Страница:
Виска, сказать например, или Вария. - Кто сочиняет
Столько стихов и так скоро, как я? Кто в пляске так ловок?
В пеньи же сам Гермоген мой завистник!" - "А что, - тут спросил я,
Чтобы прервать разговор, - есть и мать у тебя, и родные?"
- "Всех схоронил! Никого!" - "Вот прямо счастливцы! - подумал
Я про себя, - а вот я... еще жив на мученье! Недаром,
30 Жребий в урне встряхнув, предрекла старуха сабинка:
"Этот ребенок, сказала она, не умрет ни от яда,
Ни от стали врага, ни от боли в боку, ни от кашля;
Ни подагра его не возьмет... Но как в возраст придет он,
Надо беречься ему болтунов!" - Вот дошли мы до храма
Весты, а дня уж четвертая часть миновала! Мой спутник
Поручился явиться в суде, а неявкою - дело
Было б проиграно. - "Если ты любишь меня, он сказал мне,
Помоги мне: побудь там немножко со мною!" - "Я, право,
Долго стоять не могу; да я и законов не знаю!"
40 - "Что же мне делать? - он молвил в раздумьи: - тебя ли оставить
Или уж тяжбу?" - "Конечно, меня! Тут чего сомневаться!"
- "Нет, не оставлю!" - сказал - и снова пошел он со мною!
С сильным бороться нельзя; я за ним. - "Что? как ныне с тобою
И хорош ли к тебе Меценат? - Он ведь друг не со всяким!
Здравомыслящ, умен, и с Фортуною ладить умеет.
Если б один человек... мог втереться к нему! Помоги-ка:
Был бы помощник твой в ролях вторых! Всех отбил бы! Клянуся!"
- "Полно! - ему я сказал, - мы не любим там этих проделок!
Дом Мецената таков, что никто там другим не помехой.
50 Будь кто богаче меня иль ученее - каждому место!"
- "Чудно и трудно поверить!" - "Однако же так!" - Тем сильнее
Ты охоту во мне возбудил к Меценату быть ближе!"
- "Стоит тебе захотеть! Меценат лишь сначала неласков;
Впрочем, доступен он всем!" - "Ничего, как-нибудь постараюсь!
Хоть рабов у него подкуплю, а уж я не отстану!
Выгонят нынче - в другой раз приду; где-нибудь перекрестком
Встречу его и пойду провожать. Что же делать! Нам смертным
Жизнь ничего не дает без труда: уж такая нам доля!"
Так он болтал без умолку! - Вот, встретясь с Аристием Фуском
60 (Знал он его хорошо), я помедлил идти; обменялись
Мы вопросами с ним: "Ты откуда? куда?" - Я за тогу
Фуска к себе потянул и за обе взял руки; и тихо,
Сделавши знак головой, сам глазами мигнул, чтоб избавил
Как-нибудь он от мученья меня. - А лукавец смеется
И не желает понять. - Тут вся желчь во мне закипела!
"Ты, Аристий, хотел мне что-то сказать по секрету?"
- "Помню, - сказал он, - но лучше в другое удобное время.
У иудеев тридцатая ныне суббота и праздник;
Что за дела в подобные дни, и на что оскорблять их!"
70 - "Строг же ты в совести! - я возразил, - а я, признаюся,
Я не таков!" - "Что же делать! - в ответ он, - я многим слабее
Я человек ведь простой, с предрассудками; лучше отложим!"
Черный же день на меня! - Он ушел, и остался я снова
Под злодейским ножом. - Но, по счастью, ответчик навстречу.
"Где ты, бесчестный?" вскричал он. Потом он ко мне обратился
С просьбой: свидетелем быть. Я скорей протянул уже ухо!
Повели молодца! Вслед за ними и справа и слева
С криком народ повалил! - Так избавлен я был Аполлоном!
Пер. М. Дмитриева
Да! Я конечно сказал, что стихи у Луцилия грубы,
Что без порядка бегут они. Кто же бессмысленный будет
Столько привержен к нему, что и сам не признается в этом?
Но того же Луцилия я и хвалил - за насмешки,
Полные соли, пр_о_тиву Рима. Однако ж, воздавши
Эту ему похвалу, не могу я хвалить все другое!
Если бы так, то пришлось бы мне всем восхищаться и даже
Мимам Лаберия вслух, как прекрасным поэмам, дивиться.
Хорошо и уметь рассмешить, но еще не довольно.
10 Краткость нужна, чтоб не путалась мысль, а стремилась свободно.
Нужно, чтоб слог был то важен, то кстати игрив, чтобы слышны
Были в нем ритор, поэт, но и тонкости светской красивость.
Надобно силу уметь и беречь и, где нужно, умерить.
Шуткой нередко решается трудность и легче и лучше,
Нежели силой ума! - То старинные комики знали!
Нам бы не худо последовать им, а их не читают
Ни прекрасный собой Гермоген ни та обезьяна,
Чье все искусство в одном: подпевать Катуллу да Кальву!
"Так но ведь этот Луцилий сделал великое дело
20 Тем, что он много ввел греческих слов, примешавши к латинским".
- О запоздалые люди! Вам кажется важным и трудным
То, что бывало давно! Так писал Пифолеон Родосец.
"Правда, но это смешенье в стихах так для слуха приятно,
Как хиосское вместе с фалернским приятно для вкуса!"
- А позволь мне спросить: например, хорошо ли бы, если б
Трудное дело Петиллия ты защищал, и другие,
Педий, Корвин, Публикбла, потели б с своею латынью.
Ты же, забыв и отца и отечество, стал возражать им
Речью своей и чужой, как в Канузиуме двуязычном?
30 Я ведь и сам, хоть рожден по сю сторону моря, однако
Тоже, случалось, писал по-гречески прежде стишонки.
Но однажды средь ночи, когда сновиденья правдивы,
Вдруг мне явился Квирин и с угрозой сказал мне: безумец!
В Греции много поэтов. Толпу их умножить собою -
То же, что в рощу дров наносить, ничуть не умнее!
Между тем как надутый Альпин вторично Мемнона
Режет в стихах и главу уродует грязную Рейна,
Я для забавы безделки пишу, которые в храме
Бога поэтов (где Тарпа судьей) состязаться не будут,
40 Да и не будут по нескольку раз появляться на сцене.
Ты лишь один из живущих поэтов, Фунданий! столь мило
Можешь прелестниц заставить болтать, сколь искусно представить
Дава, который морочит бедного старца Хремета!
Но Поллион воспевает царей, но пламенный Варий
Равных не знает себе в эпопее, а сельские Музы
Нежное, тонкое чувство Вергилию в дар ниспослали.
Я же, что пробовал тщетно Варрон-Атацин и другие,
Лучше пишу я сатиры, хотя и другой изобрел их.
Славы великой венца я с его головы не срываю!
50 Я одно лишь сказал: что он льется, как мутный источник,
Но что больше достойного памяти в нем, чем забвенья!
Разве нет недостатков в сам_о_м великом Гомере?
Разве сам скромный Луцилий не делал поправок - ив ком же?
В трагике Акции! Разве над Эннием он не смеется?
Разве, других порицая, себя он не выше их ставит?
Что же мешает и нам, читая Луцилия, тоже
Вслух разбирать: ему ли натура его отказала
В мягкости, или предметы, которые он выбирает
Жестки; но только стихи у Луцилия жестки - как будто
60 Так он писал, чтобы только шесть стоп в стихе уместились,
Да чтоб двести стихов натощак да столько же после
Ужина! - Что ж, говорят, ведь писал же так Кассий Этрурец.
Как река он стихами кипел, и по смерти сожжен был
С кипой стихов: их одних на костер погребальный достало!
Я повторяю: Луцилий, конечно и легче и глаже,
Чем наш поэт, изобретший стихи, неизвестные грекам;
Легче и глаже он был всей толпы стародавних поэтов.
Но когда бы, по воле судьбы, он в наше жил время,
Много бы выключил он: все, что ниже нашел совершенства.
70 Ногти бы д_о_ крови грыз он, чтоб сделать свой стих совершенным,
Если ты хочешь достойное что написать, чтоб читатель
Несколько раз прочитал, - ты стиль оборачивай чаще.
Не желай удивленья толпы, а пиши для немногих.
Или ты пишешь для школьников? - Нет, я другого желаю!
Нет, я желаю, чтоб всадник меня похвалил благородный!
Так Арбускула танцовщица раз, как ее освистали,
Очень умно говорила: что, зрителей всех презирая,
Рукоплесканий она от одних благородных желала!
Пусть же Пантилий меня беспокоит, как клоп, пусть заочно
80 Будет царапать меня и Деметрий, пусть и безумец
Фанний поносит при всех, за столом у Тигеллия сидя!
Только бы Плотий и Варий, мой Меценат и Вергилий,
Муж благородный Октавий, Валгий и Фуск одобряли!
Если бы оба и Виски хвалили - я был бы доволен!
Но, оставивши лесть, я могу справедливо причислить
К ним и тебя, Поллион, и Мессалу с достойнейшим братом,
Также Бибула и Сервия, также и Фурния с ними.
Многих друзей просвещенных мне скромность назвать запрещает.
Их бы желал я хвалы; признаюсь, что мне грустно бы было,
90 Если б надежда меня в одобрении их обманула.
С вас же, Деметрий с Тигеллием, будет вниманья и школьниц!
Мальчик! поди переписывать эту тетрадку с другими!
Пер. М. Дмитриева
Гораций
Многие думают, будто в сатирах излишне я резок
Или что я выхожу из пределов; другим же, напротив,
Чт_о_ ни пишу я, все кажется слабым. - Такими стихами
Можно писать, говорят, стихов по тысяче в сутки!
Что же мне делать, Требатий, - скажи!
Требатий
Оставаться в покое.
Гораций
То есть вовсе стихов не писать?
Требатий
Не писать!
Гораций
Пусть погибну,
Ежели это не лучшее! - Но... без того мне не спится!
Требатий
А кто хочет покрепче уснуть, тот, вытертый маслом,
Трижды имеет чрез Тибр переплыть, и на ночь желудок
10 Цельным вином всполоскать. Но если писать ты охотник,
Лучше отважься ты подвиги Цезаря славить стихами.
Верно ты будешь за труд награжден.
Гораций
И желал бы, отец мой,
Но не чувствую силы к тому. Не всякий же может
Живо полки описать, с их стеною железною копий,
Галлов со смертью в борьбе на обломках оружий, иль парфов,
Сбитых с коней...
Требатий
Но ты мог бы представить его справедливость
И великость души, как Луцилий воспел Сципиона.
Гораций
Да непременно: как скоро представится случай! Некстати
Цезаря слуху стихами Флакк докучать не захочет.
20 Кто неловко погладит его, он, как конь, забрыкает.
Требатий
Это честнее бы, чем Пантолаба иль Номентана,
Шута да мота бранить. За себя опасается всякий.
Ты, кого и не трогал, и те уж тебя ненавидят.
Гораций
Что же мне делать? Милоний плясать начинает, как скоро
Винный пар в голову вступит ему и свеча задвоится;
Кастор любит коней; из того же яйца порожденный
Поллукс - борьбу. Что голов, то различных пристрастий на свете!
Мне наслажденье - слова заключать в стихотворную меру:
Как Луцилию было, хотя он... обоих нас лучше.
30 Всякие тайны свои, как друзьям, поверял он листочкам.
Горесть ли, радость ли - к ним, к ним одним завсегда прибегал он!
Все приключенья, всю жизнь, как на верных обетных дощечках,
В сочиненьях старик начертал. И его-то примеру
Следую я, кто бы ни был, луканец ли, иль апулиец.
Ибо житель Венузии пашет в обоих пределах,
Присланный некогда - если преданию старому верить -
Снова тот край заселить, по изгнаньи тут живших самнитов,
С тем чтоб на случай войны апулийцев ли или луканцев,
Не был врагу путь до Рима открыт через земли пустые.
40 Впрочем, мой грифель вперед ни души не обидит, но будет
Мне лишь в защиту, как меч, хранимый в ножнах. И к чему же
Мне вынимать бы его, без нападок от явных злодеев?..
О Юпитер, царь и отец! Пусть оружие это
Гибнет от ржавчины, брошено мною, покуда не вздумал
Сам кто вредить мне, любящему мир! Но, первый, кто тронет, -
Предупреждаю я: лучше не трогай! - заплачет и будет
В целом Риме, себе на беду, прославлен стихами!
Цервий во гневе законом и урной грозит, и зловредным
Зельем Канидия, Турий судья - решением дела:
50 Стало быть всякий себе избирает орудье по силам.
Так повелела натура; ты в том согласишься со мною!
Зубы для волка, рога для вола. Доверьте вы моту
Сцеве его престарелую мать в попеченье: он руку
От убийства конечно удержит! - Чему ж вы дивитесь?
Волк не бодает рогами, а вол не кусает зубами:
Так и его от старушки избавит и с медом цикута!
Но короче скажу: суждена ли мне долгая старость,
Или на черных крылах смерть летает уже надо мною,
Нищ ли, богат ли я, в Риме ли я иль в изгнании буду,
60 Если угодно судьбе - я сатиры писать не отстану!
Требатий
Сын мой, боюсь я - тебе не дожить до седин, а холодность
Сильных друзей испытаешь и ты!
Гораций
Почему же Луцилий,
Первый начавший сатиры писать, не боялся, когда он
С гнусных тех душ совлекая блестящую кожу притворства,
Их выставлял в наготе? - Ты скажи: оскорблялся ли Лелий
Или герой, получивший прозванье от стен Карфагена,
Да и казалось ли дерзостью им, что Луцилий Метелла
Смел порицать или Лупа в стихах предавать поношенью?..
Он нападал без разбора на всех, на народ и на знатных,
70 Только щадил добродетель, щадил он ее лишь любимцев!
Даже, когда Сципион или Лелий, мудрец безмятежный,
От народной толпы и от дел на покой удалились,
Часто любили они с ним шутить и беседовать просто,
Между тем как готовили им овощей на трапезу.
Я, хоть и ниже Луцилия даром моим и породой,
С знатными жил же и я - в том признается самая зависть.
Ежели тронет она и меня сокрушающим зубом,
Жестко покажется ей! - Но быть может, ученый Требатий,
Ты не согласен?
Требатий
Нет, в этом и я не поспорю. Однако
80 Все мой совет: берегись! Ты законов священных не знаешь!
Бойся попасть в неприятную тяжбу! Если писатель
Дурно напишет о ком, он повинен суду и ответу!
Гораций
Да! кто дурно напишет, а кто хорошо, то наверно
Первый сам Цезарь похвалит! И ежели, сам без порока,
Смехом позорит людей он, достойных позора...
Требатий
То смехом
Дело твое порешат; а ты возвратишься оправдан!
Пер. М. Дмитриева
Как хорошо, как полезно, друзья, быть довольну немногим!
(Это не я говорю; так учил нас Офелл поселянин,
Школ не видавший мудрец, одаренный природным рассудком.)
Слушайте речь мудреца не за пышной и сытной трапезой,
И не тогда, как бессмысленный блеск ослепляет вам очи,
Иль как обманутый рузум полезное все отвергает.
Нет! натощак побеседуем! - "Как натощак? Для чего же?"
- Я объясню вам! Затем, что судья, подкупленный дарами,
Судит неправо! Когда ты устанешь, гоняясь за зайцем,
10 Или скача на упрямом коне, иль мячом забавляясь
(Ибо, изнеженным греками, римлян военные игры
Нам тяжелы, а с забавами мы забываем усталость),
Или когда утомишься усильным бросанием диска -
Тут ты, почувствовав жажду и п_о_зыв пустого желудка,
Пр_е_зришь ли пищей простой? Перетерпишь ли жажду затем лишь,
Что фалернского нет, подслащенного медом гиметтским,
Что нет ключника дома, что море, взволнованно бурей,
Рыб защищает в своей глубине от сетей рыболовов?
Нет! как живот заворчит, то ему и хлеб с солью приятны,
20 Ибо не в запахе яств, а в тебе сам_о_м наслажденье!
П_о_том усталости - вот чем отыскивай вкусные блюда!
Лени обрюзглой что ни подай, ей все не по вкусу:
Устрицы ль, скар ли, иль заяц морской, издалека прибывший.
Если павлин пред тобою, как ни проси, ты не станешь
Курицу жирную есть - тот приятнее вкус твой щекочет.
Это все суетность! Все оттого, что за редкую птицу
Золотом платят, что хвост у нее разноцветный и пышный;
Точно как будто все дело в хвосте! Но ешь ли ты перья?
Стоит их только изжарить, куда красота их девалась!
30 Мясо ж павлина нисколько не лучше куриного мяса!
Ясно, что в этом одна лишь наружность твой вкус обольщает!
Пусть! но пойди-ка узнай ты по вкусу, где поймана эта
Щука с широкой разинутой пастью: в Тибре иль в море,
Между мостов ли ее, или в устье волны качали?
Хвалишь, безумный, ты мулла за то лишь одно, что он весом
Ровно в три фунта, а должен же будешь изрезать на части!
Если прельщает огромность, то как же огромная щука
Столько противна тебе? Оттого, что не редкость! Природа
Щуку большой сотворила, а мулл большой не бывает.
40 "Что за прекраснейший вид, как он целое блюдо покроет!" -
Так восклицает обжора, с глоткой достойною Гарпий.
Австр! лети - пережги их роскошные яства! А впрочем,
Если испорчен желудок, и ромб и кабан неприятны.
Горькая редька и кислый щавель тут нужнее. Конечно,
Предков оливки и яйца нами не изгнаны вовсе
С наших столов; городской недавно глашатай Галлоний
Был осуждаем за роскошь пиров его. "Как! неужели
Менее ромбов в то время питало глубокое море?" -
Нет! но покуда в них вкус не открыл нам преторианец,
50 В море спокойно жил ромб, и был аист в гнезде безопасен.
Если б кто выдал эдикт, что нырок зажаренный вкусен,
Юноши Рима поверят: они на дурное послушны!
Впрочем, умеренный стол и стол скряги Офелл различает,
Ибо напрасно бежать от порока к пороку другому.
Ауфидиен, справедливо прозванный Псом, ежедневно
Ел лишь оливки, которым пять лет, да ягоды терна,
А вино он берег, покуда совсем не прокиснет.
В день же рождения или на утро дня свадьбы, одетый
В белом, как следует в праздник, он гостям на капусту
60 Масло такое из рога по капельке лил своеручно,
Что захватило дыханье, зато не скупился на уксус!
Как же прилично жить мудрецу? И с кого брать примеры?
Там угрожает мне волк, а тут попадешься собаке!
Чисто одетым быть значит - не быть в запачканном платье,
А не то, чтоб наряженным быть щегольски. Кто средину
Хочет во всем сохранить, то не будь, как Альбуций, который
Раздавая приказы рабам, их заранее мучил:
Но не будь и беспечен, как Невий, который помои
Вместо воды подавал. Недостаток великий и это!
70 Слушай же, сколько приносит нам пользы пища простая:
Первая польза - здоровье, затем что все сложные яства
Вредны для тела. Припомни, какую ты чувствовал легкость
После простого стола! Но вареное с жареным вместе,
Устриц с дроздами как скоро смешаешь в одно, то в желудке
Сладкое в желчь обратится, и внутренний в нем беспорядок
Клейкую слизь породит. Посмотри, как бывают все бледны,
Встав из-за пира, где были в смешеньи различные яства.
Тело, вчерашним грехом отягченное, дух отягчает,
Пригнетая к земле часть дыханья божественной силы!
80 Но умеренный, скоро насытясь и сладко заснувши,
Свежим и бодрым встает ото сна к ежедневным занятьям.
Может и он иногда дозволить себе чт_о_ получше,
Ежели праздничный день с годовым оборотом приходит,
Или в усталости, или тогда, наконец, как с годами
Тело слабеет и требует больших о нем попечений.
Ты же, который, будучи молод и крепок, заране
К неге себя приучал, чем себя ты понежишь, как хворость
Или тяжелая старость потребуют сил подкрепленья?
Предки хвалили мясо кабана, хотя и не вовсе
90 Свеже; не то чтобы не было вовсе у них обонянья -
Нет! но чем свежее есть самому, казалось, что лучше
Им початое иметь наготове для позднего гостя.
О, когда б я родился во время тех старых героев!
Если желаешь ты славы, которая слуху тщеславных
Сладостней песен, то верь мне, что рыбы и блюда большие
Только послужат к стыду твоему, к разоренью! Вдобавок
Дядю рассердишь, соседи тебя взненавидят. Ты будешь
Смерти желать, но не на что будет купить и веревки!
"Это, ты скажешь, идет не ко мне: я не Травзий! Имений
100 И доходов моих для троих царей бы достало!"
- Ежели так, то зачем ты излишек не тратишь на пользу?
Если богат ты, зачем же есть в бедности честные люди?
Для чего же богов разрушаются древние храмы?
Для чего ты, негодный, хоть малую часть из сокровищ,
Накопленных тобой, не приносишь отечеству в жертву?
Или, ты думаешь, счастье тебе одному не изменит?
Время придет, что и ты для врагов посмешищем будешь.
Кто в переменах судьбы понадеяться может на твердость?
Тот, кто умел покорить и тела привычки и гордость,
110 Или кто, малым доволен, на будущность мало надеясь,
Мог, как мудрец, быть готовым к войне в продолжение мира.
Верьте мне: мальчиком бывши еще, знавал я Офелла!
Нынче бедняк, и тогда он, при целом именьи, не шире
Жил, чем теперь. На своем, для других отмежеванном поле
Он и доныне с детьми и со стадом живет, как наемщик.
"Нет, никогда, - говорил он, - по будням не ел я другого,
Кроме простых овощей и куска прокопченной свинины!
Если же изредка гость приходил иль в свободное время
Добрый сосед навещал особливо в ненастную пору,
120 Я не столичною рыбою их угощал, но домашним
Или цыпленком или козленком. Кисть винограда,
Крупные фиги, орехи - вот что мой стол украшало.
В мирной игре между нас - проигравший пил лишнюю рюмку,
Или, в честь доброй Цереры, чтоб выше взрастали колосья
Наших полей, мы заботы чела вином прогоняли.
Пусть же Фортуна враждует и новые бури воздвигнет!
Чт_о_ ей похитить у нас? Скажите, мои домочадцы,
Меньше ль счастливо мы жили с тех пор, как у нас поселенец
Новый явился? Ни мне, ни ему, ни другому природа
130 Ведь не назначила вечно владеть! Он нас выгнал, его же,
Если не ябеда, то расточительность тоже прогонят,
Или наследник, его переживший, владенье присвоит.
Нынче землица Умбрена, прежде землица Офелла,
Но, по правде, ничья, а давалась в именье на время,
Прежде Офеллу, а после другим. Сохраним же всю бодрость!
Твердую душу поставим пр_о_тив ударов Фортуны!"
Пер. М. Дмитриева
Дамазипп
Редко ты пишешь! Едва ли четырежды в год ты пергамент
В руки возьмешь! Лишь только наткал, и опять распускаешь,
Сам недоволен собой, что вино и сонливость мешают
Славы достойный труд совершить. Что из этого выйдет?
Что ж ты на дни Сатурналий сюда убежал? Напиши же
Здесь, протрезвясь, что-нибудь ожиданий достойное наших!
Что? Ничего? Так напрасно ж перо обвинять и напрасно
Бедные стены, созд_а_нные в гневе богов и поэтов!
Мы по лицу твоему от тебя превосходного много
10 Ждали, когда ты под сельскую теплую кровлю сокрылся.
Для чего же привез ты с собою Платона с Менандром?
Что же взял в свиту свою Эвполида и с ним Архилоха?
Хочешь ли зависть ты тем усмирить, что возьмешь у достоинств?
Нет, лишь презренье одно наживешь! Отбрось же ты леность,
Эту сирену свою, иль и то, что и лучшею жизнью
Ты приобрел, потеряешь опять!
Гораций
Да даруют же боги
Все и богини тебе, Дамазипп, брадобрея за этот
Столь полезный совет! Но как я тебе столь известен?
Дамазипп
С той поры, как попал я у среднего Януса на мель,
20 Я, оставив свои все дела, занимаюсь чужими.
Прежде любил я исследовать бронзу лохани, в которой
Ноги мыл хитрый Сизиф, разбирал, где заметна в ваяньи
Слабость резца, где металл отлился неудачно и грубо,
Знал я, чт_о_ статуя ст_о_ит, сколько тысяч сестерций;
Домы, сады покупать, в том со мною никто не равнялся,
Так что меня при продажах любимцем Меркурия звали.
Гораций
Это я знаю. Дивлюсь, как от этого ты исцелился!
Дамазипп
Так, как бывает это всегда, что всякая новость
Выгонит старое. Крови прилив к голове или к боку
30 Вдруг обращается к груди. Иной летаргией был болен;
Смотришь - врача своего на кулачный уж бой вызывает!
Гораций
Лишь бы меня не касалось; с другими - будь что угодно!
Дамазипп
Друг, понапрасну не льстись! Все глупцы, да и сам ты безумен,
Если нам правду Стертиний твердил. От него я науку
Превосходную принял тогда, как меня убедил он
Мудрую эту браду себе отрастить в утешенье
И от м_о_ста Фабриция в мире домой воротиться:
Ибо, когда я в упадке всех дел, с головою покрытой,
Броситься в волны хотел, он стоял уж по правую руку.
-----
40 Ты берегись недостойного дела, - вскричал он. - Ты мучим
Ложным стыдом, ты боишься безумным прослыть меж безумцев!
Но рассмотрим во-первых: что есть безумие? - Если
Ты лишь безумен один, я ни слова! Пусть смертью отважной
Кончишь ты жизнь. Но если кого лишь слепое незнанье
Зла и добра побуждает к тому, то Хризипп и вся школа
Прямо того почитают безумцем. Под правило это
Все, и цари и народы подходят, кроме лишь мудрых.
Слушай же: я объясню, почему те, которым безумцем
Кажешься ты, все и сами не менее тоже безумны.
50 Если два путника, идучи лесом, в нем заблудятся,
Этот с дороги собьется направо, а этот налево, -
Оба блуждают они, но только по разным дорогам.
Так все равно и безумны, хотя над тобой и смеются.
Столько стихов и так скоро, как я? Кто в пляске так ловок?
В пеньи же сам Гермоген мой завистник!" - "А что, - тут спросил я,
Чтобы прервать разговор, - есть и мать у тебя, и родные?"
- "Всех схоронил! Никого!" - "Вот прямо счастливцы! - подумал
Я про себя, - а вот я... еще жив на мученье! Недаром,
30 Жребий в урне встряхнув, предрекла старуха сабинка:
"Этот ребенок, сказала она, не умрет ни от яда,
Ни от стали врага, ни от боли в боку, ни от кашля;
Ни подагра его не возьмет... Но как в возраст придет он,
Надо беречься ему болтунов!" - Вот дошли мы до храма
Весты, а дня уж четвертая часть миновала! Мой спутник
Поручился явиться в суде, а неявкою - дело
Было б проиграно. - "Если ты любишь меня, он сказал мне,
Помоги мне: побудь там немножко со мною!" - "Я, право,
Долго стоять не могу; да я и законов не знаю!"
40 - "Что же мне делать? - он молвил в раздумьи: - тебя ли оставить
Или уж тяжбу?" - "Конечно, меня! Тут чего сомневаться!"
- "Нет, не оставлю!" - сказал - и снова пошел он со мною!
С сильным бороться нельзя; я за ним. - "Что? как ныне с тобою
И хорош ли к тебе Меценат? - Он ведь друг не со всяким!
Здравомыслящ, умен, и с Фортуною ладить умеет.
Если б один человек... мог втереться к нему! Помоги-ка:
Был бы помощник твой в ролях вторых! Всех отбил бы! Клянуся!"
- "Полно! - ему я сказал, - мы не любим там этих проделок!
Дом Мецената таков, что никто там другим не помехой.
50 Будь кто богаче меня иль ученее - каждому место!"
- "Чудно и трудно поверить!" - "Однако же так!" - Тем сильнее
Ты охоту во мне возбудил к Меценату быть ближе!"
- "Стоит тебе захотеть! Меценат лишь сначала неласков;
Впрочем, доступен он всем!" - "Ничего, как-нибудь постараюсь!
Хоть рабов у него подкуплю, а уж я не отстану!
Выгонят нынче - в другой раз приду; где-нибудь перекрестком
Встречу его и пойду провожать. Что же делать! Нам смертным
Жизнь ничего не дает без труда: уж такая нам доля!"
Так он болтал без умолку! - Вот, встретясь с Аристием Фуском
60 (Знал он его хорошо), я помедлил идти; обменялись
Мы вопросами с ним: "Ты откуда? куда?" - Я за тогу
Фуска к себе потянул и за обе взял руки; и тихо,
Сделавши знак головой, сам глазами мигнул, чтоб избавил
Как-нибудь он от мученья меня. - А лукавец смеется
И не желает понять. - Тут вся желчь во мне закипела!
"Ты, Аристий, хотел мне что-то сказать по секрету?"
- "Помню, - сказал он, - но лучше в другое удобное время.
У иудеев тридцатая ныне суббота и праздник;
Что за дела в подобные дни, и на что оскорблять их!"
70 - "Строг же ты в совести! - я возразил, - а я, признаюся,
Я не таков!" - "Что же делать! - в ответ он, - я многим слабее
Я человек ведь простой, с предрассудками; лучше отложим!"
Черный же день на меня! - Он ушел, и остался я снова
Под злодейским ножом. - Но, по счастью, ответчик навстречу.
"Где ты, бесчестный?" вскричал он. Потом он ко мне обратился
С просьбой: свидетелем быть. Я скорей протянул уже ухо!
Повели молодца! Вслед за ними и справа и слева
С криком народ повалил! - Так избавлен я был Аполлоном!
Пер. М. Дмитриева
Да! Я конечно сказал, что стихи у Луцилия грубы,
Что без порядка бегут они. Кто же бессмысленный будет
Столько привержен к нему, что и сам не признается в этом?
Но того же Луцилия я и хвалил - за насмешки,
Полные соли, пр_о_тиву Рима. Однако ж, воздавши
Эту ему похвалу, не могу я хвалить все другое!
Если бы так, то пришлось бы мне всем восхищаться и даже
Мимам Лаберия вслух, как прекрасным поэмам, дивиться.
Хорошо и уметь рассмешить, но еще не довольно.
10 Краткость нужна, чтоб не путалась мысль, а стремилась свободно.
Нужно, чтоб слог был то важен, то кстати игрив, чтобы слышны
Были в нем ритор, поэт, но и тонкости светской красивость.
Надобно силу уметь и беречь и, где нужно, умерить.
Шуткой нередко решается трудность и легче и лучше,
Нежели силой ума! - То старинные комики знали!
Нам бы не худо последовать им, а их не читают
Ни прекрасный собой Гермоген ни та обезьяна,
Чье все искусство в одном: подпевать Катуллу да Кальву!
"Так но ведь этот Луцилий сделал великое дело
20 Тем, что он много ввел греческих слов, примешавши к латинским".
- О запоздалые люди! Вам кажется важным и трудным
То, что бывало давно! Так писал Пифолеон Родосец.
"Правда, но это смешенье в стихах так для слуха приятно,
Как хиосское вместе с фалернским приятно для вкуса!"
- А позволь мне спросить: например, хорошо ли бы, если б
Трудное дело Петиллия ты защищал, и другие,
Педий, Корвин, Публикбла, потели б с своею латынью.
Ты же, забыв и отца и отечество, стал возражать им
Речью своей и чужой, как в Канузиуме двуязычном?
30 Я ведь и сам, хоть рожден по сю сторону моря, однако
Тоже, случалось, писал по-гречески прежде стишонки.
Но однажды средь ночи, когда сновиденья правдивы,
Вдруг мне явился Квирин и с угрозой сказал мне: безумец!
В Греции много поэтов. Толпу их умножить собою -
То же, что в рощу дров наносить, ничуть не умнее!
Между тем как надутый Альпин вторично Мемнона
Режет в стихах и главу уродует грязную Рейна,
Я для забавы безделки пишу, которые в храме
Бога поэтов (где Тарпа судьей) состязаться не будут,
40 Да и не будут по нескольку раз появляться на сцене.
Ты лишь один из живущих поэтов, Фунданий! столь мило
Можешь прелестниц заставить болтать, сколь искусно представить
Дава, который морочит бедного старца Хремета!
Но Поллион воспевает царей, но пламенный Варий
Равных не знает себе в эпопее, а сельские Музы
Нежное, тонкое чувство Вергилию в дар ниспослали.
Я же, что пробовал тщетно Варрон-Атацин и другие,
Лучше пишу я сатиры, хотя и другой изобрел их.
Славы великой венца я с его головы не срываю!
50 Я одно лишь сказал: что он льется, как мутный источник,
Но что больше достойного памяти в нем, чем забвенья!
Разве нет недостатков в сам_о_м великом Гомере?
Разве сам скромный Луцилий не делал поправок - ив ком же?
В трагике Акции! Разве над Эннием он не смеется?
Разве, других порицая, себя он не выше их ставит?
Что же мешает и нам, читая Луцилия, тоже
Вслух разбирать: ему ли натура его отказала
В мягкости, или предметы, которые он выбирает
Жестки; но только стихи у Луцилия жестки - как будто
60 Так он писал, чтобы только шесть стоп в стихе уместились,
Да чтоб двести стихов натощак да столько же после
Ужина! - Что ж, говорят, ведь писал же так Кассий Этрурец.
Как река он стихами кипел, и по смерти сожжен был
С кипой стихов: их одних на костер погребальный достало!
Я повторяю: Луцилий, конечно и легче и глаже,
Чем наш поэт, изобретший стихи, неизвестные грекам;
Легче и глаже он был всей толпы стародавних поэтов.
Но когда бы, по воле судьбы, он в наше жил время,
Много бы выключил он: все, что ниже нашел совершенства.
70 Ногти бы д_о_ крови грыз он, чтоб сделать свой стих совершенным,
Если ты хочешь достойное что написать, чтоб читатель
Несколько раз прочитал, - ты стиль оборачивай чаще.
Не желай удивленья толпы, а пиши для немногих.
Или ты пишешь для школьников? - Нет, я другого желаю!
Нет, я желаю, чтоб всадник меня похвалил благородный!
Так Арбускула танцовщица раз, как ее освистали,
Очень умно говорила: что, зрителей всех презирая,
Рукоплесканий она от одних благородных желала!
Пусть же Пантилий меня беспокоит, как клоп, пусть заочно
80 Будет царапать меня и Деметрий, пусть и безумец
Фанний поносит при всех, за столом у Тигеллия сидя!
Только бы Плотий и Варий, мой Меценат и Вергилий,
Муж благородный Октавий, Валгий и Фуск одобряли!
Если бы оба и Виски хвалили - я был бы доволен!
Но, оставивши лесть, я могу справедливо причислить
К ним и тебя, Поллион, и Мессалу с достойнейшим братом,
Также Бибула и Сервия, также и Фурния с ними.
Многих друзей просвещенных мне скромность назвать запрещает.
Их бы желал я хвалы; признаюсь, что мне грустно бы было,
90 Если б надежда меня в одобрении их обманула.
С вас же, Деметрий с Тигеллием, будет вниманья и школьниц!
Мальчик! поди переписывать эту тетрадку с другими!
Пер. М. Дмитриева
Гораций
Многие думают, будто в сатирах излишне я резок
Или что я выхожу из пределов; другим же, напротив,
Чт_о_ ни пишу я, все кажется слабым. - Такими стихами
Можно писать, говорят, стихов по тысяче в сутки!
Что же мне делать, Требатий, - скажи!
Требатий
Оставаться в покое.
Гораций
То есть вовсе стихов не писать?
Требатий
Не писать!
Гораций
Пусть погибну,
Ежели это не лучшее! - Но... без того мне не спится!
Требатий
А кто хочет покрепче уснуть, тот, вытертый маслом,
Трижды имеет чрез Тибр переплыть, и на ночь желудок
10 Цельным вином всполоскать. Но если писать ты охотник,
Лучше отважься ты подвиги Цезаря славить стихами.
Верно ты будешь за труд награжден.
Гораций
И желал бы, отец мой,
Но не чувствую силы к тому. Не всякий же может
Живо полки описать, с их стеною железною копий,
Галлов со смертью в борьбе на обломках оружий, иль парфов,
Сбитых с коней...
Требатий
Но ты мог бы представить его справедливость
И великость души, как Луцилий воспел Сципиона.
Гораций
Да непременно: как скоро представится случай! Некстати
Цезаря слуху стихами Флакк докучать не захочет.
20 Кто неловко погладит его, он, как конь, забрыкает.
Требатий
Это честнее бы, чем Пантолаба иль Номентана,
Шута да мота бранить. За себя опасается всякий.
Ты, кого и не трогал, и те уж тебя ненавидят.
Гораций
Что же мне делать? Милоний плясать начинает, как скоро
Винный пар в голову вступит ему и свеча задвоится;
Кастор любит коней; из того же яйца порожденный
Поллукс - борьбу. Что голов, то различных пристрастий на свете!
Мне наслажденье - слова заключать в стихотворную меру:
Как Луцилию было, хотя он... обоих нас лучше.
30 Всякие тайны свои, как друзьям, поверял он листочкам.
Горесть ли, радость ли - к ним, к ним одним завсегда прибегал он!
Все приключенья, всю жизнь, как на верных обетных дощечках,
В сочиненьях старик начертал. И его-то примеру
Следую я, кто бы ни был, луканец ли, иль апулиец.
Ибо житель Венузии пашет в обоих пределах,
Присланный некогда - если преданию старому верить -
Снова тот край заселить, по изгнаньи тут живших самнитов,
С тем чтоб на случай войны апулийцев ли или луканцев,
Не был врагу путь до Рима открыт через земли пустые.
40 Впрочем, мой грифель вперед ни души не обидит, но будет
Мне лишь в защиту, как меч, хранимый в ножнах. И к чему же
Мне вынимать бы его, без нападок от явных злодеев?..
О Юпитер, царь и отец! Пусть оружие это
Гибнет от ржавчины, брошено мною, покуда не вздумал
Сам кто вредить мне, любящему мир! Но, первый, кто тронет, -
Предупреждаю я: лучше не трогай! - заплачет и будет
В целом Риме, себе на беду, прославлен стихами!
Цервий во гневе законом и урной грозит, и зловредным
Зельем Канидия, Турий судья - решением дела:
50 Стало быть всякий себе избирает орудье по силам.
Так повелела натура; ты в том согласишься со мною!
Зубы для волка, рога для вола. Доверьте вы моту
Сцеве его престарелую мать в попеченье: он руку
От убийства конечно удержит! - Чему ж вы дивитесь?
Волк не бодает рогами, а вол не кусает зубами:
Так и его от старушки избавит и с медом цикута!
Но короче скажу: суждена ли мне долгая старость,
Или на черных крылах смерть летает уже надо мною,
Нищ ли, богат ли я, в Риме ли я иль в изгнании буду,
60 Если угодно судьбе - я сатиры писать не отстану!
Требатий
Сын мой, боюсь я - тебе не дожить до седин, а холодность
Сильных друзей испытаешь и ты!
Гораций
Почему же Луцилий,
Первый начавший сатиры писать, не боялся, когда он
С гнусных тех душ совлекая блестящую кожу притворства,
Их выставлял в наготе? - Ты скажи: оскорблялся ли Лелий
Или герой, получивший прозванье от стен Карфагена,
Да и казалось ли дерзостью им, что Луцилий Метелла
Смел порицать или Лупа в стихах предавать поношенью?..
Он нападал без разбора на всех, на народ и на знатных,
70 Только щадил добродетель, щадил он ее лишь любимцев!
Даже, когда Сципион или Лелий, мудрец безмятежный,
От народной толпы и от дел на покой удалились,
Часто любили они с ним шутить и беседовать просто,
Между тем как готовили им овощей на трапезу.
Я, хоть и ниже Луцилия даром моим и породой,
С знатными жил же и я - в том признается самая зависть.
Ежели тронет она и меня сокрушающим зубом,
Жестко покажется ей! - Но быть может, ученый Требатий,
Ты не согласен?
Требатий
Нет, в этом и я не поспорю. Однако
80 Все мой совет: берегись! Ты законов священных не знаешь!
Бойся попасть в неприятную тяжбу! Если писатель
Дурно напишет о ком, он повинен суду и ответу!
Гораций
Да! кто дурно напишет, а кто хорошо, то наверно
Первый сам Цезарь похвалит! И ежели, сам без порока,
Смехом позорит людей он, достойных позора...
Требатий
То смехом
Дело твое порешат; а ты возвратишься оправдан!
Пер. М. Дмитриева
Как хорошо, как полезно, друзья, быть довольну немногим!
(Это не я говорю; так учил нас Офелл поселянин,
Школ не видавший мудрец, одаренный природным рассудком.)
Слушайте речь мудреца не за пышной и сытной трапезой,
И не тогда, как бессмысленный блеск ослепляет вам очи,
Иль как обманутый рузум полезное все отвергает.
Нет! натощак побеседуем! - "Как натощак? Для чего же?"
- Я объясню вам! Затем, что судья, подкупленный дарами,
Судит неправо! Когда ты устанешь, гоняясь за зайцем,
10 Или скача на упрямом коне, иль мячом забавляясь
(Ибо, изнеженным греками, римлян военные игры
Нам тяжелы, а с забавами мы забываем усталость),
Или когда утомишься усильным бросанием диска -
Тут ты, почувствовав жажду и п_о_зыв пустого желудка,
Пр_е_зришь ли пищей простой? Перетерпишь ли жажду затем лишь,
Что фалернского нет, подслащенного медом гиметтским,
Что нет ключника дома, что море, взволнованно бурей,
Рыб защищает в своей глубине от сетей рыболовов?
Нет! как живот заворчит, то ему и хлеб с солью приятны,
20 Ибо не в запахе яств, а в тебе сам_о_м наслажденье!
П_о_том усталости - вот чем отыскивай вкусные блюда!
Лени обрюзглой что ни подай, ей все не по вкусу:
Устрицы ль, скар ли, иль заяц морской, издалека прибывший.
Если павлин пред тобою, как ни проси, ты не станешь
Курицу жирную есть - тот приятнее вкус твой щекочет.
Это все суетность! Все оттого, что за редкую птицу
Золотом платят, что хвост у нее разноцветный и пышный;
Точно как будто все дело в хвосте! Но ешь ли ты перья?
Стоит их только изжарить, куда красота их девалась!
30 Мясо ж павлина нисколько не лучше куриного мяса!
Ясно, что в этом одна лишь наружность твой вкус обольщает!
Пусть! но пойди-ка узнай ты по вкусу, где поймана эта
Щука с широкой разинутой пастью: в Тибре иль в море,
Между мостов ли ее, или в устье волны качали?
Хвалишь, безумный, ты мулла за то лишь одно, что он весом
Ровно в три фунта, а должен же будешь изрезать на части!
Если прельщает огромность, то как же огромная щука
Столько противна тебе? Оттого, что не редкость! Природа
Щуку большой сотворила, а мулл большой не бывает.
40 "Что за прекраснейший вид, как он целое блюдо покроет!" -
Так восклицает обжора, с глоткой достойною Гарпий.
Австр! лети - пережги их роскошные яства! А впрочем,
Если испорчен желудок, и ромб и кабан неприятны.
Горькая редька и кислый щавель тут нужнее. Конечно,
Предков оливки и яйца нами не изгнаны вовсе
С наших столов; городской недавно глашатай Галлоний
Был осуждаем за роскошь пиров его. "Как! неужели
Менее ромбов в то время питало глубокое море?" -
Нет! но покуда в них вкус не открыл нам преторианец,
50 В море спокойно жил ромб, и был аист в гнезде безопасен.
Если б кто выдал эдикт, что нырок зажаренный вкусен,
Юноши Рима поверят: они на дурное послушны!
Впрочем, умеренный стол и стол скряги Офелл различает,
Ибо напрасно бежать от порока к пороку другому.
Ауфидиен, справедливо прозванный Псом, ежедневно
Ел лишь оливки, которым пять лет, да ягоды терна,
А вино он берег, покуда совсем не прокиснет.
В день же рождения или на утро дня свадьбы, одетый
В белом, как следует в праздник, он гостям на капусту
60 Масло такое из рога по капельке лил своеручно,
Что захватило дыханье, зато не скупился на уксус!
Как же прилично жить мудрецу? И с кого брать примеры?
Там угрожает мне волк, а тут попадешься собаке!
Чисто одетым быть значит - не быть в запачканном платье,
А не то, чтоб наряженным быть щегольски. Кто средину
Хочет во всем сохранить, то не будь, как Альбуций, который
Раздавая приказы рабам, их заранее мучил:
Но не будь и беспечен, как Невий, который помои
Вместо воды подавал. Недостаток великий и это!
70 Слушай же, сколько приносит нам пользы пища простая:
Первая польза - здоровье, затем что все сложные яства
Вредны для тела. Припомни, какую ты чувствовал легкость
После простого стола! Но вареное с жареным вместе,
Устриц с дроздами как скоро смешаешь в одно, то в желудке
Сладкое в желчь обратится, и внутренний в нем беспорядок
Клейкую слизь породит. Посмотри, как бывают все бледны,
Встав из-за пира, где были в смешеньи различные яства.
Тело, вчерашним грехом отягченное, дух отягчает,
Пригнетая к земле часть дыханья божественной силы!
80 Но умеренный, скоро насытясь и сладко заснувши,
Свежим и бодрым встает ото сна к ежедневным занятьям.
Может и он иногда дозволить себе чт_о_ получше,
Ежели праздничный день с годовым оборотом приходит,
Или в усталости, или тогда, наконец, как с годами
Тело слабеет и требует больших о нем попечений.
Ты же, который, будучи молод и крепок, заране
К неге себя приучал, чем себя ты понежишь, как хворость
Или тяжелая старость потребуют сил подкрепленья?
Предки хвалили мясо кабана, хотя и не вовсе
90 Свеже; не то чтобы не было вовсе у них обонянья -
Нет! но чем свежее есть самому, казалось, что лучше
Им початое иметь наготове для позднего гостя.
О, когда б я родился во время тех старых героев!
Если желаешь ты славы, которая слуху тщеславных
Сладостней песен, то верь мне, что рыбы и блюда большие
Только послужат к стыду твоему, к разоренью! Вдобавок
Дядю рассердишь, соседи тебя взненавидят. Ты будешь
Смерти желать, но не на что будет купить и веревки!
"Это, ты скажешь, идет не ко мне: я не Травзий! Имений
100 И доходов моих для троих царей бы достало!"
- Ежели так, то зачем ты излишек не тратишь на пользу?
Если богат ты, зачем же есть в бедности честные люди?
Для чего же богов разрушаются древние храмы?
Для чего ты, негодный, хоть малую часть из сокровищ,
Накопленных тобой, не приносишь отечеству в жертву?
Или, ты думаешь, счастье тебе одному не изменит?
Время придет, что и ты для врагов посмешищем будешь.
Кто в переменах судьбы понадеяться может на твердость?
Тот, кто умел покорить и тела привычки и гордость,
110 Или кто, малым доволен, на будущность мало надеясь,
Мог, как мудрец, быть готовым к войне в продолжение мира.
Верьте мне: мальчиком бывши еще, знавал я Офелла!
Нынче бедняк, и тогда он, при целом именьи, не шире
Жил, чем теперь. На своем, для других отмежеванном поле
Он и доныне с детьми и со стадом живет, как наемщик.
"Нет, никогда, - говорил он, - по будням не ел я другого,
Кроме простых овощей и куска прокопченной свинины!
Если же изредка гость приходил иль в свободное время
Добрый сосед навещал особливо в ненастную пору,
120 Я не столичною рыбою их угощал, но домашним
Или цыпленком или козленком. Кисть винограда,
Крупные фиги, орехи - вот что мой стол украшало.
В мирной игре между нас - проигравший пил лишнюю рюмку,
Или, в честь доброй Цереры, чтоб выше взрастали колосья
Наших полей, мы заботы чела вином прогоняли.
Пусть же Фортуна враждует и новые бури воздвигнет!
Чт_о_ ей похитить у нас? Скажите, мои домочадцы,
Меньше ль счастливо мы жили с тех пор, как у нас поселенец
Новый явился? Ни мне, ни ему, ни другому природа
130 Ведь не назначила вечно владеть! Он нас выгнал, его же,
Если не ябеда, то расточительность тоже прогонят,
Или наследник, его переживший, владенье присвоит.
Нынче землица Умбрена, прежде землица Офелла,
Но, по правде, ничья, а давалась в именье на время,
Прежде Офеллу, а после другим. Сохраним же всю бодрость!
Твердую душу поставим пр_о_тив ударов Фортуны!"
Пер. М. Дмитриева
Дамазипп
Редко ты пишешь! Едва ли четырежды в год ты пергамент
В руки возьмешь! Лишь только наткал, и опять распускаешь,
Сам недоволен собой, что вино и сонливость мешают
Славы достойный труд совершить. Что из этого выйдет?
Что ж ты на дни Сатурналий сюда убежал? Напиши же
Здесь, протрезвясь, что-нибудь ожиданий достойное наших!
Что? Ничего? Так напрасно ж перо обвинять и напрасно
Бедные стены, созд_а_нные в гневе богов и поэтов!
Мы по лицу твоему от тебя превосходного много
10 Ждали, когда ты под сельскую теплую кровлю сокрылся.
Для чего же привез ты с собою Платона с Менандром?
Что же взял в свиту свою Эвполида и с ним Архилоха?
Хочешь ли зависть ты тем усмирить, что возьмешь у достоинств?
Нет, лишь презренье одно наживешь! Отбрось же ты леность,
Эту сирену свою, иль и то, что и лучшею жизнью
Ты приобрел, потеряешь опять!
Гораций
Да даруют же боги
Все и богини тебе, Дамазипп, брадобрея за этот
Столь полезный совет! Но как я тебе столь известен?
Дамазипп
С той поры, как попал я у среднего Януса на мель,
20 Я, оставив свои все дела, занимаюсь чужими.
Прежде любил я исследовать бронзу лохани, в которой
Ноги мыл хитрый Сизиф, разбирал, где заметна в ваяньи
Слабость резца, где металл отлился неудачно и грубо,
Знал я, чт_о_ статуя ст_о_ит, сколько тысяч сестерций;
Домы, сады покупать, в том со мною никто не равнялся,
Так что меня при продажах любимцем Меркурия звали.
Гораций
Это я знаю. Дивлюсь, как от этого ты исцелился!
Дамазипп
Так, как бывает это всегда, что всякая новость
Выгонит старое. Крови прилив к голове или к боку
30 Вдруг обращается к груди. Иной летаргией был болен;
Смотришь - врача своего на кулачный уж бой вызывает!
Гораций
Лишь бы меня не касалось; с другими - будь что угодно!
Дамазипп
Друг, понапрасну не льстись! Все глупцы, да и сам ты безумен,
Если нам правду Стертиний твердил. От него я науку
Превосходную принял тогда, как меня убедил он
Мудрую эту браду себе отрастить в утешенье
И от м_о_ста Фабриция в мире домой воротиться:
Ибо, когда я в упадке всех дел, с головою покрытой,
Броситься в волны хотел, он стоял уж по правую руку.
-----
40 Ты берегись недостойного дела, - вскричал он. - Ты мучим
Ложным стыдом, ты боишься безумным прослыть меж безумцев!
Но рассмотрим во-первых: что есть безумие? - Если
Ты лишь безумен один, я ни слова! Пусть смертью отважной
Кончишь ты жизнь. Но если кого лишь слепое незнанье
Зла и добра побуждает к тому, то Хризипп и вся школа
Прямо того почитают безумцем. Под правило это
Все, и цари и народы подходят, кроме лишь мудрых.
Слушай же: я объясню, почему те, которым безумцем
Кажешься ты, все и сами не менее тоже безумны.
50 Если два путника, идучи лесом, в нем заблудятся,
Этот с дороги собьется направо, а этот налево, -
Оба блуждают они, но только по разным дорогам.
Так все равно и безумны, хотя над тобой и смеются.