Страница:
Зазвучала печальная музыка в ритме блюза, и Флер снова заволновалась, но уже о другом. Сложные театральные постановки, вроде той, которую она придумала для показа моделей Майкла, вышли из моды; теперь демонстрации проходили просто: подиум, манекенщицы, платья.
Снова они как бы плыли против течения. На этот раз по ее вине. Это была ее идея. Она уговорила Майкла согласиться.
Понемногу разговоры стихли, музыка зазвучала громче. Свет в зале потускнел, на сцене за подиумом зажглись огни. За прозрачным сероватым занавесом, похожим на дымку, был экран. На сцене стоял уличный фонарь, торчали пальмовые ветки, валялись сломанные жалюзи и металлические перила. Глядя на все это, зрители должны были мысленно перенестись в новоорлеанский дворец во влажную летнюю ночь.
Появились модели в дымчатых платьях. Тонкая ткань облегала грудь, локти, колени; они казались утрированно острыми, как на рисунках Томаса Харта Бентона. Они принимали невероятные позы: откидывали назад голову, тянули руку к пальмовым листьям-веерам и замирали, наклоняясь, словно ветви плакучей ивы так, что волосы спускались до пола. Зрители зашептались, украдкой оглядываясь по сторонам, желая увидеть реакцию других. Но было совершенно ясно, что никто не решится обнародовать собственное впечатление, пока не станет ясно, к чему все это.
Вдруг одна фигура отделилась от остальных и вышла в лужицу голубого света. Моргая, она смотрела на зрителей, будто пытаясь понять, можно ли довериться этим людям, потом заговорила. Она говорила о потерянной плантации, о Стэнли Ковальски, этом недоноске, за которого ее дорогая сестра вышла замуж. Голос звучал взволнованно и устало, лицо казалось измученным. Наконец девушка умолкла и протянула к собравшимся руку, словно умоляя понять ее. В зале наступила звенящая тишина, потом снова зазвучал блюз, как бы прогоняя девушку назад, к теням.
После ошарашенного молчания раздались робкие аплодисменты, потом все более энергичные. Зрители узнали монолог Бланш Дюбуа[31] , Кисеи прекрасно исполнила его. Флер почувствовала, как Чарльз с облегчением расслабился.
— Она понравилась им, да? — прошептал он.
Флер кивнула и задержала дыхание. Если бы им так же понравились работы Майкла! Как бы хорошо Кисеи ни исполнила свою роль, в конце концов не это главное. Здесь важнее всего мода.
Музыка стала более быстрой. Модели одна за другой разрушали свои статичные позы, оживали и выходили из-за прозрачного занавеса на подиум. Все были одеты в легчайшие летние платья, вызывавшие в памяти ароматы цветов, южные жаркие вечера, старые трамваи под названием «Желание». Линии платьев мягкие, женственные, без всякой вычурности, специально скроенные для женщин, уставших походить на мужчин. Ничего подобного Нью-Йорк не видел уже много лет.
Флер прислушивалась к бормотанию вокруг себя, к скрипу перьев в блокнотах, шепоту. Аплодисменты за первые несколько вещей были вежливыми, потом, по мере того как одно платье сменяло другое, они становились увереннее. Красота, придуманная и воплощенная Майклом, постепенно доходила до людей; аплодисменты становились громче, энергичнее, пока наконец не переросли в общий гул, охвативший большой зал. Флер почувствовала, как ее пальцы свело судорогой, и догадалась, что впилась ими в колено Чарли.
Когда последняя модель удалилась с подиума, Чарли длинно выдохнул.
— За эти пятнадцать Минут, кажется, я прожил целую жизнь.
Флер надела на лицо холодную уверенную улыбку и присоединилась к аплодисментам.
— Только одну, — прошептала она ему.
Были показаны еще две живые картины; вторая имела даже больший успех, чем первая. Дождливый влажный лес из «Ночи Игуаны» послужил декорацией для второго монолога Кисеи. Потом на подиум высыпали девушки в разноцветных ярких ситцевых повседневных платьицах. И наконец Кисеи изобразила потрясающую кошку Мэгги на фоне силуэта обширного изголовья медной кровати. Эта сцена стала прологом для показа экзотической коллекции платьев, украшенных перьями и бисером, вечерних туалетов, пробуждавших сладкие декадентские воспоминания. На сей раз зрители не просто аплодировали, они делали это стоя.
Показ закончился. Флер, глядя, как Майкл и Кисеи кланяются, думала, что отныне для брата и подруги начнется совершенно другая жизнь. Обнимая Чарли Кинкэннона, она поняла, что и у нее уже не будет прежней жизни. Теперь можно не волноваться о приближающемся феврале. Что ж, она сделала доброе дело, она помогла Кисеи и Майклу продемонстрировать свой талант обществу. Кисеи — в благодарность за искреннюю дружбу, а Майклу — как извинение за многолетнюю и, по большому счету, беспричинную ненависть. Совершенно неоправданную.
Зрители покидали свои места, подходили к Флер. Непонятно почему, она вдруг обернулась и увидела Джейка Коранду, стоявшего у самой двери. Он восхищенно поднял оба больших пальца.
Следующие несколько дней телефон в офисе Флер разрывался.
«Повседневная одежда для женщин» поместил материал о коллекции Майкла под названием «Новая женственность».
Журналисты, пишущие на темы моды, выстраивались в очередь, чтобы узнать о его планах на будущее. Майкл спокойно перенес пресс-конференцию, организованную Флер, а потом увез сестру на ужин в таверну. Они сидели у стеклянной стены Хрустального зала и улыбались друг другу, глядя поверх меню.
— У этих Савагаров не так уж плохо идут дела, так ведь, старшая сестричка?
— Совсем неплохо, младший братик.
Они смущенно улыбнулись, а потом Майкл принялся изучать меню.
— Я думаю, мы закажем заливную индейку, — сказал он.
— Ничего не стану есть с крыльями.
— Тогда холодную осетрину.
— А теплое филе?
— Ну правда, Флер, у тебя вкус как у коккер-спаниэля. — Он драматично вздохнул. — Я думаю, мы пойдем на компромисс и остановимся на телятине.
С того вечера, когда они ели устриц с жареной картошкой в придорожном ресторане, у них вошло в привычку заказывать одинаковую еду. Но перед этим минут десять они спорили, выбирая блюда, хотя вкусы их не слишком разнились. Однажды, когда Флер по рассеянности сразу согласилась на закуску, предложенную Майклом, он показался таким обиженным, что она поклялась никогда больше не совершать подобной ошибки. Не желая его разочаровывать, она продолжила спор:
— Я не буду есть корову, так что забудь о телятине. А как насчет каплуна?
Майкл покачал головой и заметил:
— Чересчур утонченно. Может, мясо молодого барашка?
— Ой, они такие хорошенькие! — воскликнула она. — Свиные отбивные!
Майкл содрогнулся.
— Каплун, — заявила Флер. И со смехом коснулась рукава его поплиновой куртки-сафари, которую он надел с рубашкой цвета бургундского вина, с французским военным свитером и галстуком швейцарской армии. — Я люблю тебя, Майкл. Очень. Все забываю тебе сказать.
— Я тоже. Даже еще больше. — Он умолк, потом наклонил голову набок так, что волосы коснулись плеча. — А тебя не раздражает, что я гомик?
— Надеюсь, ты спрашиваешь не потому, что я предложила каплуна.
Он улыбнулся.
— Нет, просто совпадение.
— Будь у меня волшебная палочка, — сказала она, — я с ее помощью кое-что изменила бы. Как бы я хотела видеть тебя счастливым с кем-то, кто мог бы подарить мне целую армию племянниц и племянников. Но поскольку это не грозит, я хочу, чтобы ты был в надежных отношениях с человеком, достойным тебя.
— С кем-то вроде Саймона Кэйла?
— Ну раз уж ты упомянул…
Майкл опустил меню и печально посмотрел на Флер.
— Ничего не выйдет, Флер. Я знаю, ты бы хотела, но не получится.
Она смутилась.
— Слушай, Майкл, давай забудем об этом. Я переступила черту. Это не мое дело.
Он улыбнулся.
— Да, не твое. Но ты меня любишь, ты обо мне заботишься.
Как же мне всегда хотелось, чтобы наконец кто-то любил меня независимо от того, счастлив я или нет, удачлив или нет.
— Осторожно, Майкл, а то я подумаю, что ты даешь мне право вмешиваться в твою жизнь.
— Ну, я рискну. — Он хотел было скрестить руки на груди, но передумал.
Флер заметила, что он нервничает.
— Саймон — особый человек, — сказал Майкл, — между нами крепнет дружба, которая важна для обоих. Как у вас с Кисеи.
Но это все, что между нами может быть. Замечательная дружба.
Саймон сильный, и я сильный. Мы оба независимые и самодостаточные, Саймон, знаешь ли, по-настоящему ни в ком не нуждается.
— А для тебя очень важно быть нужным? Да?
Майкл кивнул.
— Я знаю, тебе не нравится Дэймон. Ты права, он может быть эгоистичным, он не самый лучший из тех, кого я встречал. Но он меня любит, Флер. Я нужен ему.
Флер пыталась справиться с разочарованием.
— Нельзя сказать, что у Дэймона плохой вкус.
Майкл весело улыбнулся.
— Я заметил в списке закусок зобную железу. Как ты смотришь на это сладкое мясо?
В городе Заговорили не только об успехе Майкла, пронесся слух о таланте Кисеи. Четыре продюсера сразу захотели пригласить ее на пробу. Кроме того, Флер обратила внимание, что несколько человек, упорно обходивших ее стороной, нашли время позвонить ей. Неужели дни, когда она была парией, закончились? Да, но скорее всего до тех пор, пока Алексей не предпримет новый шаг, думала Флер.
В течение нескольких недель она занималась Кисеи. Флер составила расписание ее проб в кино и на телевидении. К Дню благодарения суматоха улеглась и Кисеи подписала контракт на «Пятое июля». Теперь ей предстояло лететь в Лондон, чтобы попробоваться на роль в высокобюджетном приключенческом фильме, который, Флер была убеждена, сделает ей имя. Они обе были слишком заняты и могли себе позволить лишь разговоры по телефону или торопливый совместный ленч. Только в пятницу, поздно вечером, они наконец договорились посидеть как следует. Кисеи появилась в дверях с пиццей и большой бутылкой «Тэб».
— Давай скорее снимай телефонную трубку.
— Уже.
Флер поставила кассету с «Иглз»[32] и пошла на кухню за бокалами. Кисеи разделывала пиццу на новом кофейном столике в гостиной.
— Ну прямо как в старые добрые времена, Флеринда! — крикнула она, стараясь перекрыть звуки музыки. — С той только разницей, что теперь мы богатые и известные. Может, нам уже следует перейти на белугу? Хотя не понимаю, как можно променять всеамериканскую пиццу с перцем на рыбу.
— Мы будем пить «Тэб» из баккара. И мы соединим два лучших из миров!
Флер появилась на верху лестницы с двумя наполненными льдом бокалами и пачкой салфеток.
— Ты думаешь, мы лицемерки, что пьем это с пиццей? Мы ведь можем позволить себе все что угодно.
— Ладно, ты философствуй, Флеринда, а я пока поем. С самого завтрака во рту не было ни крошки.
Кисеи впилась в кусок пиццы, только что вынутый из коробки, и сыр лентой потянулся изо рта.
— Вряд ли когда-нибудь я была такой счастливой, как сейчас, — жуя, бормотала она.
— Боже мой, до чего же ты любишь пиццу.
— Я не про пиццу. — Кисеи еще раз надкусила. На этот раз она прожевала, прежде чем заговорить. — Я про пьесу, про кино, вообще про все. Боб Фосс вчера со мной поздоровался совсем не так, как раньше. Тогда он говорил: «Эй, детка, привет!» А теперь:
«Привет, Кисеи». Боб Фосс! Боже мой! — Кисеи то и дело откусывала пиццу и вываливала на Флер события последних недель.
Слушая рассказ подруги о первых неделях репетиций и ее невероятно противоречивые оценки собственной игры, Флер испытывала настоящее удовольствие. Несмотря на яркий талант Кисеи, ничего такого не случилось бы без ее участия. Внезапно перед глазами Флер вспыхнуло лицо Белинды. Удовольствие сразу исчезло, и она подумала: неужели мать испытывала похожие чувства по отношению к ней самой?
Они заговорили о фильме, в котором Кисеи собиралась сниматься в Лондоне. Подруга нервничала и поэтому стала расспрашивать Флер о ее опыте с «Затмением». Наконец они добрались до Джейка.
— Что-то, ты о нем почти ничего не говоришь в последнее время, — начала Кисеи.
Флер пожала плечами.
— Я его почти не вижу. Он много работает, а когда я поднимаюсь в мансарду проверить, как он там, он на меня даже не смотрит.
— Значит, если сказать по-другому, вы с ним не спите.
— Боже мой. Кисеи, в отношениях между мужчиной и женщиной есть кое-что еще, кроме секса.
— Ах, оставь, Флеринда, ты сейчас говоришь с лучшей подругой.
— Не стану тебе врать, Кисеи, он мне все еще нравится. Может быть, он всегда мне будет нравиться. Но это ничего не меняет Один раз я уже обожглась и снова не хочу. Он мне не подходит.
— Ты уверена?
— В конце концов, он был любовником моей матери!
— А это не твое дело. Белинда, может, немного испорченная женщина, но красивая и соблазнительная. Она понравилась Джейку. Вы же не были его любовницами одновременно? Чем бы они с Белиндой ни занимались в постели, это тебя не касается. Ясно?
— Она должна была понять, какие чувства я к нему испытываю! — воскликнула Флер. — Но она все равно прыгнула к нему в постель.
— А он-то при чем? — Кисеи подвернула под себя ноги на кушетке. — Слушай, ты все еще веришь в ту чепуху насчет Джейка, что он соблазнил тебя лишь ради спасения своего фильма? Я видела его всего несколько раз, но даже мне ясно: это не в его стиле. Уверена, у него есть недостатки, но среди них нет слепого тщеславия.
— Да, у него есть недостатки, верно. Он очень непорядочный человек в том, что касается чувств.
— С чего ты взяла?
— Он не подпускает близко к себе. Немножко приоткроется, а. потом будто накрепко захлопывает дверь. Это хорошо для дружбы, но для любви очень тяжело.
Кисеи положила корочку от пиццы, которую только что подняла, собираясь отправить в рот, и уставилась на подругу. Флер почувствовала, что к лицу прилила жаркая волна.
— Я рассуждала вообще, Кисеи. Ради Бога, не подумай, что о себе самой. Я не влюблена в него, Кисеи. Конечно, мне многое в нем нравится. Он умный, интересный, с ним мне не надо притворяться. Понимаешь, для меня быть с Джейком — все равно что быть с тобой.
— Только не так безопасно.
— Да, не так безопасно.
Они помолчали. Потом Флер сказала:
— Я не могу позволить его себе. В моей жизни было слишком много нечестных и непостоянных людей, мне не нужен еще один. Я никогда не прошу о любви. С меня хватит на три жизни. Я горжусь тем, что у меня есть. Кисеи. Я сама себя сделала. И никого не прошу меня любить.
— Ну конечно, не просишь.
Кисеи видела, как взволнована Флер, и, сжалившись, сменила тему разговора. Они поболтали о неврозе Оливии Крейгтон, обсудили, что из одежды Кисеи стоит взять в Лондон. Наконец Флер показалось, что Кисеи больше не может терпеть: от нее исходило возбуждение, которое она старательно подавляла. Вдруг до Флер дошло, что за весь вечер с губ подруги ни разу не слетело имя Чарли Кинкэннона.
— Давай, Кисеи, выкладывай. Тебе же не терпится мне рассказать Так что приступай.
— Что выкладывать? Ну какая ты грубая, Флер.
— Ну давай, краса южной ночи, не ходи вокруг да около. В чем дело? Это связано с Чарли, да?
Кисеи колебалась.
— Гм… Ну, в общем-то я тебе ничего не сказала, потому что боялась, что ты воспримешь это как очередную глупость. — Она принялась накручивать локон на палец, а потом посмотрела на Флер, ожидая ее реакции.
— Кисеи, нам утром в понедельник надо быть на работе. Как насчет того, чтобы успеть рассказать до конца уик-энда?
— В общем-то, — поспешно сказала Кисеи, — думаю, я влюбилась.
— А почему ты думаешь, что я назову подобное признание глупостью?
— Если вспомнить мое прошлое, разве Чарли подходящий мне партнер?
Флер улыбнулась.
— Скажу тебе, что я всегда считала вас с Чарли прекрасной парой. Ты сама никогда не соглашалась со мной.
Теперь, когда Кисеи сообщила новость, она торопилась выложить свои ощущения, пока не струсила.
— Я чувствую себя такой дурой, Флеринда. Он самый прекрасный человек на свете, но я слишком давно не встречала мужчину, который хотел бы от меня чего-то другого, кроме секса…
Я даже не знаю, как вести себя с ним. Я пыталась его соблазнить, а ему нравилось разговаривать. О Кьеркегоре[33] , о дадаизме[34] , бог знает о чем. И слушать — тоже не важно что. Он никогда не проявляет превосходства в беседе на любую тему, он не выступает, как другие, передо мной, он искренне хочет услышать мое мнение. Он будто вызывает меня на соревнование. Чем больше мы говорим, тем больше я проникаюсь уважением к себе, какая я умная на самом-то деле! — В глазах Кисеи заблестели слезы. — Флер, это такое приятное ощущение.
Флер почувствовала, что у нее тоже защипало глаза.
— Ой, Магнолия, как я за тебя рада! Чарли особенный человек. И ты тоже.
— Смешно, сперва я думала, как бы заманить его в постель. Там уж моя территория. Я говорила, что у меня болят мышцы, просила потереть спину, а когда он подходил к двери, я стояла полуодетая. Но что бы я ни делала, казалось, он ничего не замечает Потом, когда я стала забывать, что его надо соблазнять, я стала просто получать удовольствие от его общества. Я поняла, что он вовсе не так уж равнодушен к моим чарам, как притворяется. Но он долго продержался.
Глядя на мечтательное выражение лица Кисеи, Флер ухмыльнулась.
— Зная Чарли Кинкэннона, могу поклясться, именно этого от него и стоило ожидать.
Кисеи улыбнулась.
— Я не позволяла ему дотронуться до себя.
— Ты шутишь?
— Флер, оказывается, так приятно, когда за тобой ухаживают.
Потом, две недели назад, он явился ночью после репетиции ко мне в квартиру Начал целовать, мне ужасно нравилось, но я испугалась. А вдруг я его разочарую? По его лицу я поняла, что ему известны мои чувства. Он понимающе улыбнулся и вдруг заявил, что мы должны поиграть в «скрэббл»[35] .
— В эту детскую игру! — Флер почувствовала разочарование в Чарли.
— Ну, не совсем уж в детскую. Со стриптизом.
Молодец, Чарли, похвалила его про себя Флер. А потом поинтересовалась:
— А как в нее играют?
— Да очень просто. Если твой противник выигрывает двадцать очков, то ты должна снять один из предметов одежды Знаешь, Флер, как бы ни хотелось пойти в кровать, мне действительно очень понравилось с ним сражаться. Из меня вышел неплохой игрок. Я не собиралась проигрывать. — Кисеи сделала драматический жест рукой. — Я начала здорово, со слов бандит и чибис.
— Впечатляет.
— Потом нанесла ему удар между глаз сывороткой и жаргоном.
— Ты, конечно, сбила ему дыхание.
— Да. Напрочь. Но он ответил хорошо. Челюстью на мой жаргон. И сургучом на чибиса. Но все равно было ясно, что мы еще не в одной лиге. Я никогда не хватаюсь за слова из трех букв, пока меня не припрут к стене. Но когда я выдала очередное словечко, он остался в трусах и одном носке. А на мне была еще нижняя юбка и кое-что под ней. — Она нахмурилась. — Тогда-то все и произошло.
— Я уже просто не могу терпеть. От предчувствий.
— Он ударил в ответ словом квайд.
— Но такого слова нет.
— О, есть. Это вождь североафриканского племени. Хотя вообще-то только игроки международного класса и любители кроссвордов его знают.
— Ну и?
— Ты что, не понимаешь? Этот сукин сын стал меня торопить.
— Боже мой.
— Ну, в общем… короче говоря, он выдал зебу по горизонтали, запер словом злотый по вертикали. И моя куропатка после этого выглядела жалко. Но самое ужасное ожидало впереди.
— Не представляю, как мне выдержать напряжение.
— Флокс. Вот что он выдал. Мне пришел конец.
— Вот черт.
Глава 29
Снова они как бы плыли против течения. На этот раз по ее вине. Это была ее идея. Она уговорила Майкла согласиться.
Понемногу разговоры стихли, музыка зазвучала громче. Свет в зале потускнел, на сцене за подиумом зажглись огни. За прозрачным сероватым занавесом, похожим на дымку, был экран. На сцене стоял уличный фонарь, торчали пальмовые ветки, валялись сломанные жалюзи и металлические перила. Глядя на все это, зрители должны были мысленно перенестись в новоорлеанский дворец во влажную летнюю ночь.
Появились модели в дымчатых платьях. Тонкая ткань облегала грудь, локти, колени; они казались утрированно острыми, как на рисунках Томаса Харта Бентона. Они принимали невероятные позы: откидывали назад голову, тянули руку к пальмовым листьям-веерам и замирали, наклоняясь, словно ветви плакучей ивы так, что волосы спускались до пола. Зрители зашептались, украдкой оглядываясь по сторонам, желая увидеть реакцию других. Но было совершенно ясно, что никто не решится обнародовать собственное впечатление, пока не станет ясно, к чему все это.
Вдруг одна фигура отделилась от остальных и вышла в лужицу голубого света. Моргая, она смотрела на зрителей, будто пытаясь понять, можно ли довериться этим людям, потом заговорила. Она говорила о потерянной плантации, о Стэнли Ковальски, этом недоноске, за которого ее дорогая сестра вышла замуж. Голос звучал взволнованно и устало, лицо казалось измученным. Наконец девушка умолкла и протянула к собравшимся руку, словно умоляя понять ее. В зале наступила звенящая тишина, потом снова зазвучал блюз, как бы прогоняя девушку назад, к теням.
После ошарашенного молчания раздались робкие аплодисменты, потом все более энергичные. Зрители узнали монолог Бланш Дюбуа[31] , Кисеи прекрасно исполнила его. Флер почувствовала, как Чарльз с облегчением расслабился.
— Она понравилась им, да? — прошептал он.
Флер кивнула и задержала дыхание. Если бы им так же понравились работы Майкла! Как бы хорошо Кисеи ни исполнила свою роль, в конце концов не это главное. Здесь важнее всего мода.
Музыка стала более быстрой. Модели одна за другой разрушали свои статичные позы, оживали и выходили из-за прозрачного занавеса на подиум. Все были одеты в легчайшие летние платья, вызывавшие в памяти ароматы цветов, южные жаркие вечера, старые трамваи под названием «Желание». Линии платьев мягкие, женственные, без всякой вычурности, специально скроенные для женщин, уставших походить на мужчин. Ничего подобного Нью-Йорк не видел уже много лет.
Флер прислушивалась к бормотанию вокруг себя, к скрипу перьев в блокнотах, шепоту. Аплодисменты за первые несколько вещей были вежливыми, потом, по мере того как одно платье сменяло другое, они становились увереннее. Красота, придуманная и воплощенная Майклом, постепенно доходила до людей; аплодисменты становились громче, энергичнее, пока наконец не переросли в общий гул, охвативший большой зал. Флер почувствовала, как ее пальцы свело судорогой, и догадалась, что впилась ими в колено Чарли.
Когда последняя модель удалилась с подиума, Чарли длинно выдохнул.
— За эти пятнадцать Минут, кажется, я прожил целую жизнь.
Флер надела на лицо холодную уверенную улыбку и присоединилась к аплодисментам.
— Только одну, — прошептала она ему.
Были показаны еще две живые картины; вторая имела даже больший успех, чем первая. Дождливый влажный лес из «Ночи Игуаны» послужил декорацией для второго монолога Кисеи. Потом на подиум высыпали девушки в разноцветных ярких ситцевых повседневных платьицах. И наконец Кисеи изобразила потрясающую кошку Мэгги на фоне силуэта обширного изголовья медной кровати. Эта сцена стала прологом для показа экзотической коллекции платьев, украшенных перьями и бисером, вечерних туалетов, пробуждавших сладкие декадентские воспоминания. На сей раз зрители не просто аплодировали, они делали это стоя.
Показ закончился. Флер, глядя, как Майкл и Кисеи кланяются, думала, что отныне для брата и подруги начнется совершенно другая жизнь. Обнимая Чарли Кинкэннона, она поняла, что и у нее уже не будет прежней жизни. Теперь можно не волноваться о приближающемся феврале. Что ж, она сделала доброе дело, она помогла Кисеи и Майклу продемонстрировать свой талант обществу. Кисеи — в благодарность за искреннюю дружбу, а Майклу — как извинение за многолетнюю и, по большому счету, беспричинную ненависть. Совершенно неоправданную.
Зрители покидали свои места, подходили к Флер. Непонятно почему, она вдруг обернулась и увидела Джейка Коранду, стоявшего у самой двери. Он восхищенно поднял оба больших пальца.
Следующие несколько дней телефон в офисе Флер разрывался.
«Повседневная одежда для женщин» поместил материал о коллекции Майкла под названием «Новая женственность».
Журналисты, пишущие на темы моды, выстраивались в очередь, чтобы узнать о его планах на будущее. Майкл спокойно перенес пресс-конференцию, организованную Флер, а потом увез сестру на ужин в таверну. Они сидели у стеклянной стены Хрустального зала и улыбались друг другу, глядя поверх меню.
— У этих Савагаров не так уж плохо идут дела, так ведь, старшая сестричка?
— Совсем неплохо, младший братик.
Они смущенно улыбнулись, а потом Майкл принялся изучать меню.
— Я думаю, мы закажем заливную индейку, — сказал он.
— Ничего не стану есть с крыльями.
— Тогда холодную осетрину.
— А теплое филе?
— Ну правда, Флер, у тебя вкус как у коккер-спаниэля. — Он драматично вздохнул. — Я думаю, мы пойдем на компромисс и остановимся на телятине.
С того вечера, когда они ели устриц с жареной картошкой в придорожном ресторане, у них вошло в привычку заказывать одинаковую еду. Но перед этим минут десять они спорили, выбирая блюда, хотя вкусы их не слишком разнились. Однажды, когда Флер по рассеянности сразу согласилась на закуску, предложенную Майклом, он показался таким обиженным, что она поклялась никогда больше не совершать подобной ошибки. Не желая его разочаровывать, она продолжила спор:
— Я не буду есть корову, так что забудь о телятине. А как насчет каплуна?
Майкл покачал головой и заметил:
— Чересчур утонченно. Может, мясо молодого барашка?
— Ой, они такие хорошенькие! — воскликнула она. — Свиные отбивные!
Майкл содрогнулся.
— Каплун, — заявила Флер. И со смехом коснулась рукава его поплиновой куртки-сафари, которую он надел с рубашкой цвета бургундского вина, с французским военным свитером и галстуком швейцарской армии. — Я люблю тебя, Майкл. Очень. Все забываю тебе сказать.
— Я тоже. Даже еще больше. — Он умолк, потом наклонил голову набок так, что волосы коснулись плеча. — А тебя не раздражает, что я гомик?
— Надеюсь, ты спрашиваешь не потому, что я предложила каплуна.
Он улыбнулся.
— Нет, просто совпадение.
— Будь у меня волшебная палочка, — сказала она, — я с ее помощью кое-что изменила бы. Как бы я хотела видеть тебя счастливым с кем-то, кто мог бы подарить мне целую армию племянниц и племянников. Но поскольку это не грозит, я хочу, чтобы ты был в надежных отношениях с человеком, достойным тебя.
— С кем-то вроде Саймона Кэйла?
— Ну раз уж ты упомянул…
Майкл опустил меню и печально посмотрел на Флер.
— Ничего не выйдет, Флер. Я знаю, ты бы хотела, но не получится.
Она смутилась.
— Слушай, Майкл, давай забудем об этом. Я переступила черту. Это не мое дело.
Он улыбнулся.
— Да, не твое. Но ты меня любишь, ты обо мне заботишься.
Как же мне всегда хотелось, чтобы наконец кто-то любил меня независимо от того, счастлив я или нет, удачлив или нет.
— Осторожно, Майкл, а то я подумаю, что ты даешь мне право вмешиваться в твою жизнь.
— Ну, я рискну. — Он хотел было скрестить руки на груди, но передумал.
Флер заметила, что он нервничает.
— Саймон — особый человек, — сказал Майкл, — между нами крепнет дружба, которая важна для обоих. Как у вас с Кисеи.
Но это все, что между нами может быть. Замечательная дружба.
Саймон сильный, и я сильный. Мы оба независимые и самодостаточные, Саймон, знаешь ли, по-настоящему ни в ком не нуждается.
— А для тебя очень важно быть нужным? Да?
Майкл кивнул.
— Я знаю, тебе не нравится Дэймон. Ты права, он может быть эгоистичным, он не самый лучший из тех, кого я встречал. Но он меня любит, Флер. Я нужен ему.
Флер пыталась справиться с разочарованием.
— Нельзя сказать, что у Дэймона плохой вкус.
Майкл весело улыбнулся.
— Я заметил в списке закусок зобную железу. Как ты смотришь на это сладкое мясо?
В городе Заговорили не только об успехе Майкла, пронесся слух о таланте Кисеи. Четыре продюсера сразу захотели пригласить ее на пробу. Кроме того, Флер обратила внимание, что несколько человек, упорно обходивших ее стороной, нашли время позвонить ей. Неужели дни, когда она была парией, закончились? Да, но скорее всего до тех пор, пока Алексей не предпримет новый шаг, думала Флер.
В течение нескольких недель она занималась Кисеи. Флер составила расписание ее проб в кино и на телевидении. К Дню благодарения суматоха улеглась и Кисеи подписала контракт на «Пятое июля». Теперь ей предстояло лететь в Лондон, чтобы попробоваться на роль в высокобюджетном приключенческом фильме, который, Флер была убеждена, сделает ей имя. Они обе были слишком заняты и могли себе позволить лишь разговоры по телефону или торопливый совместный ленч. Только в пятницу, поздно вечером, они наконец договорились посидеть как следует. Кисеи появилась в дверях с пиццей и большой бутылкой «Тэб».
— Давай скорее снимай телефонную трубку.
— Уже.
Флер поставила кассету с «Иглз»[32] и пошла на кухню за бокалами. Кисеи разделывала пиццу на новом кофейном столике в гостиной.
— Ну прямо как в старые добрые времена, Флеринда! — крикнула она, стараясь перекрыть звуки музыки. — С той только разницей, что теперь мы богатые и известные. Может, нам уже следует перейти на белугу? Хотя не понимаю, как можно променять всеамериканскую пиццу с перцем на рыбу.
— Мы будем пить «Тэб» из баккара. И мы соединим два лучших из миров!
Флер появилась на верху лестницы с двумя наполненными льдом бокалами и пачкой салфеток.
— Ты думаешь, мы лицемерки, что пьем это с пиццей? Мы ведь можем позволить себе все что угодно.
— Ладно, ты философствуй, Флеринда, а я пока поем. С самого завтрака во рту не было ни крошки.
Кисеи впилась в кусок пиццы, только что вынутый из коробки, и сыр лентой потянулся изо рта.
— Вряд ли когда-нибудь я была такой счастливой, как сейчас, — жуя, бормотала она.
— Боже мой, до чего же ты любишь пиццу.
— Я не про пиццу. — Кисеи еще раз надкусила. На этот раз она прожевала, прежде чем заговорить. — Я про пьесу, про кино, вообще про все. Боб Фосс вчера со мной поздоровался совсем не так, как раньше. Тогда он говорил: «Эй, детка, привет!» А теперь:
«Привет, Кисеи». Боб Фосс! Боже мой! — Кисеи то и дело откусывала пиццу и вываливала на Флер события последних недель.
Слушая рассказ подруги о первых неделях репетиций и ее невероятно противоречивые оценки собственной игры, Флер испытывала настоящее удовольствие. Несмотря на яркий талант Кисеи, ничего такого не случилось бы без ее участия. Внезапно перед глазами Флер вспыхнуло лицо Белинды. Удовольствие сразу исчезло, и она подумала: неужели мать испытывала похожие чувства по отношению к ней самой?
Они заговорили о фильме, в котором Кисеи собиралась сниматься в Лондоне. Подруга нервничала и поэтому стала расспрашивать Флер о ее опыте с «Затмением». Наконец они добрались до Джейка.
— Что-то, ты о нем почти ничего не говоришь в последнее время, — начала Кисеи.
Флер пожала плечами.
— Я его почти не вижу. Он много работает, а когда я поднимаюсь в мансарду проверить, как он там, он на меня даже не смотрит.
— Значит, если сказать по-другому, вы с ним не спите.
— Боже мой. Кисеи, в отношениях между мужчиной и женщиной есть кое-что еще, кроме секса.
— Ах, оставь, Флеринда, ты сейчас говоришь с лучшей подругой.
— Не стану тебе врать, Кисеи, он мне все еще нравится. Может быть, он всегда мне будет нравиться. Но это ничего не меняет Один раз я уже обожглась и снова не хочу. Он мне не подходит.
— Ты уверена?
— В конце концов, он был любовником моей матери!
— А это не твое дело. Белинда, может, немного испорченная женщина, но красивая и соблазнительная. Она понравилась Джейку. Вы же не были его любовницами одновременно? Чем бы они с Белиндой ни занимались в постели, это тебя не касается. Ясно?
— Она должна была понять, какие чувства я к нему испытываю! — воскликнула Флер. — Но она все равно прыгнула к нему в постель.
— А он-то при чем? — Кисеи подвернула под себя ноги на кушетке. — Слушай, ты все еще веришь в ту чепуху насчет Джейка, что он соблазнил тебя лишь ради спасения своего фильма? Я видела его всего несколько раз, но даже мне ясно: это не в его стиле. Уверена, у него есть недостатки, но среди них нет слепого тщеславия.
— Да, у него есть недостатки, верно. Он очень непорядочный человек в том, что касается чувств.
— С чего ты взяла?
— Он не подпускает близко к себе. Немножко приоткроется, а. потом будто накрепко захлопывает дверь. Это хорошо для дружбы, но для любви очень тяжело.
Кисеи положила корочку от пиццы, которую только что подняла, собираясь отправить в рот, и уставилась на подругу. Флер почувствовала, что к лицу прилила жаркая волна.
— Я рассуждала вообще, Кисеи. Ради Бога, не подумай, что о себе самой. Я не влюблена в него, Кисеи. Конечно, мне многое в нем нравится. Он умный, интересный, с ним мне не надо притворяться. Понимаешь, для меня быть с Джейком — все равно что быть с тобой.
— Только не так безопасно.
— Да, не так безопасно.
Они помолчали. Потом Флер сказала:
— Я не могу позволить его себе. В моей жизни было слишком много нечестных и непостоянных людей, мне не нужен еще один. Я никогда не прошу о любви. С меня хватит на три жизни. Я горжусь тем, что у меня есть. Кисеи. Я сама себя сделала. И никого не прошу меня любить.
— Ну конечно, не просишь.
Кисеи видела, как взволнована Флер, и, сжалившись, сменила тему разговора. Они поболтали о неврозе Оливии Крейгтон, обсудили, что из одежды Кисеи стоит взять в Лондон. Наконец Флер показалось, что Кисеи больше не может терпеть: от нее исходило возбуждение, которое она старательно подавляла. Вдруг до Флер дошло, что за весь вечер с губ подруги ни разу не слетело имя Чарли Кинкэннона.
— Давай, Кисеи, выкладывай. Тебе же не терпится мне рассказать Так что приступай.
— Что выкладывать? Ну какая ты грубая, Флер.
— Ну давай, краса южной ночи, не ходи вокруг да около. В чем дело? Это связано с Чарли, да?
Кисеи колебалась.
— Гм… Ну, в общем-то я тебе ничего не сказала, потому что боялась, что ты воспримешь это как очередную глупость. — Она принялась накручивать локон на палец, а потом посмотрела на Флер, ожидая ее реакции.
— Кисеи, нам утром в понедельник надо быть на работе. Как насчет того, чтобы успеть рассказать до конца уик-энда?
— В общем-то, — поспешно сказала Кисеи, — думаю, я влюбилась.
— А почему ты думаешь, что я назову подобное признание глупостью?
— Если вспомнить мое прошлое, разве Чарли подходящий мне партнер?
Флер улыбнулась.
— Скажу тебе, что я всегда считала вас с Чарли прекрасной парой. Ты сама никогда не соглашалась со мной.
Теперь, когда Кисеи сообщила новость, она торопилась выложить свои ощущения, пока не струсила.
— Я чувствую себя такой дурой, Флеринда. Он самый прекрасный человек на свете, но я слишком давно не встречала мужчину, который хотел бы от меня чего-то другого, кроме секса…
Я даже не знаю, как вести себя с ним. Я пыталась его соблазнить, а ему нравилось разговаривать. О Кьеркегоре[33] , о дадаизме[34] , бог знает о чем. И слушать — тоже не важно что. Он никогда не проявляет превосходства в беседе на любую тему, он не выступает, как другие, передо мной, он искренне хочет услышать мое мнение. Он будто вызывает меня на соревнование. Чем больше мы говорим, тем больше я проникаюсь уважением к себе, какая я умная на самом-то деле! — В глазах Кисеи заблестели слезы. — Флер, это такое приятное ощущение.
Флер почувствовала, что у нее тоже защипало глаза.
— Ой, Магнолия, как я за тебя рада! Чарли особенный человек. И ты тоже.
— Смешно, сперва я думала, как бы заманить его в постель. Там уж моя территория. Я говорила, что у меня болят мышцы, просила потереть спину, а когда он подходил к двери, я стояла полуодетая. Но что бы я ни делала, казалось, он ничего не замечает Потом, когда я стала забывать, что его надо соблазнять, я стала просто получать удовольствие от его общества. Я поняла, что он вовсе не так уж равнодушен к моим чарам, как притворяется. Но он долго продержался.
Глядя на мечтательное выражение лица Кисеи, Флер ухмыльнулась.
— Зная Чарли Кинкэннона, могу поклясться, именно этого от него и стоило ожидать.
Кисеи улыбнулась.
— Я не позволяла ему дотронуться до себя.
— Ты шутишь?
— Флер, оказывается, так приятно, когда за тобой ухаживают.
Потом, две недели назад, он явился ночью после репетиции ко мне в квартиру Начал целовать, мне ужасно нравилось, но я испугалась. А вдруг я его разочарую? По его лицу я поняла, что ему известны мои чувства. Он понимающе улыбнулся и вдруг заявил, что мы должны поиграть в «скрэббл»[35] .
— В эту детскую игру! — Флер почувствовала разочарование в Чарли.
— Ну, не совсем уж в детскую. Со стриптизом.
Молодец, Чарли, похвалила его про себя Флер. А потом поинтересовалась:
— А как в нее играют?
— Да очень просто. Если твой противник выигрывает двадцать очков, то ты должна снять один из предметов одежды Знаешь, Флер, как бы ни хотелось пойти в кровать, мне действительно очень понравилось с ним сражаться. Из меня вышел неплохой игрок. Я не собиралась проигрывать. — Кисеи сделала драматический жест рукой. — Я начала здорово, со слов бандит и чибис.
— Впечатляет.
— Потом нанесла ему удар между глаз сывороткой и жаргоном.
— Ты, конечно, сбила ему дыхание.
— Да. Напрочь. Но он ответил хорошо. Челюстью на мой жаргон. И сургучом на чибиса. Но все равно было ясно, что мы еще не в одной лиге. Я никогда не хватаюсь за слова из трех букв, пока меня не припрут к стене. Но когда я выдала очередное словечко, он остался в трусах и одном носке. А на мне была еще нижняя юбка и кое-что под ней. — Она нахмурилась. — Тогда-то все и произошло.
— Я уже просто не могу терпеть. От предчувствий.
— Он ударил в ответ словом квайд.
— Но такого слова нет.
— О, есть. Это вождь североафриканского племени. Хотя вообще-то только игроки международного класса и любители кроссвордов его знают.
— Ну и?
— Ты что, не понимаешь? Этот сукин сын стал меня торопить.
— Боже мой.
— Ну, в общем… короче говоря, он выдал зебу по горизонтали, запер словом злотый по вертикали. И моя куропатка после этого выглядела жалко. Но самое ужасное ожидало впереди.
— Не представляю, как мне выдержать напряжение.
— Флокс. Вот что он выдал. Мне пришел конец.
— Вот черт.
Глава 29
Вместо того чтобы наслаждаться успехами, Флер еще больше работала, доводя себя и всех вокруг до изнеможения. Безусловно, после успеха коллекции Майкла на нее обрушилась лавина предложений. Почувствовав себя довольно уверенно. Флер начала отказывать клиентам, хотя до магической цифры двенадцать, которую она определила себе в начале как цель, еще не дошла. Первый альбом «Бурной бухты» должен был выйти через несколько недель, похоже, его ждал успех. Состоялась премьера пьесы Кисеи. Отзывы были восторженными, а заказов на интервью оказалось больше, чем она успела бы дать до отъезда в Лондон. Флер вдруг поняла, что сейчас у нее есть почти все, что она хотела. Алексей ничего не предпринимал против нее после попытки испортить коллекцию Майкла, старые сплетни о нарушенных контрактах заглохли, но слухи о ее связи с Джейком ходили. Правда, деловые успехи смягчали боль, причиняемую ими. В общем и целом дела в агентстве шли лучше, чем Флер могла ожидать, так почему же она не чувствовала себя счастливой? Она уходила от ответа, ныряя в работу с головой.
Как-то ночью в пятницу, после Нового года, Флер что-то разбудило, и она разволновалась.
— Все в порядке, Цветик, — прошептал тихий голос. — Просто это я.
Занавески, опущенные перед сном, были раздвинуты, и комнату освещал свет уличных фонарей. В кресле у кровати, вытянув длинные ноги, сидел Джейк, рукава его рубашки были закатаны по локоть.
— Что ты тут делаешь? — спросила Флер.
— Сторожу твой сон. — Голос звучал мягко, как темнота ночи, заполнившая комнату. — Свет фонарей окрашивает твои волосы. Помнишь, как мы заворачивались в них, когда занимались любовью?
Ее сердце часто забилось, кровь быстрее побежала по телу.
— Помню.
— Я не хотел тебя обидеть, Цветик. Просто ты попала под перекрестный огонь.
Она не хотела думать о прошлом. Только о настоящем.
— Это было так давно. Сейчас я не такая наивная.
Она ответила резче, чем хотела, и в его голосе появилось раздражение.
— Если ты собираешься заставить меня поверить, будто делаешь карьеру с помощью неразборчивых связей, то напрасно. Твоя спальня кажется слишком пустой в последнее время.
Зачем он говорит это сейчас? Почему не может быть мягким и нежным? Ей захотелось наказать его.
— Ты думаешь, я приведу сюда мужчину, когда ты живешь у меня над головой? Всегда можно пойти к нему. Сам понимаешь, — Да неужели?
Джейк скрестил руки на груди, и Флер поняла, что он не поверил ни единому слову. Он медленно поднялся из кресла и стал расстегивать рубашку.
— Ну если ты все, делаешь бесплатно, я думаю, теперь моя очередь.
Флер резко села.
— Я не делаю это бесплатно. Ты знаешь. Я вообще этого не делаю. И потом, тебя это не касается. Ты что? Что ты делаешь?
Джейк снимал рубашку.
— Это должно было случиться между нами еще несколько месяцев назад. Но у тебя не хватило характера попросить.
— У меня? С каких это пор женщина должна просить?
Его рука потянулась к джинсам.
— Остановись, Джейк.
— Поскольку ты меня как-то обвинила в том, что я собираюсь избавиться от литературной немоты с помощью твоего тела, давай, приступай. — Он расстегнул молнию, и Флер увидела голый живот Джейка. Он взялся за пояс джинсов. — Зная, как работают твои мозги, я не смел прикоснуться к тебе до окончания книги. Теперь ты меня не можешь ни в чем обвинить. Книга закончена, давай прекратим играть в прятки.
Она хотела его. Боже, как она его хотела! Даже осознавая, что все происходит не так. До ужаса не так. Все чувства сплелись в один тугой клубок. Намотались друг на друга, как нитки.
Не распутать. Книга закончена, мелькнула внезапная мысль, что это значит для агентства? А, все равно, ей все равно. Сейчас ей важен только его взгляд и то, что за ним кроется. Больше ничего.
— Застегни свои штаны, ковбой, — спокойно сказала Флер. — Сначала нам надо поговорить.
— Ничего такого нам не надо, черт побери. — Он скинул туфли, потом отбросил одеяло и посмотрел на голубоватую ночную рубашку, задравшуюся на бедрах.
— Джейк, прекрати. Ты смешон.
— Замолчи, — пробормотал он, стаскивая джинсы вместе с трусами. — Просто помолчи, ладно?
Прежде чем она поняла, что происходит, он уже стоял совершенно голый и тянул ее за рубашку.
— Нет! — Она на четвереньках поползла по кровати подальше от него. — Нет, Джейк! Сначала я хочу поговорить.
— Мы можем поговорить и потом.
Он сжал в кулаке ночную рубашку, не пуская Флер.
— Скажи мне, что случилось. Ты должен со мной поговорить.
— Ничего я не должен! — воскликнул он с напряженным от злости лицом.
— Я не занимаюсь сексом ради развлечения! — крикнула Флер.
Неожиданно он стукнул кулаком в стену у нее над головой.
— А как насчет секса из милосердия? Ты занимаешься сексом из милосердия? Если да, то я, черт побери, как раз первый в этом нуждаюсь.
Сердце Флер развалилось на куски от его боли, которую он не смог скрыть.
— О Джейк…
Но ставни снова захлопнулись.
— Забудь об этом. — Джейк схватил с пола джинсы, засунул ноги в штанины. — Просто забудь. Забудь, что я вообще приходил сюда. — Он схватил рубашку и направился к двери.
— Джейк, погоди!
Она бежала за ним, ночная рубашка летела следом, а он убегал по лестнице в гостиную.
— Ну погоди, минутку! Давай поговорим!
— Знаешь, что можешь сделать со своими разговорами? — И Джейк захлопнул за собой дверь.
Флер влетела в пустую гостиную, чувствуя себя потерянной и виноватой. Виноватой? А почему виноватой? Разве он не вел себя как дикарь? Или она должна была разрешить ему залезть к ней в постель и воспользоваться ее телом для удобства?
Как-то ночью в пятницу, после Нового года, Флер что-то разбудило, и она разволновалась.
— Все в порядке, Цветик, — прошептал тихий голос. — Просто это я.
Занавески, опущенные перед сном, были раздвинуты, и комнату освещал свет уличных фонарей. В кресле у кровати, вытянув длинные ноги, сидел Джейк, рукава его рубашки были закатаны по локоть.
— Что ты тут делаешь? — спросила Флер.
— Сторожу твой сон. — Голос звучал мягко, как темнота ночи, заполнившая комнату. — Свет фонарей окрашивает твои волосы. Помнишь, как мы заворачивались в них, когда занимались любовью?
Ее сердце часто забилось, кровь быстрее побежала по телу.
— Помню.
— Я не хотел тебя обидеть, Цветик. Просто ты попала под перекрестный огонь.
Она не хотела думать о прошлом. Только о настоящем.
— Это было так давно. Сейчас я не такая наивная.
Она ответила резче, чем хотела, и в его голосе появилось раздражение.
— Если ты собираешься заставить меня поверить, будто делаешь карьеру с помощью неразборчивых связей, то напрасно. Твоя спальня кажется слишком пустой в последнее время.
Зачем он говорит это сейчас? Почему не может быть мягким и нежным? Ей захотелось наказать его.
— Ты думаешь, я приведу сюда мужчину, когда ты живешь у меня над головой? Всегда можно пойти к нему. Сам понимаешь, — Да неужели?
Джейк скрестил руки на груди, и Флер поняла, что он не поверил ни единому слову. Он медленно поднялся из кресла и стал расстегивать рубашку.
— Ну если ты все, делаешь бесплатно, я думаю, теперь моя очередь.
Флер резко села.
— Я не делаю это бесплатно. Ты знаешь. Я вообще этого не делаю. И потом, тебя это не касается. Ты что? Что ты делаешь?
Джейк снимал рубашку.
— Это должно было случиться между нами еще несколько месяцев назад. Но у тебя не хватило характера попросить.
— У меня? С каких это пор женщина должна просить?
Его рука потянулась к джинсам.
— Остановись, Джейк.
— Поскольку ты меня как-то обвинила в том, что я собираюсь избавиться от литературной немоты с помощью твоего тела, давай, приступай. — Он расстегнул молнию, и Флер увидела голый живот Джейка. Он взялся за пояс джинсов. — Зная, как работают твои мозги, я не смел прикоснуться к тебе до окончания книги. Теперь ты меня не можешь ни в чем обвинить. Книга закончена, давай прекратим играть в прятки.
Она хотела его. Боже, как она его хотела! Даже осознавая, что все происходит не так. До ужаса не так. Все чувства сплелись в один тугой клубок. Намотались друг на друга, как нитки.
Не распутать. Книга закончена, мелькнула внезапная мысль, что это значит для агентства? А, все равно, ей все равно. Сейчас ей важен только его взгляд и то, что за ним кроется. Больше ничего.
— Застегни свои штаны, ковбой, — спокойно сказала Флер. — Сначала нам надо поговорить.
— Ничего такого нам не надо, черт побери. — Он скинул туфли, потом отбросил одеяло и посмотрел на голубоватую ночную рубашку, задравшуюся на бедрах.
— Джейк, прекрати. Ты смешон.
— Замолчи, — пробормотал он, стаскивая джинсы вместе с трусами. — Просто помолчи, ладно?
Прежде чем она поняла, что происходит, он уже стоял совершенно голый и тянул ее за рубашку.
— Нет! — Она на четвереньках поползла по кровати подальше от него. — Нет, Джейк! Сначала я хочу поговорить.
— Мы можем поговорить и потом.
Он сжал в кулаке ночную рубашку, не пуская Флер.
— Скажи мне, что случилось. Ты должен со мной поговорить.
— Ничего я не должен! — воскликнул он с напряженным от злости лицом.
— Я не занимаюсь сексом ради развлечения! — крикнула Флер.
Неожиданно он стукнул кулаком в стену у нее над головой.
— А как насчет секса из милосердия? Ты занимаешься сексом из милосердия? Если да, то я, черт побери, как раз первый в этом нуждаюсь.
Сердце Флер развалилось на куски от его боли, которую он не смог скрыть.
— О Джейк…
Но ставни снова захлопнулись.
— Забудь об этом. — Джейк схватил с пола джинсы, засунул ноги в штанины. — Просто забудь. Забудь, что я вообще приходил сюда. — Он схватил рубашку и направился к двери.
— Джейк, погоди!
Она бежала за ним, ночная рубашка летела следом, а он убегал по лестнице в гостиную.
— Ну погоди, минутку! Давай поговорим!
— Знаешь, что можешь сделать со своими разговорами? — И Джейк захлопнул за собой дверь.
Флер влетела в пустую гостиную, чувствуя себя потерянной и виноватой. Виноватой? А почему виноватой? Разве он не вел себя как дикарь? Или она должна была разрешить ему залезть к ней в постель и воспользоваться ее телом для удобства?