Форстер Сюзанна. Бесстыжая

   – Нет!
   Люк остолбенел, когда она отскочила от него, как на пружине. Лицо его покрылось красными пятнами смущения, и он инстинктивно поднял руку, словно желая защититься. Джесси привела его в смятение, хотя и не собиралась этого делать. Ей не хотелось оставлять его одного в таком состоянии, но иного выбора у нее не было. В противном случае ей будет не на что надеяться. Надо было быстро ретироваться, пользуясь его замешательством.
   Взбежав по лестнице, она не остановилась и не обернулась даже тогда, когда он несколько раз выкрикнул ее имя.
   Люк помотал головой и растерянно рассмеялся – именно так, как она ему запретила. Его трясло. Его возбужденное тело излучало волны тепла, так контрастировавшие с холодным ночным воздухом. Он понятия не имел, что так отпугнуло Джесси, и, даже если бы она сказала ему об этом, это вряд ли утихомирило бы кузнечный молот, стучавший изнутри в его грудь. Что, черт побери, творится с этой женщиной? С ней было гораздо проще общаться, когда он был груб и не скрывал своих намерений. По крайней мере, она отвечала на его прикосновения. Но стоило проявить немного нежности, как она убежала от него, словно испуганный заяц.
   Он услышал, как хлопнула дверь в спальню Джесси и щелкнула задвижка. У нее всегда была страсть запираться в спальнях. Джесси явно не понимала, что запертая дверь не защитит ее… если он захочет до нее добраться. А он, видит Бог, хотел этого. Все его существо просило об этом каждой своей клеткой – даже сердитым стуком сердца.
   Ему предстояла длинная и тяжелая ночь. Люк уже успел убедить себя не рваться сегодня к Джесси. Вернуть волшебство было невозможно, и он чувствовал себя полным идиотом из-за того, что поддался ему, пусть даже на мгновение. Его сбила с толку острая тоска в ее затуманенных голубых глазах. Хотела она этого или нет, но она затронула какие-то нежные и безумные струны его души. Она заставила его захотеть поцеловать маленький шрамик над губой, чтобы вызвать у нее полупьяную и полусерьезную улыбку. А потом она заставила его почувствовать себя дураком, не смеющим желать подобных вещей.
   Тем не менее он хотел понять, что же ее оттолкнуло. Когда женщина целиком находится во власти мужчины, а через мгновение убегает прочь, то вариантов ответа не так уж и много. Люку надо было выбрать один из двух. Либо она сама запуталась в своих желаниях, либо она очень талантливая актриса.
   Нет, скорее, первое, подумал он. Глядя на пустую лестницу. Джесси Флад была чем угодно, только не профессиональной соблазнительницей, в отличие от своей сестры. Это решение польстило его мужской гордости, но не решило более насущную проблему. Холодный душ и ручная терапия в первую ночь их медового месяца не слишком-то привлекали его. Но он действительно был возбужден и чувствовал, как по спине стекает пот.
   Тяжело вздыхая, Люк направился в бар. Через несколько мгновений, опрокинув стакан скотча, который был старше, чем сам Люк, повернулся к лестнице и без труда представил себе стоящую на ней Джесси, в расстегнутой пижаме, с наклоненной в безмолвном приглашении головой, с глазами, обращенными на него. Взрыв желания, потрясший его, был горячим, как расплавленная сталь. Люк с отвращением выдохнул воздух. Господи, он действительно чувствовал себя идиотом. Что же с ним, черт возьми, происходит? Почему он стоит здесь в темноте, подобно влюбленному подростку, который мечтает о прекрасной и недоступной девочке?
   Джесси в изнеможении прислонилась к запертой двери, закрыв глаза. Как она могла такое допустить? Что заставило ее убежать именно в тот момент, когда он собирался сказать нечто многообещающее и прекрасное? Время было упущено, и она не могла быть уверена в том, что ей еще раз представится такая возможность, особенно после того, как она дала ему такой резкий отпор.
   Джесси застонала, коря себя. Теперь она никогда не узнает, что он собирался сказать. Но что еще она могла сделать, чувствуя себя такой уязвимой и раскрытой? Ласковое слово могло бы погубить ее.
   Но тем не менее она мечтала услышать это ласковое слово.
   Сожаление сжигало ее изнутри, и Джесси глубоко вздохнула. Она очень долго ждала, чтобы с ней обращались именно так, ласкали именно так, ухаживали за ней именно так – и чтобы это делал он, Люк. А ты оборвала это, девочка Джесси, подумала она. Ты не упустила момент – ты выкопала ямку и похоронила все это. И, вне всякого сомнения, до последней степени вывела из себя своего непредсказуемого жениха.
   Джесси открыла глаза. Ее рот растянулся в удивленной улыбке, и ей пришлось закусить неуправляемую нижнюю губу. Ее непредсказуемого жениха? Когда это она начала думать о нем в таких выражениях? Ужас пронзил ее, когда она поняла, что отношения с Люком Уорнеком быстро движутся к очередному крутому повороту. В свое время она любила его, потом ненавидела. Она даже пыталась его убить, но это было совершенно другое.
   Это было слишком страшно, чтобы даже думать об этом. Неужели он начинает ей понемногу нравиться?

Глава 19

   Это было прекрасное утро для искупления вины. Серебряный свет солнца проникал в хозяйскую спальню через глубокие ниши полукруглых окон, делая их похожими на врата в рай. Большая просторная комната выходила на юг, и белые тюлевые занавески, казалось, собирали и пропускали каждую капли света, который в этот день изливало небо. Между ажурных белых цветков фруктовых деревьев сновали птицы, а издалека доносился шум троллейбусов, уже вышедших на линию в это утро рабочего дня.
   Сочтя все это хорошим знаком, Джесси вздохнула и потянулась, чтобы проснуться, не желая вставать с шелковых простыней, покрывавших ее постель. Ее плечи и бедра утонули в европейском пуховом матрасе, как в пышных, залитых солнцем облаках. Итак, время для зализывания вчерашних ран было самое подходящее. Имея в союзниках сами Небеса и погоду, Джесси надеялась как-то поправить настроение Люка.
   Она была уверена в том, что оно не будет радужным. После того, как она ночью легла спать, входная дверь хлопнула. Люк ушел. Он вернулся через несколько часов явно в дурном расположении духа, и принялся усиленно хлопать дверьми, что было не слишком-то благоразумно в доме, построенном почти сто лет назад.
   Откинув простыни, Джесси выскользнула из постели, поежившись от резкой смены температуры. Несмотря на сияющее солнце, воздух был довольно холодным. Наверное, к полудню потеплеет, особенно если опустится туман.
   – Джесси, я хочу тебе кое-что сказать…
   Произнесенная хриплым голосом фраза не выходила у нее из головы, пока она принимала душ и одевалась. Он уже успел наделать ей комплиментов по поводу ее внешности. Неужели же она принимает желаемое за действительное, когда думает, что Люк хочет сказать ей что-то еще, может быть, даже выразить свои чувства? Что он, правда, хотел признаться ей в любви?
   Джемпер, который она собиралась надеть, выскользнул из рук и упал на пол. Нагнувшись за ним, Джесси отклонила эту мысль как смехотворную. Люк уже не один раз давал ей понять, что не испытывает к ней любви и, скорее всего, никогда не испытывал, если не считать той детской привязанности, которая была всего лишь дружбой. Его просто захватило настроение момента. Вино и нежная музыка сделали свое дело, так же, как и с ней.
   О, если бы она могла владеть ситуацией. Последний мимолетный взгляд в зеркало подтвердил, что глубокий вырез ее черного пуловера открывает любопытным взорам верхнюю часть груди, в то же самое время грозя вот-вот соскользнуть с плеча. Повинуясь какому-то странному импульсу, Джесси завязала волосы в греческий узел, от которого заструился вниз поток рыже-золотых волос. Она редко уделяла столько внимания своей внешности, но стоявшая перед ней задача требовала изрядной женской предприимчивости, хотя это и было не слишком честно. Тем не менее ее поражала эксцентричность ее желания покорить Люка. Еще более странной была ее склонность к романтическим порывам, особенно учитывая то, что месяц назад она едва не убила его.
   Джесси нашла Люка в столовой, хотя из-за темноты его можно было не заметить, если бы он не пробормотал чего-то себе под нос при ее появлении. Уютная, заставленная горшками с растениями угловая комната выходила и на задний двор, и на южный сад – вернее выходила бы, если бы Люк не опустил на окна плотные жалюзи.
   – Доброе утро, – сказала она, открывая жалюзи на наименее солнечном окне, выходившем на запад. Маленький – просто палисадник перед домом – сад на заднем дворе был хаотически засажен цветущими весенними цветами. Роскошные желтые и бледно-розовые нарциссы росли в терракотовых горшках, а побеги розово-лиловой глицинии спускались с деревянных панелей, покрашенных в зеленый цвет. В это время года Джесси больше всего любила этот сад. За два года жизни с Саймоном она всего несколько раз останавливалась в городском доме, но тем не менее у нее были любимые комнаты. Зимой она предпочитала семейную гостиную с ее красным ковром, обшивкой из мореного дуба и огромным камином.
   Люк поморщился и отвернулся от света, обхватив свою чашку с кофе обеими руками. Горячий кофейник стоял перед ним на столе.
   Он был явно в состоянии похмелья, так что Джесси удвоила свою осторожность.
   – Можно к тебе присоединиться? – спросила она, открывая горку, где стоял сервиз для завтрака восемнадцатого века. Она выбрала себе расписанную от руки чашку с изображением раковины.
   – Если хочешь, – ответил он. – Но закрой эти чертовы окна.
   Джесси немного покрутила рукоятки, как будто для того, чтобы закрыть жалюзи, но потом оставила все, как было. Рано или поздно ему придется привыкнуть к дневному свету; в конце концов, впереди было еще десять или двенадцать часов.
   – Прости меня за вчерашнее, – сказала Джесси, усаживаясь напротив него и наливая себе кофе. Ответом ей был скептический взгляд. – Нет, мне действительно очень жаль, что все так получилось, – настойчиво повторила она. – Мне не следовало так от тебя убегать.
   – Тогда какого же черта ты это сделала? Джесси отпила кофе и с большим трудом проглотила его. Кофе был крепок до горечи.
   – Я не знаю, – призналась она. – Наверное, все происходящее меня смутило или даже напугало.
   Люк поднял голову, уклоняясь от света.
   – Джесси Флад, бесстрашное чудо! И ты была напугана?
   Хуже того, подумала она. Охвачена ужасом. Джесси снова поднесла чашку к губам, борясь с желанием подробно рассказать ему о своих страхах. По неизвестным ей причинам стремление пооткровенничать с Люком было невероятно сильным. Он казался ей способным проявить сочувствие – наверное, из-за похмелья. Или из-за того, что они были одни в этом доме, и Джесси отчаянно хотелось иметь союзника, а не врага. Но открыться перед ним полностью означало погрузиться в прошлое, а она не могла сделать этого, не подвергнув опасности других. Цепь обстоятельств была безнадежно запутана, подобно паутине нервов. Никто не мог высвободиться, не навредив всем остальным.
   Джесси хотелось отвернуться и уставиться на мраморную столешницу в поисках следов воды или в глубь своей чашки, пытаясь выяснить свою судьбу. Вместо этого она заставила себя встретить его испытующий взгляд, зная, что она не собирается позволить ему больше, чем уже позволила.
   – А сейчас я тебя тоже пугаю? – спросил он.
   – Когда ты такой слабый? Едва ли.
   – М-да. – Люк наклонил голову и задумчиво почесал шею. Лучше бы он не был в таком беспорядочном состоянии и мог смотреть на свет, подумала Джесси. Волосы Люка падали на лоб темными волнами, почти кудрями, а вьющиеся локоны за ушами непринужденно спускались к шее. Он не до конца утратил свою мальчишескую уязвимость. Прошедшей ночью он это доказал. Но он был мужчиной, – слишком мужчиной, – которому необходимо было управлять своим миром. Это было доказано всем ее опытом общения с ним. Это сочетание детского и взрослого начал в его душе наполнило Джесси сладкими и грустными воспоминаниями, в то же время обострив все ее чувства, заставив балансировать на грани радости и страха.
   – Может быть, мы на некоторое время перестанем друг друга пугать? – предложил Люк.
   – И чем же мы будем заниматься?
   – Чем-нибудь менее обременительным, например поговорим.
   Джесси сама поразилась тому, как быстро она приняла эту идею.
   – Сегодня замечательный день. Все цветет. Мы можем пойти погулять.
   Люк поставил свою чашку на стол и прикрыл глаза ладонью.
   – Снаружи для меня слишком ярко, и в любом случае, я плохой ходок.
   Плохой ходок. Потому что не любит гулять или из-за его травмы? Что бы он ни имел в виду, это было интересное признание.
   – Как насчет завтрака? – предложил он. – Ты когда-нибудь была в «Клифф-Хаусе»? Джесси улыбнулась.
   – Нет, но я слышала, что внутри там очень красиво и темно.
   Этот ресторан в парке Президио был достопримечательностью, он четыре раза горел и отстраивался. Джесси всегда хотелось туда попасть – отчасти из любопытства, отчасти от того, что такая устойчивость перед лицом бедствия ре могла не восхищать женщину, на долю которой выпало столько несчастий.
   – Пойдем, – сказал Люк.
   – Хорошо, но о чем мы будем говорить? Он пожал плечами.
   – О политике, религии, сексе. Мы можем даже поговорить о делах. Или о чем-нибудь нейтральном, например, о том, когда, как и где мы наконец исполним свой супружеский долг. Выбирай.
   – Давай поговорим о погоде, – предложила Джесси.
   Войдя в ресторан, Джесси прежде всего отметила мебель темного дерева и высокие окна, сверкавшие отражавшимся от океана светом. Вид на Каменные Ворота, две изрезанные трещинами скалы, высящиеся, подобно китам, над водой, был потрясающим, но Люку было явно не до океанских красот. Он выбрал столик в самом дальнем углу ресторана и немедленно заказал «Кровавую Мэри». Джесси даже присвистнула.
   Люк потягивал свой напиток в некоторой задумчивости. Она напрасно беспокоилась о теме для разговора за завтраком, потому что первые слова он произнес только через несколько минут, хотя вид у него был такой, как будто его распирает.
   – Я не могу забыть, как ты вчера выглядела, – произнес он.
   Джесси подняла глаза от тарелки с остатками яиц «бенедикт». У нее разыгрался аппетит, и через минуту после того, как ей подали завтрак, она уже умяла половину. Люк, напротив, ничего не ел, только пил свой коктейль и разглядывал ее.
   – Похоже, ты пытаешься подобраться ко мне и восстановить утраченное, – усмехнулась Джесси.
   Люк рассмеялся на удивление звонким смехом.
   – Если бы я пытался вернуть прошлое, то не стал бы к тебе «подбираться». Я бы просто тебя похитил.
   Джесси не могла решить, обидеться ей или счесть это за комплимент.
   – Ну, это уже крайность.
   – Не будь такой скромницей, Джесси. Учитывая то, что происходит между нами в последнее время, я бы не рискнул оставлять что бы то ни было на волю случая.
   Он откинулся на спинку стула как ни в чем не бывало, но Джесси с интересом отметила шаловливую искорку в его глазах и неожиданно появившееся сексуальное придыхание, делавшее его голос неотразимо бархатным.
   – И как ты намерен готовиться к этому похищению? – спросила она.
   Люк окинул небрежным взглядом ее волосы, глаза и губы, как будто ее внешность могла повлиять на его ответ. Джесси спросила себя, достаточно ли она красива, чтобы заслуживать похищения, но не решилась задать этот вопрос вслух. Его взгляд – быстрый, надменный, мужской – взметнул в ней волну физических ощущений, выбросив все остальные мысли из головы. Она чувствовала себя так, как будто он пользуется ею, как будто он увлек ее в одну из ниш и засунул руки ей под джемпер.
   – Я буду делать это, – сказал он, продолжая пристально разглядывать ее.
   – Что?
   – Это. Смотреть на тебя.
   Пот выступил у Джесси над верхней губой. Она прекрасно знала, что ее черный пуловер слегка сполз вперед, приоткрыв белоснежную выемку между ее роскошными грудями, а одно плечо, как она и предполагала, обнажилось. Казалось, глаза Люка следят за чувственной тенью от ее ключицы, исчезавшей в глубине выреза. Джесси подняла съехавший рукав.
   – Если бы я вознамерился тебя похитить, – интимно сообщил Люк, – я бы выслеживал тебя несколько дней, прежде чем сделать первый шаг.
   – Ты серьезно? – спросила Джесси, чувствуя, как бешено бьется ее сердце. – Я бы следил за тобой из темных углов, запоминая, когда ты приходишь и уходишь, отмечая каждое твое движение. Ты бы чувствовала, как я смотрю на тебя из своего укрытия, но сама бы ты меня не видела.
   – Никогда?
   – Никогда. Но я был бы рядом. Всегда. Везде. Ты бы ощущала мое присутствие – невидимое присутствие, ласку невидимых рук. Каждый раз, когда бы ты раздевалась и прикасалась к себе, тебе бы чудилось, что это делаю я. Сегодня вечером, когда ты снимешь свой джемпер через голову, расстегнешь лифчик и стянешь трусики, твои руки будут моими руками. Ты будешь чувствовать, что я рядом сегодня, завтра, всегда.
   Джесси положила вилку, забыв про еду.
   – Я буду с тобой рядом постоянно, – продолжал он низким голосом. – И перед тем, как похитить тебя, я буду знать тебя лучше, чем ты сама. Я буду угадывать любое твое намерение прежде, чем оно придет тебе в голову. Вот так я и поймаю тебя. Догадавшись, когда ты в следующий раз моргнешь, и схватив тебя в тот краткий миг, когда глаза твои будут закрыты, и ты будешь слепа. Это называется упреждающий удар.
   Джесси содрогнулась.
   – Я могу продолжить, – заверил ее Люк.
   – Не надо.
   Он мрачно улыбнулся, явно наслаждаясь своими словами. – Кстати, когда я сказал тебе, что не могу забыть, как ты выглядишь, то имел в виду фантазию, которая явилась мне после того, как ты вчера ушла. Я представлял себе, как, ты стоишь на лестнице, в расстегнутой пижаме, с опущенной головой, как будто не можешь заставить себя посмотреть на меня.
   Пальцы Джесси впились в ладонь.
   – Не могу посмотреть на тебя?
   – Нет, по крайней мере, вначале. Ты напомнила мне девочку, которой чего-то очень хочется, но она не может заставить себя попросить, девочку, которая стыдится своих собственных желаний. Я завороженно следил за тем, какой импульс победит – желание или стыд.
   – И что же победило?
   – Желание, я думаю. Когда ты в конце концов взглянула на меня, у меня перехватило дыхание. Я никогда не видел такого водоворота чувств. Это было прекрасно и опасно одновременно.
   – Но ведь это была не я, – поспешила напомнить Джесси.
   – Правда?
   – Нет, конечно. Я была у себя в комнате… Казалось, он ее не слышал.
   – Ты держала меня в напряжении всю ночь, Джесси. Хотя я действительно много выпил, все-таки не мог стереть из памяти образ этой покрасневшей испуганной девушки на лестнице. Я не думаю, что мне когда-нибудь удастся забыть его.
   Джесси снова содрогнулась. Она тоже хранила в памяти его образ. Воспоминаний было много – тело в неуклюжей позе, лежащее на дне оврага, или полный нежности взгляд Люка, когда прошлой ночью музыка кончилась и они остановились. Теперь она изучала его черты в открытую, спрашивая себя, сможет ли она когда-нибудь восстановить связь с этим человеком, который в свое время был центром, сердцем ее жизни. Затуманенное напряженное выражение его глаз было загадочным. Казалось, в нем уживаются три отдельных человека – мальчик, кадет военного училища и этот властный непостижимый мужчина.
   Он был ее врагом, напомнила себе Джесси. Она не хотела, чтобы это было так, но тем не менее правду было трудно отрицать. Она не имела права сдаться ему, не имела права доверять и раскрываться перед ним. И все же ей очень хотелось этого, несмотря на опасность. Глубокое влечение к нему захватило все ее существо, призывая закончить битву и принять любую судьбу, которая была предназначена ей и Люку Уорнеку. Если она сдастся, даже ему, ей будет хорошо и горько. Маленькая смерть, вот что это такое. Какое умиротворение сулит ей отказ от всех тяжелых обязанностей, которые были возложены на ее плечи и не давали сейчас покоя. Мысль была совершенно безумной, но Джесси не могла ей сопротивляться. Если бы только ей хватило смелости целиком отдаться на его волю и позволить ему либо окружить ее нежной лаской, либо уничтожить – то есть сделать то, что ему захочется.
   «Ты будешь ощущать меня всякий раз, когда прикоснешься к себе. Твои руки будут моими руками».
   – Твои глаза стали совсем голубыми, – заметил Люк. – Зрачки почти исчезли, даже под таким светом. О чем ты сейчас думаешь? Что ты чувствуешь?
   – Мой похититель должен это знать, – тихо откликнулась она.
   Люк откинулся на спинку стула, совсем скрывшись в тени, так, что его улыбка стала почти незаметной. Его голос был медленным и тягучим.
   – Ты ведь хочешь этого, правда? Ты хочешь, чтобы за тобой следили. Тебе понравится, если за тобой будут подсматривать из-за занавесок и в конце концов захватят в плен…
   Джесси вспыхнула… и в первый, раз почувствовала, что готова себя отпустить.

Глава 20

   Шелби было тревожно. Чужие свадьбы всегда действовали на нее именно так. В то время, когда большинство молодых девушек мечтали о жемчугах и фате, Шелби изучала косметологию в магазине Барреллана на углу Мирамонтес и Главной улицы. Теперь, когда в тридцать один год ее статус незамужней женщины мог вызвать только подозрения, она все еще не поддавалась свадебной лихорадке, которая захватывала большинство молодых женщин, подобно эпидемии свинки. Девственно белый цвет никогда не шел ей – разве что кружевное нижнее белье выгодно подчеркивало смуглую кожу.
   Теперь, обозревая окрестности из окна своей спальни на втором этаже, она знала, что это внутреннее бурление скорее вызвано неудовлетворенностью, чем презрением к окружающим. Свадьба Джесси стала тем поворотным камнем, который заставил Шелби заново оценить свою жизнь, и она осталась весьма недовольна результатами этой оценки. Она всегда была убеждена, что мужчины склонны делить женщин на две большие категории – мадонн и блудниц, – и, поскольку любой достаточно разумный анализ показывал, что мир принадлежит мужчине, умные женщины играли свою роль до конца.
   Джесси была рождена мадонной. Праведная и жертвенная, она всегда казалась готовой жить в благородной бедности, если таковой была ее судьба. Она выбрала возвышенный путь, в то время как Шелби безо всяких угрызений совести шла обходными тропинками у подножия. Но теперь она была поставлена в тупик результатом. Судьба Джесси опровергала ее теорию. Младшая сестра осталась мадонной, но при этом у нее было более чем достаточно денег. Но Шелби не была бы собой, если бы отказалась от борьбы. Теперь ей должно было повезти – по крайней мере, она найдет человека, который будет ее содержать.
   Отвернувшись от великолепного вида на побережье, Шелби почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Даже тот факт, что она живет в «Эхе», поместье, которое всегда ее привлекало, не мог улучшить ей настроения. Сияющий солнечный день тоже не радовал ее. Почему она не лежит под кокосовой пальмой где-нибудь на тропическом побережье Кабо или на юге Франции? В какой точке ее жизнь свернула в тупик? Господи, ей было больно даже признаться себе в том, что Шелби Флад неудачница. И вот еще один удар.
   Через некоторое время, когда она уже думала о том, что ей надо устроить самоубийственный поход по магазинам, в раскрытую балконную дверь ворвались раскаты хохота. Без всякого любопытства она вышла на маленькую веранду и увидела Мэл, которая плескалась в мелком конце бассейна. Джина, которая казалась Шелби непривлекательно рациональной, сидела в шезлонге и читала.
   – Ciao^[14], тетя Шел! – крикнула девочка, немедленно заметившая Шелби. – Хочешь посмотреть, как bambina плавает?
   Стоя в доходившей ей до бедер воде, Мэл рванулась вперед, отчаянно, но безуспешно молотя руками. Совсем как ее мать, подумала Шелби, поднимая бровь.
   – Потрясающе, Мэл, – сказала она, не желая больше на это смотреть. Она любила свою маленькую племянницу, но вообще ей было трудно с детьми, а сегодня она была особенно не в настроении. Дождавшись, пока Мэл вынырнет на поверхность, Шелби махнула ей рукой и снова ушла в спальню. Может быть, она доберется до этого прилежного молодого управляющего, Роджера, или как там его, и попросит отвезти ее в Сан-Франциско и подождать, пока она будет ходить по магазинам.
   Душераздирающий крик заставил ее обернуться. Мэл барахталась в воде, а вскочившая с шезлонга Джина перегнулась через край бассейна, пытаясь дотянуться до своей подопечной. Мэл оказалась в том месте, где вода была выше головы, и не могла оттуда выбраться.
   – Прыгай, – крикнула Джине Шелби, понимая, что не успеет спуститься вниз. – Вытащи ее оттуда.
   – Я не умею плавать! – закричала Джина.
   Шелби ухватилась за перила и с леденящим ужасом смотрела на то, как Мэл борется с водой. Через мгновение она поняла, что девочка совсем недалеко от того места, где она начала свои показательные выступления.
   – Здесь неглубоко! – крикнула она. – Ты можешь нащупать дно ногами!
   Джина прыгнула в воду и без труда дотянулась до Мэл. Глядя, как няня вытаскивает ее задыхающуюся, но вполне живую племянницу на мелкое место, Шелби наконец поняла, что же делать бедной тете Шел весь остаток дня. «Какое счастье», – подумала она.
   Обучение bambina плаванию оказалось не таким уж утомительным занятием, как сперва думала Шелби. К полудню Мэл уже могла доплыть по-собачьи от середины бассейна к краю, а когда после ленча они вернулись к своим урокам, Мэл стала умолять тетю научить ее плавать под водой.