Фрай Макс. Лабиринт Менина

заплакать, когда -- подробности на мгновение всплыли жирным нефтяным пятном
на поверхности моей памяти -- внезапно выяснил, что все люди непременно
стареют и умирают. Но тогда я не смог заплакать -- впервые в жизни, до этого
момента громкий требовательный рев исторгался из моей груди по любому поводу
и быстро приносил облегчение. Я понял, что все эти годы носил в своем сердце
маленький горький комок отчаяния, то и дело пытался тщательно упаковать его
в очередную спасительную философскую систему, сулящую смутную надежду на
бессмертие, и запрятать как можно дальше, если уж избавиться от этого
опасного зародыша неизбывной тоски не в моих силах. И вот теперь наконец
пришло время по-детски выплакать эту боль и принять свою судьбу, которая
вопреки моей тайной уверенности в собственной исключительности была
безжалостно точным зеркальным повторением любой человеческой участи.
-- Старость заразна, и смерть заразна. Судьба заразна, -- пробормотал я
сквозь слезы, а потом внезапно успокоился и добавил, смутно удивляясь
твердости собственного голоса: -- Но в одном вы правы: прикосновения тут ни
при чем. Все мы больны старостью и смертью -- с рождения, и тут уже ничего
не попишешь... С чего вы решили, будто я стану вас убивать? Я не могу
держать на вас зла -- просто потому, что знаю, от какого ужаса вы пытались
избавиться. На вашем месте я бы и сам ухватился за любой шанс. И знаете что?
Я восхищаюсь вами, потому что побывал в вашей шкуре, и не могу понять, как
вам удалось заставить себя бороться за возможность вернуться к жизни. Откуда
вы черпали силу? Я не нашел ее источника в своем сердце, когда...
Я осекся, потому что окончание фразы "когда я был вами" показалось мне
до безобразия нелепым и к тому же не совсем точным: я вдруг понял, что не
просто побывал в шкуре Магистра Нуфлина. Случи-лось нечто большее: на
мгновение я каким-то образом стал всеми умирающими стариками всех миров,
всеми смертниками, доживающими последние дни перед исполнением приговора в
жалкой, обветшавшей темнице. Теперь я знал, что порой покой и смирение могут
быть страшнее самого черного отчаяния, и поэтому злодейская выходка моего
спутника не попала в мой личный архив под грифом "подлое предательство" --
тот, кому довелось хоть на мгновение оказаться в чужой шкуре, поостережется
употреблять эти осуждающие слова, само звучание которых сходно с
презрительными плевками. Пресловутое "предательство" Нуфлина сейчас казалось
мне настоящим сокровищем, черной жемчужиной, зловещей, но драгоценной,
потому что оно было порождением величайшего мужества, которое, оказывается,
может остаться в распоряжении человека, когда не только дряхлое тело, но и
усталый дух его сдался на милость победительницы смерти. Мое внезапное,
иррациональное милосердие не было предназначено Великому Магистру Нуфлину
Мони Маху лично. Черт с ним, с "праведным мщением", но вряд ли я смог бы так
легко пренебречь собственной безопасностью, если бы речь шла только об этом
человеке, с которым я не был связан ни узами дружбы, ни оковами тайных клятв
-- только пресловутым служебным долгом, который, что греха таить, никогда не
являлся для меня основным смыслом бытия. Но он -- помимо собственной воли,
конечно, -- позволил мне прикоснуться к восхитительной тайне: теперь я
твердо знал, что иногда человек бывает способен бороться не просто до конца,
а немного дольше -- и еще как бороться! Отрубленная голова может впиться
зубами в горло палача -- слабое утешение для приговоренного, но другого нет
и быть не может. Это было полезное открытие, если принять во внимание, что
мне тоже наверняка предстояло когда-нибудь стать умирающим стариком.
Конечно, в Ехо, где среднестатистический гражданин отправляется на кладбище
не раньше, чем отпразднует свой трехсотлетний юбилей, а могущественные
колдуны порой и вовсе растягивают свою жизнь на тысячелетия, я мог
надеяться, что дряхлым стариком я стану еще не скоро, но в тот момент, когда
старость валит тебя на землю, связывает по ру-- кам и ногам и принимается
звать на помощь свою поделыцицу смерть, тот факт, что позади осталось не
семьдесят, а тысяча семьсот лет, не имеет никакого значения...
-- Я не мог не попытаться, -- просто сказал Нуф-лин. -- И я удивлен
тем, что ты это понимаешь. Жаль, что ты оказался достойным противником... но
я вынужден признать: ты заслуживаешь лучшей участи, чем скоропостижная
смерть от старости в этом немощном теле.
-- Вы тоже, -- сухо сказал я. -- И не только вы. Все заслуживают лучшей
участи, вот в чем ужас! -- Мой голос предательски дрогнул, а потом я
неуверенно добавил: -- Но возможно, это Царство Мертвых, Ха-румба,
действительно сулит нечто лучшее, чем...
-- Возможно, -- старик пожал плечами. -- Теперь мне придется на это
надеяться, поскольку ничего иного не остается. Но одно я, увы, знаю
наверняка: ничто не может сравниться с настоящей жизнью. А если и может...
Я, видишь ли, не отличаюсь богатым воображением и не берусь представить
себе, как будет выглядеть альтернатива.
-- Вы выбрали меня потому, что я показался вам самым слабым
противником? -- спросил я, когда вновь воцарившееся молчание начало казаться
мне невыносимо тягостным.
-- Ну, скажем так: самым неопытным, наивным и .доверчивым, --
равнодушно ответил Нуфлин. -- И в то же время твое могущество очень велико,
что тоже было немаловажно для благополучного осуществления моего плана.
Видишь ли, сила действительно оставила меня, так что оставался один выход:
заставить жертву своими руками построить ловушку. Ну кто еще, кроме тебя,
так легко и охотно поверил бы моим словам о какой-то нелепой охранной стене?
Все более-менее опытные маги отлично знают, что невидимым защитником может
стать нарисованный в воображении белый сверкающий плащ, а еще лучше, если
удастся усилием воли превратить его в некое подобие шалаша, да и тот
действует не слишком долго и помогает лишь в тех случаях, когда имеешь дело
со слабым противником. Незаменимая штука на войне или во время большой
смуты, когда поневоле приходится сновать среди стрел и смертоносных снарядов
бабума, но при встрече с могущественным колдуном -- совершенно бесполезно! А
ты юн и несведущ, поэтому принял мои россказни на веру. Впрочем, это не
принесло мне пользы, как видишь. Жаль, что я ничего не знал про этот
странный меч, который считает своим долгом оберегать тебя. Я бы просто
выбрал кого-нибудь другого.
Я внутренне содрогнулся, когда представил себе, что на моем месте мог
бы оказаться сэр Мели-фаро: он у нас тоже весьма могущественный парень... и
почти такой же неопытный болван, как я сам. К тому же ему на роду написано
то и дело влипать в разнообразные неприятности. У него не было бы никаких
шансов выкрутиться. А потом в Ехо вернулся бы наш Мелифаро, и мы получили бы
отличную возможность как следует посмеяться по поводу некоторых забавных
перемен в его характере, только и всего... Ужас!
-- Закроем эту тему, ладно? -- предложил я. -- Будем считать, что
ничего не случилось.
-- Очень великодушное предложение, мальчик, -- невесело усмехнулся
Нуфлин.
-- Ответьте мне взаимностью и больше не пытайтесь повторить этот ваш
фокус, -- устало сказал я. -- Меч все равно меня защитит, а паскудные
ощущения Достанутся нам обоим. Я-то переживу, пожалуй, а вот вам такие
потрясения ни к чему. Мне поручили доставить вас в Харумбу живым, и мне не
хочется...
-- Можешь меня не уговаривать, я себе не враг, -- мрачно кивнул он.
Некоторое время мы молчали. Я добыл из Щели между Мирами чашку
крепчайшего эспрессо, несколько крошечных галет вроде тех, что так любят
подавать в некоторых забегаловках вместе с кофе, и сигарету. Через несколько
минут мне пришлось брезгливо испепелить остатки этого скромного завтрака: я
не чувствовал ни вкуса, ни аромата, только легкую тошноту, похожую на первый
приступ морской болезни. Чтобы немного прийти в себя, я поднялся на ноги,
выглянул в одно из маленьких смотровых окошек и тут же невольно заулыбался:
далеко внизу переливалась в сумрачном свете пасмурного дня жемчужная пыль
фонтанов. "Неужели киты?" -- изумился я и почти незаметным волевым усилием
заставил летающий пузырь опуститься пониже. Моему взору открылось
восхитительное зрелище: среди невысоких волн вальяжно резвилась четверка
морских гигантов, поразительно похожих на китов моей родины, только
золотисто-рыжий цвет их блестящей кожи напоминал о том, что дело происходит
в другом Мире. С размерами определиться было трудно. Сначала мне показалось,
что они даже больше, чем киты моего мира, потом я сделал скидку на
расстояние и тот прискорбный факт, что до сих пор я не видел вблизи ни
одного кита, и понял: объективных данных моя голова все равно не выдаст.
-- Мальчик, ты что, вдруг решил, что теперь нам обоим самое время
утопиться? -- с неподражаемой иронией осведомился мой спутник. -- Ой, если
бы ты спросил старого Нуфлина, как он хочет умереть, знаешь, что бы я тебе
на это сказал? Только не в холодной воде! У меня от нее кости ломит...
-- Нет, топиться мы не будем. Там киты, -- объяснил я, не отрываясь от
окошка.- Я их еще никогда не видел, разве только на картинке в Энциклопедии
Манги Мелифаро...
-- Киты? Да что ты говоришь?!
К моему изумлению, Магистр Нуфлин разволновался не на шутку. А я-то
думал, что я тут один такой... "юный натуралист", способный забыть обо всем
на свете, разглядывая изумительные очертания этих грациозных громадин.
-- Рыженькие, -- нежно мурлыкнул я, чувствуя, как по моей физиономии,
все еще перекошенной после давешних неприятностей, расползается идиотская
блаженная улыбка.
-- А не мог бы ты помочь мне подняться? -- вдруг спросил Магистр
Нуфлин. -- Мне бы не хотелось пропустить такое знаменательное событие, --
добавил он, как мне показалось, довольно смущенно.
-- А оно именно знаменательное? --растерянно уточнил я, помогая ему
выбраться из кресла.
Он ничего не ответил, а припал к смотровому окошку и замер -- как
маленький ребенок, честное слово! Через несколько минут мой локоть, в
который он вцепился, чтобы сохранять равновесие, взмолился о пощаде, но я не
решался шелохнуться: если уж умирающему старику приспичило посмотреть на
китов -- что ж, его
право!
-- Спасибо, Макс, -- наконец сказал Нуфлин, отворачиваясь от окошка. --
Усади меня в кресло, пожалуйста.
Я помог ему устроиться в кресле и тут же сам припал к окошку. Киты
постепенно удалялись, но скрываться под водой вроде бы не собирались, так
что можно было продолжать любоваться.
-- А знаешь, это очень добрый знак, мальчик,- неожиданно сказал Магистр
Нуфлин из-за моей спины.
-- Еще бы! Киты все-таки! -- тоном знатока подтвердил я.
-- Обычно они не заплывают в Великое Средиземное Море, -- пояснил мой
спутник. -- И вообще в нашем полушарии киты -- большая редкость. Вот поближе
к Арвароху их много... Моряки с Хонхоны считают встречу с китом наилучшей
приметой: она означает, что все вернутся домой живыми, да еще и с прибылью,
огромной, как китовая туша. А мы встретили не одного кита, а сразу четырех.
-- Значит, все будет хорошо. -- Я обернулся к нему и искренне
улыбнулся. -- Ваша Харумба окажется замечательным местом, вот увидите! А я
вернусь домой живым, что тоже не может не радовать...
-- Ой, Макс, не прибедняйся! Тебе и примет никаких не нужно, --
усмехнулся Нуфлин. -- Ты -- одно из самых живучих существ в этом Мире, в чем
я имел честь самолично убедиться.
-- Ничего, лишний добрый знак не помешает,- вздохнул я, с облегчением
отметив, что обстановка необъяснимым образом разрядилась. Спасибо китам:
если бы не они, вряд ли бы мы стали так непринужденно разговаривать -- два
человека, отрезанные от мира многими дюжинами футов и высокими бортами
корзины бесхитростного летательного аппарата, охранник и его подопечный,
неудачливый убийца и его ошеломленная жертва, не в меру великодушный судья и
оправданный преступник, и все это, с позволения сказать, "в одном флаконе".
Да уж, в столь нелепую и одновременно неловкую ситуацию я, пожалуй, еще
никогда не попадал!
-- Рыжие здесь киты, -- еще раз сказал я. Сочетание звуков в слове
"рыжие" необъяснимым образом ласкало мое небо и идеально соответствовало не
только окраске китов, но и восторженной нежности, которую я к ним испытывал.
-- Там, где я родился, рыжих китов не бывает, -- с внезапной откровенностью
сообщил я Нуфлину.- Они там...- я запнулся, подбирая определение, и наконец
нашел: -- ...темные, как сумерки в пасмурную погоду.
-- А в том мире, где ты родился, тоже есть киты? -- полюбопытствовал
Нуфлин.
-- Ага, -- кивнул я.
Мы снова замолчали, но на сей раз молчание было не гнетущим, а
умиротворенным.
Незадолго до заката я почувствовал странное беспокойство. Странное
потому, что оно не родилось в моем собственном сердце, а пришло извне --
похожее на внезапный порыв сырого ветра.
-- Что-то случилось? -- сразу спросил я своего спутника.
-- Еще не знаю, -- настороженно ответил он. -- А что ты почуял?
-- Ничего определенного,- неопределенно ответил я. -- Но...
-- Что-то переменилось, -- кивнул он. -- И знаешь, что я тебе скажу?
Мне это не нравится. Хуже всего, что я никак не могу понять, что именно
происходит: то ли просто погода портится, то ли надвигаются настоящие
неприятности.
-- Сейчас окажется, что ваши старинные враги -- никакой не миф, а самая
что ни на есть суровая правда, -- вздохнул я. -- Ладно, если что -- будем
драться. Куда ж я денусь?
Я не успел договорить, потому что началось черт знает что. Небо
разверзлось и пролилось на нас огненным дождем... Черт, я понимаю, что
неуместный пафос делает мою попытку обрисовать ситуацию беспомощной и
неуместной, но что я могу поделать, если небо действительно именно
"разверзлось и пролилось на нас огненным дождем" -- ни больше и ни меньше!
Разноцветные брызги холодного огня не обжигали кожу, но они быстро стирали с
лица земли наш летающий пузырь, да и нас, его пассажиров, тоже -- я успел
заметить, что мое тело зияет зловещими прорехами, как рваное лоохи портового
нищего, и испытать ужас, описать который не берусь: все мои прежние страхи
не имели никакого сходства с этим всепоглощающим чувством. Но у меня в
запасе все же было одно-единственное коротенькое мгновение -- его бы не
хватило на размышления и поиски выхода, зато его хватило на действие,
необдуманный, судорожный, но мощный рывок под сень стены из белого кирпича,
которая, как ни крути, была раз и навсегда воздвигнута в моем сознании.
Разумеется, я бы ни за что не стал этого делать, если бы у меня была
возможность обдумать свои действия. Иногда паника может принести благо, кто
бы мог подумать!
Мне снова пришлось испытать давешние неприятные переживания: и
сокрушительную тошнотворную слабость умирающего старика, и холодный ужас при
виде собственного тела, скорчившегося на полу корзины в нескольких шагах от
меня, и жгучую боль в груди, смешанную с испуганной радостью возвращения к
себе. Хвала Магистрам, все это продолжалось очень недолго, словно услужливый
киномеханик великодушно промотал пленку в ускоренном режиме, бормоча под
нос: "это мы уже видели".
Удивительное дело: я не только отлично помнил события, которые
непосредственно предшествовали этому странному повторению одного из самых
неприятных эпизодов в моей жизни, но и оказался способен довольно шустро
сообразить, что случилось. Оказавшись на самом краю, я невольно вспомнил
ловушку, в которую попал по милости Магистра Нуфлина, и инстинктивно
рванулся под защиту своей белой стены: в течение нескольких дней я строил ее
в полной уверенности, что она защитит меня от всех напастей, а времени
вспомнить о том, что все это бессовестное вранье, у меня не оказалось. Все к
лучшему: зловещая магия ловушки оказалась столь сильна, что сумела
перетащить меня в неприятные, но, как выяснилось, совершенно безопасные для
жизни мгновения недавнего прошлого. Вернее, не только меня, а нас обоих:
Магистр Нуфлин сидел в своем кресле смертельно бледный, взволнованный и,
кажется, разгневанный, но совершенно живой. К счастью, он оказался крепче,
чем мы все предполагали перед отъездом: от таких потрясений кто угодно мог
бы свалиться с инфарктом, а ему хоть бы что!
-- Вы поняли, что случилось? -- взволнованно спросил я.
-- Думаю, что да. -- Теперь шелест его голоса то и дело срывался на
истеричную хрипотцу.- Я не слишком часто использовал этот прием с белой
кирпичной стеной, -- добавил он, -- и мне в голову не приходило, что такая
ловушка способна перенести своего творца и свою жертву сквозь время... А как
ты это сделал, Макс? -- с деланным равнодушием спросил он.
Я понял, что Магистр Нуфлин умирает от любопытства, но за свою долгую
жизнь законного властителя и признанного мудреца он давным-давно отвык
обращаться за разъяснениями -- особенно к сопливым новичкам в колдовской
науке, вроде меня. Так что этот сквозь зубы выдавленный вопрос стал для него
своего рода актом самоуничижения или по меньшей мере обуздания гордыни.
-- Все очень просто, -- смущенно сказал я. -- Когда все... ну, вернее,
мы с вами... начали таять под этим огненным дождем, я ударился в панику,
перестал соображать, забыл, что ваша стена была ловушкой и воссоздал ее в
своем воображении, словно она может меня спасти. И, как видите,
действительно спасла. Хотя все это было довольно неприятно.
-- Полностью с тобой согласен, -- сумрачно кивнул Нуфлин. -- Не так
неприятно, как в первый раз, и все же... Будь любезен, выгляни-ка в окно.
Я послушно обернулся к смотровому окошку и обнаружил, что последние
остатки заката все еще размазаны по нижнему краю блеклых облаков.
-- Начало ночи? -- лаконично спросил Нуфлин.
-- Ага, судя по всему, она только что наступила. Совсем как...
-- Да, ты прав. Судя по всему, мы действительно вернулись в прошлое и
были вынуждены еще раз его пережить, -- задумчиво сказал он. -- Ты каким-то
образом получил некоторую власть над временем, что само по себе удивительно.
-- Здорово, что мы с вами сохранили воспоминания обо всем, что
случилось, -- заметил я. -- Я помню и наш тяжелый разговор, и китов, и весь
этот кошмар, который случился под вечер. Вы тоже все помните, верно?
-- Разумеется, -- кивнул Нуфлин. -- И это не только избавляет от
необходимости снова толочь воду в ступе, но и сулит надежду на спасение.
Теперь мы оба заранее знаем, что ждет нас на закате, и, возможно, сумеем
надлежащим образом подготовиться к неприятностям. По крайней мере, у нас
есть время на обдумывание.
-- Изменить курс? -- тут же предложил я. И сам понял, что сморозил
глупость: существо, оказавшееся способным пролить на своих врагов дождь
холодного уничтожительного огня, сможет найти и поразить нас где угодно,
хоть на дне моря -- было бы желание.
Мы немного помолчали, потом я нерешительно спросил: -- А что, если
все-таки попробовать уйти Темным Путем? Джуффин говорил мне, что вы наотрез
отказались путешествовать таким способом, но теперь я думаю, что дело вовсе
не в том, будто чужая магия сейчас опасна для вашей жизни...
-- Правильно думаешь. Особой опасности тут для меня нет. Просто,
путешествуя Темным Путем, я бы не успел даже попытаться заманить
провожающего в ловушку, -- сухо согласился он, обрывая мои неуклюжие попытки
тактично сформулировать неприглядные факты. Что ж, не ошибаются только
мертвые. Но кусать локти уже поздно!
-- Подождите, почему поздно? -- изумленно спросил я.- Вы же сами
знаете: у нас куча времени...
-- Но, к сожалению, недостаточно, чтобы добраться до ближайшего клочка
суши. Можешь не хвататься за карту, я и без нее отлично знаю каждый клочок
пространства в этой части Мира, -- печально заметил старик. Потом он
понимающе покачал головой: -- Неужели ты не знаешь, что уйти Темным Путем
можно, только если твои ноги стоят на земле? Ну или на полу, в доме, который
построен на земле, -- это не имеет значения. Но уйти Темным Путем отсюда, из
этой корзины... Решительно невозможно! Даже не пробуй, а то навлечешь беду
на себя и на меня, вот что я тебе скажу!
-- Ну мы и влипли, -- разочарованно вздохнул я. -- И что делать будем?
Говорил же я вам, что охранник из меня никудышный...
-- Что ж, другого все равно нет, -- философски пожал плечами Магистр
Нуфлин. -- Впрочем, только что ты уже спас нас обоих от неминуемой гибели,
так что не прибедняйся, мальчик.
-- Послать, что ли, зов Джуффину? -- неуверенно предложил я.- Может
быть, он знает...
-- Ни в коем случае! Даже не вздумай ни с кем разговаривать! -- резко
сказал Нуфлин. Потом, смягчившись, добавил: -- Пойми, Макс: сейчас мы заново
переживаем события, которые уже случились с нами однажды. Не стоит отягощать
эту ситуацию, и без того двусмысленную и опасную, лишними контактами с
внешним миром. Я не знаю, каковы могут быть последствия, но поверь мне на
слово: с временем лучше не шутить. Ему палец в рот не клади -- сведет с ума
и проглотит, ты и пикнуть не успеешь!
-- Ладно, -- растерянно согласился я. И снова настойчиво спросил: --
Делать-то все-таки что будем?
-- Думать, -- строго сказал старик. -- Впрочем, можешь не слишком
утруждать себя этим занятием. Лучше успокойся и съешь что-нибудь: на тебе
лица нет.
Последовать его снисходительному совету оказалось чертовски трудно. Мне
кусок в горло не лез. Впрочем, Магистр Нуфлин не считал нужным
контролировать, справляюсь ли я с поставленной передо мной стратегической
задачей. Он неподвижно сидел в своем кресле прикрыв глаза -- не то
действительно думал, не то дремал. Я оставил попытки изнасиловать свой
взбунтовавшийся организм порцией чего-нибудь съестного и заступил на вахту у
окошка, поскольку мне было чертовски интересно: объявятся снова киты или
все-таки нет. В глубине души я был готов принять их в качестве единственного
надежного доказательства того факта, что мы действительно вернулись в
прошлое, а не переместились, к примеру, в завтрашний день или на полгода
вперед -- чем черт не шутит! Золотистые спины морских гигантов появились в
срок -- я и сам не знал, радоваться этому или огорчаться.
-- А вот и киты, -- сообщил я Нуфлину. -- Здесь они, приплыли как
миленькие...
Он довольно равнодушно кивнул, явно не удивляясь этому факту. В отличие
от меня старик не испытывал никаких сомнений касательно нашего невероятного
прыжка в недавнее прошлое.
-- Вы еще ничего не придумали? -- нетерпеливо спросил я.- А то
смотрите, я могу подключиться...
Все мои давешние заслуги, вместе взятые, не избавили меня от ехидного
молчания Магистра Нуф-лина. Уверен, в прежние времена, когда старик еще был
в силе, я бы тут же грохнулся замертво -- настолько ядовитым оказался
взгляд, которым он меня смерил. "Так, в мой могучий интеллект он явно не
верит, -- весело подумал я. -- И никто в него не верит, разве что мой пес,
да и тот по доброте душевной..."
-- Ладно, -- улыбнулся я. -- Не хотите, чтобы я думал, -- не буду. Но
скажите мне: вы догадываетесь, кто на нас нападал?
-- Я не догадываюсь, я знаю,- пожал плечами Нуфлин. -- А толку-то...
Его имя на хлеб не положишь, скажу тебе больше: его и вслух-то произносить