Муж начал торговые переговоры в восхитительной импровизированной манере.
— Ну… наверно, кое-что может быть вызвано… у нас уже много таких безделушек… непомерные цены… разумный уровень…
— Уровень! Вы говорите об уровне? — Возмущенное оханье Мамаши Мастифф было достаточно сильным, чтобы донести запах чеснока до места, где стоял Флинкс. Транксы, замечательное дело, проигнорировали его. — Милостивый государь, я живу сейчас на уровне голого существования! Правительство забирает все мои деньги, а мне остаются жалкие гроши, жалкие гроши, сударь, для трех моих сыновей и двух дочерей!
Флинкс покачал головой, восхищаясь несравненным стилем Мамаши Мастифф. Потомство транксов всегда бывало кратным двум, врожденное свойство, необходимое для выживания. С большинством земных и человеческих дел не возникало никаких конфликтов, но благодаря какому-то вывиху психологии, транксы считали нечетные рождения у людей делом как жалким, так и в немалой степени неприличным.
— Тридцать кредитов, — наконец вздохнула она.
— Кощунство! — воскликнул муж, сильно тряся антеннами. — Они стоят не больше десяти, да и то я немилосердно льщу ремесленнику.
— Десять! — простонала Мамаша Мастифф, симулируя обморок. — Это существо говорит «десять», и еще похваляется этим! Наверняка… Сударь, вы ведь наверняка не ожидаете, что я буду всерьез обдумывать такое предложение? Оно неудачно даже для шутки!
— Тогда пятнадцать, и мне следовало бы сообщить о вас местному магистрату. Даже у простых воров хватает приличия работать инкогнито.
— Двадцать пять. Сударь, вы культурные и богатые существа, наверняка, можете найти лучшее занятие, чем насмехаться и потешаться над старой самкой. Той, которая, несомненно, оплодотворила столько же яиц, сколько и вы…
У самки хватило достоинства опустить голову и покраснеть. Транксы относились к сексу вполне открыто… и к своему, и к чужому… но все же, подумал Флинкс, существовали границы, переступать которые не полагалось.
Может, это и не являлось проявлением хороших манер, но в данном случае это, похоже, являлось хорошим подспорьем бизнесу. Самец неловко хмыкнул, издав глухое вибрирующее гудение.
— Тогда двадцать.
— Двадцать три с половиной, и даже на десятую кредита меньше я не соглашусь! — продекламировала Мамаша Мастифф и сложила руки на груди в признанном жесте окончательного решения.
— Двадцать один, — сделал встречное предложение самец.
Мамаша Мастифф упрямо покачала головой, неподвижная, как дерево. Она выглядела готовой переждать энтропию.
— Двадцать три с половиной и ни десятой кредита меньше. Мое последнее и окончательное предложение, милостивый государь. Эта пара кувшинов сама найдет рынок сбыта. Я должна жить и боюсь, что и так уже позволила вам нанести ущерб своим интересам.
Самец бы еще поспорил, хотя бы из принципа, если бы не было еще какой-нибудь причины, но в этот момент самка положила иструку ему на грудную клетку-б, как раз ниже уха, и чуть погладила. Это закончило торг.
— Азах, Темные Центры! Двадцать пять… нет, двадцать три с половиной кредита! Воровство! Покушение на разум! Всем хорошо известно, что человек обманет и свою родительницу, лишь бы нажить полкредита!
— И всем также хорошо известно, — гладко ответила Мамаша Мастифф, принимая деньги, — что транксы — самые хитрые торгаши в галактике. Вы сами совершили кражу, сударь, так что вор-то вы, а не я!
Как только передача кредитов закончилась, Флинкс покинул свой наблюдательный пост и прошел к этой комбинации ларька с домом. Транксы счастливо отбыли, переплетя антенны. Может, у них брачный полет? Самец, по крайней мере, казался слишком пожилым для этого. Цвет его хитинового покрова переходил понемногу в синий, несмотря на явное применение косметики, в то время как у самки был куда более молодой аквамариновый цвет. Транксы тоже держали любовниц. Во влажном воздухе их тонкий аромат долго не пропадал.
— Ну, мать, — начал он. Флинкс не указывал на родство — на этом она настояла много лет назад, — а употребил титул, дарованный ей народом рынка. Ее все называли матерью. — Бизнес, кажется, идет неплохо.
Она явно не заметила его приближения и на мгновение смешалась.
— Что? Что? А, это ты, щенок! Пхе! — она сделала пренебрежительный жест в направлении отбывших транксов. — Ворье эти жуки, так меня обкрадывать! Но разве у меня есть выбор? — Она не дождалась ответа. — Я старая женщина и должна иногда продавать, чтобы обеспечить себя, даже по таким ценам, иначе кто в этом городе станет кормить меня?
— Вероятнее, мать, город станешь кормить ты. Я видел, как ты покупала эти же спиральные кувшины у Олина Медника не далее как шесть дней назад… за одиннадцать кредитов.
— Да? Хм, — кашлянула она. — Должно быть, ты ошибся, мальчик. Даже ты, знаешь ли, можешь иной раз ошибиться. Гм, ты уже ел сегодня?
— Только пирожок с тиксом.
— Разве так я тебя воспитывала, жить на сладостях? — В своей благодарности за смену темы она изобразила гнев. — И ручаюсь, ты в любом случае отдал половину этому своему проклятому змею!
При этих словах Пип поднял дремлющую голову и испустил тихое шипение. Мамаша Мастифф не любила мини-дракончика и всегда относилась к нему отрицательно. Да и мало кто другой положительно. Некоторые могли притязать на дружбу, и после уговоров немногих из них можно было даже убедить погладить его. Но никто не мог забыть, что яд этого вида мог свести человека в могилу за шестьдесят секунд, а противоядие являлось редкостью. Флинкса никогда не обманывали ни в делах, ни в удовольствиях, когда вокруг его плеча лежал, свернувшись, змей.
— Полегче, мать. Он, знаешь ли, понимает, что ты говоришь. На самом-то деле не столько что, сколько почему.
— О, разумеется, разумеется! Утверждай теперь, что это чудовище обладает разумом! Он, наверное, околдован. В последнее я, по крайней мере, верю, так как, да, не могу отрицать, видела, как эта тварь странно ведет себя. Но он не работает, постоянно спит и чудовищно много ест. Ты, малыш, намного лучше жил бы без него.
Он рассеянно почесал мини-дракончика за плоской чешуйчатой головкой.
— Твое предложение не смешно, мать. Кроме того, он-таки работает в выступлении…
— Дешевый трюк, — фыркнула она, но не громко.
— А что касается его манеры спать и есть, то он, конечно, отличается от нас, и обмен веществ у него происходит по совершенно другим законам. И самое главное — он мне нравится и… я нравлюсь ему.
Мамаша Мастифф поспорила бы еще, если бы они не прошли за долгие годы бессчетные вариации этого самого спора. Несомненно, собака или одна из местных одомашненных бегающих птиц была бы более полезным дружком для мальчика, но когда Мамаша Мастифф взяла к себе вызвавшего у нее сочувствие малыша, у нее не было кредитов ни на собак, ни на птиц. Флинкс сам наткнулся на дракончика в переулке за их первой лачугой, роющегося в мусорной куче в поисках мяса и сахара. Не ведая, кто он такой, Флинкс приблизился к нему открыто и без страха. На следующее утро она обнаружила их обоих, свернувшихся вместе в постели мальчика. Она схватила метлу и попыталась шугануть змея, но вместо этого сама была напугана, когда тот открыл рот и угрожающе зашипел на нее. Это была ее первая и последняя попытка разлучить эту пару.
Отношения между ними были необычными и многократно обсуждались, особенно потому, что Аласпин находился во многих парсеках от Мотылька, и никто не мог вспомнить, чтобы слышал раньше о мини-дракончике, жившем на свободе вне своего родного мира. Большинство подозревало, что он принадлежал какому-то космическому торговцу, освободился в челночном порту и сбежал. Поскольку ввоз ядовитых животных являлся уголовным преступлением на большинстве планет, в том числе и на Мотыльке, никого не удивляло, что первоначальный владелец не предпринял никаких усилий предъявить права на свою собственность. В любом случае, он никому не причинял вреда (Флинкс, правда, знал кое-что другое, но об этом лучше помалкивать), и поэтому никто на рынке не заявил протеста властям по поводу его присутствия, хотя все страстно желали, чтобы он убрался куда-нибудь подальше.
Флинкс решил сменить тему.
— Как ты обеспечена кредитами, мать?
— Пхе! Как всегда плохо. Но, — с лукавой, чуть заметной усмешкой сказала она, — на этой последней сделке я должна бы суметь протянуть какое-то время.
— Держу пари, — засмеялся он. Он повернулся посмотреть на беспрестанно текущую вокруг и перед лавочкой разноцветную толпу, пытаясь определить процент богатых туристов среди повседневного населения. От этих усилий у него, как обычно, заболела голова.
— Обычный дневной косяк, мать, или нет?
— О, деньги там сейчас есть, что и говорить! Я их носом чую. Но они отказываются подходить к моей лавке. Наверно, тебе повезет больше, малыш.
— Наверно. — Он вышел из-под навеса, взобрался на помост, возвышавшийся слева от лавки, и принялся осторожно переставлять большие горшки и тазы, составляющие основную массу дешевых товаров Мамаши Мастифф, чтобы дать себе достаточно места для работы.
Зрителей он приманивал простым и устаревшим способом. Вытянув из кармана четыре шарика, брана, он начал жонглировать ими. Их отливали из сока дерева, росшего только в экваториальном поясе Мотылька. При рассеянном ультрафиолетовом свете солнца они пульсировали слабым желтым светом. Они идеально подходили для его нужд, будучи твердыми и одинаковой плотности. Начала собираться небольшая толпа. Теперь он добавил пятый шарик и начал варьировать упражнения, кидая их за спиной, не нарушая ритма. Слух о нем расползся, словно невидимые щупальца, притягивая одного здесь, другого там, с краев перетасовывавшегося скопища народу. Вскоре он приобрел свой собственный немалый островок смотревших на него существ. Он тихо прошептал дракончику, почти погребенному в мягком меху:
— Пошел, приятель.
Пип поднялся на плече Флинкса, расправляя во всю ширь свои перепончатые кожаные крылья. Несмотря на его редкость, толпа узнала смертельный силуэт и отпрянула. Змей взвился в воздух и исполнил искусный спуск штопором, обвившись вокруг головы юнца, словно корона. Затем он принялся ловить каждый шарик и подбрасывать его высоко в воздух, меняя форму, но не ритм номера. Непрерывная флюоресцентная линия стала чертить более сложный узор. Это новшество приветствовала легкая рябь аплодисментов. Жонглеры в Дралларе являлись более чем обычным зрелищем, но такой молодой, столь умело работавший с ядовитой рептилией — нет. На помосте приземлились несколько монет, с металлическим звоном отскакивая иной раз от больших тазиков. Новые аплодисменты и новые монеты, когда змей запустил все пять шариков, один за другим, в корзинку позади помоста.
— Благодарю вас, благодарю вас, господа! — театрально поклонился Флинкс, думая теперь о настоящей части номера. — А теперь, вам на просвещение, удивление и уведомление… и за небольшой гонорар (легкий смех) я попытаюсь ответить на любой вопрос, любой вопрос, каким только кто-либо из зрителей, безотносительно к его расе или месту происхождения, захочет испытать меня.
Раздался обычный скептический ропот собравшихся и немало скучающих вздохов.
— Вся мелочь в моем кармане, — выпалил коммерсант в первом ряду, — если ты сможешь сказать, сколько ее там! — Он усмехнулся в ответ на нервные смешки из глубины толпы.
Флинкс проигнорировал сарказм в его голосе и спокойно стоял, плотно закрыв глаза. Не то чтобы это требовалось. Он мог равно хорошо «работать» и с широко открытыми. Это было образчиком чисто театрального действа, которого, кажется, всегда ожидала толпа. Почему они ожидали, что он будет смотреть внутрь себя, когда ему требовалось смотреть снаружи, оставалось для него вечной загадкой. Он не имел никакого настоящего представления о том, как приходили к нему ответы. Одну минуту у него в голове царили пустота и туман, а в следующую… иногда… появлялся ответ. Хотя «появлялся» тоже не совсем верное слово. Во многих случаях он даже не понимал вопросов, особенно когда их задавали не люди. Да и ответов не понимал. К счастью, для зрителей это не составляло никакой разницы. Он ведь не обещал истолковать их. Вот!
— Любезный сэр, у вас в кармане четыре десятых кредита и две сотых… и ключ, дающий вам доступ в некий клуб, где…
— Хватит, хватит! — неистово замахал узловатыми руками коммерсант и неловко поглядел на тех в толпе, кто стоял поближе к нему. — Это подойдет! Ты меня убедил… — Он порылся в кармане и извлек пригоршню мелочи, затолкав вызвавший хлопоты ключ обратно в карман, подальше от глаз любопытных, желавших поглядеть на него поближе. Он начал считать монеты, а затем растерянно остановился, с ошеломленным выражением лица.
— Клянусь бурлящим приливом Пали, этот щенок прав! Сорок две сотых. Он прав!
Он передал монеты и ушел, что-то бормоча про себя. Летящие монеты подчеркнули несколько нервные аплодисменты толпы. Флинкс опытно определил настроение собравшихся. Вера и насмешка качались на весах примерно вровень. Имелись, естественно, и такие, которые подозревали, что коммерсант служил подсадной уткой. Они допускали, что он сыграл свою роль очень убедительно.
— Полно, полно, господа! У нас здесь какая-то детская игра. Наверняка, среди вас найдутся существа с вопросами, какими действительно стоит испытать мое простое искусство?
Существо в задних рядах толпы, киллип в полном послебрачном оперении, вытянул вперед свою тонкую страусиную шею и спросил высоким, писклявым голосом:
— В каком лето-месяце появятся на свет мои птенцы?
— Искренне сожалею, сэр, но этот вопрос связан с будущим, а я не ясновидящий. — Существо удрученно вздохнуло и приготовилось покинуть сборище. У многих других тоже, кажется, появилась склонность уйти вместе с высоким орниторпом, и Флинкс поспешил добавить: — Но я горячо надеюсь, что все пять ваших птенцов успешно проклюнутся!
Удивленный киллип круто обернулся и выпучил глаза.
— Как вы узнали, какое число в моей кладке? — Разволновавшись, он заговорил на родном языке, и соседу пришлось напомнить ему перейти на симворечь.
— Я взял за правило не раскрывать профессиональных секретов. — Флинкс зевнул с рассчитанно преувеличенной скукой. — Бросьте, господа, задавайте настоящий вопрос. Мне быстро становится скучно. Чудес я, однако, производить не могу, да и в любом случае, они быстро приедаются.
К сцене бесцеремонно проталкивались двое человек, рослых, мускулистых парней. Тот, что был слева от Флинкса, носил очки, не ради их древней терапевтической ценности, а потому что в каких-то модных сейчас кругах это считалось чем-то вроде шика. Он протянул кредитную карточку:
— Ты можешь принять этим, мальчик?
Флинкс едва удержался от язвительного ответа на «мальчик», но достал картометр.
— Безусловно, сэр. Задавайте свой вопрос.
Очкастый открыл было рот, но остановился.
— Откуда я узнаю, сколько тебе заплатить?
— Я не могу устанавливать цены на свои ответы, только на ваш вопрос. Стоимость ответа на ваше усмотрение, сэр. Если я не дам ответа, то переведу ваши кредиты обратно вам. — Он показал на плечо, где бдительно покоился мини-дракончик. — Мой приятель, кажется, очень чувствителен к эмоциональному состоянию других. Даже больше, чем я сам. Жулик, например, излучает нечто такое, к чему он особенно чувствителен. Меня редко обжуливают.
Очкастый невесело улыбнулся.
— Интересно, почему? — Он набрал на карточке сумму и снова протянул ее. — Сто кредитов подойдет?
Флинкс быстро подавил свою реакцию. Сто кредитов! Это же больше, чем он иногда заколачивает за месяц! У него возникло на миг искушение снизить цифру, но удержала мысль о том, как будет смеяться Мамаша Мастифф, если прознает об этом. Особенно после его замечаний этим утром о ее ценах. Затем он напомнил себе, что очкарик сам установил эту цену и сам-то себя наверняка не обманывал. Он прозондировал его, но не смог заметить никаких следов юмора. Как и в его спутнике. Даже совсем наоборот. Но он еще не слышал вопроса. Что, если он не сумеет ответить на него?
— Э, ста кредитов будет вполне достаточно, сэр.
Очкастый кивнул и сунул карточку в маленький черный картометр. Компактная машина тихо загудела, и на крошечном диске со щелчком появилась сумма: единица, ноль, ноль. Возникла короткая пауза, а затем машинка опять зажужжала, и наверху у нее загорелся яркий красный огонек. Она отмечала, что такая-то сумма, номер карточки такой-то, соответствовала набранной сумме, и что сто (100) кредитов переведены на счет некоего Филипа Линкса (имя, под которым он фигурировал в городских ведомостях) в Королевский Банк суверенной республики Мотылек. Флинкс вернул картометр на место в сумку и снова посмотрел на двух ожидающих.
— Задавайте свой вопрос, сэры.
— Мы с моим спутником ищем одного человека… друга… мы знаем, что он находится где-то в этой части города, но пока нам не удалось встретиться с ним.
— Что в нем приметного? — спросил, не открывая глаз, Флинкс.
Теперь в первый раз заговорил другой. В голосе сквозило нетерпение, что подтвердили его мысли. Он отличался грубостью и низкой тональностью.
— Он невысокий… худощавый, у него рыжие волосы, как и у тебя, только потемнее и в мелких кудряшках. И кожа у него не такая темная, как у тебя. Она испещрена родинками, и у него влажные глаза.
Это помогало. Рыжие в Дралларе не изобиловали, а ссылка на «влажные глаза» указывала на человека с высокой сексуальной потенцией. Обнаружить такое сочетание будет легко. Флинкс начал чувствовать себя уверенней. И все же, Драллар велик. И требовалось также принять во внимание челночный порт.
— Недостаточно. Что еще?
Двое переглянулись. Затем более рослый заговорил вновь:
— На этом человеке обмундирование штурмана. У него есть… вероятно, при себе… маленькая карта… звездная карта. Она начертана от руки и выглядит очень непрофессионально. Он обычно держит ее за пазухой, и на блузе от этого небольшая выпуклость.
Флинкс сосредоточился посильнее. Так, мысленно абстрагируемся, определяем угол… Он открыл глаза и с удивлением поднял голову. Его взгляд устремился в задние ряды смолкшей толпы и остановился на стоявшем позади всех индивидууме. Рыжий, невысокий, с испещренной родинками кожей, влажными глазами и легкой выпуклостью над сердцем. Неудивительно, что Флинкс почувствовал и документ за пазухой. Как только их взгляды встретились, глаза рыжего расширились. Он сорвался с места и нырнул в рыночное столпотворение. Последовала суматоха, и рослый парень, обернувшись, напряг зрение, пытаясь разглядеть рыжего сквозь массу народа. Он стиснул руку на плече спутника и настойчиво показал в ту сторону. Они кинулись в направлении возникшего волнения, вынуждая других собравшихся уступать им дорогу скорей силой, чем по долгу вежливости.
Флинкс чуть было не окликнул их, но вместо этого пожал плечами. Если их удовлетворила такая форма ответа, то он, разумеется, не собирался спорить с ними. Сто кредитов! Даже не связывая себя ответом. И куча монет на помосте для Мамаши Мастифф. Он импульсивно махнул рукой толпе:
— Премного благодарен за внимание, господа. На сегодня представление окончено.
Собравшаяся толпа начала вливаться обратно в поток рыночного коловращения под аккомпанемент немалого числа разочарованных стонов несостоявшихся клиентов. С подаренной ему двумя незнакомцами неожиданной драматической кульминацией он мог бы, вероятно, немало выудить и у остальных, но его дар отличался капризностью и имел свойство быстро утомлять его. Лучше всего остановиться на неоспоримом успехе. Эта неожиданная удача давала ему право как следует отпраздновать ее, и ему не терпелось приступить к делу.
— Пип, если мы сможем получать то, что получили сегодня, каждый день, то король сделает меня своим казначеем, а тебя назначит официальным хранителем казны.
Пип уклончиво зашипел, глядя на него угольно-черными глазами. В этих крошечных омутах бурлили чернила. Его явно не очень-то привлекала работа на правительство.
— Ты, несомненно, опять проголодался. — Это вызвало более согласное шипение, и Флинкс, засмеявшись, почесал дракончика под мордой. — Так я и думал. Однако я чувствую, что лично мне требуется нечто более жидкое. Поэтому мы отправимся в заведение Сморчка Симма, где я буду хлебать пряное пиво, а ты сможешь проглотить все соленые сухарики, какие только поместятся в твоем ядовитом тельце! — На это змей вильнул хвостом, что вызвало дрожь по всему его телу, поскольку он вообще состоял главным образом из хвоста.
Когда они шли своей дорогой по булыжной мостовой глухой улицы, он начал мысленно упрекать себя за то, что не поиграл с толпой подольше. Он по-прежнему считал, что чрезмерно злоупотребляя своим талантом, он сожжет его. Но бывают времена, когда требуется проявлять не только осторожность, но и деловитость, как не раз наставляла его Мамаша Мастифф. И все же он сегодня долго спал и начал позже обычного. Толпу, вероятно, все равно оказалось бы трудно дальше удерживать. В Дралларе темнота обычно быстро рассеивала народ, вот и сейчас уже стало темным-темно. Кроме того, у него есть в кармане сто кредитов! По существу, а не в действительности, поскольку они находились на его счету в банке. Так зачем же беспокоиться? Разве солнце сражалось за приобретение больших количеств водорода?
Он почти добрался до тускло освещенного бара, когда ощутил звуки. Они просачивались из переулка слева от него, из темной, как глотка гигантской псевдостерляди с одного из Великих Северных Озер, дыры. Звуки очень сильно походили на шум драки. Поисковый зонд принес ему обертоны страха, гнева, ужаса, жадности, жажды крови. Драки для развлечения сопровождались многочисленными ругательствами и криками. Ничего подобного не издавали в бою насмерть, так как участвующие в нем слишком заняты и слишком сосредоточены на своей цели, чтобы терять зря дыхание. С таким предельным безмолвием дрались только люди, поэтому Флинкс сообразил, что дерущиеся не принадлежат к нечеловеческому населению города. К тому же присутствовала эта особая немота мыслей…
Флинкс не вмешивался в такие стычки. В городе вроде Драллара, где в изобилии сосуществовали толстые животы и пустые кошельки, имевший свои дела сохранял здоровье, покуда не совался в чужие. Он сделал шаг к мирному полумраку бара, но тут Пип размотался с его плеча и устремился в переулок.
Даже в своем сравнительно юном возрасте Флинкс умел бегло ругаться на четырнадцати языках. У него хватило времени только на пять, прежде чем он бросился в темень за своим приятелем. И лишь из предосторожности выхватил, не прерывая шага, из-за голенища сапога тонкий стилет.
Теперь он смог различить в смутном свете от задернутых облаками звезд и городских огней три фигуры. Две большие, стоявшие на ногах, а третья, легкого телосложения, лежала на земле с узнаваемой неподвижностью. Одна из других склонилась над распростертым телом. Прежде чем она смогла осуществить свои неизвестные намерения, она дернулась и громко проревела в тиши переулка:
— ПРОКЛЯТЬЕ!
Выругавшийся начал дико молотить по налетающей и пикирующей ему на голову кожаной ленте. Другой выхватил из наплечной кобуры опасный на вид нейтронный пистолет и попытался прицелиться в быстро движущийся объект. У Флинкса не осталось времени на раздумья. Смутно надеясь свалить противника наземь и нокаутировать его, он прыгнул ему на спину. Нащупанные им под блузой толстые канаты широких мускулов быстренько уничтожили эту надежду. Противник накренился. Еще секунда — и он раздавит Флинкса о стену ближайшего здания. Тонкое лезвие инстинктивно вонзилось в спину. Верзила ужасно выругался и рухнул наземь, словно большое дерево. Флинкс уже бросил мертвую тушу, прежде чем она коснулась мостовой. Когда верзила ткнулся лицом в булыжник, его спутник резко обернулся, чтобы встретить новую угрозу. Он выстрелил в направлении Флинкса. Прокатившись, как бешеный, юноша укрылся за сломанным металлическим ящиком. К счастью, стрелявший, кажется, видел ночью куда хуже, чем Флинкс. Но даже если и так, от прошедшего разряда у него пробежало по ноге болезненное покалывание. Попадание в любую часть тела из этого скверного оружия способно заставить человека буквально затрястись до смерти от неудержимых мускульных спазмов. Прямое попадание в сердце или мозг убивало мгновенно. Такое оружие считалось на Мотыльке предположительно находящимся вне закона. Правда, закон можно было и обойти. Стрелявший обвел лучом участок слева от него. Это было ошибкой. Избавленный от затруднений Пип получил нужное ему время и плюнул разок.
Это был не просто некий жест, а смертельный удар. Летающие змеи или «миниатюрные драконы» Аласпина сродни некоторым плотоядным существам. К ним относится и Hemachacus или плюющаяся кобра с Земли. У последней имеются выступающие вперед зубы, и вместо внесения своего яда через укус она может плеваться им на удивительное расстояние и с замечательной меткостью. У аласпинских мини-дракончиков подобных зубов, однако, не имелось, только маленькие резцы для откусывания. Эти летающие змеи были почти не изучены, так как проживали на редко посещаемой планете, но они явно выбрасывали свой яд через шедшую вдоль неба сужающуюся трубку из хрящевого материала. Тянущиеся вдоль челюсти и шеи мускулы извергали яд даже дальше, чем получалось у земных видов, и с большей меткостью. К счастью, мини-дракончики отличались относительно мирным нравом и нападали только тогда, когда им угрожали. Поэтому действия Пипа были необычными, но отнюдь не непостижимыми.
— Ну… наверно, кое-что может быть вызвано… у нас уже много таких безделушек… непомерные цены… разумный уровень…
— Уровень! Вы говорите об уровне? — Возмущенное оханье Мамаши Мастифф было достаточно сильным, чтобы донести запах чеснока до места, где стоял Флинкс. Транксы, замечательное дело, проигнорировали его. — Милостивый государь, я живу сейчас на уровне голого существования! Правительство забирает все мои деньги, а мне остаются жалкие гроши, жалкие гроши, сударь, для трех моих сыновей и двух дочерей!
Флинкс покачал головой, восхищаясь несравненным стилем Мамаши Мастифф. Потомство транксов всегда бывало кратным двум, врожденное свойство, необходимое для выживания. С большинством земных и человеческих дел не возникало никаких конфликтов, но благодаря какому-то вывиху психологии, транксы считали нечетные рождения у людей делом как жалким, так и в немалой степени неприличным.
— Тридцать кредитов, — наконец вздохнула она.
— Кощунство! — воскликнул муж, сильно тряся антеннами. — Они стоят не больше десяти, да и то я немилосердно льщу ремесленнику.
— Десять! — простонала Мамаша Мастифф, симулируя обморок. — Это существо говорит «десять», и еще похваляется этим! Наверняка… Сударь, вы ведь наверняка не ожидаете, что я буду всерьез обдумывать такое предложение? Оно неудачно даже для шутки!
— Тогда пятнадцать, и мне следовало бы сообщить о вас местному магистрату. Даже у простых воров хватает приличия работать инкогнито.
— Двадцать пять. Сударь, вы культурные и богатые существа, наверняка, можете найти лучшее занятие, чем насмехаться и потешаться над старой самкой. Той, которая, несомненно, оплодотворила столько же яиц, сколько и вы…
У самки хватило достоинства опустить голову и покраснеть. Транксы относились к сексу вполне открыто… и к своему, и к чужому… но все же, подумал Флинкс, существовали границы, переступать которые не полагалось.
Может, это и не являлось проявлением хороших манер, но в данном случае это, похоже, являлось хорошим подспорьем бизнесу. Самец неловко хмыкнул, издав глухое вибрирующее гудение.
— Тогда двадцать.
— Двадцать три с половиной, и даже на десятую кредита меньше я не соглашусь! — продекламировала Мамаша Мастифф и сложила руки на груди в признанном жесте окончательного решения.
— Двадцать один, — сделал встречное предложение самец.
Мамаша Мастифф упрямо покачала головой, неподвижная, как дерево. Она выглядела готовой переждать энтропию.
— Двадцать три с половиной и ни десятой кредита меньше. Мое последнее и окончательное предложение, милостивый государь. Эта пара кувшинов сама найдет рынок сбыта. Я должна жить и боюсь, что и так уже позволила вам нанести ущерб своим интересам.
Самец бы еще поспорил, хотя бы из принципа, если бы не было еще какой-нибудь причины, но в этот момент самка положила иструку ему на грудную клетку-б, как раз ниже уха, и чуть погладила. Это закончило торг.
— Азах, Темные Центры! Двадцать пять… нет, двадцать три с половиной кредита! Воровство! Покушение на разум! Всем хорошо известно, что человек обманет и свою родительницу, лишь бы нажить полкредита!
— И всем также хорошо известно, — гладко ответила Мамаша Мастифф, принимая деньги, — что транксы — самые хитрые торгаши в галактике. Вы сами совершили кражу, сударь, так что вор-то вы, а не я!
Как только передача кредитов закончилась, Флинкс покинул свой наблюдательный пост и прошел к этой комбинации ларька с домом. Транксы счастливо отбыли, переплетя антенны. Может, у них брачный полет? Самец, по крайней мере, казался слишком пожилым для этого. Цвет его хитинового покрова переходил понемногу в синий, несмотря на явное применение косметики, в то время как у самки был куда более молодой аквамариновый цвет. Транксы тоже держали любовниц. Во влажном воздухе их тонкий аромат долго не пропадал.
— Ну, мать, — начал он. Флинкс не указывал на родство — на этом она настояла много лет назад, — а употребил титул, дарованный ей народом рынка. Ее все называли матерью. — Бизнес, кажется, идет неплохо.
Она явно не заметила его приближения и на мгновение смешалась.
— Что? Что? А, это ты, щенок! Пхе! — она сделала пренебрежительный жест в направлении отбывших транксов. — Ворье эти жуки, так меня обкрадывать! Но разве у меня есть выбор? — Она не дождалась ответа. — Я старая женщина и должна иногда продавать, чтобы обеспечить себя, даже по таким ценам, иначе кто в этом городе станет кормить меня?
— Вероятнее, мать, город станешь кормить ты. Я видел, как ты покупала эти же спиральные кувшины у Олина Медника не далее как шесть дней назад… за одиннадцать кредитов.
— Да? Хм, — кашлянула она. — Должно быть, ты ошибся, мальчик. Даже ты, знаешь ли, можешь иной раз ошибиться. Гм, ты уже ел сегодня?
— Только пирожок с тиксом.
— Разве так я тебя воспитывала, жить на сладостях? — В своей благодарности за смену темы она изобразила гнев. — И ручаюсь, ты в любом случае отдал половину этому своему проклятому змею!
При этих словах Пип поднял дремлющую голову и испустил тихое шипение. Мамаша Мастифф не любила мини-дракончика и всегда относилась к нему отрицательно. Да и мало кто другой положительно. Некоторые могли притязать на дружбу, и после уговоров немногих из них можно было даже убедить погладить его. Но никто не мог забыть, что яд этого вида мог свести человека в могилу за шестьдесят секунд, а противоядие являлось редкостью. Флинкса никогда не обманывали ни в делах, ни в удовольствиях, когда вокруг его плеча лежал, свернувшись, змей.
— Полегче, мать. Он, знаешь ли, понимает, что ты говоришь. На самом-то деле не столько что, сколько почему.
— О, разумеется, разумеется! Утверждай теперь, что это чудовище обладает разумом! Он, наверное, околдован. В последнее я, по крайней мере, верю, так как, да, не могу отрицать, видела, как эта тварь странно ведет себя. Но он не работает, постоянно спит и чудовищно много ест. Ты, малыш, намного лучше жил бы без него.
Он рассеянно почесал мини-дракончика за плоской чешуйчатой головкой.
— Твое предложение не смешно, мать. Кроме того, он-таки работает в выступлении…
— Дешевый трюк, — фыркнула она, но не громко.
— А что касается его манеры спать и есть, то он, конечно, отличается от нас, и обмен веществ у него происходит по совершенно другим законам. И самое главное — он мне нравится и… я нравлюсь ему.
Мамаша Мастифф поспорила бы еще, если бы они не прошли за долгие годы бессчетные вариации этого самого спора. Несомненно, собака или одна из местных одомашненных бегающих птиц была бы более полезным дружком для мальчика, но когда Мамаша Мастифф взяла к себе вызвавшего у нее сочувствие малыша, у нее не было кредитов ни на собак, ни на птиц. Флинкс сам наткнулся на дракончика в переулке за их первой лачугой, роющегося в мусорной куче в поисках мяса и сахара. Не ведая, кто он такой, Флинкс приблизился к нему открыто и без страха. На следующее утро она обнаружила их обоих, свернувшихся вместе в постели мальчика. Она схватила метлу и попыталась шугануть змея, но вместо этого сама была напугана, когда тот открыл рот и угрожающе зашипел на нее. Это была ее первая и последняя попытка разлучить эту пару.
Отношения между ними были необычными и многократно обсуждались, особенно потому, что Аласпин находился во многих парсеках от Мотылька, и никто не мог вспомнить, чтобы слышал раньше о мини-дракончике, жившем на свободе вне своего родного мира. Большинство подозревало, что он принадлежал какому-то космическому торговцу, освободился в челночном порту и сбежал. Поскольку ввоз ядовитых животных являлся уголовным преступлением на большинстве планет, в том числе и на Мотыльке, никого не удивляло, что первоначальный владелец не предпринял никаких усилий предъявить права на свою собственность. В любом случае, он никому не причинял вреда (Флинкс, правда, знал кое-что другое, но об этом лучше помалкивать), и поэтому никто на рынке не заявил протеста властям по поводу его присутствия, хотя все страстно желали, чтобы он убрался куда-нибудь подальше.
Флинкс решил сменить тему.
— Как ты обеспечена кредитами, мать?
— Пхе! Как всегда плохо. Но, — с лукавой, чуть заметной усмешкой сказала она, — на этой последней сделке я должна бы суметь протянуть какое-то время.
— Держу пари, — засмеялся он. Он повернулся посмотреть на беспрестанно текущую вокруг и перед лавочкой разноцветную толпу, пытаясь определить процент богатых туристов среди повседневного населения. От этих усилий у него, как обычно, заболела голова.
— Обычный дневной косяк, мать, или нет?
— О, деньги там сейчас есть, что и говорить! Я их носом чую. Но они отказываются подходить к моей лавке. Наверно, тебе повезет больше, малыш.
— Наверно. — Он вышел из-под навеса, взобрался на помост, возвышавшийся слева от лавки, и принялся осторожно переставлять большие горшки и тазы, составляющие основную массу дешевых товаров Мамаши Мастифф, чтобы дать себе достаточно места для работы.
Зрителей он приманивал простым и устаревшим способом. Вытянув из кармана четыре шарика, брана, он начал жонглировать ими. Их отливали из сока дерева, росшего только в экваториальном поясе Мотылька. При рассеянном ультрафиолетовом свете солнца они пульсировали слабым желтым светом. Они идеально подходили для его нужд, будучи твердыми и одинаковой плотности. Начала собираться небольшая толпа. Теперь он добавил пятый шарик и начал варьировать упражнения, кидая их за спиной, не нарушая ритма. Слух о нем расползся, словно невидимые щупальца, притягивая одного здесь, другого там, с краев перетасовывавшегося скопища народу. Вскоре он приобрел свой собственный немалый островок смотревших на него существ. Он тихо прошептал дракончику, почти погребенному в мягком меху:
— Пошел, приятель.
Пип поднялся на плече Флинкса, расправляя во всю ширь свои перепончатые кожаные крылья. Несмотря на его редкость, толпа узнала смертельный силуэт и отпрянула. Змей взвился в воздух и исполнил искусный спуск штопором, обвившись вокруг головы юнца, словно корона. Затем он принялся ловить каждый шарик и подбрасывать его высоко в воздух, меняя форму, но не ритм номера. Непрерывная флюоресцентная линия стала чертить более сложный узор. Это новшество приветствовала легкая рябь аплодисментов. Жонглеры в Дралларе являлись более чем обычным зрелищем, но такой молодой, столь умело работавший с ядовитой рептилией — нет. На помосте приземлились несколько монет, с металлическим звоном отскакивая иной раз от больших тазиков. Новые аплодисменты и новые монеты, когда змей запустил все пять шариков, один за другим, в корзинку позади помоста.
— Благодарю вас, благодарю вас, господа! — театрально поклонился Флинкс, думая теперь о настоящей части номера. — А теперь, вам на просвещение, удивление и уведомление… и за небольшой гонорар (легкий смех) я попытаюсь ответить на любой вопрос, любой вопрос, каким только кто-либо из зрителей, безотносительно к его расе или месту происхождения, захочет испытать меня.
Раздался обычный скептический ропот собравшихся и немало скучающих вздохов.
— Вся мелочь в моем кармане, — выпалил коммерсант в первом ряду, — если ты сможешь сказать, сколько ее там! — Он усмехнулся в ответ на нервные смешки из глубины толпы.
Флинкс проигнорировал сарказм в его голосе и спокойно стоял, плотно закрыв глаза. Не то чтобы это требовалось. Он мог равно хорошо «работать» и с широко открытыми. Это было образчиком чисто театрального действа, которого, кажется, всегда ожидала толпа. Почему они ожидали, что он будет смотреть внутрь себя, когда ему требовалось смотреть снаружи, оставалось для него вечной загадкой. Он не имел никакого настоящего представления о том, как приходили к нему ответы. Одну минуту у него в голове царили пустота и туман, а в следующую… иногда… появлялся ответ. Хотя «появлялся» тоже не совсем верное слово. Во многих случаях он даже не понимал вопросов, особенно когда их задавали не люди. Да и ответов не понимал. К счастью, для зрителей это не составляло никакой разницы. Он ведь не обещал истолковать их. Вот!
— Любезный сэр, у вас в кармане четыре десятых кредита и две сотых… и ключ, дающий вам доступ в некий клуб, где…
— Хватит, хватит! — неистово замахал узловатыми руками коммерсант и неловко поглядел на тех в толпе, кто стоял поближе к нему. — Это подойдет! Ты меня убедил… — Он порылся в кармане и извлек пригоршню мелочи, затолкав вызвавший хлопоты ключ обратно в карман, подальше от глаз любопытных, желавших поглядеть на него поближе. Он начал считать монеты, а затем растерянно остановился, с ошеломленным выражением лица.
— Клянусь бурлящим приливом Пали, этот щенок прав! Сорок две сотых. Он прав!
Он передал монеты и ушел, что-то бормоча про себя. Летящие монеты подчеркнули несколько нервные аплодисменты толпы. Флинкс опытно определил настроение собравшихся. Вера и насмешка качались на весах примерно вровень. Имелись, естественно, и такие, которые подозревали, что коммерсант служил подсадной уткой. Они допускали, что он сыграл свою роль очень убедительно.
— Полно, полно, господа! У нас здесь какая-то детская игра. Наверняка, среди вас найдутся существа с вопросами, какими действительно стоит испытать мое простое искусство?
Существо в задних рядах толпы, киллип в полном послебрачном оперении, вытянул вперед свою тонкую страусиную шею и спросил высоким, писклявым голосом:
— В каком лето-месяце появятся на свет мои птенцы?
— Искренне сожалею, сэр, но этот вопрос связан с будущим, а я не ясновидящий. — Существо удрученно вздохнуло и приготовилось покинуть сборище. У многих других тоже, кажется, появилась склонность уйти вместе с высоким орниторпом, и Флинкс поспешил добавить: — Но я горячо надеюсь, что все пять ваших птенцов успешно проклюнутся!
Удивленный киллип круто обернулся и выпучил глаза.
— Как вы узнали, какое число в моей кладке? — Разволновавшись, он заговорил на родном языке, и соседу пришлось напомнить ему перейти на симворечь.
— Я взял за правило не раскрывать профессиональных секретов. — Флинкс зевнул с рассчитанно преувеличенной скукой. — Бросьте, господа, задавайте настоящий вопрос. Мне быстро становится скучно. Чудес я, однако, производить не могу, да и в любом случае, они быстро приедаются.
К сцене бесцеремонно проталкивались двое человек, рослых, мускулистых парней. Тот, что был слева от Флинкса, носил очки, не ради их древней терапевтической ценности, а потому что в каких-то модных сейчас кругах это считалось чем-то вроде шика. Он протянул кредитную карточку:
— Ты можешь принять этим, мальчик?
Флинкс едва удержался от язвительного ответа на «мальчик», но достал картометр.
— Безусловно, сэр. Задавайте свой вопрос.
Очкастый открыл было рот, но остановился.
— Откуда я узнаю, сколько тебе заплатить?
— Я не могу устанавливать цены на свои ответы, только на ваш вопрос. Стоимость ответа на ваше усмотрение, сэр. Если я не дам ответа, то переведу ваши кредиты обратно вам. — Он показал на плечо, где бдительно покоился мини-дракончик. — Мой приятель, кажется, очень чувствителен к эмоциональному состоянию других. Даже больше, чем я сам. Жулик, например, излучает нечто такое, к чему он особенно чувствителен. Меня редко обжуливают.
Очкастый невесело улыбнулся.
— Интересно, почему? — Он набрал на карточке сумму и снова протянул ее. — Сто кредитов подойдет?
Флинкс быстро подавил свою реакцию. Сто кредитов! Это же больше, чем он иногда заколачивает за месяц! У него возникло на миг искушение снизить цифру, но удержала мысль о том, как будет смеяться Мамаша Мастифф, если прознает об этом. Особенно после его замечаний этим утром о ее ценах. Затем он напомнил себе, что очкарик сам установил эту цену и сам-то себя наверняка не обманывал. Он прозондировал его, но не смог заметить никаких следов юмора. Как и в его спутнике. Даже совсем наоборот. Но он еще не слышал вопроса. Что, если он не сумеет ответить на него?
— Э, ста кредитов будет вполне достаточно, сэр.
Очкастый кивнул и сунул карточку в маленький черный картометр. Компактная машина тихо загудела, и на крошечном диске со щелчком появилась сумма: единица, ноль, ноль. Возникла короткая пауза, а затем машинка опять зажужжала, и наверху у нее загорелся яркий красный огонек. Она отмечала, что такая-то сумма, номер карточки такой-то, соответствовала набранной сумме, и что сто (100) кредитов переведены на счет некоего Филипа Линкса (имя, под которым он фигурировал в городских ведомостях) в Королевский Банк суверенной республики Мотылек. Флинкс вернул картометр на место в сумку и снова посмотрел на двух ожидающих.
— Задавайте свой вопрос, сэры.
— Мы с моим спутником ищем одного человека… друга… мы знаем, что он находится где-то в этой части города, но пока нам не удалось встретиться с ним.
— Что в нем приметного? — спросил, не открывая глаз, Флинкс.
Теперь в первый раз заговорил другой. В голосе сквозило нетерпение, что подтвердили его мысли. Он отличался грубостью и низкой тональностью.
— Он невысокий… худощавый, у него рыжие волосы, как и у тебя, только потемнее и в мелких кудряшках. И кожа у него не такая темная, как у тебя. Она испещрена родинками, и у него влажные глаза.
Это помогало. Рыжие в Дралларе не изобиловали, а ссылка на «влажные глаза» указывала на человека с высокой сексуальной потенцией. Обнаружить такое сочетание будет легко. Флинкс начал чувствовать себя уверенней. И все же, Драллар велик. И требовалось также принять во внимание челночный порт.
— Недостаточно. Что еще?
Двое переглянулись. Затем более рослый заговорил вновь:
— На этом человеке обмундирование штурмана. У него есть… вероятно, при себе… маленькая карта… звездная карта. Она начертана от руки и выглядит очень непрофессионально. Он обычно держит ее за пазухой, и на блузе от этого небольшая выпуклость.
Флинкс сосредоточился посильнее. Так, мысленно абстрагируемся, определяем угол… Он открыл глаза и с удивлением поднял голову. Его взгляд устремился в задние ряды смолкшей толпы и остановился на стоявшем позади всех индивидууме. Рыжий, невысокий, с испещренной родинками кожей, влажными глазами и легкой выпуклостью над сердцем. Неудивительно, что Флинкс почувствовал и документ за пазухой. Как только их взгляды встретились, глаза рыжего расширились. Он сорвался с места и нырнул в рыночное столпотворение. Последовала суматоха, и рослый парень, обернувшись, напряг зрение, пытаясь разглядеть рыжего сквозь массу народа. Он стиснул руку на плече спутника и настойчиво показал в ту сторону. Они кинулись в направлении возникшего волнения, вынуждая других собравшихся уступать им дорогу скорей силой, чем по долгу вежливости.
Флинкс чуть было не окликнул их, но вместо этого пожал плечами. Если их удовлетворила такая форма ответа, то он, разумеется, не собирался спорить с ними. Сто кредитов! Даже не связывая себя ответом. И куча монет на помосте для Мамаши Мастифф. Он импульсивно махнул рукой толпе:
— Премного благодарен за внимание, господа. На сегодня представление окончено.
Собравшаяся толпа начала вливаться обратно в поток рыночного коловращения под аккомпанемент немалого числа разочарованных стонов несостоявшихся клиентов. С подаренной ему двумя незнакомцами неожиданной драматической кульминацией он мог бы, вероятно, немало выудить и у остальных, но его дар отличался капризностью и имел свойство быстро утомлять его. Лучше всего остановиться на неоспоримом успехе. Эта неожиданная удача давала ему право как следует отпраздновать ее, и ему не терпелось приступить к делу.
— Пип, если мы сможем получать то, что получили сегодня, каждый день, то король сделает меня своим казначеем, а тебя назначит официальным хранителем казны.
Пип уклончиво зашипел, глядя на него угольно-черными глазами. В этих крошечных омутах бурлили чернила. Его явно не очень-то привлекала работа на правительство.
— Ты, несомненно, опять проголодался. — Это вызвало более согласное шипение, и Флинкс, засмеявшись, почесал дракончика под мордой. — Так я и думал. Однако я чувствую, что лично мне требуется нечто более жидкое. Поэтому мы отправимся в заведение Сморчка Симма, где я буду хлебать пряное пиво, а ты сможешь проглотить все соленые сухарики, какие только поместятся в твоем ядовитом тельце! — На это змей вильнул хвостом, что вызвало дрожь по всему его телу, поскольку он вообще состоял главным образом из хвоста.
Когда они шли своей дорогой по булыжной мостовой глухой улицы, он начал мысленно упрекать себя за то, что не поиграл с толпой подольше. Он по-прежнему считал, что чрезмерно злоупотребляя своим талантом, он сожжет его. Но бывают времена, когда требуется проявлять не только осторожность, но и деловитость, как не раз наставляла его Мамаша Мастифф. И все же он сегодня долго спал и начал позже обычного. Толпу, вероятно, все равно оказалось бы трудно дальше удерживать. В Дралларе темнота обычно быстро рассеивала народ, вот и сейчас уже стало темным-темно. Кроме того, у него есть в кармане сто кредитов! По существу, а не в действительности, поскольку они находились на его счету в банке. Так зачем же беспокоиться? Разве солнце сражалось за приобретение больших количеств водорода?
Он почти добрался до тускло освещенного бара, когда ощутил звуки. Они просачивались из переулка слева от него, из темной, как глотка гигантской псевдостерляди с одного из Великих Северных Озер, дыры. Звуки очень сильно походили на шум драки. Поисковый зонд принес ему обертоны страха, гнева, ужаса, жадности, жажды крови. Драки для развлечения сопровождались многочисленными ругательствами и криками. Ничего подобного не издавали в бою насмерть, так как участвующие в нем слишком заняты и слишком сосредоточены на своей цели, чтобы терять зря дыхание. С таким предельным безмолвием дрались только люди, поэтому Флинкс сообразил, что дерущиеся не принадлежат к нечеловеческому населению города. К тому же присутствовала эта особая немота мыслей…
Флинкс не вмешивался в такие стычки. В городе вроде Драллара, где в изобилии сосуществовали толстые животы и пустые кошельки, имевший свои дела сохранял здоровье, покуда не совался в чужие. Он сделал шаг к мирному полумраку бара, но тут Пип размотался с его плеча и устремился в переулок.
Даже в своем сравнительно юном возрасте Флинкс умел бегло ругаться на четырнадцати языках. У него хватило времени только на пять, прежде чем он бросился в темень за своим приятелем. И лишь из предосторожности выхватил, не прерывая шага, из-за голенища сапога тонкий стилет.
Теперь он смог различить в смутном свете от задернутых облаками звезд и городских огней три фигуры. Две большие, стоявшие на ногах, а третья, легкого телосложения, лежала на земле с узнаваемой неподвижностью. Одна из других склонилась над распростертым телом. Прежде чем она смогла осуществить свои неизвестные намерения, она дернулась и громко проревела в тиши переулка:
— ПРОКЛЯТЬЕ!
Выругавшийся начал дико молотить по налетающей и пикирующей ему на голову кожаной ленте. Другой выхватил из наплечной кобуры опасный на вид нейтронный пистолет и попытался прицелиться в быстро движущийся объект. У Флинкса не осталось времени на раздумья. Смутно надеясь свалить противника наземь и нокаутировать его, он прыгнул ему на спину. Нащупанные им под блузой толстые канаты широких мускулов быстренько уничтожили эту надежду. Противник накренился. Еще секунда — и он раздавит Флинкса о стену ближайшего здания. Тонкое лезвие инстинктивно вонзилось в спину. Верзила ужасно выругался и рухнул наземь, словно большое дерево. Флинкс уже бросил мертвую тушу, прежде чем она коснулась мостовой. Когда верзила ткнулся лицом в булыжник, его спутник резко обернулся, чтобы встретить новую угрозу. Он выстрелил в направлении Флинкса. Прокатившись, как бешеный, юноша укрылся за сломанным металлическим ящиком. К счастью, стрелявший, кажется, видел ночью куда хуже, чем Флинкс. Но даже если и так, от прошедшего разряда у него пробежало по ноге болезненное покалывание. Попадание в любую часть тела из этого скверного оружия способно заставить человека буквально затрястись до смерти от неудержимых мускульных спазмов. Прямое попадание в сердце или мозг убивало мгновенно. Такое оружие считалось на Мотыльке предположительно находящимся вне закона. Правда, закон можно было и обойти. Стрелявший обвел лучом участок слева от него. Это было ошибкой. Избавленный от затруднений Пип получил нужное ему время и плюнул разок.
Это был не просто некий жест, а смертельный удар. Летающие змеи или «миниатюрные драконы» Аласпина сродни некоторым плотоядным существам. К ним относится и Hemachacus или плюющаяся кобра с Земли. У последней имеются выступающие вперед зубы, и вместо внесения своего яда через укус она может плеваться им на удивительное расстояние и с замечательной меткостью. У аласпинских мини-дракончиков подобных зубов, однако, не имелось, только маленькие резцы для откусывания. Эти летающие змеи были почти не изучены, так как проживали на редко посещаемой планете, но они явно выбрасывали свой яд через шедшую вдоль неба сужающуюся трубку из хрящевого материала. Тянущиеся вдоль челюсти и шеи мускулы извергали яд даже дальше, чем получалось у земных видов, и с большей меткостью. К счастью, мини-дракончики отличались относительно мирным нравом и нападали только тогда, когда им угрожали. Поэтому действия Пипа были необычными, но отнюдь не непостижимыми.