Фидлер Аркадий. Белый Ягуар - вождь араваков

   - Сколько у испанцев собак? - спросил я.
   Этого они тоже точно не знали, но предполагали, что, во всяком случае, больше трех.
   - Вы сможете провести наш отряд к лагерю, где на вас напали испанцы?
   - Сможем.
   - Надо идти туда! Если Матео жив и они держат его где-то связанным, то, вероятнее всего, там, где его схватили.
   Негры не умели стрелять ни из луков, ни из ружей, зато хорошо метали копья, и я распорядился выдать каждому из них, кроме ножей и дубин, по два копья. Старший, по имени Мигуэль, подошел ко мне со смущенным выражением лица и спросил, может ли он просить меня о чем-то важном.
   - Говори! - сказал я, приветливо на него взглянув.
   - Мы трое!.. - Он показал на себя и двух своих товарищей и смущенно умолк. - Нас трое... - начал он опять. - Понимаешь!
   - Ничего не понимаю! - ободрил я его улыбкой.
   - Нам стыдно! Мы не трусы!.. Поверь нам!.. Мы правда не поняли призывов Матео!
   - Вас никто за это не осуждает, - заверил я его.
   - Нам стыдно, что он погиб, а мы убежали.
   - Что делать! Так случилось!
   - Мы хотим искупить...
   - Искупить? Как?
   - В бою! Своей кровью! Приказывай, что надо сделать! Дай нам любое задание!
   Теперь я, в свою очередь, с немым волнением смотрел на возбужденного Мигуэля и его товарищей. Меня взволновал этот простой порыв душевного благородства, которого в этом человеке не смогла убить даже многолетняя каторга тяжкого рабства. Это ли не утверждало веру в человека, в человека вне зависимости от цвета его кожи!
   Мысль была мимолетной, неуместной в эту тяжелую минуту. Я тут же пришел в себя и вернулся к реальной действительности.
   В этот момент к нам подполз индеец из охранения и сообщил, что на той стороне поляны слышится какая-то подозрительная возня - похоже, скулит и рвется сдерживаемая на поводке собака.
   - Ты не ошибаешься? - пытливо взглянул на него Манаури.
   - Все рядом со мной тоже слышали, - заверил индеец.
   Я поднес к глазам подзорную трубу. Было темно, луна скрылась за тучами, и все-таки я заметил в зарослях с противоположной стороны, правее нас шагах в ста, какое-то неясное движение.
   - Внимание! - поднял я руку.
   От стены зарослей отделилась фигура человека, бегом пересекавшего поляну. Я поймал его в фокус подзорной трубы. По одежде я распознал врага.
   - Испанец! - предупредил я товарищей.
   На нашу сторону поляны перебежал только один человек. Если там скрывались и другие испанцы, то, вероятно, это был разведчик.
   - Его надо немедленно уничтожить! - прошептал я.
   - Я! - Мигуэль стремительно повернулся ко мне. - Я беру его на себя!
   - Отлично! - согласился я. - Но не один! Идите втроем!
   - Хорошо!
   - Помни, это их разведчик, он осторожен и хорошо вооружен. С ним будет нелегко!
   - Мы постараемся!
   - И, главное, без шума!
   После их ухода мы остались на прежней позиции, внимательно следя за поляной, ожидая, не появятся ли новые враги. Никто не появился.
   Сдавленный короткий хрип возвестил о безмолвной драме, разыгравшейся в чаще кустарника. Вскоре вернулись и негры. На их лицах читалось торжество.
   - Все! - выдохнул Мигуэль и положил передо мной на землю добытое ружье и пистолет, не забыв и мешочки с порохом и пулями.
   - Отлично!
   - А это мне! - проговорил Мигуэль и показал сверкнувший сталью кинжал. Я кивнул головой в знак согласия.
   - Это наш четвертый нож! - хохотнул Вагура.
   В этот момент резкий лай неподалеку разорвал воздух и ударил по нашим нервам. Две собаки выскочили из кустов в том месте, откуда раньше появился испанец. Но они пошли не по его следу, а бросились наискось через поляну прямо к нашему укрытию. Вероятно, они давно уже учуяли нас.
   - Стрелы! Отравленные стрелы! - прошипел Арнак индейцам.
   Едва собаки добежали до первых отделявших нас от поляны кустов, как бешеным лаем тут же возвестили о найденной добыче. Пораженные сразу несколькими стрелами, они взвыли и на всем бегу грохнулись наземь, но, увы, поздно - мы были обнаружены.
   И тут я совершил грубую ошибку, первую за весь поход. Зная, что находящиеся поблизости испанцы, выпустив собак, точно определили место нашего нахождения, я должен был тотчас скомандовать отход. Но я этого не сделал и позволил сначала нескольким индейцам собрать выпущенные в собак стрелы.
   - Быстрее, - торопил я их.
   Вдруг прямо против нас, с той стороны поляны, ослепительный блеск разорвал тьму, и воздух потряс грохот нескольких выстрелов. Их было восемь или десять, а может быть, даже одиннадцать - целый залп. Под градом свинца зашелестели кусты, в которых мы прятались. Ружья врагов были заряжены картечью.
   Лежа на земле, я почувствовал жгучий удар в левую лопатку. К счастью, заряд прошел выше, лишь слегка задев кожу.
   Справа и слева раздались приглушенные вскрики и стоны раненых товарищей.
   Я рассчитывал, что после залпа испанцы бросятся в атаку. Но, очевидно, они не рискнули. Во всяком случае, из-за дыма, окутавшего противоположную сторону поляны, никто не появился.
   - Будем стрелять из ружей? - спросил Вагура.
   - Нет! - решительно возразил я. - Не стрелять! Ни в коем случае!.. Всем тихо отступить на сто шагов от поляны! Подобрать раненых! Быстрее!
   Оказалось, что, кроме меня. было еще пятеро раненых, и среди них один, раненный в голову, в безнадежном состоянии потерял сознание, когда его переносили в тыл.
   - Что делать с собаками? - обратился ко мне Арнак. - Забрать их с собой?
   - Заберите.
   Я решил до конца выдерживать принцип - не оставлять никаких следов. Испанцы могут предполагать что угодно, но чем меньше будут о нас знать, тем лучше. До сих пор они были в неведении, кем был и каким оружием располагал их противник...
   Отступив от поляны шагов на сто, мы остановились. Расставленные на всех направлениях дозорные сообщали, что врага не видно и не слышно. Это нас тревожило и заставляло предполагать, что испанцы тайком что-то затевают. Я дал команду отходить дальше. Тем временем раненый индеец скончался. Его похоронили рядом с Раисули. Трупы испанцев и собак затащили в такие заросли, что и среди белого дня их не отыскал бы сам дьявол. Раненым, в том числе и себе, я наспех кое-как сделал перевязки. Одного тяжело раненного и неспособного больше сражаться мы отправили в тыл к женщинам, а сами двинулись в сторону моря, выслав вперед на несколько десятков шагов разведку. Теперь нас с учетом трех присоединившихся негров опять было шестнадцать, а оружия стало даже больше, чем прежде.
   Более всего меня в эти минуты радовала твердость людей. Первая неудача не подорвала их духа. Они горели жаждой боя и мести. Это были прирожденные воины, не раз выходившие на тропу войны.
   ЗАПАХ ПОРОХА И КРОВИ
   Добравшись до берега моря, мы перешли на другую сторону поляны и по ее краю осторожно двинулись к месту, где засели испанцы, так метко накрывшие нас огнем. Но там мы их не застали. Заросли были пусты.
   - Куда они могли деваться? - расстроился Арнак.
   - Трудно сказать, - проворчал я, - можно предположить, что вернулись в лагерь. Будем искать.
   От поляны, где мы находились, до лагеря было добрых полмили. Мы прошли уже больше половины пути, когда заметили впереди подозрительное движение. Соблюдая всяческие меры предосторожности, несколько испанцев прокладывали себе путь в том же направлении, что и мы. При свете лупы их фигуры ясно различались шагах в двухстах от нас.
   - Догоним их! - загорелся Вагура.
   - Нет, слишком близко их лагерь, - остановил я его.
   - Мы их убьем быстро-быстро! Пойдем!
   - Нет! Бой здесь не обойдется без шума.
   - Ну и пусть, мы быстро их убьем!
   - Рядом могут оказаться другие и напасть на нас сзади. Нет, нельзя!
   Испанцы тем временем скрылись из вида. Опасаясь засады, я выслал вслед за ними двух разведчиков, а мы двинулись дальше, но несколько другой дорогой, держась ближе к берегу.
   Небо на востоке начинало отливать свинцом, предвещая скорый рассвет, хотя в глубине острова царила еще глубокая ночь. И тут я вдруг ясно осознал, что в ближайший час неизбежно решится наша дальнейшая судьба и лишь десятки минут отделяют нас от последнего боя. Воздух был тих, безветрен, чуть слышно плескались о берег волны. Луна, переплыв на запад, искоса взирала на землю.
   Какой-то темный предмет замаячил на море. Это была шхуна, стоявшая на якоре не дальше чем в двух-трех ружейных выстрелах от берега.
   - Стоит прямо против лагеря, - прошептал Мигуэль.
   Стали слышны неясные звуки, долетавшие откуда-то спереди, видимо, из лагеря.
   - Похоже, - обратился я к негру, - испанцы расположились на том же месте, где был ваш бивак.
   - Да, - согласился Мигуэль.
   Несмотря на все напряжение, я не мог скрыть довольной улыбки: предусмотрительность, с какой мы укрывались, приносила свои плоды - враг все еще не представлял, с кем имеет на острове дело, и вел себя свободно, как дома.
   Хотя время шло и звезды на небе уже померкли, нельзя было торопиться и в спешке упустить хоть какую-нибудь мелочь, от которой мог зависеть благополучный исход всего дела. Прежде всего следовало разведать обстановку, и, отложив ружья, мы впятером, Арнак, Манаури, Вагура, Мигуэль и я, отправились на разведку.
   Заросли колючего кустарника по мере приближения к лагерю испанцев редели. Почва становилась каменистее, и чем ближе к морю, все больше попадалось камней и валунов. Здесь не было даже кокосовых пальм - обычного украшения других берегов острова. Лагерь Матео лежал на открытом месте. Тут виднелись еще остатки трех шалашей, поставленных неграми и разрушенных во время событий последней ночи.
   Из-за отсутствия укрытия подойти к лагерю ближе чем на сто шагов нам не удалось. Испанцы из отряда, несколько минут назад шедшего перед нами, только что вернулись в лагерь и с явным возбуждением делились своими впечатлениями о пережитых приключениях с оставшимися здесь сородичами. На костре что-то варилось.
   - Сколько их? Считайте! - распорядился я.
   Считали все. Их было одиннадцать.
   - Кажется, все здесь! - сказал я. - Четверо убиты, значит, всего пятнадцать. Столько мы и видели их на шхуне.
   Это был важный факт. Следовательно, в лесу за спиной у нас никого не осталось.
   - А собак не видно?
   - Нет, не видно. Наверно, их было только пять и все убиты.
   Испанцы пребывали в состоянии крайнего возбуждения. К сожалению, мы находились слишком далеко, и Манаури не мог разобрать, о чем они спорили. Впрочем, это нетрудно было понять по их жестам. Одни возбужденно убеждали в какой-то опасности, другие с ними не соглашались.
   В конце концов они разделились на две группы, и одна группа отошла в сторону.
   Мы напрягли зрение... и сердца наши забились сильнее. Там, на земле, лежали связанные люди. Одного из них испанцы подняли и поставили на ноги.
   - Матео! - прошептал Мигуэль.
   К сожалению, Мигуэль ошибся. Это был не Матео, а другой негр из его группы.
   Испанцы, как видно, добивались от него ответа на какие-то вопросы, но он молчал, и они подтащили его ближе к костру.
   Там, чуть в стороне от других, сидел молодой человек, отличавшийся богатым убранством, - без сомнения, их предводитель, поскольку все обращались к нему с подчеркнутым почтением. Я навел на него подзорную трубу. Это был юноша лет двадцати, не более, с черными тонкими усиками и такими нежными и правильными чертами лица, что в первый миг его можно было принять за красивую девушку, если бы не усы.
   Юноша встал, вытащил из костра горящую головешку и с жуткой усмешкой, какую я никогда бы не смог себе представить на столь прекрасном на вид лице, приблизился к связанному негру и стал жечь его тело, прикладывая пылавшую головню то к щекам, то к животу и ногам несчастного.
   Тут я понял грозившую нам опасность: враги хотели вырвать у пленного показания. Если им это удастся, мы будем раскрыты.
   - Нельзя терять ни минуты! - Я резко оторвал трубу от глаз.
   Мои спутники и сами видели, что творится в лагере, и поняли обстановку. Не понадобилось много слов, чтобы разъяснить план, напрашивавшийся сам собой.
   - Срочно за подмогой и быстрее обратно! Окружим испанцев, чтобы ни один не смог уйти в заросли. Здесь со мной будет Арнак со своим отрядом! Справа - Вагура, слева - Манаури! Ударим все вместе по моему сигналу! Я крикну или выстрелю...
   - Хорошо! - с мрачной решимостью буркнул Вагура.
   - Не забудьте мой мушкет, - бросил я вслед уходящим.
   Мы остались вдвоем с Мигуэлем. Испанцы продолжали пытать несчастного негра. Потом юнец приказал подвести к нему другого пленника и подверг его еще более тяжким пыткам. Этот оказался менее стойким и начал кричать.
   Я оглянулся: индейцев не было. Начинало сереть, отчетливее становились контуры валунов, обретали окраску ближайшие кусты. Светало.
   Мигуэль бормотал под нос испанские слова, полные отчаянного нетерпения. Там, у костра, испанцы плотным кольцом окружили негра, внимательно вслушиваясь в его слова.
   <Если бы дать сейчас по ним залп, - подумалось мне, - можно бы уничтожить сразу всю банду>.
   Испанцы, видно, узнали от пытаемого любопытные вещи, ибо среди них поднялся настоящий переполох. Одни тут же бросились к оружию, составленному неподалеку в козлы. Другие стали лихорадочно совещаться. Я содрогался при мысли, что они успеют уйти в лес. Тогда нам не только не видеть победы, но сомнительно, удастся ли вообще спастись.
   Шорох за спиной. Арнак. За ним его отряд. Камень свалился у меня с сердца.
   - Где Вагура? - прошептал я.
   - По пути к месту, как ты велел.
   - Ага!
   - Вот два мушкета и еще ружье.
   Вагуре, направленному на правый фланг, идти было дальше всех, и приходилось ждать, пока он доберется до места.
   Все теперь решали и могли оказаться роковыми секунды.
   О благословенная болтливость испанцев! Стоя у костра, они все совещались, размахивая руками и часто поглядывая на небо в ожидании, видимо, полного рассвета. Было уже настолько светло, что я взял для пробы на мушку красавчика юнца, и он великолепно просматривался в прорезь.
   Будь на месте испанцев славные охотники из вирджинских краев, они давно бы уже заняли оборону или двинулись на врага. Испанцы же в своей безмерной гордыне не могли осознать, что вместо забитых рабов встретили на острове организованного противника. И медлили.
   - Вагура добрался до места, как ты думаешь, Арнак? - спросил я.
   - Давно!
   Слова эти прозвучали словно приговор. Я тщательно выбирал цель для сигнального выстрела, но тут в лагере вдруг началось движение. Испанцы пришли наконец к какому-то решению, и часть из них с ружьями в руках быстро двинулась влево от нас, к позиции Манаури.
   - Арнак! - прошептал я. - Крикни, да погромче! - А сам прицелился в ближайшего испанца, находившегося от меня в каких-нибудь восьмидесяти шагах.
   Боевой клич юноши заставил испанцев остановиться как вкопанных. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы выстрел из моего мушкета попал в цель - еще не рассеялся дым, а я уже видел падающего врага.
   И сразу же с трех сторон раздались грохот выстрелов и воинственные клики индейцев. К сожалению, огонь их не дал ожидаемых мной результатов. То ли они плохо целились, то ли - и это наиболее вероятно - слишком большим было расстояние, но никто из испанцев, кроме убитого мной, не упал. Возможно, были легкораненые, но серьезного урона врагу наши пули не нанесли.
   После залпа индейцы сразу же ураганом ринулись на врага. Испанцы, придя в себя, открыли ответный огонь. Но стреляли они торопливо и в спешке тоже промахивались. Тем не менее урон нам они все-таки нанесли: двое или трое индейцев упали. Испанцы тут же отбросили ружья и схватились за шпаги и пистолеты.
   Неудачу залпа из ружей индейцы с лихвой восполнили стрелами. Лук был верным их оружием. Лук и решил исход сражения.
   С воинственными воплями в неудержимом порыве индейцы бросились на врага, окружив его с трех сторон, и с расстояния в несколько десятков шагов выпустили стрелы. Убийственные стрелы: трое-четверо испанцев со стоном рухнули на землю. Остальные, видя свое поражение, бросились назад. Несколько человек бежали к морю, и преследовать их не имело смысла. Большинство же пыталось пробиться к лесу. Напрасно. Их догоняли стрелы, копья. Ярость охватила мстителей, ничто не могло устоять перед их порывом.
   Хрипы умирающих, стоны раненых, проклятия сражающихся, клубы дыма и пыли, заслонившие поле, едкий запах пороха и крови - все слилось в страшную картину боя.
   Ни одному из врагов уйти в лес не удалось.
   Я подозвал Арнака, старавшегося быть все время поблизости от меня, и поручил ему собрать людей. В этот момент раздался возбужденный крик Мигуэля:
   - Туда убежали! Туда убежали!
   Действительно, несколько испанцев, спасаясь от стрел атакующих индейцев, убегали к морю.
   - За ними! - вскричал Мигуэль и первым бросился вперед. За ним последовали остальные.
   Примерно в ста шагах от лагеря трое убежавших испанцев успели добраться до лодки и с лихорадочной поспешностью столкнули ее в воду. Когда мы добежали до берега, они плыли уже вне досягаемости для наших выстрелов.
   Лодка испанцев устремилась к выходу из небольшой бухты, горловина которой суживалась до нескольких десятков шагов. С одной ее стороны поднимались невысокие скалы, противоположная сторона была пологой и песчаной.
   Все наши бросились к скалам. Однако Манаури быстро оценил обстановку и часть индейцев направил на противоположную, пологую сторону пролива, чтобы лодка оказалась между двух огней.
   Испанцы опередили нас на порядочное расстояние и гребли как одержимые, стремясь добраться до пролива раньше нас. Поначалу казалось, им удается осуществить это намерение. Но долго грести в таком бешеном темпе было невозможно. Вскоре они устали, и лодка продвигалась вперед все медленнее.
   Когда первые индейцы добрались до скал, испанцы как раз вошли в теснину, шагах в пятидесяти от берега. В воздухе мелькнули первые стрелы, выпущенные из луков. Несколько индейцев в запальчивости бросились в воду, чтобы вплавь добраться до врага. Стрелы, как я успел заметить на бегу, метко попадали в цель.
   Испанцы прилагали лихорадочные усилия, пытаясь уйти от проклятой скалы, но неосмотрительно близко подплыли к противоположному берегу пролива. А сюда тем временем подоспела погоня, высланная Манаури.
   Раздался выстрел. Это один из испанцев выстрелил из пистолета в пловцов. С правого, пологого берега тотчас же прозвучал ответный ружейный выстрел. В лодке - стоны и крики. Картечью, словно серпом, скосило гребцов. Их постигла судьба, какую они заслужили.
   Когда я добежал до скалы, лодку подтягивали уже к берегу. На дне ее лежали испанцы, и среди них - красавец юнец. Трупы стали вытаскивать из лодки, и тут оказалось, что хитроумный юнец лишь слегка ранен и только притворился мертвым. Индейцы узнали его и буквально впали в неистовство. Они хотели тотчас же его убить, но я решительно этому воспротивился.
   - Почему ты его защищаешь? - разъяренно набросились они на меня.
   Я заслонил испанца своим телом. В необузданном бешенстве они схватили меня за руки и пытались оттащить силой.
   - Арнак! Вагура! - крикнул я.
   Арнак подбежал ко мне. Вагура был на противоположной стороне пролива.
   - Что случилось? - На лице юноши отразился испуг.
   Концом лука Арнак с такой силой ткнул ближайшего воина, что тот, отпустив меня, зашатался. При этом Арнак разразился какой-то гневной тирадой по-аравакски. Вероятно, речь шла о почтении ко мне, ибо воины хоть и с явной неохотой, но отступили от меня на несколько шагов. Однако они не успокоились и, гневно указывая на молодого испанца, требовали его смерти.
   - Почему ты не хочешь, чтобы его убили? - обратился ко мне Арнак.
   - Сначала надо его допросить! Нужно узнать, что замышляют на Маргарите. Возможно, там готовят еще одну погоню.
   - Твоя правда, Ян! Но потом ты позволишь его убить!
   - Черт с ним! Делайте с ним потом что хотите!..
   Арнак растолковал индейцам мои намерения относительно пленного, но, как видно, не встретил у взбешенных собратьев особого понимания. Теперь только Прояснилась наконец причина их возбуждения и упорства: оказалось, что этот юнец был сыном самого жестокого из рабовладельцев Маргариты, дона Родригеса, того самого дона Родригеса, который приказал отдать на растерзание псам брата несчастного Матео. А сам юнец, такой же бесчеловечный и жестокий, как и его отец, всегда зверски измывался над рабами.
   К счастью, Манаури сумел разрядить обстановку, заверив всех, что преступника не минует справедливая кара. И воины понемногу остыли. Испанца связали по рукам и ногам, бросили обратно в лодку, и два индейца, сев на весла, повели ее к лагерю.
   Все еще стоя на вершине скалы, мы со сжатыми кулаками следили за шхуной. Оказалось, на ней оставались два не замеченных нами прежде испанца. Теперь они подняли якорь и распустили паруса. Всходило солнце, дул легкий утренний ветерок. Его порывы надули паруса, и стройный корабль поплыл. Нечего было и думать догнать его на лодках, стоявших в бухте.
   - Корабль удирает! - мрачно заметил Арнак. - Если бы его удалось захватить, мы легко добрались бы на нем на Большую землю. Двое все-таки уцелели!
   Для меня же их бегство являлось причиной более серьезной тревоги, и я не стал скрывать своих опасений от Арнака и Манаури.
   - Эти два испанцы поплывут, конечно, на Маргариту. Там они поднимут тревогу, и через два-три дня сюда явится такая сила, что вмиг разделается с нами... Для нас остается одно спасение...
   - Я знаю!
   - Ну?
   - Бежать на Большую землю!
   - Верно! Нельзя терять ни минуты! У нас четыре лодки и два плота...
   ПОСЛЕДНИЙ БОЙ И СУД
   Вернувшись в лагерь, мы первым делом занялись спасенными неграми. Трое из них, сильно покалеченные, были живы, четвертый, к несчастью, мертв - Матео. Испанцы зверски надругались над его телом, его просто невозможно было узнать. Каждую минуту в лагерь могла вернуться его жена, за которой уже послали, и потому я велел поскорее захоронить останки Матео, чтобы избавить молодую женщину от страшного зрелища.
   Из группы Матео недосчитались еще двух негров. Манаури отправил в заросли нескольких индейцев обыскать окрестности, и вскоре были обнаружены их трупы. Теперь, по крайней мере, мы знали, что никого из заблудившихся в лесу не осталось.
   Пока индейцы готовили к отплытию две лодки - мы собирались переправить на них раненых в мою пещеру, - я в присутствии Манаури, Арнака и Мигуэля допрашивал пленного. Сколько же дерзости, цинизма и наглости было в этом молодом выродке! На мои вполне корректные вопросы он отвечал лишь отборными ругательствами и гнусностями. Я не переставал удивляться, как из этих нежных уст мог изливаться поток таких мерзостей.
   Надменность его не знала предела. Когда я заметил, что ему следовало бы вежливее отвечать человеку, который как-никак спас его от неминуемой смерти, он только издевательски расхохотался мне в лицо. В самонадеянной его башке не укладывалось, что кто-то может посягать на его жизнь.
   - Похоже, ты совсем обезумел! - проговорил я. - Взгляни на трупы своих товарищей.
   - Ха!.. Не забывай, кто я!
   - А кто ты?
   - Сын губернатора! Никто из этих рабов не смеет коснуться меня. А ты, паршивый предатель нашей расы, будешь первым болтаться на веревке.
   Меня так и подмывало влепить этому негодяю пощечину, но я вовремя удержался.
   - Значит, ты думаешь, что сын губернатора неприкосновенен?
   - Да! - Он презрительно скривил лицо.
   Удивительное лицо! Даже эта гримаса не могла лишить его невыразимой привлекательности. Невероятно: страшный демон в обличье ангела.
   - Ошибаешься! - заметил я. - Жизнь твоя висит на волоске.
   Юнец нагло расхохотался.
   - Завтра сюда явятся люди, которые покажут вам, мерзавцам, кто здесь господин, а кому висеть на суку...
   - Какие люди?
   - Не знаешь какие? С Маргариты.
   - Зачем им сюда являться?
   - Ты что, ослеп? Разве ты не видел нашего уплывшего корабля? Как ты думаешь, куда он направился, а?
   Вот, значит, на чем основывалась его самоуверенность! Упования, надо сказать, не иллюзорные и не призрачные, хотя он и не ведал о моих намерениях относительно его будущего. Дело в том, что я решил защищать его жизнь любой ценой, пусть бы даже все индейцы ополчились против меня, - и защищать, конечно, не ради его прекрасных глаз, а ради нашей же безопасности. Он был сыном именитого испанца - это не подлежало сомнению, - и, значит, жизнь его в наших руках как заложника могла оказать нам неоценимую услугу в случае нашествия на остров преследователей с Маргариты. Это могло стать ключом к нашей свободе.
   Во время этого дознания со стороны моря раздались вдруг крики. Оттуда к нам бежало несколько индейцев.
   - Корабль! - кричали они. - Корабль!
   Мы было подумали, что легки на помине преследователи с острова Маргарита, но не это явилось источником шума. Напротив, новость оказалась сверх ожиданий радостной.
   Утром, на восходе солнца, в море поднялся ветер, но продержался он не более получаса, а потом совсем стих. На море установился полный штиль. На острове случались иногда такие минуты, но длились они не больше часа-двух, а около полудня всегда поднимался сильный ветер.
   Шхуна не успела проплыть и мили, как паруса ее безжизненно повисли при полном безветрии, и корабль потерял ход. Лагерь наш забурлил. Известие об остановке корабля пробудило серьезную надежду, что нам удастся еще его догнать. Все, кто только мог, хватали первое попавшееся под руку оружие и со всех ног мчались к лодкам.