– Нет, они совершенно и безраздельно были преданы тете Софии. Они ничего не взяли себе из ее имущества.
   – Я заметил кошку на подвальной лестнице, – сказал Гарри, продолжая улыбаться. – Быть может, это она – или он – виновница ночного шума?
   – Ее зовут Киса, – сказала Корнелия, беря в руки шкатулку с шитьем. – Не слишком оригинально, конечно. Это именно из-за нее Морком настаивал, чтобы окно в кухне по ночам оставалось открытым. Но этого больше не будет. – Она открыла крышку шкатулки и принялась перебирать лоскутки шелковой ткани, выискивая среди них какой-то с особым оттенком розового для оторочки чепчика Сюзанны.
   – С вашей стороны было мудро принять меры предосторожности, – сказал Гарри, вставая со своего места. – Должен откланяться, мэм… леди Фарнем. Очень рад, что ребенок не мучается ночными кошмарами с участием подвод и лошадей. – Он склонился над рукой Аурелии, после чего повернулся к Корнелии.
   Та закрыла крышку шкатулки и, поднявшись, протянула ему руку.
   – Прощайте, лорд Бонем.
   – До свидания, леди Дагенем. – Он поднес ее руку к губам. Но вместо того чтобы едва коснуться ее пальцев, крепко, с чувством, поцеловал ее руку, сильно сжав ее своими теплыми длинными пальцами – этот интимный жест мог предназначаться лишь для очень близких знакомых.
   Аурелия сделала большие глаза и отодвинулась к двери с натянутой улыбкой на лице, подразумевавшей, что она якобы не заметила ровно ничего необычного. Найджел же, напротив, глазел на них с неприкрытым изумлением, пока Аурелия, проходя мимо, не толкнула кузена локтем, после чего тот наконец опомнился.
   Корнелия отдернула руку.
   – Желаю вам успехов в ваших поисках, сэр, – сдержанно проговорила она.
   Он поклонился еще раз и взял свои шляпу, перчатки и трость с раскладного стола, куда их положил, войдя в гостиную. Когда он улыбнулся, в его зеленых глазах мелькнула едва заметная насмешка. Насмешка не только над Корнелией, но и над собой. Между ними что-то происходило, но что именно, он понимал не лучше Корнелии.
   – Дагенем, вы не составите мне компанию? – любезно поинтересовался он, поворачиваясь к двери. – Или останетесь наслаждаться уютом в семейном кругу?
   Найджел не знал, на что решиться. Перспектива пройтись по улицам в компании виконта представлялась более чем привлекательной и в обществе оказала бы ему неоценимую услугу, однако остаться и еще немного поболтать с кузинами ему тоже ужасно хотелось.
   Заметив его колебания, виконт с легким смешком успокоил его:
   – Ах, не терзайтесь, Дагенем. Я не обижусь. Любой достойный мужчина на вашем месте предпочел бы общество ваших кузин. – И с тем, кивнув всем на прощание, вышел.
   – Я провожу вас, лорд Бонем, – послышался тихий голос за его спиной. Корнелия вышла за ним в холл и мягко притворила дверь гостиной. – Вряд ли Морком окажется поблизости и сможет выполнить роль дворецкого. – Она проследовала к входной двери и под взглядом виконта взялась за задвижку. Массивный, несмазанный засов никак не поддавался. И виконт пришел ей на помощь – положив ладонь поверх руки Корнелии, отодвинул его.
   Засов со скрипом сдвинулся, и Гарри убрал руку. Корнелия открыла перед ним дверь, впуская в темный, грязный холл свет холодного солнца.
   – Что происходит? – спросила она, поворачиваясь к Гарри лицом. – Вам что-то от меня нужно, лорд Бонем?
   Он рассмеялся.
   – Ваша прямолинейность просто пугает! Неужто вам не приходит в голову, что я попросту нахожу вас чрезвычайно привлекательной женщиной? – Он снова завладел ее руками, легко сжав их в своих.
   – Я никогда не поддавалась на лесть и пустые комплименты, сэр, – ответила Корнелия.
   Глаза Гарри потемнели, а пальцы крепче сомкнулись на ее руках.
   – Что заставляет вас думать, что это лесть и пустые комплименты, Нелл? Подобная ветреность мне несвойственна, поверьте.
   И Корнелия ему поверила. Виконт был не из тех, кто даром теряет время и силы на пустые ухаживания.
   – Хотите отплатить мне за ту шутку, которую я с вами сыграла? – Это было единственным логичным объяснением, которое пришло ей в голову.
   Гарри отрицательно покачал головой:
   – Что было, то прошло, Нелл. С этим покончено, вы сами знаете. – Он снова рассмеялся. Его простодушный смех прозвучал странным диссонансом, ибо никак не вязался с тем, что он произнес потом: – Однако хочу, чтобы вы знали: если б я действительно желал отплатить вам, вы бы не испытывали сомнений насчет того, что происходит.
   Он отступил на шаг, продолжая держать ее за руки, затем, глядя на нее с улыбкой, выпустил их и, как в прошлый раз, легко скользнул кончиком пальца по ее губам.
   – Сейчас тоже не сомневайтесь, – тихо сказал он и, прощально подняв руку, стал непринужденно спускаться по лестнице.
   Корнелия отступила назад, очутившись в лившемся через открытую дверь потоке света, где роились пылинки. Некоторое время она стояла так, прислушиваясь к звуку удалявшихся шагов, пока он не стих вовсе, после чего медленно закрыла дверь.
   Гарри быстро шагал, размахивая тростью. Когда Корнелия закрывала крышку своей шкатулки с шитьем, его глаз безошибочно уловил блеск серебра. Блеснуть могло, конечно, что угодно: булавки или серебряная пуговица, которую она собиралась пришить на платье. Но мог быть и наперсток. Его наперсток. У нее, без сомнения, имелся свой, но вдруг все же Корнелия нашла именно его наперсток? Он поначалу стремился сблизиться с виконтессой Дагенем, чтобы получить доступ в дом. Но вот каким-то неведомым образом это стремление превратилось в самоцель. Теперь он уже не связывал его со своей первоначальной задачей, которая, однако, еще не утратила чрезвычайной важности. Но если то, что он искал, находилось в рабочей шкатулке Корнелии, решение одной задачи может прекрасно способствовать решению другой. Чем теснее он сойдется с этой дамой, тем ближе подберется к шкатулке.
   – Корнелия!.. Вот ты где! – Из-за приоткрытой двери гостиной высунулась голова Аурелии. – Почему ты стоишь в холле?
   – Просто так, – отозвалась Корнелия, помолчав, будто сама не знала, так ли это на самом деле.
   Аурелия как-то странно посмотрела на нее.
   – Возвращайся в гостиную. Найджел рассказывает, что происходило, когда граф обнаружил наш отъезд.
   Ее слова вывели наконец Корнелию из задумчивости.
   – Боюсь, меня это мало интересует, – сказала она, когда они вернулись в гостиную. – Он нам даже не написал.
   – О, еще напишет! – заверил ее Найджел, в очередной раз наполняя бокал. – Когда я уезжал, он консультировался у своих адвокатов.
   Корнелия сдвинула брови.
   – Зачем? Мы не совершили ничего противозаконного. При чем тут адвокаты?
   – Вероятно, он надеялся найти какое-нибудь основание, чтобы отозвать вас назад, – высказал догадку Найджел. – Ты ведь знаешь, кузина, старик терпеть не может ослушания.
   Корнелия, с досадой покачав головой, села и снова открыла шкатулку с шитьем.
   – Это мне известно, но он ничего не может сделать. Как только он осознает, что наш отъезд – свершившийся факт, он успокоится. – Она надела на палец наперсток и встряхнула чулок, который штопала. – Этому чулку, думаю, уже ничем не помочь.
   – Старик не скоро сдается, Нелл. – Найджел, пытаясь сделать умный вид, приложил палец к носу и прищурился на Корнелию.
   – Найджел, да ты совсем пьян, а ведь нет еще и полудня, – пожурила его Аурелия, забирая у него бокал. – Довольно с тебя.
   Найджел расправил лацканы своего малинового с серебром сюртука с осиной талией.
   – Вздор, моя дорогая! Я способен выпить много.
   – Тебе эта способность очень понадобится, душа моя, коли ты, как говоришь, собираешься играть по большой, – сказала Корнелия, тревожные раздумья которой вытеснились мыслями о кузене.
   – Ты получаешь щедрое содержание, Найджел, – сказала Аурелия, беря в руки круглые пяльцы и разглядывая замысловатый узор.
   Найджел кашлянул в кулак.
   – Изрядное, – беспечно подтвердил он. – И потом, для молодого человека найдется много различных способов поправить свое положение.
   – Ньюмаркет? [8] – спросила Корнелия, не отрывая глаз от работы.
   Найджел, нахмурившись, резко поднялся.
   – Лошади – это, конечно, прекрасно, кузина, но истинное искусство – это карточная игра. – Он схватился за шляпу. – Мне пора. Найдете сокровище тети Софии – дайте знать.
   – Навещай нас почаще, Найджел. – Аурелия подошла к нему и тепло поцеловала кузена.
   – Как только захочется домашнего тепла и уюта. Мы тебе всегда рады, – сказала Корнелия, в свою очередь обнимая его.
   – Что до этого, кузина, то вряд ли я соскучусь по домашним туфлям и семейному очагу, – ответил Найджел, натягивая перчатки. – Но я загляну… посмотреть, как вы тут, – смилостивился он. – А вам, если подумываете о том, чтобы появиться в обществе, надобно позаботиться о своих платьях. Вы выглядите как самые настоящие клуши, ей-богу. Надеюсь, мои слова вас не обидят?
   – Ничуть! – добродушно ответила Корнелия. – Мы с радостью будем ждать, когда ты снова решишь, что минутка в обществе родственниц-клуш не нанесет твоей репутации невосполнимого ущерба. Я тебя провожу. – Она дошла с ним до двери и там вновь начала бороться с засовом. Но на сей раз не получила помощи.
   Когда кузен вышел на лестницу, она обеими руками слегка сжала его руку.
   – Найджел, будь осторожнее!
   – Ты слишком обо мне печешься, кузина. Не такой уж я простачок, поверь.
   «Уж ты-то в этом точно уверен». Вслух, однако, Корнелия этого не сказала. Набив себе шишек, Найджел, если суждено, сделает из своих ошибок выводы.
   – Заходи, если сможешь расстаться со своими важными друзьями, – лишь сказала Корнелия.
   Найджел широко улыбнулся:
   – Какая удача, что Фрэнни выбежала на дорогу перед подводой. Вряд ли иначе Бонем стал бы утруждать себя знакомством со мной. – Он многозначительно кивнул, махнул на прощание рукой и зашагал прочь.
   «Да, удача», – подумала про себя Корнелия, покачивая головой. Она собралась уже было войти в дом, как заметила появившуюся из-за угла на площади Ливию.
   Ее, казалось, тянула вперед какая-то неведомая сила. Она почти бежала, перо в ее шляпке пригнулось от ветра, ротонда била по ногам.
   Загородившись рукой от солнца, Корнелия попыталась получше разглядеть ее. А когда поняла, в чем дело, прыснула со смеху.
   – Элли! Элли, иди-ка сюда! – позвала она невестку, оборачиваясь через плечо.
   – Что такое? – Аурелия подбежала к Корнелии и, передернув плечами от холода, поплотнее закуталась в шаль. – Что… О!.. Господи Иисусе! Что это у нее такое?
   Обе женщины выскочили на улицу навстречу Ливии, и та буквально уткнулась в них, влекомая двумя крошечными меховыми комочками бледно-розового цвета. Из-под густых челок сверкали две пары черных глаз, два черных, похожих на пуговицы, носа влажно поблескивали на холоде.
   – Держите меня! – крикнула Ливия, тащившаяся на конце двух поводков. – Или, вернее, их… Они не желают останавливаться.
   Аурелия с Корнелией преградили путь несущимся во всю мочь розовым комочкам, а Ливия потянула поводки на себя.
   Процессия из трех участников остановилась, с трудом переводя дух.
   Корнелия опустила глаза вниз.
   – Лив, что это? – в недоумении спросила она.
   – Собаки, – ответила Ливия немного неуверенно, поскольку понимала, что настоящее определение могло показаться подругам весьма странным, ибо они до сих пор имели дело лишь с фермерскими собаками. – В конюшнях, куда меня направил Морком, был помет… то есть, вернее сказать, помет был у терьерши леди Лейкленд, они ей были не нужны, вот я и… – Остальное так и осталось невысказанным.
   Розовые комки залаяли. Корнелия про себя подумала, что слово «лаять» было в данном случае преувеличением. Точнее будет сказать, затявкали тоненькими голосками.
   – Смотрите, они производят шум, значит, могут поднять тревогу, – заметила Ливия.
   – Да уж, – слабым голосом согласилась Аурелия, затыкая уши.
   – И я их не боюсь, – объявила Ливия так, словно наносила завершающий, смертельный удар.
   – Зато их боюсь я, – ответила Корнелия. – Я даже не знаю, что это. Уж точно не собаки. Как, интересно, к ним отнесется Киса? Они вполовину меньше ее. Верно, съест их на завтрак.
   – Это идеальные сторожевые собаки, – упрямо заявила Ливия, таща животных за собой в дом.
   – Может, она и права, – улыбнулась Корнелия, наблюдая за их неравномерным продвижением. – Думаю, любой негодяй, вознамерившийся что-то украсть или попортить имущество в нашем доме, заслышав этот звук и увидев этих нелепых существ, покатится со смеху и перебудит своим хохотом весь дом.
   – Пусть так, это все равно лучше, чем мушкетон Моркома! – с чувством воскликнула Аурелия.
   – Как ты права! – Корнелия взяла невестку за руки, и они пошли в дом на звук тявканья.

Глава 10

   Холл преобразился.
   Хрустальные капли люстры сверкали в солнечных лучах, теперь беспрепятственно проникавших сквозь чисто вымытые высокие окна по обеим сторонам от двери.
   – Я, кажется, не знаю вашего имени, – сказала Корнелия невысокому проворному мужчине, похожему на жокея. – Вы бывали здесь раньше?
   – Я только вчера приступил к работе, миледи, – ответил мужчина, сотворивший это чудо преображения. – Мое имя Лестер, мэм.
   – Как у вас все ловко получается, Лестер.
   В воздухе стоял запах свежей краски и воска: маленькая армия рабочих усердно водила кистями по декоративной лепнине в холле, а две служанки, стоя на коленях, натирали паркет.
   Корнелия остановилась у растворенной двери в зал: та же суета, на сей раз под надзором сурового Моркома, который поначалу отнесся к грядущим переменам с неодобрением, а в итоге все-таки взял дело в свои руки. Мимо с тяжелыми бархатными портьерами в руках пронеслась одна из сестер-близнецов (Ада, предположила Корнелия), в то время как Мейвис обучала искусству выбивания ковров некое хрупкое бледное создание, на вид которому Корнелия не дала бы больше двенадцати. Где только Морком, настоящий затворник, нашел всех этих людей, оставалось загадкой, которая, впрочем, не стоила того, чтобы пытаться ее разгадывать. Чем больше рабочих рук, тем скорее будет сделано дело и они смогут наконец открыть свои двери для гостей. Еще неделя – и все, прикинула Корнелия.
   Из гостиной появилась Ливия. Опережая ее, по натертому паркету резво неслась пара розовых собачонок.
   – С ними надо что-то делать, Нелл! – в отчаянии всплеснула руками Ливия. – Они лезут куда попало, путаются у всех под ногами. Я не могу сосредоточиться на счетах.
   Корнелия с сердитым изумлением посмотрела на крошек, которых высокопарно нарекли Тристаном и Изольдой. Как это ни странно, но она к ним даже привязалась, хотя они, бесспорно, всем досаждали, главным образом из-за своего размера, позволявшего им пролезать в любой угол и в любую приглянувшуюся щель. А еще они обладали способностью вдруг бесследно исчезать среди темных просторов дома. Все приличные собаки знают свое место в общем порядке вещей, эти же нелепые существа и понятия не имели, что у них оно есть, – весь мир принадлежал им.
   – Пожалуй, пойду их прогуляю, – сказала Корнелия. – Мне и самой не помешает проветриться: голова разболелась от краски.
   – Признаюсь, я рада избавиться от них хоть на некоторое время, – вздохнула Ливия.
   Корнелия рассмеялась:
   – Схожу за ротондой. – Лавируя между швабрами и ведрами, она устремилась к лестнице. Уже неделя, как собаки жили в доме, но им ни разу не довелось доказывать свою состоятельность в качестве сторожей: ночные визитеры по какой-то причине более не докучали. Как и виконт Бонем.
   Корнелия остановилась перед зеркалом на туалетном столике, чтобы завязать ленты капора. Заявления виконта о продолжении знакомства были, как видно, пустыми словами. Что ж, тем лучше. Довольно ей забот о доме и детях, не хватало еще терзаться, пытаясь предугадать следующий шаг дерзкого виконта Бонема.
   Она вернулась в холл, где ее ждала Ливия с собаками, которые в нетерпении рвались с поводков и тявкали на дверь.
   – Ну пошли, пошли, неугомонные вы мои, – сказала Корнелия, забирая у Ливии поводки. – Тебе что-нибудь нужно, Лив?
   – Ничего. Разве что ты окажешься около книжного магазина Хэтчарда. Купи мне тогда «Песнь последнего менестреля». Я оставила недочитанную книгу дома.
   – Пожалуй, дойду и до Пиккадилли, – весело отозвалась Корнелия. – Не знаю, правда, пускают ли в магазин с собаками. – Она махнула на прощание рукой и вышла из дома на Кавендиш-сквер. Вдохнув полной грудью живительный холодный воздух, Корнелия почувствовала, как боль в висках отступает.
   Она двинулась вперед, влекомая резвыми собачонками, которые, как видно, имели свои соображения по поводу маршрута прогулки, однако в конце площади потянула их по направлению к Ганновер-сквер и Пиккадилли. После десятиминутной прогулки быстрым шагом она оказалась на Пиккадилли, где остановилась на минуту, чтобы насладиться бурным кипением окружающей жизни. От ощущения собственной причастности к этой картине городской суеты расположение духа Корнелии заметно улучшилось. Такого оживления, какое она наблюдала только в этой части улицы, она не видела во всем сонном Рингвуде и за десять лет. Кареты и уличные торговцы теснили друг друга, отвоевывая себе пространство, ливрейные лакеи со шляпными картонками в руках следовали за дамами, одетыми с таким изяществом, что Корнелия почувствовала себя самой настоящей замухрышкой.
   Шум и обилие народа благотворно подействовали на Тристана и Изольду – те, напуганные казавшимся нескончаемым парадом обутых ног, мельтешивших перед их глазами, робко жались к юбкам Корнелии. Она ободряюще потянула их за поводки и устремилась к эркерным витринам «Хэтчарда», где красовались роскошные издания, от которых невозможно было отвести глаз.
   С мыслью о том, что в Рингвуде книжных лавок до чрезвычайности мало, Корнелия толкнула дверь. Покупателя здесь ждало истинное богатство. Однако долго оставаться в магазине из-за собак было невозможно, и Корнелия, быстро сделав покупку, снова вышла на людную улицу с твердым намерением как можно скорее вернуться сюда без собак и тогда уж пробыть здесь подольше.
   Слишком скоро возвращаться в пропитанную краской атмосферу на Кавендиш-сквер Корнелии не хотелось. Она без всякой цели, не сдерживая собак, побрела вперед и вскоре очутилась на Гросвенор-сквер, после чего пошла по Саут-Одли-стрит и на углу Маунт-стрит остановилась.
   Как же она здесь очутилась? Случайно? Или пришла сюда, на угол этой улицы, повинуясь безотчетному стремлению? На Маунт-стрит жил виконт Бонем. Ей вовсе не хотелось, чтобы виконт увидел ее прогуливающейся по его улице, но любопытство, поддерживаемое собаками, которые тянули ее за собой, победило. Она неспешно двинулась вперед, пробегая взглядом по высоким, элегантным, свидетельствовавшим о богатстве и знатности их владельцев особнякам с двустворчатыми дверями, к которым вели белые полированные лестницы с железными прихотливо украшенными перилами.
   Из-за угла в дальнем конце улицы выехал тильбюри. [9]Завидев запряженную в него лошадь, которая бежала, высоко вскидывая ноги, собаки зашлись в бешеном лае и ринулись вперед. Корнелия, не удержавшись, споткнулась о бордюрный камень и, чтобы не упасть на колени, насилу удерживая в руках поводки, схватилась за перила. Она резко осадила собак и, сделав шаг вперед, поняла, что каблук ее полуботинка на пуговицах сломался.
   Стремясь сохранить равновесие, она снова уцепилась за перила. Как же ей со сломанным каблуком ковылять обратно на Кавендиш-сквер?
   – Леди Дагенем! Не могу поверить в свою удачу. Не меня ли вы пришли навестить?
   Корнелия тотчас узнала этот легкий, шутливый тон и почувствовала, как в ответ на сквозившую в этих словах уже знакомую ей иронию лицо ее заливает краска. Надо же такому случиться! Неужели она стоит, прислонившись к ограде дома виконта?
   – Виконт Бонем, – произнесла она чопорно и опустила ногу на землю, думая при этом, до чего нелепо она, должно быть, выглядит, стоя припав на одну ногу. – Я сломала каблук.
   – Вижу, – сказал он. Ничего, кроме симпатии, его улыбка не выражала, но Корнелия обнаружила, что с подозрением вглядывается в его зеленые глаза: не мелькнут ли в них ехидные искорки? – Вот беда! – Виконт нарочито огляделся вокруг. – А тот, кто вас сопровождает, надо думать, отправился за наемным экипажем?
   – Я без сопровождения, – с невольными нотками оправдания в голосе ответила Корнелия. – Я просто гуляла с собаками.
   – Ах вот оно что! – Губы виконта изогнулись в недоуменно-насмешливой улыбке. Он был одет для верховой езды – в редингот и сапоги с отворотами, в одной руке касторовая шляпа, в другой – хлыст. Только сейчас Корнелия заметила, как блестят на солнце его каштановые волосы. Увидев Тристана и Изольду, Бонем скептически повел бровями. – Это, надо думать, собаки?
   – Хороший вопрос! – огрызнулась Корнелия. – Если б не они, я бы не оказалась в таком затруднительном положении.
   – Что ж, – заметил виконт, по-прежнему улыбаясь, – нужно как-то выпутываться из положения. Вам лучше войти в дом, а я тем временем велю подать экипаж и отвезу вас домой.
   – Благодарю, не стоит, – отказалась Корнелия, не желая чувствовать себя обязанной лорду Бонему.
   – Дорогая моя, ну не можете же вы, в самом деле, ковылять в одном ботинке до самой Кавендиш-сквер, – сказал он.
   – Отчего этот снисходительный тон? – вспылила Корнелия. – Я понимаю свое невыгодное положение, но с вашей стороны в высшей степени неблагородно злоупотреблять им.
   – Простите меня, – с поклоном проговорил лорд Бонем. Теперь его глаза смеялись. – Я всего-навсего хотел помочь. Не окажете ли честь войти в мой дом, мэм, а я, если угодно, прикажу лакею закладывать лошадь. – Он предложил Корнелии руку.
   Она бросила взгляд вдоль улицы в надежде увидеть какой-нибудь экипаж. Но улица как на беду была пуста. Бонем прав: она не могла стоять здесь на одной ноге и ждать чудесного избавления.
   – Благодарю вас, лорд Бонем. – Не замечая предложенной ей руки, Корнелия потянула собак за поводки и, припадая на одну ногу, стала подниматься по лестнице.
   Едва она достигла верхней ступени, дверь отворилась. Гарри приветствовал дворецкого и, поддерживая Корнелию под локоть, ввел ее в холл.
   – Гектор, леди Дагенем имела несчастье сломать каблук. Справься у Эрика, не может ли он починить его, хотя бы временно, да отведи куда-нибудь этих животных. – Он сделал неопределенный жест, указывая на собак.
   Мгновение Гектор стоял, ошеломленно взирая на них.
   – Сию минуту, милорд, – наконец опомнился он и щелкнул пальцами ожидавшему поодаль приказаний лакею. – Отведи этих животных в буфетную, Фред.
   Корнелия с облегчением выпустила из рук поводки и передала ботинок с отломившимся каблуком дворецкому, который с невозмутимым поклоном принял и то и другое.
   – И еще: подай нам кофе, – обернувшись через плечо, распорядился виконт и, снова взяв свою гостью под локоть, повел ее, хромающую, в гостиную.
   Корнелия со скрытым интересом озиралась по сторонам. Она поняла, что ищет признаки женского присутствия. В глубине ее души жила уверенность, что лорд Бонем холостяк. Все в его поведении указывало на это, но подходящей возможности подтвердить свою догадку ей прежде не представлялось. В окружающей обстановке не чувствовалось женской руки. То была со вкусом и дорого обставленная комната: на стенах французские обои, на полу яркими красками переливался обюссонский ковер, элегантная, отменного качества мебель. Но ни шкатулки с шитьем, ни пялец, ни даже вазы с цветами.
   – Позвольте вашу ротонду. – Его светлость с недозволенной фамильярностью протянул к ней руки и расстегнул верхнюю пуговицу на ротонде. «Да, жены определенно нет», – решила Корнелия.
   – Благодарю.
   Его светлость подвел ее к дивану с валиками и заботливо предложил:
   – Что желаете: кофе или, быть может, бокал хереса после такого сурового испытания?
   – Сломанный каблук не такое уж суровое испытание, лорд Бонем. Благодарю, я с удовольствием выпью кофе. – Сложив руки на коленях, Корнелия в холодном молчании воззрилась на Гарри.
   Он ответил ей таким же молчаливым взглядом. Последние несколько дней, пока Лестер обживался на Кавендиш-сквер, попутно занимаясь там скрытой разведкой, Гарри в их доме не появлялся. О такой удаче, какая выпала Лестеру, когда его в числе прочих работников наняли для благоустройства дома, можно было только мечтать. Теперь он в любой момент имел возможность между делом, не привлекая к себе особого внимания, попробовать отыскать наперсток.
   Но если это не удастся Лестеру, тогда партию в этой игре придется продолжить Гарри. Для этого ему нужна Корнелия Дагенем.
   Гарри поймал себя на том, что бесконечно рад ее появлению, не важно, по какой причине она здесь оказалась, и вовсе не оттого, что ее появление вселяло надежду на скорое возвращение наперстка. Все в этой женщине его завораживало. Несмотря на то нелепое положение, в котором она сейчас находилась, эта гордая, полная достоинства женщина сохраняла невозмутимость и бросала ему вызов, все в ней дышало чувственностью. Чувственностью, которая волновала Гарри, тем более что сама Корнелия ее не осознавала.
   Что за брак был у нее? Распахнул ли он настежь двери, которые сдерживали дремавшую в ней до поры чувственность, или повернул ключ лишь наполовину?