Страница:
* * *
Бруно Моренц на черном БМВ въехал на территорию восточногерманского пункта пограничного контроля – комплекса серых бетонных зданий. Ему дали знак, чтобы он остановился у контрольного кармана. В окошке водителя показалось лицо офицера.
– Выйдите из машины, пожалуйста. Ваши документы. Моренц выкарабкался из БМВ и протянул свой паспорт.
Автомобиль окружили другие офицеры в зеленой форме. Пока все шло нормально.
– Откройте, пожалуйста, капот и багажник.
Моренц выполнил приказание. Офицеры приступили к обыску: один с помощью зеркала на низкой тележке изучал дно машины, другой наклонился над двигателем. Моренц заставил себя не смотреть в сторону офицера, который осматривал аккумулятор.
– Цель вашей поездки в Германскую Демократическую Республику?
Моренц снова перевел взгляд на стоявшего перед ним офицера. Из-за очков без оправы на него изучающе смотрели голубые глаза. Моренц объяснил, что он направляется в Иену для обсуждения условий закупки линз на цейссовских заводах, что если все пройдет гладко, то он вернется вечером того же дня, в противном случае завтра утром ему придется снова встречаться с директором по экспорту. Бесстрастные, ничего не выражающие лица. Ему дали знак, чтобы он прошел в зал таможенного досмотра.
Все идет абсолютно нормально, убеждал себя Моренц. Пусть они сами обратят внимание на бумаги, так говорил Маккриди. Не показывай им свои вещи слишком охотно. Таможенники проверили его «дипломат», изучили письма, которыми обменивались цейссовские заводы и вюрцбургская компания. Моренц молил Бога, чтобы печати и знаки франкирования не вызвали подозрений. Они были идеальными. Сумку и «дипломат» закрыли. Моренц отнес их в автомобиль. Проверка БМВ тоже закончилась. Неподалеку стоял пограничник с огромной овчаркой. Из окна за ходом проверки наблюдали двое мужчин в штатском. Секретная полиция.
– Приятного пребывания в Германской Демократической Республике, – сказал старший по званию офицер. Его взгляд скорее говорил, что он желает гостю неприятностей.
В этот момент из-за бетонного разделительного барьера, за которым стояли автомобили, уезжающие из ГДР, донеслись крики. Все завертели головами. Моренц уже сидел за рулем. Он в ужасе наблюдал за происходящим.
Во главе колонны стоял голубой минифургон с западногерманским номерным знаком. Два пограничника вытаскивали из фургона молодую девушку, которая пряталась в крохотной нише, специально устроенной для этой цели под полом автомобиля. Она отчаянно визжала. Ее друга из Западной Германии, тоже совсем молодого парня, вытащили из машины, и теперь он, бледный с поднятыми руками стоял в плотном кольце направленных на него автоматов и оскаленных овчарок.
– Не трогайте ее, сволочи, – кричал он. Кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он сложился вдвое.
– Пошел! – рявкнул пограничник, стоявший рядом с машиной Моренца.
Моренц включил сцепление, и БМВ рванулся вперед. Миновав все посты, он остановился у здания Народного банка, чтобы разменять западногерманские марки на бесполезные ост-марки (по курсу один к одному) и получить печать в своей таможенной декларации. Кассир в банке был подавлен. У Моренца дрожали руки. Снова усевшись в машину, он бросил взгляд в зеркало заднего обзора: молодого парня и девушку, которая все еще кричала, тащили в бетонное здание.
Моренц поехал на север, Он обливался потом, нервы были напряжены до предела, он был конченый человек и держался лишь благодаря годам тренировок. И еще его удерживала мысль о том, что он не должен подвести своего друга Маккриди. Хотя Моренц знал, что в ГДР пить за рулем категорически запрещено, он достал фляжку и отпил глоток. Лучше, намного лучше. Он повел машину уверенней, не слишком быстро, не слишком медленно. Моренц бросил взгляд на часы: полдень, времени больше чем достаточно, встреча назначена на шестнадцать часов, а до места он доберется уже часа через два. Но его ни на мгновение не отпускал страх – страх агента, выполняющего «нелегальное» задание, за что в случае провала ему грозило десять лет лагерей. Этот страх подтачивал и без того расшатанные нервы, Маккриди следил за Моренцом, когда тот въезжал в коридор между постами пограничников, потом очертания БМВ рассеялись. Он не мог видеть, как задержали юношу и девушку. С наблюдательного поста на склоне холма перед ним были только крыши казенных зданий на восточногерманской стороне и развевавшийся над ними огромный флаг с молотом, циркулем и снопами пшеницы. За несколько минут до полудня Маккриди в последний раз уловил вдалеке черный БМВ, который уходил вглубь Тюрингии.
На заднее сиденье «рейндж-ровера» Джонсон положил внешне обычный чемоданчик. В нем был радиотелефон. С помощью этого телефона можно было обмениваться шифрованными сообщениями с управлением британской правительственной связи, которое находится в английском городе Челтнеме, с лондонским Сенчери-хаусом или с боннским бюро Интеллидженс Сервис. Аппарат выглядел как обычная телефонная трубка с кнопками для набора номера. Маккриди сам настоял на радиотелефоне, чтобы поддерживать связь со своей штаб-квартирой и информировать руководство о благополучном возвращении Полтергейста.
– Он прошел, – бросил Маккриди Джонсону. – Теперь-нам остается только ждать.
– Хотите сообщить в Бонн или в Лондон? – спросил Джонсон. Маккриди покачал головой.
– Они ничем не могут помочь, – ответил он. – Теперь никто ничем не может помочь. Все зависит только от Полтергейста.
* * *
На квартире в Ханвальде два специалиста закончили обследование секретной комнатки и собрались уходить. Они обнаружили в этой комнате отпечатки пальцев трех человек.
– Новые или все те же, что и вчера? – спросил Шиллер.
– Не знаю, – ответил старший эксперт. – Мы проверим в лаборатории. Я дам вам знать. В любом случае теперь вы можете войти.
Шиллер вошел и осмотрел стеллаж с видеокассетами. На них не было никаких надписей, ничего, кроме номеров на коробочках. Он наугад взял одну из кассет, отнес ее в спальню, вставил в видеомагнитофон, включил телевизор, нажал кнопку и присел на краешек неубранной кровати. Через две минуты он резко встал и выключил магнитофон. Молодой детектив был потрясен.
– Черт побери, – прошептал Вихерт. Он стоял в дверях и жевал пиццу.
Конечно, сенатор от Баден-Вюртемберга был всего лишь второразрядным провинциальным политиком, но его хорошо знала вся страна. Он часто выступал по национальному телевидению, ратуя за возвращение к старым моральным ценностям и запрещение порнографии. Его избиратели не раз видели, как он гладил по головкам школьников, целовал младенцев, открывал церковные праздники, произносил речи перед женщинами-консерваторами. Но, скорее всего, избиратели не видели, как их сенатор, всю одежду которого составлял собачий ошейник с шипами, на четвереньках бегает по комнате на поводке у размахивающей хлыстом молодой женщины в туфлях на шпильках.
– Оставайся здесь, – сказал Шиллер. – Никуда не уходи, даже не двигайся с места. Я возвращаюсь в полицайпрезидиум.
* * *
Было два часа.
Моренц еще раз проверил время. Он был намного западнее Хермсдорфер-кройца, важного перекрестка, где автобан, соединяющий Берлин с границей на Зале, пересекается с автомагистралью «восток-запад» от Дрездена до Эрфурта. Моренц приехал слишком рано. На площадке для остановки автотранспорта, где предстояла встреча со «Смоленском», ему нужно быть примерно без десяти четыре, не раньше: надолго остановившийся автомобиль с западногерманским номерным знаком мог вызвать подозрения.
В сущности любая остановка, могла привлечь внимание. Обычно западногерманские бизнесмены следуют прямо к месту назначения, делают свои дела и тут же возвращаются. Лучше всего вообще не останавливаться. Моренц решил миновать Иену и Веймар, доехать почти до Эрфурта, потом на кольцевой дороге развернуться и снова следовать в сторону Веймара. Так можно будет убить время. Мимо БМВ Моренца по полосе обгона проехал бело-зеленый «вартбург» Народной полиции с двумя синими вращающимися фонарями и огромным мегафоном на крыше. Двое дорожных полицейских в форме оглядели Моренца ничего не выражающими взглядами.
Моренц вцепился в руль, стараясь унять дрожь. «Им все известно, – негромко повторял предательский внутренний голос. – Это обычная ловушка. „Смоленск“ разоблачен, а ты идешь прямо в капкан. Тебя там уже ждут. Сейчас они просто проверяют, потому что ты проскочил мимо поворота».
«Не будь дураком», – убеждал голос здравого смысла. Потом Моренц вспомнил о Ренате, и отчаяние стало бороться в нем со страхом, и страх явно побеждал.
«Слушай, идиот, – говорил разум, – ты наделал глупостей. Но ведь ты поступил так не намеренно. Ты защищался. Тела обнаружат через несколько недель, не раньше. К тому времени ты уйдешь на пенсию, уедешь из страны и сможешь жить на свои сбережения там, где тебя никто не тронет. В мире и спокойствии. Это все, что тебе сейчас нужно – мир и спокойствие. И чтобы тебя никто не трогал. А тебя и не станут трогать – из-за видеокассет».
Полицейский «вартбург» замедлил ход и теперь шел вровень с БМВ. Моренц обливался потом. Страх побеждал все другие чувства. Моренц не знал, что молодые полицейские были фанатиками автомобилей и впервые видели новую модель БМВ.
* * *
Тридцать минут комиссар Шиллер провел один на один с шефом отдела по расследованию убийств, рассказывая, что он обнаружил в квартире Ренаты. Слушая комиссара, Хартвиг кусал губы.
– Дело дрянь, – ый фонд? Этого мы не знаем.
Он снял телефонную трубку и попросил соединить его с лабораторией.
– Через час в моем кабинете должны быть фотографии извлеченных пуль и все отпечатки – девятнадцать вчерашних и три сегодняшних. – Он встал и повернулся к Шиллеру. – Пойдемте на место. Я должен осмотреть все сам.
Записную книжку обнаружил директор Хартвиг. Зачем кому-то понадобилось прятать ее в комнатке, которая сама по себе была тайником, никто не мог объяснить, но записная книжка была приклеена липкой лентой под нижней полкой с видеокассетами.
Как выяснится позднее, список составляла собственноручно Рената Хаймендорф. Определенно, она была очень умна, ведь все в квартире было сделано по ее проекту: от искусной перепланировки всей квартиры до совершенно обычного на первый взгляд пульта дистанционного управления, который включал и выключал установленную за зеркалом видеокамеру. Специалисты из лаборатории полицайпрезидиума видели этот пульт в ванной, но приняли его за запасной блок к телевизору.
Хартвиг глазами пробежал список. Против каждой фамилии стоял номер, такие же номера были на коробочках для видеокассет. Одни из фамилий были ему хорошо известны, другие он видел впервые. Незнакомые фамилии, рассудил Хартвиг, скорее всего принадлежат каким-то иностранцам, достаточно высокопоставленным или богатым. Среди известных Хартвиг обнаружил фамилии двух сенаторов, одного члена парламента (от правящей партии), финансиста, банкира (местного), трех промышленников, наследника владельца крупной пивоварни, судьи, знаменитого хирурга и известного всей стране сотрудника телевидения. Восемь фамилий на первый взгляд казались английскими (британскими, американскими или канадскими), а две – французскими. Хартвиг пересчитал.
– Восемьдесят одна фамилия, – сказал он. – Восемьдесят одна кассета. Боже мой, если обладатели этих фамилий имеют хоть какое-то отношение к видеокассетам, то здесь должно быть достаточно компрометирующего материала, чтобы полетели правительства нескольких земель, а может быть, и боннское федеральное.
– Странно, – заметил Шиллер. – Здесь только шестьдесят одна кассета.
Они вдвоем пересчитали еще раз. Шестьдесят одна.
– Вы говорили, здесь нашли отпечатки пальцев трех человек?
– Да, господин директор.
– Если двое из них – Хаймендорф и Хоппе, то третьим мог быть убийца. И у меня есть нехорошее предчувствие, что он захватил с собой двадцать кассет. Итак, со всем этим я иду к президенту. Это не простое убийство, это хуже, гораздо хуже.
* * *
Доктор Геррманн заканчивал ленч со своим подчиненным Аустом.
– Дорогой мой Ауст, пока мы не знаем ничего. Просто у нас есть основания для беспокойства. Возможно, полиция скоро арестует какого-нибудь гангстера и предъявит ему обвинение, а Моренц появится вовремя, после греховного уик-энда с другой подружкой не в «Черном лесу», а где-нибудь еще. Впрочем, должен сказать, что у меня нет ни малейших сомнений: его нужно немедленно уволить с урезанной пенсией. Но пока я хотел бы, чтобы вы постарались его найти – Нужно использовать агента-женщину, чтобы она установила контакт с женой Моренца на тот случай, если он позвонит. Воспользуйтесь любым предлогом. Я попытаюсь разузнать, в каком состоянии находится полицейское расследование. Вы знаете, где я остановился. Если у вас появятся новые сведения, сообщите мне.
* * *
Устроившись на откидном борту «рейндж-ровера», Сэм Маккриди грелся на солнце на высоком берегу Зале и неторопливо пил кофе из фляжки. Джонсон положил телефонную трубку. Он только что разговаривал с Челтнемом, гигантской государственной станцией подслушивания, расположенной на западе Англии.
– Ничего, – сказал он. – Все нормально. Никакой повышенной активности ни на одной из частот, какими пользуются русские, Штази или Народная полиция. Обычные переговоры.
Маккриди посмотрел на часы. Без десяти четыре. Сейчас Бруно должен подъезжать к той площадке, что к западу от Веймара. Он сказал Бруно, чтобы тот был на площадке за пять минут до назначенного времени и ждал «Смоленска» не больше двадцати пяти минут. Если к тому времени «Смоленск» не появится, то будет считаться, что передача сорвалась. В присутствии Джонсона Маккриди держался спокойно, но на самом деле он терпеть не мог ожидания. Нет ничего хуже, чем ждать, когда агент вернется из-за «железного занавеса». В такие часы разыгрывается воображение, ты невольно начинаешь вспоминать о тысячах неприятных сюрпризов, которые могли поджидать твоего агента, но скорее всего обошли его стороной. Маккриди в сотый раз проверил график движения Моренца, Пять минут на площадке – вполне достаточно, чтобы взять пакет у русского; десять минут на то, чтобы русский успел отъехать на безопасное расстояние. В четыре пятнадцать Моренц уезжает. Пять минут на то, чтобы спрятать пакет в нишу под аккумулятором, час сорок пять – на дорогу. Он должен появиться в пределах видимости около шести… Еще чашку кофе.
* * *
Арним фон Штариберг, полицайпрезидент Кёльна, мрачно выслушал доклад молодого комиссара. Рядом с комиссаром сидели Хартвиг из отдела по расследованию убийств и Хорст Френкель, начальник всего управления по расследованию уголовных преступлений. Выслушав доклад, полицайпрезидент согласился: они были правы. Это преступление не просто хуже убийства, оно затрагивает интересы всей страны. Для себя президент уже решил, что он обязан сообщить своему руководству. Молодой комиссар закончил доклад.
– Вы должны хранить все в строжайшей тайне, герр Шиллер, – сказал фон Штарнберг. – Вы и ваш коллега Вихерт. От этого зависит вся ваша карьера, понимаете? – Он повернулся к Хартвигу. – То же самое относится к двум экспертам, которые снимали отпечатки в комнате с телекамерой.
Фон Штарнберг отпустил Шиллера и обратился к руководителям:
– Как далеко вы продвинулись в расследовании? Френкель кивнул Хартвигу, и тот положил на стол большие, четкие фотографии.
– Итак, герр президент, у нас есть пули, которыми были убиты девушка по вызову и ее приятель. Нужно найти оружие, из которого были выпущены эти пули. – Он похлопал рукой по фотографиям. – Всего лишь две пули, по одной в каждом трупе. Во-вторых, мы располагаем отпечатками пальцев. В комнате с телекамерой обнаружены отпечатки пальцев трех человек: девушки по вызову, ее сутенера и третьего лица. Мы полагаем, что этим третьим лицом должен быть убийца. Мы также думаем, что именно убийца украл двадцать кассет.
Никто из них не мог знать, что на самом деле пропала двадцать одна кассета. Двадцать первую, ту, на которой был снят Моренц, еще в пятницу вечером выбросил в Рейн сам Бруно, а в записную книжку Ренаты его фамилия не попала, потому что он никогда не считался подходящим объектом для шантажа, его Рената держала просто для смеха.
– Где уцелевшие кассеты? – спросил фон Штарнберг.
– Все в моем личном сейфе, – ответил Френкель.
– Принесите их сюда, пожалуйста. Никто не должен их видеть. Оставшись один, полицайпрезидент фон Штарнберг взялся за телефонную трубку. В тот день чиновники передавали ответственность вверх по служебной лестнице быстрее, чем обезьяна вскарабкивается на дерево. Из Кёльна дело было передано в Дюссельдорф, в управление по расследованию уголовных преступлений земли, откуда его моментально отпасовали в Висбаден, где находилась соответствующая федеральная служба. Шестьдесят одна кассета со списком путешествовала из города в город на лимузинах под усиленной охраной. В Висбадене кассеты задержались, но лишь на столько, сколько потребовалось высокопоставленным чиновникам, чтобы придумать, как сообщить федеральному министру юстиции в Бонн, – он занимал следующую ступеньку иерархической лестницы. К этому времени были выяснены личности всех сексуальных богатырей. Примерно половину из них составляли просто богатые люди, но остальные были не только состоятельны, но и занимали высокое положение в обществе. Хуже того, в списке Ренаты Хаймендорф оказались шесть сенаторов или членов парламента от правящей партии, еще двое от оппозиции, два высокопоставленных чиновника и армейский генерал. И это только немцы, а помимо граждан Германии там были два дипломата из боннских посольств (один из них представлял союзника ФРГ по НАТО), два иностранных политика, посещавшие Германию с официальными визитами, и сотрудник Белого дома, близкий к Рональду Рейгану.
Еще мрачней выглядел список тех двадцати, видеозаписи развлечений которых бесследно исчезли. Тут были: один из руководителей правящей западногерманской партии, член апелляционного суда, еще один генерал (на этот раз из ВВС), пивной фабрикант, уже замеченный Хартвигом, и подающий надежды младший министр. И все это не считая кое-кого из самодовольной верхушки торговцев и промышленников.
– Шаловливых бизнесменов можно в расчет не принимать, – сказал старший детектив в висбаденском федеральном управлении по расследованию уголовных дел. – Если они погубят свою репутацию, им будет некого винить, кроме самих себя. Но эта стерва специализировалась на тех, чьи имена общеизвестны.
Ближе к вечеру о случившемся была поставлена в известность служба внутренней безопасности (контрразведки) – этого требовали инструкции. Им сообщили не фамилии, а просто историю и состояние расследования. По иронии судьбы штаб-квартира западногерманской контрразведки размещалась в Кёльне – там, где все и началось. Межведомственный меморандум о происшествии оказался на столе старшего сотрудника контрразведки Иоханна Принца.
* * *
Бруно Моренц медленно ехал на запад по седьмой автомагистрали. Он находился в шести километрах к западу от Веймара и в полутора километрах от Нохры, где за высокой белой стеной располагались советские казармы. Моренц подъехал к повороту и, как и говорил Маккриди, оказался у площадки для остановки автотранспорта. Моренц проверил время: без восьми четыре. Дорога была пуста. Он сбавил скорость и заехал на площадку.
В соответствии с инструктажем он вышел из машины, поднял крышку багажника и достал коробку с набором инструментов. Он раскрыл коробку и положил рядом с передним колесом так, чтобы ее было видно из проезжающих мимо автомобилей. Потом он щелкнул замком и поднял капот. Его опять охватил страх. Площадка была окружена деревьями, хватало растительности и на другой стороне дороги. Под каждым кустом Моренцу мерещились притаившиеся агенты Штази, которые только и ждали момента, чтобы арестовать сразу двоих. Во рту у Моренца пересохло, по спине ручейками стекал пот. Его и без того Истощившаяся выдержка была готова вот-вот окончательно лопнуть, как натянутая до предела резиновая лента.
Моренц взял гаечный ключ подходящего размера и склонился над двигателем. Маккриди показывал ему, как можно ослабить гайку, соединяющую трубку с радиатором. Тонкой струйкой потекла вода. Моренц сменил один гаечный ключ на другой, явно неподходящий, и безуспешно попытался снова закрепить гайку.
Минута проходила за минутой. Моренц бестолково возился в двигателе. Он бросил взгляд на часы. Шесть минут пятого. Куда ты к черту подевался, спрашивал он про себя. Скоро под колесами автомобиля мягко зашуршал гравий. Автомобиль остановился, но Моренц не поднимал головы. Русский должен подойти к нему, сказать на не очень хорошем немецком: «Если у вас что-то не в порядке с двигателем, возможно, лучше подойдут мои инструменты» и предложить плоский деревянный ящичек с инструментами. В этом ящичке под гаечными ключами в красном пластиковом пакете будет лежать план военных действий Советской Армии…
Направлявшийся к Моренцу человек заслонил собой уже низкое солнце. Под его ботинками шуршал гравий. Человек остановился за спиной Моренца. Пока он не произнес ни слова. Моренц оглянулся. В пяти метрах от его БМВ стоял автомобиль восточногерманской Народной полиции. Один из полицейских в зеленой форме остался у распахнутой дверцы водителя, другой – тот, что подошел к Моренцу, – заглядывал под капот БМВ.
У Моренца к горлу подступила тошнота, у него чуть не подкосились ноги, он попытался встать в полный рост и с трудом удержался на ногах. Полицейский смотрел ему в глаза.
– Что-то случилось? – спросил он.
Ну разумеется, это была игра, за любезностью скрывалось торжество победителя, невинный вопрос лишь предшествовал отчаянным крикам, непродолжительной борьбе и аресту. Моренцу казалось, что у него язык прилип к небу.
– Мне показалось, что у меня утекает вода, – сказал он наконец.
Полицейский еще глубже сунул голову под капот, осмотрел радиатор, взял из рук Моренца Гаечный ключ, повертел его, наклонился и достал из ящика другой ключ.
– Вот этот подойдет, – сказал он.
Моренц закрутил гайку. Утечка прекратилась.
– Вы взяли не тот ключ, – пояснил полицейский. Он посмотрел на двигатель БМВ. Моренцу казалось, что его взгляд направлен прямо на тайник под аккумулятором. – Отличная машина, – сказал он. – Где вы остановились?
– В Иене, – ответил Моренц. – Завтра утром я должен встретиться с директором по экспорту цейссовских заводов. Хочу купить кое-что для своей компании.
Полицейский одобрительно кивнул.
– У нас в ГДР много отличных товаров, – сказал он. Это было неправдой. Во всей Восточной Германии только одно предприятие производило продукцию, отвечающую западным стандартам, – цейссовские заводы.
– Что вы здесь делаете?
– Я хотел посмотреть Веймар… музей Гете.
– Вы поехали не в том направлении. Веймар там. Полицейский показал рукой. Мимо проехала серо-зеленая советская машина. Ее водитель в надвинутой на глаза пилотке посмотрел на Моренца, на секунду задержал на нем взгляд, потом заметил автомобиль Народной полиции. Его «газик» даже не притормозил. Встреча сорвалась. «Смоленск» сюда не вернется.
– Вы правы. Я выехал из города не по тому шоссе. Я как раз искал поворот на Веймар, и тут заметил, что указатель уровня воды ведет себя как-то странно…
Полицейские проследили, как Моренц развернулся, и проводили его до Веймара, отстав лишь на границе города. Моренц доехал до Иены и снял номер в отеле «Черный медведь».
* * *
На высоком берегу Зале в восемь вечера Сэм Маккриди опустил бинокль. В быстро сгущавшихся сумерках уже невозможно было разглядеть очертания восточногерманского пограничного поста и шоссе. Многочасовое напряженное ожидание давало о себе знать;
Маккриди почувствовал страшную усталость. Там, за минными полями и колючей проволокой что-то сорвалось. Возможно, помешала какая-то мелочь, лопнувшая покрышка, «пробка» на шоссе… Маловероятно. Не исключено, что именно в этот момент Полтергейст едет на юг, к границе. А может быть, Панкратин не смог выйти на первую встречу: не удалось достать джип, не выкроил время… Нет ничего хуже ожидания, особенно когда не знаешь, что же там произошло.
– Возвращаемся на шоссе, – сказал Маккриди Джонсону. – Отсюда все равно ничего не видно.
Они поставили «рейндж-ровер» на автомобильной стоянке франкенвальдской станции обслуживания, в ее южном секторе, но носом на север, в сторону границы. Джонсон остался в машине – он будет сидеть здесь всю ночь на тот случай, если вдруг появится БМВ. Маккриди нашел грузовик, направлявшийся на юг, объяснил водителю, что его автомобиль сломался, и уговорил подбросить его до поворота на Мюнхберг. Через десять километров на развилке Маккриди сошел, еще километра полтора прошел пешком до небольшого городка и снял номер в отеле «Брауншвайгер Хоф». На тот случай, если Джонсону нужно будет что-то срочно сообщить, у Маккриди в спортивной сумке был радиотелефон. Он заказал такси на шесть утра.