Филлипс Патриция. Меч и пламя

   – Ничего, скоро запоешь по-другому, – прошипел он. – И помни, сучка, в глазах остальных я по-прежнему твой брат. Для тебя это единственная возможность остаться в живых.
   Произнеся эти леденящие кровь слова, Йейтс быстро вышел из хижины.
   Адель пыталась успокоить свое отчаянно бившееся сердце, одновременно оценивая вред, который нанесла себе собственным опрометчивым поступком. Бесспорно, последний совет Йейтса был разумным, поскольку если мужчины в лагере узнают о том, что их предполагаемое родство мнимое, то в его отсутствие она станет для них легкой добычей. Более того, если этим оборванцам станет известно, что Лоркин Йейтс был не их давно пропавшим господином, а самым обычным наемником, они откажутся ему подчиняться, и тогда последствия сказанных ею сгоряча слов могут оказаться губительными для них обоих.
 
   – Эй, ты! Вставай!
   Поплакав немного от жалости к себе, Адель задремала перед самым рассветом. Проснулась она от того, что кто-то тряс ее за плечо. Ей очень не хотелось возвращаться к действительности, поскольку в ее сне все оставалось по-прежнему: Рейф, распахнув объятия, шел ей навстречу, его красивое лицо было озарено любовью. Она ускорила шаг и, очутившись в его объятиях, уже ощутила на губах сладость его поцелуя, когда грубый голос Йейтса вырвал ее из мира грез.
   Бросив на него взгляд, исполненный жгучей ненависти, Адель с трудом поднялась на ноги и подобрала свой плащ, служивший ей вместо одеяла.
   – Что там такое? Еще один отряд солдат? – осведомилась она презрительно, стряхнув с себя его руку, когда он попытался дотронуться до ее лица.
   – Как ты догадлива! – Йейтс ухмыльнулся. – Сейчас же садись на коня и поторапливайся. Мы должны успеть соединиться с основными силами.
   На этот раз в их распоряжении были самые обычные клячи, настолько худые, что они едва могли нести самих себя, не говоря уже о наезднике, – все, что Лоркину Йейтсу удалось раздобыть.
   Подобрав мешавшие ей юбки, Адель вскарабкалась в седло, ухватившись сначала за высокую, украшенную резьбой переднюю луку, а затем за спутанную гриву коня, чтобы облегчить подъем. Это роскошное седло когда-то было покрыто росписью и позолотой, и на коже до сих пор виднелись следы алых роз. Йейтс украл его специально для Адель в самом начале их путешествия. Когда он вручил ей подарок, лицо его выражало такое робкое обожание, что Адель против воли была тронута его почти мальчишеским смущением. Ей казалось странным, что ее сердце хотя бы немного смягчилось по отношению к этому человеку. Однако это чувство длилось недолго; как только его обман вышел наружу, Лоркин Йейтс снова стал самим собой.
   – И чьи же люди ждут нас на этот раз? – спросила она, пришпоривая коня.
   – Мои.
   Вскоре Адель убедилась, что Йейтс говорил правду. Когда они миновали чащу леса и выехали на овеваемую ветрами вересковую поляну, их встретил целый отряд странного вида оборванцев, в основном пеших, хотя некоторые из них сидели верхом на лошадях или ослах. Эти вояки выглядели довольно устрашающе, держа в руках дубинки, палки и другое оружие, явно похищенное с тел павших в каком-нибудь давно забытом сражении.
   – Взгляни туда, ты, надменная норманнская сучка. То, что ты видишь перед собой, и есть народная армия, – заявил Йейтс, понизив голос.
   По его настоянию они вместе поехали вперед, чтобы произвести смотр войскам, объезжая один за другим нестройные ряды всадников, восседавших на своих боевых клячах с таким гордым видом, словно под ними были жеребцы самых чистых кровей. Адель все это казалось каким-то нелепым сном, и она чуть было не ущипнула себя, совершенно уверенная в том, что этот чудовищный фарс не мог происходить наяву. Словно король в сопровождении королевы, Лоркин Йейтс время от времени любезно наклонял голову, делая ей знак следовать его примеру. Он обменивался рукопожатиями с некоторыми из оборванцев и выслушивал их короткие рассказы о битвах, как настоящих, так и воображаемых. Все это время Адель в своем изысканном седле с трудом удерживалась от смеха – до такой степени несуразной выглядела вся картина.
   Наконец, когда «парад» подошел к концу, Лоркин Йейтс обернулся к ней со злорадной улыбкой на губах и жестом приказал следовать за ним туда, где их никто не мог подслушать.
   – Ну, что еще? – осторожно осведомилась она.
   – Я приберег самые лучшие новости напоследок, – он протянул руку и погладил ее волосы. – Теперь ты сама сможешь убедиться, кто из двоих настоящий мужчина – славный саксонский йомен или какой-то безмозглый норманнский выродок.
   – О чем это ты? – Адель постаралась отодвинуться от него подальше.
   – Мы собираемся на прогулку верхом, леди Адель. Там, за холмами, в тумане прячутся вооруженные солдаты. Мы спустимся вниз, чтобы застать их врасплох.
   – Да, но при чем тут я? – спросила она устало, желая поскорее покончить с этой глупой комедией. Туман уже рассеялся, однако в низинах между покрытыми травой холмами плотной массой залегли кучевые облака, в которых целая армия могла спрятаться, оставаясь не замеченной врагами. В глубине души Адель надеялась, что там действительно скрывалась армия – тогда, быть может, Лоркин Йейтс в первый и последний раз в жизни столкнется с достойным противником. Она обернулась к нему с улыбкой на губах:
   – Что ж, король нищих, давай поскорее покончим с той игрой, которую ты затеял, а то здесь слишком холодно. Декабрь – не самое подходящее время для увеселительных прогулок, в особенности на пустой желудок.
   Йейтс поджал губы, как видно, приняв близко к сердцу замечание насчет его неспособности достать еду.
   – Черт побери, женщина, скоро я покажу тебе, что значит быть настоящим королем! Я здесь для того, чтобы убить твоего любовника!
   Из груди Адель вырвался крик ужаса, эхом разнесшийся среди покрытых туманом ложбин. Позади на фоне окутанного дымкой леса стояла толпа черни, ожидая приказа своего предводителя.
   Йейтс злорадно улыбнулся ей, после чего обернулся и поднял вверх руку, давая сигнал к атаке.
   Адель тут же ринулась вперед, что было силы подгоняя коня в стремлении поскорее предупредить Рейфа об опасности. По настоянию Йейтса они двигались без своего обычного боевого клича. Будь в этом хоть какой-то смысл, Адель наверняка закричала бы во весь голос, чтобы привлечь внимание ни о чем не подозревающих жертв, однако она знала, что ее слова будут унесены ветром.
   Даже теперь, мчась во весь опор в сторону предполагаемого противника, Лоркин Йейтс вносил все новые и новые изменения в свой план, принимая и отвергая их с ходу. Каким бы досадным это ему ни казалось, он пришел к выводу, что куда выгоднее будет захватить всемогущего барона и его людей в плен для последующего выкупа, чем убить их прямо на месте. Его пальцы крепче вцепились в поводья, едва он представил себе, с каким удовольствием вонзил бы кинжал по самую рукоятку прямо в сердце де Монфора. Если ему удастся убрать этого человека с дороги, Адель уже не будет с ним так холодна и высокомерна. Как только деньги попадут к нему в карман, он все равно убьет ее любовника. Люди вроде де Монфора всегда считали простолюдина Йейтса грубым, неотесанным животным, годным лишь на то, чтобы рисковать жизнью в сражениях, и потому едва ли они будут удивлены, если он нарушит слово и отдаст им только голову их хозяина.
   Пока Йейтс ехал вперед, он усовершенствовал свой план, вдохновленный смутно припомнившейся ему библейской легендой, в которой женщина потребовала в награду за танец голову мужчины. На сей раз прелестной Адель не придется прилагать никаких усилий, чтобы получить свой трофей: он сам охотно преподнесет ей на блюде голову де Монфора. Последняя мысль до того пришлась ему по вкусу, что он запрокинул голову и расхохотался. Его люди, пораженные внезапной переменой в поведении своего предводителя, тоже отбросили всякую осторожность и ринулись в атаку, издавая боевые кличи. Звук этот врывался в узкие, окутанные туманом расщелины между холмами, нарастая с каждым мгновением подобно урагану.
   По лицу Адель заструились слезы. Как жаль, что с ней нет Лунного Света, – ее коню не составило бы труда обогнать старую, со впалым носом клячу, на которой ехал Йейтс. Тогда она, вырвавшись вперед, смогла бы вовремя предупредить Рейфа об опасности. Затем ее вдруг осенила неожиданная мысль, настолько ободряющая, что Адель вздохнула с облегчением. В конце концов, в тумане могло и не быть людей Рейфа – она судила об этом лишь по словам Лоркина Йейтса, явно не заслуживавшим доверия.
   Утешая себя этой мыслью, Адель осушила слезы и выпрямилась в седле, прикидывая в уме план бегства.
 
   Звук, неожиданно пронзивший тишину декабрьского утра, был таким жутким, что даже у бывалых солдат волосы на затылке встали дыбом.
   – Клянусь Распятием! Это что еще за адский шум? – спросил Монсорель, и лицо его побледнело.
   – Похоже на язычников, – услужливо подсказал кто-то за его спиной.
   Де Монфор уже успел добраться до самого въезда в долину и теперь галопом возвращался обратно.
   – Приготовиться к атаке! – крикнул он, разбудив солдат, спавших возле бивачного костра. – Я не знаю, кто эти люди, но их очень много.
   По примеру Роланда, ^[4]удерживавшего перевал при Ронсевалле, они выбрали себе позицию в самом узком месте дороги, выстроившись в ряд по двое. Рейф прищурился, вглядываясь в колыхавшуюся белую пелену тумана, который, казалось, рассеивался прямо у него на глазах. Было ли причиной тому чудо, поднявшийся ветер или просто приток воздуха от приближающейся орды, но, так или иначе, клочья тумана медленно поднимались по спирали вверх, к покрытому травой плоскогорью, и уносились вдаль, открывая место их засады, где отряд из двадцати вооруженных людей во главе с двумя рыцарями готовился дать отпор армии численностью по меньшей мере в сто человек. Они решили провести ночь здесь, на берегу извилистого ручья, вопреки мнению Рейфа, который не желал прерывать их погоню за Лоркином Йейтсом. Чья армия явилась сюда, чтобы сражаться с ними, он не знал, и теперь ему оставалось только ждать, держась за рукоятку своего меча и упершись коленями в бока своего верного коня.
   Звук нарастал, подобно урагану, и теперь в нем можно было различить отдельные крики и вопли, а также стук лошадиных копыт по каменистой земле. Затем живая масса хлынула на открытое пространство, и Рейф услышал, как позади него кто-то из солдат выругался, сравнив их нынешних противников с ордой неверных, с которыми ему уже приходилось сталкиваться в Святой земле. Однако сейчас перед ними были отнюдь не хорошо обученные и вооруженные войска сарацинов. Рейф несколько раз моргнул, не в состоянии поверить тому, что предстало его взору, после чего снова приложил ладонь ребром ко лбу, чтобы защитить глаза от поднявшегося облака пыли. Из-за деревьев вдруг показался целый отряд потешного вида воинов, тощих, как скелеты, которые бросились бежать вниз по холму, угрожающе размахивая палками и дубинками, широко разинув рты и вопя во весь голос. Бородатые и оборванные, они представляли собой совершенный образчик армии нищих.
   Как только передние ряды нападавших увидели впереди отряд вооруженных до зубов людей, охранявших дорогу, они остановились так резко, что бежавшие за ними не успели вовремя сделать то же самое и попадали прямо на них. Они рассчитывали напасть на мирно спящих людей, которых можно было без труда убить или забрать в плен, и никак не ожидали натолкнуться на рыцарей в доспехах.
   Рейф предупредил своих солдат о необходимости сохранять спокойствие. Никто из них не бросал копий, несмотря на то что некоторые из врагов уже находились близко. Неожиданно от беспорядочной массы тел отделился какой-то человек и поскакал вперед на своей жалкой кляче. Он вел в поводу другую лошадь с наездником – судя по развевающимся волосам и юбкам, то была женщина. Прежде чем Рейф успел задуматься над тем, что означает это странное зрелище, всадники подъехали ближе, и тут сердце едва не выпрыгнуло из его груди. На всем свете не было женщины с волосами такого яркого оттенка, покрывавшими ее плечи и отливавшими медью в лучах солнца…
   – Матерь Божия, Адель!
   – Ты уверен? – произнес за его спиной Монсорель, не меньше Рейфа потрясенный событиями этого утра.
   – Абсолютно. Передай остальным, чтобы никто не двигался с места.
   Солдаты были явно удивлены его последним приказом, однако послушно ждали, похожие на стальных истуканов, между тем как их противники сгрудились в беспорядочную толпу, в недоумении от того, что их неожиданная атака так быстро захлебнулась. Время от времени чья-нибудь лошадь фыркала и перебирала копытами или со свистом рассекала хвостом воздух, в остальном же со стороны людей, перегородивших дорогу, не было заметно ни малейшего движения. Потеряв терпение, нападавшие принялись о чем-то ожесточенно спорить между собой, пытаясь найти виновного в том, что их блистательный натиск так ни к чему и не привел.
   Гневным окриком заставив их замолчать, предводитель толпы выехал вперед. Теперь, отбросив все предыдущие планы, он нашел наконец наилучшее решение – то, о чем давно мечтал и что должно было раз и навсегда показать Адель, на чьей стороне превосходство.
   – Я здесь для того, чтобы вызвать на поединок лорда де Монфора, – прокричал он. – Выходи и сразись со мной – если только ты не трус!
   – Не будь глупцом! – прошипел Монсорель на ухо Рейфу, едва почувствовав движение у своего локтя. – Он просто хочет выманить тебя из укрытия. Разве это не тот самый негодяй, которого мы ищем?
   – Да, это он.
   – Мы и так можем захватить его без всякого труда. Судя по виду остальных, они обратятся в бегство при одном виде крови.
   – Сначала мы должны доставить Адель в безопасное место. Кто поручится, что он не попытается перерезать ей горло?
   – Мы можем расстроить их ряды, если перейдем в наступление.
   – Нет. Это слишком опасно. Ему нужен я – что ж, посмотрим, на что он способен.
   Рейф отделился от остальных и медленно поехал вперед, остановившись посреди узкой тропинки.
   – Я здесь, Лоркин Йейтс. Что тебе от меня нужно?
   – Ты узнал меня, милорд! Что ж, я польщен. Как видно, моя слава растет, – язвительно отозвался Йейтс и тоже выехал вперед. – У меня есть то, что нужно тебе, и, если ты мужчина, давай решим вопрос раз и навсегда.
   – Нет, пока леди Сен-Клер не окажется вне опасности.
   – Черта с два! Она останется там, где находится сейчас, – крикнул в ответ Йейтс, для большей выразительности потянув за уздечку коня Адель.
   – Ты собираешься сражаться, используя даму вместо щита?
   Лоркин Йейтс пришел в такой гнев, что лицо его сделалось пунцовым. На поле воцарилась гнетущая тишина.
   – Черт бы тебя побрал, женщина! – прошипел Йейтс, с трудом развернув запыхавшегося жеребца Адель. – Я проклинаю тот день, когда мы с тобой встретились. Ты не принесла мне ничего, кроме неприятностей.
   После нескольких минут ожидания он крикнул:
   – Если ты не желаешь сразиться со мной один на один, тогда нам не о чем больше говорить. Атакуйте нас.

* * *

   Адель с изумлением наблюдала за тем, как рыцарь развернулся и поехал назад, к своему отряду, оставив ее на милость этого сброда. Когда она услышала его голос и убедилась в том, что перед нею действительно Рейф, сердце в ее груди забилось чаще от радости и облегчения, и она каждое мгновение ожидала, что он нарушит ряды и галопом помчится ей на выручку. Едва увидев, что он направляется в ее сторону, Адель затаила дыхание; колени ее дрожали от волнения. Его последнее заявление, произнесенное так сухо и деловито, тотчас погасило всю ее радость. Даже его требование доставить пленницу в безопасное место до начала поединка являлось в ее глазах не более чем обычным знаком вежливости по отношению к даме, попавшей в беду. Рейф ни разу не взглянул на нее, не спросил о ее здоровье и не обрушился с упреками на Йейтса за то, что тот ее похитил. Его видимое пренебрежение глубоко уязвляло Адель. Все надежды разом покинули ее, и, словно пузырь, из которого выпустили воздух, она сникла в седле, скрывая горе за спутанной массой волос. Как только Рейф мог оставаться таким холодным и безучастным после всех испытаний, через которые ей пришлось пройти? Неужели он и впрямь решил бросить ее на произвол судьбы? Сердце Адель болезненно сжалось, и ей стало трудно дышать. Единственный человек, которому она доверяла, нанес ей жестокий удар.
   Пауза затянулась, каждая из сторон ожидала первого шага противника. Адель заметила вымпел Монсореля, развевавшийся рядом со знаменем Рейфа во главе отряда. Значит, Джералд тоже был здесь. Почему они вместе не попытались прийти ей на помощь? Будь под ней Лунный Свет, она сама преодолела бы галопом короткое расстояние, разделявшее их. Правда, толпа черни во главе с Лоркином Йейтсом превосходила отряд рыцарей по численности, однако у них явно не хватало смелости начать сражение. Лоркин мог называть их своей армией, однако этим воинам в лохмотьях никто не платил, к тому же они ничего не ели с самого утра. Пройдет немного времени, и большинство из них найдет себе другого хозяина, поскольку верность не принадлежит к числу добродетелей голодных людей.
   Вновь обретя решимость, Адель откинула со лба волосы, почувствовав приятное прикосновение прохладного ветерка к влажным разгоряченным щекам. И что только нашло на этих мужчин? Позади нее толпа необученной черни о чем-то спорила и препиралась между собой, впереди вооруженные люди из отряда Рейфа и Джералда Монсореля стояли неподвижно, как истуканы. Неужели желание показать свою гордость было в них сильнее заботы о ее благополучии? Лоркин Йейтс уже успел спешиться, едва не подравшись при этом с молодым гигантом, который состоял при ней в качестве телохранителя.
   Тут в голову Адель пришла мысль настолько смелая, что по ее телу пробежала дрожь волнения. Она не станет ждать, пока ее спасут, а возьмет свою судьбу в собственные руки. Несчастное дряхлое животное, на котором она притащилась сюда, устало опустилось на землю, бока его были покрыты незаживающими шрамами. Еще один последний отчаянный рывок мог стать роковым. Адель потрепала подрезанные, все в струпьях уши коня, шепотом обращаясь к нему и поглаживая загрубевшую шкуру. В этом жалком создании заключалась сейчас ее единственная надежда на спасение.
   Ударив коня пятками по бокам и одновременно дернув за удила, она вернула его к жизни, и перепуганное животное тут же ринулось вперед. Ветер бил в лицо Адель, волосы развевались за ее спиной, и в общем шуме она могла различить голос Йейтса, приказывавшего ей немедленно повернуть назад. Некоторые из его людей ринулись за ней в погоню, пытаясь перехватить ее уздечку, но она, не обращая на них внимания, что было силы подгоняла своего одряхлевшего скакуна.
   Едва придя в себя от изумления, Рейф пришпорил своего жеребца и с быстротой молнии понесся ей навстречу, мигом преодолев разделявшее их расстояние. Не успел Йейтс снова забраться в седло, как все было уже кончено. Адель мчалась как сумасшедшая к своему любовнику.
   Рейф протянул к ней руки, глаза его под забралом шлема были полны любви и тревоги. Его чувства были настолько очевидными, что Адель снова воспрянула духом.
   – Адель, дорогая! Слава Богу!
   Одним движением Рейф стащил ее с дрожащего от потери сил животного и усадил на своего огромного гнедого жеребца. Адель упивалась силой его теплых рук, откинувшись на его грудь и чувствуя себя в безопасности под его защитой. Ей так хотелось обнять и поцеловать его, однако сейчас было не время и не место для подобных проявлений нежности.
   – Твое появление стало ответом на все мои молитвы, – прошептала она. Ветер обдувал ее мокрое от слез лицо, но теперь это были слезы радости.
   Ей с трудом верилось, что она снова находится в безопасности.
   Когда они поравнялись с людьми Рейфа, солдаты громкими криками приветствовали ее отважный поступок. Рейф пересадил Адель на свежую лошадь и поместил ее в самую середину отряда, чтобы защитить в случае опасности, а коня, который прежде был под ней, выпустил на свободу.
   Когда Рейф обнял ее, его кольчуга показалась Адель на ощупь холодной и чужой, но почти тут же жар его губ заставил ее забыть обо всех неприятностях. Он целовал ее горячо, страстно, а она упивалась его близостью – теплом его тела, нежным прикосновением рук и ароматом губ. Все кончилось слишком скоро. Взгляд Рейфа смягчился; он смотрел на нее с такой невыразимой любовью, что Адель стало стыдно. Как она могла в нем усомниться!
   Рейф еще раз улыбнулся ей и, вернувшись к своим людям, занял место во главе отряда.
   – Итак, трус, теперь ты получил то, что хотел! А теперь выходи и сразись со мной! Или ты и дальше намерен прятаться за спины своих солдат? – донесся до них с противоположной стороны полный ярости голос Йейтса.
   Леденящее душу сознание того, что до полной победы пока еще далеко, проникло в душу Адель; Рейф же тем временем решал, как ему поступить. Одно препятствие уже было преодолено – Адель находилась в безопасности, однако теперь долг рыцаря требовал от него взять Лоркина Йейтса под стражу как преступника, объявленного вне закона. Де Монфор не без оснований полагал, что толпа оборванцев, окружавшая Йейтса, быстро рассеется, как только дело дойдет до серьезной схватки, однако у него к этому человеку были свои личные счеты и больше всего ему хотелось, чтобы Йейтс заплатил сполна за то горе, которое он причинил Адель.
   Приняв решение, Рейф выехал навстречу своему противнику, который поджидал его по другую сторону вересковой пустоши. Верхом на своем чистокровном гнедом жеребце он выглядел весьма внушительно, и это еще больше подчеркивало убожество одежды Лоркина, а также хилость деревенской клячи, на которой он сидел.
   – Я здесь, Йейтс. Что тебе от меня нужно?
   – Сразиться с тобой, высокомерный норманнский ублюдок! И не верхом на лошади, а на земле, врукопашную, как подобает настоящим мужчинам.
   Еще до того, как Рейф заговорил, Адель поняла, что он примет вызов. Но ведь его ранили во время турнира! Она сама видела, как это произошло, более того, почувствовала на его теле бинты, когда они обнялись. Пусть даже рана была незначительной, однако в данном случае она могла стоить ему жизни. Отвага Лоркина Йейтса подогревалась ненавистью; к тому же он был бодр и полон сил и, что еще хуже, не следовал никаким правилам чести, когда дело доходило до схватки врукопашную. Еще недавно Адель без колебаний поставила бы на Рейфа против Йейтса, уверенная в силе и ловкости своего рыцаря, но теперь она опасалась, что преимущество не на его стороне. Тем не менее вслух возражать против поединка означало бы навлечь позор на человека, которого она любила; поэтому Адель лишь молча наблюдала за тем, как оба соперника выбирали ровный участок поля, который мог служить местом схватки. Большая часть армии нищих уже расположилась на траве, словно толпа зрителей во время праздника в ожидании начала представления; некоторые из них даже заключали пари на исход борьбы, и, хотя Адель не могла разобрать слов, их жесты были достаточно красноречивыми. Не без некоторого злорадства она отметила про себя, что большинство из них ставило на более опытного рыцаря.
   Лоркин Йейтс уже спешился и ждал в стороне, держа наготове меч и кинжал; на голову он нахлобучил одолженный у кого-то шлем.
   Рейф тоже вынул меч из ножен, оставив при себе нож; Симм подал ему щит, и он не спеша направился к месту поединка.
   – Без шлема ты кажешься не таким высоким, рыцарь, – ухмыльнулся Йейтс, с важным видом расхаживая из стороны в сторону.
   – Зато мой меч так же остер, как и прежде. – Взгляд Рейфа не обещал противнику ничего хорошего.
   – Каковы твои условия?
   – Схватка насмерть.
   – А награда победителю? Должен же я, в конце концов, знать, за что рискую жизнью.
   Йейтс выругался, утирая пот со лба.
   – Неужели ты сам не догадываешься? Твоя рыжеволосая сучка достанется тому из нас, кто возьмет верх.
   – Что ж, будем драться, – процедил Рейф сквозь зубы. Он горел желанием отплатить обидчику за оскорбление, но тем не менее сумел взять себя в руки. Гнев – плохой помощник в бою. А вот Йейтс, кажется, этот урок до сих пор не усвоил.
   Рейф хладнокровно смерил взглядом своего противника. Он знал, что превосходил его ростом и силой удара, однако эти преимущества могли обернуться бедой, если Йейтсу удастся пробить его защиту и приблизиться к нему с кинжалом в руках. Кроме того, соперник был моложе, а его широкие плечи и грудь свидетельствовали о немалой силе: хотя Лоркин Йейтс и не обучался воинскому искусству, прежде он состоял наемником на службе у нескольких хозяев. И наконец, самое главное: у Йейтса не было незажившей раны в плече.
   Джералд Монсорель и один из людей Йейтса вызвались быть секундантами. У Адель едва хватало сил смотреть в их сторону. Казалось, лишь один удар сердца отделял ее от того блаженного мига, когда она оказалась в руках Рейфа, и вот теперь на ее глазах он собирался биться не на жизнь, а на смерть.
   Все взгляды были прикованы к участникам поединка – высокому, широкоплечему, с украшенной гербом накидкой поверх кольчуги, и другому – коренастому, с небольшой бородкой, одетому в короткий плащ и пышущему злобой. Каждый из них пошевелил для разминки правой рукой и сделал несколько пробных взмахов мечом, прежде чем объявить, что готов к схватке.