Рот ее чуть приоткрылся, а глаза, даже в темноте поражающие своей синевой, округлились, словно блюдца. – Вы? Во имя всего святого отвечайте, что вы здесь делаете?
   Она откинула одеяло и стремительно встала. Белые складки ее ночной сорочки упали по бокам. Она продолжала смотреть на Гарри.
   – Уберите от меня, Христа ради, эту кошку, – сказал Гарри. У него на руках оставалась последняя карта, и он должен был разыграть ее, чтобы выйти из положения победителем. – Пока она не перебудила весь дом.
   Корнелия наклонилась к животному и щелкнула пальцами. Кошка замолчала, но продолжала стоять, ощетинившись.
   – Скорее всего уже слишком поздно. – Корнелия не понимала, что за сон она видит. Гарри как ни в чем не бывало стоял посреди ее спальни, ночью, и говорил таким тоном, словно все так и должно быть.
   В коридоре раздались тяжелые шаги.
   – Да, слишком поздно, – подтвердила Корнелия, узнавая вялую, грузную поступь Моркома.
   Оглядевшись по сторонам, Гарри кинулся к дальнему углу кровати и довольно неудачно прикрылся складкой полога.
   – Миледи… миледи… – забарабанил в дверь Морком. – У вас все в порядке?
   – О Господи! – всполошилась Корнелия. – Не пройдет и минуты, как он вытащит свой мушкетон. – Она подбежала к двери и тихонько открыла ее. – Все в порядке, Морком. Это просто кошка, она…
   Остальные слова потонули в шуме: Тристан и Изольда с заливистым лаем проскользнули в комнату между ног Моркома. Они ринулись на уже разъяренную кошку, которая сначала попятилась, а потом с шипением накинулась на собак. Те, завизжав от ужаса, бросились наутек, кошка – за ними.
   Троица с воплями и лаем, клацая когтями по отполированным деревянным половицам, скрылась в темноте коридора.
   Морком выставил перед собой мушкетон, пристально вглядываясь в глубь комнаты Корнелии.
   – Вы уверены, что все в порядке, миледи?
   – Да, да, совершенно, благодарю вас. – Корнелия была на грани истерики, еле сдерживая рвущийся наружу хохот. Слава Богу, собаки не добрались до укрытия Гарри, едва прикрытого пологом.
   – У вас окно открыто, – с подозрением заметил дворецкий. – А на дворе холод.
   – Ах да… верно, открыто. Я люблю свежий воздух. Мне кажется, так легче уснуть.
   – Новомодная дурь, – отчеканил Морком. – Так и помереть недолго. – Он снова окинул взглядом спальню, неодобрительно шмыгнул носом и отступил. – Воля ваша, делайте как знаете.
   Дверь за ним закрылась. Корнелия ждала продолжения.
   – Нелл… Нелл… что происходит?
   Вновь открыв дверь, Корнелия вышла за порог и притворила ее за своей спиной. Она говорила шепотом, стараясь, чтобы ее голос звучал сонно и смущенно, но вместе с тем беспечно, так, словно все ее тело не трепетало оттого, что в комнате за ее спиной находился мужчина. Корнелия почти слышала его дыхание и удивлялась, как это его не слышит Элли.
   – Ничего страшного, Элли. Прости, что разбудила. Я в темноте случайно наступила на кошку. Та взбесилась, на шум пришел Морком, а прибежавшие розовые звери набросились на Кису, или это она набросилась на них, точно не знаю, вот тебе и светопреставление. Дети, надеюсь, не проснулись?
   Аурелия сонно моргала глазами.
   – Кажется, нет, – ответила она. – Но я перепугалась. Такой шум!
   – Прости, – повторила Корнелия, виновато пожимая плечами.
   Аурелия вздрогнула.
   – Какой жуткий сквозняк, Нелл. Неужели где-то открыто окно?
   – Перед сном у меня разболелась голова, – сымпровизировала Корнелия. – И я подумала, что свежий воздух мне поможет.
   – Закрой его сейчас же, ради Бога, – сказала Аурелия, зевая и трясясь от холода. – Я иду спать. Удивительно, что этот адский гвалт не разбудил Лив.
   – Ее мало что может разбудить, – ответила Корнелия, заходя обратно в спальню. – Спокойной ночи, Элли. Прости, что разбудила. – Она закрыла дверь и очень тихо повернула ключ в замке.
   Не говоря ни слова, Корнелия стояла, прислонившись спиной к запертой двери. После четверти часа беспрестанной импровизации ее фантазия иссякла, и она не находила слов.
   Гарри выступил из-за занавески и пошел закрыть окно. Если б он не был так занят шкатулкой, то обязательно опустил бы раму сразу же, как только проник в комнату. Но его отвлекли очертания в постели, скрытые одеялом, сладостная перспектива разбудить спящую, как только наперсток будет благополучно подменен другим.
   Ни первое, ни второе не было исполнено. Один наперсток так и остался лежать в шкатулке с шитьем, другой – у него в кармане, а Нелл бодрствовала. В смотревших на него проницательных голубых глазах читались неловкость и гнев одновременно, впрочем, блеск ожидания в них тоже был. Волосы Корнелии густой роскошной волной ниспадали ей на плечи, обрамляя лицо с высокими скулами.
   По-прежнему безмолвно Корнелия приблизилась к камину и, взяв из банки свечу, наклонилась к углям зажечь ее Свеча загорелась, и она подняла ее к лампе на приставном столике.
   Вспыхнул огонь, и Гарри смог разглядеть очертания ее фигуры под тонкой сорочкой, а когда Корнелия выпрямилась и повернулась к нему лицом – точки ее сосков.
   – Что вы здесь делаете? – тихо спросила она. Губы Гарри медленно растянулись в улыбке.
   – Я здесь, чтобы выполнить свое обещание, Нелл.
   – Вы ничего мне не обещали, – продолжая смотреть Гарри в глаза, ответила Корнелия, упершись руками о стол сзади.
   – Неужели? – отозвался Гарри. – Какое упущение с моей стороны. Зато я пообещал кое-что себе. – Он сделал шаг навстречу. Корнелия напряглась. Гарри изменил направление и, вместо того чтобы приблизиться к ней, подошел к огню. Опустившись у камина на колени, он бросил туда несколько щепок и, когда они занялись, добавил углей из медного ведерка. – Так будет лучше. – Он поднялся, отряхивая руки. – Прошу извинить меня за окно. Мне следовало закрыть его сразу же. Но я отвлекся.
   – На что? – Корнелия бессознательно кончиком языка коснулась губ.
   – А вы сами не догадываетесь? – Заметив движение ее языка, Гарри почувствовал, как напряжение ее отпускает, разглядел в ее взоре, как ожидание берет у нее верх над гневом и неловкостью. – Я не могу перестать думать о вас, Нелл. Каждый миг, каждый день и каждую ночь, с той самой минуты, как я впервые увидел вас, вы занимаете все мои мысли.
   Корнелия сощурила глаза.
   – Выдаете желаемое за действительное, – сказала она. – В первый раз вы приняли меня за невоспитанную служанку.
   – А я не отрицаю этого, – согласился Гарри. – Как не отрицаю того, что во время нашей второй с вами встречи ужасно невзлюбил вас, просто готов был при первой возможности свернуть вам шею. – Он сделал по направлению к ней шаг. – Но это ничего не значит, Нелл. Я всегда страстно желал вас, не важно, как я относился к вам. – Он завладел ее руками, притянул к себе.
   Корнелия не сделала попытки отстраниться, но и не прильнула к нему – просто стояла неподвижно, будто готовилась к чему-то.