Филлипс Сьюзен Элизабет. Ты, только ты

   — Ты соображаешь, что делаешь?
   Его массивное тело прижало ее к умывальнику.
   — Я создаю нам уединенную обстановку, чтобы мы могли спокойно поговорить.
   Крошечное помещение было слишком тесным для них обоих. Левое его колено вклинилось между ее бедрами, а ее грудь прижалась к его груди. Ей было трудно перевести дух.
   — Я не хочу разговаривать с тобой сейчас. Совершенно очевидно, что ты собираешься устроить большой бэмс, а я не в том настроении, чтобы на меня орали.
   Гнев глухо клокотал в нем.
   — Может быть, тебе следовало подумать об этом раньше, когда ты врывалась в мою раздевалку?
   — Я не врывалась!
   — Ты чуть не сорвала дверь с петель, а заодно и работу всего сезона! — Его глаза сузились в те злобные щелки, которые находили слабые места даже у самых завзятых профи. — Я хочу, чтобы мои игроки концентрировались на игре, а не превращались в каких-то мумбо-юмбо. Если мои парни нуждались в доказательствах, что ты ничего не смыслишь в нашей игре, то они получили их сегодня. Ты даже представления не имеешь, с чем они сталкиваются, когда выбегают на поле. Это серьезный бизнес, а не какие-то хохмы.
   Фэб старалась протиснуться мимо него, но безрезультатно. Его тело все теснее прижималось к ней, а голос стал низким и яростным:
   — Я не желаю, чтобы ты еще раз когда-либо повторила то же, что сегодня вечером, слышишь меня? Держись подальше от раздевалки перед игрой. Тебе просто посчастливилось, что ребята спаяны железной дисциплиной и твоя очередная дурацкая выходка не отвлекла их настолько, чтобы это стоило нам победы!
   Она внимательно посмотрела на него:
   — Ты так и не понял, почему я пришла к вам, не так ли? У тебя даже не появилось мысли, что я пыталась помочь делу? Бог мой! Ты действительно думаешь, что я — взбалмошная, безмозглая сучка?
   — Наслушавшись твоих ослиных теорий о голых футболистах, я не собираюсь спорить с тобой.
   Фэб никогда не считала себя вспыльчивой, но сейчас ее кулак взлетел вверх и она ударила его под ребра со всей силой, на которую была способна.
   Он издал тихое «ого» и недоверчиво оглядел ее. Она вернула ему взгляд, не в состоянии поверить в то, что произошло. Этот человек выворачивал ее наизнанку, но то, что она позволила ему так далеко зайти, еще больше разозлило ее. Красный туман поплыл перед ее глазами.
   — Ты глупый, свиноголовый, прямолинейный болван! Я скажу тебе, что со мной не так. Меня оседлал и не дает сделать ни шагу главный тренер, который эмоционально и умственно сравним с шестилетним ребенком!
   — С шестилетним ребенком? — медленно проговорил он. — Тогда послушай меня…
   Замахиваясь, чтобы ударить его, она больно ушибла локоть, и сейчас снова стукнулась больным местом, втыкая указательный палец в его грудь.
   — Нет! Это ты послушай меня, недоделанный гангстер, и слушай меня внимательно. Я была в раздевалке не потому, что мне хотелось распустить хвост, но потому, что тебе удалось довести мою футбольную команду до такого напряжения, что никто из игроков не был уже в состоянии удерживать футбольный мяч.
   — Ты действительно полагаешь…
   — Вы, мистер профессионал, может быть, и блестящий стратег, но ваши знания психологии равны нулю.
   — У тебя нет ни малейшего понятия…
   — Всякий раз, — она все тыкала пальцем в его грудь, сопровождая этим жестом каждое резкое слово, — всякий раз, ты слышишь меня, как только я захочу обратиться к моим игрокам в моей раздевалке, я буду это делать. В любое время, как только почувствую, что они слишком напряжены, слишком задерганы, слишком зажаты, чтобы делать работу, за которую я плачу им немыслимые деньги, я буду стоять перед ними и заниматься стриптизом, если это понадобится. Я буду делать все, что посчитаю нужным, чтобы быть уверенной, что «Чикагские звезды» способны совершить то, для чего они предназначены. Именно это я и помогла им совершить сегодня вечером. То есть одержать победу в футбольном матче! Я, мистер Свиная-кожа-вместо-мозгов, являюсь владелицей этой футбольной команды, а не вы. Я ясно выразилась?
   Наступила долгая пауза. Щеки ее горели, сердце бешено стучало. Она была испугана собственной вспышкой и подобралась, приготовясь к неминуемому возмездию, но вместо того, чтобы взорваться, он казался смущенным.
   — Ммм-да.
   Она перевела дух.
   — Это все, что ты способен сказать?
   Самолет попал в полосу турбулентности, швырнув его на нее. Ее глаза широко раскрылись, когда она почувствовала, что он полностью возбужден.
   Глядя растерянно и слегка смущенно, он поднял обе руки кверху:
   — Это произошло неумышленно. Я знаю, что ты пыталась отстоять свою точку зрения, и я слышал каждое твое слово. Правда слышал. Но ты продолжала дергаться, пока говорила, а самолет стало трясти, и… я не знаю. Это просто произошло.
   Ее злость улеглась.
   — Я не в том настроении, чтобы заниматься этим.
   — Как и я. Умом, во всяком случае: Но что касается физического…
   — Я не хочу этого слышать.
   Тряска между тем продолжалась, раздражая их сомкнутые тела. Он насколько мог отстранился от нее и откашлялся.
   — Ты… гм… серьезно пытаешься доказать мне, что считаешь, будто ты… гм… что благодаря тебе мы победили «Гигантов»?
   Кротость его тона сбила с нее спесь.
   — Нет… Не совсем… Конечно, нет. Ну, пожалуй, немного… Частично. Да, определенно отчасти.
   — Понимаю.
   Он опустил голову и оперся обеими руками о раковину умывальника, находившуюся сзади нее. Его волосы пахли сосной и еще чем-то пряным после вечернего душа. Она ощутила обеими ягодицами прикосновение его больших пальцев. Самолет продолжал трястись, ее груди прыгали, толкаясь сосками в его ребра.
   — Ты непредсказуема, — продолжал говорить он, — а я не люблю сюрпризов. — Его подбородок касался ее волос. — Если ты считаешь, что в моей методике тренировок имеются промахи, тебе следовало сначала поговорить об этом со мной.
   — Ты прав, теоретически. — Ее голос звучал глухо, словно шел издалека. — Но случается так, что я тебя просто боюсь.
   Он прихватил губами растрепавшийся локон.
   — Я тебя тоже.
   — Ты? Боишься меня? — Она недоверчиво улыбнулась. — Это правда?
   — Правда.
   Ее улыбка исчезла, как только она увидела, как он смотрит на нее. Она облизнула губы.
   — Я…
   — Жарко? — Он тянул и тянул гласную, и ее завораживал его хриплый голос. Она задохнулась.
   — Тепло.
   Он улыбнулся улыбкой испорченного мальчишки-южанина, легко вызывая в ее воображении бесконечные влажные ночи.
   — Нет, не тепло, мэм. Жарко.
   — Возможно…
   — Мне тоже.
   Сквозь одежду она ощущала его тело. Он возбуждал ее… и пугал. Он заставлял ее чувствовать себя так, словно она была сомнамбулой до встречи с ним.
   Его руки обхватили ее ягодицы.
   — Ты и я. Мы…
   — Пылаем, — слетело с ее губ.
   — Да. — Он уронил голову и приник к ее губам поцелуем.
   Потом он ударился локтем о зеркало, когда поднимал ее. Их поцелуй превратился в неистовое оральное соитие, и тому виною, конечно же, была теснота.
   С хриплым ворчанием он посадил ее на край умывальника и загнал ее свитер и лифчик под горло. Она уцепилась за пряжку его ремня.
   Ноги ее были широко раздвинуты, и она ничего не могла с этим поделать. Он прихватил губами ее правый сосок, твердый, как кончик карандаша. Скользнув рукой по поверхности живота, положил ладонь на промежность.
   — Никогда впредь, — проворчал он, лаская ее через шорты, — не надевай их снова.
   — Нет…
   — Женщине ни к чему это. — Он расстегнул шорты, дернув «молнию» книзу.
   — Да. — Расцепив пряжку, она вытаскивала полы рубашки из его брюк.
   — И никаких трусов.
   Он скользнул рукой в развал ткани. Мокро. Горячо. Она припала лицом к его обнаженной груди. Она трогала языком кончики его шелковистых волос.
   — Здесь, — хрипло пробормотал он. — Внутри…
   — Давай. Да…
   Она дергала его «молнию», но на полпути к цели замок закусил ткань. Со стоном разочарования она запустила руку в тесный проем.
   Он издал приглушенное восклицание и приподнял ее одной рукой, пока она возилась в его джинсах. Его плечи вдавились в стену. Он уперся левой ногой в металлическую крышку стульчака и стал стаскивать с ее бедер шорты и трусики. Мешала теснота. Она чувствовала мокрый холод раковины под ягодицами и пульсирующий жар в ладони. Левым плечом он ударился о стену, локтем правой руки своротил полку. Наконец с помощью ноги ему далось сбросить ее одежду на мягкий коричневый ворс ковра.
   Ее рука дрожала. Она никогда не делала этого мужчине, но внезапно руки стало недостаточно. Ей показалось, что во рту закипает слюна. Она толкнула его к стене и сползла с края раковины. Приседая в немыслимой тесноте, она не знала, куда деть колени, и тут ощутила спиной пустоту. Затиснув себя под умывальник, ощущая кожей холодные прикосновения металлических труб, она склонилась к нему, раздвигая губы, мешая светлые локоны своих волос с жесткой курчавой порослью.
   На его лбу выступил пот, как только он почувствовал влажные тянущие подергивания. Огорчения, тревоги и радости вчерашнего дня словно стерло горячей шершавей губкой. Ему стало на все наплевать. Единственно, кого он мог осудить, это только себя, но этим можно было заняться потом.
   Осторожно покачиваясь, он смотрел на бледный изгиб ее шеи. Множество женщин делали для него то же самое, так почему же сейчас это кажется совершенно иным? Оно и было иным. Была какая-то непорочная неумелость в этих мягких, скудных неловких движениях языка, которые не столько распаляли его, сколько ставили в тупик.
   Он трогал ее волосы, мял ее щеки по мере того, как страсть его подходила к пику.
   Он касался ее ресниц, и яростная волна нежности, пульсируя, билась в нем, все прибывая и прибывая, с каждым прибоем продвигаясь все дальше — к красной черте. Отчужденно, словно глядя со стороны, он сообразил, что поднимает ее с колен и ставит вровень с собой. Не важно, как она выглядит, как одевается, как ведет себя, но с ней нельзя обращаться так. Она заслуживает большего. Поспешные сношения в самолетных нужниках не для нее.
   — Нет? — прошептала она, широко раскрыв свои янтарные глаза, и они вновь потянули из него жилы.
   Он поцеловал ее губы и ощутил резкую боль в паху. Всхлипывая, она повторяла его имя, вздрагивая всем телом, и он понял, что она полностью потеряла контроль над собой. Отбросив в сторону яростную потребность собственного тела, он гладил ее глубокими, мягкими движениями рук. Она вонзила пальцы в его плечи, и звук ее коротких, неистовых всхлипов, нарастая, бился в его ушах.
   — Фэб, дорогая, ты убиваешь меня. — С хриплым восклицанием он удвоил свои усилия. Когда она взорвалась, он проглотил ее крики.
   Она упала на него; тело ее стало податливым и уязвимым. Он ощущал, как тяжело вздымается ее грудь. Она попыталась сомкнуть дрожащие бедра. Когда она застонала и обняла его, он понял, что ей не хватило поддержки. Он не мог бросить ее в таком состоянии и вновь начал гладить ее.
   Она пробудилась незамедлительно. Она хватала ртом воздух, затем ее бросило в дрожь, ее крепкие бедра, как жернова, перетирали его запястье. Он попытался помочь ей сильными резкими толчками.
   — Нет… Только с тобой.
   Он крепко зажмурился, заставляя себя смириться с фактом, что его поезд уже не придет. Она вряд ли способна сейчас рассуждать здраво, поэтому ему придется решать за двоих.
   — У меня с собой ничего нет, — солгал он. Она скользнула руками к его бедрам и легонечко поскребла там.
   — Могла бы я?.. — Она указала головой, вопросительно глядя на него, и неуверенность ее взгляда щемящей болью отозвалась в его сердце. — Может быть, я смогла бы проделать это еще раз?
   На ее горле хрупко дернулась жилка. Превозмогая себя, он застегнул джинсы.
   — Все в порядке. Я отлично себя чувствую.
   — Но…
   Он смотрел мимо ее улетающих глаз. Руки его действовали не очень уверенно, когда он оправлял на ней свитер.
   — Все сейчас спят, но, может быть, тебе лучше первой пробраться на свое место, как только ты приведешь себя в порядок?
   Она делала отчаянные усилия, чтобы натянуть свои шорты, каждым движением задевая его. Справившись наконец с этой нелегкой задачей и разгладив последнюю складку, она вскинула ресницы. Он пытался улыбнуться ей.
   — Как ты это делаешь? — спокойно спросила она.
   — Делаю что?
   — Действуешь так пылко, а затем превращаешься в кусок льда.
   Вот оно что. Она посчитала себя отвергнутой. Сообразив это, он понял, что обидел ее.
   — В данный момент я на грани срыва, — сказал он.
   — Я не верю тебе. Как это Тулли называет тебя? «Айсберг»?
   У него не было сил сражаться с ней, во всяком случае не сейчас, не после того, как он видел ее уязвимой и беспомощной. Он мог думать лишь о том, как заживить ее рану. Ему удалось придать нотки раздражения своему голосу:
   — Опять начинается, не так ли? Стоит нам сойтись, и мы уже спорим… когда не целуемся. Я даже не знаю, почему так стараюсь быть хорошим парнем с тобой, хотя всегда нарываюсь на неприятности.
   Ее припухлые губы дрогнули.
   — Это называется быть хорошим парнем — то, что ты вытворяешь?
   — Пожалуй, что да. И знаешь еще что? За тобой должок.
   — За мной что? — Эти янтарные глаза больше не казались беззащитными, они начали разбрызгивать искры. Он внутренне усмехнулся.
   — Ты мне должна, Фэб. Я выказал тебе малость уважения…
   — Уважения? Вот уж не знала, что это так называется. Сарказм в ее голосе не совсем окреп, поэтому он усилил нажим:
   — Это именно так. Но насколько я понимаю, никто здесь не ценит мое уважение по достоинству. А это означает, что ты обязана возместить мне убытки, и то, что я недополучил здесь, я планирую получить потом.
   — Как ты собираешься это сделать?
   — Я скажу тебе — как. Как-нибудь… В один прекрасный день. В любой понравившийся мне час. В любое время. В любом месте. Я собираюсь посмотреть на тебя и сказать тебе одно лишь словечко…
   — Одно словечко?
   — Да. Это будет пароль. «Сейчас». Просто одно словечко, «сейчас». И когда ты услышишь его, это будет означать, что ты должна бросить все дела и следовать за мной, куда бы мне ни заблагорассудилось. И когда мы доберемся до места, ты станешь моей собственностью. Абсолютной, как детский манеж для ребенка. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Он ждал взрыва, он был уверен, что она не отпустит его легко. Фэб никогда не лезла за словом в карман. Но она молчала.
   — Ты все поняла? — повторил он.
   — Думаю, да, — глубокомысленно сказала она. — Давай-ка я проверю, верно ли я все усвоила. Ты утверждаешь, что только потому, что ты не сумел взгромоздить себя на меня, скажем так, я задолжала тебе. Когда ты посмотришь на меня и скажешь «сейчас», я должна буду превратиться в твою рабыню, Я правильно поняла?
   — Угу. — Камень на его душе скрипнул и откатился в сторону. Он начал получать удовольствие.
   — И не важно, чем я буду в этот момент занята?
   — Не важно.
   — И не имеет значения, куда ты отведешь меня?
   — Хоть в кладовую, где хранятся метлы, если мне это взбредет в голову. Это полностью на мое усмотрение.
   Он играл с огнем и предвкушал момент, когда пламя вырвется из-под контроля.
   — И даже если я буду работать? — спросила она с удивительным спокойствием.
   — Пятьдесят на пятьдесят, что так оно и произойдет.
   — Или окажусь на собрании?
   — Ты оторвешь от стула свою хорошенькую попку и последуешь за мной.
   — И даже во время совещания с комиссионером?
   — Ты скажешь: «Прошу извинить, мистер комиссионер, но мне кажется, у меня вот-вот начнется понос, поэтому не обессудьте. Тренер Кэйлбоу, не могли бы вы проводить меня, на случай если я упаду в обморок и мне потребуется носильщик?»
   — Поняла. — Она выглядела озабоченной. — А что, если я буду давать в это время интервью… ну, скажем, Фрэнку Гиффорду?
   — Фрэнк хороший парень. Я думаю, он не осудит тебя.
   Взрыв мог произойти в любую секунду. Он понимал это.
   Она наморщила лоб.
   — Я просто хочу расставить все точки над i. Ты говоришь «сейчас», и я обязана превратиться в твою… Как ты это сказал? В твой личный детский манеж?
   — Именно это я и сказал. — Он весь подобрался.
   — Значит, в детский манеж?
   — Угу. Она глубоко вздохнула и улыбнулась:
   — Это не так уж страшно.
   Словно пораженный громом, он следил, как она поворачивает задвижку. Когда дверца закрылась, он откинул голову и рассмеялся. Она сделала это. Она опять переиграла его.

Глава 18

   Когда Молли вернулась домой из школы, в гостиной зазвонил телефон. Молли слышала, что Пэг возится в прачечной, поэтому, бросив сумку с книгами на пол, она подняла трубку.
   — Алло.
   — Приветствую, миз Молли. Это Дэн Кэйлбоу. Она улыбнулась:
   — Хэлло, тренер Кэйлбоу.
   — Видите ли, у меня появилась маленькая проблема, и я думаю, вы могли бы помочь мне ее разрешить.
   — Если смогу.
   — Именно поэтому вы мне и нравитесь, миз Молли. У вас отзывчивая душа в отличие от некоторых других женщин, которые только и делают, что ставят палки в колеса прекрасным, по сути, парням.
   Молли решила, что он говорит о Фэб.
   — Я подумываю, не заскочить ли мне к вам на часик или около того сегодня вечером с парочкой настоящих чикагских пицц. Но вы же знаете, какова Фэб.
   Она, возможно, откажется впустить меня в дом, и даже если она скажет «о'кей», вы же знаете, как ей нравится затевать ссоры. Поэтому я считаю, что дело пойдет куда лучше, если пригласите меня вы. В этом случае Фэб придется вести себя вежливо.
   — Ну, я не знаю. Фэб и я…
   — Она все еще поколачивает вас? Если она продолжает этим заниматься, я скажу ей пару слов.
   Молли закусила нижнюю губу и пробормотала:
   — Она больше не бьет меня.
   — Вы говорите правду?
   Последовала долгая пауза. Молли теребила уголок тетрадки с записями домашних заданий. Дэн терпеливо ждал.
   — Вам ведь известно, что я соврала вам, не так ли?
   — Соврали?
   — Она не… Фэб никогда не смогла бы ударить кого бы то ни было.
   Тренер хмыкнул:
   — Не рассчитывайте на это.
   — Простите?
   — Ничего. Продолжайте, пожалуйста, прошу вас. Молли была не готова к разговору о своих отношениях с Фэб. По правде сказать, Фэб пытается вести себя так, словно младшая сестра ей действительно нравится, но этого не может быть, потому что Молли постоянно дерзит ей. Ей и самой хочется быть помягче с сестрой, но как только она вспоминает, что отец любил только Фэб, все ее добрые чувства куда-то улетучиваются. Зато ей очень симпатичен тренер Кэйлбоу. Он забавный и милый. Он заставил ребят в школе обратить на нее внимание. Она и Джеф теперь постоянно перебрасываются парой слов, встречаясь у своих шкафчиков.
   — Мне хотелось бы, чтобы вы заехали к нам сегодня, мистер Кэйлбоу, — сказала она. — Но я не хочу вам мешать.
   — Как может такая приятная юная леди кому-то мешать?
   — Ну, если вы так уверены.
   — Конечно, уверен. Когда Фэб приедет домой, скажите ей, что я собираюсь заскочить, когда смогу отсюда вырваться. Так будет нормально?
   — Это будет замечательно.
   — А если она заявит вдруг, что не пустит меня на порог вы объясните, что это вы пригласили меня и что ей придется потерпеть мое общество. Увидимся вечером, миз Молли.
   — До встречи.
   Дэн повесил трубку. Он усмехнулся, глядя на Фэб сверху вниз, усевшись на угол ее стола.
   — Я приеду к вам с пиццей сегодня вечером. Твоя сестра пригласила меня.
   Фэб с трудом подавила радость.
   — Неужели нельзя было сначала спросить у мен"?
   — Я хотел, но потом решил, что так будет вернее.
   — Может быть, я не хочу тебя видеть.
   — Конечно, хочешь. Всем известно, что женщины считают меня неотразимым.
   — Только в твоих мечтах.
   — С чего это ты сегодня такая занудная?
   — Тебе известно, во сколько приземлился самолет. Я спала пару часов.
   — Этому состоянию придают слишком много значения.
   — В твоем случае — возможно, но я не робот, запрограммированный на трехсменную вахту.
   Он засмеялся, а она стала рыться в своем ящике в поисках пузырька с таблетками аспирина. Она пыталась напустить на себя строгий и деловой вид, но это ей плохо удавалось. Вчерашняя ночь что-то изменила в их отношениях.
   Этот грубиян из Алабамы никогда не узнает, какой драгоценный подарок он ей преподнес. Она теперь совсем не боялась сексуальной близости, по крайней мере с ним. Более того, она страстно желала ее, но совсем не хотела, чтобы при этом ее сердце разрывалось на миллион кусков.
   Он слез со стола и пересел в ближайшее кресло.
   — У нас есть неоконченное дельце, с которым мы должны разобраться. Если ты помнишь, вчера мы оба немножко сбрендили перед тем, как закончить нашу беседу.
   Она все возилась с пластмассовой крышкой пузырька, пытаясь подцепить ее ногтями.
   — Черт. Никогда не, понимаю, в какую сторону, крутить эти штуковины. Ненавижу всяческие предохранительные устройства.
   — Не рассчитывай на мою помощь. Я могу взять триста фунтов на грудь и дожать их, но все эти склянки разлетаются у меня в руках в мелкую крошку.
   Как и ее бедное сердце, подумала Фэб и усмехнулась. Дэн прав. Им надо поговорить. Отставив пузырек в сторону, она положила руки на стол.
   — Хочешь начать первым?
   — Хорошо. — Он вытянул ноги. — Все очень просто, и не о чем долго говорить, Я — главный тренер, ты — владелец. Я буду признателен, если ты не будешь указывать мне, как я должен делать мою работу. А я, со своей стороны, беру на себя обязательство не совать нос в твои дела.
   Фэб внимательно посмотрела на него:
   — Напомню, если ты запамятовал, что ты постоянно суешь нос в мои дела с тех самых пор, как вломился ко мне В Манхэттене.
   Он принял обиженный вид.
   — Я полагал, что мы оба хотим спокойно договориться, а не ссориться. Хотя бы единственный раз в жизни, Фэб, сделай над собой маленькое усилие и возьми себя в руки.
   Фэб потянулась к аспирину и некоторое время вертела бутылочку в руках. Затем она проговорила медленно и нарочито мягко:
   — Продолжайте, тренер Кэйлбоу.
   Это официальное обращение не возымело действия.
   — Я не хочу, чтобы ты вмешивалась в ход тренировок и разлагала команду.
   — Каким же образом я ее разлагаю?
   — Что ж, по-моему, это понятно и без слов. Твое выпендривание в раздевалке перед игрой стоит первым пунктом в моем списке претензий. Если у тебя есть что-то, о чем ты хотела бы сообщить команде, свяжись со мной, и я объявлю ребятам твою волю. Я также буду признателен, если во время перелетов ты будешь оставаться на своем месте, а не болтаться по самолету туда-сюда.
   Единственным исключением, как я думаю, могут быть только возвращения домой после победы. Возможно, это неплохо бы соответствовало моменту, если бы ты быстро прошлась по рядам с поздравлениями. Но я не хотел бы, чтобы это выглядело преувеличенно помпезно. Пожми несколько рук, а затем оставь их в покое.
   Она надела очки в оправе под шкуру леопарда и внимательно взглянула на него:
   — Боюсь, ты находишься под ошибочным впечатлением что меня прихватил приступ женской истерии, когда я напомнила тебе… достаточно ощутимо, насколько я помню… что «Звезды» — моя команда, а не твоя.
   — Ты же не хочешь опять заводить эту шарманку, не так ли?
   — Дэн, я хорошо усваиваю уроки и знаю, что большое число людей с солидной репутацией полагают, что ты на пути к тому, чтобы стать одним из самых замечательных тренеров в НФЛ. Я знаю, что «Звездам» повезло, что ты у них есть.
   Несмотря на искренность ее тона, он беспокойно смотрел на нее.
   — Продолжай.
   — «Звезды» подошли к этому сезону, обласканные надеждами болельщиков и прессой, и после первых проигрышей между мечтой и действительностью образовался вакуум, куда ведрами хлынули помои. Возня вокруг моей персоны, должна признать, тоже добавила в эту бочку дерьма. Все — от тренеров до новобранцев — в команде завибрировали, и напряжение постоянно нарастало. Дело дошло до того, что все, в том числе и ты, забыли о главном, а именно о том, что игра есть игра. От игры надо получать удовольствие.
   — Я сейчас не играю. Я тренирую! И поверь мне, если бы под моим началом находилась парочка своевольных ребят вроде меня самого в молодости, я в два счета указал бы им на порог.
   Судя по тем легендам, которые о нем ходили, это, без сомнения, было бы справедливо. Она сняла очки.
   — Ты слишком жестоко блюдешь дисциплину, впрочем, я начинаю понимать, как это важно. Но я думаю, тебе все же необходимо взвешивать, когда надо подбавить огонька, а когда немного прикрутить фитилек.
   — Не заводи все сначала.
   — Хорошо. Скажи мне, почему «Звезды» были неспособны удержать мяч до вчерашнего вечера.
   — Это цикл неудач, вот и все. Такие вещи случаются;
   — Дэн, люди были страшно напряжены. Ты измотал их в течение нескольких недель, ты наказывал их за малейшую ошибку. Посмотри, как ты держишь себя. Ты набрасываешься на всех — начиная от секретарш до Тулли. Ты так сильно давишь, что это отражается на работе каждого.
   Она с таким же успехом могла бы поджечь бикфордов шнур, подведенный к ящику с динамитом. Результат не замедлил сказаться.
   Дэн замер как оглушенный, затем вскочил с кресла.
   — Будь я проклят, если еще раз стану слушать твои бредни. Ты, не нюхавшая в этой жизни ничего, кроме задницы своего пуделя, берешься меня поучать, как держать в узде это сборище потенциальных бандитов? За все свои двадцать лет работы я не слышал такой чуши. Я готов жрать собственное…