его предполагали бы все еще в Англии. Для работы этой он должен
был изучать греческих авторов... В этой работе ему предстояло
состязаться с античными историками, чего он хотел и боялся. И,
наконец, весь секрет, которого от него требовали, а он принимал,
показывает, что дельце-то предполагаемое было, хотя и
литературное, и ученое, но - не из красивых" [9],с.393 и далее.
Ламбертески имел моральное право обратиться к Поджо с таким
предложением, так как Поджо уже был один раз пойман на
изготовлеии фальсификата. Несколькими годами ранее Поджо выпустил
в свет у Никколи "Комментарии Кв. Аскония Педиана".
"Оригинала, с которого были выпущены эти "Комментарии",
никто никогода не видал, а все копии Никколи переписывал тоже с
копии, присланной ему Поджо из Констанца. Успех был громадный,
хотя... ученый мир быстро разобрал, что дело тут неладно... Успех
подложного Аскония Педиана вызвал серию других подлогов от имени
того же фантастического автора, но все они были слишком грубы и
немедленно разоблачались. Поджо... оказался лишь искуснее
других... Прежде чем начать свою аферу с Тацитом, он пробует
запродать Козьме Медичи и Леонелло д'Эсте какой-то великолепный
экземпляр Тита Ливия - и опять в таинственной обстановке: на
сцене дальний монастырь на островке Северного моря, шведские
монахи и пр. Тут дело вряд ли шло о подлоге сочинения, но очень
могло идти - о подлоге экземпляра. Известно, что Поджо владел
ломбардским почерком в совершенстве, а именно такой рукописью он
и соблазнял... принцев. Но тут у него дело сорвалось, и затем
драгоценный экземпляр исчезает куда-то без вести... Замечательно,
что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не
пишет ничего своего... Зато он бесконечно много учится, - и
систематически, односторонне, видимо, дрессируя себя на какую-то
ответственную работу по римской истории императорского периода.
Никколи едва успевает посылать ему то Аммиана Марцеллина, то
Плутарха, то Географию Птолемея и т.д." [9],с.394 и далее.
Гошар считает, что начинал свой подог Поджо один, но был
вскоре вынужден посвятить в это дело и Никколи. Сначала они,
вероятно, пустили в обращение так называемый Второй Медицейский
список, а Первый придерживали в целях "содрать две шкуры с одного
вола". Однако вскоре рынок был испорчен появлением значительного
числа разоблаченных подлогов. Поджо не решился рисковать второй
раз. Этот Первый список был, вероятно, пущен в обращение его
сыном - Джованни Франческо, после того, как он промотал все
состояние отца.
Кроме указанных произведений фирма Поджо-Никколи пустила в
обращение тексты следующих классических авторов:
полного Квинтилиана,
некоторые трактаты Цицерона, семь его речей,
Лукреция,
Петрония,
Плавта,
Тертуллиана,
некоторые тексты Марцеллина,
Кальпурния Секула и др.
После находки Тацита рынок всколыхнулся. В 1455 году "Энох
д'Асколи нашел в каком-то датском монастыре (и снова монастырь, и
снова на севере) Тацитовы "Диалог об ораторах", "Жизнеописание
Агриколы" и "Германию", язык которых и характер, как известно,
значительно разнятся от "Истории" и "Анналов"... Появились на
рынке "Facetiae", приписываемые Тациту, и подлог был не скоро
разоблачен" [9],с.350-351.
Еще раз повторим - Гошар и Росс настаивали на теории подлога
Тацита лишь потому, что верили скалигеровской хронологии. Отказ от
нее и перенос событий античного Рима в X-XIII века н.э.
кардинально меняет наше отношение даже к таким событиям, как
загадочное участие Поджо в обнаружении книг Тацита.
Что мы знаем сегодня о западно-европейском монашестве средних
веков? Открываем, например, книгу Александра Парадисиса "Жизнь и
деятельность Балтазара Коссы. (Папа Иоанн XXIII)". Минск, Беларусь,
1980.
"От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых
веков христианства не осталось и следа, разложение церкви и
нравов в них достигло невероятных размеров... Не способствовала
строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную
красоту и стройность... Почти все монастыри Италии, - пишет
Родоканаки, - принимали мужчин-посетителей... О жизни монастырей
в Венеции мы узнаем не только от Казановы. Сан Дидье пишет:
"Ничто в Венеции не вызывало такого интереса, как монастыри."
Были там частыми посетителями и вельможи. И так как все монахини
красивы и стройны, ни одна не оставалась без любовника. А забота
надзирательниц о нравах выражалась в том, что они помогали
монахиням находить более искусные способы встреч с любовниками и
покрывать их. Во время карнавала в Венеции (а его там растягивали
почти на полгода) женские монастыри превращались в танцевальные
залы, заполнялись мужчинами в масках... Платье было узким, в
талию, с большим декольте, дававшим возможность увидеть белое и
пышное тело монахини (см. Rodocanachi (E.), La femme Italienne,
avant, pendant et apres la Renaissance, Paris, 1922). Пельниц
(Polnitz Charles Louis) пишет, что венецианские монахини
завивались, что они носили короткие платья, не закрывавшие
стройных ног, а грудь они прикрывали лишь тогда, когда пели в
церковном хоре. Одежда монахинь Рима также не отличалась
скромностью. А флорентийские монастыри, по свидетельству одного
настоятеля мужского монастыря, посетившего Флоренцию, напоминали
мифологических нимф, а не "христовых невест" (см. Pizzichi,
Viaggio per l'alta Italia, Firenze, 1820). Во многих монастырях
были устроены театры и разрешалось давать представления, но
играть в них могли только монахини... Не отличались
выдержанностью и монахини Генуи. В одном из папских указов с
прискорбием отмечалось: "Сестры из монастырей святого Филиппа и
святого Иакова бродят по улицам Генуи, совершают непристойные
поступки, которые диктует им их необузданная фантазия..."[428],
с.160-162.
Новая западно-европейская евангелическая церковь XIV-XVI
веков преследует этот вакхически-христианский культ: "Распущенность
монахинь в болонском монастыре Иоанна Крестителя была настолько
велика, что власти были вынуждены разогнать всех монахинь, а
монастырь закрыть. Монахини из монастыря святого Леонарда были
отданы под надзор в монастырь святого Лаврентия, строгими и
жестокими правилами снискавшего себе славу "палача" монахинь...
Число монахинь, преследуемых правосудием за распутство, росло с
каждым днем. Каждый болонский монастырь имел кличку: "монастырь
куколок", "монастырь сплетниц", "монастырь кающихся Магдалин",
"монастырь бесстыдниц", "монастырь Мессалин" (см. Frati (Lodov.), La
vita privata di Bologna nel Medio Evo, Firenze, 1898)... Известный
гуманист Понтано (Pontano Giovanni) рассказывал, что в Валенсии
испанцы свободно проникали в женские монастыри и что трудно
провести грань между этими святыми обителями и домами,
пользующимися дурной репутацией. Сеттенбри, изучавший последнее
издание произведений Мазуччо (Masuccio Cuardato Tom), пишет, что
книга его "Браки между монахами и монахинями" изъята и в 1565 году
занесена в список запрещенных католической церковью книг, а автор ее
предан анафеме"(с.162-164).
Остановимся на минуту и задумаемся.
Мы сталкнулись с вопросом: каков был западно-европейский
христианский культ до XIII-XIV веков н.э.? Похож ли он на
сегодняшний? Сегодня нас уверяют, что до XIV-XVI веков "духовенство
проводило время в вакханалиях". Все мы слышали о разнузданном
разврате, в котором якобы погрязли многие средневековые
монахи, исказившие первоначально чистые идеалы. Непредвзятое
изучение средневековых документов показывает, что этот культ
практически совпадал с тем, что мы сегодня считаем "языческим,
вакхическим, античным культом". Морозов привел много данных,
показывающих, что, например, официальная проституция была
неотъемлемой частью средневекового христианского богослужения в
Западной Европе (сравните с культом любви в некоторых индусских
средневековых храмах). Не исключено, что все эти "следы античности"
кажутся сегодня странными лишь потому, что вступают в противоречие
со скалигеровской хронологией. Изменив хронологию, мы устраним
кажущееся противоречие. Остановимся на этой проблеме чуть подробнее.
По-видимому, западно-европейский христианский культ в средние века
совпадал с "античным", вакхическим культом. В скалигеровской истории
сохранилось много следов этого христианско-вакхического
богослужения. Например, сегодня считается, что средневековое
папство и монашество погрязло в разврате (знаменитые "агапы" -
"влюбленные ночи", "вечери любви" были посвящены не дружеским
возлияниям, а вакхическим оргиям). Конечно, уничтожить вакхический
культ было не просто (ввиду его привлекательности); этому делу
церковь посвятила много лет борьбы. В дальнейшем к этому, частности,
была призвана и инквизиция. Знаменитые средневековые описания
"дьявольских шабашей" имеют своими прообразами все те же "агапы" -
вакханалии, но превращенные уже (с точки зрения реформаторов церкви
XIV-XVI веков) в "дело рук дьявола".
Естественно, что новая евангелическая церковь, (обновленческая
церковь) переложила ответственность за организацию
агап-шабашей-вакханалий на "дьявола", чтобы задушить в пастве
воспоминания о своем прежнем (и недавнем) культе - своем
собственном вакхически-христианском прошлом.
Несмотря на успех реформ, вакхический христианский культ еще
долго держался в Западной Европе. Вот, например, книга Шампфлери
"История карикатуры в средние века" (см. анализ в [141]). Обычно
карикатура использует реальные черты для того, чтобы, исказив их,
обратить на них особое внимание.
Шампфлери писал: "Странные увеселения (с точки зрения
современной истории - А.Ф.) происходили в соборах и монастырях при
больших праздниках церкви в средние века и в Эпоху Возрождения.
Не только низшее духовенство участвует в веселых плясках и песнях,
особенно на Пасхе и Рождестве, но даже и главнейшие церковные
сановники. Монахи мужских монастырей плясали тогда с монашенками
соседних женских, и епископы присоединялись к их веселью" (цит по
[141], т.5, с.656.
И далее Шампфлери, как самый скромный образец, выдавая его за
карикатуру (!), изображение ужина монахов "и их возлюбленных" из
Библии XIV в. (из Библии!), хранящейся под N 166 в Парижской
Национальной Библиотеке. Но каким же образом "карикатура", если
это - действительно карикатура, попала в Библию - священную книгу?
Священные тексты - не место для острот и издевательств; тем
более, что остальные миниатюры этого издания Библии отнюдь не
обнаруживают в художнике остряка. На миниатюре изображена
типичная вакхическая ситуация: один из монахов на переднем плане
предается любовным забавам с монашенкой, на заднем плане
повторяется то же самое, но в массовом масштабе.
Число таких "карикатур" в средневековых текстах и Библиях
довольно велико. Кстати, папа Пий II, например, является
автором эротических произведений и крайне непристойной (по
современным понятиям) комедии "Христос" [125], с.156. Упомянем и
о знаменитой "Песни Песней", включенной в библейский канон и также
пронизанной откровенной эротикой (трактуемой современными
теологами как "иносказание").
Стараясь приспособить тогдашнюю монашескую жизнь к современной
морали и нашим современным представлениям о религиозной жизни того
времени, Шампфлери уверяет нас, что на все такие рисунки и тексты
надо смотреть не как на иллюстрацию былой действительности, а как
на предостережение от подобных поступков. Это странно, так как это
"предостережение" нарисовано очень соблазнительно. Кто, например,
стал бы предостерегать публику от разврата распространением
прекрасно выполненных порнографических изданий? Скорее всего, это
вызовет обратные последствия. Кроме того, если бы это были
"предостережения", то были бы изображены какие-либо неприятные
последствия такой практики. Но ничего этого нет!
Подобные иллюстрации (в том числе и в Библии) возможны лишь в
том случае, если они рисуют обычный образ жизни
западно-европейского средневекового духовенства, факт, который всеми
признается нормальным; а если бы художник сделал это с целью
порицания обычаев, уже переставших одобряться при новой идеологии,
то, - отмечал Морозов, - он и изобразил бы эту пирушку в
какой-нибудь отвратительной форме, с чертями, влекущими грешников в
ад, с уродливыми последствиями болезней. Вместо этого многие
средневековые Библии иллюстрированы не только изображениями
вакханалий, но и "античными рисунками": виноградные гроздья, по
которым взбираются ангелы, неотличимые от античных амуров, и т.д.
Сошлюсь на личное знакомство со старинными Библиями (например, в
библиотеке Московского планетария и в Музее редкой книги при
ГБИЛ в Москве).
Еще, якобы, в VII в. н.э. собор в Шалоне на Саоне запрещает
петь женщинам в церквях неприличные песни. Григорий Турский
протестует против монашеских маскарадов в Пуатье, носивших
разнузданный характер.
Шампфлери: "Только в 1212 году парижский собор запретил
монашенкам устраивать "безумные праздники" в такой форме... От
безумных праздников, где принимают фаллус, повсюду воздерживаться, и
это мы тем сильнее запрещаем монахам и монахиням" (цит по [141],
т.5, с. 658). Запрещение мало помогло, так как в 1245 году
обновленческий епископ Одон, посещая руанские монастыри, сообщил,
что монахини в массовых масштабах предаются там на праздниках
непристойным удовольствиям.
Такие вахкические празднества существовали в Безансоне
еще между 1284 и 1559 гг. н.э. Да и король Шарль VI в 1430 г. снова
запрещает в кафедрале Труа эти религиозные "безумные праздники".
Отсюда видно, с каким трудом (и как поздно) изживало новое
евангелическое папство, основанное Гильдебрандом, глубоко
укоренившийся вакхический культ. "Не раз, - говорит Шампфлери, -
когда я исследовал старинные соборы, стараясь найти секрет
сбивающей с толку, непристойной их орнаментации, все мои объяснения
казались мне самому толкованиями на книгу, написанную на
каком-то чуждом мне языке ... Что подумать, например, о странной
скульптуре, помещенной в тени под колонной подземной залы
средневекового кафедрального собора в Бурже?" (цит по [141], т.5,
с.661). Скульптура эта представляет из себя выступающие из
колонны в страстной позе ягодицы человека, выполненные тщательно и
экспрессивно. Скульптура помещена в месте, удобном для любовных
игр. Как могли терпеть такую скульптуру постоянно пользовавшиеся
этим храмом монахи и прихожане, ранее того времени, как эта
скульптура стала сохраняться в виде пережитка давно минувших
дней?
Попытки объяснить все такие скульптуры и изображения
(а их сохранилось немало!) тем, что они являются "карикатурами",
высеченными в камне, в священных храмах, на тех, кто в них служит,
- несерьезны. Шампфлери: "Найдется ли такое парадоксальное
воображение, чтобы определить соотношение подобной, выходящей из
пределов возможности шутки с благочестивым местом, где изваяно это
изображение? Какие авторитетные влияния были нужны, чтобы не
остановить руку ремесленника, исполнявшего такие детали? ... На
стенах некоторых старинных христианских храмов мы с удивлением
видим изображения половых органов человека, которые угодливо
выставлены напоказ среди предметов, предназначенных для
богослужения. Как будто эхо античного символизма, такие
порнографические скульптуры с удивительной невинностью высечены
каменотесами ... Эти ити-фаллические воспоминания старины, находимые
в темных залах (где и совершались вакханалии - А.Ф.) кафедральных
соборов центральной Франции, особенно многочисленны в Жиронде.
Бордосский ученый-археолог Лео Друэн показывал мне курьезные
образчики бесстыдных скульптур, выставленных напоказ в старинных
церквях его провинции, которые он скрывает в глубине своих папок"
(цит. по [141], т.5, с.661).
Н.А.Морозов писал: "Но избыток стыдливости лишает нас важных
научных знаний. Новейшие историки, умалчивая о христианских
изображениях половых органов в некоторых помещениях старинных
храмов, набрасывают покрывало на мысль того, кто захотел бы
сопоставить памятники классической древности с памятниками средних
веков. Серьезные книги о культе фаллуса с помощью серьезных
рисунков осветили бы ярко этот предмет и обнаружили бы
мировоззрение тех, кто и в средние века не мог еще отделаться от
языческих культов" [141], т.5, с.661.
Все эти изображения никак не являются издевательством над
церковью, а имеют такое же чисто пригласительное значение (до
развертывания широких репрессий новой евангелической церкви против
прежнего культа), как и изображения кружек с пенящимся пивом на
дверях пивных. Практически неотличимы от этих христианских
скульптур и рисунков знаменитые порнографические изображения
"античности", обнаруженные, например, в Помпеях [97].
И опять-таки "стыдливость" препятствует ознакомлению широкой
научной общественности с этими многочисленными изображениями.
Оказывается, "те из картин, которые представляют какие-нибудь
резко-эротические и неблагопристойные сцены, столь любимые
древними (и в средние века - А.Ф.), - сохраняются под замком ...
Кто-то тайком ... ночью соскоблил ножом непристойные фрески ... В
последнее время все помпейские картины и изваяния, не совместные с
современными понятиями о приличии, хранятся в секретном отделении
бурбонского музея" [97], с.76. В Помпее обнаружены дома, над
входами в которые прикреплены каменные фаллусы [97], с.76.
Связь фаллуса с христианским культом имеется не только в
западно-европейских храмах. "В Гиерополе высечены были из гранита
фаллы чудовищной величины ... их ставили в преддверии храма"
[97],с.122. В.Классовский предполагает, что эти гигантские
каменные изображения ставились "для назидания богомольцев" (?)
[97], с.122. Эротические скульптуры западно-европейского
христианского культа имеются на капителях кафедрального собора в
Магдебурге, на стенах знаменитого храма Notre Dame de Paris XII в.,
и т.д. и т.п.
В археологии средневекового Рима хорошо известно [47],
что практически все основные римские христианские церкви построены,
якобы, "на развалинах" прежних языческих храмов, причем эти
якобы "предшествующие языческие святилища" были примерно того же
назначения и даже того же названия, что и христианские ("более
поздние") храмы. По-видимому, объявив свое вакхическое прошлое
(существовавшее вплоть до XIV-XV веков н.э.) "ошибочным",
западно-европейская христианская церковь, перейдя в новую, более
строгую фазу в XV-XVI вв., просто переименовала свои прежние
языческо-вакхические храмы, объявив прежних вакхических-христианских
богов - "новыми" евангельскими святыми.
Ситуация с историей средневековой Греции - значительно хуже (в
смысле полноты информации), чем с историей Рима. Как и история
других античных городов, история Афин характеризуется "древним"
расцветом, затем - погружением в темноту средних веков, из которых
город начинает всплывать только в середине средневековья, позже
Рима.
Грегоровиус писал: "Что касается собственно истории Афин, то
его судьбы в эту эпоху (речь идет о средних веках - А.Ф. ) покрыты
таким непроницаемым мраком, что было даже выставлено
чудовищнейшее мнение, которому можно было бы поверить, а именно,
будто Афины с VI по X век превратились в необитаемую лесную
поросль, а под конец и совсем были выжжены варварами. Доказательства
существования Афин в мрачнейшую эпоху добыты неоспоримые, но едва
ли может служить что-нибудь более разительным подтверждением
полнейшего исчезновения Афин с исторического горизонта, как тот
факт, что потребовалось приискивать особые доказательства ради того
только, что достославнейший город по преимуществу исторической
страны вообще влачил еще тогда существование" [46], с.41.
Эти данные о положении Афин в средние века впервые были четко
сформулированы Фальмерайером в XIX веке. Чтобы объяснить как-то эту
загадочную "катастрофу" (исчезновение великой античной Греции), он
предположил, будто аваро-славяне "вырезали всю древнюю Грецию"
[46], с.41. Однако никаких документов, подтверждающих это
"вырезание," нет [46].
"Начиная с VII столетия Греция настолько становится
безразличной для истории, что имена итальянских городов ... гораздо
чаще упоминаются византийскими летописцами, нежели Коринф, Фивы,
Спарта или Афины. Но и за всем тем, ни единый из летописцев ни
словом не намекает на покорение или на опустошение Афин пришлыми
народами" [46], с.42.
"Город (Афины - А.Ф.) обезлюдел, обеднел, его морское
могущество и политическая жизнь угасли так же, как жизнь и во всей
вообще Элладе" [46], с.2-3. "Славу же за современным (т.е.
средневековым - А.Ф.) городом обеспечивают не столько мудрецы,
сколько торговцы медом" [46], с.22. " На Афины и Элладу теперь
спускались более глубокие сумерки" [46], с.22.
Знаменитый "античный" Парфенон поразительным образом
оказывается христианской церковью! "Пресвятая Дева Мария уже
начинала победоносную борьбу с Древней Палладою из-за обладания
Афинами ... Афиняне (в X в. - А.Ф.) построили красивую церковь
и водрузили на ней этот образ (Богоматери - А.Ф.), который и
нарекли Атенайя (т.е. Афина! - А.Ф.)" [46], с.24. Более того:
"Предание образу Богоматери придает наименование "Атенайи" (Афины
- А.Ф.); позднее это же название придается образу "Панагии
Атениотиссе", который в средние века был высоко чтим в
Парфеноновском храме" [46], с.25. Итак, кроме тождества
Афина=Богоматерь, мы обнаруживаем, что Парфенон был посвящен
Богоматери-Афине.
"Благороднейший из всех человеческих городов безнадежно
погрузился в мрачнейшую для него византийскую эпоху ... Новый Рим
на Босфоре начинал взирать все с более возраставшим презрением на
падшую руководительницу Грецию, на маленький провинциальный
городок Афины" [46], с.27-28.
"Что касается судеб афинских памятников, то они, в общем,
остались в неизвестности ... Греки просидели сотни лет, безвестные в
истории, под сенью развалин седой своей древности ... Некоторые из
красивейших древних построек соблазнили афинских христиан переделать
их в церкви. Когда именно совершилось это впервые и когда впервые
афинский храм превратился в храм христианский, о том мы ничего не
знаем. История афинских церквей очень смутна" [46], с.29-31.
О Парфеноне: "Христианская религия обратила на свои
потребности великую святыню античной богини на Акрополе (Парфенон
- А.Ф.), совсем почти не повредив храма ... Во всей истории
преобразования понятий античных верований и святынь в христианские
не найдется ни одного примера такой легкой и полной подстановки,
какая постигла Палладу Афину, замещением ее Пресвятой Девой Марией
.... Афинскому народу не потребовалось даже менять прозвища для своей
божественной девственной покровительницы, ибо и пресвятая Дева
Мария ими теперь именовалась Parthenos" [46], с.31.
Средневековые Афины впервые появляются на исторической
арене (после многих столетий небытия) как небольшое византийское
укрепление, "восстановленное", якобы, Юстинианом еще в VI в.
н.э., на территории, сплошь заселенной аваро-славянами. Никаких
следов "древних греков-эллинов" еще нет и в помине. Вообще весь
"Акрополь превратился в святыню Пресвятой Девы Марии" [46], с.36.
" Мы не имеем фактических доказательств в пользу существования в
Афинах ни школ, ни общественных библиотек. Тот же мрак покрывает
гражданское устройство города Афин в данную эпоху" [46], с.48.
Почему "улетучилась классическая мысль" из Греции? Куда
исчезли "классические греки"? Почему исчез знаменитый "античный"
военно-морской потенциал Афин, "возродившийся", между прочим, в
XII-XIII вв. в крестоносную эпоху? Документы указывают, что
византийцы не были гонителями наук, нет сообщений о действии
инквизиции. "Закрытие" знаменитой Академии в Афинах происходит,
как растеряно говорит Грегоровиус, "бесшумно" [46], гл. III.
Сам термин "эллины" появился в достоверной истории очень
поздно: "Только в XV столетии Лаоник Халкокондил, родом афинянин,
присваивает опять (через много сотен лет небытия - А.Ф.) за своими
земляками наименование "эллинов" ..." [46], с.51.
Действительно ли в Греции ославянились в средние века
первоначально населявшие ее эллины (как утверждает скалигеровская
история), или, напротив, эллинизировались в позднее средневековье
жившие здесь ранее аваро-славяне? Теории об "ославянении древних
греков" покоятся лишь на догадках. А с другой стороны,
византийский историк X века Шафарик прямо пишет: "И теперь также
почти весь Эпир и Эллада, Пелопоннес и Македония населены
скифо-славянами" [46], с.54, также комм. 5. Грегоровиус:
"Ввиду подобных свидетельств со стороны византийцев, ославянение
древнегреческих земель следует принять за исторический факт"
[46], с.54-55.
Славянские названия городов, рек, гор и т.п. густым слоем
покрывают всю историю средневековой Греции: Волгаста, Горицы,
Границы, Кривицы, Глоховы, Подагоры и т.д. [46]. И только
начиная с XIII-XV вв. постепенно появляются греко-эллинские
названия, объявленные затем "древними".
Только в VIII веке (якобы) Греция впервые (!) выступает на
реальную политическую арену, как страна мятежей и смешанного,
более чем полуславянского населения [46], с.62-63. И, тем не
менее, опять "после падения императрицы Феофано, Афины как и
прочая Эллада, настолько сходят со сцены истории, что затруднительно
даже отыскать где-либо самое упоминание этого города ... Единственно
Пелопоннес, где славяне всего прочнее утвердились, давая повод
византийцам по этой именно причине вмешиваться в греческие дела"
[46], с.66.
О Греции VIII-X веков фактических данных по-прежнему
был изучать греческих авторов... В этой работе ему предстояло
состязаться с античными историками, чего он хотел и боялся. И,
наконец, весь секрет, которого от него требовали, а он принимал,
показывает, что дельце-то предполагаемое было, хотя и
литературное, и ученое, но - не из красивых" [9],с.393 и далее.
Ламбертески имел моральное право обратиться к Поджо с таким
предложением, так как Поджо уже был один раз пойман на
изготовлеии фальсификата. Несколькими годами ранее Поджо выпустил
в свет у Никколи "Комментарии Кв. Аскония Педиана".
"Оригинала, с которого были выпущены эти "Комментарии",
никто никогода не видал, а все копии Никколи переписывал тоже с
копии, присланной ему Поджо из Констанца. Успех был громадный,
хотя... ученый мир быстро разобрал, что дело тут неладно... Успех
подложного Аскония Педиана вызвал серию других подлогов от имени
того же фантастического автора, но все они были слишком грубы и
немедленно разоблачались. Поджо... оказался лишь искуснее
других... Прежде чем начать свою аферу с Тацитом, он пробует
запродать Козьме Медичи и Леонелло д'Эсте какой-то великолепный
экземпляр Тита Ливия - и опять в таинственной обстановке: на
сцене дальний монастырь на островке Северного моря, шведские
монахи и пр. Тут дело вряд ли шло о подлоге сочинения, но очень
могло идти - о подлоге экземпляра. Известно, что Поджо владел
ломбардским почерком в совершенстве, а именно такой рукописью он
и соблазнял... принцев. Но тут у него дело сорвалось, и затем
драгоценный экземпляр исчезает куда-то без вести... Замечательно,
что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не
пишет ничего своего... Зато он бесконечно много учится, - и
систематически, односторонне, видимо, дрессируя себя на какую-то
ответственную работу по римской истории императорского периода.
Никколи едва успевает посылать ему то Аммиана Марцеллина, то
Плутарха, то Географию Птолемея и т.д." [9],с.394 и далее.
Гошар считает, что начинал свой подог Поджо один, но был
вскоре вынужден посвятить в это дело и Никколи. Сначала они,
вероятно, пустили в обращение так называемый Второй Медицейский
список, а Первый придерживали в целях "содрать две шкуры с одного
вола". Однако вскоре рынок был испорчен появлением значительного
числа разоблаченных подлогов. Поджо не решился рисковать второй
раз. Этот Первый список был, вероятно, пущен в обращение его
сыном - Джованни Франческо, после того, как он промотал все
состояние отца.
Кроме указанных произведений фирма Поджо-Никколи пустила в
обращение тексты следующих классических авторов:
полного Квинтилиана,
некоторые трактаты Цицерона, семь его речей,
Лукреция,
Петрония,
Плавта,
Тертуллиана,
некоторые тексты Марцеллина,
Кальпурния Секула и др.
После находки Тацита рынок всколыхнулся. В 1455 году "Энох
д'Асколи нашел в каком-то датском монастыре (и снова монастырь, и
снова на севере) Тацитовы "Диалог об ораторах", "Жизнеописание
Агриколы" и "Германию", язык которых и характер, как известно,
значительно разнятся от "Истории" и "Анналов"... Появились на
рынке "Facetiae", приписываемые Тациту, и подлог был не скоро
разоблачен" [9],с.350-351.
Еще раз повторим - Гошар и Росс настаивали на теории подлога
Тацита лишь потому, что верили скалигеровской хронологии. Отказ от
нее и перенос событий античного Рима в X-XIII века н.э.
кардинально меняет наше отношение даже к таким событиям, как
загадочное участие Поджо в обнаружении книг Тацита.
Что мы знаем сегодня о западно-европейском монашестве средних
веков? Открываем, например, книгу Александра Парадисиса "Жизнь и
деятельность Балтазара Коссы. (Папа Иоанн XXIII)". Минск, Беларусь,
1980.
"От отшельнической и благочестивой жизни монастырей первых
веков христианства не осталось и следа, разложение церкви и
нравов в них достигло невероятных размеров... Не способствовала
строгости нравов и одежда монахинь, подчеркивавшая их природную
красоту и стройность... Почти все монастыри Италии, - пишет
Родоканаки, - принимали мужчин-посетителей... О жизни монастырей
в Венеции мы узнаем не только от Казановы. Сан Дидье пишет:
"Ничто в Венеции не вызывало такого интереса, как монастыри."
Были там частыми посетителями и вельможи. И так как все монахини
красивы и стройны, ни одна не оставалась без любовника. А забота
надзирательниц о нравах выражалась в том, что они помогали
монахиням находить более искусные способы встреч с любовниками и
покрывать их. Во время карнавала в Венеции (а его там растягивали
почти на полгода) женские монастыри превращались в танцевальные
залы, заполнялись мужчинами в масках... Платье было узким, в
талию, с большим декольте, дававшим возможность увидеть белое и
пышное тело монахини (см. Rodocanachi (E.), La femme Italienne,
avant, pendant et apres la Renaissance, Paris, 1922). Пельниц
(Polnitz Charles Louis) пишет, что венецианские монахини
завивались, что они носили короткие платья, не закрывавшие
стройных ног, а грудь они прикрывали лишь тогда, когда пели в
церковном хоре. Одежда монахинь Рима также не отличалась
скромностью. А флорентийские монастыри, по свидетельству одного
настоятеля мужского монастыря, посетившего Флоренцию, напоминали
мифологических нимф, а не "христовых невест" (см. Pizzichi,
Viaggio per l'alta Italia, Firenze, 1820). Во многих монастырях
были устроены театры и разрешалось давать представления, но
играть в них могли только монахини... Не отличались
выдержанностью и монахини Генуи. В одном из папских указов с
прискорбием отмечалось: "Сестры из монастырей святого Филиппа и
святого Иакова бродят по улицам Генуи, совершают непристойные
поступки, которые диктует им их необузданная фантазия..."[428],
с.160-162.
Новая западно-европейская евангелическая церковь XIV-XVI
веков преследует этот вакхически-христианский культ: "Распущенность
монахинь в болонском монастыре Иоанна Крестителя была настолько
велика, что власти были вынуждены разогнать всех монахинь, а
монастырь закрыть. Монахини из монастыря святого Леонарда были
отданы под надзор в монастырь святого Лаврентия, строгими и
жестокими правилами снискавшего себе славу "палача" монахинь...
Число монахинь, преследуемых правосудием за распутство, росло с
каждым днем. Каждый болонский монастырь имел кличку: "монастырь
куколок", "монастырь сплетниц", "монастырь кающихся Магдалин",
"монастырь бесстыдниц", "монастырь Мессалин" (см. Frati (Lodov.), La
vita privata di Bologna nel Medio Evo, Firenze, 1898)... Известный
гуманист Понтано (Pontano Giovanni) рассказывал, что в Валенсии
испанцы свободно проникали в женские монастыри и что трудно
провести грань между этими святыми обителями и домами,
пользующимися дурной репутацией. Сеттенбри, изучавший последнее
издание произведений Мазуччо (Masuccio Cuardato Tom), пишет, что
книга его "Браки между монахами и монахинями" изъята и в 1565 году
занесена в список запрещенных католической церковью книг, а автор ее
предан анафеме"(с.162-164).
Остановимся на минуту и задумаемся.
Мы сталкнулись с вопросом: каков был западно-европейский
христианский культ до XIII-XIV веков н.э.? Похож ли он на
сегодняшний? Сегодня нас уверяют, что до XIV-XVI веков "духовенство
проводило время в вакханалиях". Все мы слышали о разнузданном
разврате, в котором якобы погрязли многие средневековые
монахи, исказившие первоначально чистые идеалы. Непредвзятое
изучение средневековых документов показывает, что этот культ
практически совпадал с тем, что мы сегодня считаем "языческим,
вакхическим, античным культом". Морозов привел много данных,
показывающих, что, например, официальная проституция была
неотъемлемой частью средневекового христианского богослужения в
Западной Европе (сравните с культом любви в некоторых индусских
средневековых храмах). Не исключено, что все эти "следы античности"
кажутся сегодня странными лишь потому, что вступают в противоречие
со скалигеровской хронологией. Изменив хронологию, мы устраним
кажущееся противоречие. Остановимся на этой проблеме чуть подробнее.
По-видимому, западно-европейский христианский культ в средние века
совпадал с "античным", вакхическим культом. В скалигеровской истории
сохранилось много следов этого христианско-вакхического
богослужения. Например, сегодня считается, что средневековое
папство и монашество погрязло в разврате (знаменитые "агапы" -
"влюбленные ночи", "вечери любви" были посвящены не дружеским
возлияниям, а вакхическим оргиям). Конечно, уничтожить вакхический
культ было не просто (ввиду его привлекательности); этому делу
церковь посвятила много лет борьбы. В дальнейшем к этому, частности,
была призвана и инквизиция. Знаменитые средневековые описания
"дьявольских шабашей" имеют своими прообразами все те же "агапы" -
вакханалии, но превращенные уже (с точки зрения реформаторов церкви
XIV-XVI веков) в "дело рук дьявола".
Естественно, что новая евангелическая церковь, (обновленческая
церковь) переложила ответственность за организацию
агап-шабашей-вакханалий на "дьявола", чтобы задушить в пастве
воспоминания о своем прежнем (и недавнем) культе - своем
собственном вакхически-христианском прошлом.
Несмотря на успех реформ, вакхический христианский культ еще
долго держался в Западной Европе. Вот, например, книга Шампфлери
"История карикатуры в средние века" (см. анализ в [141]). Обычно
карикатура использует реальные черты для того, чтобы, исказив их,
обратить на них особое внимание.
Шампфлери писал: "Странные увеселения (с точки зрения
современной истории - А.Ф.) происходили в соборах и монастырях при
больших праздниках церкви в средние века и в Эпоху Возрождения.
Не только низшее духовенство участвует в веселых плясках и песнях,
особенно на Пасхе и Рождестве, но даже и главнейшие церковные
сановники. Монахи мужских монастырей плясали тогда с монашенками
соседних женских, и епископы присоединялись к их веселью" (цит по
[141], т.5, с.656.
И далее Шампфлери, как самый скромный образец, выдавая его за
карикатуру (!), изображение ужина монахов "и их возлюбленных" из
Библии XIV в. (из Библии!), хранящейся под N 166 в Парижской
Национальной Библиотеке. Но каким же образом "карикатура", если
это - действительно карикатура, попала в Библию - священную книгу?
Священные тексты - не место для острот и издевательств; тем
более, что остальные миниатюры этого издания Библии отнюдь не
обнаруживают в художнике остряка. На миниатюре изображена
типичная вакхическая ситуация: один из монахов на переднем плане
предается любовным забавам с монашенкой, на заднем плане
повторяется то же самое, но в массовом масштабе.
Число таких "карикатур" в средневековых текстах и Библиях
довольно велико. Кстати, папа Пий II, например, является
автором эротических произведений и крайне непристойной (по
современным понятиям) комедии "Христос" [125], с.156. Упомянем и
о знаменитой "Песни Песней", включенной в библейский канон и также
пронизанной откровенной эротикой (трактуемой современными
теологами как "иносказание").
Стараясь приспособить тогдашнюю монашескую жизнь к современной
морали и нашим современным представлениям о религиозной жизни того
времени, Шампфлери уверяет нас, что на все такие рисунки и тексты
надо смотреть не как на иллюстрацию былой действительности, а как
на предостережение от подобных поступков. Это странно, так как это
"предостережение" нарисовано очень соблазнительно. Кто, например,
стал бы предостерегать публику от разврата распространением
прекрасно выполненных порнографических изданий? Скорее всего, это
вызовет обратные последствия. Кроме того, если бы это были
"предостережения", то были бы изображены какие-либо неприятные
последствия такой практики. Но ничего этого нет!
Подобные иллюстрации (в том числе и в Библии) возможны лишь в
том случае, если они рисуют обычный образ жизни
западно-европейского средневекового духовенства, факт, который всеми
признается нормальным; а если бы художник сделал это с целью
порицания обычаев, уже переставших одобряться при новой идеологии,
то, - отмечал Морозов, - он и изобразил бы эту пирушку в
какой-нибудь отвратительной форме, с чертями, влекущими грешников в
ад, с уродливыми последствиями болезней. Вместо этого многие
средневековые Библии иллюстрированы не только изображениями
вакханалий, но и "античными рисунками": виноградные гроздья, по
которым взбираются ангелы, неотличимые от античных амуров, и т.д.
Сошлюсь на личное знакомство со старинными Библиями (например, в
библиотеке Московского планетария и в Музее редкой книги при
ГБИЛ в Москве).
Еще, якобы, в VII в. н.э. собор в Шалоне на Саоне запрещает
петь женщинам в церквях неприличные песни. Григорий Турский
протестует против монашеских маскарадов в Пуатье, носивших
разнузданный характер.
Шампфлери: "Только в 1212 году парижский собор запретил
монашенкам устраивать "безумные праздники" в такой форме... От
безумных праздников, где принимают фаллус, повсюду воздерживаться, и
это мы тем сильнее запрещаем монахам и монахиням" (цит по [141],
т.5, с. 658). Запрещение мало помогло, так как в 1245 году
обновленческий епископ Одон, посещая руанские монастыри, сообщил,
что монахини в массовых масштабах предаются там на праздниках
непристойным удовольствиям.
Такие вахкические празднества существовали в Безансоне
еще между 1284 и 1559 гг. н.э. Да и король Шарль VI в 1430 г. снова
запрещает в кафедрале Труа эти религиозные "безумные праздники".
Отсюда видно, с каким трудом (и как поздно) изживало новое
евангелическое папство, основанное Гильдебрандом, глубоко
укоренившийся вакхический культ. "Не раз, - говорит Шампфлери, -
когда я исследовал старинные соборы, стараясь найти секрет
сбивающей с толку, непристойной их орнаментации, все мои объяснения
казались мне самому толкованиями на книгу, написанную на
каком-то чуждом мне языке ... Что подумать, например, о странной
скульптуре, помещенной в тени под колонной подземной залы
средневекового кафедрального собора в Бурже?" (цит по [141], т.5,
с.661). Скульптура эта представляет из себя выступающие из
колонны в страстной позе ягодицы человека, выполненные тщательно и
экспрессивно. Скульптура помещена в месте, удобном для любовных
игр. Как могли терпеть такую скульптуру постоянно пользовавшиеся
этим храмом монахи и прихожане, ранее того времени, как эта
скульптура стала сохраняться в виде пережитка давно минувших
дней?
Попытки объяснить все такие скульптуры и изображения
(а их сохранилось немало!) тем, что они являются "карикатурами",
высеченными в камне, в священных храмах, на тех, кто в них служит,
- несерьезны. Шампфлери: "Найдется ли такое парадоксальное
воображение, чтобы определить соотношение подобной, выходящей из
пределов возможности шутки с благочестивым местом, где изваяно это
изображение? Какие авторитетные влияния были нужны, чтобы не
остановить руку ремесленника, исполнявшего такие детали? ... На
стенах некоторых старинных христианских храмов мы с удивлением
видим изображения половых органов человека, которые угодливо
выставлены напоказ среди предметов, предназначенных для
богослужения. Как будто эхо античного символизма, такие
порнографические скульптуры с удивительной невинностью высечены
каменотесами ... Эти ити-фаллические воспоминания старины, находимые
в темных залах (где и совершались вакханалии - А.Ф.) кафедральных
соборов центральной Франции, особенно многочисленны в Жиронде.
Бордосский ученый-археолог Лео Друэн показывал мне курьезные
образчики бесстыдных скульптур, выставленных напоказ в старинных
церквях его провинции, которые он скрывает в глубине своих папок"
(цит. по [141], т.5, с.661).
Н.А.Морозов писал: "Но избыток стыдливости лишает нас важных
научных знаний. Новейшие историки, умалчивая о христианских
изображениях половых органов в некоторых помещениях старинных
храмов, набрасывают покрывало на мысль того, кто захотел бы
сопоставить памятники классической древности с памятниками средних
веков. Серьезные книги о культе фаллуса с помощью серьезных
рисунков осветили бы ярко этот предмет и обнаружили бы
мировоззрение тех, кто и в средние века не мог еще отделаться от
языческих культов" [141], т.5, с.661.
Все эти изображения никак не являются издевательством над
церковью, а имеют такое же чисто пригласительное значение (до
развертывания широких репрессий новой евангелической церкви против
прежнего культа), как и изображения кружек с пенящимся пивом на
дверях пивных. Практически неотличимы от этих христианских
скульптур и рисунков знаменитые порнографические изображения
"античности", обнаруженные, например, в Помпеях [97].
И опять-таки "стыдливость" препятствует ознакомлению широкой
научной общественности с этими многочисленными изображениями.
Оказывается, "те из картин, которые представляют какие-нибудь
резко-эротические и неблагопристойные сцены, столь любимые
древними (и в средние века - А.Ф.), - сохраняются под замком ...
Кто-то тайком ... ночью соскоблил ножом непристойные фрески ... В
последнее время все помпейские картины и изваяния, не совместные с
современными понятиями о приличии, хранятся в секретном отделении
бурбонского музея" [97], с.76. В Помпее обнаружены дома, над
входами в которые прикреплены каменные фаллусы [97], с.76.
Связь фаллуса с христианским культом имеется не только в
западно-европейских храмах. "В Гиерополе высечены были из гранита
фаллы чудовищной величины ... их ставили в преддверии храма"
[97],с.122. В.Классовский предполагает, что эти гигантские
каменные изображения ставились "для назидания богомольцев" (?)
[97], с.122. Эротические скульптуры западно-европейского
христианского культа имеются на капителях кафедрального собора в
Магдебурге, на стенах знаменитого храма Notre Dame de Paris XII в.,
и т.д. и т.п.
В археологии средневекового Рима хорошо известно [47],
что практически все основные римские христианские церкви построены,
якобы, "на развалинах" прежних языческих храмов, причем эти
якобы "предшествующие языческие святилища" были примерно того же
назначения и даже того же названия, что и христианские ("более
поздние") храмы. По-видимому, объявив свое вакхическое прошлое
(существовавшее вплоть до XIV-XV веков н.э.) "ошибочным",
западно-европейская христианская церковь, перейдя в новую, более
строгую фазу в XV-XVI вв., просто переименовала свои прежние
языческо-вакхические храмы, объявив прежних вакхических-христианских
богов - "новыми" евангельскими святыми.
Ситуация с историей средневековой Греции - значительно хуже (в
смысле полноты информации), чем с историей Рима. Как и история
других античных городов, история Афин характеризуется "древним"
расцветом, затем - погружением в темноту средних веков, из которых
город начинает всплывать только в середине средневековья, позже
Рима.
Грегоровиус писал: "Что касается собственно истории Афин, то
его судьбы в эту эпоху (речь идет о средних веках - А.Ф. ) покрыты
таким непроницаемым мраком, что было даже выставлено
чудовищнейшее мнение, которому можно было бы поверить, а именно,
будто Афины с VI по X век превратились в необитаемую лесную
поросль, а под конец и совсем были выжжены варварами. Доказательства
существования Афин в мрачнейшую эпоху добыты неоспоримые, но едва
ли может служить что-нибудь более разительным подтверждением
полнейшего исчезновения Афин с исторического горизонта, как тот
факт, что потребовалось приискивать особые доказательства ради того
только, что достославнейший город по преимуществу исторической
страны вообще влачил еще тогда существование" [46], с.41.
Эти данные о положении Афин в средние века впервые были четко
сформулированы Фальмерайером в XIX веке. Чтобы объяснить как-то эту
загадочную "катастрофу" (исчезновение великой античной Греции), он
предположил, будто аваро-славяне "вырезали всю древнюю Грецию"
[46], с.41. Однако никаких документов, подтверждающих это
"вырезание," нет [46].
"Начиная с VII столетия Греция настолько становится
безразличной для истории, что имена итальянских городов ... гораздо
чаще упоминаются византийскими летописцами, нежели Коринф, Фивы,
Спарта или Афины. Но и за всем тем, ни единый из летописцев ни
словом не намекает на покорение или на опустошение Афин пришлыми
народами" [46], с.42.
"Город (Афины - А.Ф.) обезлюдел, обеднел, его морское
могущество и политическая жизнь угасли так же, как жизнь и во всей
вообще Элладе" [46], с.2-3. "Славу же за современным (т.е.
средневековым - А.Ф.) городом обеспечивают не столько мудрецы,
сколько торговцы медом" [46], с.22. " На Афины и Элладу теперь
спускались более глубокие сумерки" [46], с.22.
Знаменитый "античный" Парфенон поразительным образом
оказывается христианской церковью! "Пресвятая Дева Мария уже
начинала победоносную борьбу с Древней Палладою из-за обладания
Афинами ... Афиняне (в X в. - А.Ф.) построили красивую церковь
и водрузили на ней этот образ (Богоматери - А.Ф.), который и
нарекли Атенайя (т.е. Афина! - А.Ф.)" [46], с.24. Более того:
"Предание образу Богоматери придает наименование "Атенайи" (Афины
- А.Ф.); позднее это же название придается образу "Панагии
Атениотиссе", который в средние века был высоко чтим в
Парфеноновском храме" [46], с.25. Итак, кроме тождества
Афина=Богоматерь, мы обнаруживаем, что Парфенон был посвящен
Богоматери-Афине.
"Благороднейший из всех человеческих городов безнадежно
погрузился в мрачнейшую для него византийскую эпоху ... Новый Рим
на Босфоре начинал взирать все с более возраставшим презрением на
падшую руководительницу Грецию, на маленький провинциальный
городок Афины" [46], с.27-28.
"Что касается судеб афинских памятников, то они, в общем,
остались в неизвестности ... Греки просидели сотни лет, безвестные в
истории, под сенью развалин седой своей древности ... Некоторые из
красивейших древних построек соблазнили афинских христиан переделать
их в церкви. Когда именно совершилось это впервые и когда впервые
афинский храм превратился в храм христианский, о том мы ничего не
знаем. История афинских церквей очень смутна" [46], с.29-31.
О Парфеноне: "Христианская религия обратила на свои
потребности великую святыню античной богини на Акрополе (Парфенон
- А.Ф.), совсем почти не повредив храма ... Во всей истории
преобразования понятий античных верований и святынь в христианские
не найдется ни одного примера такой легкой и полной подстановки,
какая постигла Палладу Афину, замещением ее Пресвятой Девой Марией
.... Афинскому народу не потребовалось даже менять прозвища для своей
божественной девственной покровительницы, ибо и пресвятая Дева
Мария ими теперь именовалась Parthenos" [46], с.31.
Средневековые Афины впервые появляются на исторической
арене (после многих столетий небытия) как небольшое византийское
укрепление, "восстановленное", якобы, Юстинианом еще в VI в.
н.э., на территории, сплошь заселенной аваро-славянами. Никаких
следов "древних греков-эллинов" еще нет и в помине. Вообще весь
"Акрополь превратился в святыню Пресвятой Девы Марии" [46], с.36.
" Мы не имеем фактических доказательств в пользу существования в
Афинах ни школ, ни общественных библиотек. Тот же мрак покрывает
гражданское устройство города Афин в данную эпоху" [46], с.48.
Почему "улетучилась классическая мысль" из Греции? Куда
исчезли "классические греки"? Почему исчез знаменитый "античный"
военно-морской потенциал Афин, "возродившийся", между прочим, в
XII-XIII вв. в крестоносную эпоху? Документы указывают, что
византийцы не были гонителями наук, нет сообщений о действии
инквизиции. "Закрытие" знаменитой Академии в Афинах происходит,
как растеряно говорит Грегоровиус, "бесшумно" [46], гл. III.
Сам термин "эллины" появился в достоверной истории очень
поздно: "Только в XV столетии Лаоник Халкокондил, родом афинянин,
присваивает опять (через много сотен лет небытия - А.Ф.) за своими
земляками наименование "эллинов" ..." [46], с.51.
Действительно ли в Греции ославянились в средние века
первоначально населявшие ее эллины (как утверждает скалигеровская
история), или, напротив, эллинизировались в позднее средневековье
жившие здесь ранее аваро-славяне? Теории об "ославянении древних
греков" покоятся лишь на догадках. А с другой стороны,
византийский историк X века Шафарик прямо пишет: "И теперь также
почти весь Эпир и Эллада, Пелопоннес и Македония населены
скифо-славянами" [46], с.54, также комм. 5. Грегоровиус:
"Ввиду подобных свидетельств со стороны византийцев, ославянение
древнегреческих земель следует принять за исторический факт"
[46], с.54-55.
Славянские названия городов, рек, гор и т.п. густым слоем
покрывают всю историю средневековой Греции: Волгаста, Горицы,
Границы, Кривицы, Глоховы, Подагоры и т.д. [46]. И только
начиная с XIII-XV вв. постепенно появляются греко-эллинские
названия, объявленные затем "древними".
Только в VIII веке (якобы) Греция впервые (!) выступает на
реальную политическую арену, как страна мятежей и смешанного,
более чем полуславянского населения [46], с.62-63. И, тем не
менее, опять "после падения императрицы Феофано, Афины как и
прочая Эллада, настолько сходят со сцены истории, что затруднительно
даже отыскать где-либо самое упоминание этого города ... Единственно
Пелопоннес, где славяне всего прочнее утвердились, давая повод
византийцам по этой именно причине вмешиваться в греческие дела"
[46], с.66.
О Греции VIII-X веков фактических данных по-прежнему