Флеминг Ян. Только для вашего сведения

Колибри - самая красивая птица на Ямайке, а по мнению многих, и во всем
мире. Самец колибри крупней самки, его длина чуть больше девяти дюймов, но
семь приходится на хвост - два длинных черных пера, изгибающихся и
пересекающихся. У него черная голова и хохолок крылышки темно-зеленые,
длинный клюв алый, а глаза яркие и доверчивые, - черные. Тело колибри
изумрудно-зеленого цвета, настолько ослепительного, что когда на его грудь
падает луч света, перед вашими глазами самое ярко-зеленое существо в
природе. На Ямайке принято давать имена птицам, которых любят. Колибри
прозвали здесь "птица-доктор" из-за того, что два длинных пера на хвосте
напоминают длинные фалды фрака, который носили в старину врачи.
Миссис Хэвелок особенно нежно относилась к двум семьям колибри, потому
что с того самого момента, как вышла замуж и приехала в Контент более
двадцати пяти лет назад, наблюдала за тем, как они пьют нектар, сражаются
друг с другом, строят гнезда и ласкаются. Перед ее глазами прошло уже
множество поколений этих птиц. Но, как и в далеком прошлом, колибри носили
имена Пирам и Тисби, Дафнис и Хлоя - так называла их и ее свекровь.
Миссис Хэвелок сидела за элегантным чайным столиком на широкой
прохладной веранде и с интересом наблюдала, как Пирам, издавая сердитое
"ти-ти-ти", пикировал на Дафниса, который закончил собрать нектар со
своего огромного жасминового куста и норовил перебраться на соседний,
принадлежащий Пираму. Две черно-зеленые крошечные кометы стремительно
носились над тщательно подстриженной лужайкой, усеянной тут и там яркими
кустами китайской розы и бугенвиллии, пока не исчезли среди деревьев
цитрусовых плантаций. Но скоро они вернутся назад. Эти постоянные сражения
между двумя семьями были всего лишь игрой. В огромном саду было достаточно
нектара для всех.
Миссис Хэвелок поставила чашку на блюдце и взяла печенье.
- Они такие ужасные хвастунишки, - сказала она вполголоса.
- Кто? - спросил полковник Хэвелок, отрывая взгляд от страницы
утреннего "Дэйли Глинер".
- Пирам и Дафнис.
- А, эти, - давать птицам имена казалось полковнику несерьезным делом.
- Послушай-ка. Мне кажется, что этот Кастро скоро выбросит Батисту с Кубы.
Знакомый в банке "Барклиз" сказал недавно, что к ним переводят огромные
суммы денег, приготовленных, по-видимому, на случай бегства. Сообщил мне,
что "Белэйр" уже продан кому-то через подставных лиц. Сто пятьдесят тысяч
фунтов за тысячу акров, где нет ничего, кроме истощенных коров, зараженных
клещами, и дома, настолько разъеденного рыжими муравьями, что он
развалится еще до Рождества! А кто-то неожиданно взял и купил этот ужасный
отель в Блю Харбор. И ходят слухи, что Джимми Фаркьюхарсон нашел, наконец,
покупателя для своего имения - со своими апельсиновыми рощами, зараженными
бурой пятнистостью.
- Ну что ж, зато Урсула будет рада этому. Бедняжка так и не привыкла к
нашему климату. Но мне не нравится, что скоро наш остров попадет в руки
этих кубинцев. Послушай, Тим, откуда у них столько денег?
- Профсоюзные фонды, коррупция чиновников, рэкет - бог знает что еще.
При Батисте весь остров так и кишит жуликами и гангстерами. А теперь им
нужно вывезти эти деньги с Кубы и пристроить где-нибудь. Сейчас, когда
наши деньги можно обменивать на доллары, Ямайка их тоже устраивает. Мне
рассказали, что мужчина, купивший "Белэйр", просто вывалил деньги из
чемодана на пол конторы Ашенхейма. Судя по всему, он поживет в этом имении
один или два года, а потом, когда все успокоится, или когда Кастро укрепит
свои позиции и проведет чистку на Кубе, он снова продаст имение - пусть с
небольшим убытком - и переберется куда-нибудь еще. Жаль, что и говорить.
"Белэйр" было в свое время отличным имением. И его вполне можно было
восстановить, если бы кто-нибудь в их семье проявил интерес к этому.
- Да, во времена предков Билла оно занимало десять тысяч акров.
Требовалось трое суток, чтобы объехать его вокруг.
- Да Биллу на все наплевать. Бьюсь об заклад, он уже купил билеты в
Лондон. Вот и еще одна старая семья покинула Ямайку. Скоро мы одни
останемся. Слава богу, что Джуди здесь нравится.
- Да, милый, - успокаивающим голосом сказала миссис Хэвелок и нажала на
кнопку звонка. На веранду вошла огромная черная, как смоль, негритянка
Агата со старомодной повязкой на голове, уже давно вышедшей из моды на
Ямайке. Вслед за ней на веранде появилась красивая молодая Фэйпринс из
Порт-Марии, которую Агата готовила себе на замену. Служанки принялись
убирать посуду.
- Скоро нужно приниматься за приготовление сока, Агата, - заметила
миссис Хэвелок. - Плоды гуаявы созрели в этом году необычайно рано.
По лицу Агаты не промелькнуло ни тени какого-либо выражения.
- Да, мадам, - произнесла она равнодушно. - Нам понадобится еще
несколько бутылей.
- Зачем? Только в прошлом году я привезла тебе две дюжины - самых
лучших, которые я отыскала в магазине у Генрикса.
- Да, мадам. Пять или шесть разбилось.
- Агата, опять! Как это произошло?
- Не знаю, мадам, - негритянка взяла со стола большой серебряной поднос
с посудой и остановилась, ожидая ответа миссис Хэвелок.
Миссис Хэвелок недаром прожила столько лет на Ямайке. Она знала, что
если что-нибудь разбилось или пропало, нужно примириться и не искать
виновников. Поэтому она заметила:
- Ничего не поделаешь. Агата. Вот поеду, в Кингстон и привезу еще
дюжину.
- Хорошо, мадам, - Агата вышла с веранды. За ней последовала молодая
служанка.
Миссис Хэвелок взяла свое вышивание и принялась за работу. Ее взгляд
упал на кусты. Да, оба колибри уже вернулись и расхаживали по веткам среди
цветов, задорно подняв хвосты. Солнце опустилось к горизонту, и его лучи
то и дело освещали крохотных птиц, перья которых всякий раз вспыхивали
пронзительно зеленым пламенем. Птица-пересмешник, забравшаяся на вершину
красного жасмина, принялась за свой вечерний репертуар. Кваканье древесных
лягушек возвестило о наступлении коротких фиолетовых сумерек.
Имение Контент - двадцать тысяч акров, раскинувшихся у подножия горы
Кэндлфлай Пик, одной из самых юных вершин хребта Блу Маунтинз - Голубых
Гор, - было подарено несколько веков назад семье Хэвелоков Оливером
Кромвелем в награду за то, что Хэвелок поставил свою подпись под смертным
приговором королю. В отличие от многих поселенцев как тех, так и более
поздних времен, семья Хэвелоков вела хозяйство на своей плантации на
протяжении трех веков, пережила землетрясения и ураганы, расцвет и
затухание торговли сахаром, какао, цитрусовыми и копрой. В настоящее время
выращивали бананы и разводили скот, и Контент было одним из самых богатых
и хорошо налаженных имений на острове. Дом, который ремонтировали или
перестраивали после каждого крупного урагана или землетрясения,
представлял собой странное смешение стилей - двухэтажное строение на
массивном каменном фундаменте с колоннами из красного дерева, к которому с
обеих сторон примыкали одноэтажные пристройки с плоскими ямайскими
крышами, крытыми дранкой из серебристого кедра. Полковник и миссис Хэвелок
сидели на широкой веранде центрального строения. Отсюда местность плавно
опускалась вниз, и за пределами сада открывался ни с чем не сравнимый вид
на двадцать миль джунглей, за которыми простиралось море.
Полковник Хэвелок опустил газету.
- Мне кажется, подъехал автомобиль.
- Если опять эти отвратительные Феддены из Порт-Антонио, прошу тебя
избавиться от них как можно быстрее. Я не в силах выдерживать их
постоянные стенания относительно старой милой Англии. А в прошлый раз они
изрядно напились, и нам пришлось есть остывший ужин, - заявила миссис
Хэвелок, поднимаясь на ноги. - Пойду и скажу Агате, что у меня мигрень.
В это мгновение открылась дверь гостиной и на веранде появилась Агата.
За ней по пятам следовали трое мужчин.
- Господа из Кингстона, - поспешно произнесла Агата. - Хотят видеть
полковника.
Мужчина, шедший впереди остальных, прошел мимо служанки и сделал шаг на
веранду. На голове у него была панама с короткими, завернутыми вверх
краями. Он снял ее левой рукой и прижал к животу. Лучи заходящего солнца
осветили его волосы, обильно смазанные помадой, и улыбку, полную
ослепительно белых зубов.
- Майор Гонзалес из Гаваны. Рад знакомству с вами, полковник.
Майор говорил по-английски с псевдоамериканским акцентом шофера из
Кингстона. Он сделал пару шагов вперед и протянул руку.
Полковник Хэвелок встал с кресла, коснулся протянутой руки, посмотрел
на спутников майора, стоящих по обеим сторонам двери. В руках у каждого из
них был этот новый вещевой мешок тропиков - портплед компании
"Пан-Америкэн". Они казались очень тяжелыми на вид. Остановившись,
спутники майора Гонзалеса наклонились и положили тяжелые сумки на пол. На
голове каждого были белые шапочки для бейсбола с длинными прозрачными
козырьками, бросающими зеленые тени на их лица. Их внимательные глаза
следили за каждым движением майора.
- Это мои секретари.
Полковник Хэвелок достал из кармана трубку и принялся набивать ее. Его
проницательные голубые глаза уже обратили внимание на модную одежду,
щеголеватые туфли, сверкающие от маникюра ногти майора, голубые джинсы и
цветастые безрукавки его спутников. Он начал думать о том, как бы
пригласить их в кабинет, где в ящике его письменного стола лежал
заряженный револьвер.
- Чем могу служить? - спросил полковник. Он чиркнул спичкой, раскурил
трубку я через поднимающийся голубоватый дым посмотрел на лицо майора.
Майор Гонзалес развел руками. Улыбка, широкая и приветливая, не сходила
с его лица. Прозрачные, почти золотистые глаза глядели дружески, с легкой
насмешкой.
- У меня к вам дело, полковник. Я прибыл от одного господина в Гаване,
- он небрежно махнул рукой, - очень влиятельного господина. Хорошего
парня, - на лице Гонзалеса появилось выражение простоты и откровенности. -
Он вам понравится, полковник, я уверен в этом. Он просил меня передать вам
самые лучшие пожелания и поинтересоваться, сколько вы хотите за свое
имение.
Миссис Хэвелок, наблюдавшая за происходящим с полуулыбкой на губах,
встала рядом с мужем. Повернувшись к майору, она произнесла мягким
голосом, стараясь не обидеть его:
- Какая жалость, майор! Подумать только, вы приехали к нам в жару, по
пыльным дорогам! Почему ваш друг не написал нам сначала или не
поинтересовался в Кингстоне. Видите ли, это имение принадлежит семье моего
мужа вот уже триста лет, - она посмотрела на майора с извиняющейся
улыбкой. - Боюсь, что о продаже имения не может быть и речи. Не могу
представить, откуда у вашего друга могла возникнуть такая мысль.
Майор Гонзалес сделал короткий поклон. Его приветливое, улыбающееся
лицо повернулось к полковнику. Он произнес, будто не услышав слов,
сказанных миссис Хэвелок:
- Мой господин узнал, что у вас одно из самых лучших имений на Ямайке.
Он щедрый человек. Вы можете назвать любую цену - в разумных пределах.
- Вы слышали; что сказала миссис Хэвелок Имение не продается, -
раздался твердый голос полковника.
Майор Гонзалес рассмеялся. Это был настоящий заразительный смех. Он
покачал головой, будто ему приходится объясняться с тухлым недоразвитым
ребенком.
- Вы не поняли меня, полковник. Мой господин хочет купить именно это
имение. Никакое другое имение на Ямайке его не интересует. У него есть
определенные денежные суммы, которые он хочет вложить. И вложить их он
хочет на Ямайке и нигде больше.
- Я отлично понимаю вас, майор, - терпеливо произнес полковник Хэвелок.
- Мне очень жаль, что вы напрасно потратили столько времени. Пока я жив,
Контент не будет продан. А теперь прошу меня извинить. Мы с женой ужинаем
рано, а вам предстоит дальняя дорога, - он показал левой рукой на
лестницу, ведущую в сад. - Вот это самый короткий путь к вашему
автомобилю. Позвольте, я провожу вас.
Полковник сделал шаг к лестнице, но увидев, что майор Гонзалес не
двинулся с места, остановился. Голубые глаза полковника стали колючими,
ледяными.
На этот раз улыбка майора Гонзалеса была чуть-чуть менее широкой и
глаза не такими приветливыми. Но его поведение не изменилось и осталось
таким же дружелюбным.
- Одну минуту, полковник, - произнес он и что-то коротко скомандовал
по-испански. Полковник Хэвелок и его жена заметили, что в то мгновение,
когда он отдавал приказ, улыбка исчезла с лица майора. Впервые миссис
Хэвелок почувствовала что-то недоброе и прижалась к плечу мужа. Спутники
майора подняли голубые сумки с пола и сделали шаг вперед. Майор Гонзалес
наклонился и раскрыл застежки-молнии на обеих. Сумки были плотно набиты
пачками долларов: Он выпрямился и развел руками.
- Все это - пачки банкнот по сто долларов. Все - настоящие. Здесь
полмиллиона долларов. То есть в вашей валюте примерно сто восемьдесят
тысяч фунтов стерлингов. Целое состояние. Вполне возможно, что мой
господин добавит еще двадцать тысяч, чтобы сумма была круглой. В мире
немало мест, где вы можете поселится и жить на эти деньги. Мне требуется
от вас всего лишь лист бумаги с вашей подписью. Остальным займутся юристы.
Итак, полковник, - произнес майор с торжествующей улыбкой, - будем считать
сделку завершенной и пожмем руки? Мы оставим вам деньги и вы сможете сесть
за ужин.
Оба - муж и жена - смотрели теперь на майора Гонзалеса с одинаковым
выражением на лицах - смесью гнева и презрения. Можно было представить,
что будет говорить завтра жена полковника своим знакомым: "Такой
неприятный скользкий человек. Эти пластмассовые сумки, полные грязных
денег! Тимми был великолепен. Он приказал им убираться и забрать с собой
эту грязь".
На лице полковника Хэвелока появилась гримаса отвращения.
- Мне показалось, майор, что я дал вам четкий и недвусмысленный ответ.
Имение не продается ни за какие деньги. И я не принадлежу к числу людей,
испытывающих пристрастие к американским долларам. А теперь попрошу вас
покинуть мой дом, - полковник положил на стол свою погасшую трубку, будто
собирался засучить рукава.
Впервые теплота и приветливость исчезли с лица майора Гонзалеса. Губы
были по-прежнему широко раздвинуты, но уже не в улыбке, а в злобной
гримасе. Прозрачные золотистые глаза внезапно стали холодными, цвета меди.
- Полковник, - произнес он тихо, - боюсь, что я не задал вам простой и
недвусмысленный вопрос, поэтому и возникло какое-то непонимание. Мой
господин дал мне определенные инструкции, сказав, что если вы отклоните
его щедрое предложение, он будет вынужден принять другие меры.
Миссис Хэвелок охватил страх. Она просунула руку под руку мужа и еще
теснее прижалась к его плечу. Полковник успокаивающим жестом погладил ее
руку.
- Прошу вас уйти, майор. Мне больше не о чем разговаривать с вами, -
произнес он сквозь стиснутые зубы. - Иначе я вызову полицию.
Майор Гонзалес медленно облизнул губы кончиком своего розового языка.
Его лицо стало холодным и непроницаемым.
- Значит, имение не будет продано, пока вы живы, верно, полковник? Это
ваше последнее слово? - он положил правую руку за спину и щелкнул
пальцами. Правые руки обоих мужчин скользнули через прорези в рубашках к
поясам. Их взгляд был прикован к пальцам руки майора за его спиной.
Миссис Хэвелок подняла руку к губам. Полковник попытался сказать "да",
но во рту у него пересохло. Он попытался сглотнуть. Нет, не может быть.
Этот задрипанный кубинский мошенник блефует. Он не осмелится.
- Да, это мое последнее слово, - выговорил он наконец.
Майор Гонзалес коротко кивнул.
- В таком случае, мой господин вступит в переговоры со следующим
хозяином имения - вашей дочерью.
Раздался резкий щелчок пальцев за спиной майора Гонзалеса. Он сделал
шаг в сторону, открывая поле огня для своих спутников. Коричневые руки,
похожие на лапки обезьян, появились из-под цветастых рубашек. Пистолеты с
длинными безобразными глушителями на стволах дергались, выплевывая смерть,
снова и снова - даже после того, как оба тела упали на пол.
Майор Гонзалес подошел к трупам и проверил, куда попали пули. Затем
трое маленьких мужчин быстро направились через гостиную, окрашенную в
светлые и розовые тона, через зал с панелями из красного дерева к
элегантной двери, ведущей во двор. Там они не спеша разместились в "форде"
черного цвета с ямайскими номерными знаками. Майор Гонзалес сел за руль,
убийцы расположились на заднем сидении, автомобиль выехал со двора и
неторопливо поехал по длинному шоссе с рядами королевских пальм по
сторонам. В том месте, где шоссе соединялось с дорогой, ведущей к
Порт-Антонио, со столба свисали перерезанные телефонные провода, похожие
на лианы. Майор Гонзалес осторожно и умело вел машину по узкому
асфальтированному шоссе, пока не выехал на широкое прибрежное шоссе. Там
он резко прибавил скорость. Уже через двадцать минут после того, как
стихли выстрелы, автомобиль подъехал к небольшому порту. Там Гонзалес
загнал украденный автомобиль в кусты на обочине, трое мужчин вышли из
машины и прошли четверть мили пешком по плохо освещенной главной улице
порта к причалам. У одного из пирсов их ждал катер с работающим мотором.
Они спустились в него, катер отошел от пирса, развернулся и стремительно
пересек голубую спокойную воду гавани, которую одна американская поэтесса
назвала самой красивой гаванью в мире. Яхта, к которой причалил катер, уже
начала поднимать якорь. За кормой судна развевался звездно-полосатый флаг.
Две длинные удочки, высовывающиеся далеко за борт, служили убедительным
доказательством, что на борту были туристы - из Кингстона или, возможно,
из Монтего-Бэй. Трое поднялись на борт, лебедка подхватила катер и
поставила его на палубу. Вокруг яхты курсировали две лодчонки с
мальчишками, выпрашивающими деньги. Майор Гонзалес бросил за борт по
полудолларовой монете, и в глубь нырнули обнаженные бронзовые тела. Два
мощных дизеля пробудились, выплюнули синеватый дым из выхлопных труб,
заревели, яхта немного осела на корму, задрала нос и направилась по
недавно очищенному глубоководному каналу в открытое море. К утру она будет
в Гаване. Рыбаки и портовые рабочие, собравшиеся у доков, следили за тем,
как красавица яхта скрылась вдали; и затем возобновили свой спор
относительно того, кто из кинозвезд, отдыхающих на Ямайке, находился на ее
борту.
На широкой террасе Контента последние лучи заходящего солнца выхватили
из тени красные пятна. Одна из колибри перелетела через балюстраду и
повисла в воздухе над телом миссис Хэвелок, быстро-быстро трепеща
крыльями. Нет, эти яркие пятна были не для нее. Она стремительно
перемахнула к огромному розовому кусту и села на ветку среди закрывающихся
на ночь цветов.
Издалека донесся звук быстро приближающегося спортивного автомобиля, со
скрежетом шин сделавшего резкий поворот перед въездом во двор. Если бы
миссис Хэвелок была жива, она уже наморщила бы лоб, готовясь сказать:
"Джуди, сколько раз я просила не делать резких поворотов. Из-под колес
летит гравий на траву, и ты ведь хорошо знаешь, как камешки портят
газонокосилку Джошуа".


Прошел месяц. В Лондоне октябрь начался неделей теплой и ясной погоды,
настоящего бабьего лета, и через открытые окна в кабинете М. из
Риджент-парка доносилось жужжание газонокосилок. На них стояли маленькие
бензиновые моторчики, и Джеймс Бонд подумал о том, что самые пленительные
звуки лета - усыпляющая песня старых механических газонокосилок - уже в
прошлом. Может быть, современным детям треск маленьких двухтактных
двигателей тоже кажется одним из самых прекрасных звуков уходящего лета.
По крайней мере, запах срезанной травы остался таким же, как прежде.
У Джеймса Бонда было время для таких размышлений, потому что на этот
раз М. никак не мог приступить к делу. Сначала он спросил Бонда, нет ли у
него каких-нибудь неотложных дел, и тот ответил с радостной улыбкой, что
таких дел у него нет. И вот теперь Джеймс Бонд с нетерпением ждал, когда,
наконец, откроется ящик Пандоры. Его заинтриговало уже то, что М. назвал
его, здороваясь, по имени, а не по его номеру - 007. Это было так необычно
в служебные часы. Похоже, что в этом задании будет какая-то личная просьба
М. - скорее, это будет именно просьба, а не задание. К тому же Бонду
казалось, что между ледяными серыми глазами М. появилась еще одна глубокая
морщина которую он раньше не замечал. И уж, конечно, для того чтобы
раскурить трубку, трех минут было вполне достаточно.
М. повернулся в кресле к столу и бросил коробку спичек на его
полированную поверхность. Коробка скользила по столу к Бонду, он поймал ее
и вежливо положил на середину стола. М. коротко улыбнулся. Казалось, он
принял решение.
- Джеймс, вам никогда не приходило в голову, что на флоте все знают,
как им поступать, кроме адмирала, командующего флотом?
Бонд нахмурился.
- Откровенно говоря, нет, - произнес он. - Но мне понятно, что вы
имеете в виду. Остальным нужно всего лишь выполнять приказы. А вот адмирал
несет ответственность за эти приказы. Пожалуй, это то же самое, что
сказать, что самый одинокий пост в мире - это пост Верховного
Главнокомандующего.
М. вынул трубку изо рта и утвердительно кивнул.
- Пожалуй. Кому-то нужно принимать решения. Если посылаешь недоуменную
радиограмму в Адмиралтейство, запрашивая конкретные указания, тебе место
не в море; а на берегу. Верующие ловчат - пытаются возложить
ответственность на Него, - в глазах М. проскользнула нерешительность. -
Иногда я пробовал поступить точно так же на нашей Службе, но Он всегда
давал обратный пас - предлагал мне принимать решения самому. В конце
концов, если говорить честно, так и должно быть, однако иногда бывает
нелегко. Дело в том, что мало кому удается сохранить твердость после
сорока. Слишком много ударов наносила им жизнь - неприятности, трагедии,
болезни. И вот твоя прежняя решительность исчезает, - М. посмотрел Бонду
прямо в глаза. - А каков коэффициент решительности у вас, Джеймс? Ведь вам
еще далеко до опасного возраста.
Бонд не любил вопросы личного плана. Он не знал, как отвечать них, не
имел представления, где лежит правда. У него не было семьи - ему не
пришлось перенести трагедии личной утраты. Ему ни разу не приходилось
переживать угрозы слепоты или смертельной болезни. Бонд не имел ни
малейшего представления, как он будет реагировать на вещи, которые требуют
такой твердости, какой от него еще не требовалось.
- Думаю, что смогу выдержать многое, если это выпадет на мою долю и
если буду считать, что этого требует справедливость, - нерешительно начал
он, затем продолжил, чувствуя неловкость из-за того, что ему снова
приходится перекладывать ответственность на М. - Разумеется, трудно
сказать, что справедливо, а что - нет. Я исхожу из того, что когда наша
Служба поручает мне грязное дело, это делается для общего блага.
- Черт побери, - нетерпеливо прервал его М. - Именно этого я и пытаюсь
избежать. Ведь вы полагаетесь на меня. Не хотите принять на себя никакой
ответственности, - он ткнул себе в грудь черенком трубки. - Мне приходится
решать за всех вас - хорошо это или плохо, - постепенно гнев угасал в его
глазах. Суровый рот исказился в грустной усмешке.
- Ничего не поделаешь, - сказал он мрачно, - ведь мне платят за это.
Кто-то должен быть машинистом на этом проклятом поезде, - М. сунул
мундштук в рот и глубоко затянулся, пытаясь восстановить спокойствие.
Теперь Бонду было жалко его. Он еще ни разу не слышал, чтобы М.
употреблял такое резкое слово, как "проклятый". Да и никогда раньше М. не
выказывал признаков того, что ощущает тяжесть бремени, лежащего у него на
плечах, с того самого дня, когда отказался от перспективы стать Пятым
Лордом Адмиралтейства и принял на себя руководство Секретной Службой.
Ясно, что перед М. встала нелегкая проблема. "Интересно, в чем она
состоит", - подумал Бонд. Она не связана с опасностью. Если М. уверен, что
дело осуществимо, он может пойти на какой угодно риск, в какой угодно
части мира. Эта проблема не может быть и политической. М. никогда не
интересовало мнение министров, и он, не задумываясь, обходил их и
обращался непосредственно к премьер-министру, если ему требовалось решить
особенно сложный вопрос. Скорее всего, это проблема личного характера.
- Может быть, сэр, вам требуется моя помощь? - спросил Бонд.
М. бросил на Бонда быстрый задумчивый взгляд и повернул кресло так, что
смотрел теперь через окно на высокие кучевые облака. Затем он внезапно
спросил:
- Вы помните обстоятельства убийства Хэвелоков?
- Лишь то, что было в газетах, сэр. Пожилая пара на Ямайке. Однажды
вечером дочь вернулась домой и нашла их, лежащих на полу, изрешеченных
пулями. Говорили о гангстерах с Кубы. Служанка рассказала, что приезжали
трое мужчин в автомобиле. По ее мнению, это были кубинцы. Потом
выяснилось, что автомобиль был украден за несколько часов до этого.
Вечером того же дня из местной гавани отплыла яхта. Насколько я
припоминаю, полиция зашла в тупик. Никаких следов. Вот и все, сэр.
Шифровок не поступало.
- Вы не могли видеть их, Джеймс, - угрюмо проворчал М. - Они
направлялись лично мне. К тому же к нам не обращались за помощью при
расследовании. Дело, однако, в том... - М. откашлялся, использование
ресурсов Секретной Службы для личных целей всегда претило ему. - Я был
знаком с Хэвелоками. Даже был шафером у них на свадьбе на Мальте.
- Понятно, сэр. Наверное, это было для вас большим ударом.