Он смог лишь мельком увидеть их корабль, «Славную Дырку». Этого оказалось достаточно. Зажатая между раздутыми грузовозами и пузатенькими транспортными судами, она выглядела словно породистый скакун на скотном дворе. Хотя она и имела неизбежную форму корабля с КК-двигателем, дирижабля, воткнутого в конец разводного ключа, контуры ее отличались от большинства судов. Один конец дирижабля отводился для размещения пассажиров и груза, а поршень на другом служил нагнетающим веером для позигравитационного поля. Вместо того, чтобы быть широким и неглубоким, как тарелка, нагнетающий веер «Славной Дырки» был больше похож на кубок. А грузопассажирский отсек хоть и походил на дирижабль, но был более вытянутым, заостренным. Даже по одному внешнему виду всякий мог определить, что «Славная Дырка» летала быстрее любого грузовоза или космического лайнера. Она была одним из самых прекрасных среди всех когда-либо виденных Флинксом предметов.
Он ощутил легкое подергивание ремней, когда челнок состыковался с переходным шлюзом большого корабля. Следуя инструкциям стюарда, он освободился от сдерживающих ремней и поплыл вслед за другими в трубу-пуповину, перебирая руками по выдвижной лестнице. Роскошь «Славной Дырки» по сравнению с описанными ему грузовозами вскоре сделалась очевидной. Шлюз звездолета был отделан мехом.
Стюард и Малайка обменялись короткими фразами, и молодой человек в форме поплыл обратно в трубу, волоча за собой фал. Спустя немного времени дверь закрылась, и они оказались практически отделенными от челнока.
— Же? Если вы все последуете за мной, — держитесь за скобы — мы перейдем в салон. — Малайка поплыл к выходу из шлюза. — Ата, ступай с Вульфом в рубку и заводите двигатель. Давайте-ка устроим здесь какую-нибудь приличную гравитацию. Я вам не буибуи, чтобы ткать собственную паутину! Вы знаете, где ваши каюты. — Ата и Вульф уплыли в боковой проход. Малайка повернулся лицом к пассажирам: — Остальных я провожу сам.
Салон представлял собой сказочную страну из стекла, дерева и пластика. По всему большому помещению висели на тонкой, но неразрывной сети из пластиковой паутины пузыри из хрусталя, содержащие разные виды водной жизни ярких цветов. Сквозь зеленый мех пола прорастали настоящие деревья, все как одно являвшиеся образчиками различных произрастающих на Мотыльке видов. С потолка, являвшегося трехмерной солоидной картиной открытого неба в комплекте с облаками и солнцем, свисали, подобно тучам, металлические скульптуры, покрытые слоем пыли из самоцветов. «Небо» это начинало темнеть, эффективно симулируя закат, происходящий на какой-то стороне планеты внизу. Странные сравнения приходили тут на ум, но Флинкс по какой-то причине уподобил вызываемое ощущение с прохождением света сквозь особенно светлое пиво.
Корабль почти незаметно содрогнулся раз-другой, и он почувствовал, как к его телу начинает возвращаться вес. Он поплыл к боковой двери, а потом начал неистово молотить руками воздух, чтобы приземлиться на ноги, а не на голову. Один быстрый взгляд показал, что никто из других пассажиров подобных трудностей не испытывал. Сиссиф поддерживал Малайка, а Цзе-Мэллори и Трузензюзекс даже не потрудились прервать свой спор. Он сердито заставил свои сбившиеся с пути ноги оказаться внизу. Никто не сделал никаких замечаний о его явных затруднениях, за что он был благодарен. После очень короткого промежутка вернулась полная гравитация.
Малайка прошел к тому, что походило на кактус, но оказалось на самом деле баром.
— На протяжении всего путешествия мы будем сохранять гравитацию в девяносто пять процентов от нормы. Возможно, большинство из вас не привыкло поддерживать в космосе мускульный тонус, — Флинкс быстро проверил содержание голов двух ученых и усомнился в точности замечания Малайки. — И поэтому я боюсь устанавливать гравитацию ниже этого уровня. Небольшой разницы будет вполне достаточно для хорошего настроения, к тому же, она приблизительно та же, что мы встретим при посадке у нашей цели. Этот салон будет служить постоянным местом сбора. Обеды будут подаваться сюда автошефповаром, если вы не предпочтете есть в своей каюте. Нджоо, я покажу вам ваши…
Флинкс провел три дня, просто изучая «свою». Она была набита фантастическими устройствами, выпрыгивающими на тебя из пола, потолка и стен. Приходилось следить за каждым своим шагом. Нажмешь не ту кнопку и подвергнешься окатыванию теплой водой… безотносительно к твоему наряду в данный момент. Опыт этот приводил в уныние, особенно когда он пытался постричься. К счастью, никто не мог засвидетельствовать это, кроме Пипа.
Он озабоченно следил, как его приятель отнесется к ограничениям жизни на борту корабля. Все прочие, за исключением Сиссиф, приспособились к присутствию рептилии. С этой стороны у него не возникало причин для беспокойства. Как оказалось, не возникало и никаких других. Дракончик стремительно летал туда-сюда среди пилонов и пластиковых гобеленов салона, словно они принадлежали ему, до одури пугая обитателей стеклянных шаров. Иногда он повисал, как летучая мышь, на особенно привлекательной искусственной или настоящей ветке. Когда обнаружилось, что селектор пищи в их каюте мог доставлять свежие кусочки сырого мяса виодора, комфорт змея был гарантирован.
Они уже несколько дней удалялись из звездной системы Мотылька с медленной, но постоянно нарастающей скоростью. Малайка находился в щедром настроении, и поэтому когда Флинкс попросил разрешения поработать на подхвате в рубке во время перехода, коммерсант благосклонно согласился. Коль скоро они совершат первоначальный прыжок за пределы скорости света, при переходе степень их ускорения станет громадной.
Внешне никто другой не разделял его любопытства. Малайка оставался, уединившись в каюте со своей Рысью. Цзе-Мэллори и Трузензюзекс проводили большую часть времени в салоне, играя в психологические шахматы и беседуя на языках и о предметах, из которых Флинксу лишь изредка хоть что-то удавалось уразуметь. Он опять возвращался к размышлениям об их полнейшей непринужденности в космосе и хорошем знакомстве с путешествиями на звездолетах.
Малайка пообещал зайти в рубку во время перехода и объяснить Флинксу, что и как. Но когда пришло время, Сиссиф стала дуться из-за какого-то непостижимого никому пренебрежения, и коммерсанту пришлось остаться с ней в каюте. Он поручил Ате ответить вместо себя на любые вопросы Флинкса относительно работы корабля и двигателя. Она подтвердила получение приказа с нескрываемым отвращением.
Флинкс пришел к выводу, что именно ему-то и придется прервать молчание, вызванное их бесцеремонной первой встречей. Иначе они могут не обменяться ни словом за все путешествие, а даже такой большой космический корабль слишком мал по площади для сохранения враждебности.
Он вошел в рубку и подошел сзади к ее креслу. Вульф находился на противоположной стороне помещения. Ата ничего не сказала, но он знал, что она заметила его приход.
Он прочел в ней прямоту и решил ответить тем же.
— Послушайте, я не собирался тогда пинать вас там, в башне.
Она повернулась и вопросительно взглянула на него.
— То есть, я не собирался пинать вас, я собирался пнуть… о, черт! — Объяснение не казалось таким сложным, когда он мысленно репетировал его. Конечно, тогда ему не приходилось бороться с густым красно-карим цветом этих глаз. — Я думал, что вы шпион… или убийца, или что-то в этом духе. Вы, разумеется, не выглядели так, словно вам место там, где вы находились, и поэтому я выбрал наименее кровавый путь, какой только мог придумать, чтобы заставить вас выйти на открытое пространство. Это сработало, вы оказались не тем, чего я ожидал, и я извиняюсь. Вот! Мир?
Она поколебалась, а потом лицо ее смягчилось в смущенной улыбке. Она протянула руку:
— Мир!
Он поцеловал ее руку, вместо того, чтобы пожать, и Ата вернулась, довольная, обратно к своим приборам.
— Знаете, на самом-то деле вы были правы. Мне было совершенно нечего делать там, где я находилась. Равно как и заниматься тем, чем я занималась. Неужели я со спины выгляжу такой похожей на убийцу?
— Напротив, напротив. — Затем внезапно спросил: — Ваш босс очень привлекает вас, не правда ли?
Ее брови поползли вверх от удивления. Иной подумал бы, что он только что раскрыл одну из величайших тайн вселенной. О, Древо, неужели она настолько наивна?
— Право… право, что за предположение! Какая совершенно нелепая мысль! Максим Малайка — мой работодатель. И не более того. Что заставляет?.. Э, у вас есть какие-нибудь вопросы о корабле? Если нет, то я за…
Он поспешно спросил:
— Почему, хотя этот корабль бесконечно сложнее челнока, обоим требуется одинаковый экипаж из двух человек? — Он знал ответ, но хотел поддержать разговор.
— Причина вот, прямо тут… — она показала на ряд огоньков и приборов вокруг них. — Из-за того, что они столь сложны, требуется еще много автоматики просто для управления. На самом деле «Славная Дырка» большую часть времени прекрасно управляет сама собой. Если не считать отдачи команд и принятия решений, мы находимся здесь просто на случай непредвиденной ситуации. Например, межзвездная навигация чересчур сложна для ума человека или транкса, чтобы управиться с ней на любом действительно практичном уровне. Звездолеты должны управляться машинами, иначе они вообще были бы невозможны.
— Понимаю. Под всякими мелочами и непредвиденными ситуациями вы подразумеваете вещи вроде перехода?
— О, от перехода нет никакой настоящей опасности. Компании любят превращать это в большое дело, чтобы вызвать у пассажиров легкую дрожь возбуждения. Разумеется, время от времени услышишь о каком-нибудь происшествии. Нарушит метеор границу гравитационного колодца в момент смещения, а шансов на это — один к миллиону, и корабль вывернется наизнанку или совершит что-то равно странное. Это исключение из правил. Трилевидение и фотогазеты раздувают эти происшествия до масштабов, совершенно не соответствующих их размерам. Обычно от этого не больше неприятностей, чем если перешагнуть с суши на плывущую лодку.
— Рад это слышать. Не думаю, что мне доставило бы удовольствие оказаться вывернутым наизнанку. Это случилось со старым «Так Держать», не так ли?
— Ну да. Это было в две тысячи четыреста тридцать третьем году, по старому календарю. На самом же деле, нам приходится беспокоиться только о том, чтобы поддерживать постоянное положение центра поля по отношению к вееру и генератору. Об этом, по большей части, заботятся компьютеры. Коль скоро он упадет слишком далеко вперед или слишком близко, то придется остановить корабль, а потом начинать все заново. Это отнимает массу времени на ускорение и торможение, и дело это не только дорогое, но и хитрое. Если поле начнет вибрировать, то корабль может рассыпаться на куски. Но, как я сказала, со всеми этими беспокойствами за нас справляются компьютеры. Исключая, конечно, непредвиденные обстоятельства.
— Я никогда не бывал раньше на корабле с КК-двигателем. Хоть я и не физик, не могли бы вы дать мне краткое объяснение, как действует эта штука? Так, чтобы смог понять даже мой простой ум?
— Ладно, — вздохнула она. — Генератор Каплиса — а именно его мы и держим на «веере» впереди — делает вот что: он по существу производит мощное сконцентрированное гравитационное поле впереди по курсу корабля, корабль движется к нему, естественно притягиваемый «телом» с большей «массой», нежели у него самого. Являясь частью корабля, КК-двигатель, естественно, перемещается вместе с ним. Но двигатель, перемещаясь вперед, настроен поддерживать поле на постоянном расстоянии от корпуса судна. Поэтому поле тоже передвигается вперед. Корабль опять пытается догнать его, и так далее до бесконечности. Поле по существу тянет корабль, вместо того, чтобы толкать его, как это делают ракеты челнока. КК-суда на самом деле передвигаются серией непрерывных рывков, настолько стремительных и частых, что они кажутся одной непрерывной плавной тягой. Увеличение или уменьшение размеров поля определяет скорость корабля. Так как гравитация является волновым, а не корпускулярным видом энергии, то на нее приближение к скорости света влияет не так, как на массу. КК-поле создает позади себя конусовидную зону напряжения, в которой масса ведет себя иначе, чем при нормальных обстоятельствах. Вот почему, когда мы превышаем скорость света, я не вижу сквозь вас или что-нибудь в этом роде. В результате нашего первоначального прорыва, или «перехода», скорость нашего путешествия страшно возрастает. Это что-то вроде скачек верхом на очень хорошо управляемом снаряде СККАМ.
Наша первоначальная мощь берется от небольшой водородной «запальной свечи», — иногда я гадаю, откуда взялось это выражение — установленной неподалеку от генератора, расположенного в трубчатой части корабля. Коль скоро поле возникло, его можно в определенной степени «канализировать». Именно отсюда-то мы и получаем гравитацию для корабля и энергию для освещения, автобара и всего прочего.
На случай отказа двигателя имеются заготовки для превращения веера в старый двигатель ионного типа, получающий энергию от водородной свечи. Потребовалось бы двенадцать лет при наивысшей его скорости, чтобы добраться от Мотылька до Кабеля, ближайшей населенной планеты. А дальше в пространстве, там, где звезды более рассеянны, дело обстоит еще хуже. Но лучше через двенадцать с чем-нибудь лет, чем никогда. Оказавшиеся на мели корабли спасались-таки этим способом… те, что сумели преодолеть трудности, вроде отсутствия продовольствия или безумия. Но процент отказа у КК-двигателей мизерный. Только изредка человеку удается раздолбать его.
— Спасибо, — поблагодарил ее Флинкс. — Это помогает… в некотором роде. — Он бросил взгляд на Вульфа и увидел, что тот совершенно погрузился в работу. И, понизив голос, сказал: — Между прочим, я думаю, что вы неправильно представляете себе, что такое Рысь.
— Проститутка, — автоматически ответила она.
— Угу, Рыси — это группа прекрасных и честолюбивых женщин, не рассматривающих пожизненный брак как конечный итог развития цивилизации. Они предпочитают переходить от одного интересного мужчины к другому.
— Именно так я и слышала. И видела. Все равно это вопрос личной точки зрения. — Она подчеркнуто фыркнула.
Он направился к выходу:
— Поэтому я думаю, вам незачем беспокоиться, что Сиссиф или любая другая остановится на вашем коммерсанте навсегда.
— Слушайте! — закричала она. — В последний раз вам говорю, я… — она резко снизила тон, когда Вульф с любопытством посмотрел в ее сторону. — Я не влюблена в Максима Малайку!
— Разумеется, разумеется, — отозвался из дверей Флинкс. — Это сразу видно.
И лишь некоторое время спустя, просматривая видеозапись в своей каюте, он вдруг сообразил, что пропустил переход.
8
9
Он ощутил легкое подергивание ремней, когда челнок состыковался с переходным шлюзом большого корабля. Следуя инструкциям стюарда, он освободился от сдерживающих ремней и поплыл вслед за другими в трубу-пуповину, перебирая руками по выдвижной лестнице. Роскошь «Славной Дырки» по сравнению с описанными ему грузовозами вскоре сделалась очевидной. Шлюз звездолета был отделан мехом.
Стюард и Малайка обменялись короткими фразами, и молодой человек в форме поплыл обратно в трубу, волоча за собой фал. Спустя немного времени дверь закрылась, и они оказались практически отделенными от челнока.
— Же? Если вы все последуете за мной, — держитесь за скобы — мы перейдем в салон. — Малайка поплыл к выходу из шлюза. — Ата, ступай с Вульфом в рубку и заводите двигатель. Давайте-ка устроим здесь какую-нибудь приличную гравитацию. Я вам не буибуи, чтобы ткать собственную паутину! Вы знаете, где ваши каюты. — Ата и Вульф уплыли в боковой проход. Малайка повернулся лицом к пассажирам: — Остальных я провожу сам.
Салон представлял собой сказочную страну из стекла, дерева и пластика. По всему большому помещению висели на тонкой, но неразрывной сети из пластиковой паутины пузыри из хрусталя, содержащие разные виды водной жизни ярких цветов. Сквозь зеленый мех пола прорастали настоящие деревья, все как одно являвшиеся образчиками различных произрастающих на Мотыльке видов. С потолка, являвшегося трехмерной солоидной картиной открытого неба в комплекте с облаками и солнцем, свисали, подобно тучам, металлические скульптуры, покрытые слоем пыли из самоцветов. «Небо» это начинало темнеть, эффективно симулируя закат, происходящий на какой-то стороне планеты внизу. Странные сравнения приходили тут на ум, но Флинкс по какой-то причине уподобил вызываемое ощущение с прохождением света сквозь особенно светлое пиво.
Корабль почти незаметно содрогнулся раз-другой, и он почувствовал, как к его телу начинает возвращаться вес. Он поплыл к боковой двери, а потом начал неистово молотить руками воздух, чтобы приземлиться на ноги, а не на голову. Один быстрый взгляд показал, что никто из других пассажиров подобных трудностей не испытывал. Сиссиф поддерживал Малайка, а Цзе-Мэллори и Трузензюзекс даже не потрудились прервать свой спор. Он сердито заставил свои сбившиеся с пути ноги оказаться внизу. Никто не сделал никаких замечаний о его явных затруднениях, за что он был благодарен. После очень короткого промежутка вернулась полная гравитация.
Малайка прошел к тому, что походило на кактус, но оказалось на самом деле баром.
— На протяжении всего путешествия мы будем сохранять гравитацию в девяносто пять процентов от нормы. Возможно, большинство из вас не привыкло поддерживать в космосе мускульный тонус, — Флинкс быстро проверил содержание голов двух ученых и усомнился в точности замечания Малайки. — И поэтому я боюсь устанавливать гравитацию ниже этого уровня. Небольшой разницы будет вполне достаточно для хорошего настроения, к тому же, она приблизительно та же, что мы встретим при посадке у нашей цели. Этот салон будет служить постоянным местом сбора. Обеды будут подаваться сюда автошефповаром, если вы не предпочтете есть в своей каюте. Нджоо, я покажу вам ваши…
Флинкс провел три дня, просто изучая «свою». Она была набита фантастическими устройствами, выпрыгивающими на тебя из пола, потолка и стен. Приходилось следить за каждым своим шагом. Нажмешь не ту кнопку и подвергнешься окатыванию теплой водой… безотносительно к твоему наряду в данный момент. Опыт этот приводил в уныние, особенно когда он пытался постричься. К счастью, никто не мог засвидетельствовать это, кроме Пипа.
Он озабоченно следил, как его приятель отнесется к ограничениям жизни на борту корабля. Все прочие, за исключением Сиссиф, приспособились к присутствию рептилии. С этой стороны у него не возникало причин для беспокойства. Как оказалось, не возникало и никаких других. Дракончик стремительно летал туда-сюда среди пилонов и пластиковых гобеленов салона, словно они принадлежали ему, до одури пугая обитателей стеклянных шаров. Иногда он повисал, как летучая мышь, на особенно привлекательной искусственной или настоящей ветке. Когда обнаружилось, что селектор пищи в их каюте мог доставлять свежие кусочки сырого мяса виодора, комфорт змея был гарантирован.
Они уже несколько дней удалялись из звездной системы Мотылька с медленной, но постоянно нарастающей скоростью. Малайка находился в щедром настроении, и поэтому когда Флинкс попросил разрешения поработать на подхвате в рубке во время перехода, коммерсант благосклонно согласился. Коль скоро они совершат первоначальный прыжок за пределы скорости света, при переходе степень их ускорения станет громадной.
Внешне никто другой не разделял его любопытства. Малайка оставался, уединившись в каюте со своей Рысью. Цзе-Мэллори и Трузензюзекс проводили большую часть времени в салоне, играя в психологические шахматы и беседуя на языках и о предметах, из которых Флинксу лишь изредка хоть что-то удавалось уразуметь. Он опять возвращался к размышлениям об их полнейшей непринужденности в космосе и хорошем знакомстве с путешествиями на звездолетах.
Малайка пообещал зайти в рубку во время перехода и объяснить Флинксу, что и как. Но когда пришло время, Сиссиф стала дуться из-за какого-то непостижимого никому пренебрежения, и коммерсанту пришлось остаться с ней в каюте. Он поручил Ате ответить вместо себя на любые вопросы Флинкса относительно работы корабля и двигателя. Она подтвердила получение приказа с нескрываемым отвращением.
Флинкс пришел к выводу, что именно ему-то и придется прервать молчание, вызванное их бесцеремонной первой встречей. Иначе они могут не обменяться ни словом за все путешествие, а даже такой большой космический корабль слишком мал по площади для сохранения враждебности.
Он вошел в рубку и подошел сзади к ее креслу. Вульф находился на противоположной стороне помещения. Ата ничего не сказала, но он знал, что она заметила его приход.
Он прочел в ней прямоту и решил ответить тем же.
— Послушайте, я не собирался тогда пинать вас там, в башне.
Она повернулась и вопросительно взглянула на него.
— То есть, я не собирался пинать вас, я собирался пнуть… о, черт! — Объяснение не казалось таким сложным, когда он мысленно репетировал его. Конечно, тогда ему не приходилось бороться с густым красно-карим цветом этих глаз. — Я думал, что вы шпион… или убийца, или что-то в этом духе. Вы, разумеется, не выглядели так, словно вам место там, где вы находились, и поэтому я выбрал наименее кровавый путь, какой только мог придумать, чтобы заставить вас выйти на открытое пространство. Это сработало, вы оказались не тем, чего я ожидал, и я извиняюсь. Вот! Мир?
Она поколебалась, а потом лицо ее смягчилось в смущенной улыбке. Она протянула руку:
— Мир!
Он поцеловал ее руку, вместо того, чтобы пожать, и Ата вернулась, довольная, обратно к своим приборам.
— Знаете, на самом-то деле вы были правы. Мне было совершенно нечего делать там, где я находилась. Равно как и заниматься тем, чем я занималась. Неужели я со спины выгляжу такой похожей на убийцу?
— Напротив, напротив. — Затем внезапно спросил: — Ваш босс очень привлекает вас, не правда ли?
Ее брови поползли вверх от удивления. Иной подумал бы, что он только что раскрыл одну из величайших тайн вселенной. О, Древо, неужели она настолько наивна?
— Право… право, что за предположение! Какая совершенно нелепая мысль! Максим Малайка — мой работодатель. И не более того. Что заставляет?.. Э, у вас есть какие-нибудь вопросы о корабле? Если нет, то я за…
Он поспешно спросил:
— Почему, хотя этот корабль бесконечно сложнее челнока, обоим требуется одинаковый экипаж из двух человек? — Он знал ответ, но хотел поддержать разговор.
— Причина вот, прямо тут… — она показала на ряд огоньков и приборов вокруг них. — Из-за того, что они столь сложны, требуется еще много автоматики просто для управления. На самом деле «Славная Дырка» большую часть времени прекрасно управляет сама собой. Если не считать отдачи команд и принятия решений, мы находимся здесь просто на случай непредвиденной ситуации. Например, межзвездная навигация чересчур сложна для ума человека или транкса, чтобы управиться с ней на любом действительно практичном уровне. Звездолеты должны управляться машинами, иначе они вообще были бы невозможны.
— Понимаю. Под всякими мелочами и непредвиденными ситуациями вы подразумеваете вещи вроде перехода?
— О, от перехода нет никакой настоящей опасности. Компании любят превращать это в большое дело, чтобы вызвать у пассажиров легкую дрожь возбуждения. Разумеется, время от времени услышишь о каком-нибудь происшествии. Нарушит метеор границу гравитационного колодца в момент смещения, а шансов на это — один к миллиону, и корабль вывернется наизнанку или совершит что-то равно странное. Это исключение из правил. Трилевидение и фотогазеты раздувают эти происшествия до масштабов, совершенно не соответствующих их размерам. Обычно от этого не больше неприятностей, чем если перешагнуть с суши на плывущую лодку.
— Рад это слышать. Не думаю, что мне доставило бы удовольствие оказаться вывернутым наизнанку. Это случилось со старым «Так Держать», не так ли?
— Ну да. Это было в две тысячи четыреста тридцать третьем году, по старому календарю. На самом же деле, нам приходится беспокоиться только о том, чтобы поддерживать постоянное положение центра поля по отношению к вееру и генератору. Об этом, по большей части, заботятся компьютеры. Коль скоро он упадет слишком далеко вперед или слишком близко, то придется остановить корабль, а потом начинать все заново. Это отнимает массу времени на ускорение и торможение, и дело это не только дорогое, но и хитрое. Если поле начнет вибрировать, то корабль может рассыпаться на куски. Но, как я сказала, со всеми этими беспокойствами за нас справляются компьютеры. Исключая, конечно, непредвиденные обстоятельства.
— Я никогда не бывал раньше на корабле с КК-двигателем. Хоть я и не физик, не могли бы вы дать мне краткое объяснение, как действует эта штука? Так, чтобы смог понять даже мой простой ум?
— Ладно, — вздохнула она. — Генератор Каплиса — а именно его мы и держим на «веере» впереди — делает вот что: он по существу производит мощное сконцентрированное гравитационное поле впереди по курсу корабля, корабль движется к нему, естественно притягиваемый «телом» с большей «массой», нежели у него самого. Являясь частью корабля, КК-двигатель, естественно, перемещается вместе с ним. Но двигатель, перемещаясь вперед, настроен поддерживать поле на постоянном расстоянии от корпуса судна. Поэтому поле тоже передвигается вперед. Корабль опять пытается догнать его, и так далее до бесконечности. Поле по существу тянет корабль, вместо того, чтобы толкать его, как это делают ракеты челнока. КК-суда на самом деле передвигаются серией непрерывных рывков, настолько стремительных и частых, что они кажутся одной непрерывной плавной тягой. Увеличение или уменьшение размеров поля определяет скорость корабля. Так как гравитация является волновым, а не корпускулярным видом энергии, то на нее приближение к скорости света влияет не так, как на массу. КК-поле создает позади себя конусовидную зону напряжения, в которой масса ведет себя иначе, чем при нормальных обстоятельствах. Вот почему, когда мы превышаем скорость света, я не вижу сквозь вас или что-нибудь в этом роде. В результате нашего первоначального прорыва, или «перехода», скорость нашего путешествия страшно возрастает. Это что-то вроде скачек верхом на очень хорошо управляемом снаряде СККАМ.
Наша первоначальная мощь берется от небольшой водородной «запальной свечи», — иногда я гадаю, откуда взялось это выражение — установленной неподалеку от генератора, расположенного в трубчатой части корабля. Коль скоро поле возникло, его можно в определенной степени «канализировать». Именно отсюда-то мы и получаем гравитацию для корабля и энергию для освещения, автобара и всего прочего.
На случай отказа двигателя имеются заготовки для превращения веера в старый двигатель ионного типа, получающий энергию от водородной свечи. Потребовалось бы двенадцать лет при наивысшей его скорости, чтобы добраться от Мотылька до Кабеля, ближайшей населенной планеты. А дальше в пространстве, там, где звезды более рассеянны, дело обстоит еще хуже. Но лучше через двенадцать с чем-нибудь лет, чем никогда. Оказавшиеся на мели корабли спасались-таки этим способом… те, что сумели преодолеть трудности, вроде отсутствия продовольствия или безумия. Но процент отказа у КК-двигателей мизерный. Только изредка человеку удается раздолбать его.
— Спасибо, — поблагодарил ее Флинкс. — Это помогает… в некотором роде. — Он бросил взгляд на Вульфа и увидел, что тот совершенно погрузился в работу. И, понизив голос, сказал: — Между прочим, я думаю, что вы неправильно представляете себе, что такое Рысь.
— Проститутка, — автоматически ответила она.
— Угу, Рыси — это группа прекрасных и честолюбивых женщин, не рассматривающих пожизненный брак как конечный итог развития цивилизации. Они предпочитают переходить от одного интересного мужчины к другому.
— Именно так я и слышала. И видела. Все равно это вопрос личной точки зрения. — Она подчеркнуто фыркнула.
Он направился к выходу:
— Поэтому я думаю, вам незачем беспокоиться, что Сиссиф или любая другая остановится на вашем коммерсанте навсегда.
— Слушайте! — закричала она. — В последний раз вам говорю, я… — она резко снизила тон, когда Вульф с любопытством посмотрел в ее сторону. — Я не влюблена в Максима Малайку!
— Разумеется, разумеется, — отозвался из дверей Флинкс. — Это сразу видно.
И лишь некоторое время спустя, просматривая видеозапись в своей каюте, он вдруг сообразил, что пропустил переход.
8
Телин ауз Руденуаман непринужденно отдыхала в своих комнатах большого комплекса в поместье тетки. Одета она была скудно, то есть по меньшей мере столь же мало, как и огромный мужчина, стоявший перед настенным зеркалом, восхищаясь игрой своих мускулов.
— Рори, — обратилась она к потолку. — Ты ведь любишь меня, не правда ли?
— Гммм, угум, — отозвался мужчина, сгибая колено и разминая мускулы предплечья.
— И ты сделаешь для меня все что угодно, не правда ли?
— Угум, гммм.
— Тогда почему же, — внезапно закричала она, сев на постели, — ты, черт возьми, ничего не сделал этим утром, когда старая ведьма набросилась на меня?
Мужчина вздохнул и с сожалением повернулся от зеркала лицом к ней. Тело его было твердым, но лицо удивительно мягким, почти детским. Прекрасным и мягким. Выражало оно дружелюбие и описывалось лучше всего как до крайности бессмысленное.
— Телин, милая, я мог бы кое-что сказать, но чего бы я этим добился? Только вызвал бы у нее больше подозрений по отношению к нам. Она уже все равно твердо решила задать тебе жару, и все сказанное мной вряд ли смогло бы отвратить ее от этого. Кроме того, она, знаешь ли, была права. Ты-таки напортачила с этим…
— Заткнись. Этого я наслушалась утром от нее. Наверняка ведь, она не могла ожидать, что я буду отвечать за неумелость людей, нанятых-то в первую очередь ее ребятами?
Рори Маллап ван Клееф опять вздохнул и начал натягивать золоченый халат.
— Полагаю, что так, милая. Но, впрочем, когда она вообще бывала в чем-нибудь разумна? Я в общем-то не понимаю тонкостей таких дел. Она сделалась страшной сукой, не правда ли?
Телин выскользнула из постели, и подойдя к нему, села рядом. Она собственнически обняла его за массивные плечи.
— Слушай, Рори, я уже говорила тебе. Мы можем добиться хоть какого-то счастья только одним способом: ликвидировав эту старую шлюху раз и навсегда.
Рори усмехнулся. Природа не обделила его чувством юмора, хоть и крайне примитивным.
— Ай-яй-яй, разве можно так говорить о любимой тетушке?
— Да. Только так и можно говорить о ней! И я при том ей льщу. Каждый раз, когда мы обсуждаем ее ликвидацию, во мне берут верх инстинкты милосердия. Но если конкретней…
— Пожалуйста, милая, я сейчас не в настроении.
— Рори, — она снова выпрямилась. — Ты любишь меня… или ее?
— Не надо непристойностей, милая! Ты понятия не имеешь, ни малейшего понятия, какая это трудная задача — необходимость постоянно изображать интерес к этому мешку хирургических чудес. Особенно, — он посадил ее к себе на колени и поцеловал, — после тебя.
— Мммм. Вот такие твои речи мне нравится слушать! — Он снова заставил ее замурлыкать. — Значит, ты посодействуешь мне?
— Как я уже говорил, если ты выдвинешь разумный и приличный план. Любовь любовью, а я не намерен провести остаток своей жизни на каком-нибудь тюремном спутнике из-за какого-то лишь наполовину разработанного замысла. Я не гений, но достаточно умен, чтобы понять это. Потому пошевели мозгами за нас обоих. А я обеспечу любые потребные мускулы, которых, — добавил он, любовно разминая трицепс, — у меня более чем достаточно.
Она выскользнула из его объятий и сердито топнула по покрытому глубоким мехом полу.
— Перестань хоть на минуту восхищаться самим собой и попытайся быть серьезным. Убийство — это не забава.
— Отнюдь, когда оно связано с твоей теткой.
— О, ты невозможен! Ладно, слушай, ты знаешь, как она любит купаться в том маленьком бассейне, там, где все эти красивые рыбки, улитки и прочие? — Глаза ее сузились в щелки. — И что она старается плавать там каждый день?
— Да, я знаю это место. Ну и что?
— Будет ведь очень просто заминировать этот бассейн, как тебе кажется?
Он с сомнением покачал головой:
— Ее люди такое заметят. Ты же знаешь, как она осторожна.
— Не заметят, если мы замаскируем мину под одну из тех проверенных лягушек или что-нибудь еще! — Она так и сияла. — Да, под лягушку. Я уверена, что такое устройство можно изготовить. Да, водонепроницаемое, небольшое, но тем не менее способное вместить смертельный заряд. А ты сможешь, пока я подбрасываю эту штуку в воду, гм, «усыпить» на минуту охранника, больше нам не понадобится.
— План кажется неплохим, милая. Да, Телин, я тоже так думаю! — Он взял ее на руки и нежно поцеловал. — Мне, однако, интересно узнать одну вещь. Почему ты раньше не придумала что-нибудь в этом роде?
Губы ее скривились в хищной улыбке, которая, как она знала, была почти точной копией улыбки тетки.
— О, я придумывала, придумывала. Но до этого утра я не испытывала на самом деле достаточного побуждения! Сегодня я наконец убедилась, что она совершенно обезумела. Будет всего лишь добрым делом подарить ей вечный сон.
Рашалейла Нуаман отключила экран слежки и по-кошачьи улыбнулась самой себе. Щедрость и заботливость ее племянницы… ну, просто потрясали. Так значит, она набралась наконец достаточно смелости, чтобы действительно спланировать это дело! Да, самое время. Но доверить такое этому болвану ван Клеефу! Це-це-це. Плохая мысль, плохая. Как вообще мог кто-то влюбиться в автомат, полнейшее ничтожество, вроде этого! О, разумеется, в постели он был великолепен. Но за ее пределами он был ничто, пустое место, нуль. Само собой, с добрыми намерениями и любящий. Как большой щенок. А, ладно. Пусть себе наслаждается своими играми. Это будет хорошей практикой для Телин. Поднимет ее уверенность в себе и все такое. В конечном итоге, однако, бедняжку придется резко привести в чувство. Она захихикала. Такие безделицы прекрасны, но не в рабочее время. А это кое о чем напоминает. Надо поручить смотрителю убрать всех этих миленьких лягушечек. По крайней мере, временно. Нет смысла зря терять их. Наверное, завтра на ужин.
Она немного поспешила выключить экран, разыгравшийся стимулированный ум ее племянницы осенила новая мысль.
— Нам также следует держать старую суку в состоянии неуравновешенности, Рори. Пока пытаемся пробить это дело. Она, знаешь ли, не полная идиотка.
— Я полагаю, это неплохая мысль, — отозвался ван Клееф, разминая квадрицепсы. — Ты что-нибудь придумаешь.
Лицо ее осветилось.
— Я придумала, о, я придумала!
Она потянулась и подошла к фарфоровому столу. Потайная кнопка открыла экран связи, который, как она знала, не прослушивался автоматическими мониторами слежки ее дорогой тетушки. Это была единственная машина в поместье, чью схему она проверила сама. Она быстро отстучала короткую серию цифр, помчавшую ее вызов по особой и очень секретной системе ретрансляции к тому сектору пространства, с которым мало кто имел контакты.
В конечном итоге экран прояснился, и лицо начало обретать четкость.
— Ну, доброго света вам, Амувен ДЕ, и да будет в вашем доме всегда полно праха.
Лицо ААннского бизнесмена сморщилось в зубастой улыбке.
— Как всегда, как всегда. Очень рад снова видеть вас, госпожа Руд!
— Рори, — обратилась она к потолку. — Ты ведь любишь меня, не правда ли?
— Гммм, угум, — отозвался мужчина, сгибая колено и разминая мускулы предплечья.
— И ты сделаешь для меня все что угодно, не правда ли?
— Угум, гммм.
— Тогда почему же, — внезапно закричала она, сев на постели, — ты, черт возьми, ничего не сделал этим утром, когда старая ведьма набросилась на меня?
Мужчина вздохнул и с сожалением повернулся от зеркала лицом к ней. Тело его было твердым, но лицо удивительно мягким, почти детским. Прекрасным и мягким. Выражало оно дружелюбие и описывалось лучше всего как до крайности бессмысленное.
— Телин, милая, я мог бы кое-что сказать, но чего бы я этим добился? Только вызвал бы у нее больше подозрений по отношению к нам. Она уже все равно твердо решила задать тебе жару, и все сказанное мной вряд ли смогло бы отвратить ее от этого. Кроме того, она, знаешь ли, была права. Ты-таки напортачила с этим…
— Заткнись. Этого я наслушалась утром от нее. Наверняка ведь, она не могла ожидать, что я буду отвечать за неумелость людей, нанятых-то в первую очередь ее ребятами?
Рори Маллап ван Клееф опять вздохнул и начал натягивать золоченый халат.
— Полагаю, что так, милая. Но, впрочем, когда она вообще бывала в чем-нибудь разумна? Я в общем-то не понимаю тонкостей таких дел. Она сделалась страшной сукой, не правда ли?
Телин выскользнула из постели, и подойдя к нему, села рядом. Она собственнически обняла его за массивные плечи.
— Слушай, Рори, я уже говорила тебе. Мы можем добиться хоть какого-то счастья только одним способом: ликвидировав эту старую шлюху раз и навсегда.
Рори усмехнулся. Природа не обделила его чувством юмора, хоть и крайне примитивным.
— Ай-яй-яй, разве можно так говорить о любимой тетушке?
— Да. Только так и можно говорить о ней! И я при том ей льщу. Каждый раз, когда мы обсуждаем ее ликвидацию, во мне берут верх инстинкты милосердия. Но если конкретней…
— Пожалуйста, милая, я сейчас не в настроении.
— Рори, — она снова выпрямилась. — Ты любишь меня… или ее?
— Не надо непристойностей, милая! Ты понятия не имеешь, ни малейшего понятия, какая это трудная задача — необходимость постоянно изображать интерес к этому мешку хирургических чудес. Особенно, — он посадил ее к себе на колени и поцеловал, — после тебя.
— Мммм. Вот такие твои речи мне нравится слушать! — Он снова заставил ее замурлыкать. — Значит, ты посодействуешь мне?
— Как я уже говорил, если ты выдвинешь разумный и приличный план. Любовь любовью, а я не намерен провести остаток своей жизни на каком-нибудь тюремном спутнике из-за какого-то лишь наполовину разработанного замысла. Я не гений, но достаточно умен, чтобы понять это. Потому пошевели мозгами за нас обоих. А я обеспечу любые потребные мускулы, которых, — добавил он, любовно разминая трицепс, — у меня более чем достаточно.
Она выскользнула из его объятий и сердито топнула по покрытому глубоким мехом полу.
— Перестань хоть на минуту восхищаться самим собой и попытайся быть серьезным. Убийство — это не забава.
— Отнюдь, когда оно связано с твоей теткой.
— О, ты невозможен! Ладно, слушай, ты знаешь, как она любит купаться в том маленьком бассейне, там, где все эти красивые рыбки, улитки и прочие? — Глаза ее сузились в щелки. — И что она старается плавать там каждый день?
— Да, я знаю это место. Ну и что?
— Будет ведь очень просто заминировать этот бассейн, как тебе кажется?
Он с сомнением покачал головой:
— Ее люди такое заметят. Ты же знаешь, как она осторожна.
— Не заметят, если мы замаскируем мину под одну из тех проверенных лягушек или что-нибудь еще! — Она так и сияла. — Да, под лягушку. Я уверена, что такое устройство можно изготовить. Да, водонепроницаемое, небольшое, но тем не менее способное вместить смертельный заряд. А ты сможешь, пока я подбрасываю эту штуку в воду, гм, «усыпить» на минуту охранника, больше нам не понадобится.
— План кажется неплохим, милая. Да, Телин, я тоже так думаю! — Он взял ее на руки и нежно поцеловал. — Мне, однако, интересно узнать одну вещь. Почему ты раньше не придумала что-нибудь в этом роде?
Губы ее скривились в хищной улыбке, которая, как она знала, была почти точной копией улыбки тетки.
— О, я придумывала, придумывала. Но до этого утра я не испытывала на самом деле достаточного побуждения! Сегодня я наконец убедилась, что она совершенно обезумела. Будет всего лишь добрым делом подарить ей вечный сон.
Рашалейла Нуаман отключила экран слежки и по-кошачьи улыбнулась самой себе. Щедрость и заботливость ее племянницы… ну, просто потрясали. Так значит, она набралась наконец достаточно смелости, чтобы действительно спланировать это дело! Да, самое время. Но доверить такое этому болвану ван Клеефу! Це-це-це. Плохая мысль, плохая. Как вообще мог кто-то влюбиться в автомат, полнейшее ничтожество, вроде этого! О, разумеется, в постели он был великолепен. Но за ее пределами он был ничто, пустое место, нуль. Само собой, с добрыми намерениями и любящий. Как большой щенок. А, ладно. Пусть себе наслаждается своими играми. Это будет хорошей практикой для Телин. Поднимет ее уверенность в себе и все такое. В конечном итоге, однако, бедняжку придется резко привести в чувство. Она захихикала. Такие безделицы прекрасны, но не в рабочее время. А это кое о чем напоминает. Надо поручить смотрителю убрать всех этих миленьких лягушечек. По крайней мере, временно. Нет смысла зря терять их. Наверное, завтра на ужин.
Она немного поспешила выключить экран, разыгравшийся стимулированный ум ее племянницы осенила новая мысль.
— Нам также следует держать старую суку в состоянии неуравновешенности, Рори. Пока пытаемся пробить это дело. Она, знаешь ли, не полная идиотка.
— Я полагаю, это неплохая мысль, — отозвался ван Клееф, разминая квадрицепсы. — Ты что-нибудь придумаешь.
Лицо ее осветилось.
— Я придумала, о, я придумала!
Она потянулась и подошла к фарфоровому столу. Потайная кнопка открыла экран связи, который, как она знала, не прослушивался автоматическими мониторами слежки ее дорогой тетушки. Это была единственная машина в поместье, чью схему она проверила сама. Она быстро отстучала короткую серию цифр, помчавшую ее вызов по особой и очень секретной системе ретрансляции к тому сектору пространства, с которым мало кто имел контакты.
В конечном итоге экран прояснился, и лицо начало обретать четкость.
— Ну, доброго света вам, Амувен ДЕ, и да будет в вашем доме всегда полно праха.
Лицо ААннского бизнесмена сморщилось в зубастой улыбке.
— Как всегда, как всегда. Очень рад снова видеть вас, госпожа Руд!
9
Флинкс уже несколько минут молча глядел в главный иллюминатор салона, отлично сознавая, что позади него кто-то есть. Но повернись он сразу, это породило бы ненужную неловкость. Он повернулся только сейчас, увидел двух ученых и понял, что заботиться ему было не о чем, оба не обращали на него никакого внимания. Они растянулись на шезлонгах и созерцали великолепный хаос искаженных двигателями небес. Не обращая внимания на их пристальные взгляды, призматическое великолепие текло дальше без изменений.
— Не беспокойся на счет нас, Флинкс. Мы пришли сюда ради того же, насладиться зрелищем. — Философ вновь перенес свое внимание к большому иллюминатору и искаженным эффектом Допплера солнцам, пылавшим намного резче, чем когда-либо могли светить в своем естественном состоянии.
Но сосредоточенность и настроение Флинкса были уже нарушены. Он продолжал стоять лицом к двум ученым.
— Сэры, вам не кажется странным, что когда столь многим бывает так трудно договориться друг с другом, вы, принадлежащие к двум предельно различным расам, сумели так хорошо поладить?
— Твои вопросы, юноша, боюсь, никогда не будут отличаться излишней деликатностью. — Цзе-Мэллори повернулся к транксу: — В былые времена мы с моим другом существовали довольно в тесной, можно даже сказать, интимной связи. Этого требовала наша работа. И не так уж мы сильно различаемся, как ты, возможно, думаешь.
— Я помню, вы несколько раз называли друг друга братьями по кораблю.
— Да? Полагаю, называли. Мы так и не привыкли к мысли, что другие могут счесть это необычным. Настолько это естественно для нас.
— Вы были артиллерийским расчетом?
— Нет, — ответил Трузензюзекс, — мы летали на стингере. Маленьком, быстроходном, с одним средним проектором СККАМ.
— Что же касается наших отношений, не связанных с корабельной жизнью, Флинкс, то я не уверен, что мы с Тру можем дать тебе объективный ответ. Наши личности, кажется, просто-напросто дополняют друг друга. Всегда дополняли. Взаимопритяжение между людьми и транксами — это нечто такое, над чем не один год бились психологи обеих рас, да так и не дали удовлетворительного объяснения. Есть даже пары и группировки, которым становится физически плохо, если они надолго разлучаются со своей инородной половиной. И это, кажется, действует на обе стороны. Своего рода психологический симбиоз. Субъективно же, мы просто чувствуем себя друг с другом крайне комфортно. Ты знаешь о событиях, приведших к Слиянию, питаро-челанксийской войне и тому подобном?
— Боюсь, только разрозненные отрывки. Регулярное посещение школы — это нечто такое, что рано стало избегать меня.
— Гмм. Или, как я подозреваю, наоборот. Тру?
— Расскажи пареньку сам. Я уверен, что он найдет человеческую версию повести более приятной.
— Ладно. Люди и транксы знают друг друга сравнительно небольшой период времени. Сегодня в такое трудно поверить, но это правда. Разведкорабли обеих цивилизаций впервые встретились друг с другом немногим больше двух з-веков назад. К тому времени человечество пребывало в космосе уже несколько з-веков. За это время оно в ходе изысканий и колонизации планет столкнулось со многими чуждыми формами жизни. Разумными и нет. То же самое относилось и к транксам, пребывавшим в космосе даже несколько дольше, чем человечество.
С самого начала между двумя расами возникло некоторое взаимопритяжение. Благоприятные реакции с обеих сторон намного перевешивали ожидавшиеся предубеждения и антипатии.
— Не беспокойся на счет нас, Флинкс. Мы пришли сюда ради того же, насладиться зрелищем. — Философ вновь перенес свое внимание к большому иллюминатору и искаженным эффектом Допплера солнцам, пылавшим намного резче, чем когда-либо могли светить в своем естественном состоянии.
Но сосредоточенность и настроение Флинкса были уже нарушены. Он продолжал стоять лицом к двум ученым.
— Сэры, вам не кажется странным, что когда столь многим бывает так трудно договориться друг с другом, вы, принадлежащие к двум предельно различным расам, сумели так хорошо поладить?
— Твои вопросы, юноша, боюсь, никогда не будут отличаться излишней деликатностью. — Цзе-Мэллори повернулся к транксу: — В былые времена мы с моим другом существовали довольно в тесной, можно даже сказать, интимной связи. Этого требовала наша работа. И не так уж мы сильно различаемся, как ты, возможно, думаешь.
— Я помню, вы несколько раз называли друг друга братьями по кораблю.
— Да? Полагаю, называли. Мы так и не привыкли к мысли, что другие могут счесть это необычным. Настолько это естественно для нас.
— Вы были артиллерийским расчетом?
— Нет, — ответил Трузензюзекс, — мы летали на стингере. Маленьком, быстроходном, с одним средним проектором СККАМ.
— Что же касается наших отношений, не связанных с корабельной жизнью, Флинкс, то я не уверен, что мы с Тру можем дать тебе объективный ответ. Наши личности, кажется, просто-напросто дополняют друг друга. Всегда дополняли. Взаимопритяжение между людьми и транксами — это нечто такое, над чем не один год бились психологи обеих рас, да так и не дали удовлетворительного объяснения. Есть даже пары и группировки, которым становится физически плохо, если они надолго разлучаются со своей инородной половиной. И это, кажется, действует на обе стороны. Своего рода психологический симбиоз. Субъективно же, мы просто чувствуем себя друг с другом крайне комфортно. Ты знаешь о событиях, приведших к Слиянию, питаро-челанксийской войне и тому подобном?
— Боюсь, только разрозненные отрывки. Регулярное посещение школы — это нечто такое, что рано стало избегать меня.
— Гмм. Или, как я подозреваю, наоборот. Тру?
— Расскажи пареньку сам. Я уверен, что он найдет человеческую версию повести более приятной.
— Ладно. Люди и транксы знают друг друга сравнительно небольшой период времени. Сегодня в такое трудно поверить, но это правда. Разведкорабли обеих цивилизаций впервые встретились друг с другом немногим больше двух з-веков назад. К тому времени человечество пребывало в космосе уже несколько з-веков. За это время оно в ходе изысканий и колонизации планет столкнулось со многими чуждыми формами жизни. Разумными и нет. То же самое относилось и к транксам, пребывавшим в космосе даже несколько дольше, чем человечество.
С самого начала между двумя расами возникло некоторое взаимопритяжение. Благоприятные реакции с обеих сторон намного перевешивали ожидавшиеся предубеждения и антипатии.