Фрэнсис Элиза Бёрнетт. Таинственный сад; Маленький лорд Фаунтлерой; Маленькая принцесса

   Написать письмо Дикону оказалось довольно трудной задачей. Мери не особенно многому учили, потому что гувернантки так не любили ее, что не хотели жить с нею. Она не умела хорошо складывать, но, когда она попробовала писать печатными буквами, это ей удалось, и Марта продиктовала ей письмо.
   – Мы вложим деньги в конверт, и я попрошу мальчика мясника отвезти его. Он большой приятель Дикона, – сказала Марта.
   – А как я получу все то, что Дикон купит? – спросила Мери.
   – Он сам принесет. Он охотно придет сюда.
   – О! – воскликнула Мери. – Так я его увижу! Я никогда не думала, что увижу Дикона.
   – А ты хотела бы его видеть? – вдруг спросила Марта с очевидным удовольствием.
   – Да! Я никогда не видела мальчика, которого любят лисицы и вороны. Я очень хотела бы его видеть.
   Марта сделала движение, как будто вдруг о чем-то вспомнила.
   – И подумать только, что я об этом чуть не забыла, – воскликнула она вдруг, – а думала рассказать тебе еще утром! Я спросила мать, и она сказала, что сама попросит миссис Медлок.
   – Ты думаешь… – начала было Мери.
   – О чем я говорила во вторник – можно ли будет тебе поехать как-нибудь к нам в коттедж, мы бы тебя там угостили овсяной лепешкой с маслом и молоком.
   – Как она думает, пустит меня миссис Медлок? – озабоченно спросила Мери.
   – Да, она думает, что миссис Медлок пустит тебя.
   – Если я поеду, то увижу и твою мать, и Дикона, – сказала Мери, обдумывая все это; видно было, что эта мысль ей очень нравится. – Твоя мать совсем непохожа на матерей в Индии.
   После работы в саду и после всех треволнений Мери сидела притихшая и задумчивая. Марта сидела с нею, пока не наступила пора подавать чай, но сидели они тихо и разговаривали мало. И прежде чем Марта сошла вниз за чаем, Мери вдруг задала ей вопрос.
   – Марта, – спросила она, – у судомойки опять сегодня болели зубы?
   Марта слегка вздрогнула:
   – Почему ты спрашиваешь?
   – Вот почему… Когда я ждала тебя здесь наверху, я открыла дверь и пошла по коридору, чтобы посмотреть, не идешь ли ты. И я опять услышала отчаянный крик, как в прошлый раз. Сегодня нет ветра, значит, это не мог быть ветер…
   – О, ты не должна расхаживать по коридорам и подслушивать, – беспокойно сказала Марта. – Мистер Крэвен за это рассердился бы и наделал бы Бог знает чего…
   – Я не подслушивала, – сказала Мери, – я только ждала тебя… и услышала это. Уже в третий раз!
   – Ах, Боже мой! Миссис Медлок звонит! – сказала Марта, выбежав из комнаты.
   – Это самый странный дом, в котором кто-нибудь когда-нибудь жил, – полусонно сказала Мери, положив голову на мягкое сиденье стоявшего около нее кресла.
   Свежий воздух, работа в саду и прыгалка вызвали в ней такую здоровую приятную усталость, что она уснула.

Глава XI

   Солнце сияло почти целую неделю, освещая и таинственный сад. Так называла его Мери, когда думала о нем. Ей очень нравилось это название, а еще больше нравилось ей сознание, что, когда она находилась внутри красивой старой ограды, никто не знал, где она. Ей казалось, что она находится в каком-то волшебном краю, в другом мире.
   Мери была решительная девочка, и теперь, когда в ее жизни появилось нечто интересное, где она могла проявить свой решительный нрав, она всецело отдалась работе. Она неустанно работала, копала, выпалывала сорные травы, и работа не только не утомляла ее, но с каждым часом все больше и больше нравилась ей. Она казалась ей какой-то волшебной игрой.
   Мери находила гораздо больше бледно-зеленых игл, чем ожидала; они, казалось, повсюду выглядывали из-под земли. Иногда она переставала копать, думая о том, как будет выглядеть сад, когда все это зацветет.
   В течение этой недели она немножко ближе сошлась с Беном. Несколько раз она заставала его врасплох, вдруг появляясь возле него как из-под земли. Дело было в том, что она боялась, чтоб он не забрал своих инструментов и не ушел, если б увидел, что она идет к нему, и поэтому подкрадывалась как можно тише. Но он, очевидно, относился к ней менее неприязненно, чем прежде. Быть может, ему втайне льстило ее желание побыть с ним; кроме того, она стала гораздо вежливей, чем прежде. Он не знал, что когда она его увидела впервые, то заговорила с ним таким тоном, каким говорила бы с туземным слугой в Индии, не подозревая даже, что старый угрюмый йоркширец не привык преклоняться перед своими господами и только исполнять их приказания.
   Он очень редко был разговорчив и иногда на все вопросы Мери отвечал одним ворчанием, но однажды утром разговорился. Он выпрямился, поставив ногу на заступ лопаты, и пристально оглядел Мери.
   – Ты давно здесь? – выпалил он.
   – Около месяца, кажется, – ответила она.
   – Это делает Миссельтуэйту честь, – сказал он, – ты не такая худая и желтая, как была прежде. Когда ты впервые пришла сюда, в сад, ты была похожа на ощипанного галчонка; я подумал тогда, что никогда не видывал более некрасивого и кислого лица, чем твое.
   Мери была не тщеславна и никогда не была высокого мнения о своей наружности, поэтому ничуть не смутилась.
   – Я знаю, что я теперь не такая худая; мои чулки становятся уже… А вот малиновка, Бен!
   Это действительно была малиновка, красивее чем когда-либо: ее красный «жилет» блестел, как атлас, она размахивала крыльями, склоняла головку набок и грациозно прыгала. Потом она вдруг расправила крылья и – Мери едва верила своим глазам! – взлетела прямо на ручку лопаты Бена. А Бен стоял неподвижно, затаив дыхание, пока птичка снова расправила крылья и улетела. Потом он постоял, глядя на ручку лопаты, как будто в ней было нечто волшебное, и снова начал копать, не говоря ни слова. Но так как на лице его то появлялась, то исчезала улыбка, Мери не побоялась заговорить с ним.
   – А у вас есть собственный сад? – спросила она.
   – Нет; я холостяк и живу у Мартина, возле заставы…
   – А если бы у вас был сад, что бы вы там посадили? – спросила Мери.
   – Капусту, картофель, лук…
   – А если бы вы хотели посадить цветы? – настаивала Мери. – Что бы вы посадили?
   – Цветочные луковицы… что-нибудь душистое, а больше всего роз.
   Лицо Мери оживилось.
   – А вы любите розы? – спросила она.
   Бен вырвал с корнем какое-то сорное растение и бросил его в сторону, прежде чем ответил.
   – Да, люблю… Меня этому научила одна молодая дама, у которой я был садовником. У нее был клочок земли в одном месте, которое ей очень нравилось… а розы она так любила, как будто это были дети… или птицы. Я сам видел, как она нагибалась и целовала их… Это было давно, лет десять тому назад.
   – А где она теперь? – спросила Мери, сильно заинтересованная.
   – На небе, – ответил Бен, – как говорит пастор.
   – А что сделалось с розами?
   – Их оставили так… на произвол судьбы.
   Мери начала волноваться.
   – И они совсем умерли? Розы умирают, когда их оставляют так? – осмелилась она спросить.
   – Я научился любить их… Я любил ее, а она – розы, – неохотно сознался Бен. – Раза два в год я уходил туда… делал кое-что… подстригал кусты, расчищал вокруг корней. Они были запущены, но земля была хорошая, и кое-какие выжили.
   – А когда на кустах нет листьев и они сухие и серые или коричневые, то как же можно узнать, живые они или мертвые? – спросила Мери.
   – Подожди, пока за них возьмется весна, когда солнце светит после дождя, а дождь выпадает после солнечного света, тогда узнаешь.
   – Как же, как? – крикнула Мери, забыв осторожность.
   – Погляди хорошенько на ветки и, если найдешь на них кое-где коричневые комочки, следи за ними после теплого дождя… Увидишь, что будет.
   Он вдруг остановился и с любопытством поглядел на ее оживленное лицо.
   – А ты чего так вдруг заинтересовалась розами? – спросил он.
   Мери почувствовала, что лицо ее вспыхнуло; она почти боялась ответить.
   – Это я… я хочу поиграть… будто у меня есть свой сад, – пробормотала она, – я… мне… нечего делать… У меня ничего… и никого.
   – Да, это верно, – медленно сказал Бен, глядя на нее, – у тебя нет ничего и никого.
   Сказал он это таким странным тоном, что Мери подумала, не жалеет ли он ее немножко.
   Мери никогда не жалела самое себя; она только иногда бывала утомлена и сердита, потому что никого и ничего не любила. Но теперь все как будто менялось и становилось лучше. Если только никто не узнает про ее таинственный сад, ей всегда будет весело!
   Она постояла еще минут десять и задала ему еще несколько вопросов. Он ответил на каждый вопрос своим обычным ворчливым тоном, но не казался таким сердитым, чтобы взять свой заступ и отойти прочь.
   – А вы теперь тоже ходите туда… взглянуть на эти розы? – спросила она.
   – В этом году я еще не был… У меня суставы болят от ревматизма.
   Он сказал это своим ворчливым тоном и вдруг точно рассердился на нее, хотя она никак не могла понять за что.
   – Вот что, – сказал он резко, – не задавай так много вопросов. Уходи отсюда и играй себе. Я сегодня толковал достаточно!
   Он сказал это так сердито, что она поняла: ей нечего оставаться здесь. Она медленно удалилась по дорожке, прыгая через веревочку и думая о том, что нашелся еще один человек, который ей нравится, несмотря на свою ворчливость. Да, старый Бен очень нравился ей.
   Вокруг таинственного сада шла обнесенная лавровой изгородью дорожка, которая вела к калитке, выходившей из парка в лес. Мери хотелось добежать по этой дорожке до калитки и выглянуть в лес, чтобы посмотреть, нет ли поблизости зайцев. Прыганье через веревочку доставило ей большое удовольствие, и когда она добралась до калитки, она отворила ее и вышла в лес, потому что вдруг услышала какой-то странный тихий свист и ей захотелось узнать, что это было.
   Это было нечто необыкновенное: она стояла и смотрела, затаив дыхание. Под деревом, прислонившись спиною к стволу, сидел мальчик и играл на грубо сделанной деревянной дудке. Это был мальчик лет двенадцати.
   Он был очень опрятен; щеки у него были красные, как мак, нос вздернутый, а глаза такие круглые и голубые, каких Мери никогда не видывала ни у одного мальчика. На стволе дерева, к которому он прислонился, сидела коричневая белка и следила за ним; из-за кустов поблизости выглядывал фазан, вытянув шею, а подле него сидели два кролика, нюхая воздух. Казалось, будто все они собрались, чтобы быть поближе к мальчику и послушать странные тихие звуки, которые издавала его дудочка.
   Увидев Мери, он поднял руку и заговорил почти таким же низким, похожим на звуки дудки, голосом.
   – Не шевелись! – сказал он. – А то спугнешь их.
   Мери стояла неподвижно. Он перестал играть и стал подыматься с земли. Движения его были так медленны, что он, казалось, вовсе не двигался, но, наконец, он все-таки встал на ноги; белка вскарабкалась вверх по дереву, фазан спрятал голову, а кролики пустились бежать прочь, не выказывая, впрочем, никакого испуга.
   – Я – Дикон, – сказал мальчик, – и я знаю, что ты мисс Мери.
   Мери только тогда сообразила, что это Дикон. Разве кто-нибудь другой умел так очаровывать фазанов и кроликов, как туземцы в Индии очаровывают змей?
   У мальчика был большой румяный рот, а улыбка расползалась по всему лицу.

Глава ХII

   Дикон несколько минут стоял, осматриваясь вокруг, в то время, как Мери следила за ним, потом стал ходить, ступая еще осторожнее и легче, чем Мери, когда она впервые очутилась в таинственном саду. Дикон, казалось, видел все сразу: серые деревья, серые ползучие растения, обвивавшие их и свисавшие с ветвей, зеленые альковы с каменными скамьями и высокие вазы для цветов, стоявшие внутри.
   – Я не думал, что когда-нибудь увижу этот сад, – сказал он, наконец, шепотом.
   – А ты разве слышал про него? – спросила Мери. Она заговорила громко, и он сделал ей знак рукою.
   – Надо говорить тихо, – сказал он, – а то кто-нибудь нас услышит и подумает, что здесь такое…
   – О! Я забыла! – сказала Мери испуганно и быстро прижала руку ко рту. – Ты слышал про этот сад? – снова спросила она, когда оправилась от испуга.
   Дикон кивнул головой.
   – Марта мне говорила, что тут есть сад, в который никто не ходит, – ответил он, – и мы, бывало, все думаем, какой он!
   Он остановился и опять оглянулся вокруг; в его круглых голубых глазах выражалась радость.
   – А гнезд-то сколько здесь будет весною! – сказал он. – Это самое безопасное место для гнезд во всей Англии. Никто сюда не ходит, и столько спутанных веток, кустов и деревьев, где свить гнездо! И как это в с е птицы из степи не вьют здесь гнезд!
   Мери опять схватила его за рукав, сама не замечая этого.
   – А розы тут будут? – шепнула она. – Ты можешь это узнать? Я думаю… может быть, все это умерло!
   – О, нет, не все! – ответил он. – Посмотри-ка сюда.
   Он подошел к ближайшему дереву, вынул из кармана нож и открыл его.
   – Тут много мертвых сучьев, которые надо срезать, – сказал он, – но и новые есть, прошлогодние. Вот он, – и он тронул отросток зеленовато-коричневого, а не серого цвета.
   Мери сама тоже как-то почтительно тронула его.
   – Вот этот? – спросила она. – Он совсем живой, совсем?
   Дикон широко улыбнулся.
   – Такой же живой, как ты и я. Смотри-ка, – сказал он, дернув толстую серую сухую ветку, – можно подумать, что все это мертвое, но мне не верится. Я сейчас надрежу ее и посмотрю.
   Он встал на колени и надрезал казавшуюся безжизненной ветку.
   – Видишь! – радостно сказал он. – Я тебе говорил!
   Мери тоже стала на колени, прежде чем он успел что-нибудь сказать, пристально глядя на ветку.
   – Когда она внутри зеленоватая и сочная, то она живая, – объяснил он, – а когда она сухая и легко ломается, – тогда конец. Здесь, должно быть, корень живой, и если отрезать старые сучья, хорошенько вскопать землю вокруг да ухаживать, тогда… – он остановился и поднял голову, глядя на вьющиеся и свисающие ветки и побеги, – тогда здесь летом будет целый фонтан роз.
   Они стали переходить от куста к кусту, от дерева к дереву. Он отлично владел ножом, умел ловко отрезать сухие, мертвые ветки и угадывал, в каких из них еще могла быть жизнь. Оба они усердно работали возле одного из больших розовых кустов, когда у Дикона вдруг вырвалось удивленное восклицание.
   – Кто это сделал? – крикнул он, указывая на траву. – Вон там?
   Это была одна из полянок, которые Мери расчистила вокруг бледно-зеленых игл, торчавших из земли.
   – Это я сделала, – ответила Мери. – Эти иглы были такие маленькие, а трава кругом такая густая и высокая, что мне казалось, им нечем дышать. Вот я и дала им побольше места; я даже не знаю, что это за штуки.
   Дикон подошел и встал на колени, широко улыбаясь.
   – Хорошо, – сказал он, – никакой садовник не сделал бы лучше! Это крокусы, подснежники, а это нарциссы!
   Он продолжал работать, пока говорил, а Мери помогала ему.
   – Здесь много работы будет! – сказал он, возбужденно глядя вокруг.
   – Ты придешь опять? – спросила Мери. – Я уверена, что сумею помогать тебе; ведь я умею копать и полоть и буду делать все, что ты скажешь. Пожалуйста, приходи, Дикон!
   – Буду приходить, если захочешь, даже каждый день, – ответил он уверенно.
   Он опять стал ходить, осматривая деревья, кусты, стены с озабоченным выражением лица, и вдруг остановился в недоумении, почесывая рыжую голову.
   – Это тайный сад… конечно… Только мне кажется, что с тех пор, как его заперли, здесь был еще кто-то, кроме малиновки!
   – Но ведь калитка была заперта, а ключ зарыт, – сказала Мери. – Никто не мог войти.
   – Правда, – ответил он. – Это очень странное место. Мне кажется, что здесь кто-то чистил и подстригал… недавно, а не десять лет тому назад.
   – Как же это могли сделать! – сказала Мери.
   – Ну да, как же?.. – пробормотал он. – Дверь была заперта, и ключ зарыт!
   Они снова радостно принялись за работу, еще с большим усердием, чем прежде. Мери встревожилась, когда услышала, что большие часы во дворе пробили час обеда.
   – Мне надо идти, – печально сказала она. – А тебе тоже надо идти, не правда ли?
   Дикон улыбнулся.
   – Мой обед легко носить с собою, – сказал он. – Мать всегда кладет мне что-нибудь в карман.
   Он поднял свою куртку, лежавшую на траве, и вытащил из кармана узелок, обернутый чистым грубым платком. Там были два толстых куска хлеба, между которыми лежал ломтик чего-то.
   – Чаще всего это только хлеб, – сказал он, – но сегодня у меня тут хороший ломтик ветчины.
   Мери никак не могла уйти от него, и ей вдруг показалось, что он какой-то лесной дух, который может исчезнуть, когда она снова придет в сад. Она медленно направилась к калитке, потом остановилась и вернулась обратно.
   – Что бы ни случилось, ты… ты никогда ничего не расскажешь? – спросила она.
   Его румяные щеки были туго набиты хлебом и ветчиной, но он все-таки ободряюще улыбнулся.
   – Если бы ты была птица и указала бы мне, где твое гнездо, ты думаешь, я рассказал бы кому-нибудь? Я бы этого не сделал! Ты здесь в такой же безопасности, как птица в гнезде.
   Мери была вполне уверена, что это так. Мери бежала так быстро, что никак не могла перевести дух, когда вошла к себе в комнату. Волосы ее были спутаны на лбу, и щеки раскраснелись. На столе стоял обед, а возле него, у стола, – Марта.
   – Ты немножко опоздала! Где ты была? – спросила она.
   – Я видела Дикона! – сказала Мери.
   – Я знала, что он придет, – оживленно сказала Марта. – Нравится он тебе?
   – Я думаю, что он… он прелесть! – решительно заявила Мери, и Марта просияла от удовольствия.
   – А семена и инструменты понравились тебе?
   – Откуда ты знаешь, что он их принес? – спросила Мери.
   – Мне и в голову не пришло, что он их не принесет; он бы их принес даже из Йоркшира – он надежный мальчик!
   Мери боялась, как бы Марта не начала задавать ей лишних вопросов, но она ничего не спросила. Только когда она спросила, где посадят цветы, Мери испугалась.
   – Ты уже кого-нибудь спрашивала?
   – Нет еще, никого, – ответила Мери, колеблясь.
   – Я бы не спрашивала главного садовника; он очень важный!
   – Я никогда его не видала, – сказала Мери, – я видала только младшего садовника да Бена.
   – Я бы на твоем месте спросила Бена, – посоветовала Марта. – Мистер Крэвен позволяет ему делать, что ему угодно, потому что он служил здесь, когда миссис Крэвен была еще в живых, а она любила его. Быть может, он найдет тебе какой-нибудь уголок…
   Мери быстро съела свой обед и, встав из-за стола, направилась было в свою комнату, чтобы надеть шляпу, но Марта остановила ее.
   – Я хочу тебе сказать кое-что, – сказала она. – Мистер Крэвен вернулся сегодня утром, и мне кажется, что он хочет видеть тебя!
   Мери побледнела.
   – О! Зачем? Ведь он не хотел видеть меня, когда я приехала! Я слышала, как Пичер говорил…
   – Миссис Медлок говорит, что это все благодаря моей матери, – пояснила Марта. – Она шла в деревню и встретила его. Она никогда в жизни не говорила с ним, но миссис Крэвен когда-то бывала у нас в коттедже; он забыл, но мать не забыла этого, вот она и осмелилась остановить его. Я не знаю, что она ему сказала про тебя, но, вероятно, сказала ему что-нибудь такое, что он решил повидать тебя, прежде чем опять уедет завтра…
   – О, значит, он опять уезжает завтра! – воскликнула Мери. – Я очень рада.
   – Он едет надолго; быть может, он не вернется до осени или до зимы. Он едет в чужие страны… как всегда…
   – О, я очень рада, – с благодарностью сказала Мери. Если он не вернется до зимы или даже осени, она еще увидит, как оживет таинственный сад. А если даже он все узнает, тогда и отнимет у нее сад, но все-таки сад целое лето будет принадлежать ей…
   – Когда он захочет меня видеть, как ты дум…
   Она не успела кончить фразы, потому что дверь отворилась и вошла миссис Медлок. На ней было самое нарядное черное платье и наколка; воротник был заколот большой брошкой. Вид у нее был встревоженный и беспокойный.
   – У тебя волосы растрепаны, – быстро сказала она, – поди причешись. Марта, помоги ей надеть лучшее платье. Мистер Крэвен прислал меня, чтобы привести ее к нему в кабинет.
   Румянец совсем сбежал со щек Мери; сердце ее сильно забилось, и она почувствовала, что снова превращается в чопорную, угрюмую девочку. Она ничего не ответила миссис Медлок и пошла в спальню в сопровождении Марты. Она молчала, пока ее причесывали и переодевали, и все так же молча пошла за миссис Медлок по коридору. Что она могла сказать? Она должна была явиться к мистеру Крэвену… Она ему, верно, не понравится, он ей тоже. Она знала, что он о ней подумает…
   Ее провели в ту часть дома, где она никогда прежде не бывала. Наконец миссис Медлок постучала в какую-то дверь, и, когда кто-то сказал: «Войдите», – они вошли вместе. Перед камином в кресле сидел мужчина, и миссис Медлок заговорила с ним.
   – Это мисс Мери, сэр! – сказала она.
   – Можете идти и оставить ее здесь. Я позвоню, когда надо будет увести ее, – сказал мистер Крэвен.
   Когда она вышла и затворила дверь, Мери стояла и ждала, жалкая и маленькая, в черном платье, сжав худые руки. Она видела, что человек в кресле вовсе не был горбат, но у него были высокие, несколько неровные плечи; в черных волосах виднелась седина. Он повернул голову через плечо и заговорил с нею.
   – Поди сюда! – сказал он.
   Мери подошла. Он не был дурен собою. Лицо его было бы даже красиво, если бы не его удрученный вид. На лице было такое выражение, как будто вид Мери раздражал и беспокоил его и как будто он не знал, что с нею делать.
   – Ты здорова? – спросил он.
   – Да, – ответила Мери.
   – И за тобой здесь ухаживают… хорошо?
   – Да.
   Он с досадой потер лоб, оглядывая Мери.
   – Ты очень худа! – сказал он.
   – Я поправлюсь, – ответила Мери натянуто.
   Какой несчастный вид был у него! Его черные глаза, казалось, видели вовсе не Мери, а что-то другое, и мысли его не могли сосредоточиться на ней.
   – Я забыл про тебя, – сказал он. – Как я мог забыть? Я думал прислать тебе гувернантку или няньку, или что-нибудь такое, но я забыл.
   – Пожалуйста, – начала Мери, – пожалуйста… – Но какой-то ком в горле помешал ей.
   – Что ты хочешь сказать? – спросил он.
   – Я… я слишком велика, чтобы иметь няньку, – сказала Мери. – И пожалуйста… пожалуйста, не присылайте мне гувернантки!
   Он снова потер лоб рукою и посмотрел на Мери.
   – То же самое сказала и миссис Соуэрби, – рассеянно сказал он.
   Мери стала немного смелее.
   – Это… это мать Марты? – пробормотала она.
   – Да, кажется, так, – ответил он.
   – Она знает все… про детей, – сказала Мери. – У нее их двенадцать… она знает.
   Он, казалось, пришел в себя.
   – Что ты хочешь делать?
   – Я хочу играть на открытом воздухе, – ответила Мери, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – В Индии я никогда не любила этого. А тут… я бываю голодна от этого… и поправлюсь.
   Он смотрел на нее.
   – Миссис Соуэрби сказала, что тебе это будет полезно. Быть может, – сказал он, – она думает, что тебе надо окрепнуть, прежде чем у тебя будет гувернантка.
   – Я становлюсь сильнее… когда играю и из степи дует ветер, – доказывала Мери.
   – Где же ты играешь?
   – Везде, – шепнула Мери. – Мать Марты прислала мне прыгалку… И я бегаю и гляжу, как из земли показываются зеленые… Я никакого вреда не делаю.
   – Да не пугайся так! – сказал он беспокойно. – Ты не можешь сделать никакого вреда… ты еще ребенок… Можешь делать, что тебе угодно.
   Мери поднесла руку к шее, потому что боялась, что он увидит ком, который подступил ей к горлу. Она подошла на один шаг поближе.
   – Можно? – с трепетом спросила она. Ее маленькое встревоженное лицо вызывало в нем еще большее раздражение.
   – Не пугайся же! – воскликнул он. – Конечно, можно. Я твой опекун, хотя очень плохой… для всякого ребенка. Я не могу уделить тебе ни времени, ни внимания. Я слишком болен, несчастен и рассеян, но я хочу, чтобы тебе было удобно и хорошо. Я совсем не знаю, что надо детям, но миссис Медлок позаботится, чтобы у тебя было все, что надо. Я послал за тобой сегодня, потому что миссис Соуэрби сказала, что я должен видеть тебя. Ее дочь рассказывала про тебя.
   – Она знает все, что надо детям, – невольно вырвалось у Мери.
   – Она должна это знать… Мне показалось слишком смелым, что она остановила меня, но она сказала, что… Миссис Крэвен была очень добра к ней. – Ему, казалось, трудно было произнести имя покойной жены. – Она порядочная женщина. Теперь, когда я вижу тебя, я понимаю, что она говорила очень благоразумно. Играй на свежем воздухе сколько хочешь. Места здесь много, и ты можешь ходить куда угодно и забавляться чем угодно. Не надо ли тебе чего-нибудь? – спросил он, как будто эта мысль внезапно пришла ему в голову. – Не хочешь ли ты игрушек, книг, кукол?
   – Можно мне… можно мне получить… клочок земли? – Мери в своем увлечении не сознавала, как странно должны были звучать эти слова и что она хотела сказать вовсе не это. Мистер Крэвен был поражен.
   – Земли! – повторил он. – Что ты хочешь сказать?
   – Чтобы посадить семена… чтобы что-нибудь выросло… живое, – запинаясь, сказала Мери.
   Он с секунду посмотрел на нее и быстро провел рукою по глазам.
   – Разве ты… так любишь сады? – медленно сказал он.
   – Я ничего этого не знала в Индии, – ответила Мери. – Я всегда была больная и усталая… И там было очень жарко. Я иногда делала грядки из песка и втыкала в них цветы. Но здесь все по-другому…