— А попробовать включить ее… разве это не может быть очень опасным? — спросила Ата.
   — Это вполне может стать смертельным, моя милая. Мы решили это давным-давно. Например, там может быть обратная связь, способная… по этой самой причине и по нескольким другим, я попробую включить ее первым. Если мы, тем не менее, не сумеем активировать ее и не возникнет никаких явных вредных последствий, то я не вижу никакой причины, почему бы и всем остальным не попробовать то же.
   — Только не мне! — громко заявила Сиссиф.
   — Эй, минуточку, — начал было, не обращая на нее внимания, Малайка.
   — Извините, капитан, — сказал Трузензюзекс. — Стархе! Как вы сказали бы, не беспокойтесь. Бран прав. Возможно, наше образование не совсем подходит для оператора этой штуки, но знакомство с работами тар-айимов и то малое, что мы знаем об их психологии, могут помочь нам справиться с любыми способными возникнуть непредвиденными затруднениями. Сожалею, но тут вовлечено слишком многое, чтобы позволить вам сделать первую попытку. Мы не на борту корабля. На данную минуту ваша кандидатура отклонена, капитан.
   — Же! — прогромыхал Малайка.
   Цзе-Мэллори шагнул ко входу в купол:
   — Тогда давайте приступим.
   — Вы хотите сказать, сасаа кууме? — переспросил Малайка.
   Цзе-Мэллори остановился.
   — Не вижу, почему бы и нет. — Он снова заколебался у входа и оглянулся. — Я не ожидаю, что случится многое, не говоря уж об опасности. А если случится, то я не жду, что это будет большой защитой, но ради моего личного психологического комфорта, сойдите, пожалуйста, все с помоста. Безусловно на сиденьях, или в креслах, или что это там такое, должно быть достаточно безопасно. Тар-айимы явно пользовались ими, когда действовала эта штука, поэтому им полагается быть безопасными также и для нас. Теоретически.
   — Социолог, против теоретической раны я не возражаю. — Малайка улыбнулся с явным намерением успокоить и присоединился к другим, уходившим с возвышения к рядам «сидений» внизу.
   Кроме Брана на помосте остался только Трузензюзекс. Официально он находился там для наблюдений, но и он, и Цзе-Мэллори знали, что если что-то случится, то от помощи инсектоида, вероятно, будет мало толку. Он сделал ритуальный глубокий вдох и вошел в купол.
   Керамико-пластиковая плита стала теперь знакомой после многих дней продолжительного и подробного изучения. Он взобрался на гладкую холодную поверхность и повернулся лицом к зрительному залу, слегка подняв голову. Из купола потолок монолита казался почти видимым. Возможно, прозрачный материал действительно производил легкое увеличение.
   Плита была намного длиннее, чем требовалось для размещения его долговязого и худого тела. Она, однако, не подогревалась. Он обнаружил, что неуютно ерзает на твердой холодной поверхности и желает, чтобы она превратилась в теплую постель. Это слишком походило на капсулы в лаборатории криогенного анабиоза. «Сделай это по-быстрому!» — скомандовал мозг телу. Вонзая каблуки в неподатливую поверхность, он толкнул себя повыше. Одним движением его голова очутилась полностью внутри шлема.
   Шлем принял бледно-красный оттенок, переходящий в желтый, а затем в светло-зеленый. А также стал слышен легкий гудящий звук. Он явно исходил из самой плиты. Вот и все. Ни фейерверков, ни даже нескольких простых вспышек молнии.
   Лицо Цзе-Мэллори в куполе кривилось, но явно от сосредоточенности, а не от боли. Странное дело, мозг его стал для Флинкса непроницаемым. Если купол и не производил ничего другого, то экранировал мысли всякого, кто лежал под ним.
   Двадцать минут спустя он вышел из купола, мотая головой, в то время как другие столпились вокруг него.
   — Же? — спросил Малайка.
   — Же? — переспросил выглядевший раздраженным социолог. — Ну, мы доказали одно. Если эта машина все еще способна функционировать так, как ей предназначалось, то этот шлем определенно является исходным пунктом.
   — Я не могу поверить, что все это безумие построили для того, чтобы на пластиковом головном уборе заиграли красивенькие разноцветные огни!
   — Нет, конечно же, не для того. — Цзе-Мэллори тоскливо оглянулся на плиту и на опять ставший прозрачным шлем. — Похоже, что я способен активировать ее, но лишь в очень малой степени. В моем мозгу явно чего-то не хватает. Или, возможно, для этого требуется всего лишь определенного рода тренировка, о которой мы ничего не знаем. Не знаю. Я со своим мозгом попробовал все, что мог. Самогипноз. Йогу. Упражнения Банда. Совершенное объективное сосредоточение. Открытое подсознание. Результаты вы видели. Или, скорее, отсутствие их.
   — Вы что-нибудь почувствовали, вообще, все что угодно? — спросил Флинкс.
   — Гмм. Да, странное ощущение. Не болезненное и не угрожающее. Просто странное. Словно что-то пыталось проникнуть ко мне в голову. Щекотку снаружи мозга, едва заметную. А когда я попытался сосредоточиться на этом ощущении, оно ушло и спряталось. Должен сказать, что я разочарован.
   — Же? Вы, может, думаете, что у вас монополия на это? — Коммерсант выглядел расстроенным, имея на это все основания. — И что же теперь?
   — Теперь я предлагаю попробовать остальным людям. По-моему, я с избытком продемонстрировал ее безвредность, если и ничего другого. Поддержание ее настроенности на мозг одного типа может вызвать благотворный кумулятивный эффект.
   Один за другим остальные по очереди забирались под прозрачный шлем. За исключением, конечно же, Сиссиф, отказавшейся даже приближаться к нему. Малайка сумел вызвать сильное желтое свечение прозрачного материала. Флинкс действовал так же хорошо (или так же плохо, сказать не мог никто), как Цзе-Мэллори, только его цвет обладал еще и неровным пульсированием. Словно для опровержения утверждений Цзе-Мэллори, он вышел из купола с определенной головной болью. Ата и Вульф сумели вызвать светло-красный, почти розовый цвет. Им больше повезло, когда наконец сделал попытку Трузензюзекс.
   В ту же секунду, когда его стареющая радужная голова вступила в зону эффективности, мягкие цвета сразу же пробежали спектр от бледно-розового до темно-синего. Цзе-Мэллори пришлось отметить это, чтобы привлечь внимание всех. Повторяющиеся неудачи вызвали скуку. Но теперь никто не скучал. Гудение из основания плиты сделалось четко слышимым даже за пределами купола. На одной из открытых панелей огромной серой массы машины начали слабо светиться огоньки. Шлем к тому времени принял темно-лавандовый цвет.
   — Посмотрите на купол! — указал Флинкс.
   На несколько дюймов в высоту купол светился сплошным немигающим малиновым цветом. Время от времени мягкий свет полз на несколько миллиметров вверх, а потом опускался обратно и исчезал в полу.
   Час спустя Трузензюзекс, шатаясь, выбрался из купола. Цзе-Мэллори пришлось поддерживать философа за грудную клетку-б, так как ноги не держали старого инсектоида. Они вместе, пошатываясь, спустились к первому ряду сидений. Лицо Трузензюзекса оставалось беспристрастным, но обычное здоровое свечение у него в глазах заметно потускнело.
   — Ты, брат, безусловно правильно определил это, — выдохнул он, — когда сказал, будто нечто пыталось проникнуть тебе в голову! Я опять почувствовал себя, словно юноша, пытающийся вылупиться из своей куколки. Уфф! Могу сказать, однако, что из этого ничего не вышло.
   — Неверно, — возразил Флинкс, а Малайка подтверждающе кивнул. — Вы заставили сам купол светиться красным, во всяком случае, вокруг основания.
   — Да? — последовал свистящий транксийский смех. — Полагаю, что это своего рода достижение. Изнутри я не мог этого заметить. Я сосредоточился довольно глубоко и со своими оптическими нервами не работал. Возможно, это значит, что мы на правильном пути? — Он повернулся лицом к Малайке. К его мускулам постепенно возвращались прежние силы. — Капитан, я переиначу свое предыдущее утверждение. Дайте мне на это еще три-четыре недели, и я так или иначе выясню, сможет ли когда-нибудь человек или транкс управлять этой штукой. И окажется ли ваш вклад потерей или нет.
   Малайка выглядел скорее смирившимся, чем подавленным. Его собственная безуспешная борьба с Крангом прибавила немного терпения, если и не дала других результатов.
   — Бадо Джузи. «Еще не вечер». Старая поговорка в моей семье, господа. Вы уже сделали намного больше, чем я имел право надеяться. Работайте не спеша, господа, работайте не спеша.
   Далеко внизу в тайных местах планеты лениво заворочалось сознание Кранга… Оно более полно рассмотрело импульсы, пробудившие Первичное Звено слабыми детскими зондированиями и давлениями. Даже в своем полуспящем состоянии он был разумно уверен (плюс-вероятность — 90.97, минус-вероятность — 8.03, случайные факторы — 1.00), что наверху присутствовал мозг первого класса. Единственный, вполне способный пробудить Кранг к состоянию Ниазмы, или полной эффективности. Он явно предпочел пока не раскрываться. Машина подумала и позволила своим секциям, управляющим разумом, снова впасть в спячку в состоянии готовности.
   Когда мозг будет готов, будет готов и Кранг.
   В конце концов, именно для этого его и создали.

19

   Как оказалось, Трузензюзекс не получил своего месяца. Ни даже трех недель. Они возились с доступными частями внутренностей машины, когда рация Малайки сообщила о пришедшем заатмосферном вызове. В порядке безопасности его портативная рация находилась в постоянном контакте с большим передатчиком краулера. Флинкс присутствовал при этом, помогая ученым в физическом аспекте их работы. Сиссиф, Ата, Вульф вернулись в краулер, сортируя припасы в его просторном трюме.
   Для облегчения работы ученых рядом с их портативной печкой поместили две койки. Другие все еще находили более удобным спать в знакомой тесноте краулера, несмотря на необходимые для этого ежедневные прогулки.
   Оба ученых на мгновение прервали свою работу, заметив странное выражение, появившееся на лице Малайки. Флинкс уловил его из внезапного замешательства мыслей коммерсанта. Он все утро наблюдал, как ученые трудятся над незнакомыми обозначениями и непонятными переключателями. Девять десятых того, что они пытались сделать по части механики, ускользало от его понимания. Он был способен помочь им в более тонких частях операций, обладая, как они выражались, определенным «чувством» того, что где располагалось. И как всегда, их разговор как на устном, так и на мысленном уровне просто завораживал.
   — Капитан… — начал было Цзе-Мэллори.
   — Нас вызывают, — ответил коммерсант. — С Орбиты.
   Мысли его отражали равные доли подозрения и недоверия. Он включил кнопку вещания на крошечной рации.
   — Вульф, ты слушаешь это?
   — Да, капитан, — прошел лишенный модуляций ответ из отдаленного краулера.
   — Отлично. Передай «слышим» и переключай его. Кто-то знает, где мы. Мало толку отрицать это. — Он повернулся к другим. — Может быть, нас сейчас прослушивают, хотя я сомневаюсь, что такое возможно сквозь эти стены. Но, впрочем, я также сомневаюсь, что нас вызывает другой звездолет, а дело обстоит именно так. Хайдхуру. Ничто не имеет смысла. Оставьте свои рации и слушайте, если желаете, по моей. Нет резона извещать возможного противника о том, сколько у нас действует передатчиков. Если, конечно, он этого уже не знает.
   Флинкс в первый раз увидел коммерсанта столь подавленным. Очевидно, напряжение было сильнее, чем он хотел показать. В любом случае, по рации он сказал лишь: — «Да?»
   Ответивший голос был от природы высоким. Но если тон и казался чуть женственным, то слова — нет.
   — Капитан Максим Малайка, Глава Дома и Плутократ? Я привез вам привет, сэр, от мадам Рашалейлы Нуаман и «Нуаман Энтерпрайзис». — Губы Малайки скривились в беззвучном ругательстве, заставившем Флинкса покраснеть. — Поздравляю!
   Этого надменного презрения оказалось достаточно, чтобы подстегнуть язык коммерсанта.
   — Чертовски достойно с вашей стороны. А кто ниний ниоте?
   — Простите? А, я. Я фигура маловажная. Но в целях облегчения дальнейшего разговора — который, заверяю вас, нам обязательно предстоит — вы, возможно, знаете меня как Эйбла Никососа.
   — Же, мистер Никосос. Я целиком согласен, что персона вы маловажная. Мне любопытно, как вы сюда попали. Эта планета, кажется, приобретает всеобщую известность.
   — Как так? Гмм. Что же касается вашего вопроса, капитан, то, — в голосе сквозило притворное удивление, — мы последовали за вами. Большую часть пути от Мотылька. На почтительном расстоянии, конечно. И если уж об этом зашла речь, то вы безусловно немало меняли свой курс в начале путешествия. Да, попетляли вы. Но после первой недели мы без труда вычислили ваш примерный курс. Знаете, это четвертая посещаемая нами в этом секторе звездная система с планетами. Мы более-менее знали, где находится нужная нам, но не имели точных координат. Это затруднило нам дело, да, затруднило, когда вы совершенно пропали с экранов. Эти координаты находились на клочке материала, который… но это неважно. Теперь все это — далекое прошлое, не так ли?
   — Вы случайно не получили кое-какой помощи от некоего ААннского барона?
   — ААннского барона? — писклявый голос отразил удивление. Малайка взглянул на Флинкса.
   — Он говорит правду, сэр. И они, определенно, на постоянной орбите.
   Двое ученых с удивлением посмотрели на Флинкса. Они ничего не сказали, но он почувствовал в их мыслях легкое негодование на его скрытность. Ему отчаянно хотелось рассказать им, насколько необходимо было сохранить эту скрытность. Даже сегодня пси-чувствительные личности не пользовались всеобщей популярностью, факт, узнанный им рано и болезненно еще в детстве. Теперь, однако, было не время пускаться в объяснения.
   Голос по рации продолжал:
   — С чего бы нам иметь какое-то отношение к ААннам? Скверный они народ, скверный! Нет, в самом деле, сэр. Мы нашли вас целиком сами, несмотря на трудности, причиненные вашим исчезновением. Но мы ведь нашли вас, не так ли? Так что ничего не стряслось. — Замечание прервал короткий смешок. — Мой корабль находится на орбите в паре диаметров поля от вашей «Славной Дырки». Мы сперва послали луч к ней. Когда мы не получили ответа, а шлюз отказался впустить нас — как умно с вашей стороны, капитан, — мы предположили, что вы уже сделали посадку на поверхность. Один взгляд на ваш челночный причал подтвердил это.
   — Телатини нгуруве! Тридцать свиней. Это предельное число, которое можно набить в стандартную капитанскую каюту, в случае, если вы этого не знаете.
   К оскорблениям этот голос, кажется, был совершенно невосприимчив.
   — Це-це-це, капитан. Вы смущаете мою скромную натуру.
   — На это мало шансов.
   — Так или иначе, излучения ваших компонентов открыли бы нам ваше местоположение, даже если бы вы отказались отвечать на вызов. Что, я уверен, вы хорошо сознавали.
   — Капитан, — обратился Флинкс. — Я думал, вы говорили…
   — Вспомни о ретрансляции на рацию челнока. Именно ее-то они и засекли. В любом случае, они едва ли могли упустить нас. — Мысленно он уже готовился к обороне в последнем окопе.
   — Где вы сейчас, друг Никосос, помимо того, что на орбите?
   — Хорошая догадка, капитан. Мы летим над этим бедным влагой континентом. Не сомневаюсь, довольно близко к вам. Вскоре мы должны приземлиться, в каковое время я надеюсь поприветствовать вас лично.
   Голос замолк, а потом снова заговорил:
   — В чем бы там вы ни прятались, оно действительно должно быть кое-чем. У нас масса трудностей с приемом вашей передачи.
   — Вы проделали долгий путь ради кучи ничего, Никосос. Мы уже не одну неделю работаем над этим, как вы столь точно выразились, «чем бы то ни было». Мы не сумели вычислить, что оно делает, не говоря уж о том, как оно это делает.
   — Разумеется, капитан, разумеется! — В голосе теперь звучали юмористические нотки. — Лично я, когда меня слишком глубоко пробирает космический холод, люблю пролететь сквозь ближайший сверхгигант M и согреть свои замерзшие косточки. Как я сказал, мы с вами скоро увидимся.
   — Он не верит нам, — сказал Флинкс.
   Малайка кивнул:
   — А потом?
   — Ну, это представляет проблему, а? Я, разумеется, не могу помахать вам ручкой, желая счастливого пути домой, потому что тогда вся моя упорная работа будет напрасной, не так ли? Впрочем, убийство тоже, в общем-то, не мой профиль. Наверное, можно будет что-нибудь придумать… — Малайка отключил рацию и повернулся к остальным.
   — Же, вы слышали. Там, где речь идет о новых планетах, владение — девять десятых древнего права, но я сомневаюсь, что Раша позволит мне вызвать церковные силы Оценки. — Он переключил рацию на межличностную частоту.
   — Вульф, ты все слышал?
   — Да, капитан, — донесся ровный ответ человека-тени. Флинкс гадал, а был ли пилот вообще способен на никогда не проявляемое им волнение. — Боюсь, однако, что ваша подруга восприняла это довольно тяжело. Она упала в обморок. Мисс Мун сейчас заботится о ней.
   — Же! Тогда она, во всяком случае, на время утихомирится. Мы вскоре присоединимся к вам. Нам всем лучше оставаться памоджа. — И снова отключил рацию.
   — Что вы предлагаете? — спросил Цзе-Мэллори.
   — Я мало что могу, социолог. Даже если бы этот Никосос оказался настолько мджинга, что приземлился бы без защитного экрана, было бы тяжеловато пытаться пробиться с боем. Хотя у нас имеются, — тут он посмотрел прямо на Флинкса, — свои собственные сюрпризы. Однако я уверен, что люди, оставленные им на корабле, будут прослушивать все, что происходит. В челноке мы окажемся в их власти. Если этот Никосос не прихватил с собой экран, и если мы сможем застать его врасплох и нанести им непоправимый урон несколькими выстрелами, прежде чем они успеют предупредить свой звездолет, и если мы сможем проскочить к «Славной Дырке» под их детекторами, и если мы сможем попасть внутрь и запустить генератор, прежде чем они заметят, — вот тогда у нас будет неплохой шанс смыться или отбиться от них.
   — Слишком много «если», — непринужденно заметил Трузензюзекс.
   — Кабиса, именно. И все же, у нас есть и другое оружие. Можете не сомневаться, я его испробую. Взятки, например, часто оказывались на войне действенней, чем ядерная энергия. Но боюсь, что Раша не отправит на такое важное задание уязвимую в этом отношении тварь. Во всяком случае, не того, кто поддается искушению полного подкупа. А вот частичного… Я могу придумать еще только одно. У этого здания только один мланго. Выставить пушку и палить по первому, кто войдет в него. Покуда у них нет определенного представления о том, насколько мы запаслись продовольствием и оружием, он может стать достаточно нетерпеливым для мелкого торга с нами. К несчастью, у нас мало что имеется, даже с тем, что мы могли бы перевезти сюда из челнока. Мибу, ему нужно всего-навсего сжечь челнок и отправиться на досуге поразвлечься сафари на Ниневии, с координатами для Регистрации!
   — А почему бы ему не сделать это в любом случае? — спросил Флинкс.
   — У него иное задание, киджана, иначе он даже не потрудился бы вызвать нас. Просто вывел бы из строя «Славную» и отправился своей дорогой. Ему явно требуется выяснить о Кранге все, что можно. — Он сделал жест в сторону двух ученых. — Раша знает о вас. Я сам ей сказал, чурка я этакий. Она могла бы нанять и своих экспертов, но знает вашу репутацию. Поэтому за вашу жизнь я не беспокоюсь. Только за вашу репутацию. Я считаю также, что смогу устроить кое-что для себя. Слишком много народу будет задавать неудобные вопросы, если я внезапно исчезну… даже в исследовательском путешествии в незаселенные районы. И он не может заколачивать столько феда! О, он все равно не может позволить себе отпустить на свободу кого-нибудь из нас. Вероятно, ему приказано держать нас где-то со всеми удобствами, пока Раша не сможет подтвердить свои права на эту планету всеми возможными методами. Тот завуалированный намек на «убийство» был, вероятно, его способом начать торг.
   — Предложение, капитан, — сказал Трузензюзекс.
   — Ндийо?
   — Предполагая, что все сказанное вами верно, почему бы просто не согласиться и не отдать ему то, что он хочет?
   — Что! — Даже Флинкс поразился.
   — Заверяю вас, что Кранг останется бесполезным и для него, и для его хозяйки. Я был оптимистичен, когда сказал, что мне потребуется три недели для оценки потенциальной полезности машины. Мы можем многое узнать из нее о тар-айимах, в этом я ничуть не сомневаюсь. Мне думается также, что я могу сказать с большой долей уверенности прямо сейчас, что в остальном она никогда не будет ничем большим, как выдающейся диковиной для археологов и туристов.
   — Лакини, но… вы же заставили ее заработать! Во всяком случае, часть ее.
   — Все сделанное мной не более чем надраивание спиралей двигателя генератора Каплиса. Наверное, мне удалось разогреть ее и придать ей вид функционирующей, но я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу довести ее даже до частичной действенности. И мы по-прежнему не больше, чем раньше, представляем себе, что ей полагалось делать. Мне думается, никто не сможет продвинуться дальше… кого бы там ни привлекла ваша мадам Нуаман.
   — Если вы убеждены… — начал Малайка.
   Трузензюзекс вопросительно посмотрел на Цзе-Мэллори.
   — Утверждать нельзя ничего, капитан, но я без колебаний присоединяюсь к оценке моего брата.
   — Мбуа улимвенгу! Тогда отлично. Забудем разрушение в пользу более хитрых маневров. — Он активировал рацию на канале широкого вещания. Теперь, когда он опять очутился на знакомой почве, голос его обрел прежнюю уверенность. — Никосос!
   Послышалось шипение, треск, тишина, а затем вновь раздался писклявый голос:
   — Незачем кричать, капитан. Вы подумали?
   — Слушай, агент. Я дам тебе возможность приобрести то, что ты желаешь, и сберечь по ходу дела несколько жизней. У меня здесь в полной готовности шестимиллиметровая лазерная пушка и уйма зарядов, но я не вижу ничего, за что стоит драться. Желаю тебе удачи в попытках заставить ее заработать, если сумеешь, в чем я сомневаюсь. Весь город — твой. Я желаю только как можно быстрее покинуть эту нукию. Можешь получить и наши заметки, если пожелаешь. Все, что мы выяснили о самом Кранге… чего в сумме очень мало. Но у меня здесь мальчик и две женщины, и я хочу вытащить их из этого.
   — Ах, как трогательно! Не ожидал от вас такого восхитительного альтруизма, капитан. Да, я думаю, что несмотря на отданный мне приказ, можно будет организовать финансовое соглашение, удовлетворяющее все заинтересованные стороны. В любом случае, пролитая кровь имеет склонность расстраивать мне печень. Хотя уверен, что вы поймете, когда я скажу, что вы и ваши спутники должны будете некоторое время оставаться моими гостями. Минимальный срок, на самом-то деле. Но очень необходимый.
   — Естественно, я понимаю такую необходимость и буду рад подписать…
   — О нет, капитан, этого не потребуется. Я верю вам на слово. Ваша репутация широко известна. Лично я нахожу честность в нашей профессии несколько вредной, но в данном случае она к моей выгоде. Нет, как бы вам ни хотелось иметь такое соглашение в письменном виде, я предпочел бы не допускать существования такого официального документа. Такие вещи имеют привычку исчезать, а потом оказываться в самых неприятных местах. Теперь уже скоро. Наш полет пока был интересным, капитан, но боюсь, что я нахожу эту планету скучной. Если вы будете так добры, оставить свой передатчик включенным, мы последуем по его импульсам. Это может ускорить завершение всего этого неприятного дела. Я уверен, что вы желаете затягивать его даже меньше, чем я. — И отключился.
   — Капитан, — донесся из рации голос Вульфа. — Меня от этого просто мутит. Неужели нет никакого другого способа?..
   — Никакого, Вульф. Я тоже предпочел бы драться, но… Оставь открытой передачу для них, как он требовал. По крайней мере, наша работа здесь, похоже, оказалась бесплодной, иначе я и не рассматривал бы такого варианта. Мы можем пожелать им побольше того же самого. Что бы они ни нашли в городе, пусть забирают на здоровье. В конце концов, все это дело было чем-то вроде охоты на дикого мбизу.
   — Но он же практически угрожал убить!..
   — Вульф, пожалуйста, я знаю. Джуа тяжелое. И все же у нас нет выбора. Я тоже не доверяю ему. Но он может просто улететь теперь и вернуться попозже за нашими мумифицировавшимися трупами. Нет, держу пари, он предпочтет хапнуть лишний кредит, содержащийся в моем предложении. Почему бы ему не сделать этого? — Он пожал плечами, невзирая на то, что Вульф этого видеть не мог.
   — Вульф, не будь соотношение сил таким… — Он вздохнул. — «Правила Дома».
   — Я понимаю, капитан.
   Малайка отключил рацию и тяжело опустился на одно из «сидений». Он вдруг сделался очень старым и усталым.
   — Конечно, если бы вы, господа, открыли, как заставить работать эту машинези, я бы даже думать не стал…
   — Мы тоже понимаем, капитан, — сказал Цзе-Мэллори. — Плохой выбор вообще не выбор. За себя мы никогда не беспокоились. Он должен по крайней мере показать нас Нуаман, чтобы убедить ее в нашей бесполезности. И наше внезапное исчезновение тоже вызовет толки в определенных кругах.