Фишер Кэтрин. Архон

   Шакал искоса взглянул на Сетиса. В его глазах блеснул странный огонек, светлые волосы шевелились на горном ветру.
   — Поздравляю, — тихо сказал он.
   — С чем?
   — Мы сказочно богаты. Богаче самого Императора, хотя никогда не потратим ни сикля из своих сокровищ. — Вор поднял глаза, окинул взглядом колоссальную громаду горы, нависавшую над головой, потом перевел взгляд на Алексоса. — Может быть, Бог догадывается, о чем я говорю.
   Алексос глубоко вздохнул. Ему нелегко, подумал Сетис
   — Догадываешься? Алексос пожал плечами.
   — Я знаю, что гора очень твердая.
   — Твердая? — Орфет подошел и обнял мальчика. — Я это и сам вижу, Архон.
   И тут до Сетиса наконец дошло.
   — Она сделана из алмаза, Орфет. Эта гора — громадный цельный алмаз.
   Наступила полнейшая тишина, только хлопал на ветру полосатый бурнус Лиса. Сказать было нечего.
 

Если бы не было Оракула…

   Остров стал неузнаваем. На Мосту возвели баррикаду, вдоль дороги выстроились стражники. Все здания в Святилище были заколочены, у дверей стояли солдаты. Даже огромные двери Храма были заперты — такого на памяти живущих не случалось ни разу.
   Никто не гулял в садах, не было слышно смеха. Бассейн опустел, морскую воду в нем не меняли уже несколько дней, она подернулась маслянистой пленкой, на ней плавали лепестки. Слуг, похоже, куда-то переселили. Террасы опустели, под палящим зноем поникли от жажды алые цветы. Жужжали насекомые; Мирани отогнала их, радуясь забытому ощущению солнца, согревающего лицо и руки, после долгих дней в запертой комнате.
   Фаланга сомкнулась вокруг нее и повела по лестнице на самую высокую террасу, выходившую в Порт. Видимо, Аргелин устроил здесь нечто вроде штаба. Он сидел под навесом в бронзовом кресле, принадлежавшем Термин, перед ним стоял стол, заваленный планами. Вокруг генерала царило оживление, сновали туда-сюда гонцы, входили с докладами офицеры.
   Дожидаясь аудиенции, девушка окинула взглядом Порт.
   В воде отражались грозные корабли Джамиля, они ждали, оставаясь вне досягаемости для выстрелов из Порта. Ожидание не затянется надолго. В Порту скоро иссякнут вода и пища. Тогда люди Императора пойдут в атаку, и изможденный Порт падет.
   — Госпожа, — окликнул ее сотник.
   Мирани выпрямилась. Она с болью ощущала, что выглядит не лучшим образом. Надо было надеть белое платье — в нем она казалась солиднее. И волосы не мешало бы уложить. Она нервно откинула с лица непокорную прядь.
   Аргелин встал, поглядел на нее, потом взмахом руки велел стражникам выйти. Они отошли на почтительное расстояние, генерал обернулся к сотнику.
   — Никого не пускать. Пока я не скажу.
   — Генерал…
   — Что бы ни стряслось, разбирайтесь сами!
   Он грубо повернул ее к себе, она вырвалась. Тогда он отошел к балкону и встал, глядя на море. Она не знала что делать, поэтому последовала за ним.
   — Надо было сжечь это Святилище, — пробормотал он.
   Она в ужасе отпрянула. Он обернулся.
   — Если бы не было Оракула и Девятерых, народ слушался бы только меня.
   — Бога сжечь нельзя.
   — Что пользы от Бога, если его никто не слышит? Пожалуй, я так и сделаю, госпожа Мирани.
   — Даже вам не удастся!.. Народ восстанет…
   — О, я обвиню во всём принца Джамиля. Это даже пойдет мне на пользу. Люди голыми руками разорвут его солдат в клочья. Потом, когда нападение будет отражено, назначу новых Девятерых. — Он облизал губы. На лбу и бороде блестели мелкие капельки пота.
   — Что меня остановит, Мирани?
   — Архон…
   Он хрипло рассмеялся.
   — Архона уже почти наверняка нет в живых, и искать нового никто не будет. Архоном стану я. И Архоном, и генералом, и в придачу царем.
   — А Гермия?
   Его лицо потемнело.
   — Она сама выбрала свою участь. Я всегда считал ее сильной. Знал, что в ней есть нечто такое, чем мне никогда не завладеть. Но ее упрямство и вероломство удивили меня. Мы так хорошо действовали вместе.
   Солнце жгло руки Мирани. Она плотнее запахнулась в плащ, оцепенев от страха. Он посмотрел на нее.
   — Что же до нас с тобой, особой любви между нами никогда не было. Верно, госпожа? Ты всегда только и ставила мне подножки. Теперь дело пойдет по-другому. Мне нужна новая Гласительница, которой я смогу доверять.
   — Да? — еле слышно шепнула она.
   Он самодовольно улыбнулся.
   — Ты сама это понимаешь. И я уже избрал ее.
   Она сглотнула подступивший к горлу комок и в замешательстве проговорила:
   — Нельзя же… — Но он жестом остановил ее и указал куда-то ей за спину. Мирани обернулась.
   Поодаль на террасе сидела и кормила ручных голубей светловолосая девушка в новеньком розовом платье. Она подняла голову и радостно помахала.
   — О, Мирани! Я так и знала, что ты поймешь!
   Мирани затошнило.
   — Видишь? — спокойно сказал Аргелин, наливая вина из позолоченного кувшина и разбавляя его водой.
   Она, онемев, кивнула. Он протянул ей чашу, девушка взяла ее и отпила, почти не сознавая. Ее мучила жажда.
   — Мне нужен человек, который станет делать именно то, что я скажу и когда я скажу. Думаю, она подойдет для этих целей лучше всего. Хорошенькая маленькая Крисса. Убедить ее было легко. Она не самая умная из девушек, не такая, как ты или ядовитая госпожа Ретия, но с хитринкой. Знает, что для нее хорошо, а что плохо. Если она станет Гласительницей, у меня с ней не будет хлопот.
   Мирани отставила чашу.
   — Вы так считаете?
   Аргелин бросил взгляд через плечо.
   — Да.
   — Ошибаетесь. — Она холодно улыбнулась ему. — Я знаю Криссу получше, чем вы. Она всегда служит тому, на чьей стороне победа. Если вы проиграете войну, она не моргнув глазом уйдет от вас к принцу Джамилю. Скажет ему, что Оракул требует вашей смерти. Уж поверьте.
   Генерал отпил глоток.
   — Он не победит.
   — За ним стоит Империя. Вы потопите эти корабли — на их место придут другие. Вам их не одолеть. Остановить эту войну может только Бог, а Крисса его не слышит.
   — А мне и не надо, чтобы она слышала.
   Мирани кивнула и решила идти напрямик.
   — Вы же не хотите всерьез сделать ее Гласительницей, правда? Вы ей даже не доверяете.
   Он в раздражении звякнул кубком о поднос. Один из солдат испуганно покосился на него. Аргелин сверкнул глазами:
   — Верно. Не хочу. Эта дрянь думает только о себе. Но мне больше не на кого положиться! Разве что, как я и говорил, все Девятеро, к несчастью, погибнут при пожаре…
   «Он хочет назначить тебя, Мирани. И угрожает».
   Голос в голове прозвучал так неожиданно, что она чуть не ахнула; на душе сразу стало легче.
   «Где ты пропадал?»
   «Был занят. Яйца, бриллианты, звезды..»
   Она обернулась, посмотрела на синее море.
   «Что мне делать ? Нельзя же допустить, чтобы Гласителъницей стала Крисса!»
   «Ты мне веришь, Мирани?»
   Она отрывисто кивнула.
   «Тогда сделай так, как я велю. Скажи ему, что согласна стать новой Гласительницей».
   Ее пальцы стиснули перила балюстрады. Белый мрамор был гладок и прохладен. Слова Бога горели внутри, будто острая боль; она вспомнила о клятве, которую все принесли над бронзовой чашей, о наспех нацарапанном письме Ретии. «Будь сильной. Храни Молчание». Они все подумают, что она их предала.
   «Не могу! Не могу!»
   «Я не в силах принуждать тебя Мирани. Только хочу посмотреть, веришь ли ты мне».
   — Ну? — Аргелин с любопытством разглядывал ее. — Ты наверняка догадываешься, что я хочу тебе предложить!
   — Но почему я? Вы сами говорили…
   — Потому что я верю, что ты, если до этого дойдет, не потребуешь моей смерти. А любая другая охотно сделает это. И потому что ты утверждаешь, будто слышишь Бога, а остальные верят тебе. Не знаю, правда это или нет, но твои речения… имеют некоторый вес.
   Он приблизился, навис над ней.
   — Ты станешь Гласительницей и объявишь, что Архон погиб и что царем стану я. Если ты согласишься на это, никому из Девятерых не будет причинено вреда. Потребуется одна новая девушка, и ее назначу я. Храм и Остров спасутся от огня, и Оракул останется чист. Гермию упрячут в надежное место. Если же ты скажешь хоть слово, о котором мы не договоримся заранее, ее убьют, а Оракул будет уничтожен. Понятно?
   — И вы сможете так поступить с нею? Взять в заложницы?
   Голос Аргелина звучал хрипло.
   — Она бы тоже со мной так поступила.
   — Но вы ее любили.
   Он взглянул на нее темными глазами.
   — Может, и до сих пор люблю. Любовь — штука непонятная.
   Да, такой любви ей точно не понять. Что она делает — предает остальных? Или спасает их? Трудно разобраться. Но оставался еще один голос, самый главный. Голос Бога, и она слушалась его, куда бы он ни позвал.
   Она подняла глаза, посмотрела мимо Аргелина, на Криссу.
   — Отошлите ее обратно в Храм, — заявила она, гордо вскинув голову. — Отныне Гласительницей стану я.

* * *

   Сетис повис, ухватившись за веревку. Он снял сапоги, чтобы улучшить сцепление, но ноги всё равно скользили по стеклянистому склону. Сверху, ухмыляясь, свесился Шакал.
   — Живей! Мне казалось, ты смолоду умеешь когтями прокладывать себе путь наверх. — А где-то еще выше отозвался хриплым смехом Лис. Веревка, привязанная к выступу на вершине, туго натянулась.
   Сетис выругался. Ободранные руки невыносимо жгло. Никогда он уже не сможет взять в руки стиль. Внизу, страшно далеко, кричал Орфет, подбадривая, а в нескольких сантиметрах от лица, в зернистом сердце алмазной скалы, играли чудесными радужными бликами яркие лучи солнца. Он карабкался по камню, обладание которым стало бы величайшим счастьем его жизни.
   Он еще раз напряг все силы, подтянулся, перехватился руками. Напряженные мускулы подрагивали, бицепсы словно превратились в кисель. Кровоточили колени, исцарапанные об отвесную стену утеса. Сетису казалось, у него не хватит сил сделать еще хоть одно движение, но все-таки силы находились, и в конце концов навстречу ему сверху протянулась длинная рука Шакала. Она ухватила его за тунику, втянула наверх и бросила наземь, будто никчемный мешок с тряпьем.
   — Хорошо. Снимай веревку, — коротко бросил грабитель и глянул вниз с обрыва. — Теперь ты, мальчик!
   Не веря своему счастью, Сетис выпутался из веревочной петли.
   — Я чуть не упал.
   — Ерунда. — Лис проверил узлы, подергал за веревку. — Для бумагомараки ты держался совсем неплохо.
   Сетис прижал к груди саднящие ладони. Сначала похвала его почти порадовала, но вдруг накатила ярость. Бумагомарака! Погодите, вот станет он квестором… Но не бывать ему квестором, если Алексос вернется домой.
   Мальчик уже взбирался. Он легко, как незадолго до него Лис, шел вверх по алмазной горе. Однако никто из них не умел лазать лучше Шакала; тот ловко, как в сказке, полз с веревкой на плече по почти вертикальному склону, его руки нащупывали мельчайшие, незаметные глазу трещины и выбоины в камне, чуткое тело прижималось к сверкающей скале, повторяя очертания неуловимых выступов и впадин.
   — Не спеши. — Шакал подался вперед. — Лис, достань запасную веревку. Эта толстяка не выдержит. — Лис покопался в мешках, вытащил нож, пустую флягу.
   На миг Сетис остался возле натянутой веревки один. Та, привязанная к алмазному выступу на вершине, нетерпеливо подергивалась под весом мальчика.
   — Ты уже почти взобрался, — подбадривал Шакал Архона, склонившись еще ниже. — Еще чуть-чуть — и я до тебя дотянусь.
   Сетис наклонился. У ног лежал нож. Он взял его, холодно сверкнуло острое лезвие. Юноша, как завороженный, поднес его к веревке.
   Пора.
   Такого случая больше не выпадет. Рукоятка была теплой, шершаво терла ободранные ладони. Лис стоял к нему спиной. Сетис стиснул оружие, подумал об отце, о Телии. Где они? Знать бы, что им ничего не грозит, только бы знать!
   — Скажи, — взмолился он. — Скажи! А то я тебя убью. Ответом было лишь молчание.
   — Спасись! Скажи! Тишина.
   Рука дрожала от нежелания вершить черное дело, он молился, чтобы кто-нибудь его увидел, окликнул. Медленно, очень медленно он поднес нож к веревке. Она была потертая, хлипкая. Распилить ее ничего не стоит.
   — Сетис! — Он подскочил от ужаса, услышав тихий голос Шакала. — Ты что это делаешь?
   Веревка щелкнула, обрывок хлестнул юношу по груди, и он чуть не упал прямо на Шакала. Грабитель поскользнулся, вскрикнул: «Лис!» — и покатился с обрыва.

* * *

   Крисса разинула рот.
   — Это нечестно! Гласительницей должна стать я!
   Мирани еле удержалась, чтобы не отхлестать ее по щекам.
   — Да ты что! Решила встать на его сторону?
   — Ох, Мирани! — Блондинка отступила на шаг. — А ты сама что делаешь? Разве не то же самое? Конечно, я хотела сделать вид, будто поддерживаю его, но на самом деле я не собиралась! Просто хотела выбраться из этой гадкой комнаты. Если бы я стала Гласительницей, то хранила бы Молчание, как и велела Гермия. И перемерила бы все ее платья.
   Вдруг у Мирани закружилась голова, как будто она глядела вниз с края высокого обрыва. Она опустилась на каменную скамью.
   — Крисса, принеси воды.
   Крисса наморщила нос.
   — Думаешь, что уже можешь мне приказывать?
   — Да принеси же!
   Крисса широко распахнула глаза, потом все-таки пошла.
   Мирани поглядела на море.
   — Что случилось? — шепнула она.
   «Я падаю».
   Она и сама это чувствовала. Пустота и внизу, и вверху. Только рука еще цепляется изо всех сил.
   «Держи меня, Мирани! Разве боги могут упасть?» Его голос дрожал от ужаса, звучал еле слышно. Она быстро перегнулась через мраморную балюстраду. Вокруг летали чайки. Она схватила его за руку; маленькая ладошка крепко вцепилась в ее пальцы. Тяжести она не ощущала, чувствовала лишь его страх и не выпускала руку, а вокруг белым вихрем летали галдящие птицы, и порыв ветра взметнул листы папируса со стола Аргелина. Послышались крики, захлопал полотняный навес, Крисса с визгом придержала раздутую ветром юбку.
   А корабли в гавани покачивались на якорях, и в ужасе трубили слоны в возведенных наспех загонах.
   — Не падай! — прошептала она. — Если ты упадешь, что будет с нами?

* * *

   Сетис выронил нож и ринулся вперед. В тот миг, когда пальцы Шакала царапнули по краю обрыва, юноша поймал его за руку и сам чуть не рухнул под тяжестью падающего тела. Лис обхватил его поперек живота, вопя ругательства прямо ему в ухо.
   Отчаянно цепляясь за скалу, Сетис наполовину свесился вниз. Под ним покачивался в пустоте Шакал, другой рукой вор держал Алексоса. Далеко внизу маячило искаженное от ужаса лицо Орфета.
   — Тяни! — Лис подался назад. Сетис упирался обеими ногами, но двойная тяжесть мальчика и мужчины была невыносимой, казалось, будто сама земля зовет их к себе, притягивает с колоссальной силой.
   — Помоги! — прохрипел он.
   Разве Бог не может спастись сам?
   И тут что-то произошло. Кто-то оказался рядом. Рука. Легкая, сильная и далекая, она сняла с напряженных плеч толику боли; он потянул сильнее, и пальцы Шакала дернулись, заскребли, нашарили обрывок веревки. Медленно, как будто из кошмарной бездны, из пропасти показалась голова грабителя могил, и Сетис вырвал у него пронизанную болью руку и схватил Алексоса, а уже через мгновение все четверо единым клубком повалились на землю над краем обрыва. Алексос, хватая ртом воздух, лежал без сил, у Шакала кровоточила рука, Сетис дрожал всем телом, обливался ледяным потом.
   На самом краю лежал нож. Сетис невидящими глазами уставился на него.
   Потом обеими руками откинул со лба волосы, встал и отошел. Его пошатывало от слабости, и все-таки он узнал нечто очень важное, узнал наверняка.
   Не бывать ему квестором.
   — Писец, работа не закончена, — голос Лиса был сух. — Надо еще поднять толстяка.
   Сетис не ответил. Обвел взглядом гору, возвышающуюся над головой, отвесные склоны, усыпанные сверкающей пылью, громадную расщелину на вершине, где высокогорные ветры гоняли белесый вихрь снежных кристаллов.
   Где-то совсем рядом послышался голос Шакала:
   — Видимо, я опять должен тебя благодарить.
   — Ты удержал мальчика.
   — Инстинкт. Нельзя же позволить Богу упасть. — Помолчав мгновение, грабитель спросил: — А что случилось?
   — Ничего. Веревка сама лопнула, — сказал Сетис. И добавил: — Ты расскажешь Орфету?
   — Ты сам должен ему рассказать.
   Сетис ничего не ответил. Его напряженный взгляд устремился на вершину.
   — Я ее вижу.
   — Там, наверху? И что же ты там видишь? — полюбопытствовал Шакал.
   Голос юноши осип от усталости, он дрожал всем телом от холода и облегчения. Обхватив себя руками за плечи, он обернулся.
   — Звезду. Третью звезду.
 

Разве можно отказать Богу?

   Она была спрятана глубоко внутри. Звезда упала на гору и проделала в ней глубокую скважину. Мощный удар мгновенно испарил каменные породы, выжег исполинскую рану, которая теперь расстилалась перед ними, как дорога, широкая и ровная, еще дымящаяся.
   Дорога вела их в недра горы. Шакал осторожно шел впереди, его высокий силуэт отчетливо вырисовывался среди путаницы смутных отражений на прозрачных стенах. Куда ни кинь взгляд, повсюду их преследовали призрачные образы самих себя. Кое-где в кристаллическую породу внедрялись валуны, виднелись крохотные насекомые, прожилки минералов, возможно, даже золота. У одной из таких прожилок Шакал надолго остановился, прикоснулся ладонями к стене, всмотрелся пристально. Потом пожал плечами и отошел.
   — Слишком глубоко, — пробормотал про себя.
   — Его оттуда не добыть, — сказал Сетис.
   Грабитель могил взглянул на него задумчиво.
   — Наверное, госпожа Мирани была права. Серебро и золото — это, скорее всего, только предлог. Лис, например, набил полные карманы обломками алмаза.
   Орфет нес Алексоса. После падения мальчик совсем обессилел и потерял интерес к жизни, он охотно ехал на спине у толстяка, крепко обнимая его за шею и прижавшись щекой к лысому затылку. Орфет на ходу напевал себе под нос, и в гулком туннеле тихий звук обрастал раскатистым эхом.
   Проход в глубинах алмазного мира был безмолвен. Стены переливались миллионами оттенков синего: в них сквозила синева неба и моря, яичной скорлупы и далеких облаков, лазури и сапфиров, водяного платья Царицы Дождя, ее волн, муссонов и штормов. Маленькой игрушечной коляски, которую Сетис когда-то смастерил для Телии. Платья, которое было на Мирани, когда она вышла из гробницы.
   Дорога уходила вверх, сначала полого, потом всё круче. Шакал подал руку Орфету, и музыкант, запыхавшийся под тяжестью мальчика, благодарно ухмыльнулся. В алмазных стенах открывались скважины, они росли вдаль и вширь, переплетались, пронизывали расплавленную гору, будто лабиринт. Путь дальше словно пролегал внутри гигантской каменной губки.
   Но ведь звезда очень маленькая, неужели ей под силу сотворить такое? Сетис недоумевал.
   Она пылала внутри каменной толщи. Красная, будто раскаленная медь. Уже много часов они шаг за шагом приближались к ней. Пронизанная порами скала сделалась лиловой, отливала пурпурным, алым. Свирепый жар опалял лицо и руки, не давал приблизиться. Неужели, пройдя столь длинный путь, они не сумеют прикоснуться к звезде? Как вынести эту боль?
   В конце туннеля Шакал остановился. Вместе с ним замерли тысячи переливчатых отражений. Впереди открылась пещера размером с небольшую комнату, вся состоящая из бесчисленных граней, отшлифованная до блеска чудовищными силами, скрытыми в падающей звезде. А на полу, багровая, как раскаленный уголек, ждала сама третья звезда.

* * *

   Ей причесали волосы и принесли нарядное облачение. Она много раз видела его на Гермии. Теперь ей самой предстоит его надеть.
   Она встала. Туника из тончайшего белого льна перетекала тысячами складок. Оцепенело, будто во сне, она протянула руки.
   Какое же оно тяжелое, платье Царицы Дождя! Голубое, плещущееся, как море, усеянное мириадами хрустальных капелек, покачивающихся в унисон, и в глубине у каждой капельки мерцает радуга.
   Она обернулась. Рабыня, не глядя на нее, застегнула платье.
   Ни одна из рабынь не смотрела на нее, не разговаривала.
   Это входит в ритуал, объяснил Корет. Полная луна, высокий прилив, молчание. Не принимать пищи, ни с кем не разговаривать, ни с кем не встречаться взглядом. Двенадцать часов спать в одиночестве в Храме. Вымыться с ног до головы в трех очистительных купелях: из черного базальта с морской водой, из розового мрамора с пресной водой, и напоследок в самой маленькой — в золотой купели с драгоценной дождевой водой.
   Когда-то этот ритуал проделывала Гермия. Где она сейчас? О чем думает? Мирани содрогнулась. Гнев Девятерых будет неумолим.
   Ее умастили девятью благовонными маслами, надели на руки девять колец, на шею — девять тонких серебряных обручей. Она покорно терпела. Запах ее тела стал иным, кожа — непривычно гладкой. «Это всё еще я», — в отчаянии сказала она, выдав непрошеную мысль, но ответа не получила. Ответа не было с тех самых пор, как маленькая ладошка выскользнула из ее руки. «Доверься мне», — сказал он, но теперь ей было страшно, хотелось закричать: «Погоди! Я передумала!» Если он больше не станет с ней говорить, неужели придется всю жизнь притворяться? Неужели она станет такой же, как Гермия?
   Мирани обернулась.
   На нее с подставки взирали темные глазницы маски Гласительницы. Хрустальные подвески, перья и лазурит, прекрасное спокойное лицо, на скулах выгравированы свернувшиеся в кольца змеи. В разверстой прорези на уровне рта гулял ветерок.
   — Не думала, что предательницей станешь именно ты, Мирани.
   На миг мелькнула страшная мысль: будто ядовитый шепот исходит из уст Бога.
   Но, обернувшись, она увидела Ретию.

* * *

   — Мирани!
   Сетис обернулся. Это слово слетело с губ Алексоса. Мальчик открыл глаза, соскользнул со спины Орфета, неуверенно встал на ноги. Заметив, что на него смотрят, протер заспанные глаза.
   — Надо спешить.
   — Она в беде?
   Алексос, как будто не слыша, показал на звезду.
   — Вот она, господин Шакал. Если она тебе нужна, бери.
   Грабитель могил ответил:
   — Она раскалена докрасна, Архон. Даже ты это чувствуешь.
   — Она не причинит тебе боли. Честное слово.
   Шакал приблизился на шаг, склонился. Огненное сияние озарило ему лицо, воздух колыхался жарким маревом. Звезда алела, как уголек. Шакал потянулся к ней, но тотчас же отдернул руку.
   — Поберегу пальцы, — сухо сказал он. — Они мне еще пригодятся.
   Алексос обернулся.
   — Тогда ты возьми ее, Сетис.
   Сетис подошел к мальчику, но произнес только:
   — Ты сам им скажешь или должен я?
   — Никто ничего не должен говорить. — Алексос был грустен.
   — Что говорить? — ощетинился Орфет.
   Сетис нахмурился, но все-таки стиснул кулаки и произнес:
   — Перед тем как мы отправились в путь, Аргелин сделал мне выгодное предложение. Пообещал должность квестора.
   Шакал не шелохнулся, но в его продолговатых глазах тотчас же вспыхнул настороженный огонек.
   — А чего он хотел взамен?
   — Чтобы я показал ему дорогу сюда. И чтобы Архон не вернулся.
   В первый миг никто не шелохнулся. Потом Орфет притянул мальчика к себе.
   — Ах ты, мерзкий предатель! И ты согласился?
   Сетис устало пожал плечами.
   — Генералу трудно отказать.
   Шакал исподтишка разглядывал его.
   — Мы давно догадывались, что тебя подцепили на крючок. А что тебе еще посулили? Или чем угрожали?
   Он облизал пересохшие губы.
   — Мой отец. И сестра.
   Его спутники хранили молчание. Потом Орфет проворчал:
   — Эх, Архон, напрасно ты не позволил мне прикончить Аргелина.
   Сетис поднял глаза. В этот мучительный миг его с головой захлестнул весь неделями скрываемый страх.
   — Что с ними? Можешь сказать, в беде они или нет?
   Алексос глядел в землю.
   — Если бы люди всё знали, Сетис, не было бы нужды в богах. Кроме того, Оракул безмолвствует. — Его голос был печален.
   — И ты знал обо всём, дружище? — спросил у Архона музыкант.
   Мальчик поднял глаза.
   — Меня предупредила Мирани.
   Это окончательно добило Сетиса.
   Он избегал смотреть в глаза Орфету, но толстяк сказал:
   — Ты подумывал, как бы прикончить мальчугана?
   Сетис поглядел на Шакала. Грабитель пристально смотрел на него звериными глазами. Но ничего не говорил.
   — Да. Я поднес нож к веревке. Еще миг — и я бы ее перерезал. Но тут она сама лопнула, и вместе с ней лопнуло всё остальное. — Он поднял глаза, пылая от стыда и отчаяния. — Если хотите наказать меня — я готов! Если хотите, чтобы я ушел, — уйду.
   Никто не проронил ни слова. Потом терпеливо заговорил Алексос:
   — Ох, Сетис! Они этого не хотят, и я тоже не хочу. Ты сам знаешь, что делать. Тебе объяснила Царица Дождя.
   Сетис сглотнул подступивший к горлу комок. Потом кивнул и пошел к звезде. От нее исходил жар, в котором плавились горные породы. Он склонился над ней, преодолевая себя, коснулся пальцами, поднял — звезда в его ладонях оказалась холодной и чистой. Его спутники не сводили глаз с красного огонька.
   — Если Аргелин хоть пальцем тронет Телию, — в ярости прошептал юноша, — я с ним поквитаюсь.

* * *

   — А ты бы предпочла, чтобы на моем месте была Крисса? — Мирани сама удивилась железной твердости в своем голосе. Она решительно подошла к высокой жрице. — Мне ничего другого не оставалось. Крисса сделает всё, что он прикажет, продаст нас всех за новый браслет или модную шаль. Ты бы предпочла ее?
   — Не говори глупостей. Ты дала клятву!