Я оставил Лоджа в Мейдеихеде и поехал в Котсуолд. Войдя в старый каменный дом, где дети шумно бежали через холл к вечернему чаю, я почувствовал, что попал наконец опять в разумный мир. Спилла спускалась по лестнице, держа в охапке кучу летних платьев Полли. Я подошел, встретил ее на нижней ступеньке и поцеловал в щеку.
— Мы с Джоан собирались заняться платьями Полли, — сказала она. — Девочка растет не по дням, а по часам, придется удлинять их...
Я пошел за ней в гостиную, и мы уселись на ковер перед горящим камином.
— Ну как? Все кончилось? — спросила Спилла, бросив платья на пол.
— Думаю, что да. Слишком многое кончилось для меня.
Я рассказал ей о следствии.
— Только благодаря Биллу Джордж Пени был разоблачен. Билл погиб не зря.
Она долго ничего не отвечала, и я видел, как желтое пламя отражается в ее непролитых слезах. Потом она проглотила комок в горле и покачала головой, как будто стараясь сбросить с себя прошлое, и сказала:
— Пойдем пить чай с детьми.
Полли попросила меня заклеить камеру ее велосипеда. Генри сказал, что он придумал несколько гамбитов в шахматах, и попросил меня поиграть с ним после чая. Уильям запечатлел на моей щеке липкий поцелуй и сунул мне в ладонь надкушенное яблоко в качестве подарка. Я снова был дома.
Глава 17
— Мы с Джоан собирались заняться платьями Полли, — сказала она. — Девочка растет не по дням, а по часам, придется удлинять их...
Я пошел за ней в гостиную, и мы уселись на ковер перед горящим камином.
— Ну как? Все кончилось? — спросила Спилла, бросив платья на пол.
— Думаю, что да. Слишком многое кончилось для меня.
Я рассказал ей о следствии.
— Только благодаря Биллу Джордж Пени был разоблачен. Билл погиб не зря.
Она долго ничего не отвечала, и я видел, как желтое пламя отражается в ее непролитых слезах. Потом она проглотила комок в горле и покачала головой, как будто стараясь сбросить с себя прошлое, и сказала:
— Пойдем пить чай с детьми.
Полли попросила меня заклеить камеру ее велосипеда. Генри сказал, что он придумал несколько гамбитов в шахматах, и попросил меня поиграть с ним после чая. Уильям запечатлел на моей щеке липкий поцелуй и сунул мне в ладонь надкушенное яблоко в качестве подарка. Я снова был дома.
Глава 17
Почти невыносимая мысль о том, что я потерял Кэт, не отпускала меня. Я не мог выбросить эту мысль из головы. Просыпаясь утром, я ощущал, как врывается боль, чтобы испортить мне день. Засыпая, я видел Кэт во сне, она убегала от меня по длинному, темному туннелю. Мне казалось невероятным, что я когда-нибудь снова увижу ее, и я пытался привыкнуть к этой мысли и вести себя благоразумно. Затем, через неделю после суда, я отправился на скачки в Банбери, и Кэт была там. Она была в темно-синем платье, бледная и спокойная, и выражение ее лица не изменилось, когда она увидела меня, а я смотрел на черные тени у нее под глазами. Она ждала меня у весовой и заговорила, едва я подошел.
— Аллан, мне кажется, я должна извиниться перед вами за то, что сказала вам тогда. — Она произнесла все это с видимым усилием.
— Все в порядке, — ответил я.
— Нет... нет, не все. Я подумала о том, что вы сказали... об этих детях, ездивших в школу под охраной тренера по джиу-джитсу... и я поняла, что дядю Джорджа надо было остановить. — Она сделала паузу. — Вы не виновны в смерти тети Дэб. Я прощу простить меня за то, что я это сказала. — Она вздохнула с таким трудом, как будто выполнила неимоверно тяжкий долг.
— Вы проделали весь путь сюда только для того, чтобы сказать мне это? — спросил я.
— Да. Меня мучило, что я была так несправедлива.
— Кэт, дорогая моя Кэт, — сказал я, и в душе моей стал рассеиваться мрак. — Я отдал бы все на свете за то, чтобы это был не дядя Джордж, поверьте мне! — Я пристально посмотрел ей в лицо. — Вы... Вы что-нибудь ели сегодня?
— Нет, — тихо ответила она.
— Надо позавтракать, — сказал я и, не давая ей времени отказаться, взял ее за руку и повел в закусочную. Там я наблюдал, как она ела, сначала едва прикасаясь к пище, а потом с внезапно проснувшимся аппетитом, как краски жизни постепенно возвращались на ее лицо и слабый отзвук прежней веселости зазвучал в ее голосе.
Она взяла вторую порцию пирога с мясом и сказала вдруг дружеским тоном:
— А вы? Я сказал:
— Мне надо скакать.
— Да, я знаю, я читала газету. Безнадежный, так ведь? — спросила она между глотками.
— Да, — сказал я.
— Будьте осторожны, хорошо? Обещаете? Он ведь еще не очень наработан, как говорит Пит.
Я взглянул на нее с восхищенным изумлением, и она густо покраснела.
— Кэт, — сказал я.
— Я... я думала, что вы никогда не простите мне эту ужасную грубость. Я провела самую страшную неделю в моей жизни, раскаиваясь в каждом слове, которое сказала. Но зато наконец я поняла, как я отношусь к вам. Я пыталась говорить себе, что буду счастлива, если больше никогда не увижу вас, а вместо этого становилась все более и более несчастной. Я... я думала, что вы никогда не захотите видеть меня после всего, что было в Брайтоне. Я подумала, что лучше мне самой приехать, если вы должны знать, что я раскаялась, и сказать вам это, чтобы посмотреть, как... как вы станете реагировать...
— А как я, по-вашему, должен был реагировать?
— Я подумала, что вы, может быть, задерете нос и обдадите меня ледяным холодом, и я бы не стала винить вас за это. — Она, забыв о хороших манерах, отправила в рот корку от пирога.
— Хотите выйти за меня замуж, Кэт? — спросил я.
Она ответила:
— Да! — с набитым ртом и продолжала резать пирог.
Я терпеливо ждал, пока она покончит с пирогом и печеньем.
— Когда вы в последний раз ели? — спросил я, после того как она наконец положила салфетку.
— Не помню. — Она посмотрела на меня с выражением новой радости и скрытой под нею старой печали, и по этому ее выражению, а также по тому, что она сказала о Безнадежном — первая забота, которую она проявила о моей безопасности! — я понял, что она действительно возмужала.
Я сказал:
— Мне хочется поцеловать вас.
— На ипподромах не предусмотрено удобств для женихов и невест, — ответила она. — Здесь только лошадиные фургоны.
— У нас всего десять минут, — сказал я. — Я участвую во второй скачке.
Мы забрались в лошадиный фургон Пита. Я сжал ее в своих объятиях, и на этот раз губы Кэт ответили мне.
Десять минут пролетели, как одна секунда. Я промчался в весовую и надел свои цвета, оставив несколько ошарашенную и не отрицавшую этого Кэт на скамейке па самом солнцепеке. Я скакал в первый раз, с тех пор как закончилось дело дяди Джорджа. Я беспокойно огляделся в раздевалке, всматриваясь в хорошо знакомые лица и не желая верить, что кто-нибудь из них мог служить причиной смерти Джо. Может быть, Лодж прав, просто я не хотел этого знать? Подсознательно. Мне ведь нравился когда-то и сам дядя Джордж. И теперь у меня не хватает духа видеть, как чья-то дружелюбная маска будет сорвана и под ней обнаружится чудовище?
Клем передал мне мою утяжеленную свинцом одежду. Я смотрел на его морщинистое лицо и думал: «Не ты. Нет, не ты».
Казалось предательством даже думать об этом, хотя кто, как не Клем, мог слышать и знать все, и ни одно мало-мальски важное сообщение не проходило мимо его ушей. Оракул — так звали его на ипподроме. Увесистый толчок в спину прервал мои размышления.
— Ну, как сыщицкие делишки, воробушек? — заорал Сэнди, останавливаясь и балансируя на одном колене седлом, к которому он пристегивал подпруги. — Как поживаешь, Шерлок?
— Вышел в отставку, — ухмыльнулся я.
— Нет, правда? После таких шикарных результатов?
— Я лучше займусь стиплчизом. Меньше риска. Дружелюбный взгляд Сэнди скользнул по шраму на моем лице.
— Занимайся на здоровье, приятель, — сказал он. — Только ты переменишь мнение, когда переломаешь столько костей, сколько я. — Он обернул подпругу вокруг седла, засунул под потник пряжки и, сдвинув шлем на затылок, пошел к выходу, и все головы оборачивались на его веселый голос, словно притянутые магнитом.
В другом конце раздевалки я заметил Дэна, преднамеренно повернувшегося ко мне спиной. Болтая с кем-то у ворот, он, к несчастью, увидел, как мы с Кэт возвращались со стоянки лошадиных фургонов. Он хорошо разглядел наши сияющие лица, прежде чем мы заметили его, и ему не надо было никаких объяснений. Он поздравил Кэт двумя скупыми фразами, а мне не сказал ни слова.
Я прошел мимо его непреклонной спины и вышел в паддок. Он последовал за мной. Все как надо, Пит тренировал наших лошадей, и нам обоим нужно было к нему.
При виде меня Пит бесцеремонно ляпнул:
— Аллан, Кэт рассказала мне ваши новости. Здорово сделано!
Он снес свирепый взгляд Дэна и поспешно перевел разговор на скачки. Он говорил о лошади Дэна, но я его уже не слышал.
В десяти ярдах от нас высился могучий Клиффорд Тюдор, перекатывавший во рту сигару и отдающий приказы своим тренеру и жокею. Странно, подумал я, как часто я натыкаюсь на этого человека. Я поглядел, как он делает тяжелые, рубящие движения бронзовыми руками, чтобы лучше втолковать свои требования, и увидел, что молодой жокей, заменивший Джо, хмурит лоб в явной тревоге.
Я проследил за ним глазами до того места, где сэр Кресвелл Стампе, прежде чем занять свой официальный пост в судейской ложе, наблюдал за усаживанием своего сынка Дэвида в седло, за ними — еще и еще люди, владельцы лошадей и тренеры, дающие инструкции и рассчитывающие свои ставки в последний момент.
Скольких людей я здесь знал! И скольких любил... Кто же из них, кто из них был не тем, чем казался?
Пит помог мне взобраться на узкую спину Безнадежного, и я помахал рукой Кэт, стоявшей за оградой паддока, и поехал рысцой к старту.
По дороге меня резко обогнал Дэн, он повернул голову в мою сторону, когда поравнялся со мной. Холодно взглянув на меня, он сказал:
— Будь ты проклят! — подчеркивая все три слова, и отогнал свою лошадь подальше, чтобы у меня не было возможности ответить. Я и не собирался отвечать. Он или умеет преодолеть в себе это, или нет; в любом случае я ничем не мог ему помочь.
В этой скачке было одиннадцать участников. Мы кружили на одном месте, пока помощник подтягивал подпруги, а сам стартер выкликал номера. Сэнди попросил разрешения спешиться, чтобы поправить седло, которое сбилось на холку по дороге к старту. Стартер кивнул, взглянул на свои часы и сказал Сэнди, чтобы он не копался. Именно этот стартер терпеть не мог опаздывать с началом скачки и нервничал по поводу каждой малейшей задержки.
Сэнди отстегнул подпругу, подтянул на место седло и снова укрепил его. Я следил за ним, вместо того чтобы полностью сконцентрировать все внимание на Безнадежном, и то, что случилось, произошло исключительно по моей вине.
Служитель махнул перед носом моей лошади белым флажком, которым он должен был сигнализировать трибунам, что лошади готовы к старту. Мой юный скакун испугался, встал на дыбы, как цирковая лошадь, рванулся в сторону и сбросил меня на землю. Я упал плашмя на спину, перевернулся и увидел, что Безнадежный брыкнул задними ногами и помчался по скаковой дорожке.
Несколько секунд я лежал, пытаясь перевести дыхание, а Сэнди подошел ко мне, смеясь и протягивая руку, чтобы помочь мне встать, и даже сделал какое-то грубое замечание но поводу моего внезапного падения.
Меня вдруг одолело странное головокружение, и все мои пять чувств стали проделывать со мной фантастические трюки. Лежа под весенним солнцем, я почувствовал дождь на лице. У меня перехватило дыхание; я не был ранен, а между тем все тело вдруг пронизала острая боль. В затуманенном мозгу, казалось, слилось прошлое и настоящее, и два совершенно разных события как бы случились одновременно. Я смотрел в лицо Сэнди. Я видел знакомую беззубую улыбку, фальшивую челюсть он, как всегда, вынул для безопасности; я видел смеющиеся карие глаза с рыжеватыми ресницами и отважное выражение «черт меня побери» на его лице. Солнце заливало его светом. И в то же время я видел это лицо надвигающимся на меня сквозь пленку дождя, лицо с жестокими глазами и угрожающим ртом. Я слышал голос, говорящий: «Любопытный ублюдок! Может быть, это научит его не совать нос в чужие дела», — и я поднял руку, чтобы защитить щеку от удара сапогом, который сейчас последует...
Мое зрение прояснилось, а Сэнди и я все еще смотрели друг другу в глаза, как будто между нами происходила битва. Он опустил руку, протянутую в помощь мне, и дружелюбие начисто исчезло с его лица, как сходит с лица умелого актера ненужное ему выражение, когда роль уже сыграна.
Моя ладонь была еще прижата к щеке. Я поспешно отвел ее, но жест был достаточно красноречив. Я вспомнил все, что случилось у препятствия в Бристоле, и Сэнди понял это.
В ногах моих снова появилась сила, и я встал. Стартер, глядя на часы, с плохо скрываемым негодованием спросил, в порядке ли я. Я ответил, что да, и извинился, что задержал скачку. Где-то на дорожке Безнадежного поймали и теперь вели к старту.
Сэнди не спешил садиться в седло, он стоял передо мной.
— Ты ничего не можешь доказать, — сказал он с типичной для него прямотой, беря быка за рога. — Никто не может доказать, что я был связан с Пенном.
— Флетчер, — ответил я сразу.
— Он будет держать язык за зубами, — убежденно ответил Сэнди. — Он мой двоюродный брат.
Авантюра дяди Джорджа со скачками, как я теперь увидел, была инспирирована не только доступностью прогоревшей букмекерской фирмы. Существование легко добытого союзника на ипподроме могло быть именно тем фактором, который заставил его решиться купить фирму «Л. С. Перт».
Я мысленно представил себе остальных членов шайки.
— Ну а Филдер? — спросил я после короткой паузы.
— Для него я только голос по телефону. Голос по имени Смит. Он не отличит меня от китайского императора, — сказал Сэнди.
Я временно сдался.
— Для чего ты это делал? — спросил я.
— Для денег, для чего же еще? — сказал он сердито, явно считая мой вопрос дурацким.
— Почему ты сам не «придерживал» лошадей? Почему ты давал Джо зарабатывать большие деньги на проигрышах?
Сэнди охотно дал объяснение:
— Я «придерживал» раза два сам. Начальство поймало меня на второй лошади, и я выбрался из этого дела, содрав всю кожу на руках. Я обозлился, браток. Я предложил боссу нанять этого подонка Джо вместо меня. Пусть он потеряет права, а не я, сказал я себе. Но я получал отличный процент каждый раз, когда он «придерживал» лошадей.
— И ты еще больше разозлился, когда он против правил выиграл на Болингброке? — спросил я.
— Ну еще бы!
— Значит, Джо не говорил тебе в душевой, что не будет задерживать Болингброка? Ты знал заранее?
— А ты настоящий Шерлок, — сказал Сэнди.
— Так ты, значит, все-таки сбросил его за канат в Пламптоне?
— Он этого заслуживал. Я из-за него потерял пятьдесят соверенов на Лейке, а также премиальные от босса.
— Может быть, он и смерть заслужил тоже? — с горечью спросил я.
Человек, который вел Безнадежного, был уже в ста ярдах от нас.
— Этот... — он грязно выругался, — не умел держать язык за зубами. Он размахивал этой коричневой бумажкой в Ливерпуле и звал тебя. Я видел, что на ней написано, и сказал Филдеру, вот и все. Я не знал, что это означает, но можно было биться об заклад, что боссу это не понравится. Джо сам лез на рожон.
— И когда его убили, ты позвонил Филдеру и сказал, что работа была сделана плохо и что Джо успел перед смертью поговорить со мной?
— Да, — сказал Сэнди угрюмо. — Я слышал, как ты сам трепал об этом всем в весовой.
Я не мог отказать себе в удовольствии.
— Я все наврал, — сказал я. — Джо умер, не сказав мне ни слова.
Когда смысл этих слов дошел до него полностью, у него отвисла челюсть, и я видел, как он где-то внутренне поколебался, как будто топор прочно вошел в корни его огромного самомнения. Он повернулся на пятках, пошел туда, где помощник стартера держал его лошадь, и вскочил в седло.
Я пошел навстречу Безнадежному, поблагодарил человека, приведшего его, и тоже прыгнул в седло; терпение стартера истощилось.
— Прошу равняться! — сказал он, и ходивших по кругу лошадей начали выстраивать в ряд на скаковой дорожке. Я подъехал сзади и встал рядом с Сэнди. У меня к нему был еще один вопрос.
— Скажи мне, — начал я, — зачем ты посоветовал Пенну подкупать майора Дэвидсона? Ты же должен был знать, что он не задержит Адмирала и не лишит его выигрыша за все деньги, какие есть в мире.
— Это была идея босса, а не моя, — сказал Сэнди грубо. — Я просил Филдера предупредить его, что толку не будет, но босс ни черта не смыслил в лошадях и, кроме того, был упрям как осел. Филдер сказал, что босс не послушает, потому что босс думает, что если он наметил верную лошадь, то она принесет целое состояние. Он сам придумал эту штуку с проволокой. А для меня было бы во сто раз лучше, если бы ты сломал себе шею на этой проволоке, — с неожиданным ядом в голосе добавил он.
Стартер резко опустил руку. Тесьма взвилась, и с пятиминутным опозданием лошади полетели вперед к первому препятствию.
Я не знаю точно, когда Сэнди решил сбросить меня за канат. Может быть, его ошеломила мысль о всех тех деньгах, которые он не заработает, а может бить, я сам лез на неприятность, напомнив ему, как однажды он проделал то же с Джо Нантвичем, не знаю.
Во всяком случае, когда мы приблизились ко второму барьеру в виде плетня, он повернул свою лошадь ко мне. Мы с ним оба были в группе, шедшей непосредственно за лидерами, и я был на бровке, а ограда — по левую руку от меня.
Я взглянул в лицо Сэнди. Его прищуренные глаза были сосредоточены на предстоящем прыжке, но с каждым темпом его лошадь все больше приближалась к моей. Я подумал, что он почти не оставляет мне места.
Я вовремя успел сообразить, что он хочет прижать мою лошадь, и тогда я буду выброшен за откос в шесть футов высотой. Я слышал, что падение через откос — одно из самых опасных. Теперь мне предстояло принять немедленное решение, если я не хотел испытать это на себе.
Я буквально рванул поводья. Безнадежный эффектно осекся в своем движении, потеряв ритм, и, как только ноги лошади Сэнди миновали его плечо, я бесцеремонно повернул его голову направо. Я едва успел сделать это. Плетень оказался у него под ногами, прежде чем Безнадежный заметил это, и он задел об один из столбиков передними ногами. Следующая за нами лошадь, шедшая быстрее, ударила его в круп, и жокей крикнул мне, чтобы я соображал, что делаю.
Безнадежный был еще слишком неопытен для таких штук, и я подумал, что, если я не хочу окончательно потрепать ему нервы, мне придется всю скачку держать его подальше от лошади Сэнди.
Но Сэнди не удовлетворился этим. На прямой перед трибунами он опять пристроился сбоку от меня. Он был лучшим жокеем, чем я, и лошадь его была опытнее. Когда я пытался идти быстрее, он догонял меня, а когда я замедлял ход, он тоже приостанавливал лошадь. Я не мог стряхнуть его с дороги на глазах у трибун, ведь, если не считать того, что он все время держался рядом, он скакал по правилам. Но за первым поворотом лежал длинный кривой отрезок на сравнительно безлюдном пространстве, и там-то он будет меньше церемониться, это я тоже знал.
Я уже подумывал, не выйти ли мне из этой скачки, но это было бы еще большим позором, чем вылететь за канат.
Когда лошади плотной группой обогнули поворот, Сэнди сделал еще одну попытку. Он плотно прижал свою лошадь к моей, оставаясь чуть-чуть позади. Слева я был прижат к Дэну. Дэн бросил на меня взгляд и крикнул:
— Отодвинься, Сэнди! Дай нам место!
Сэнди не ответил. Вместо этого я почувствовал, что его нога скользнула вдоль моего бедра и он с силой надавил мне на подколенное сухожилие. Затем он сделал внезапный резкий толчок ногой вперед и вверх.
Нога у меня вылетела из стремени, и я потерял равновесие. Я сильно накренился влево, голова болталась рядом с шеей лошади, пальцами я отчаянно пытался ухватиться за гриву. Внизу — я видел как в тумане — копыта лошадей дружна били землю на повороте, и я изо всех сил старался удержаться в седле и не попасть под них. Но мой вес был слишком сдвинут вперед, и толчки галопа еще больше перемещали меня в том же направлении. Я знал, что через несколько секунд я свалюсь.
Меня спас Дэн. Он ухватил меня рукой за бок и буквально втащил обратно в седло.
— Спасибо, — прошептал я, пытаясь попасть правой ногой в болтающееся стремя.
Тут же, за поворотом, было следующее препятствие, и я хотел привести себя и лошадь в равновесие прежде, чем мы достигнем его. Когда мы делали поворот, солнце било прямо в лицо, но, когда мы вылетели на прямую, оно оказалось справа от нас. Я оглянулся, чтобы посмотреть, по-прежнему ли Сэнди рядом со мной, и солнце ударило мне прямо в глаза. Он был здесь. Он показался мне черным силуэтом на фоне солнца.
Я вспомнил, что в такие светлые дни на ипподроме солнце светит прямо в глаза зрителям и им трудно разобрать, что происходит, на дальней стороне скаковой дорожки. Что бы ни сделал Сэнди, он мог быть уверен, что никто ничего не увидит, даже судьи.
Я выиграл ярд или два у Сэнди и Дэна на следующем препятствии, но через плечо я слышал, как Сэнди цокает языком, посылая лошадь, и тотчас же снова увидел его рядом с собой. Его тень пересекла дорогу моей лошади. Внезапно он взмахнул рукой, и, не будь я в напряженной готовности, он бы свалил меня. Широким круговым движением он размахнулся правой рукой, чтобы ударить меня хлыстом по лицу. Я чисто интуитивно отклонился, даже не заметив хлыста. Тяжелый удар пришелся мне по шлему, как раз по верхушке, и сбил его с головы. Он покатился по траве.
Я почувствовал скорее, чем увидел, что Сэнди замахнулся для нового удара. Я взял хлыст и поводья в левую руку и, когда он ударил, выбросил правую. Мне повезло, мои пальцы ухватились за хлыст, я удержал его, скрутил и рванул на себя с силой отчаяния.
Я почти вытащил Сэнди из седла и уже злорадствовал, но в последний момент он отпустил хлыст и восстановил равновесие.
Отпрянув, его лошадь отскочила от меня в сторону, оставив между нами пространство, и я с надеждой смотрел через плечо, не окажется ли кто-нибудь из участников скачки между нами. Но большинство их ушло вперед, и близко не было никого. Я отбросил в сторону хлыст Сэнди. Впереди появилось следующее препятствие. Я старался держаться подальше от ограды и успокоить Безнадежного, так чтобы у него был шанс взять барьер, но я видел, что Сэнди опять надвигается на меня с огромной скоростью.
Моя погладь перескочила плетень довольно правильно. Сэнди заставил свою лошадь сделать неимоверный прыжок, и, приземлившись, она оказалась прямо на моем пути.
Безнадежный ударился об ограду.
Каким-то чудом он не упал. Он отпрянул, пошатнулся, заколебался было, но опять пошел галопом.
Я не чувствовал ноги после этого последнего препятствия, когда здорово приложился ею к ограде. Я глянул на ногу. Казалось, она правильно работала, хотя я и не чувствовал ее. Мои шелковые брюки были разорваны на колене, а на скаковом сапоге зияла большая треугольная дыра. Как ни глупо, именно это меня рассердило: я сшил их на заказ, это были дорогие сапоги. Сэнди на несколько корпусов опередил меня и пока не сумел задержаться. Дэн появился справа, и я был рад видеть его там.
Он крикнул:
— Какого черта тут происходит? Что за игру затеял Сэнди?
— Это не игра! Он хочет столкнуть меня.
— Почему? — прокричал Дэн.
— Он работал для Джорджа Пенна... и зарабатывал много денег... Теперь он не может это делать... и обвиняет в этом меня. — Я кричал урывками, ветер вырывал у меня слова и швырял их мне обратно через плечо.
— Резонно, — сказал Дэн.
— Да, — согласился я. Я взглянул на него, но теперь он казался силуэтом на фоне солнца, и я не видел выражения его лица. Если он так зол на меня из-за Кэт, что захочет продолжать то, что начал Сэнди, то шансов у меня нет. И он и Сэнди могли вить из меня веревки. Мы мчались в молчании к следующему препятствию, последнему на противоположной стороне. Сэнди постепенно отстал, чтобы дождаться меня.
— Аллан! — крикнул вдруг Дэн.
— Да? — ответил я.
— Хочешь, накормим Сэнди его собственной конфеткой?
— Да! — крикнул я, почувствовав вдруг, что меня уже ничто не удерживает.
Это было страшное дело, и, если бы судьи увидели это, меня лишили бы жокейских прав. Но я уже слишком натерпелся от отборных головорезов дядюшки Джорджа.
Дэн крикнул:
— Я пойду с поля от него. Ты скачи еще дальше с поля от меня. Потом я уйду вперед и оставлю его между тобой и канатом. Ладно?
Я кивнул. Я пытался предвидеть будущее. Если я высажу Сэнди, он не посмеет жаловаться начальству, а я, как он сказал, не могу дать полиции веских доказательств против него. Между нами могло быть недолгое перемирие. И — падением за падение — мы могли бы свести счеты.
— Пошел! — крикнул Дэн.
Он выслал свою лошадь и начал догонять Сэнди справа. Я отвел лошадь от бровки и заставил ее идти полем. Оставалась миля до финиша, и, так как никто еще особенно не нажимал, все остальные были как раз неподалеку от нас. Позади не оставалось никого. За плетнем лежал длинный овальный поворот, ведущий на прямую. Если Сэнди или я сбросим один другого, это надо делать на склоне, ибо, как только мы выедем на прямую, судьям будет видно каждое наше движение.
Дэн перепрыгнул препятствие рядом с Сэнди, а я был чуть позади. Как только я поравнялся с ними обоими, Дэн выслал свою лошадь и умчался от нас, оставив, как обещал, Сэнди между мной и оградой.
Я грубо направил Безнадежного на лошадь Сэнди, ударив ее об ограду. Сэнди заорал и вскинул кулак. Я сильно хватил его хлыстом по руке. Мне надо было ссадить его, не повредив его лошади. Я и без того уже несправедливо поступил с владельцем лошади, пытаясь организовать ему проигрыш скачки, ссадив его жокея. Если нельзя этого сделать без вреда для лошади, не надо это делать вообще.
Собрав поводья в правую руку, я левой внезапно толкнул Сэнди прямо под мышку. Он покачнулся в седле, но сохранил равновесие. Ох и ругал он меня!
Мы были на гребне склона. Надо было действовать теперь или никогда. Я сильней прижал лошадь Сэнди к ограде. Он опять заорал. Его нога, я знал, должна была-быть разбита, раздавлена, размозжена или просто разорвана побеленными бревнами ограды. У меня от того же самого нога онемела и до сих пор еще не отошла, и я не чувствовал к нему никакой жалости. Потом его нога ударилась об един из вертикальных столбов с отчетливым звуком.
Он закричал.
Я заскрежетал зубами, взмахнул рукой и толкнул его изо всей силы. Я знал, что, если он сейчас не вылетит, у меня не хватит решимости повторить этот прием. Но он начал сползать сначала медленно, а потом все быстрее, как будто его засасывал водоворот.
Я в последний раз увидел его лицо, дико вытаращенные глаза, рот, перекошенный мукой, когда он упал в высокую траву но ту сторону ограды. Затем я уже был за поворотом, весь в синяках, задохнувшийся, оборванный, но все еще в форме. Лошадь Сэнди, освобожденная от его веса, неслась вперед, обгоняя других жокеев.
Дэн увидел ее, повернулся в своем седле, улыбнулся мне и поднял вверх большой палец.
— Аллан, мне кажется, я должна извиниться перед вами за то, что сказала вам тогда. — Она произнесла все это с видимым усилием.
— Все в порядке, — ответил я.
— Нет... нет, не все. Я подумала о том, что вы сказали... об этих детях, ездивших в школу под охраной тренера по джиу-джитсу... и я поняла, что дядю Джорджа надо было остановить. — Она сделала паузу. — Вы не виновны в смерти тети Дэб. Я прощу простить меня за то, что я это сказала. — Она вздохнула с таким трудом, как будто выполнила неимоверно тяжкий долг.
— Вы проделали весь путь сюда только для того, чтобы сказать мне это? — спросил я.
— Да. Меня мучило, что я была так несправедлива.
— Кэт, дорогая моя Кэт, — сказал я, и в душе моей стал рассеиваться мрак. — Я отдал бы все на свете за то, чтобы это был не дядя Джордж, поверьте мне! — Я пристально посмотрел ей в лицо. — Вы... Вы что-нибудь ели сегодня?
— Нет, — тихо ответила она.
— Надо позавтракать, — сказал я и, не давая ей времени отказаться, взял ее за руку и повел в закусочную. Там я наблюдал, как она ела, сначала едва прикасаясь к пище, а потом с внезапно проснувшимся аппетитом, как краски жизни постепенно возвращались на ее лицо и слабый отзвук прежней веселости зазвучал в ее голосе.
Она взяла вторую порцию пирога с мясом и сказала вдруг дружеским тоном:
— А вы? Я сказал:
— Мне надо скакать.
— Да, я знаю, я читала газету. Безнадежный, так ведь? — спросила она между глотками.
— Да, — сказал я.
— Будьте осторожны, хорошо? Обещаете? Он ведь еще не очень наработан, как говорит Пит.
Я взглянул на нее с восхищенным изумлением, и она густо покраснела.
— Кэт, — сказал я.
— Я... я думала, что вы никогда не простите мне эту ужасную грубость. Я провела самую страшную неделю в моей жизни, раскаиваясь в каждом слове, которое сказала. Но зато наконец я поняла, как я отношусь к вам. Я пыталась говорить себе, что буду счастлива, если больше никогда не увижу вас, а вместо этого становилась все более и более несчастной. Я... я думала, что вы никогда не захотите видеть меня после всего, что было в Брайтоне. Я подумала, что лучше мне самой приехать, если вы должны знать, что я раскаялась, и сказать вам это, чтобы посмотреть, как... как вы станете реагировать...
— А как я, по-вашему, должен был реагировать?
— Я подумала, что вы, может быть, задерете нос и обдадите меня ледяным холодом, и я бы не стала винить вас за это. — Она, забыв о хороших манерах, отправила в рот корку от пирога.
— Хотите выйти за меня замуж, Кэт? — спросил я.
Она ответила:
— Да! — с набитым ртом и продолжала резать пирог.
Я терпеливо ждал, пока она покончит с пирогом и печеньем.
— Когда вы в последний раз ели? — спросил я, после того как она наконец положила салфетку.
— Не помню. — Она посмотрела на меня с выражением новой радости и скрытой под нею старой печали, и по этому ее выражению, а также по тому, что она сказала о Безнадежном — первая забота, которую она проявила о моей безопасности! — я понял, что она действительно возмужала.
Я сказал:
— Мне хочется поцеловать вас.
— На ипподромах не предусмотрено удобств для женихов и невест, — ответила она. — Здесь только лошадиные фургоны.
— У нас всего десять минут, — сказал я. — Я участвую во второй скачке.
Мы забрались в лошадиный фургон Пита. Я сжал ее в своих объятиях, и на этот раз губы Кэт ответили мне.
Десять минут пролетели, как одна секунда. Я промчался в весовую и надел свои цвета, оставив несколько ошарашенную и не отрицавшую этого Кэт на скамейке па самом солнцепеке. Я скакал в первый раз, с тех пор как закончилось дело дяди Джорджа. Я беспокойно огляделся в раздевалке, всматриваясь в хорошо знакомые лица и не желая верить, что кто-нибудь из них мог служить причиной смерти Джо. Может быть, Лодж прав, просто я не хотел этого знать? Подсознательно. Мне ведь нравился когда-то и сам дядя Джордж. И теперь у меня не хватает духа видеть, как чья-то дружелюбная маска будет сорвана и под ней обнаружится чудовище?
Клем передал мне мою утяжеленную свинцом одежду. Я смотрел на его морщинистое лицо и думал: «Не ты. Нет, не ты».
Казалось предательством даже думать об этом, хотя кто, как не Клем, мог слышать и знать все, и ни одно мало-мальски важное сообщение не проходило мимо его ушей. Оракул — так звали его на ипподроме. Увесистый толчок в спину прервал мои размышления.
— Ну, как сыщицкие делишки, воробушек? — заорал Сэнди, останавливаясь и балансируя на одном колене седлом, к которому он пристегивал подпруги. — Как поживаешь, Шерлок?
— Вышел в отставку, — ухмыльнулся я.
— Нет, правда? После таких шикарных результатов?
— Я лучше займусь стиплчизом. Меньше риска. Дружелюбный взгляд Сэнди скользнул по шраму на моем лице.
— Занимайся на здоровье, приятель, — сказал он. — Только ты переменишь мнение, когда переломаешь столько костей, сколько я. — Он обернул подпругу вокруг седла, засунул под потник пряжки и, сдвинув шлем на затылок, пошел к выходу, и все головы оборачивались на его веселый голос, словно притянутые магнитом.
В другом конце раздевалки я заметил Дэна, преднамеренно повернувшегося ко мне спиной. Болтая с кем-то у ворот, он, к несчастью, увидел, как мы с Кэт возвращались со стоянки лошадиных фургонов. Он хорошо разглядел наши сияющие лица, прежде чем мы заметили его, и ему не надо было никаких объяснений. Он поздравил Кэт двумя скупыми фразами, а мне не сказал ни слова.
Я прошел мимо его непреклонной спины и вышел в паддок. Он последовал за мной. Все как надо, Пит тренировал наших лошадей, и нам обоим нужно было к нему.
При виде меня Пит бесцеремонно ляпнул:
— Аллан, Кэт рассказала мне ваши новости. Здорово сделано!
Он снес свирепый взгляд Дэна и поспешно перевел разговор на скачки. Он говорил о лошади Дэна, но я его уже не слышал.
В десяти ярдах от нас высился могучий Клиффорд Тюдор, перекатывавший во рту сигару и отдающий приказы своим тренеру и жокею. Странно, подумал я, как часто я натыкаюсь на этого человека. Я поглядел, как он делает тяжелые, рубящие движения бронзовыми руками, чтобы лучше втолковать свои требования, и увидел, что молодой жокей, заменивший Джо, хмурит лоб в явной тревоге.
Я проследил за ним глазами до того места, где сэр Кресвелл Стампе, прежде чем занять свой официальный пост в судейской ложе, наблюдал за усаживанием своего сынка Дэвида в седло, за ними — еще и еще люди, владельцы лошадей и тренеры, дающие инструкции и рассчитывающие свои ставки в последний момент.
Скольких людей я здесь знал! И скольких любил... Кто же из них, кто из них был не тем, чем казался?
Пит помог мне взобраться на узкую спину Безнадежного, и я помахал рукой Кэт, стоявшей за оградой паддока, и поехал рысцой к старту.
По дороге меня резко обогнал Дэн, он повернул голову в мою сторону, когда поравнялся со мной. Холодно взглянув на меня, он сказал:
— Будь ты проклят! — подчеркивая все три слова, и отогнал свою лошадь подальше, чтобы у меня не было возможности ответить. Я и не собирался отвечать. Он или умеет преодолеть в себе это, или нет; в любом случае я ничем не мог ему помочь.
В этой скачке было одиннадцать участников. Мы кружили на одном месте, пока помощник подтягивал подпруги, а сам стартер выкликал номера. Сэнди попросил разрешения спешиться, чтобы поправить седло, которое сбилось на холку по дороге к старту. Стартер кивнул, взглянул на свои часы и сказал Сэнди, чтобы он не копался. Именно этот стартер терпеть не мог опаздывать с началом скачки и нервничал по поводу каждой малейшей задержки.
Сэнди отстегнул подпругу, подтянул на место седло и снова укрепил его. Я следил за ним, вместо того чтобы полностью сконцентрировать все внимание на Безнадежном, и то, что случилось, произошло исключительно по моей вине.
Служитель махнул перед носом моей лошади белым флажком, которым он должен был сигнализировать трибунам, что лошади готовы к старту. Мой юный скакун испугался, встал на дыбы, как цирковая лошадь, рванулся в сторону и сбросил меня на землю. Я упал плашмя на спину, перевернулся и увидел, что Безнадежный брыкнул задними ногами и помчался по скаковой дорожке.
Несколько секунд я лежал, пытаясь перевести дыхание, а Сэнди подошел ко мне, смеясь и протягивая руку, чтобы помочь мне встать, и даже сделал какое-то грубое замечание но поводу моего внезапного падения.
Меня вдруг одолело странное головокружение, и все мои пять чувств стали проделывать со мной фантастические трюки. Лежа под весенним солнцем, я почувствовал дождь на лице. У меня перехватило дыхание; я не был ранен, а между тем все тело вдруг пронизала острая боль. В затуманенном мозгу, казалось, слилось прошлое и настоящее, и два совершенно разных события как бы случились одновременно. Я смотрел в лицо Сэнди. Я видел знакомую беззубую улыбку, фальшивую челюсть он, как всегда, вынул для безопасности; я видел смеющиеся карие глаза с рыжеватыми ресницами и отважное выражение «черт меня побери» на его лице. Солнце заливало его светом. И в то же время я видел это лицо надвигающимся на меня сквозь пленку дождя, лицо с жестокими глазами и угрожающим ртом. Я слышал голос, говорящий: «Любопытный ублюдок! Может быть, это научит его не совать нос в чужие дела», — и я поднял руку, чтобы защитить щеку от удара сапогом, который сейчас последует...
Мое зрение прояснилось, а Сэнди и я все еще смотрели друг другу в глаза, как будто между нами происходила битва. Он опустил руку, протянутую в помощь мне, и дружелюбие начисто исчезло с его лица, как сходит с лица умелого актера ненужное ему выражение, когда роль уже сыграна.
Моя ладонь была еще прижата к щеке. Я поспешно отвел ее, но жест был достаточно красноречив. Я вспомнил все, что случилось у препятствия в Бристоле, и Сэнди понял это.
В ногах моих снова появилась сила, и я встал. Стартер, глядя на часы, с плохо скрываемым негодованием спросил, в порядке ли я. Я ответил, что да, и извинился, что задержал скачку. Где-то на дорожке Безнадежного поймали и теперь вели к старту.
Сэнди не спешил садиться в седло, он стоял передо мной.
— Ты ничего не можешь доказать, — сказал он с типичной для него прямотой, беря быка за рога. — Никто не может доказать, что я был связан с Пенном.
— Флетчер, — ответил я сразу.
— Он будет держать язык за зубами, — убежденно ответил Сэнди. — Он мой двоюродный брат.
Авантюра дяди Джорджа со скачками, как я теперь увидел, была инспирирована не только доступностью прогоревшей букмекерской фирмы. Существование легко добытого союзника на ипподроме могло быть именно тем фактором, который заставил его решиться купить фирму «Л. С. Перт».
Я мысленно представил себе остальных членов шайки.
— Ну а Филдер? — спросил я после короткой паузы.
— Для него я только голос по телефону. Голос по имени Смит. Он не отличит меня от китайского императора, — сказал Сэнди.
Я временно сдался.
— Для чего ты это делал? — спросил я.
— Для денег, для чего же еще? — сказал он сердито, явно считая мой вопрос дурацким.
— Почему ты сам не «придерживал» лошадей? Почему ты давал Джо зарабатывать большие деньги на проигрышах?
Сэнди охотно дал объяснение:
— Я «придерживал» раза два сам. Начальство поймало меня на второй лошади, и я выбрался из этого дела, содрав всю кожу на руках. Я обозлился, браток. Я предложил боссу нанять этого подонка Джо вместо меня. Пусть он потеряет права, а не я, сказал я себе. Но я получал отличный процент каждый раз, когда он «придерживал» лошадей.
— И ты еще больше разозлился, когда он против правил выиграл на Болингброке? — спросил я.
— Ну еще бы!
— Значит, Джо не говорил тебе в душевой, что не будет задерживать Болингброка? Ты знал заранее?
— А ты настоящий Шерлок, — сказал Сэнди.
— Так ты, значит, все-таки сбросил его за канат в Пламптоне?
— Он этого заслуживал. Я из-за него потерял пятьдесят соверенов на Лейке, а также премиальные от босса.
— Может быть, он и смерть заслужил тоже? — с горечью спросил я.
Человек, который вел Безнадежного, был уже в ста ярдах от нас.
— Этот... — он грязно выругался, — не умел держать язык за зубами. Он размахивал этой коричневой бумажкой в Ливерпуле и звал тебя. Я видел, что на ней написано, и сказал Филдеру, вот и все. Я не знал, что это означает, но можно было биться об заклад, что боссу это не понравится. Джо сам лез на рожон.
— И когда его убили, ты позвонил Филдеру и сказал, что работа была сделана плохо и что Джо успел перед смертью поговорить со мной?
— Да, — сказал Сэнди угрюмо. — Я слышал, как ты сам трепал об этом всем в весовой.
Я не мог отказать себе в удовольствии.
— Я все наврал, — сказал я. — Джо умер, не сказав мне ни слова.
Когда смысл этих слов дошел до него полностью, у него отвисла челюсть, и я видел, как он где-то внутренне поколебался, как будто топор прочно вошел в корни его огромного самомнения. Он повернулся на пятках, пошел туда, где помощник стартера держал его лошадь, и вскочил в седло.
Я пошел навстречу Безнадежному, поблагодарил человека, приведшего его, и тоже прыгнул в седло; терпение стартера истощилось.
— Прошу равняться! — сказал он, и ходивших по кругу лошадей начали выстраивать в ряд на скаковой дорожке. Я подъехал сзади и встал рядом с Сэнди. У меня к нему был еще один вопрос.
— Скажи мне, — начал я, — зачем ты посоветовал Пенну подкупать майора Дэвидсона? Ты же должен был знать, что он не задержит Адмирала и не лишит его выигрыша за все деньги, какие есть в мире.
— Это была идея босса, а не моя, — сказал Сэнди грубо. — Я просил Филдера предупредить его, что толку не будет, но босс ни черта не смыслил в лошадях и, кроме того, был упрям как осел. Филдер сказал, что босс не послушает, потому что босс думает, что если он наметил верную лошадь, то она принесет целое состояние. Он сам придумал эту штуку с проволокой. А для меня было бы во сто раз лучше, если бы ты сломал себе шею на этой проволоке, — с неожиданным ядом в голосе добавил он.
Стартер резко опустил руку. Тесьма взвилась, и с пятиминутным опозданием лошади полетели вперед к первому препятствию.
Я не знаю точно, когда Сэнди решил сбросить меня за канат. Может быть, его ошеломила мысль о всех тех деньгах, которые он не заработает, а может бить, я сам лез на неприятность, напомнив ему, как однажды он проделал то же с Джо Нантвичем, не знаю.
Во всяком случае, когда мы приблизились ко второму барьеру в виде плетня, он повернул свою лошадь ко мне. Мы с ним оба были в группе, шедшей непосредственно за лидерами, и я был на бровке, а ограда — по левую руку от меня.
Я взглянул в лицо Сэнди. Его прищуренные глаза были сосредоточены на предстоящем прыжке, но с каждым темпом его лошадь все больше приближалась к моей. Я подумал, что он почти не оставляет мне места.
Я вовремя успел сообразить, что он хочет прижать мою лошадь, и тогда я буду выброшен за откос в шесть футов высотой. Я слышал, что падение через откос — одно из самых опасных. Теперь мне предстояло принять немедленное решение, если я не хотел испытать это на себе.
Я буквально рванул поводья. Безнадежный эффектно осекся в своем движении, потеряв ритм, и, как только ноги лошади Сэнди миновали его плечо, я бесцеремонно повернул его голову направо. Я едва успел сделать это. Плетень оказался у него под ногами, прежде чем Безнадежный заметил это, и он задел об один из столбиков передними ногами. Следующая за нами лошадь, шедшая быстрее, ударила его в круп, и жокей крикнул мне, чтобы я соображал, что делаю.
Безнадежный был еще слишком неопытен для таких штук, и я подумал, что, если я не хочу окончательно потрепать ему нервы, мне придется всю скачку держать его подальше от лошади Сэнди.
Но Сэнди не удовлетворился этим. На прямой перед трибунами он опять пристроился сбоку от меня. Он был лучшим жокеем, чем я, и лошадь его была опытнее. Когда я пытался идти быстрее, он догонял меня, а когда я замедлял ход, он тоже приостанавливал лошадь. Я не мог стряхнуть его с дороги на глазах у трибун, ведь, если не считать того, что он все время держался рядом, он скакал по правилам. Но за первым поворотом лежал длинный кривой отрезок на сравнительно безлюдном пространстве, и там-то он будет меньше церемониться, это я тоже знал.
Я уже подумывал, не выйти ли мне из этой скачки, но это было бы еще большим позором, чем вылететь за канат.
Когда лошади плотной группой обогнули поворот, Сэнди сделал еще одну попытку. Он плотно прижал свою лошадь к моей, оставаясь чуть-чуть позади. Слева я был прижат к Дэну. Дэн бросил на меня взгляд и крикнул:
— Отодвинься, Сэнди! Дай нам место!
Сэнди не ответил. Вместо этого я почувствовал, что его нога скользнула вдоль моего бедра и он с силой надавил мне на подколенное сухожилие. Затем он сделал внезапный резкий толчок ногой вперед и вверх.
Нога у меня вылетела из стремени, и я потерял равновесие. Я сильно накренился влево, голова болталась рядом с шеей лошади, пальцами я отчаянно пытался ухватиться за гриву. Внизу — я видел как в тумане — копыта лошадей дружна били землю на повороте, и я изо всех сил старался удержаться в седле и не попасть под них. Но мой вес был слишком сдвинут вперед, и толчки галопа еще больше перемещали меня в том же направлении. Я знал, что через несколько секунд я свалюсь.
Меня спас Дэн. Он ухватил меня рукой за бок и буквально втащил обратно в седло.
— Спасибо, — прошептал я, пытаясь попасть правой ногой в болтающееся стремя.
Тут же, за поворотом, было следующее препятствие, и я хотел привести себя и лошадь в равновесие прежде, чем мы достигнем его. Когда мы делали поворот, солнце било прямо в лицо, но, когда мы вылетели на прямую, оно оказалось справа от нас. Я оглянулся, чтобы посмотреть, по-прежнему ли Сэнди рядом со мной, и солнце ударило мне прямо в глаза. Он был здесь. Он показался мне черным силуэтом на фоне солнца.
Я вспомнил, что в такие светлые дни на ипподроме солнце светит прямо в глаза зрителям и им трудно разобрать, что происходит, на дальней стороне скаковой дорожки. Что бы ни сделал Сэнди, он мог быть уверен, что никто ничего не увидит, даже судьи.
Я выиграл ярд или два у Сэнди и Дэна на следующем препятствии, но через плечо я слышал, как Сэнди цокает языком, посылая лошадь, и тотчас же снова увидел его рядом с собой. Его тень пересекла дорогу моей лошади. Внезапно он взмахнул рукой, и, не будь я в напряженной готовности, он бы свалил меня. Широким круговым движением он размахнулся правой рукой, чтобы ударить меня хлыстом по лицу. Я чисто интуитивно отклонился, даже не заметив хлыста. Тяжелый удар пришелся мне по шлему, как раз по верхушке, и сбил его с головы. Он покатился по траве.
Я почувствовал скорее, чем увидел, что Сэнди замахнулся для нового удара. Я взял хлыст и поводья в левую руку и, когда он ударил, выбросил правую. Мне повезло, мои пальцы ухватились за хлыст, я удержал его, скрутил и рванул на себя с силой отчаяния.
Я почти вытащил Сэнди из седла и уже злорадствовал, но в последний момент он отпустил хлыст и восстановил равновесие.
Отпрянув, его лошадь отскочила от меня в сторону, оставив между нами пространство, и я с надеждой смотрел через плечо, не окажется ли кто-нибудь из участников скачки между нами. Но большинство их ушло вперед, и близко не было никого. Я отбросил в сторону хлыст Сэнди. Впереди появилось следующее препятствие. Я старался держаться подальше от ограды и успокоить Безнадежного, так чтобы у него был шанс взять барьер, но я видел, что Сэнди опять надвигается на меня с огромной скоростью.
Моя погладь перескочила плетень довольно правильно. Сэнди заставил свою лошадь сделать неимоверный прыжок, и, приземлившись, она оказалась прямо на моем пути.
Безнадежный ударился об ограду.
Каким-то чудом он не упал. Он отпрянул, пошатнулся, заколебался было, но опять пошел галопом.
Я не чувствовал ноги после этого последнего препятствия, когда здорово приложился ею к ограде. Я глянул на ногу. Казалось, она правильно работала, хотя я и не чувствовал ее. Мои шелковые брюки были разорваны на колене, а на скаковом сапоге зияла большая треугольная дыра. Как ни глупо, именно это меня рассердило: я сшил их на заказ, это были дорогие сапоги. Сэнди на несколько корпусов опередил меня и пока не сумел задержаться. Дэн появился справа, и я был рад видеть его там.
Он крикнул:
— Какого черта тут происходит? Что за игру затеял Сэнди?
— Это не игра! Он хочет столкнуть меня.
— Почему? — прокричал Дэн.
— Он работал для Джорджа Пенна... и зарабатывал много денег... Теперь он не может это делать... и обвиняет в этом меня. — Я кричал урывками, ветер вырывал у меня слова и швырял их мне обратно через плечо.
— Резонно, — сказал Дэн.
— Да, — согласился я. Я взглянул на него, но теперь он казался силуэтом на фоне солнца, и я не видел выражения его лица. Если он так зол на меня из-за Кэт, что захочет продолжать то, что начал Сэнди, то шансов у меня нет. И он и Сэнди могли вить из меня веревки. Мы мчались в молчании к следующему препятствию, последнему на противоположной стороне. Сэнди постепенно отстал, чтобы дождаться меня.
— Аллан! — крикнул вдруг Дэн.
— Да? — ответил я.
— Хочешь, накормим Сэнди его собственной конфеткой?
— Да! — крикнул я, почувствовав вдруг, что меня уже ничто не удерживает.
Это было страшное дело, и, если бы судьи увидели это, меня лишили бы жокейских прав. Но я уже слишком натерпелся от отборных головорезов дядюшки Джорджа.
Дэн крикнул:
— Я пойду с поля от него. Ты скачи еще дальше с поля от меня. Потом я уйду вперед и оставлю его между тобой и канатом. Ладно?
Я кивнул. Я пытался предвидеть будущее. Если я высажу Сэнди, он не посмеет жаловаться начальству, а я, как он сказал, не могу дать полиции веских доказательств против него. Между нами могло быть недолгое перемирие. И — падением за падение — мы могли бы свести счеты.
— Пошел! — крикнул Дэн.
Он выслал свою лошадь и начал догонять Сэнди справа. Я отвел лошадь от бровки и заставил ее идти полем. Оставалась миля до финиша, и, так как никто еще особенно не нажимал, все остальные были как раз неподалеку от нас. Позади не оставалось никого. За плетнем лежал длинный овальный поворот, ведущий на прямую. Если Сэнди или я сбросим один другого, это надо делать на склоне, ибо, как только мы выедем на прямую, судьям будет видно каждое наше движение.
Дэн перепрыгнул препятствие рядом с Сэнди, а я был чуть позади. Как только я поравнялся с ними обоими, Дэн выслал свою лошадь и умчался от нас, оставив, как обещал, Сэнди между мной и оградой.
Я грубо направил Безнадежного на лошадь Сэнди, ударив ее об ограду. Сэнди заорал и вскинул кулак. Я сильно хватил его хлыстом по руке. Мне надо было ссадить его, не повредив его лошади. Я и без того уже несправедливо поступил с владельцем лошади, пытаясь организовать ему проигрыш скачки, ссадив его жокея. Если нельзя этого сделать без вреда для лошади, не надо это делать вообще.
Собрав поводья в правую руку, я левой внезапно толкнул Сэнди прямо под мышку. Он покачнулся в седле, но сохранил равновесие. Ох и ругал он меня!
Мы были на гребне склона. Надо было действовать теперь или никогда. Я сильней прижал лошадь Сэнди к ограде. Он опять заорал. Его нога, я знал, должна была-быть разбита, раздавлена, размозжена или просто разорвана побеленными бревнами ограды. У меня от того же самого нога онемела и до сих пор еще не отошла, и я не чувствовал к нему никакой жалости. Потом его нога ударилась об един из вертикальных столбов с отчетливым звуком.
Он закричал.
Я заскрежетал зубами, взмахнул рукой и толкнул его изо всей силы. Я знал, что, если он сейчас не вылетит, у меня не хватит решимости повторить этот прием. Но он начал сползать сначала медленно, а потом все быстрее, как будто его засасывал водоворот.
Я в последний раз увидел его лицо, дико вытаращенные глаза, рот, перекошенный мукой, когда он упал в высокую траву но ту сторону ограды. Затем я уже был за поворотом, весь в синяках, задохнувшийся, оборванный, но все еще в форме. Лошадь Сэнди, освобожденная от его веса, неслась вперед, обгоняя других жокеев.
Дэн увидел ее, повернулся в своем седле, улыбнулся мне и поднял вверх большой палец.