Курт промолчал. Он лишь подошел ближе к Верене и остановился, глядя на серое пятно, которое в полном соответствии со словами девушки решительно нарушало все, известные ему физические законы. На мостике было темно, лишь разноцветные полосы звездной радуги озаряли пол, стены, лица людей. Оба так погрузились в свои мысли, что невольно вздрогнули, когда репродуктор на стене внезапно ожил и сообщил, что вся команда должна собраться в зале для заседаний.
* * *
   В центре одной из палуб корабля находилась кают-компания — большое помещение, где члены команды обычно собирались в свободное время или для проведения совещаний. Вся мебель была укреплена на стенах, чтобы не занимать много места, но при необходимости всегда можно было снять со стен несколько столов и стульев и расположить их так, как было удобно в данный момент.
   На этот раз поставили только один стол — для капитана и доктора Бломака, остальные члены команды уселись перед ними полукругом. Капитан отметил в протоколе корабельного компьютера дату и время начала заседания, затем предоставил слово доктору Бломаку. Однако тот покачал головой:
   — Думаю будет лучше, если я выступлю в конце. Я не хотел бы сейчас высказывать предположений, я лишь попытаюсь сделать некоторые выводы. Сейчас я скажу только, что мы провели тщательное тестирование всех систем жизнеобеспечения корабля и не обнаружили ни малейших сбоев. Иначе дело обстоит с навигационными приборами. Но об этот лучше рассказать вам, капитан.
   Капитан Йоргенсон едва заметно кивнул и начал говорить, почти не разжимая губ. Лицо его при этом оставалось бесстрастным и отрешенным, как будто он рассказывал о совершенно посторонних вещах, которые ни в коей мере не касались ни его, ни прочих людей, собравшихся в этом зале.
   — Вы, разумеется, помните, как мы определяем наше положение в пространстве. Привязка к пульсарам, параллакс и так далее. Так вот, согласно приборам, мы по-прежнему находимся на линии Солнце — Альфа Центавра. Направление также верно — Солнце по-прежнему находится у нас за кормой. А вот впереди… Впереди мы не можем ничего обнаружить. И тем не менее если приборы не лгут, мы рано или поздно должны прибыть к Альфа Центавра.
   — Мы «должны» прилететь? Кому это мы должны? — прервал его Ласло. — Мы прилетим или нет?
   — Я верю тому, что вижу, — спокойно ответил капитан. — В данный момент я не вижу Альфы Центавра, и поэтому ничего не могу сказать.
   — Могу ли я добавить пару слов? — доктор Ко Сахито с улыбкой поклонился капитану и доктору Бломаку и, дождавшись их ответных кивков, продолжил: — Обычно я не люблю теоретизировать, но в данном случае… Все, что вы сказали, было бы верно, если бы мы находились поблизости от Земли. Однако мы в космическом пространстве. На экранах мы видим узор точек, которые называем звездами. И сама наша цель — это всего лишь точка в мировом пространстве. Можем ли мы быть уверены в наших методах определения координат? Навигация в Солнечной системе отличается от навигации в океане, а навигация в Галактике отличается от навигации в Солнечной системе. Мне кажется было бы большой ошибкой экстраполировать знания, полученные в пределах нашей родной системы, на всю Вселенную.
   Капитан задумчиво покачал головой и сказал:
   — То, что вы говорите представляется мне чрезвычайно отвлеченными рассуждениями, далекими от наших реальных проблем. У меня не вызывает сомнений, что мы летим в нужном направлении, и у нас есть все шансы достигнуть цели.
   Ко Сахито вежливо улыбнулся:
   — Капитан, вы наверняка согласитесь, что в данный момент мы летим вслепую. Теория, которой вы руководствуетесь, определяя координаты нашего корабля и местонахождение цели, — это все лишь теория. Если мы достигнем Альфы Центавра, эта теория подтвердится. Если же нет…
   И он развел руками.
   — Ко Сахито прав, — неожиданно сказал доктор Бломак. — Мы определяли скорость корабля с помощью трех различных методов и получили три различных результата. Согласно первому методу, наша скорость сейчас составляет 50 000 километров в час. Согласно второму — 200 километров в час. Если же верить третьему методу, мы давно преодолели световой барьер.
   Он, как и японец, развел руками и замолчал, внимательно вглядываясь в лица собравшихся.
   Они оставались спокойными, лишь Ласло привстал со своего кресла, да Фредер щелкнул пальцами. Курт взглянул на Верену и с удивлением обнаружил, что она с трудом сдерживает смех.
   — Но что же это значит? Нам угрожает опасность? — спросила наконец Мади Корко.
   — По-моему, пока все чувствуют себя превосходно, — оборвал ее капитан. — Не надо бессмысленной паники!
   Но Мади не так-то просто было остановить:
   — Мы не знаем, где мы! Скажите прямо, мы заблудились?
   Один из техников рассмеялся, но смех прозвучал скорее нервозно, чем весело.
   Все начали переговариваться. Разумно ли будет продолжать полет? А если нет, то что же делать? Тормозить и поворачивать назад? Стоит ли запрашивать инструкции с Земли, если ответа придется ждать несколько недель? Кто знает, что может случится за эти несколько недель! А может, оставить корабль в покое и просто посмотреть, что будет дальше?
   Они дискутировали около получаса, но затем успокоились — психологи могли бы гордиться своей работой. Так и не приняв решения, люди вернулись к гимнастике, мнемоническим упражнениям, физиотерапевтическим процедурам. Лишь некоторые из членов экипажа продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию. Разумеется, это были Ласло, Фредер, Верена и Курт. Именно в этот день зародилась их дружба. Отныне большую часть свободного времени они проводили у экранов, любуясь звездной радугой и пристально вглядываясь в жемчужно серое пятно, как будто надеялись увидеть, что скрывается за ним.
   В последующие дни им было на что посмотреть. Разноцветные кольца радуги становились все уже и, казалось, сжимались вокруг звездолета — если верить прежним теориям перемещения на околосветовых скоростях, то получалось, что скорость корабля растет гораздо быстрее, чем это было запланировано.
   Другое возможное объяснение было еще более фантастичным: сами звезды стремительно приближались к звездолету. Согласно специальной теории относительности, для пассажиров звездолета радиоволны должны были казаться короче, чем для наблюдателя на Земле. С этой теорией соглашались все современные ученые, но она еще ни разу не была проверена на практике. Теперь же наблюдения показывали, что волны могли периодически то укорачиваться, то удлиняться — каждые несколько часов рисунок менялся. Казалось, звезды не просто двигаются — они выгибались огромной дугой за кормой корабля. При этом часть звезд северного и южного полушарий поменялись местами.
   Затем картина снова начала меняться. Светлый ореол таинственного пятна быстро потемнел, звездная радуга сместилась за корму корабля и почти мгновенно сжалась в ослепительное белое пятно. Затем астронавты увидели на экранах знакомое им черное небо с крохотными белыми точкам звезд.
   Первыми эти разительные изменения заметили Ласло и Фредер. Случившееся настолько поразило их, что несколько минут они не могли выговорить ни слова. Наконец, собравшись с мыслями, Ласло включил микрофон и вызвал на мостик капитана и ученых. Все были потрясены как тем, что впервые после столь долгого промежутка увидели привычный им звездный рисунок, так и тем, что в самом центре звездного неба теперь красовалось однородное, светлое, идеально круглое пятно. Ученые смогли объяснить эту картину одним-единственным образом: корабль приближался к неизвестной звезде или планете. Они попытались вычислить размеры этого объекта, определить скорость корабля и расстояние до цели, но капитан Йоргенсон прервал их работу, объявив общую тревогу.
   Через три минуты все астронавты были одеты в скафандры и сели в противоперегрузочные кресла. Все ожидали резкого торможения, но вместо этого на несколько секунд наступила невесомость, затем сила тяжести вернулась к норме, и из репродукторов донесся голос капитана:
   — Тревога третьей степени отменена. Объявляется тревога первой степени. Вы можете снять шлемы, но оставайтесь в скафандрах вплоть до новых распоряжений. Последняя информация: по данным радара мы находимся на расстоянии 190 000 километров от поверхности космического тела. Поскольку гравитационные волны, исходящие от него, относительно слабы, вероятно, оно относительно небольших размеров. По неизвестным для нас причинам мы не можем получить никаких данных о пространстве в непосредственной близости от планеты. Скорее всего, поверхность планеты обладает свойством отражать и рассеивать большую часть излучений. Мы не можем выделить ни источник освещения планеты, ни область тени. Возникает впечатление, что ее поверхность совершенно однородна и равномерно освещена. Пожалуйста, оставайтесь в противоперегрузочных креслах и ожидайте новых сообщений.
   Астронавты сняли шлемы и начали возбужденно переговариваться. Все случившееся было настолько неожиданно и невероятно, что даже нерушимая броня флегматичного спокойствия начала давать трещины.
   — Подумать только, мы открыли неизвестную планету!
   — Но ускорение? Что произошло? Какова сейчас наша скорость?!
   Ко Сахито бросил через плечо, не отрываясь от пульта с приборами:
   — Наверное, мы выехали на трассу с ограничением скорости.
   Однако в ответ на шутку никто не рассмеялся.
   — Мы разгонялись в течение месяцев, а затормозили за несколько секунд! Это невозможно, — утверждали техники.
   — Главное, что мы на месте и можем начать работу, — отвечали им ученые.
   — Но вы уверены, что мы находимся в системе Альфа Центавра? — спросил кто-то.
   В помещении неожиданно стало тихо.
   В самом деле, они рассчитывали добраться до цели своего путешествия за десять лет, а прошло всего несколько месяцев. Они нашли неизвестную планету, но пока не видели звезды, вокруг которой эта планета могла вращаться.
   — Это не может быть Альфа Центавра! Возможно, мы обнаружили Трансплутон — легендарную десятую планету солнечной системы.
   — Не может быть! Мы слишком далеко от солнца.
   — По-моему, это бессмысленная дискуссия. Это не может быть ни Трансплутон, ни Альфа Центавра. Оба предположения одинаково невероятны. Мы открыли новую звездную систему, невидимую с Земли.
   Из репродуктора снова раздался голос капитана:
   — Тревога первой степени отменена. Вы можете снять скафандры. Начинаем подготовку к посадке на планету. Повторяю: начинаем подготовку к посадке на планету!
   Эти слова прозвучали для астронавтов волшебным заклинанием. Все вскочили со своих кресел и захлопали в ладоши. Они готовились ждать еще долгих десять лет, прежде чем им доведется ступить на поверхность неизвестной планеты, и вдруг неведомые силы сделали им этот невероятный подарок. Больше никто не спрашивал, где они сейчас находятся и каким образом оказались здесь. Всем не терпелось приступить к работе.
   Им уже приходилось сотни раз репетировать процедуры, связанные с посадкой на планету. Поэтому несмотря на то, что никто точно не знал, что за планета перед ними, все прошло как по нотам. Впрочем большая часть маневров производилась автоматически, от капитана требовалось только своевременное принятие решений, а от самих астронавтов и того меньше. Перед посадкой ученые еще раз попытались получить больше данных о таинственной планете: о составе ее атмосферы, рельефе, температуре, электрических полях, радиации и так далее. Начались разговоры о том, есть ли шанс обнаружить разумную жизнь. На этот случай в экипаже был свой специалист — Ко Сахито. Его основной дисциплиной была экзобиология, но поскольку все астронавты должны были приобрести по несколько дополнительных специальностей, японец выбрал для себя эту странную область, о которой нельзя было сказать с уверенностью, существует ли то явление, которое она изучает. Возможен ли контакт? Возможно ли взаимопонимание? В свое время Карл Саган и сотрудники Национальной радиоастрономической обсерватории США потратили немало времени на проект «ОЗМА» — регистрацию радиосигналов от нескольких десятков ближайших к нам желтых карликов. Позже проводились другие подобные исследования, однако все они не увенчались успехом. Это привело многих ученых к мысли об уникальности разумной жизни во Вселенной. Но снова речь шла только об умозрительных теориях, в основе которых лежала идея, что любая разумная жизнь на иных планетах будет развиваться аналогично земной с незначительными отклонениями, порожденными случайным стечением обстоятельств. Выдержит ли эта идея проверку реальностью? Возможно, настоящая инопланетная жизнь окажется совсем не такой, какой мы ожидали ее увидеть — бесконечно чуждой и непонятной людям. На всякий случай ученые прослушали весь спектр радиочастот, но не зафиксировали ни одного подозрительного сигнала.
   Доктор Бломак собственноручно проверил радар. Тот был исправен, однако не давал никакой достоверной информации. По светло-зеленому экрану монитора проносились тени, напоминающие облака, но в их очертаниях не угадывалось никакой закономерности, ничего, что позволило бы судить о структуре поверхности.
   Тем не менее подготовка к посадке шла полным ходом. Они вышли на исходную орбиту и рассчитали траекторию приземления и даже момент касания. До него оставалось четырнадцать часов и двадцать минут.
   Берт Хессело, механик, должен был следить за показаниями датчиков во время приземления. Поскольку у него почти не было исходных данных, он сильно нервничал и много раз проверял и перепроверял работу своих приборов. Единственное, что ему пока удалось — измерить параметры гравитационного поля. На поверхности планеты ускорение свободного падения должно было составить около 1g. Вероятнее всего, это было чистой случайностью, но, разумеется, астронавтов такая случайность очень обрадовала.
   Прошел час, затем еще три часа, затем еще четыре. Они прервали работу для шестичасового сна, оставив только дежурных на вахте. Автоматы продолжали свою работу. Анализ состава атмосферы показал наличие свободных молекул гелия и следов водяного пара. Радар по прежнему не давал отчетливой картины. Иногда на нем можно было заметить пересечение линий, которое казалось походим на впадину или, наоборот, на невысокий холм. Но затем очертания снова меркли, превращаясь в бесформенное пятно.
   До посадки осталось три часа, два часа, один час. Они снова надели скафандры и собрались на мостике. По экрану радара по-прежнему плыли облака. Возможно, поверхность планеты покрыта жидкостью? Но даже поверхность океана не могла быть такой однородной, а радар был достаточно чувствительным, чтобы зафиксировать движение воды, связанное с вращением планеты, постоянными течениями и даже крупными штормами.
   Корабль начал снижение. До посадки оставалось двадцать минут, пятнадцать минут, десять минут. Будь это планета земного типа, они уже входили бы в облака, но сейчас астронавты по-прежнему видели на всех экранах равномерный молочно-белый свет.
   Пять минут до посадки. Свет стал серебристым, потом светло-серым. Никаких примет, которые позволили бы определить, какой ландшафт находится под ними. Никаких гор, скал, холмов или долин — лишь равномерный туман. Им приходилось садиться вслепую, пользуясь лишь данными высотомера.
   Три минуты до посадки…
   Две минуты…
   Одна…
   Ноль!
   Одна минута…
   Две минуты…
   Три минуты, и они все еще летят!
   Свет лишь на мгновение померк, затем засиял снова. И вдруг они заметили два темных пятна — одно прямо под кораблем, другое — над ним. Как будто они пробили некий купол и теперь опускались на землю, отбрасывая вниз тень.
   В наушниках раздался голос капитана:
   — Внимание! Мы приближаемся к поверхности планеты. До нее двести метров. Сто метров. Двенадцать секунд до посадки!
   Некоторые считали про себя, другие просто сидели, стиснув зубы, не отрывая глаз от темного пятна внизу. Теперь они не могли верить даже данным высотомера и садились буквально вслепую.
   И снова корабль не встретил никакой опоры, он продолжал как ни в чем не бывало падать вниз, в серебристый туман. И снова они видели внизу землю, но уже не верили в ее реальность. Еще один провал, еще одно мгновение темноты, и вновь падение в молочно-белый кисель.
   Это повторилось еще семь или восемь раз, это стало почти привычным, и людям казалось, что они так и будут падать, пока не достигнут центра планеты.
   Но в девятый раз картина внизу изменилась. Сердца людей вновь отчаянно заколотились, дыхание участилось, на ладонях, сжимавших подлокотники кресел, выступил пот. Неужели им все же доведется сегодня сделать первый шаг на поверхность неведомой планеты? Неужели они смогут поднять голову и увидеть небывалое небо — без солнца, без лун, без звезд, без облаков?
   На этот раз никаких иллюзий, никаких световых эффектов или воздушных линз — под ними была поверхность, состоявшая из отдельных плит, окрашенных в разные оттенки белого и серого. Мел? Гипс? Мрамор? Туман внизу сгущался, и все же можно было рассмотреть, что некоторые плиты двигаются: они то вздымались, как паруса наполненные ветром, то снова становились плоскими. Их поверхность то блестела, то становилась тусклой и темной.
   Высота 500 метров…. 400 метров…
   — Внимание! Мы переходим на ручное управление! — сообщил капитан.
   Люди не отрывали взгляд от экранов. Они прекрасно понимали, почему капитан Йоргенсон решил перейти на ручное управление — он хотел выбрать неподвижный участок, чтобы обезопасить корабль во время посадки.
   Свист газов, вырвавшихся из дюз, и ландшафт на экранах смесился — корабль затормозил и немного изменил траекторию падения.
   Пять секунд… Четыре секунды…
   Корабль снова встал вертикально, послышался негромкий шорох, потом наступила тишина.
   Люди мгновенно забыли о всех тревогах, которые выпали на их долю в течение последних дней. Они достигли своей цели и были счастливы. Никто больше не интересовался Альфой Центавра. Ведь они обнаружили нечто большее — таинственную планету, лишенную звезды, планету-бродягу. Кто знает, из каких глубин космоса она явилась, куда держит путь? В этом открытии было что-то, глубоко взволновавшее всех астронавтов. Тысячелетиями люди привыкли определять свою жизнь движением Солнца. Верх и низ, запад и восток, смена дня и ночи, времен года, астрономия, навигация, геометрия — все определялось положением светила на небе. Что же будет означать для человечества эта планета, ни к чему не привязанная? Лишенная естественной системы координат, не вписанная в рамки жестких закономерностей? Станет ли она символом бесконечного хаоса или (то же самое, но со знаком плюс) бесконечной свободы?
   Астронавты встали с кресел, скинули шлемы. Они смеялись, хлопали друг друга по плечам, обнимались. Общая радость на мгновение разрушила строгий регламент полета, стерла социальные границы.
   Но лишь на мгновение. Как только из динамиков послышалось новое сообщение, все замерли:
   — Приземление прошло успешно. Однако прошу вас еще несколько минут не покидать своих кресел и не снимать шлемов. Если мы зафиксируем какие-то неблагоприятные изменения, возможен экстренный старт.
   Пламя воодушевления, столь редкого среди членов команды, быстро угасло. Астронавты чуть ли не с облегчением снова натянули шлемы и заняли места в противоперегрузочных креслах. Они хорошо понимали, почему капитан отдал такой приказ: посадка могла вызвать оседание почвы, через трещины в земле могли вырваться ядовитые газы, или опасные для людей микроорганизмы, приборы могли зафиксировать присутствие гамма— или нейтронных излучений, словом тысяча неприятных неожиданностей подстерегала путешественников. Им пришлось запастись терпением, что было совсем нетрудно. Напротив, теперь, когда страсти улеглись, в глубине души они были напуганы. Предстояло открытое противостояние человечества в их лице и чужого, возможно, враждебного, мира. Есть ли на этой планете жизнь? Есть ли разум? И если да, то возможен ли контакт? Эти мысли вызывали большое беспокойство, и подсознательно люди радовались каждой отсрочке.
   Между тем приборы не зафиксировали ничего опасного. Корабль стоял прямо и надежно. Вокруг все по-прежнему было затянуто серым туманом или, быть может, клубами пыли, но так или иначе ни людям, ни кораблю ничего не угрожало.
   — Вы можете снять скафандры, — разрешил капитан. — Совещание начнется через пятнадцать минут в кают-компании.
   Ученые и техники поспешили покинуть рубку, но Ласло и его друзья немного задержались. Они все еще вглядывались в экраны, пытаясь различить хоть какие-то черты внеземного пейзажа. В конце концов это было обидно — пролететь столько тысяч километров только для того, чтобы любоваться серой взвесью за окнами. Курт с усмешкой вспомнил земных художников. Они почему-то полагали, что чем дальше от солнца, тем экзотичнее и изысканнее будут ландшафты. Этот серый туман наверняка вызвал бы у них депрессию. Сам же он испытывал сейчас небывалое воодушевление и был уверен, что Ласло, Фредер и Верена полностью разделяют его чувства. Годы бездействия были позади, наконец можно было засучить рукава и приняться за работу.
   Собрание началось с того, что капитан еще раз поздравил всех с успешной посадкой и передал слово доктору Бломаку. Тот от имени всех ученых сообщил о только что полученных данных. Гравитация на поверхности планеты составляла 1 g, температура — 16 градусов Цельсия. Состав воздуха также был подобен земному: около 20% кислорода, около 75% азота, небольшой процент углекислоты. Никаких опасных излучений. Никаких возмущений электрических или магнитных полей. Все спокойно.
   — Когда мы выходим? — тут же спросил Ласло.
   Капитан и доктор Бломак взглянули на него с вежливым изумлением.
   — Вам придется набраться терпения, — сказал Йоргенсон с улыбкой. — Вспомните инструкции! Сейчас действительно все в порядке, но мы должны убедиться, что все так же и останется. Кроме того, мы должны дождаться результатов биологических исследований. Вы знаете, для того, чтобы убедиться в отсутствии на планете болезнетворных бактерий и вирусов, должно пройти несколько дней.
   — Не думаю, чтобы мы нашли здесь, рядом с кораблем, хоть какие-то следы жизни! — решительно заявил Ласло.
   — Мистер Рот, я крайне удивлен! Неужели вы забыли все, что мы многократно обсуждали вовремя подготовки к полету? — резко оборвал его капитан.
   После этого он вернулся к обсуждению полученных данных. Ученые собирались продолжать мониторинг колебаний магнитного поля, а также провести спектральный анализ света, который лился здесь в буквальном смысле прямо с неба. Они уже взяли манипулятором первые пробы грунта. Основную массу составляли мел и кальцинаты, образующие пористую массу, подобную той, какую на Земле находят поблизости от горячих источников. Спектральный анализ показал также наличие небольших примесей карбонатов, воды, кислорода, азота и бора. Интереснее всего было то, что молекулы бора образовывали цепочки довольно сложной структуры. На земле химикам не приходилось сталкиваться с таким явлением.
   На фиксацию и уточнение данных ушло несколько дней. Каждый сосредоточился на своем разделе работы. Вопрос о выходе на поверхность пока не поднимался.
   Ласло не находил себе места. Он горячо протестовал против подобного промедления, и Фредер горячо поддерживал его. Курт и Верена не решались открыто высказывать свое недовольство, но в душе они соглашались с двумя бунтарями.
   — Мы не делаем ничего такого, чего не могли бы сделать автоматические зонды, — говорил Курт. — Они словно не замечают, что находятся не просто на другой планете, а в совершенно ином мире. В мире, которого не должно быть! Мы прошли сквозь радужные ворота, и неведомая сила мгновенно затормозила наш корабль. Кажется, об этом все забыли. И я догадываюсь, почему. Задумайся они об этом, им пришлось бы пересмотреть всю знакомую с детства картину мироздания, переосмыслить все основные физические законы. Вот чем мы должны заняться. Для того, чтобы понять это, не нужно быть специалистом. Но вместо этого доктор Бломак и прочие предпочитают взять тысячную пробу воздуха и убедиться, что она ничем не отличается от девятьсот девяносто девятой.
   — А что, по-твоему, мы должны делать? — спросила Верена.
   — Мы должны выйти наружу! — вмешался Ласло. — Я больше не могу здесь сидеть! Во-первых, мне это до чертиков надоело, а во-вторых, в этом уже нет ни малейшего смысла. Стоит ли лететь за тридевять земель, чтобы любоваться здешними пейзажами на экранах?!
   — Совершенно с тобой согласен, — тут же отозвался Фредер. — Мне тоже осточертело пялиться на экраны. Вокруг нет никаких бактерий, мы в этом уже убедились. Самое время начать настоящие исследования.
   — Постойте, пусть они закончат рутинные процедуры, — Курт попытался утихомирить своих приятелей. — В конце концов нам некуда спешить.
   Итак, исследования шли своим чередом. Ласло просто диву давался, сколько самых разных и совершенно бессмысленных на его взгляд параметров ученые умудрились измерить в этой довольно-таки пустой и неприглядной местности. В свободное от работы время четверо заговорщиков бродили от экрана к экрану, вглядываясь в горизонт, пытаясь различить какие-то детали пейзажа. Но все по-прежнему было покрыто сплошной пеленой тумана. Курт где-то раздобыл подзорную трубу, но и от нее не было никакой пользы.