— Ретия никогда не станет тебе доверять.
   — А мне всё равно, доверяет она мне или нет. — К Криссе вернулось прежнее самодовольство. Она поправляла макияж, глядя в маленькое зеркальце. — Ретия — это не ты. Ты мне всегда нравилась, Мирани, даже когда только пришла в Храм и все над тобой смеялись. Мы с тобой дружили. Потом мне показалось, что ты выступаешь против Бога, но сейчас, когда Архоном стал Алексос, я вижу, что ошибалась. Теперь мы больше не будем ссориться, правда? — Она закрыла зеркальце и, удовлетворенная, подняла глаза. Мирани не верила своим ушам. И все-таки дела обстояли не просто. Слова Криссы могли оказаться правдой. Крисса всегда искала своей выгоды и была вполне способна без лишних угрызений совести перейти на другую сторону, если это ее устраивало.
   Должно быть, в глазах Мирани мелькнуло сомнение. Крисса улыбнулась и поправила платье.
   — А теперь, — сказала она с очень довольным видом, — расскажи, зачем ты спускалась в эти ужасные гробницы? И что у тебя в свертке?
   — Не расскажу. — Пальцы Мирани плотнее сжали ткань.
   Паланкин качнулся, остановился, потом сильно накренился влево. Крисса ахнула, ухватилась за кисточки. Снаружи послышались голоса, крики. Чья-то рука резко отдернула занавески, в паланкин заглянул мужчина. Он был с головы до ног укутан длинным плащом, виднелся только один глаз, да в каждой руке сверкало по ножу.
   Крисса в ужасе завизжала. Незнакомец сунул в руки Мирани кусок пергамента, насмешливо поклонился и произнес:
   — Приходи туда. — И исчез.
   Вокруг поднялась паника. Носильщики чуть не выронили паланкин; к ним на помощь сбегались другие рабы.
   — Госпожа Мирани, госпожа Крисса, вы целы?
   — … напали разбойники…
   — … их было десятеро…
   — … нет, двенадцать…
   Крисса словно оцепенела.
   — Почему они нас не ограбили?
   Мирани медленно отложила записку.
   — Потому что у них и так уже есть то, что им нужно.
   — Что же?
   — Орфет. Они похитили Орфета.

Третий дар
Золотые яблоки

   Может ли Бог совершить преступление?
   Однажды, давным-давно, я пришел туда, где хранятся сновидения всего мира.
   Сны о музыке, детские мечты об игрушках, ненаписанные стихотворения, бережно хранимые воспоминания старух. Все они были там, лежали грудами на полу пещеры.
   Ничего не бери, предупредила меня Царица Дождя. Ипоставила чудовищ и многоголовых драконов сторожить вход.
   Я ничего не мог с собой поделать. Я стащил три золотых яблока.
   Они были такие маленькие!
   Но я никогда больше не мог найти ту пещеру.
 
Много веков прошло с тех пор, как я заглядывал в его глубины
   — Где она? — Сетис в нетерпении расхаживал по бирюзовому полу. Ему чудилось, будто он заперт внутри гигантского самоцвета: стены и потолок состояли из бесчисленных ячеек синего хрусталя. Прочь от него и к нему навстречу, а кое-где вверх ногами, встревожено разгуливали его бесчисленные отражения.
   Алексос, кормивший обезьянку, спокойно ответил:
   — Бежит вверх по лестнице. Сетис, пожалуйста, посиди смирно. А то Эно пугается.
   Сетис бросил на него свирепый взгляд. Тут дверь открылась, в комнату вошла Мирани. Она еле держалась на ногах. Он не видел ее уже несколько недель. Юная жрица не приближалась к Городу, а он в последнее время редко выходил за его стены, потому что должность второго помощника архивариуса отнимала гораздо больше усилий, чем ему казалось раньше. Девушка изменилась, заметил он. Разрумянилась от быстрого бега, но стала держаться увереннее. Робкая девочка, какую он знал раньше, исчезла. К своему собственному удивлению, робость ощущал он сам. Чтобы скрыть это, Сетис заговорил нарочито грубо.
   — Слышала об Орфете?
   Она посмотрела на него, перевела дыхание и ответила:
   — Да. Здравствуй, Архон.
   — Здравствуй, Мирани. Я уверен, Сетис не хотел грубить. Просто он беспокоится. — Мальчик отпустил обезьянку и обернулся к ним. Его правильное лицо помрачнело. — Я тоже. Они не обидят Орфета, правда? Сетис говорит, его похитил Шакал.
   Мирани бросила взгляд на Сетиса.
   — Лучше уж пусть он будет у Шакала, чем шляется в Порту. Там ему безопаснее. Послушайте. Мне прислали вот такую записку. — Она протянула листок, Сетис подошел и, преодолевая неловкость, взял его. Вокруг него, вверху и внизу, кружили его синие двойники.
   Пергамент был хорошего качества. Сетис узнал почерк Шакала.
   «Музыкант у нас. Вы его не найдете. За полдень приходи во дворец Архона».
   Подписи не было.
   — Вот так. — Мирани вышла на балкон, села на скамейку у окна, окинула взглядом синее море и ослепительно-белые здания на Острове. — Что происходит?
   — Удивительные события. — Алексос растянулся на животе посреди блестящего пола, болтая ногами в воздухе. — Сетис нашел Орфета, и они подрались с солдатами. Потом упали с обрыва.
   Глаза девушки широко распахнулись.
   — С обрыва? Вы целы?
   — Да. — Ее тревога не ускользнула от Сетиса; значит, она все-таки волнуется за него. Он сел в кресло Алексоса, откинулся на спинку. Его голос стал спокойнее, он беззаботно махнул рукой. — Орфет немного поранился. Мы поплыли, но сильное течение тащило нас прочь от берега. Не знаю, как бы мы выкарабкались. Нас подобрал корабль.
   Мирани вздохнула с облегчением.
   — Как хорошо, что ты умеешь плавать! Многие писцы не умеют.
   Он покраснел, пожал плечами.
   — Приходилось поддерживать Орфета на плаву. Он… плохо перенес падение.
   — Расскажи ей про Шакала, — нетерпеливо перебил Алексос.
   Сетис скромно кивнул.
   — Это была большая каравелла из флотилии Людей Жемчуга. На ней шло пиршество, был приглашен Аргелин. Я боялся, что он нас увидит. Поэтому мы притворились рабами. Рабами Шакала.
   — Как? — нотки восторга в ее голосе согрели ему душу.
   — Он в придачу знатный господин. По-моему, мы помешали ему осуществить очередное ограбление, но он все-таки отплыл на лодке с нами. Сдается мне, у него на это были свои причины. Когда мы прибыли в Порт, его люди потащили нас по улицам и сунули в какой-то подвал. Не знаю, где это. Нам на головы надели мешки.
   Алексос хихикнул.
   — Ну и дурацкий же вид у вас был.
   Сетис сверкнул глазами и опять обернулся к Мирани.
   — Я считала его нашим другом, — в раздумье произнесла она.
   — Он грабитель, Мирани. Безжалостный. Считает, что мы у него в долгу за то, что он доставил Алексоса в Девятый Дом. В подвале была куча его людей: головорезы, контрабандисты, женщины. Орфет чувствовал себя как дома. Полным-полно выпивки, а эти люди, мол, его не обидят. Шакал строит какие-то планы. Он хочет говорить только с Архоном. Велел ждать его в гости. Я сказал ему, что никто не имеет права разговаривать с Архоном, но он только рассмеялся. Потом меня связали, оттащили на несколько улиц дальше и бросили.
   Мирани нахмурилась.
   — Думаешь, он придет сюда? Каким образом?
   — Не знаю.
   Алексос покачал головой.
   — Аргелин расставил стражников вокруг всего дворца. Они его заметят.
   Тут раздался стук в дверь. Все вздрогнули. Алексос привстал и сказал:
   — Войдите.
   Дворцовый слуга. Очень напуганный. На миг Сетису показалось, что следом, приставив нож к его спине, войдет Шакал, но слова слуги оказались еще более неожиданными.
   — К вам пришел господин Аргелин, — прошептал он.
   Сетис подскочил. С балкона торопливо вернулась Мирани; он взглянул на нее и заметил, как она побледнела.
   — Осторожнее, — прошептала она.
   Аргелин уже вошел. На генерале были темные бронзовые доспехи и красная мантия. Аккуратная бородка безукоризненно подстрижена. Вокруг него витал запах тамариска. Он окинул Сетиса и Мирани одним быстрым взглядом, потом отвесил насмешливый поклон Алексосу.
   — Господин Архон.
   Алексос торжественно поклонился в ответ.
   — Генерал. Не ожидал вас увидеть.
   — Не сомневаюсь.
   — Будьте добры, садитесь. Сетис, принеси кресло.
   Аргелин улыбнулся.
   — Я ненадолго. Только зашел передать неприятные новости.
   Он выжидал, и Алексосу пришлось спросить:
   — Какие новости?
   Генерал опять улыбнулся, с холодным удовлетворением, от которого у Сетиса по спине пробежали мурашки.
   — Ваш пьяный вонючий музыкант…
   — Орфет?
   — Он мертв.
   Наступило болезненное молчание. Аргелин перчаткой смахнул пыль с кресла и сел, подавшись вперед.
   — Мой патруль отыскал его над обрывом и взял в плен, но он завязал драку. Убил одного из моих людей, потом был сброшен с обрыва. Мы не нашли его тела, но вы, господин Архон, знаете, как сильны течения в бухте, как глубоки и темны ее воды.
   «Слишком уж мы спокойны», — подумала Мирани. Такая новость должна была сразить их наповал. Вдруг он что-нибудь заподозрит.
   Но Аргелин откинулся на спинку кресла, как будто полное ужаса молчание радовало его до глубины души.
   Алексос встал и вышел на балкон. У него над головой захлопал на жарком ветру полотняный навес. Стоя спиной ко всем, мальчик тихо заговорил:
   — Вода раскрыла ему свои объятия.
   Мирани оцепенела. Сетис поймал на себе быстрый взгляд девушки, и бирюзовая комната вокруг них зашевелилась, будто они очутились внутри воздушного пузыря, глубоко-глубоко под волнами.
   Аргелин глянул по сторонам, по его лицу пролегли хмурые складки.
   — Невелика потеря. В конце концов, его жизнь принадлежала Богу. Бог его и забрал.
   Алексос обернулся, в два шага пересек комнату и заглянул прямо Аргелину в глаза.
   — Я и есть Бог, господин генерал.
   На мгновение его голос показался невообразимо древним. В нем прозвучали отзвуки всех эпох, прокатившихся над землей. Потом голос снова стал мальчишеским, дерзким.
   — А Орфет был моим другом. Я его любил.
   Аргелин встал.
   — У тебя осталось еще двое друзей. — Его темные глаза уставились на Мирани. — На данный момент. Получше присматривай за ними, Мышиный Бог.
   В дверях он остановился и покосился на Сетиса. Но вышел, не сказав больше ни слова. Мирани облегченно вздохнула.
   — Ему нравилось издеваться. Вы сами видели.
   — Я тоже видел, — послышался голос с балкона.
   Там, пригнувшись под полотняным навесом, стоял высокий мужчина. Мирани ахнула; Сетис схватил Алексоса, оттащил подальше.
   — Печально сознавать, — заметил Шакал, входя, — что грабителя могил боятся больше, чем тирана.
   — Как ты сюда попал?
   — По крышам, по террасам. — Он смотал веревку, обвязанную вокруг пояса, поставил ногу на кресло, в котором только что сидел Аргелин, и вытащил из сапога узкий кинжал. — Твоя охрана никуда не годится, безумное дитя. Ничего не стоит пробраться сюда.
   Они в изумлении таращились на него, а он, как ни в чем не бывало, с любопытством обвел комнату пристальным взглядом. От его продолговатых глаз не укрылись ни хрустальные стены, ни резная балюстрада из стекла, нависавшая над садом.
   — Впечатляет. Это что, монолитный самоцвет?
   — Это самое тайное помещение. — Алексос вышел из-за спины Сетиса. — Здесь никто не может подслушать через стены.
   — А вас частенько подслушивают, верно?
   Мальчик кивнул, широко раскрыв глаза. Шакал приподнял бровь.
   — Все-таки в положении Бога есть свои недостатки. — Он выдвинул кресло и уселся верхом. — Значит, Аргелин считает, что человек, покушавшийся на него, мертв. Я мог бы разубедить его.
   — Чего ты хочешь? — прошептала Мирани. Несмотря на слова Алексоса о том, что угрозы подслушивания нет, она не удержалась и бросила взгляд на дверь. Сетис заметил это, пересек комнату, распахнул синюю хрустальную створку и выглянул.
   Белая лоджия была пуста, только колыхались на ветру тонкие занавеси.
   — Никого.
   Шакал отыскал кувшин, налил воды в гравированный серебряный кубок, выпил. Потом сказал:
   — Кстати, о вашем долге. Если бы не я, тебя, девочка, уже не было бы в живых, а этот сумасшедший мальчишка продолжал бы пасти коз и ловить вшей в волосах. Помните об этом.
   Алексос подошел и спокойно сел рядом с ним.
   — Верно, — подтвердил он. — Правда, Сетис?
   Шакал отпил еще глоток. Улыбка его была веселой, продолговатые глаза перебегали с Алексоса на Мирани. Потом он сказал:
   — Слушайте. Три месяца назад, в день, когда сеют второй урожай, патруль Аргелина шел по пустыне за оазисом Катра. Они увидели, как по барханам ползет что-то темное, и подошли. Это оказался человек. Обожженный, иссохший, полуживой. Сознание в нем едва теплилось, почерневшая кожа была изъедена песчаными червями, язык распух, глаза ослепли. Его отнесли в Порт, но было ясно, что он не выживет. Его положили на носилки и глухой ночью, под охраной, доставили к Аргелину. Об этом никому не рассказали, никуда не доложили. Послали за врачом, которому Аргелин доверяет. Само существование этого человека хранилось в тайне.
   — Так откуда же узнал ты? — с подозрением спросил Сетис.
   Улыбка грабителя не дрогнула.
   — Мои люди всё знают, везде проникают.
   — Даже в гвардию Аргелина?
   — Тише, Сетис, — перебила его Мирани. Сетиса это разозлило, но он не подал виду. — Продолжай.
   — Благодарю тебя, госпожа. — Шакал отпил еще глоток. Он явно не торопился. — Путник ненадолго пришел в сознание и рассказал свою историю. Он единственный остался в живых из экспедиции, которую Аргелин снарядил за несколько месяцев до того. Их было семнадцать человек, верблюды, повозки. Они вышли в путь через два дня после Избрания Архона. С тех пор о них никто больше не слышал. Вероятно, Аргелин уже поставил на них крест…
   — Куда направлялась экспедиция? — тихо спросила Мирани.
   В ее голосе слышалось плохо скрываемое волнение. Она что-то об этом знает, догадался Сетис. Эта мысль, видимо, пришла в голову и Шакалу. Он задумчиво посмотрел на девушку.
   — К Лунным горам, госпожа.
   — За серебром?
   Он помолчал, потом ответил:
   — Несомненно, в горах были серебряные прииски. Давным-давно, задолго до эпохи Архона Расселона, когда еще не пересохли реки. Скорее всего, Аргелин строит планы возобновить добычу и самому завладеть серебром.
   Мирани покачала головой.
   — Не только он. Того же самого добивается принц Джамиль.
   Снаружи захлопал полотняный навес. По синей хрустальной комнате прокатилась волна теплого воздуха.
   — Откуда ты знаешь? — спросил Сетис.
   — Он спрашивал об этом у Оракула. Но Бог… то есть Гермия не велела ему даже приближаться к пустыне. Наверное, ее подучил Аргелин.
   — Я не удивлен, — голос Шакала был сух. — Потому что в горах скрыто нечто такое, что может оказаться ценнее серебра.
   — Ценнее серебра?
   — Значительно ценнее. Тот человек из экспедиции в бреду много чего наговорил. Например, о великих вратах, о городе, о говорящих животных. О Колодце Песен.
   Мирани насторожилась. Алексос поднял голову и восторженно уставился на Шакала. Его темные глаза сияли.
   — Колодец Песен!
   «Много лет прошло с тех пор, как я заглядывал в его глубины».
   Были ли эти слова произнесены вслух? Шакал бросил торопливый взгляд на дверь.
   — Он самый. Таинственный Колодец из легенд. Но сильнее всего Аргелина потрясли не слова, а небольшой мешочек, привязанный под лохмотьями к поясу того человека. В нем лежали пять небольших самородков. Аргелин исследовал их. Это было золото. Чистейшее, неуязвимое, желтое, бесценное золото.
   Сетис молчал. В синей комнате из хрусталя слышались только волны, плещущие далеко внизу, у подножия утеса, да крики чаек над водой.
   — Золото, — прошептал Алексос.
   Шакал отпил еще глоток воды.
   — Золото, мой маленький безумец.
   — Но он не знает, где его найти, — пожала плечами Мирани. — Горы так велики, что самому ему не справиться…
   — Ошибаешься, госпожа. — Из голоса грабителя могил внезапно улетучилась вся веселость. Лицо посуровело, глаза смотрели в сторону. — Подумайте, как много это для него значит. Он непременно постарается отыскать это золото, потому что оно принесет ему всё, чего он желает. Он купит наемников, оружие, силу. Ему больше не нужны будут Оракул или Девятеро. Аргелин недолго пробудет генералом. Он провозгласит себя царем.
   Шакал поставил кубок на стол, откинулся на спинку кресла и обвел собравшихся внимательным взглядом. В его голосе опять зазвучала насмешка, как будто он не в силах был ее удержать.
   — Кто знает. В один прекрасный день он, пожалуй, решит, что сможет обойтись и без Бога.
 
Она видит знаки у него на лице
   Мирани постаралась вложить в свой взгляд как можно больше свирепости.
   — Архон занят, — прикрикнула она на слугу. — Просил не беспокоить.
   — Но, госпожа, он всегда желает посмотреть на новые дары. Пришла делегация от Гильдии изготовителей музыкальных шкатулок.
   Она прикусила губу.
   — Поблагодари их за дары. Отведи куда-нибудь, угости, пусть отдохнут. Они знают, что никому не дозволено видеть Архона.
   Слуга отвесил поклон и в замешательстве удалился.
   Мирани закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. Вздохнула с облегчением. Платье намокло от пота.
   Шакал вышел из укрытия и спрятал кинжал в ножны.
   — Ха, отлично, — фыркнул он. — Я всегда считал, что вы тут на Острове только зря теряете время.
   Алексос уселся на пол, скрестив ноги. Ему на плечо вспрыгнула обезьянка.
   — Хорошо, — сказал он, как будто разговор и не прерывался. — Значит, там есть золото. Но Колодец! Мирани, я помню Колодец. Такой манящий, такой далекий. Спрятан в пещере на вершине самой высокой горы. Вода в нем глубока, свежа и холодна, как лед. Тот, кто вкусит ее, испытает божественную радость!
   Она опустилась на колени рядом с ним.
   — Когда ты бывал там?
   — Раньше туда совершали паломничество все Архоны. Ксамиан, Дариос. Расселон тоже ходил, но он был последним. Он украл в саду Царицы Дождя три золотых яблока, она рассердилась, спрятала Колодец и высушила реки. Все они пересохли, даже великий Драксис. С тех пор многие Архоны искали Колодец. Однако никто не нашел..
   — А ты найдешь. — Шакал вернулся к креслу. — Я намереваюсь добраться до золота раньше Аргелина, и для этого есть только один способ. Ты, маленький безумец, торжественно провозгласишь, что Архон Алексос желает восстановить забытые обычаи предков. Что он совершит полное испытаний Паломничество в поисках Колодца Песен и искупит грех Расселона. Без маски, босиком, взяв с собой только самых близких друзей. — Он грациозно сел. — Одним из которых, нет нужды говорить, стану я.
   С балкона вошел Сетис.
   — Безумец — это как раз ты. Такое путешествие смертельно опасно! Ты же сам сказал — из всей экспедиции остался в живых лишь один человек.
   — С ними не было Архона. — Причудливые глаза грабителя устремились на Сетиса. — Архона, который умеет превращать камни в воду.
   Молчание.
   Наконец Сетис сквозь зубы спросил:
   — Откуда ты знаешь? Шакал холодно рассмеялся.
   — Музыкант, когда выпьет, делается болтливым. А уж мы, поверь, поддерживаем его в нужной форме.
   Обезьянка заверещала и подбежала к Мирани. Та взяла ее на руки.
   — Тут дело не только в золоте, — медленно произнесла девушка.
   — Неужели?
   — Я так думаю.
   Шакал поглядел на нее. Помолчав минуту, сказал Сетису:
   — Там, на корабле. Почему ты был уверен, что я тебя не выдам?
   — Потому что я бы заговорил. И потому что ты любишь рисковать.
   Рослый грабитель встал, прошелся по балкону. Спина у него напряглась; светлые волосы были связаны на затылке узлом.
   — А ты наблюдателен. Как все писцы. Да, я часто иду на риск. Только опасности и поддерживают во мне жизнь. — Он поглядел на Остров и добавил: — Моя семья была одной из самых высокопоставленных. Вы это знали?
   — Нет, — прошептала Мирани.
   — Это было много лет назад, задолго до того, как был распущен Совет Пятидесяти. До того, как к власти пришел Аргелин; до того, как на улицах развесили списки изменников; до того, как начали исчезать жены и дети; до того, как головы изменников вознеслись на кольях над Пустынными Воротами. Мой отец был богат и уважаем. Мы жили в роскошном доме на вершине обрыва. Прохладные мраморные полы, фонтаны. Теперь его развалины занесло песком, среди колонн летают летучие мыши.
   Он обернулся к Мирани, присел на корточки, и его лицо оказалось вровень с ее глазами. Положил длинные пальцы ей на запястья.
   — Я помню, как солдаты выломали дверь, как отца зарезали во дворе, как кричала мать, как уводили ее сыновей. Помню, как окрасилась красным вода в фонтанах.
   Девушка притихла. Его веки затрепетали, глаза подернулись темной тенью. Он отстранился, и она уловила его судорожный вздох, заметила, как напряглись его руки.
   — Тогда я был слишком мал, и меня никто не боялся. А сейчас Аргелин уже забыл обо мне. Он видит только размалеванного вельможу, изнеженного, вечно безденежного, охотника за приглашениями на любой праздник и пир, любителя антиквариата и хорошеньких женщин. Человека без чести и совести, живущего за чужой счет. Я позволяю ему видеть только это. — Он обернулся к Алексосу. — Но в недрах солнечной пустыни скрыты темные гробницы, населенные призраками, доверху набитые запретными сокровищами. И в Порту не найдется ни одного бандита, который не боялся бы Шакала. Его имя знает каждый сутенер, каждый головорез, карманный воришка, нищий с нарисованными язвами. Аргелин считает, что в стране правит он, но глубинный мир принадлежит мне. Улицы, опиумные курильни, тайные склады для награбленного, воровские притоны. Подобно Божьей тени, я неслышно следую за ним.
   На его лицо упал отблеск голубого света. Он насторожился, будто понял, что сказал слишком многое; внимательно огляделся.
   Сетис спросил:
   — Разве у тебя мало золота?
   — Чтобы подкупить войска — маловато. Но теперь я получу недостающую сумму. — Он неожиданно вышел на балкон, выглянул вниз, потом поднял глаза. — Сделай, как я сказал, Архон. Отправляйся в паломничество. Мы найдем твой Колодец, найдем целую кучу колодцев, а я добуду золота и сумею скинуть Аргелина. — Он бросил взгляд на мальчика. — Буду ждать твоего решения. И не забудь, Орфет тоже ждет.
   Он ловким прыжком вскочил на балюстраду.
   — Хотя, может быть, он и не захочет вернуться.
   — Ты не причинишь ему зла? — спросил Алексос.
   — Зла? — Шакал напрягся, приготовившись к прыжку. — А зачем пачкать руки? Он и сам упьется до смерти.
   И прыгнул.
   Мирани ахнула, но он уже исчез. Легко подтянувшись, взобрался на резной карниз, перескочил на плоскую крышу и был таков. Девушка подбежала к краю балкона и подняла голову. Ей на лицо упали хлопья потревоженной штукатурки. Небо было синее, пустое.
   — И как он это себе представляет? — сердито проворчал Сетис у нее за спиной. — Каким образом мы найдем в тысячемильных горах один-единственный колодец и мифическую золотую жилу?
   Мирани вернулась в комнату.
   — Алексос знает дорогу.
   Мальчик печально вздохнул.
   — Нет, не знаю, Мирани. Мне больше никогда не удавалось ее найти.
   — Тогда придется воспользоваться вот этим.
   Она достала ее из мешка, спрятанного в углу, и развернула, не сводя глаз с лица Сетиса. Увидела то, что ожидала: восторженный трепет, желание. Нескрываемое.
   — Что это такое? — еле слышно прошептал он.
   — Сфера Тайн. — Мирани вручила ее Алексосу; его тонкие руки крепко сжали Сферу. — Купцы принесли ее в дар Богу. Надо ее расшифровать. Креон говорит, это карта, на которой указан путь ко всему, чего мы желаем. К Колодцу Песен.
   Сетис нетерпеливо протянул руку и выхватил Сферу, как будто не мог больше ждать. Поднял ее, повертел. Глаза блеснули восторгом.
   — Письмена очень древние. Раньше Второй Династии. В те времена использовали наполовину слоговое, наполовину символьное письмо — я видел его на свитке в Зале Крокодилов.
   — Можешь прочитать? — в волнении спросил Алексос
   — Только отдельные слова. Дорога.. Врата, .. Берегитесь… Мне надо отнести ее в Город и поработать.
   — В Город? — воскликнула Мирани. — А это не опасно?
   Сетис поглядел на нее.
   — Не опаснее, чем на Острове.
   Он, конечно, был прав.
   Ложась спать, она привязала мешок со Сферой к руке. После Утреннего Ритуала к ней в комнату зашла Крисса, а когда Мирани вернулась с завтрака, светловолосая жрица украдкой выскользнула ей навстречу.
   — Искала тебя, — пояснила она. В Верхнем Доме не было покоя.
   Глаза Сетиса светились радостью.
   — Это ненадолго. Там есть словари, толкования.
   — Ты никому не покажешь?
   — Конечно, нет. — Он так увлекся находкой, что едва слышал девушку. Серебряная Сфера поблескивала у него в руках.
   Мирани посмотрела на Алексоса Мальчик улыбнулся ей, ласково потрепал ее по руке, успокаивая. Стариковский жест.
   — Не волнуйся, Мирани, — прошептал он. — У Сетиса с ней ничего не случится.
   — А ты? — спросила она. — Действительно пойдешь в пустыню? В эту кошмарную, безжизненную пустыню?
   Он пожал плечами. На миг его глаза потускнели, сделались древними, измученными.
   — Я был Расселоном. Это я во всем виноват. Сколько лет прошло с тех пор, как пересохли реки?
   — Не знаю, — пролепетала она.
   Он кивнул, взял ее за руку. Его глаза опять заблестели.
   — Пойдем посмотрим мои новые подарки, — предложил он.
* * *
   Потом Мирани вспоминала ту хитроумную музыкальную шкатулку. Шкатулка играла мелодию за мелодией, мальчик радостно танцевал, обезьянка верещала. Она вспоминала об этом, когда стояла в удушающей жаре под маской Носительницы Бога, держа в руках большую бронзовую чашу, а вокруг суетилась Крисса. В чаше был скорпион, всего один, он неподвижно сидел на самом дне, и его задранный хвост подрагивал. Она не знала, Бог это или нет. Спросила — но никто не ответил. Здесь тоже играла музыка, надсадно лязгали цимбалы, звенели лютни, трубили горны, и скорпион скорчился на дне, будто задавленный этим грохотом. Она в неослабном напряжении ждала, когда же он метнется вверх; тогда она опытной рукой сбросит его обратно. Мирани облизала соленые губы. Она была спокойна. Носительнице нужна постоянная сосредоточенность.