Фишер Кэтрин. Архон

   — Я дала клятву хранить Молчание. И я ее не нарушу.
   — Как? Он держит Гермию в заложницах. На Острове грудами сложены сухие дрова. Если церемония пойдет не так, как надо, если Оракул не объявит его царем, не знаю, на что тогда он решится. Пожалуй, уничтожит Святилище. Мирани! Ему нет дела до божественного гнева. За всю свою жизнь он если кого и любил, то только Гермию.
   Мирани кивнула, собираясь с мыслями.
   — Знаю. Знаю! — Потом подняла глаза. — А Джамиль? Ты можешь связаться с ним, рассказать, что происходит?
   Ретия сдвинула брови.
   — Одним из его условий была смена Гласительницы. Ты его выполнила, — в ее голосе звучала неприязнь.
   Мирани долго молчала. Потом отвернулась, сложила руки на груди, посмотрелась в высокое бронзовое зеркало. И вдруг из всех чувств в ее душе осталось только изумление.
   — Посмотри на меня. Серенькая мышка Мирани с Милоса. Я сама себя не узнаю. Даже мой отец, будь он здесь, не узнал бы меня. — Она обернулась. — Ретия, я не хочу этого, но Бог велел мне поступить так. Он мне велел, понимаешь? Разве можно отказать Богу?
   Ее голос звучал сдавленно. Она не хотела плакать, поэтому резко оборвала свою речь.
   Ретия нахмурилась и охрипшим голосом проговорила:
   — Наверное, нельзя.

* * *

   Противоположная стена подземного зала змеилась трещинами, через одну из них они выбрались на прохладный ночной воздух. Сетис посмотрел наверх. В сотне футов над головой раздвоенная вершина горы белела от инея, круто уходящая вверх каменистая осыпь была припорошена снегом. При дыхании изо рта вырывались облачка пара. Никогда еще он не бывал на такой высоте, в таком холоде.
   — Я знаю, где мы! — радостно вскричал Алексею. — Я тут уже бывал! — Он схватил толстяка за руку и потащил вверх по шатким камням. — Вот он, Орфет! Мы почти пришли! Я слышу зов Колодца Песен!
   — В таком случае, дружище, будь осторожнее! — Орфет сдерживал рвущегося вперед мальчика. — Я пойду первым.
   — Я так и хотел, Орфет. — Алексос гордо вытолкнул музыканта вперед. — Иначе зачем я тащил тебя сюда всю дорогу?
   — Это ты меня тащил? — Орфет начал карабкаться, его некрасивое лицо перекосилось в ухмылке. — Признаюсь, время от времени я бывал обузой, но я и сам кое-кого тащил, Архон.
   — Конечно, тащил. Без тебя я бы не дошел. Безо всех вас. — И вдруг Алексос замолчал, на его лице промелькнули замешательство, огорчение. — Ой! Погодите! ПОГОДИТЕ!
   Все уставились на него.
   — В чем дело? — рявкнул Шакал.
   — Я только что сообразил… звезд-то только три. — Он жалобно протянул руки, скорчился на камнях, поджал колени. Казалось, он вот-вот заплачет. Орфет вернулся, обнял мальчика.
   — Объясни, маленький Бог.
   Алексос всхлипнул, его темные глаза были полны слез. Потом грустно заговорил:
   — Вас четверо, значит, и Хранителей Колодца будет четверо. А звезд только три!
   Орфет поглядел на Шакала. Рослый грабитель присел на корточки, осторожно отвел руки мальчика от лица.
   — Звезды — это оружие?
   — Вроде того. — Алексос всхлипнул, по его лицу струились соленые ручейки. — Но разве вы не понимаете, один из вас останется без звезды! У него вообще ничего не будет!

Девятый дар
Жизнь

   Бог рождается, но не умирает.
   Он меняет форму, переселяется из одного тела в другое, из одной маски в другую.
   Иногда я так тих, что вы и не догадаетесь о моем присутствии, а иногда я метаю громы и молнии.
   Боги — это реки, они текут в море и никогда не кончаются.
   Это легенды, они начинаются, идут своим чередом и переплетаются друг с другом.
   Это солнце, оно встает, заходит и снова встает.
   Бот почему мы приходим и живем среди вас. Мы хотим узнать, что такое горе. Что такое любовь.
 

Он остается без оружия

   Гласительницу всегда умащивали и облачали в маску в Пещерах Питона.
   Громадные и темные, они насквозь пронизывают невысокие утесы, которые когда-то были берегами реки Драксис. Эти места священны, сюда никто не входит, кроме как после избрания новой Гласительницы или смерти старой, и они тянутся далеко в темноту. В первом от входа зале, самом большом, много тысячелетий назад родился Бог. Так гласит легенда. Бог и его близнец, свет и тьма, солнце и тень. Тысячи лет Царица Дождя трудилась над живой скалой, поливала ее водой, обтесывала, размывала, и вот, наконец, на заре мироздания скала раскололась надвое, и из трещины на свет появился Бог. Он родился в трех ипостасях: сначала в виде скорпиона, маленького и красного, потом в виде змея, колышущего волны чешуи, а затем в виде мальчика, красивого, обнаженного. Бог высвободил из земли голову и плечи, потом выпрямился во весь рост и встал у входа в пещеру. Испустил клич — и далеко над морем взошло солнце. Он протянул руки навстречу его теплым лучам и улыбнулся. А у него за спиной из трещины выползла его тень, высокая, тощая и бесцветная, и молча встала у его плеча.
   Трещина сохранилась и по сей день. Вокруг нее всегда горели свечи, ее устилали увядшие цветы — их приносили будущие матери и вручали хранителю священного места.
   В эту минуту Девятеро — точнее, только Восемь — стояли в ожидании вокруг расселины, безмолвные, облаченные в маски, и их спокойные металлические лица улыбались друг другу, не выпуская на волю скрытые в душах гнев и смятение. Крисса сложила руки на груди, у нее за спиной возвышалась Ретия. Одна из девушек была новенькая, но Мирани не знала, какая именно.
   Она шла медленно, потому что платье было тяжелым.
   Стояла ночь, луна была полная. Хрустальные капли мерцали в ее пробудившихся лучах, качались, позвякивали. Вдоль дороги, ведущей к пещере, выстроились безмолвные солдаты. Наверху, над кромкой обрыва, горели костры, ждали люди. Она не думала, что соберется так много народу, считала, что у горожан не хватит храбрости выйти из-под защиты портовых стен, однако они все-таки пришли: моряки, женщины, нищие, купцы, — все сгрудились в молчании на окрестных скалах, ждали ее появления. Она чувствовала удушливый запах слонов, ощущала, как те беспокойно топчутся в загонах у пляжа. А далеко в море, там, куда не долетают снаряды из катапульт, мерцающим кольцом огней окружали мир притаившиеся в осаде корабли Джамиля.
   Мирани откинула с лица прядь волос. Даже завитые и хитроумно уложенные, они всё же упрямо выбивались из прически. Новые сандалии натирали ноги, а тропа была неровная, каменистая. Она извивалась среди приземистых кустов можжевельника и полыни. Юркнула в сторону проворная ящерка, сквозь треск костров и мягкий шорох волн пробивалось ночное стрекотание цикад. Мирани вспомнила, как впервые проходила здесь, держа в руках чашу Носительницы. А ведь с тех пор минуло всего несколько месяцев.
   «Я уже рассказывала тебе, как собираюсь поступить, — с жаром прошептала она. — Это правильно ? Ты этого хочешь?»
   Его не было.
   Он был очень далеко и не слушал ее.
   «Ты должен быть здесь. Ты должен быть везде!» От голода кружилась голова, тяжелое платье давило на плечи. Она поскользнулась, ухватилась за куст — облачками вспорхнули мотыльки.
   От темноты отделился силуэт Аргелина. Он протянул ей руку.
   Она не взяла ее, выпрямилась, вошла в пещеру. В жаровне горел слабый огонь, но большая часть громадного зала была погружена в темноту. Затаив дыхание, Мирани остановилась у входа, оглянулась. Далеко внизу тянулось сухое русло реки, растрескавшееся от жары. Аргелин прошептал из-за спины, почти касаясь губами ее уха:
   — Входи. Остановись там, где родился Бог. И не забудь, чего я хочу. В твоих руках судьба Оракула.

* * *

   До чего же холодно! Он и не думал, что на свете бывает такой лютый мороз. Даже скалы заиндевели. Он поднимался наверх, и ладони прилипали к камням, колени покрывались синяками. Над головой виднелась пещера, островок темноты на вершине мира. Юноша перевел дух и огляделся. Слева карабкался Лис, вдалеке, насколько хватало глаз, высились другие горные вершины, белые и неведомые. В небе, как золотая монета, висела идеально круглая луна. Точно так же она светит сейчас над Островом, над Портом, над Городом. Интересно, смотрит ли на нее Мирани?
   Впереди, будто черный паук, ловко взбирался Шакал. Заплечного мешка на нем не было — всё снаряжение они оставили у подножия склона, потому что Алексос сказал, что у Колодца им не понадобится ничего, кроме них самих. Никакого оружия. Только звезды.
   Карабкаясь по последнему участку склона, он думал о поступке Шакала… Грабитель встал и посмотрел на Сетиса.
   — Оставь себе красную звезду. Она тебе понадобится.
   — Две из них и так мои, — уныло проворчал Сетис — За первую я заплатил двести пятьдесят сиклей.
   — Выгодная сделка. — Шакал кивнул с высоты своего роста. — Теперь они у меня. Однако я буду щедр. Лис!
   Его помощник бросил ему мешок. Шакал достал из него первую звезду, развернул. Их ослепил белый огонь. Шакал высоко поднял звезду и швырнул ее Орфету.
   Музыкант, застигнутый врасплох, еле успел поймать ее ловкими пальцами.
   И спросил:
   — Почему мне?
   — Тебе тоже понадобится помощь.
   Орфет фыркнул.
   — А тебе что, нет?
   Грабитель могил улыбнулся, сверкнул звериными глазами. Достал вторую звезду, голубую. Посмотрел на Лиса.
   — Не бойся за меня, вожак. — Одноглазый пробежался пальцами по рукояткам ножей, заткнутых за пояс. — До меня не доберется ни зверь, ни демон.
   — Боюсь, Лис, даже твои ножи будут бессильны против того, что нам встретится. Кроме того, мальчик велел оставить оружие здесь.
   — Да, — серьезно кивнул Алексос. — Так надо, Лис.
   — С каких это пор мы слушаемся мальчишек? — проворчал коротышка.
   Шакал пожал плечами.
   — Мы слушаемся Бога.
   Лис с недовольным видом побросал ножи. Шакал протянул ему голубую звезду.
   — Я не могу ее взять! Главный у нас — ты.
   — Тогда я приказываю. И я никогда не втягиваю своих людей в заварушку, с которой не могу управиться сам. Возьми.
   — Вожак…
   — Возьми. Будешь меня прикрывать.
   — Но ты сам остался безоружным!
   Шакал сложил руки на груди.
   — Из вас, — ровным голосом сказал он, — я самый сильный, самый проворный, самый толковый и лучше всех воспитан. Выбор очевиден.
   — И самый упрямый, — проворчал Орфет.
   Но Лис все-таки взял голубую звезду.
   И вот Сетис, задыхаясь, выбрался на порог пещеры. Все четверо мужчин встали плечом к плечу, Алексос протолкался между ними и вышел на пару шагов вперед, в темноту.
   Перед ними лежал Колодец Песен.

* * *

   Она смотрела на место, где родился Бог.
   «В толще земли всегда были трещины и коридоры, — сказал он ей однажды. — По ним движутся боги, поднимаются из подземного царства, из ручьев и из темноты».
   Одна из таких трещин — Оракул. Другая — Колодец, который отправился искать Архон.
   Эта расщелина была глубокой, с неровными краями. Мирани заглянула в нее, опустилась на колени, прикоснулась лбом к земле. Жесткое одеяние захрустело.
   — Начинаем, — прошептала она.
   Потом подняла голову и быстро развернулась.
   — Но сперва сложите оружие.
   Солдаты с сомнением покосились на Аргелина.
   Мирани хранила спокойствие.
   — Это священное место, священный час. Его нельзя осквернять орудиями смерти — это место рождения. Прикажите им убрать оружие.
   Аргелин коротко кивнул. Солдаты торопливо сложили копья на землю, сотник сгреб их и вынес из пещеры. Мирани встретилась взглядом с Аргелином.
   — И вы тоже, господин генерал.
   Он посмотрел на нее с плохо скрываемой злостью, потом снял с пояса меч и вышвырнул его из пещеры. Его телохранители покорно последовали его примеру; среди теней она увидела сановников из Города Мертвых, нескольких купцов, крупных ростовщиков, чиновников.
   Свидетели. Тщательно подобранные.
   И среди них — Гермия.
   Мирани с трудом сдержала испуганный вскрик.
   На Гермии было длинное черное платье. Она сняла все свои украшения и расплела волосы, не подкрасила ресницы и бледные губы. Но глаза пылали гневом, она стояла, выпрямившись во весь рост, и на ее умном лице не шевелился ни один мускул. Мирани затрепетала от страха, на спине выступил пот. По обычаю прежняя Гласительница надевала маску на новую — она об этом совсем забыла.
   Гермия скорее убьет ее, чем сделает это.
   Мирани медленно выпрямилась.
   Вот он, конец. Время пришло, и ничто больше ее не спасет. Что задумал Бог? Выжидает, хочет посмотреть, доверяет ли она ему? Она обернулась, распростерла руки. Звякнули хрустальные капли. Где-то в углу тихо зарокотали барабаны и трещотки. Она раскрыла рот, чтобы произнести слова Открытия.
   Но вместо них раздался чей-то крик.
   Аргелин мгновенно обернулся. Он всегда был начеку. Стражники сомкнулись вокруг него стеной.
   На тропе, ведущей к пещере, появился человек. Бородатый, в длинном красном бурнусе, он нес тяжелую шкатулку. Опередив воинов, попытавшихся выхватить ее, он осторожно опустил свою ношу на землю и выпрямился.
   — Дар в знак перемирия.
   — Какого еще перемирия?! — изумился Аргелин. — От Джамиля?
   — От моего повелителя принца.
   — Не слыхал ни о каком перемирии.
   Мирани обернулась.
   — Перемирие настало, господин генерал. С этой минуты. Во время церемонии Возведения Гласительницы всякое насилие запрещено. — Не дожидаясь его ответа, она повернулась к гостю. — Ваш принц пришел? Он здесь?
   — Он ждет внизу, госпожа.
   — Тогда пусть поднимется.
   Не обращая внимания на гневные возгласы Аргелина, она смотрела на темный силуэт Жемчужного Принца, приближавшийся ко входу в пещеру. За ним следовала свита, одетая в шелка и златотканую парчу, повсюду мерцали жемчуга.
   Джамиль поклонился ей и Девятерым.
   — Я получил ваше письмо о том, что условия нашего Императора выполнены. Что произошла смена Гласительницы. — Его темные глаза вопросительно взирали на Мирани. — Это правда?
   — Если этого пожелает Бог, — тихо промолвила она.
   — Тогда пусть эта церемония пройдет у меня на глазах, и тогда наступит мир. Потому что истинной причиной ссоры была не торговля и не правление господина Аргелина, а осквернение Оракула. Оракул должен быть доступен каждому. В этом суть наших верований.
   Мирани кивнула. Закончив разговор, она принялась читать молитву Открытия, и к ней неуверенно присоединились голоса остальных Девятерых. Луна взошла высоко, ее свет наполнил пещеру морозным сиянием, заиграл на кристаллах, усеивавших стены пещеры, и стало казаться, будто из глубокой расселины поднимается едва заметная туманная дымка.
   Когда молитва завершилась, Мирани подошла к краю расселины и заглянула внутрь.
   Вода.
   Что там поблескивает в глубине?
   Неужели вода?

* * *

   Из Колодца поднимался пар, вниз вела лестница. Он был огромен, священный водоем с горячей, исходящей паром водой, зеленой и неизмеримо глубокой, и в нем, погрузившись по грудь, стояли статуи. На стенах пещеры вокруг Колодца росли папоротники с длинными перистыми листьями, сверкающие камни были припорошены желтовато-зеленым налетом водорослей. Повсюду испарялась, оседала, капала вода. Из трещин между камнями выступали остатки древних резных деревянных фигур, на полу возле водоема валялись почти рассыпавшиеся фрагменты цветочных гирлянд. И повсюду были маски.
   Они висели на шестах над водой, и их прогнившие лица взирали на незваных гостей. Сквозь клубы пара Сетис разглядел, что глазницы и скулы были сделаны из дерева и коры, из папируса и серебра, из позеленевшей меди и потемневшей бронзы. Здесь собрались маски всех Архонов вплоть до Расселона, при котором путь к Колодцу был утерян.
   Тишина. Ее нарушал только мерный перестук капель, падающих в водоем.
   Они осторожно подошли ближе. Сетиса окутало восхитительное тепло. Он размотал тряпки, которыми было прикрыто лицо, и вдохнул полной грудью, почувствовал, как оттаивают закоченевшие руки и ноги.
   — Что дальше? — прошептал он.
   Пещера услышала его слова, подхватила их, зашептала, повторила много раз и послала их обратно, превратила в низкий гортанный рокот, от которого задрожали и упали с потолка бесчисленные капли. Лис испуганно поглядывал на вход.
   Алексос шагнул вперед, положил обе руки на кромку водоема, склонился над клубами жаркого пара.
   — Как много лет прошло с тех пор, как я бывал здесь! — прошептал он.
   К нему подошел Шакал.
   — Где же твои грозные Хранители, Архон?
   Мальчик обернулся к нему. Спутники с удивлением заметили у него в глазах слезы; одна из них скатилась по щеке и упала в воду.
   — Подойди и посмотри, Сетис. И все остальные тоже.
   Сетис бросил взгляд на Орфета, коснулся ладонями выщербленной скалы. Камень был гладкий, весь какой-то маслянистый от красноватых железистых отложений. Юноша заглянул в Колодец.
   От воды курился пар. Зеленые глубины раскрылись, как будто слеза Архона прожгла в них дыру, и перед глазами всех четверых, наполняя Колодец, поднялась тьма.
   Из этой тьмы на него смотрело лицо. Красивое, опаленное солнцем, с настороженными глазами. Но это было не лицо, а маска, а за ней зияла мгла, ужас, пустота. Он отшатнулся. Лицо было его собственным.
   Орфет, глядя в Колодец, застыл.
   — Что это такое, Архон? — проговорил он голосом, охрипшим от страха.
   — Хранители, Орфет.
   — Они всегда сидят здесь?
   — Нет. Мы привели их с собой. — Мальчик поглядел на Лиса, передернувшегося от отвращения, на Шакала, взиравшего в глубины без малейшего трепета.
   Вода заколыхалась, пошла пузырями и волнами. Сетис отскочил, оттащил Орфета. Алексос ловко вспрыгнул на каменный карниз. Из зеленой глубины вынырнули две руки, тонкие, испачканные чернилами. Руки Сетиса. Они ухватились за край колодца, подтянулись, и из воды вышло существо с маской в виде его собственного лица, облепленное водорослями. С него капала дымящаяся вода.
   Вслед за ним вылез двойник Орфета, толстый и злобный; существо в маске Лиса, проворное и жестокое. И под конец из Колодца выбрался высокий, стройный силуэт с продолговатыми глазами, хитрыми и холодными, не знающими пощады.
   Шакал отступил на шаг.
   Не говоря ни слова, каждый из них смотрел в лицо самому себе.
 

От Гласительницы к Гласительнице

   Они стояли лицом к лицу, две Гласительницы, прежняя и новая. Гермия держала маску, золотые диски и перья ибиса ниспадали ей на руки, безупречное лицо с гравировкой на скулах устремило неподвижный взгляд в средоточие теней, гнездившееся в глубинах пещеры.
   Мирани замерла в неподвижности. Внезапно она осознала, что, если Гермия наденет на нее маску, они поменяются местами. Не Гермия, а она сама будет говорить неправду от имени Оракула, станет провозвестницей лжи. «Помоги, — прошептала она. — Без тебя я стану такой же гадкой, как она».
   Но из древних глубин к ней вернулись лишь ее слова, отразившиеся искаженным эхом.
   В этот миг Гермия должна была поднять маску. Вместо этого она возвысила голос.
   — Прежде чем новая Гласительница наденет маску, я хочу кое-что сказать.
   Девятеро замерли, Аргелин метал глазами молнии. Гермия подняла ухоженный палец и указала на генерала.
   — Я обвиняю этого человека в государственной измене. Он организовал заговор с целью убийства Архона. — Она выкрикнула эти слова, они зазвенели под сводами пещеры и ясно донеслись до людей, стоявших над обрывом. — Он подкупил одного из спутников Архона, чтобы тот убил его. Я сама слышала и видела это. Свидетельствую в этом перед Богом.
   Люди зашептались, снаружи послышался крик. Все глаза в пещере устремились на Аргелина. Телохранители переглянулись, приготовились к бою.
   Генерал стоял, не шелохнувшись. По лицу скатились мелкие бисеринки пота, но в остальном он держался спокойно.
   — Бывшая Гласительница явно переволновалась, — тихо произнес он.
   — Это серьезное обвинение. — Вперед вышел Джамиль, и из теней позади него раздался голос Ретии:
   — Если оно правдиво, Бог совершит возмездие.
   — Возмездие? — холодно улыбнулся Аргелин. — За что? Он всегда сумеет найти себе другое тело. А для чего еще нужны боги? — Он обвел глазами толпу. — Но Гласительница говорит неправду. Она вещает только от своего имени, а не от имени Бога. Разве не из-за этого мы здесь собрались?
   Он подошел к ней, его тихий голос звучал насмешливо.
   — Даже если бы это было правдой, Гермия, что вы, Девятеро, можете поделать? Власть в моих руках. Мне подчиняется армия. Всё оружие, какое есть в стране, послушно одному лишь мне. Выгляни отсюда. Даже в эту минуту мои враги объяты огнем.
   Джамиль насторожился, обернулся, растолкав людей, пробился к выходу и выругался.
   В темной гавани плясали яркие языки пламени. Навстречу луне поднимались клубы дыма. Слоны на пляже в панике трубили.
   Мирани прижала ладони к губам. Огненные корабли!
   — Ты наслал на мой флот корабли-поджигатели! Ты с ума сошел? — Джамиль кинулся на Аргелина, но в тот же миг стражники схватили и принца, и его свиту. Генерал холодно улыбнулся.
   — Да, повелитель. Можешь отсюда полюбоваться, как они горят.

* * *

   Разве можно драться с самим собой? Каждый жест наталкивается на противодействие, каждый удар отражается. Существо, которое было им самим, схватило Сетиса за обе руки, пригнуло его к земле, зажало ладонями рот, не давая дышать, смеялось над ним.
   В нем не было жизни — только воздух и вода, — и оно не чувствовало боли. Но могло его убить. Сетис кричал, вырывался, лягался, кусался. Где-то в глубине пещеры Орфет сражался с толстой пьяной тенью, а Лис осторожно кружил напротив своего увертливого двойника. Только Шакал и его отражение спокойно стояли и разглядывали друг друга. Похоже, они даже завели разговор.
   Алексос спрыгнул к водоему и присел на корточки, провел пальцами по воде.
   — Я тоже должен быть здесь, — сказал он.
   Из глубины, словно через замочную скважину, на него глядел громадный глаз.

* * *

   Джамиль побледнел от ярости.
   — Когда Император услышит…
   — Твой флот еще может спастись бегством. Если у них хватит ума, они так и сделают.
   — Они меня не бросят.
   — Эти корабли доверху полны горючей смолы. Ветер гонит их в море. Они вынуждены будут бросить тебя, Жемчужный Принц, и ты останешься у меня в заложниках. — Аргелин приблизился к более рослому принцу вплотную. — А если Император захочет вернуть своего драгоценного племянника, пусть соглашается на мои условия. Мои и Бога. — Он обернулся к Гермии. — Теперь надевай маску на новую Гласительницу и помалкивай! Твои слова меня больше не интересуют. Никакие!
   Гермия посмотрела на Мирани, потом на Девятерых. На миг Мирани даже пожалела ее. Гермия вскинула голову и водрузила маску, но не на Мирани, а на свое собственное лицо, и заговорила через нее, и ее голос звучал странно, был быстрым и текучим. Она сказала:
   — Да, мой господин. Тогда ты, наверное, не будешь возражать, если я расскажу про твой сон.
   Аргелин злобно прошипел:
   — Сейчас же снимите с нее эту дрянь!
   Никто не шелохнулся. Гермия коснулась его щеки.
   — Прошлой ночью, — прошептала она, — тебе приснилась Царица Дождя. Тебе снилось, что она взяла тебя за руки — вот так. Держала тебя и тянула вниз, под воду. О, ты дрался, ты боролся и хотел закричать. Но она заполнила тебе рот водой, залила тебе легкие и утащила в глубину. Утопила тебя, мой господин. Ты проснулся, мокрый от пота, хватая ртом воздух. Понимая, что ты мертв.
   Она потянулась к нему и поцеловала. Но его лица коснулась только ледяная маска.
   Аргелин побелел.
   Мирани почувствовала, как ее щиколотки касаются чьи-то холодные пальцы. Она опустила глаза и ахнула.
   Из трещины в скале поднималась вода.

* * *

   От звезды не было никакого толку. Обломок холодного камня. Он оттолкнул свое отражение и вытащил ее, но что с ней делать?
   — Архон! — крикнул он. — Помоги!
   Уголком глаза он заметил, что мальчик смотрит в Колодец. Юноша поднял звезду.
   — Бросить ее? Это и есть то, что я должен сделать?
   Его двойник рассмеялся.
   — Бросить? Разве ты когда-нибудь что-нибудь выбрасывал? Это же рубин, Сетис, он стоит кучу денег. Выкупи за него свою жизнь.
   — Нет…
   — Выкупи отца и Телию. Выкупи Мирани.
   — Это не… Я не могу…
   — Можешь. Сам знаешь, что можешь. — Двойник взял его за руку, пытаясь вырвать звезду. — Ты всё знаешь про себя. Ты бы убил мальчика, если бы знал, что тебе это сойдет с рук. Помнишь нож у веревки? Ты хотел, чтобы она лопнула. Хотел, чтобы веревка не выдержала…
   — НЕТ!
   Он оттолкнул двойника.
   — Отдай звезду, — прошептал двойник, вздернув подбородок и склонив голову набок в нахальном жесте, который все ненавидели, а Сетис знал это и потому повторял его снова и снова. — Отдай.
   Сетис облизал пересохшие губы и кивнул.
   И бросил звезду в лицо самому себе. Она, словно вспышка, пронизала его отражение, обожгла болью, он вскрикнул, как будто воистину стал своим отражением. Потом звезда с шипением упала в колодец и исчезла.
   Перед ним никого не было. На душе стало пусто.
   Ему казалось, будто он отшвырнул прочь самого себя.

* * *

   Аргелин схватил маску и сорвал ее с Гермии. Его руки дрожали от гнева, лицо побагровело, глаза пылали огнем. Он сунул маску в руки Мирани.
   — Надень.
   Она не шелохнулась.
   — Надень, говорю!
   Но Мирани не слушала его. Обернувшись к Гермии, она тихо прошептала:
   — Как много времени прошло с тех пор, как мы были здесь вместе, ты и я.
   * * *