Гораций Квинт. Оды

   Портиков длинных, лицом на север;
   Не возбранялся прежде законами
   Кирпич из дерна, и одобрялся лишь
   Расход общественный на мрамор
   20 Для городов и величья храмов.
   Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского
   16
   Просит тишины у богов в молитве
   Тот, кого в пути захватила буря,
   Тучей скрыв над ним и луну и звезды.
   В море Эгейском.
   Просит тишины среди войн фракиец,
   Просят тишины молодцы-мидийцы,
   Но покоя, Гросф, не купить за пурпур,
   Геммы иль злато.
   Ведь не устранят у вельможи ликтор
   10 И богатства все тех души волнений
   И забот ума, что и под роскошной
   Кровлей витают.
   Хорошо подчас и тому живется,
   У кого блестит на столе солонка
   Отчая одна, но ни страх, ни страсти
   Сна не тревожат.
   Что ж стремимся мы в быстротечной жизни
   К многому? Зачем мы меняем страны?
   Разве может кто от себя сокрыться,
   20 Родину бросив?
   Лезет на корабль боевой забота,
   За конями турм боевых стремится,
   Легче чем олень и быстрей чем ветер,
   Тучи несущий.
   Будь доволен тем, что имеешь, в прочем
   Беззаботен будь и улыбкой мудрой
   Умеряй беду. Ведь не может счастье
   Быть совершенным.
   Быстро смерть, сгубив, унесла Ахилла,
   30 Облик измельчал в долгий век Тифона,
   Мне ж, быть может, то, в чем тебе откажет,
   Время дарует.
   У тебя скота много стад роскошных:
   Кони только ждут, чтоб везти четверкой
   Колесницу; ты носишь ткань, что пурпур
   Дважды окрасил.
   У меня - полей небольшой достаток,
   Но зато даны мне нелживой Паркой
   Эллинских Камен нежный дар и к злобной
   40 Черни презренье.
   Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского
   17
   Зачем мне сердце грустью своей томишь?
   Не мило то ни вышним богам ни мне,
   Чтоб жизнь вперед меня ты кончил,
   Ты, моя гордость, краса, оплот мой!
   Но если б раньше смерть унесла тебя,
   Моей души часть, с частью другой зачем
   Себе не мил, уже калека
   Медлить я стал бы? Тот день обоим
   Принес бы гибель. Дал ведь не ложно я
   10 Святую клятву: "Вместе пойдем с тобой,
   Куда ни поведешь, мы вместе
   Путь и последний свершить готовы!"
   Ничто не в силах нас разлучить с тобой:
   Ни злой Химеры пламенный жар, ни сам
   Гиант сторукий, вновь восставши,
   Правды могучей и Парк то воля.
   И все равно, кто зрел, одержавши верх,
   Мой час рожденья: иль Скорпион лихой,
   Весов созвездье, Козерог ли,
   20 Волн Гесперийских владыка мощный.
   У нас обоих сходится дивно так
   Светил влиянье. Злого Сатурна свет
   Затмив, тебя Юпитер вырвал,
   Спас от него и Судьбы крылатой
   Полет замедлил: радости полн тогда
   В театре трижды рукоплескал народ,
   Меня ж, над головой обрушась,
   Древо сгубило б, но Фавн, хранитель
   Людей Гермеса, доброй рукой удар
   30 Смягчил. Там жертвы надо тебе воздать
   И храм построить по обету:
   Я ж заколю только агнца скромно.
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   18
   У меня ни золотом,
   Ни белой костью потолки не блещут;
   Нет из дальней Африки
   Колонн, гиметтским мрамором венчанных;
   Как наследник Аттала
   Сомнительный, я не стяжал чертогов,
   И одежд пурпуровых
   Не ткут мне жены честные клиентов.
   Но за то, что лирою
   10 И песнопенья даром я владею,
   Мил я и богатому.
   Ни от богов, ни от друзей не жду я
   Блага в жизни большего:
   Одним поместьем счастлив я в Сабинах.
   Днями дни сменяются,
   И нарождаясь, вечно тают луны;
   Ты ж готовишь мраморы,
   Чтоб строить новый дом, когда могила
   Ждет тебя разверстая,
   20 И, ненасытный, ты выносишь в Байях
   Берег в море шумное,
   Как будто тесно для тебя на суше!
   Что ж? Тебе и этого
   Еще все мало, и, раздвинув грани,
   Рад своих клиентов ты
   Присвоить землю, - и чета несчастных
   С грязными ребятами
   Богов отцовских тащит, выселяясь...
   А меж тем, вернее нет
   30 Дворца, что ждет у жадного Плутона
   Барина богатого
   В конце дороги. Что ж еще ты бьешься?
   Та ж ведь расступается
   Земля пред бедным, как и пред царями;
   Прометея хитрого
   Не спас Харон за злато; Орком гордый
   Танал, как и Тантала
   Весь род обуздан; но Плутон, чтоб бремя
   Снять с бедняги честного,
   40 Готов на помощь, званый и незваный.
   Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского
   19
   В горах пустынных Вакха увидел я.
   Он песням - верь мне, племя грядущее!
   Учил и Нимф и козлоногих,
   Настороживших свой слух Сатиров.
   Эвое! Весь от страха недавнего
   Дрожу, но Вакхом полный, я радуюсь
   Душой. Эвое! Вакх, помилуй,
   Тирсом грозящим меня не трогай.
   Я петь могу Тийяд обезумевших,
   10 Вином и млеком реки текущие,
   И рассказать, как в изобильи
   Мед из дуплистых дерев струился,
   И про твоей супруги-владычицы
   Венец, что стал звездой, про Пенфея дом,
   Распавшийся в паденьи грозном,
   И про погибель царя Ликурга.
   Под власть свою ты реки и море гнешь,
   Средь гор пустынных любишь, вина вкусив,
   Вплетать ты Бистонидам в кудри
   20 Змей, но они без вреда - не жалят.
   Когда толпа Гигантов безбожная
   Крутой дорогой к царству Юпитера
   Взбиралась, отразил ты Рета
   Львиною пастью, когтистой лапой,
   Хоть шла молва, что больше пригоден ты
   К веселой пляске, чем к бою ратному,
   Однако ты остался тем же
   И среди мирных забав и боя!
   Став смирным, Цербер, лишь увидал тебя,
   30 Твой рог златой, - хвостом стал повиливать,
   Когда ж ты уходил, он ноги
   Начал лизать и к лодыжкам жаться.
   Пер. Г. Ф. Церетели
   20
   Взнесусь на крыльях мощных, невиданных,
   Певец двуликий, в выси эфирные,
   С землей расставшись, с городами,
   Недосягаемый для злословья.
   Я, чадо бедных, тот, кого дружески
   Ты, Меценат, к себе, в свой чертог зовешь,
   Я смерти непричастен, - волны
   Стикса меня поглотить не могут.
   Уже я чую, как утончаются
   10 Под грубой кожей голени, по-пояс
   Я белой птицей стал, и перья
   Руки и плечи мои одели.
   Мчась безопасней сына Дедалова,
   Я, певчий лебедь, узрю шумящего
   Босфора брег, гетулов Сирты,
   Гиперборейских полей безбрежность.
   Меня узнают даки, таящие
   Свой страх пред строем марсов, Колхиды сын,
   Гелон далекий, избериец,
   20 Люди, что пьют из Родана воду.
   Не надо плача в дни мнимых п_о_хорон,
   Ни причитаний жалких и горести.
   Сдержи свой глас, не воздавая
   Почестей лишних пустой гробнице.
   Пер. Г. Ф. Церетели
   КНИГА ТРЕТЬЯ
   1
   Противна чернь мне, чуждая тайн моих,
   Благоговейте молча: служитель муз
   Досель неслыханные песни
   Девам и юношам я слагаю.
   Цари внушают подданных стаду страх,
   А бог Юпитер грозен самим царям:
   Гигантов одолевший, все он
   В трепет движеньем бровей приводит.
   Один - бывает - шире других в бразды
   20 Сажает лозы; родом знатней, другой
   Сойдет искателем на поле;
   В славе иль доблести тот поспорит;
   Толпой клиентов будет мной сильней,
   Но без пристрастья жребьем решает Смерть
   Судьбу и знатных и ничтожных:
   Выкинет урна любое имя.
   Над чьей безбожной шеей повиснул меч,
   Изъят из ножен, вкус усладить тому
   Не сможет пир и сицилийский:
   30 Сна не вернут ему птичек песни
   Иль звон кифары. Сон не гнушается
   Лачугой скромной сельского жителя,
   Реки тенистого прибрежья,
   Зыблемых ветром лощин Темпейских.
   А кто доволен только насущным, тем
   Совсем не страшен бурного моря шум,
   Когда свирепый вихрь нагонит
   Гед, восходя, иль Арктур, склоняясь;
   Иль град, побивший лоз виноградных цвет;
   30 Земли обманы: ливень, - когда шумят
   Деревья, - жгучий зной созвездий,
   Холод чрезмерный зимы суровой.
   Уж рыбы чуют - водный простор стеснен,
   Камней громады ввергнуты в моря глубь;
   И вновь рабы спускают глыбы:
   Смотрит подрядчик и сам хозяин,
   Земли гнушаясь. Сходит, однако, Страх
   Тотчас туда же, злые Угрозы вслед
   И черная за ним Забота,
   40 В крепкой ладье ль он, верхом ли едет.
   Итак, ни красный мрамор, ни - ярче звезд
   Одежды пупрур мук не смягчал моих,
   Ни лучший виноград, ни также
   Мазь Ахемена... Зачем же стану
   Я в новом стиле ввысь громоздить мой зал
   С будящей зависть дверью? Зачем менять
   На хлопотливые богатства
   Мирные нивы долин Сабинских?
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   2
   Военным долгом призванный, юноша
   Готов да будет к тяжким лишениям;
   Да будет грозен он парфянам
   В бешеной схватке копьем подъятным.
   Без крова жить средь бранных опасностей
   Он пусть привыкнет. Пусть, увидав его
   Со стен твердыни вражьей, молвит
   Дочке-невесте жена тирана:
   "Ах, как бы зять наш будущий, царственный,
   10 В искусстве ратном мало лишь сведущий,
   Не раззадорил льва, что в сечу
   Бурно кидается в яром гневе!"
   Красна и сладка смерть за отечество:
   А смерть разит ведь также бегущего
   И не щадит у молодежи
   Спин и поджилок затрепетавших.
   Падений жалких в жизни не ведая,
   Сияет доблесть славой немеркнущей
   И ни приемлет ни слагает
   20 Власти, по прихоти толп народных.
   И, открывая небо достойному
   Бессмертья, Доблесть рвется заказанным
   Путем подняться, и на крыльях
   Быстро летит от толпы и грязи.
   Но есть награда также хранителям
   И тайн. И если кто Элевзинские
   Нарушит тайны, то его я
   Не потерплю под одною кровлей
   Иль в том же челне. Часто Ди_е_спитер
   30 Карает в гневе с грешным невинного;
   Но редко пред собой злодея
   Кара упустит, хотя б хромая.
   Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского
   3
   Кто прав и к цели твердо идет, того
   Ни граждан гнев, что рушить закон велят,
   Ни взор жестокого тирана
   Ввек не откинут с пути; ни ветер,
   Властитель грозный Адрия бурных вод,
   Ни Громовержец дланью могучей, - нет:
   Лишь если мир, распавшись, рухнет,
   Чуждого страха сразят обломки.
   И П_о_ллукс так и странник Геракл, взнесясь,
   10 Достигли оба звездных твердынь небес:
   Меж них возлегши, будет Август
   Нектар пурпурными пить устами.
   Тебя за то же, Вакх, наш отец, твои
   Возили тигры, чуждому им ярму
   Подставив шеи; так же Ромул
   Орка избегнул на конях Марса,
   Когда Юнона радость рекла богам,
   Совет державшим: "Трою повергнул в прах
   Судья бесчестный, злополучный,
   20 Вместе с женой иноземной; Трою
   С тех пор, как не дал Лаомедонт богам
   Награды должной, - град, обреченный мной
   И девой чистою Минервой,
   Вместе с народом, с вождем лукавым.
   Уже не блещет ныне бесславный гость
   Лаконки блудной; клятвопреступный род
   Приама Гектором могучий
   Греков уже не разит отважных.
   Война, что длилась нашим раздором лишь,
   30 Уже затихла. Гнев свой отринув, я
   Теперь помилую для Марса
   Внука, что был, ненавистный, жрицей
   Рожден троянской; в светлый чертог ему
   Вступить дозволю; нектара сок вкушать
   И приобщить его отныне
   К сонмам блаженных богов дозволю.
   И отделялся б только от Трои Рим
   Шумящим морем - пусть беглецы царят
   Счастливые в краю желанном;
   40 Лишь бы Приама, Париса пепел
   Стада топтали, звери без страха там
   Щенят скрывали б, пусть Капитолий, блеск
   Бросая вкруг, стоит, и грозный
   Рим покоряет парфян законам.
   Внушая страх, он пусть простирает власть
   До граней дальних, там, где Европы край
   От Африки пролив отрезал,
   Вздувшись, где Нил орошает пашни;
   Сильней пусть будет к злату презреньем он,
   50 В земле покуда скрыто (и лучше так!),
   Чем жаждой все собрать святое
   Хищной рукой на потребу людям.
   И где бы мира грань ни стояла, пусть
   Ее оружьем тронет, стремясь достичь
   Краев, где солнца зной ярится,
   Стран, где туманы и ливни вечно.
   Но так каиритам, войнолюбивым я
   Вещаю с тем, чтоб, предков не в меру чтя,
   Они не смели, вверясь счастью,
   60 Дедовской Трои восставить стены.
   Коль встанет Троя, с знаменьем мрачным птиц,
   Судьба вернется с гибелью горькой вновь:
   Юпитера сестра-супруга,
   Двину сама я полки победно.
   Пусть трижды встанет медных оград стена,
   Пусть Феб сам строит, - трижды она падет:
   Разрушат греки; трижды жены
   Пленные мужа, детей оплачут".
   Шутливой лире это совсем нейдет!
   70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так
   Рассказывать бессмертных речи
   И унижать величавость малым.
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   4
   Сойди же с неба, о Каллиопа, дай,
   Царица Муз, мне долгую песнь - пускай
   То флейты ль звук, иль голос звонкий,
   Дивные ль струны кифары Феба,
   Вы слышите? Иль сладко безумье так
   Прельщает слух и зренье мое?.. Брожу
   Священной рощей, мнится: тихо
   Веют зефиры, ручьи струятся.
   На Вольтур часто мальчиком я ходил.
   10 Когда вдали от грани родных полей,
   Устав резвиться, раз заснул я,
   Свежей листвою меня прикрыли
   Голубки. Дивом вкруг то казалось всем,
   Чьи гнезда полнят высь Акерунтии,
   Бантин тенистые дубравы,
   Тучные пашни низин Форента,
   Что невредимым спал я средь черных змей,
   Среди медведей, лавром священным скрыт
   И миртовых ветвей листвою,
   20 Мальчик бесстрашный, храним богами.
   Я ваш, Камены, ваш, на вершины ль гор
   Взойду Сабинских, хладной Пренесты ль высь
   Меня приманит, Тибур горный,
   Бай ли прозрачный и чистый воздух.
   И друга ваших плясок у светлых вод
   Ни дуб проклятый, пав, не сгубил меня,
   Ни пораженье при Филиппах,
   Мыс Палинуp в Сицилийском море.
   Пока со мной вы, смело пущусь я в путь:
   30 Средь волн Босфора бешеных буду, плыть,
   На Ассирийском побережье
   Странником в жгучих песках скитаться.
   Узрю пришельцам грозный британцев край,
   Конканов племя, пьющее кровь коней;
   Узрю я невредимо дальний
   Дон и носящих колчаны скифов.
   Едва успеет Цезарь великий вновь,
   В бою уставших, воинов в град вернуть,
   Труды военные закончив,
   40 В гроте у вас он находит отдых.
   Вы кротость в мысли льете ему и, влив,
   Благие, - рады. Знаем мы, как толпу
   Титанов страшных, нечестивых,
   Молнии ринув, сразил Юпитер.
   Смиряет землю твердою он, морей
   Волненье, грады, мрачный подземный край;
   Богами и толпами смертных
   Правит один справедливой властью.
   Ему внушило страх поколенье то
   50 Младое, силой гордое рук своих,
   И братья, на Олимп тенистый
   Гору взвалить Пелион пытаясь.
   Но что Тифей и мощный Мимант могли
   Иль грозный видом Порфирион свершить,
   И Рет и Энкелад, метавший
   Груды исторгнутых с корнем вязов,
   Когда Паллада мощный простерла щит
   Навстречу дерзким, пылкий Вулкан стоял
   Вот здесь, а там Юнона-матерь,
   Бог Аполлон, неразлучный с луком;
   Кудрям дав волю, моет их влагой он
   Кастальской чистой; любит он в рощах жить
   Ликийских иль в лесу родимом,
   В храме на Делосе, иль в Патарах.
   Коль разум чужд ей, сила гнетет себя,
   С умом же силу боги возносят ввысь;
   Они же ненавидят сильных,
   В сердце к делам беззаконным склонных.
   Что это правда, могут примером быть
   70 Гиант сторукий иль Орион: за то,
   Что тщился обольстить Диану,
   Был укрощен он стрелою Девы.
   Земля страдает, чудищ своих сокрыв;
   Скорбит, что дети ввергнуты в бледный Орк
   Стрелами молний; пламень Этны
   Быстрый горы сокрушить не может.
   И вечно коршун Тития печень жрет
   За невоздержность, сидя на нем как страж,
   И Пирифоя, женолюбца,
   80 Триста цепей в преисподней держат.
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   5
   Юпитер, громы мечущий - верим мы
   Царит на небе: здесь на земле к богам
   Причтется Август, покоривший
   Риму британцев и персов грозных.
   Ужели воин Красса, в постыдный брак
   Вступив с парфянкой, в вражеской жил стране?
   О курия! О порча нравов!
   В доме состарились тестя, персов
   Царю покорны, марс, апулиец там,
   10 Забывши тогу, званье, священный щит,
   Забыв огонь пред Вестой вечный,
   Хоть невредимы твердыни Рима?
   Опасность эту Регул предрек, когда
   Не соглашался мира условья он
   Принять и дать пример, что влек бы
   Гибель для Рима в грядущем веке,
   Коль без пощады, сдавшихся в плен, на смерть
   Не обрекли бы: "Стяги я, - молвил он,
   Прибитые к пунийским храмам
   20 Видел, доспехи, что с римлян сняты
   Без боя; граждан римских я зрел, кому
   К спине свободной руки скрутили; там
   Ворота без запоров; пашут
   Вновь, разоренные нами, нивы.
   Храбрее разве, выкуплен златом, в бой
   Вернется воин?.. Вы прибавляете
   К стыду ущерб: слинявшей шерсти
   Пурпур не может вернуть окраски;
   И раз отпавши, истая доблесть вновь
   30 Идти не хочет к тем, кто отверг ее.
   Как лань, изъятая из сети,
   Бросится в бой, так храбрей тот станет.
   Кто, вероломный, вверил себя врагам,
   Сотрет пунийцев в новой войне, кто мог
   На скрученных руках покорно
   Узы терпеть, убоявшись смерти.
   Не зная, как бы жизнь сохранить свою,
   С войной смешал он мир. О, какой позор!
   О Карфаген великий, выше
   40 Стал ты с паденьем постыдным Рима!"
   Жены стыдливой он поцелуй отверг
   И малых деток, ибо лишился прав;
   И мужественно взор суровый
   В землю вперил, укрепить желая,
   Душой нетвердых, членов сената: сам
   Им дал совет, не данный дотоль нигде,
   Затем - изгнанник беспримерный
   Быстро прошел меж друзей печальных.
   А что готовил варвар-палач ему,
   50 Он знал, конечно. Все же раздвинул так
   Друзей, что вкруг него стояли,
   Всех, что пытались уход замедлить,
   Как будто, тяжбы долгие он решив,
   Клиентов споры, суд покидал, спеша,
   Чтоб путь держать к полям Венафра
   Или в спартанский Тарент на отдых.
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   6
   За грех отцов ответчиком, римлянин,
   Безвинным будешь, храмов пока богам,
   Повергнутых, не восстановишь,
   Статуй, запятнанных черным дымом.
   Пред властью вышних, помни, бессилен ты:
   От них начало, к ним и конец веди:
   Как много бед за небреженье
   Боги судили отчизне скорбной.
   Мон_е_з и Пакро натиск отбили наш,
   10 Веденный дважды с волей богов вразрез,
   Гордятся, пышную добычу
   К пронизям скудным своим прибавив.
   Объятый смутой, чуть не погиб наш град:
   Уж близко были дак, эфиоп: один
   Летучими стрелами сильный,
   Флотом другой быстроходным грозный.
   Злодейства полный, век осквернил сперва
   Святыню брака, род и семью; затем,
   Отсюда исходя, потоком
   Хлынули беды в отчизну римлян.
   Едва созревши, рада скорей плясать
   Ионян танец дева, и с нежных лет
   Искусно мажется, заране
   Мысль устремляя к любви нечистой.
   А там любовник, лишь бы моложе, ей
   За пиром мужним сыщется: нет нужды
   Искать тайком, кому преступно
   Ласки дарить, удалив светильник;
   При всех открыто - тайны от мужа нет
   30 Идет, велит ли следовать ей купец,
   Зовет ли мореход испанский,
   Срама ее покупатель щедрый.
   Иных отцов был юношей род, что встарь
   Окрасил море кровью пунийской, смерть
   Принес лихому Антиоху,
   Пирру-царю, Ганнибалу-зверю.
   Сыны то были воинов пахарей,
   Они умели глыбы земли копать
   Сабинскою мотыгой, строгой
   40 Матери волю творя, из леса
   Таскать вязанки в час, когда тени гор
   Растянет солнце, с выи ярмо волам
   Усталым снимет и, скрываясь,
   Ночи желанную пору близит.
   Чего не портит пагубный бег времен?
   Отцы, что были хуже, чем деды, - нас
   Негодней вырастили; наше
   Будет потомство еще порочней.
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   7
   Астерида, зачем плачешь о Гигесе?
   Ведь с весною его светлый Зефир примчит
   Вновь с товаром вифинским,
   Верность свято хранящего.
   Лишь на небо взошла злобной Козы звезда,
   К Орику отнесен Нотом, он там в слезах
   Не одну, сна не зная,
   Ночь провел одинокую,
   Искушала хотя всячески хитрая
   10 Няня Хлои его, гостеприимицы,
   Говоря, что пылает
   Так к нему, к твоей радости.
   Сказ вела, как жена, вины облыжные
   Вероломно взведя, Прета подвигнула
   Против Беллерофонта,
   Чтоб сгубить его, чистого;
   Как чуть не был Пелей передан Тартару,
   Ипполиту когда презрел, магнезянку,
   И другие рассказы
   О любовных грехах вела,
   Втуне, ибо пока глух он к ее речам,
   Как Икара скала... Лишь бы тебя саму
   К Энипею соседу
   Не влекло больше должного.
   Хоть и нет никого, кто б с той же ловкостью
   Гарцовал на коне по полю Марсову
   И чрез Тусскую реку
   Переплыл с той же скоростью.
   Ночь придет - дверь запри и не выглядывай
   30 Из окна, услыхав флейты звук жалобный,
   И хотя бы жестокой
   Звали, будь непреклонною.
   Пер. Г. Ф. Церетели
   8
   Ты смущен, знаток языков обоих!
   Мне, холостяку до Календ ли марта?
   Для чего цветы? С фимиамом ящик?
   Или из дерна
   Сложенный алтарь и горящий уголь?
   Белого козла и обед веселый
   Вакху обещал я, когда чуть не был
   Древом придавлен.
   В этот светлый день, с возвращеньем года,
   10 Снимут из коры просмоленной пробку
   С амфоры, что дым впитывать училась
   В консульство Тулла.
   Выпей, Меценат, за здоровье друга
   Кружек сотню ты, и пускай до света
   Светочи горят, и да будут чужды
   Крик нам и ссора.
   Брось заботы все ты о граде нашем,
   Котизона-дака полки погибли,
   Мидянин, наш враг, сам себя же губит
   20 Слезным оружьем.
   Стал рабом кантабр, старый друг испанский,
   Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью,
   И, оставя лук, уж готовы скифы
   Край свой покинуть.
   Брось заботы все: человек ты частный;
   Не волнуйся ты за народ; текущим
   Насладися днем и его дарами,
   Брось свои думы!
   Пер. Г. Ф. Церетели
   9
   Прежде дорог я был тебе,
   И руками никто больше из юношей
   Шеи не обвивал твоей,
   И счастливей царя был я персидского!
   - Прежде страстью горел ко мне,
   И для Хлои забыть Лидию мог ли ты,
   Имя Лидии славилось,
   И знатней я была римлянки Илии.
   - Мной для Хлои забыто все,
   10 Нежны песни ее, сладок кифары звон;
   За нее умереть готов,
   Лишь бы только судьба милой продлила век.
   - Мне взаимным огнем зажег
   Кровь туриец Калай, Орнита юный сын;
   За него дважды смерть приму,
   Лишь бы только судьба друга продлила век.
   - Если ж прежняя страсть придет
   И нас свяжет опять крепким, как медь, ярмом;
   К русой Хлое остынет пыл,
   20 И откроется дверь снова для Лидии.
   - Хоть звезды он красивее,
   Ты ж коры на волнах легче и вспыльчивей
   Злого, мрачного Адрия,
   Я с тобой хочу жить и умереть с тобой.
   Пер. Н. С. Романовского
   10
   Если Дона струи, Лика, пила бы ты,
   Став женой дикаря, все же, простертого
   На ветру пред твоей дверью жестокою,
   Ты меня пожалела бы!
   Слышишь, как в темноте двери гремят твои,
   Стонет как между вилл, ветру ответствуя,
   Сад твой, как леденит Зевс с неба ясного
   Стужей снег свеже-выпавший?
   Брось же гордость свою ты, неприятную
   10 Для Венеры, чтоб нить не оборвалась вдруг;
   Ведь родил же тебя не Пенелопою
   Твой отец из Этрурии!
   И хотя бы была ты непреклонною
   Пред дарами, мольбой, бледностью любящих
   Между тем как твой муж юной гречанкою
   Увлечен, все же смилуйся
   Над молящим! Не будь дуба упорнее
   И ужасней в душе змей Мавритании;
   Ведь не вечно мой бок будет бесчувственен
   20 И к порогу и к сырости!
   Пер. А. П. Семенова-Тян-Шанского
   11
   О Меркурий-бог! Амфион искусный,
   Обучен тобой, воздвигал ведь стены
   Песней! Лира, ты семиструнным звоном
   Слух услаждаешь!
   Ты беззвучна встарь, нелюбима, - ныне
   Всем мила: пирам богачей и храмам!..
   Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды
   Слух преклонил я,
   Словно средь лугов кобылице юной,
   10 Любо ей сказать; не дает коснуться;
   Брак ей чужд; она холодна поныне
   К дерзости мужа.
   Тигров ты, леса за собою властна
   Влечь и быстрых рек замедлять теченье;
   Ласкам ведь твоим и привратник ада,
   Грозный, поддался
   Цербер-пес, хотя над его главою
   Сотня страшных змей, угрожая, вьется;
   Смрадный дух и гной треязычной пастью
   20 Он извергает.
   Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий
   Вдруг смеяться стал; без воды стояли
   Урны в час, когда ты ласкала песней
   Дщерей Даная.
   Слышит Лида пусть о злодейках-девах,
   Столь известных, пусть об их каре слышит!
   Вечно вон вода из бездонной бочки
   Льется, хоть поздно.
   Все ж виновных ждет и в аду возмездье.
   30 Так безбожно (что их греха ужасней?),
   Так безбожно всех женихов убили
   Острым железом!
   Брачных свеч была лишь одна достойна.
   Доблестно отца, что нарушил клятву,
   Дева ввесть в обман приняла решенье,
   Славная вечно.
   "Встань, - она рекла жениху младому,
   Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда
   Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,
   40 Скройся от тестя!
   Словно львицы, вдруг на ягнят напавши,
   Так мужей своих они все терзают;
   Мягче их - тебя не убью, не стану
   Дверь запирать я.
   Пусть за то, что я пощадила мужа,
   Злой отец меня закует хоть в цепи;
   Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню,
   В край Нумидийский.
   Ты ж иди, куда тебя ноги ль, ветры ль
   50 Будут мчать: шлют ночь и Венера помощь.
   В добрый час... А мне над могилой вырежь
   Надпись на память..."
   Пер. Н. С. Гинцбурга
   12
   Дева бедная не может ни Амуру дать простора,