Страница:
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Сир, я боюсь.
Обернувшись, Александр посмотрел на Пармениона и ободряюще улыбнулся. Корабль Элдина давно улетел, и уже несколько часов они карабкались вверх до склону в направлении гряды высоких холмов. Парменион тяжело дышал, пот катился с него градом и, испаряясь, оставлял пятна соли на тунике и кожаных доспехах.
Александр на мгновение остановился и сделал глубокий вдох, испытывая радость и удивление. С тех пор как несколько лет назад в одном из сражений вражеская стрела пронзила ему легкое, он испытывал трудности с дыханием. Чудесные машины Элдина снова еде-дали его здоровым, и, по крайней мере, за это он был ему признателен.
– Чего же ты боишься, Парменион?
– Посмотрите на солнце, Александр. Оно не движется. Значит, время тоже стоит на месте, и мы пойманы здесь навечно.
– Интересная логика. Ты рассуждаешь как последователь школы Евклида. Но не забывай, мы находимся с тобой в другом мире, где действуют свои небесные законы, так что тебе нечего бояться.
– Мы находимся в другом мире, – пробормотал Парменион, – и он говорит мне, что нечего бояться.
Александр еще раз посмотрел на солнце. Как странно – это было солнце, но другое. Его свет казался белее и резче. Он опустил голову и вернулся к борьбе со своим собственным страхом.
Страх был его старым знакомым. Они не знали, никто из них никогда не знал, и он сам никому не рассказывал о страхе, который так часто присутствовал в его сердце. Ну, разумеется, он никогда им не рассказывал, поскольку это должно стать частью легенды: Александр никогда не испытывает страха, даже здесь, в незнакомом ему мире, который называли Колбард, – бесконечно далеком от его дома.
А что стало с его домом? Что с Роксаной и неродившимся ребенком, который должен был стать его наследником? В памяти всплыли слова, услышанные им на смертном одре в вавилонском дворце, когда он чувствовал, как жизнь уходит из его тела.
Это воспоминание заставило его улыбнуться. Они были стаей хищников, его сторожевыми псами, готовыми растерзать в клочья всякого, кто попытается преградить ему дорогу к славе и мировому господству. И он слышал, как они набросились друг на друга. Из темных глубин комы он слышал, как они вцепились друг в друга, словно волки, увидевшие, что их вожак ослабел и умирает. Последует одна схватка, затем другая и так до тех пор, пока не будет провозглашен новый вожак.
Но теперь все они давно превратились в прах, и их имена существуют в памяти потомков только потому, что освещены лучами его славы. По крайней мере, так ему сказал тот толстяк, которого он сначала считал посланцем богов.
Пять тысяч лет. Он покачал головой, чувствуя, что у него идет кругом голова от этой цифры. Пять тысяч лет. Он снова посмотрел на небо, словно мог отсюда каким-то образом увидеть свой мир и, увидев его, восстановить душевное равновесие, а также постичь причины и следствия того, что с ним произошло.
Пятьдесят веков и то, что тот толстяк, Элдин, называл 150 000 световых лет, отделяло его от родного дома. Элдин пытался объяснить, что означают эти цифры, но для Александра они так и остались пустым звуком. Он просто выбросил их из головы, как было у него заведено. Всякий раз, сталкиваясь с чем-то непонятным, Александр прикладывал все усилия для решения задачи, но если ответ не находился, он откладывал ее в сторону, чтобы в другое время или в другом, более благоприятном, месте снова попытаться постичь неизведанное.
Теперь его ждала гораздо более неотложная задача. Для него начиналось новое приключение, и на мгновение он задумался о связанных с ним необычных обстоятельствах. Что являлось настоящей причиной, побудившей Элдина сделать то, что он сделал? Конечно же любопытство, которое испытывали на его счет те, кого Элдин называл кохами, сыграло свою роль, но здесь было что-то еще, и этим «что-то» вовсе не являлась необходимость объединить живущих тут людей и возглавить войну против другой расы. Если бы Элдин и эти кохи ставили себе такую задачу, то они высадили бы его на поверхность Колбарда с большим шумом и в сопровождении фанфар, чтобы испуганные варвары сразу же выразили готовность беспрекословно ему подчиняться. В действительности же ему приходится словно вору подкрадываться к людским поселениям, а значит, Элдин не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как Он здесь появился. Но данная задача сейчас также не являлась самой неотложной.
Он замедлил шаг и осмотрел окрестности. Окружающий пейзаж во многом напоминал Бактрию: та же слегка залесенная горная местность с высокими вершинами, покрытыми снежными шапками. Воздух, как и в Бактрии, был свежим, чистым и прозрачным, выгодно отличаясь от влажной, затхлой атмосферы Вавилона. Прямо перед ним находилась гора невообразимых размеров, уходящая в небо громадина, вершина которой, казалось, достигала самого солнца. Элдин объяснил, что ее использовали как причал для больших кораблей, бороздящих небесные просторы, а также она служила башней для охлаждения воздуха, поддерживающей температурный баланс на поверхности. Подобные горы, по его словам, торчали как спицы и с другой стороны кольца.
Такие явления были выше его понимания, и Александру оставалось только верить, что Древние Странники, которые, как говорил Элдин, построили этот мир, на самом деле были богами или детьми богов. Рассматривая холодильную башню, имеющую форму горы, Александр мысленно назвал ее Олимпом. Элдин сказал ему, что жители окрестных поселений считали эту гору священной. Казалось бы, в непосредственной близости от первой башни – а на самом деле, в пятидесяти лигах – поднималась к небу ее точная копия, а за ней – еще четыре таких же горы. По сведениям, имеющимся у Элдина, в районе первых трех башен проживало несколько сотен тысяч человек, а дальше, в сторону северного края кольца, тянулись пустынные области, где обитали только удалившиеся от мира отшельники и укрывались изгнанные из общества преступники. Остальные три башни находились на территории, занимаемой существами, называемыми гаварнианами. Александр посмотрел в направлении, которое он решил называть запад, надеясь разглядеть какие-нибудь признаки их столичного города на морском побережье. Но с такого расстояния он смог увидеть только голубое сияние водной поверхности, оттененное тянущейся от трех дальних башен грядой плывущих высоко в небе облаков.
В восточном направлении, куда в данный момент шел Александр, на удалении в несколько сотен лиг, к небу поднималась пурпурная стена. Элдин объяснил, что такие барьеры установлены на поверхности Кол-барда через равномерные промежутки и без них ветер, набрав силу на огромных открытых пространствах, создал бы здесь погодные условия значительно хуже тех, с которыми Александру пришлось столкнуться на равнинах Центральной Азии.
Осознание того, что с ним произошло, вновь начало пробуждать в его душе беспокойство, но дисциплинированный разум отбросил эмоции в сторону. Если бы он позволил страху перед неизвестным взять над ним верх, то ему никогда бы не удалось создать свою империю. Проявляя слабость, он тем более не сможет создать империю здесь, в чужом для него мире. Посмотрев через плечо на запад, он увидел там такую же стену, но эта стена, протянувшаяся с севера на юг, находилась значительно ближе.
Поскольку мир, в котором он находился, имел вогнутую поверхность, линии горизонта здесь не существовало. Один этот факт приводил Пармениона в ужас, но он уже начал к нему привыкать. «Ему придется к нему привыкнуть, – подумал Александр. – В противном случае он сойдет с ума».
Не слишком хорошая местность для построения фаланги, решил Александр. Окружающий его холмистый ландшафт был разрезан узкими ущельями с крутыми, нависающими стенами. Элдин сказал ему, что тип местности в этом регионе изменяется очень резко, поскольку Древние Странники, очевидно, испытывали удовольствие, формируя ландшафты без всякой логики и подчиняясь внезапному капризу, нагромождали один вид рельефа на другой. На расстоянии одного дневного перехода на юг лежали необычайно плодородные равнины, но их удерживали те, против кого он должен повести в сражение свой новый народ.
И тут его поразила еще одна мысль: он просто завоевывал мир; эти же Древние Странники могли построить мир таким, каким они хотели его видеть.
– Вы слышите, сир? – прошептал Парменион и повлек его за собой к скалистому уступу, за которым можно было укрыться.
Александр прислушался и покрутил головой из стороны в сторону. На самой границе восприятия он различил звук настолько слабый, что было трудно определить, слышит ли он его на самом деле или же ему только кажется.
Он посмотрел на Пармениона, ища подтверждения.
– Похоже на крик, – прошептал Парменион. – Человеческий крик.
Александр пожал плечами и начал расчехлять лук, который ему дал Элдин. Приложив одно короткое усилие, он надел тетиву и проверил натяжение. Лук оказался очень хорошим, он ничем не уступал скифскому, а возможно, даже превосходил его, поскольку был сделан из легкого металла, похожего по своим качествам на закаленную сталь. Он снова покачал головой в недоумении.
Александр извлек из висевшего на спине колчана одну из стрел и подержал ее на ладони, проверяя балансировку. Стрела была очень легкой; четырехгранный наконечник зловеще блестел на солнце, отливая всеми цветами радуги, словно лезвие бритвы. «Какая ювелирная работа, – подумал Александр. – Интересно, сколько одна такая стрела могла бы стоить в Македонии?»
– Ну что, пойдем посмотрим, в чем там дело? – спросил он с улыбкой своего спутника.
– Ах, сир, что бы там ни происходило, нас это не касается.
– Ты не прав, Парменион. Рано или поздно, мы все равно должны встретиться с местными жителями, так почему бы нам не сделать это сейчас? Обнажи свой – меч, если он еще не заржавел в ножнах, и следуй за
Последнюю фразу он произнес с усмешкой, словно бы в шутку, и смущенный Парменион поспешил за своим царем.
«Ни за что бы не поверил, что мне когда-нибудь придется возглавить армию из одного человека, – подумал Александр, – но все равно, нужно с чего-то начинать». И он также понимал, что чем скромнее будет начало, тем больше ему достанется славы, если в итоге удастся победить и выжить.
Выжить – как он и хотел, его подвиги уже стали легендой. Так что это приключение было просто дополнительным вознаграждением, словно бы боги решили предложить ему еще более сложное испытание. Возможно, так и есть – боги бросили ему новый вызов. Он улыбнулся от этой мысли.
Если все обстояло именно так, то он их не разочарует.
Когда Александр приблизился к гребню холма, крики стали громкими, расточавшими ужас. Низко пригнувшись, он начал подкрадываться к вершине, передвигаясь от одного большого камня к другому.
Раздался еще один крик. Он был высоким, и в нем чувствовалась боль. Внезапно Александр понял, что Царю не подобает как вору подкрадываться к месту сражения. Выпрямившись в полный рост, он решительно зашагал вперед, словно бы от одного его появления конфликт на противоположном склоне холма должен был прекратиться сам собой.
– Клянусь Зевсом! – промолвил Парменион и в изумлении открыл рот.
Александр снова почувствовал присутствие своего давнего спутника – страха, и это был страх, который ему не доводилось испытывать раньше. Он боялся отца, по крайней мере в начале, часто боялся совершить роковую ошибку, но в отличие от всех своих соратников никогда не испытывал страха в бою. Теперь же он его почувствовал.
Кричали в самом деле люди, и кричали они из-за того, что их охватила паника. Причиной паники был оживший ночной кошмар.
Существа походили на волка и человека одновременно, но не являлись ни тем, ни другим. Это было так, словно человек и зверь слились воедино в результате противоестественного совокупления. Существа ехали верхом на животных, в два раза превосходящих по размеру его Буцефала. Животное было похоже на лошадь, но казалось более диким и свирепым.
Всего Александр насчитал шесть всадников, которые управляли своими внушающими ужас конями. Он слышал их веселые голоса, полные триумфа. Каждый был вооружен копьем. Всадники скакали вперед в атакующем построении, низко опустив копья. Один из них держал под мышкой женщину, и именно она издавала пронзительные крики. Теперь Александр понял, что кричала она не от боли, а от гнева и возмущения, осыпая проклятиями разбегающихся в панике мужчин.
К своему удивлению, он обнаружил, что понимает смысл выкрикиваемых ею слов, хотя это был не греческий, не персидский, не какой-либо другой известный ему язык. Имплант Элдина уже работал, но и без его помощи он мог различить страх в голосах убегавших мужчин, которых ругала пленница.
Перед схватившим ее существом бежало около полусотни человек. Охваченные ужасом, они побросали свои хрупкие копья, чтобы ничего не мешало им отступать с максимально возможной скоростью. Александр оценил ситуацию одним быстрым взглядом и сразу же понял, что он должен делать.
Александр еще раз согнул лук, чтобы проверить его балансировку и натяжение. Затем он достал из колчана стрелу из блестящего металла. Легким плавным движением он натянул тетиву и прицелился в чудовище, замыкающее атаку.
Александр почувствовал, что пришел момент первого испытания, поскольку, как он знал, сразу после выстрела вся ярость этих чудовищ обратится на него.
Стрела полетела вперед – полоска серебристого света, неотвратимо стремящаяся к своей жертве. Она попала чудовищу точно между лопаток, пронзив насквозь тонкие доспехи. Издав протяжный крик, жертва, поднятая из седла силой удара, упала вперед, на шею лошади, которая вывела своего хозяина из атаки.
Из колчана уже была извлечена следующая стрела, прилажена на тетиву и выпущена. Она пришлась в нижнюю часть спины второго всадника, но привела к тому же результату. Тут остальные заметили, что несут потери и, прервав атаку, обернулись посмотреть, откуда на них обрушилось нежданное возмездие.
– Мне кажется, Парменион, тебе следует собрать пику и приготовиться встретить кавалерию.
Но его команда была излишней, поскольку Парменион уже убрал в ножны меч. Он надел верхнюю часть пики на вторую половину древка и закрепил ее на месте. Заняв позицию сбоку от Александра, он опустился на одно колено и, уперев оружие в землю, выставил его перед собой так, что скачущая лошадь, если у нее не хватит ума свернуть, непременно напорется на длинный шип.
Парменион дрожал от страха. На своем веку он выдержал немало атак, но еще ни разу на него не мчалась лошадь высотой двадцать пять локтей.
Третья стрела со свистом прорезала воздух и не попала в цель, поскольку в тот момент, когда Александр выстрелил, всадник резко осадил животное. Стрела скрылась в поднявшемся облаке пыли.
– Сир, у одного из них есть лук, – крикнул Парменион, но Александр уже сам заметил, что всадник, только что остановивший лошадь, уже расчехлил лук и снова бросил животное в атаку.
Просвистела очередная стрела, которая чуть не выбила чудовище из седла, лук выпал из его безжизненной руки.
Оставшиеся трое на мгновение застыли в нерешительности, но затем тот, кто держал под мышкой женщину, бросил свою пленницу на землю и с громким ревом бросился в атаку, пустив лошадь во весь опор.
– Посмотри, как медленно движется это животное, – крикнул Александр. – Выглядит внушительно, но чересчур медлительно. Слоны Пора (Пор – индийский раджа, оказавший упорное сопротивление войскам Александра Македонского в битве при Гидаспе) были гораздо опасней.
Существо опустило копье, закрыло щитом грудь и приближалось, издавая высокий пронзительный вой, от которого дыбом вставали волосы.
Александр наложил на тетиву стрелу и, сделав несколько шагов вперед, остановился вровень со стальным наконечником пики Пармениона.
– Стреляйте, сир! – воскликнул Парменион. – Вы успеете выпустить две или даже три стрелы, прежде чем он приблизится к нам вплотную.
– Я хочу посмотреть, – сказал Александр. – Это зрелище почти прекрасно.
– Вид нашей крови вряд ли будет прекрасным, – пробормотал Парменион.
Но Александр не обращал на него внимания, захваченный величественностью момента. Всадник приближался, встав в полный рост, упираясь ногами в какие-то петли, которые, как заметил Александр, свешивались по обе стороны седла. Лошадь и в самом деле выглядела устрашающе, но была слишком медленной и, очевидно, не могла скакать быстрее, чем рысью. Нагрудный панцирь всадника, издалека выглядевший достаточно солидно, на самом деле оказался изготовленным из материала, похожего на кожу.
– Сир, прошу вас, стреляйте!
– Еще одно мгновение.
Всадник был уже совсем близко, и сквозь пронзительное завывание Александр мог теперь расслышать пыхтение лошади и скрип кожаных доспехов. И существо, предчувствуя выстрел, не пыталось пригнуться, а, напротив, по-прежнему стояло в седле, демонстрируя свою решимость.
Александр покачал головой и натянул лук. Его противник поднял щит, закрыв им бок и лицо.
Загудела тетива, и завывания резко оборвались. По терявшая наездника лошадь проскакала мимо Александра и, развернувшись, остановилась рядом с ним, слов но бы приготовившись наблюдать за дальнейшим хо дом сражения.
Александр посмотрел на двоих оставшихся, которые теперь тихо выжидали. Он сделал еще несколько шагов вперед и, скинув с плеч накидку, в первый раз подставил лучам чужого солнца свой нагрудный панцирь, отливающий серебром и бронзой.
– Я Александр, сын Филиппа, известный всем как Великий, бывший правитель половины обитаемого мира.
Отбросив лук в сторону, он обнажил меч, который ему дал Элдин. Он был легким, хорошо сбалансированным и превосходил по качеству лучшие мечи арамейских оружейников. Его глубоко тронуло то, что Элдин наряду с его именем и титулом выгравировал на лезвии названия мест, где он одержал свои главные победы. Даже через пять тысяч лет они еще помнили о них. Александр посмотрел, как сияет клинок на солнце, и на мгновение перевел взгляд на небо.
Затем он снова посмотрел на оставшихся всадников. Один их них привстал в седле и поднял копье. Ветер доносил до Александра его крики, и он понял, что это существо обращается к нему. Слова не имели для него никакого смысла, и он испытал некоторое разочарование из-за того, что Элдин не позаботился и об этом.
Решив, что ему бросили вызов, Александр начал спускаться вниз по склону. Но, увидев, что он приближается, двое всадников развернули лошадей и поскакали прочь.
Достигнув гребня расположенного напротив холма, они на мгновение остановились и бросили еще один взгляд назад, после чего скрылись из виду.
– Хороший выстрел, сир, но вы только посмотрите на это страшилище?
Парменион склонился над телом всадника, который последним бросился в атаку. Александр присоединился к нему. Стрела насквозь пробила щит и вонзилась нападавшему в горло. Александр все еще не понимал, с кем ему только что пришлось сражаться, но он уже знал, что храбрость была одним из неоспоримых достоинств этих существ. Распростертый перед ним противник знал, что он скачет навстречу смерти, но все равно продолжал двигаться вперед, привстав в седле, готовый достойно принять конец, предназначенный ему судьбой.
– Если они и есть те самые существа, которым нам придется противостоять, то у нас грозный враг.
– И если разбежавшиеся в панике трусы те, кого вы должны возглавить, – пробормотал Парменион, махнув рукой в ту сторону, где скрылись люди, – то вас и в самом деле ждет нелегкая задача.
Александр присел на корточки рядом с мертвым существом. Оно в полтора раза превосходило в росте среднего человека и с головы до ног было покрыто мягкой черной шерстью. У него снова возникло ощущение, что он смотрит на человека, но это был человек, наполовину ставший волком. Он дотронулся до все еще теплой руки и осмотрел пальцы, которые почти не отличались от человеческих, за исключением необычайно длинного большого пальца, отходившего от ладони с противоположной стороны.
Александр посмотрел на лицо странного существа. Его глаза остались открытыми, и в их разрезе присутствовало что-то восточное. Уши, торчащие сквозь отверстия в кожаном шлеме, были расположены близко к макушке. В добротно сделанных доспехах почти полностью отсутствовали металлические детали; металл заменяла кожа. Александр провел рукой по лицу своего недавнего противника и закрыл ему глаза. Поднявшись на ноги, он взял свою накидку и накрыл ею тело.
– Достойный враг, – тихо произнес Александр и перевел взгляд на своего спутника: – Парменион, я думаю, пришло время встретиться с моими подданными.
Парменион удивленно покачал головой. Этот человек, вне всякого сомнения, имел божественное происхождение; он знал, что они уже стали его подданными.
Лошадь все еще стояла рядом и искоса смотрела на них. Александр медленно развел руки в стороны и, произнося ласковые слова, начал осторожно приближаться к животному. Издав короткое ржание, лошадь отпрянула назад.
– Парменион, дай мне его плащ.
Александр взял плащ, который Парменион сорвал с поверженного врага, и обмотал его вокруг тела. Он обошел лошадь по широкой дуге и начал приближаться к ней с той стороны, откуда дул ветер.
Лошадь вздрогнула, но осталась стоять на месте.
Приблизившись к голове животного, он погладил ею по носу, все время разговаривая с ним ласковым голосом. Через несколько минут он начал подбираться «боку лошади, продолжая ее поглаживать.
Это животное было намного крупнее всех виденных им ранее лошадей и по своим размерам приближалось к годовалому слону. Лука седла находилась значительно выше уровня глаз, и он с трудом дотянулся до нее руками. Лошадь заржала и вздрогнула, но Александр уже крепко ухватился руками за седло.
Сделав глубокий вздох, он одним быстрым и плавным движением подтянулся до пояса и перекинул ногу через спину лошади.
Животное начало взбрыкивать, и Александру пришлось приложить все усилия для того, чтобы остаться в седле. Спина животного была настолько широка, что он с трудом мог обхватить ее ногами, и, пытаясь удержать равновесие, Александр потянулся за поводьями.
– Сир, попробуйте просунуть ноги в эти кожаные петли, – крикнул Парменион.
Александр посмотрел вниз и увидел петли, которые тот имел в виду. Они были расположены слишком низко, но затем он заметил ремень, позволяющий их подтянуть.
Когда Александр нагнулся и, борясь с ремнем, начал подтягивать петлю повыше, лошадь продолжала взбрыкивать. Он чувствовал, что за ним наблюдают, и упасть сейчас означало утратить мистический ореол, приобретенный им в бою. Наконец петля была подтянута достаточно высоко, и он просунул в нее левую ногу. Он наклонился в другую сторону, быстро привел в нужное положение второй ремень и вставил ногу в петлю.
Он перенес вес тела на петли и тут же почувствовал себя намного увереннее. Это приспособление оказалось поразительно удобным, и простота идеи удивила его. Почему она не пришла в голову ему самому или одному из его кавалерийских офицеров? Сжав в руке поводья, он привстал в стременах и мягкой, но уверенной рукой быстро подчинил себе животное.
Затем ударами пяток по бокам он перевел лошадь на рысь. После скифских лошадей и лучших персидских жеребцов животное казалось слишком медленным, но он знал, что массированная атака тысячи таких зверей способна посеять страх даже среди лучших солдат его армии – как это однажды удалось сделать слонам Пора. Александр решил, что данное животное взяло себе лучшие качества. Устрашающая масса слона сочеталась в нем с лучшей подвижностью и управляемостью лошади, и оно, так же как и лошадь, могло питаться подножным кормом, не требуя для себя каждый день целую гору провианта.
Он подъехал к Пармениону и натянул поводья.
– Поднимайся сюда, Парменион. Лучше ехать верхом на Буцефале, чем идти пешком.
На губах Александра играла легкая улыбка.
– Наверное, вы до сих пор по нему тоскуете? – спросил Парменион, обращаясь к Александру, скорее как старший брат, чем как подчиненный.
Как и многие другие воины из ныне далекой армии Александра, Парменион помнил своего царя еще мальчиком и все время видел с ним его постоянного спутника Буцефала, который верно служил хозяину на полях сотен сражений, но в конце концов пал в битве при Гидаспе. Он также помнил, как их вождь, тогда уже более близкий к богам, чем к людям, положил голову своего мертвого друга на колени и плакал как мальчик, потерявший свою первую собаку. Это воспоминание, должно быть, отразилось у него в глазах, поскольку Александр кивнул и на мгновение отвернулся.
– Его душа возвратилась, чтобы служить мне здесь в час нужды, – тихо произнес Александр. – Теперь я снова верхом на Буцефале. Залезай сюда, сентиментальный старик. Давай поедем следом за этими разбежавшимися трусами и посмотрим, где они скрываются.
Парменион схватился за предложенную ему в помощь руку царя и, вскарабкавшись наверх, сел за спиной Александра. Этот огромный зверь внушал ему ужас, но он не мог сейчас показывать свой страх.
– Кстати, говоря о тех трусах. Ты не заметил, куда скрылась та девушка? У нее, по крайней мере, хватило храбрости осыпать их проклятиями.
Обернувшись, Александр посмотрел на Пармениона и ободряюще улыбнулся. Корабль Элдина давно улетел, и уже несколько часов они карабкались вверх до склону в направлении гряды высоких холмов. Парменион тяжело дышал, пот катился с него градом и, испаряясь, оставлял пятна соли на тунике и кожаных доспехах.
Александр на мгновение остановился и сделал глубокий вдох, испытывая радость и удивление. С тех пор как несколько лет назад в одном из сражений вражеская стрела пронзила ему легкое, он испытывал трудности с дыханием. Чудесные машины Элдина снова еде-дали его здоровым, и, по крайней мере, за это он был ему признателен.
– Чего же ты боишься, Парменион?
– Посмотрите на солнце, Александр. Оно не движется. Значит, время тоже стоит на месте, и мы пойманы здесь навечно.
– Интересная логика. Ты рассуждаешь как последователь школы Евклида. Но не забывай, мы находимся с тобой в другом мире, где действуют свои небесные законы, так что тебе нечего бояться.
– Мы находимся в другом мире, – пробормотал Парменион, – и он говорит мне, что нечего бояться.
Александр еще раз посмотрел на солнце. Как странно – это было солнце, но другое. Его свет казался белее и резче. Он опустил голову и вернулся к борьбе со своим собственным страхом.
Страх был его старым знакомым. Они не знали, никто из них никогда не знал, и он сам никому не рассказывал о страхе, который так часто присутствовал в его сердце. Ну, разумеется, он никогда им не рассказывал, поскольку это должно стать частью легенды: Александр никогда не испытывает страха, даже здесь, в незнакомом ему мире, который называли Колбард, – бесконечно далеком от его дома.
А что стало с его домом? Что с Роксаной и неродившимся ребенком, который должен был стать его наследником? В памяти всплыли слова, услышанные им на смертном одре в вавилонском дворце, когда он чувствовал, как жизнь уходит из его тела.
Это воспоминание заставило его улыбнуться. Они были стаей хищников, его сторожевыми псами, готовыми растерзать в клочья всякого, кто попытается преградить ему дорогу к славе и мировому господству. И он слышал, как они набросились друг на друга. Из темных глубин комы он слышал, как они вцепились друг в друга, словно волки, увидевшие, что их вожак ослабел и умирает. Последует одна схватка, затем другая и так до тех пор, пока не будет провозглашен новый вожак.
Но теперь все они давно превратились в прах, и их имена существуют в памяти потомков только потому, что освещены лучами его славы. По крайней мере, так ему сказал тот толстяк, которого он сначала считал посланцем богов.
Пять тысяч лет. Он покачал головой, чувствуя, что у него идет кругом голова от этой цифры. Пять тысяч лет. Он снова посмотрел на небо, словно мог отсюда каким-то образом увидеть свой мир и, увидев его, восстановить душевное равновесие, а также постичь причины и следствия того, что с ним произошло.
Пятьдесят веков и то, что тот толстяк, Элдин, называл 150 000 световых лет, отделяло его от родного дома. Элдин пытался объяснить, что означают эти цифры, но для Александра они так и остались пустым звуком. Он просто выбросил их из головы, как было у него заведено. Всякий раз, сталкиваясь с чем-то непонятным, Александр прикладывал все усилия для решения задачи, но если ответ не находился, он откладывал ее в сторону, чтобы в другое время или в другом, более благоприятном, месте снова попытаться постичь неизведанное.
Теперь его ждала гораздо более неотложная задача. Для него начиналось новое приключение, и на мгновение он задумался о связанных с ним необычных обстоятельствах. Что являлось настоящей причиной, побудившей Элдина сделать то, что он сделал? Конечно же любопытство, которое испытывали на его счет те, кого Элдин называл кохами, сыграло свою роль, но здесь было что-то еще, и этим «что-то» вовсе не являлась необходимость объединить живущих тут людей и возглавить войну против другой расы. Если бы Элдин и эти кохи ставили себе такую задачу, то они высадили бы его на поверхность Колбарда с большим шумом и в сопровождении фанфар, чтобы испуганные варвары сразу же выразили готовность беспрекословно ему подчиняться. В действительности же ему приходится словно вору подкрадываться к людским поселениям, а значит, Элдин не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как Он здесь появился. Но данная задача сейчас также не являлась самой неотложной.
Он замедлил шаг и осмотрел окрестности. Окружающий пейзаж во многом напоминал Бактрию: та же слегка залесенная горная местность с высокими вершинами, покрытыми снежными шапками. Воздух, как и в Бактрии, был свежим, чистым и прозрачным, выгодно отличаясь от влажной, затхлой атмосферы Вавилона. Прямо перед ним находилась гора невообразимых размеров, уходящая в небо громадина, вершина которой, казалось, достигала самого солнца. Элдин объяснил, что ее использовали как причал для больших кораблей, бороздящих небесные просторы, а также она служила башней для охлаждения воздуха, поддерживающей температурный баланс на поверхности. Подобные горы, по его словам, торчали как спицы и с другой стороны кольца.
Такие явления были выше его понимания, и Александру оставалось только верить, что Древние Странники, которые, как говорил Элдин, построили этот мир, на самом деле были богами или детьми богов. Рассматривая холодильную башню, имеющую форму горы, Александр мысленно назвал ее Олимпом. Элдин сказал ему, что жители окрестных поселений считали эту гору священной. Казалось бы, в непосредственной близости от первой башни – а на самом деле, в пятидесяти лигах – поднималась к небу ее точная копия, а за ней – еще четыре таких же горы. По сведениям, имеющимся у Элдина, в районе первых трех башен проживало несколько сотен тысяч человек, а дальше, в сторону северного края кольца, тянулись пустынные области, где обитали только удалившиеся от мира отшельники и укрывались изгнанные из общества преступники. Остальные три башни находились на территории, занимаемой существами, называемыми гаварнианами. Александр посмотрел в направлении, которое он решил называть запад, надеясь разглядеть какие-нибудь признаки их столичного города на морском побережье. Но с такого расстояния он смог увидеть только голубое сияние водной поверхности, оттененное тянущейся от трех дальних башен грядой плывущих высоко в небе облаков.
В восточном направлении, куда в данный момент шел Александр, на удалении в несколько сотен лиг, к небу поднималась пурпурная стена. Элдин объяснил, что такие барьеры установлены на поверхности Кол-барда через равномерные промежутки и без них ветер, набрав силу на огромных открытых пространствах, создал бы здесь погодные условия значительно хуже тех, с которыми Александру пришлось столкнуться на равнинах Центральной Азии.
Осознание того, что с ним произошло, вновь начало пробуждать в его душе беспокойство, но дисциплинированный разум отбросил эмоции в сторону. Если бы он позволил страху перед неизвестным взять над ним верх, то ему никогда бы не удалось создать свою империю. Проявляя слабость, он тем более не сможет создать империю здесь, в чужом для него мире. Посмотрев через плечо на запад, он увидел там такую же стену, но эта стена, протянувшаяся с севера на юг, находилась значительно ближе.
Поскольку мир, в котором он находился, имел вогнутую поверхность, линии горизонта здесь не существовало. Один этот факт приводил Пармениона в ужас, но он уже начал к нему привыкать. «Ему придется к нему привыкнуть, – подумал Александр. – В противном случае он сойдет с ума».
Не слишком хорошая местность для построения фаланги, решил Александр. Окружающий его холмистый ландшафт был разрезан узкими ущельями с крутыми, нависающими стенами. Элдин сказал ему, что тип местности в этом регионе изменяется очень резко, поскольку Древние Странники, очевидно, испытывали удовольствие, формируя ландшафты без всякой логики и подчиняясь внезапному капризу, нагромождали один вид рельефа на другой. На расстоянии одного дневного перехода на юг лежали необычайно плодородные равнины, но их удерживали те, против кого он должен повести в сражение свой новый народ.
И тут его поразила еще одна мысль: он просто завоевывал мир; эти же Древние Странники могли построить мир таким, каким они хотели его видеть.
– Вы слышите, сир? – прошептал Парменион и повлек его за собой к скалистому уступу, за которым можно было укрыться.
Александр прислушался и покрутил головой из стороны в сторону. На самой границе восприятия он различил звук настолько слабый, что было трудно определить, слышит ли он его на самом деле или же ему только кажется.
Он посмотрел на Пармениона, ища подтверждения.
– Похоже на крик, – прошептал Парменион. – Человеческий крик.
Александр пожал плечами и начал расчехлять лук, который ему дал Элдин. Приложив одно короткое усилие, он надел тетиву и проверил натяжение. Лук оказался очень хорошим, он ничем не уступал скифскому, а возможно, даже превосходил его, поскольку был сделан из легкого металла, похожего по своим качествам на закаленную сталь. Он снова покачал головой в недоумении.
Александр извлек из висевшего на спине колчана одну из стрел и подержал ее на ладони, проверяя балансировку. Стрела была очень легкой; четырехгранный наконечник зловеще блестел на солнце, отливая всеми цветами радуги, словно лезвие бритвы. «Какая ювелирная работа, – подумал Александр. – Интересно, сколько одна такая стрела могла бы стоить в Македонии?»
– Ну что, пойдем посмотрим, в чем там дело? – спросил он с улыбкой своего спутника.
– Ах, сир, что бы там ни происходило, нас это не касается.
– Ты не прав, Парменион. Рано или поздно, мы все равно должны встретиться с местными жителями, так почему бы нам не сделать это сейчас? Обнажи свой – меч, если он еще не заржавел в ножнах, и следуй за
Последнюю фразу он произнес с усмешкой, словно бы в шутку, и смущенный Парменион поспешил за своим царем.
«Ни за что бы не поверил, что мне когда-нибудь придется возглавить армию из одного человека, – подумал Александр, – но все равно, нужно с чего-то начинать». И он также понимал, что чем скромнее будет начало, тем больше ему достанется славы, если в итоге удастся победить и выжить.
Выжить – как он и хотел, его подвиги уже стали легендой. Так что это приключение было просто дополнительным вознаграждением, словно бы боги решили предложить ему еще более сложное испытание. Возможно, так и есть – боги бросили ему новый вызов. Он улыбнулся от этой мысли.
Если все обстояло именно так, то он их не разочарует.
Когда Александр приблизился к гребню холма, крики стали громкими, расточавшими ужас. Низко пригнувшись, он начал подкрадываться к вершине, передвигаясь от одного большого камня к другому.
Раздался еще один крик. Он был высоким, и в нем чувствовалась боль. Внезапно Александр понял, что Царю не подобает как вору подкрадываться к месту сражения. Выпрямившись в полный рост, он решительно зашагал вперед, словно бы от одного его появления конфликт на противоположном склоне холма должен был прекратиться сам собой.
– Клянусь Зевсом! – промолвил Парменион и в изумлении открыл рот.
Александр снова почувствовал присутствие своего давнего спутника – страха, и это был страх, который ему не доводилось испытывать раньше. Он боялся отца, по крайней мере в начале, часто боялся совершить роковую ошибку, но в отличие от всех своих соратников никогда не испытывал страха в бою. Теперь же он его почувствовал.
Кричали в самом деле люди, и кричали они из-за того, что их охватила паника. Причиной паники был оживший ночной кошмар.
Существа походили на волка и человека одновременно, но не являлись ни тем, ни другим. Это было так, словно человек и зверь слились воедино в результате противоестественного совокупления. Существа ехали верхом на животных, в два раза превосходящих по размеру его Буцефала. Животное было похоже на лошадь, но казалось более диким и свирепым.
Всего Александр насчитал шесть всадников, которые управляли своими внушающими ужас конями. Он слышал их веселые голоса, полные триумфа. Каждый был вооружен копьем. Всадники скакали вперед в атакующем построении, низко опустив копья. Один из них держал под мышкой женщину, и именно она издавала пронзительные крики. Теперь Александр понял, что кричала она не от боли, а от гнева и возмущения, осыпая проклятиями разбегающихся в панике мужчин.
К своему удивлению, он обнаружил, что понимает смысл выкрикиваемых ею слов, хотя это был не греческий, не персидский, не какой-либо другой известный ему язык. Имплант Элдина уже работал, но и без его помощи он мог различить страх в голосах убегавших мужчин, которых ругала пленница.
Перед схватившим ее существом бежало около полусотни человек. Охваченные ужасом, они побросали свои хрупкие копья, чтобы ничего не мешало им отступать с максимально возможной скоростью. Александр оценил ситуацию одним быстрым взглядом и сразу же понял, что он должен делать.
Александр еще раз согнул лук, чтобы проверить его балансировку и натяжение. Затем он достал из колчана стрелу из блестящего металла. Легким плавным движением он натянул тетиву и прицелился в чудовище, замыкающее атаку.
Александр почувствовал, что пришел момент первого испытания, поскольку, как он знал, сразу после выстрела вся ярость этих чудовищ обратится на него.
Стрела полетела вперед – полоска серебристого света, неотвратимо стремящаяся к своей жертве. Она попала чудовищу точно между лопаток, пронзив насквозь тонкие доспехи. Издав протяжный крик, жертва, поднятая из седла силой удара, упала вперед, на шею лошади, которая вывела своего хозяина из атаки.
Из колчана уже была извлечена следующая стрела, прилажена на тетиву и выпущена. Она пришлась в нижнюю часть спины второго всадника, но привела к тому же результату. Тут остальные заметили, что несут потери и, прервав атаку, обернулись посмотреть, откуда на них обрушилось нежданное возмездие.
– Мне кажется, Парменион, тебе следует собрать пику и приготовиться встретить кавалерию.
Но его команда была излишней, поскольку Парменион уже убрал в ножны меч. Он надел верхнюю часть пики на вторую половину древка и закрепил ее на месте. Заняв позицию сбоку от Александра, он опустился на одно колено и, уперев оружие в землю, выставил его перед собой так, что скачущая лошадь, если у нее не хватит ума свернуть, непременно напорется на длинный шип.
Парменион дрожал от страха. На своем веку он выдержал немало атак, но еще ни разу на него не мчалась лошадь высотой двадцать пять локтей.
Третья стрела со свистом прорезала воздух и не попала в цель, поскольку в тот момент, когда Александр выстрелил, всадник резко осадил животное. Стрела скрылась в поднявшемся облаке пыли.
– Сир, у одного из них есть лук, – крикнул Парменион, но Александр уже сам заметил, что всадник, только что остановивший лошадь, уже расчехлил лук и снова бросил животное в атаку.
Просвистела очередная стрела, которая чуть не выбила чудовище из седла, лук выпал из его безжизненной руки.
Оставшиеся трое на мгновение застыли в нерешительности, но затем тот, кто держал под мышкой женщину, бросил свою пленницу на землю и с громким ревом бросился в атаку, пустив лошадь во весь опор.
– Посмотри, как медленно движется это животное, – крикнул Александр. – Выглядит внушительно, но чересчур медлительно. Слоны Пора (Пор – индийский раджа, оказавший упорное сопротивление войскам Александра Македонского в битве при Гидаспе) были гораздо опасней.
Существо опустило копье, закрыло щитом грудь и приближалось, издавая высокий пронзительный вой, от которого дыбом вставали волосы.
Александр наложил на тетиву стрелу и, сделав несколько шагов вперед, остановился вровень со стальным наконечником пики Пармениона.
– Стреляйте, сир! – воскликнул Парменион. – Вы успеете выпустить две или даже три стрелы, прежде чем он приблизится к нам вплотную.
– Я хочу посмотреть, – сказал Александр. – Это зрелище почти прекрасно.
– Вид нашей крови вряд ли будет прекрасным, – пробормотал Парменион.
Но Александр не обращал на него внимания, захваченный величественностью момента. Всадник приближался, встав в полный рост, упираясь ногами в какие-то петли, которые, как заметил Александр, свешивались по обе стороны седла. Лошадь и в самом деле выглядела устрашающе, но была слишком медленной и, очевидно, не могла скакать быстрее, чем рысью. Нагрудный панцирь всадника, издалека выглядевший достаточно солидно, на самом деле оказался изготовленным из материала, похожего на кожу.
– Сир, прошу вас, стреляйте!
– Еще одно мгновение.
Всадник был уже совсем близко, и сквозь пронзительное завывание Александр мог теперь расслышать пыхтение лошади и скрип кожаных доспехов. И существо, предчувствуя выстрел, не пыталось пригнуться, а, напротив, по-прежнему стояло в седле, демонстрируя свою решимость.
Александр покачал головой и натянул лук. Его противник поднял щит, закрыв им бок и лицо.
Загудела тетива, и завывания резко оборвались. По терявшая наездника лошадь проскакала мимо Александра и, развернувшись, остановилась рядом с ним, слов но бы приготовившись наблюдать за дальнейшим хо дом сражения.
Александр посмотрел на двоих оставшихся, которые теперь тихо выжидали. Он сделал еще несколько шагов вперед и, скинув с плеч накидку, в первый раз подставил лучам чужого солнца свой нагрудный панцирь, отливающий серебром и бронзой.
– Я Александр, сын Филиппа, известный всем как Великий, бывший правитель половины обитаемого мира.
Отбросив лук в сторону, он обнажил меч, который ему дал Элдин. Он был легким, хорошо сбалансированным и превосходил по качеству лучшие мечи арамейских оружейников. Его глубоко тронуло то, что Элдин наряду с его именем и титулом выгравировал на лезвии названия мест, где он одержал свои главные победы. Даже через пять тысяч лет они еще помнили о них. Александр посмотрел, как сияет клинок на солнце, и на мгновение перевел взгляд на небо.
Затем он снова посмотрел на оставшихся всадников. Один их них привстал в седле и поднял копье. Ветер доносил до Александра его крики, и он понял, что это существо обращается к нему. Слова не имели для него никакого смысла, и он испытал некоторое разочарование из-за того, что Элдин не позаботился и об этом.
Решив, что ему бросили вызов, Александр начал спускаться вниз по склону. Но, увидев, что он приближается, двое всадников развернули лошадей и поскакали прочь.
Достигнув гребня расположенного напротив холма, они на мгновение остановились и бросили еще один взгляд назад, после чего скрылись из виду.
– Хороший выстрел, сир, но вы только посмотрите на это страшилище?
Парменион склонился над телом всадника, который последним бросился в атаку. Александр присоединился к нему. Стрела насквозь пробила щит и вонзилась нападавшему в горло. Александр все еще не понимал, с кем ему только что пришлось сражаться, но он уже знал, что храбрость была одним из неоспоримых достоинств этих существ. Распростертый перед ним противник знал, что он скачет навстречу смерти, но все равно продолжал двигаться вперед, привстав в седле, готовый достойно принять конец, предназначенный ему судьбой.
– Если они и есть те самые существа, которым нам придется противостоять, то у нас грозный враг.
– И если разбежавшиеся в панике трусы те, кого вы должны возглавить, – пробормотал Парменион, махнув рукой в ту сторону, где скрылись люди, – то вас и в самом деле ждет нелегкая задача.
Александр присел на корточки рядом с мертвым существом. Оно в полтора раза превосходило в росте среднего человека и с головы до ног было покрыто мягкой черной шерстью. У него снова возникло ощущение, что он смотрит на человека, но это был человек, наполовину ставший волком. Он дотронулся до все еще теплой руки и осмотрел пальцы, которые почти не отличались от человеческих, за исключением необычайно длинного большого пальца, отходившего от ладони с противоположной стороны.
Александр посмотрел на лицо странного существа. Его глаза остались открытыми, и в их разрезе присутствовало что-то восточное. Уши, торчащие сквозь отверстия в кожаном шлеме, были расположены близко к макушке. В добротно сделанных доспехах почти полностью отсутствовали металлические детали; металл заменяла кожа. Александр провел рукой по лицу своего недавнего противника и закрыл ему глаза. Поднявшись на ноги, он взял свою накидку и накрыл ею тело.
– Достойный враг, – тихо произнес Александр и перевел взгляд на своего спутника: – Парменион, я думаю, пришло время встретиться с моими подданными.
Парменион удивленно покачал головой. Этот человек, вне всякого сомнения, имел божественное происхождение; он знал, что они уже стали его подданными.
Лошадь все еще стояла рядом и искоса смотрела на них. Александр медленно развел руки в стороны и, произнося ласковые слова, начал осторожно приближаться к животному. Издав короткое ржание, лошадь отпрянула назад.
– Парменион, дай мне его плащ.
Александр взял плащ, который Парменион сорвал с поверженного врага, и обмотал его вокруг тела. Он обошел лошадь по широкой дуге и начал приближаться к ней с той стороны, откуда дул ветер.
Лошадь вздрогнула, но осталась стоять на месте.
Приблизившись к голове животного, он погладил ею по носу, все время разговаривая с ним ласковым голосом. Через несколько минут он начал подбираться «боку лошади, продолжая ее поглаживать.
Это животное было намного крупнее всех виденных им ранее лошадей и по своим размерам приближалось к годовалому слону. Лука седла находилась значительно выше уровня глаз, и он с трудом дотянулся до нее руками. Лошадь заржала и вздрогнула, но Александр уже крепко ухватился руками за седло.
Сделав глубокий вздох, он одним быстрым и плавным движением подтянулся до пояса и перекинул ногу через спину лошади.
Животное начало взбрыкивать, и Александру пришлось приложить все усилия для того, чтобы остаться в седле. Спина животного была настолько широка, что он с трудом мог обхватить ее ногами, и, пытаясь удержать равновесие, Александр потянулся за поводьями.
– Сир, попробуйте просунуть ноги в эти кожаные петли, – крикнул Парменион.
Александр посмотрел вниз и увидел петли, которые тот имел в виду. Они были расположены слишком низко, но затем он заметил ремень, позволяющий их подтянуть.
Когда Александр нагнулся и, борясь с ремнем, начал подтягивать петлю повыше, лошадь продолжала взбрыкивать. Он чувствовал, что за ним наблюдают, и упасть сейчас означало утратить мистический ореол, приобретенный им в бою. Наконец петля была подтянута достаточно высоко, и он просунул в нее левую ногу. Он наклонился в другую сторону, быстро привел в нужное положение второй ремень и вставил ногу в петлю.
Он перенес вес тела на петли и тут же почувствовал себя намного увереннее. Это приспособление оказалось поразительно удобным, и простота идеи удивила его. Почему она не пришла в голову ему самому или одному из его кавалерийских офицеров? Сжав в руке поводья, он привстал в стременах и мягкой, но уверенной рукой быстро подчинил себе животное.
Затем ударами пяток по бокам он перевел лошадь на рысь. После скифских лошадей и лучших персидских жеребцов животное казалось слишком медленным, но он знал, что массированная атака тысячи таких зверей способна посеять страх даже среди лучших солдат его армии – как это однажды удалось сделать слонам Пора. Александр решил, что данное животное взяло себе лучшие качества. Устрашающая масса слона сочеталась в нем с лучшей подвижностью и управляемостью лошади, и оно, так же как и лошадь, могло питаться подножным кормом, не требуя для себя каждый день целую гору провианта.
Он подъехал к Пармениону и натянул поводья.
– Поднимайся сюда, Парменион. Лучше ехать верхом на Буцефале, чем идти пешком.
На губах Александра играла легкая улыбка.
– Наверное, вы до сих пор по нему тоскуете? – спросил Парменион, обращаясь к Александру, скорее как старший брат, чем как подчиненный.
Как и многие другие воины из ныне далекой армии Александра, Парменион помнил своего царя еще мальчиком и все время видел с ним его постоянного спутника Буцефала, который верно служил хозяину на полях сотен сражений, но в конце концов пал в битве при Гидаспе. Он также помнил, как их вождь, тогда уже более близкий к богам, чем к людям, положил голову своего мертвого друга на колени и плакал как мальчик, потерявший свою первую собаку. Это воспоминание, должно быть, отразилось у него в глазах, поскольку Александр кивнул и на мгновение отвернулся.
– Его душа возвратилась, чтобы служить мне здесь в час нужды, – тихо произнес Александр. – Теперь я снова верхом на Буцефале. Залезай сюда, сентиментальный старик. Давай поедем следом за этими разбежавшимися трусами и посмотрим, где они скрываются.
Парменион схватился за предложенную ему в помощь руку царя и, вскарабкавшись наверх, сел за спиной Александра. Этот огромный зверь внушал ему ужас, но он не мог сейчас показывать свой страх.
– Кстати, говоря о тех трусах. Ты не заметил, куда скрылась та девушка? У нее, по крайней мере, хватило храбрости осыпать их проклятиями.