Страница:
Брат поблагодарил, но когда они подошли к Португалии, настроение у него было самое скверное. Рафаэла горько плакала, услышав о случившемся, но не оставила своего мужа в беде. Она с удовольствием опять будет возиться в соли, начнет все сначала, пока он не накопит достаточно денег, чтобы снова стать капитаном! Она не понимала, что ему никогда уже не удастся накопить столько денег.
Владельцы "Санта Женевьевы" круто обошлись с Жоао. Они не обвиняли его в том, что он не выполнил предписаний, поскольку ни один капитан их не выполняет. Они знали, что, к сожалению, им не получить страховки за судно, так как оно затонуло из-за небрежности капитана: невозможно было скрыть, что он начал перегружать соль на другие суда далеко от "гавани или закрытого фиорда". Однако они должны были оградить свои собственные интересы и интересы акционеров, и вынудили Жоао согласиться на выплату 50 процентов от всего, что он будет получать - пока не покроет убытки. Все, что он сам вложил в корабль, - пропало, а теперь еще долгие годы ему придется отдавать половину своих заработков! Он прекрасно понимал, что выплатит свой долг только к старости.
Рафаэла улыбалась ему сквозь слезы. Их надежды рухнули, но почему они снова не могут мечтать? Ее мать возилась в соли всю свою жизнь и то же делала ее бабушка. Рафаэла охотно взялась за работу и опять стала строить планы на будущее. Она молилась Мадонне, она заклинала святую богородицу свершить новое чудо. "Не за себя молю, - говорила она, - а за человека, которого я так горячо люблю. О дорогая Святая Мадонна, сделай так, чтобы его мечты опять сбылись".
* * *
Всю зиму Рафаэла произносила одну и ту же молитву. Жоао работал не покладая рук. Он был хорошим мужем, его любовь не остыла, но сам он изменился. Его лицо стало мрачным и улыбался он редко. Те две женщины, сыновья которых утонули при гибели "Санта Женевьевы", избегали его; они ничего не хотели иметь общего с Жоао. Их печаль и немой укор лежали тяжелым бременем на его плечах, так как он встречался с женщинами почти ежедневно. Жоао был рад, когда настала весна и он смог вернуться на отмели. На этот раз он плыл на моторном судне, но уже простым рыбаком, как и другие.
Жоао работал усерднее прежнего и, казалось, что рыбачье счастье не изменило ему, несмотря ни на что. Его улов был в два раза больше улова других рыбаков, и поскольку Жоао находился на борту, им удалось быстрее обычного заполнить трюмы рыбой. Моторные суда не должны были отправляться в Португалию, как только заканчивали ловлю. Они доплывали до порта Сент-Джонс в Ньюфаундленде и там разгружались. Затем принимали новый груз соли и провианта - конечно, в гавани, а не в открытом море - и вскоре опять выходили на лов.
На этот раз они не пошли на отмели, а направились севернее, к проливу Девиса. Рыбаки выходили на рассвете, к обеду возвращались с полным уловом и снова уходили в море. В отдельные дни Жоао привозил три лодки, доверху наполненные рыбой. Капитан был счастлив, и он роздал по двойной порции вина, когда трюм его судна заполнился рыбой, причем гораздо раньше, чем на других судах. Рафаэла гордилась своим мужем. Он наловил рыбы так много, что даже после уплаты половины всего заработка у него осталось столько, сколько другие заработали за все лето. Если он сможет так продолжать, то они скоро опять станут на ноги. Рафаэла пошла в церковь и поблагодарила богоматерь за то, что она вняла ее мольбам. Но как долго Жоао сможет работать в два раза больше других мужчин?
В течение зимы уверенность Рафаэлы росла, и она чувствовала, что произойдут изменения к лучшему. Судовладельцы не забудут ее мужа, они поймут, что Жоао намного лучше других рыбаков. Ведь в их собственных интересах предоставить ему новое судно. Капитан Алоа уже стар и слаб. Его мучила подагра, и он поговаривал о том, что пора списаться на берег. Может быть, Жоао поставят на его место!
- Святая дева Мария, дай моему мужу возможность показать, на что он способен, - молилась она. - Покажи, что ты на его стороне и что счастье продолжает сопутствовать ему. Соверши чудо для моего мужа. Святая богородица, внемли моей молитве!
Но Мадонна оставалась глухой к ее мольбе. Жоао находился в задних рядах в церкви вместе с другими простыми рыбаками, ожидая благословения. Рафаэла поднималась на борт его судна вместе с другими женами рыбаков. Когда-то она гордо восседала в каюте капитана. Теперь на судне был другой капитан, и это он командовал: "Спустить женщин и детей на берег". Рафаэле пришлось сойти вместе со всеми.
Они отправились на большие отмели. Этот год не был таким удачным, как прошлый, но жаловаться все же не приходилось. Жоао был исключением. Он всегда ловил больше других. Создавалось впечатление, что треска ожидает только его. Удача его не покидала, когда он рыбачил. Это только говорит о том, утверждали некоторые, что Жоао родился, чтобы быть простым рыбаком; ему не следовало браться за другое дело. Как только он перестал рыбачить, счастье отвернулось от него. И не потому, что он возгордился, но все же...
* * *
Было уже позднее лето, когда они отправились дальше на север и вошли в пролив Девиса. Трюмы были заполнены только наполовину, и все надеялись, что треска находится у берегов Гренландии.
Пробыли они здесь недолго. Вскоре их застиг туман - злейший враг рыбаков. День за днем все возвращались, промокшие от холодной влаги. Рыбаки не могли отходить далеко, чтобы не заблудиться. И весь день и всю ночь сквозь тяжелые клубы тумана доносились меланхоличные призывы рыбаков, трубивших в рожки, привезенные из дому, а судно отвечало гудками сирены. Сквозь туман плыли португальцы, покинувшие свою теплую солнечную родину, чтобы отправиться сюда, на холодный север, и ловить треску, которую по велению церкви они едят каждую пятницу и во время поста. Блуждая в тумане в поисках своего судна, многие из них думали, что добрые христиане и не подозревают, какого труда и мучений, даже человеческих жертв, стоит добыча рыбы, чтобы выполнить веление церкви и, таким образом, заслужить царствие небесное.
Но, наконец, солнце прорвалось сквозь туман, и рыбаки опять могли приняться за настоящую работу. Впервые за целую неделю Жоао удалось еще до обеда наполнить свою лодку до краев и выйти на лов во второй раз. Какое-то внутреннее чувство подсказало ему, что надо отгрести подальше от судна. Вдали, на расстоянии мили или двух, он видел айсберг и знал, что самая крупная треска, как правило, находится вблизи этих плавучих гор.
Жоао отплыл далеко от других рыбаков и даже не думал о них. Он все время размышлял о своем будущем, о своей бедной Рафаэле, которой обещал счастливую жизнь без нужды и даже без тяжелой работы, преждевременно состарившей ее мать и сестер. Он знал, что Рафаэла опять трудилась изо всех сил в едкой соли и это отражалось на ее коже и губило ее красоту. Какова цена его обещаниям?
Жоао долго греб перед тем, как взглянуть вперед. На этот раз он заметил нечто такое, чего он не видел раньше - что-то белело на горизонте за айсбергом. Он знал, что это означает: возвращается туман. По приказу он должен вернуться на судно, как только начнется туман. Но Жоао не хотелось возвращаться, не наполнив лодки. Он продолжал грести, уверенный в том, что найдет дорогу обратно. У него ведь был компас, и, значит, ничего не случится.
Еще до того как он достиг айсберга, все заволокло туманом - густым, мокрым и непроницаемым. Слабый ветер прекратился, и все затихло. Жоао задумался, поскольку он знал, что туман не улетучится, пока не поднимется ветер, а это могло случиться не скоро. До него доносился слабый звук рожков других португальцев, дававших таким образом знать о себе. И все же он не испугался, так как знал, что его подберут - если и не свое судно, так другое; их было много в проливе Девиса.
Теперь не оставалось ничего другого, как ждать. Он бросил свой буек на воду и принялся ловить треску. Жоао глубоко задумался, но продолжал вытаскивать одну рыбину за другой. И впервые за всю свою жизнь ощутил горечь бытия. Он думал о том, что каждая вторая рыба, которую он вытаскивает, принадлежит судовладельцам. Они сидят дома, не зная тревог и труда, а получают половину его заработка. Ему приходится трудиться в поте лица своего, подвергаться риску, и все же у него нет никакой возможности когда-либо выплатить свой долг. Он знал, что находится вблизи того места, где потонула "Санта Женевьева"; возможно, она лежит теперь под ним. Жоао подумал, был ли у него тогда какой-нибудь выход. Если бы он настаивал на выполнении предписаний и зашел в фиорд перед тем, как начать разгрузку, было бы потеряно много дней для рыболовства; владельцы ругали бы его и сделали бы вычет из его заработка.
Нет, это не была его оплошность. Несчастье случилось из-за айсберга. И все же он находился в руках судовладельцев. В случае отказа они подали бы на него в суд. Ему внушали, что четыре человека погибли по его вине. Если Жоао не подпишет обязательства, то полиция займется этим делом и его обвинят в непредумышленном убийстве. Он подписал все документы, не читая их, и оказался в пожизненном долгу; но ведь еще хуже то, что две матери потеряли сыновей, которые должны были зарабатывать на пропитание. Жоао молился Святой Мадонне за спасение душ четырех погибших.
Подняв голову, он не поверил своим глазам... Он задрожал от испуга и начал читать "Отче наш"; в тумане перед ним вырисовывался контур судна. Жоао встряхнул головой, опустил обе руки в воду и брызнул себе в глаза. Ничто не помогало. Перед ним было судно, три мачты выделялись в тумане... "Санта Женевьева"!
Он так много думал о своем судне, что, наверное, у него начались галлюцинации. Он слышал о кораблях-призраках, исчезавших на глазах у рыбаков в тумане, - это могло быть и наваждение дьявола и утешение господа бога; Жоао не знал, что это было. Ему показалось, что он сходит с ума. Его судно лежит на дне моря, но ведь это "Санта Женевьева"! Она подходит все ближе и ближе. Это было неописуемое по красоте видение, хотя сам Жоао дрожал от страха и боялся пошевельнуться, чтобы не упустить из виду замечательный призрак и остаться опять одному в тумане. Он слышал о "Летучем Голландце". Может быть, и это явление предвещает, что он сам утонет, соединившись с четырьмя другими моряками, которые пошли на дно вместе с "Санта Женевьевой".
Туман вокруг судна медленно рассеивался. Палуба находилась на уровне воды, и вскоре Жоао разглядел украшение на носу и капитанский мостик. Вдруг он разозлился и стал убеждать себя, что не верит в эти никчемные предрассудки. Осталось только одно: вытащить мормышку и лесу, направиться к судну, пройти сквозь него и заставить исчезнуть видение. Но ничего не помогло.
Как только лодка ударилась о фальшборт немного ниже планшира, ее всю сотрясло. Жоао ясно слышал, как дерево стукнулось о дерево, и лодка остановилась. Ему не удалось проехать сквозь призрачный корабль - он оказался настоящим. Жоао заглянул за планшир и увидел открытый трюм. Повсюду налипли ракушки, полипы и кораллы - этого вполне достаточно для доказательства, что здесь нет ничего сверхъестественного, ничего такого, чтобы он сам внушил себе. Это было настоящее судно, его собственное судно.
Жоао поднялся на борт и, почувствовав, что палуба вполне устойчива, прошел по воде и заглянул в трюм. Не было никакого сомнения - чудо, о котором он так страстно молился, свершилось. Он просил Мадонну дать ему судно, но никогда не полагал, что она вернет ему старое судно, подняв его со дна моря.
Тут же на палубе Жоао опустился на колени и от души поблагодарил святую деву. Он просил ее охранить Рафаэлу, которая своими молитвами добилась этого чуда. Это она никогда не теряла надежды, ставила свечи в церкви и клала цветы на алтарь Мадонны. Если бы ему только удалось спасти этот дар моря - сохранить "Санта Женевьеву" на плаву! О, тогда бы он всем показал! Никто на всем белом свете не мог бы вырвать из рук капитана де Соуза судно, за которое он уже уплатил половину его стоимости!
* * *
Эта мысль вернула Жоао к действительности. Он внимательно оглядел судно, заглянул в люки. Многотонный груз соли размыло, только в самом низу виднелась белая корка. Именно тяжелая соль потопила деревянное судно. Но "Санта Женевьева" лежала, терпеливо ожидая, пока соль растворится и можно будет подняться. Дерево готово было уже всплыть, требовалось лишь незначительное усилие, чтобы судно оказалось на плаву. Он попытался вспомнить, были ли водяные резервуары пустыми, когда судно пошло ко дну; в некоторых из них безусловно оставался воздух, который помог всплыть. Вероятно, подошел айсберг и, толкнув судно, приложил то небольшое усилие, которое было необходимо. Айсберг потопил его и он же помог ему подняться. Получилось, что лед вернул свой долг.
Некоторое время Жоао бесцельно ходил по палубе, чтобы почувствовать под собой судно, и вряд ли отдавал себе отчет в своих действиях, когда начал убирать палубу. Просто невозможно не выбросить за борт водоросли и ракушки. "Санта Женевьева" всегда была чистой, когда он был капитаном, и ему не нравился ее теперешний вид.
Жоао стал думать о существе дела и наконец понял, что в таком состоянии судно долго не продержится. Только если удастся выкачать воду, оно останется на поверхности. Насосы оказались в порядке, но качать было бесполезно: люки трюма находились почти вровень с поверхностью воды и как бы быстро он ни качал, вода заливала бы люки опять; это все равно, что попытаться выкачать океан. Ему надо было построить вокруг люков загородки, чтобы вода не могла возвращаться в трюм.
Жоао лихорадочно думал над тем, как это сделать, и вдруг услышал далекий звук рожка. Он поспешил к своей лодке, схватил рог и начал трубить изо всех сил. Вскоре до него долетели ответные сигналы. Жоао трубил до тех пор, пока из тумана не появились четыре лодки отбившихся, как и он, рыбаков.
Они испугались, когда увидели человека на полузатонувшем судне: рыбаки не верили своим глазам. Но одним из четырех был его старый друг Таварес, с которым он плавал раньше, и тот узнал "Санта Женевьеву". Таварес первым забрался на палубу, и Жоао вместе с ним стал искать способ, как выкачать воду из трюма. К этим двум присоединились остальные, и теперь, когда их стало пятеро, они решили задачу. Взяли старые паруса, привязанные к мачтам, тросы, рыболовные снасти - все, что попадалось под руку, и отгородили люки, чтобы вода не лилась обратно. Правда, она могла просачиваться, но если бы им удалось быстро выкачивать воду из трюма, они выиграли бы битву с морем.
Рыбаки взялись за насосы. Четверо качали, а пятый следил за тем, чтобы вода не поступала обратно.
- Скорее, скорее! - возбужденно кричал Жоао. Сам он работал изо всех сил, так, что у него темнело в глазах, судорожно сжимая ручку насоса: вверх - вниз, вверх - вниз, все быстрей и быстрей. Таварес, следивший за люками, вскоре закричал, что вода убывает: ее выкачивали скорее, чем она просачивалась.
Каждый старался изо всех сил, и понемногу стали заметны результаты: "Санта Женевьева" поднималась из воды, правда, очень медленно, как бы сопротивляясь. Через час наметился некоторый сдвиг, а спустя два часа уже не оставалось никакого сомнения: судно поднималось. Когда они вступили на судно, вода доходила до щиколоток. Теперь, когда они поработали насосами, как им казалось целую вечность, воды на палубе почти не осталось. Позже они настолько выбились из сил, что чувствовали вкус крови во рту и чуть не падали от усталости. Наконец палуба стала сухой. Им не нужны были уже загородки из парусов: вода в трюме медленно убывала; "Санта Женевьева" была спасена!
Вскоре они могли спуститься внутрь. Жоао пробрался в свою старую каюту и в камбуз. Внизу вода доходила до плеч, но ощущение счастья не покидало его. Возвратившись на палубу, он торжественно держал в руках по котелку. Один из рыбаков отправился на лодке к айсбергу и набрал пресной воды. Все очень хотели пить после такой напряженной работы. Напившись, рыбаки легли на паруса. Они очень устали и нуждались в отдыхе, хотя и не могли уснуть.
Жоао вскоре опять оказался на ногах. У него было слишком радостно на душе, чтобы бездействовать. Теперь он один продолжал откачивать воду. Вода еле-еле текла. Но он чувствовал, что ему важна каждая капля, и качал, качал - совершенно машинально, не отдавая себе отчета: вверх - вниз, вверх вниз!
Вдруг один из лежавших вскочил, замахал руками и закричал на Жоао, чтобы тот перестал качать. Рыбак был страшно возбужден и потребовал, чтобы все замолкли. Через несколько секунд все услышали звук, который он уловил первым. Сквозь туман издалека прорвался гудок. Это был глухой ревущий пароходный гудок. Теперь люди не зависели больше от прихотей судьбы, им будет оказана помощь.
Гудок вновь прозвучал, на этот раз немного ближе. Минуту все было тихо, потом он раздался опять - еще ближе, чем раньше. В тумане звуки часто обманчивы, но на этот раз сомнения не было: пароход приближался к ним. Казалось, он идет прямо на "Санта Женевьеву". Вскоре он оказался так близко, что они могли слышать, как работает машина. Все пятеро поспешили к своим лодкам и схватили рожки. Они загудели что есть мочи. Звук одного рожка вряд ли можно было услышать из-за шума машины, но когда пять рожков неистово загудели одновременно, то их услышали. Это случилось в тот момент, когда пароход мог еще избежать столкновения с "Санта Женевьевой". Наконец рыбаки увидели очертания парохода - счастье Жоао не покинуло его.
Это оказался патрульный корабль португальского правительства, и теперь все печали остались позади. Пароход развернулся и подошел к "Санта Женевьеве". Длинный шланг был переброшен на еще заполненное водой судно; заработал насос. Вместо пяти совершенно измотавшихся людей выкачиванием воды занялась теперь паровая машина. "Санта Женевьева" быстро поднималась из ледяной воды.
Жоао, естественно, не нашел свое судно в точно таком же состоянии, в каком оставил его. Однако корпус был цел и достаточно крепок. Судно уверенно держалось на плаву. Жоао удалось набрать достаточно людей: кое-кого с португальского корабля, кое-кого из числа моряков, которых отпустил капитан рыбачьего судна. "Санта Женевьеву" отбуксировали в порт Сент-Джонс, привели в порядок, и под командованием де Соуза она ушла домой, в Португалию.
* * *
- На этом заканчивается история, - сказал Пабло. - Можно считать, что это начало ее, смотря по тому, как кто к этому относится. Слух о чуде достиг деревни раньше, чем Жоао вернулся домой. Для моего брата началась новая жизнь. Он вернулся к Рафаэле и вновь сделался героем деревенских жителей, пожалуй, всей провинции. О нем писали даже в лиссабонских газетах.
Жоао всегда все удается. Сейчас он наполовину владеет "Санта Женевьевой"; естественно, он остался на ней капитаном. Я был с ним этим летом в проливе Девиса, когда отбился от судна в тумане. Меня подобрала "Хортикула". Я простой рыбак, пока смогу рыбачить со своим братом, все будет хорошо. Я, конечно, остался бы в своей лодке; если бы знал, что с вами четырьмя отстану от "Хортикулы". Как только мы выберемся отсюда, я поспешу к Рафаэле и Жоао. Больше я не китобой! Поживу у них и ежедневно вместе с ними стану молиться Святой Мадонне, услышавшей мольбы Рафаэлы и свершившей "чудо", чтобы спасти Рафаэлу и ее любимого Жоао...
* * *
Пока мы слушали рассказ Пабло, костер погас, никто не догадался подбросить дров. Никому не хотелось встать и развести огонь. Мы приготовились спать, и, как мне казалось, даже любопытство Рокуэлла Симона было удовлетворено. Семундсен начал выспрашивать Пабло об этом странном случае, чтобы уяснить себе, действительно ли все произошло так, как тот рассказал. Португалец продолжал утверждать, что только молитвы Рафаэлы вызвали это чудо. Ему было безразлично, считаем ли мы это возможным или нет. То было чудо, никаких других объяснений не требовалось.
Я мог заверить недоверчивого норвежца, что все именно так и случилось. Я до этого не знал всех подробностей, но кое-что слышал о "Санта Женевьеве". Датские чиновники в Гренландии рассказали мне об этом судне, побывавшем на дне морском. Всплывшее судно оказалось настоящей сенсацией. И не было сомнения, что оно действительно всплыло - как и почему, я не знаю.
Когда мы подготовили все, чтобы лечь спать, я попытался перевести рассказ Пабло Меквусаку и двум эскимосам, и, по-моему, они единственные, кто не усомнился ни в чем. Они немало наслышались о чудесах, совершенных великим духом, живущим на дне моря и помогающим тем, кто этого заслужил. Ясно, что по ходу рассказа их уважение к португальскому рыбаку все росло. Перед тем как уснуть, я оглянулся и увидел, что все трое эскимосов смотрят на спящего Пабло, а на их лицах застыло благоговейное выражение.
Глава 8
НЕТ КОНЦА ПУТИ
Проснувшись на следующее утро, я увидел, что наша пещера освещена ярким солнцем. Меквусак был уже на ногах и принялся за работу. Он разжег костер и поставил медвежатину, чтобы было чем позавтракать. Старик терпеливо ждал, пока мы проснемся. Ему и в голову не приходило, что можно разбудить кого-либо из нас. Мне никогда не удавалось заставить моих друзей эскимосов потревожить спящего человека. Они твердо уверены, что когда человек спит, душа его покидает тело и отправляется путешествовать по свету. Поэтому эскимосы считают опасным разбудить спящего до того, как его душа вернется из странствия. Если такая блуждающая душа не найдет своего спящего хозяина, то она потеряется навеки, а человек станет без души чахнуть, пока вообще не помрет. Ни один заклинатель ничем не может помочь умирающему эскимосу, если душа покинула его тело, утверждали мои друзья.
Старик Меквусак не только приготовил нам завтрак, но и сходил на гору и своим единственным, но очень зорким глазом высмотрел проток во льдах, по которому мы сможем уехать с острова Бушнан. Воды залива Мелвилла очень глубоки, но они разделены на два бассейна подводным горным хребтом. Мелкая вода над этим хребтом никогда не замерзает так прочно, как в остальных частях залива, и даже в самые суровые зимы в периоды приливов и отливов образуется проток, который эскимосы называют Морской пастью. Меквусак убедился, что Морская пасть сейчас открыта, и если мы поторопимся, то, возможно, пройдем по этому каналу до самого острова Тома.
Мы послушались совета старика и, закусив, поспешили в дорогу. Отправляясь с острова Бушнан, я лелеял надежду, что счастье будет сопутствовать нам и мы сможем достигнуть нашей цели до наступления зимы, до того как закроется Морская пасть. Мы отправлялись замечательным солнечным утром, и, к счастью, предчувствия того, что нас ожидает, не омрачали наши светлые надежды.
Хотя остров Тома находился от нас на юго-востоке, мы вынуждены были взять гораздо восточнее, используя не закрытые еще протоки. Нас подгонял крепкий устойчивый ветер, и мы довольно быстро продвигались к группе колоссальных айсбергов, видневшихся вдали. Глетчер, сползающий в залив Мелвилла, очень плодовит: в весеннее время от него откалывается и уходит в море множество огромных айсбергов. Многие ледяные горы попадают на подводный хребет в заливе и порой остаются на мели по нескольку лет. Они образуют тогда непроходимый ледяной барьер. Именно к такому месту мы сейчас и шли по открытой воде. Другого выбора у нас не было, поскольку мы не решались тащиться с нашей лодкой через льды.
Меквусак первый заметил грозные признаки. Я видел, что он все поглядывает на небо по правому борту, и повернулся в ту же сторону. На западе, у самого горизонта, образовалось продолговатое серое облако. Вскоре и другие обратили на него внимание, но никто из нас и словом не обмолвился по этому поводу. Мы продолжали молча свой путь, используя, пока возможно, силу ветра. Спустя час паруса начали трепетать, а затем и вообще повисли на мачте. Наступил полный штиль. Небо быстро заволакивало тучами, и мы знали, что вскоре подует зюйд-вест, которого надо опасаться. Именно этот ветер погнал пятерых китобоев через море Баффина к острову Саундерса.
Мы отдавали себе отчет в том, какое действие окажет этот ветер на лед. Там, на юге, он, должно быть, уже нажимает на льды, хотя вокруг нас ничего еще не было заметно. Единственная возможность спасения заключалась в быстром продвижении вперед, пока лодку нашу не затерло. Нас было десятеро в лодке, но Усукодарк никакой помощи оказать не мог, а Меквусак прирос к рулю. Все остальные сменяли друг друга на веслах; мы гребли изо всех сил. Никто в лодке не разговаривал, но все понимали, что ситуация исключительно напряженная. Если лед сейчас сомкнется, то он вряд ли вскроется раньше будущей весны; даже на Морскую пасть надежда была плохая. Только при благоприятных условиях мы могли бы добраться до земли, где живут люди, но теперь уже приходилось отказаться от мысли заблаговременно добраться до острова Тома, чтобы перехватить китобойное судно.
Мы гребли против ветра и течения, а когда началась подвижка льдов, нас стали задерживать еще и плавающие льдины. Мы сменяли друг друга на веслах, но все же двигались медленно. Пятеро китобоев жаловались, что они ослабели от однообразной пищи; об этом они говорили уже в течение многих дней. Им не хватало хлеба. Некоторые, как в бреду, вспоминали о молоке, об овощах и фруктах, но больше всего о хлебе. Если бы я напомнил им, что эскимосы и я не испытываем никаких неудобств оттого, что питаемся одним лишь мясом, китобои только обиделись бы, изображая из себя мучеников. Но мне нельзя было и потакать китобоям, ибо в таком случае они чувствовали бы себя еще более несчастными и слабыми. Я избрал иной путь, сказав, что восхищаюсь их способностью так здорово держаться, несмотря на непривычную пищу, - это заставило их еще сильнее налегать на весла.
Владельцы "Санта Женевьевы" круто обошлись с Жоао. Они не обвиняли его в том, что он не выполнил предписаний, поскольку ни один капитан их не выполняет. Они знали, что, к сожалению, им не получить страховки за судно, так как оно затонуло из-за небрежности капитана: невозможно было скрыть, что он начал перегружать соль на другие суда далеко от "гавани или закрытого фиорда". Однако они должны были оградить свои собственные интересы и интересы акционеров, и вынудили Жоао согласиться на выплату 50 процентов от всего, что он будет получать - пока не покроет убытки. Все, что он сам вложил в корабль, - пропало, а теперь еще долгие годы ему придется отдавать половину своих заработков! Он прекрасно понимал, что выплатит свой долг только к старости.
Рафаэла улыбалась ему сквозь слезы. Их надежды рухнули, но почему они снова не могут мечтать? Ее мать возилась в соли всю свою жизнь и то же делала ее бабушка. Рафаэла охотно взялась за работу и опять стала строить планы на будущее. Она молилась Мадонне, она заклинала святую богородицу свершить новое чудо. "Не за себя молю, - говорила она, - а за человека, которого я так горячо люблю. О дорогая Святая Мадонна, сделай так, чтобы его мечты опять сбылись".
* * *
Всю зиму Рафаэла произносила одну и ту же молитву. Жоао работал не покладая рук. Он был хорошим мужем, его любовь не остыла, но сам он изменился. Его лицо стало мрачным и улыбался он редко. Те две женщины, сыновья которых утонули при гибели "Санта Женевьевы", избегали его; они ничего не хотели иметь общего с Жоао. Их печаль и немой укор лежали тяжелым бременем на его плечах, так как он встречался с женщинами почти ежедневно. Жоао был рад, когда настала весна и он смог вернуться на отмели. На этот раз он плыл на моторном судне, но уже простым рыбаком, как и другие.
Жоао работал усерднее прежнего и, казалось, что рыбачье счастье не изменило ему, несмотря ни на что. Его улов был в два раза больше улова других рыбаков, и поскольку Жоао находился на борту, им удалось быстрее обычного заполнить трюмы рыбой. Моторные суда не должны были отправляться в Португалию, как только заканчивали ловлю. Они доплывали до порта Сент-Джонс в Ньюфаундленде и там разгружались. Затем принимали новый груз соли и провианта - конечно, в гавани, а не в открытом море - и вскоре опять выходили на лов.
На этот раз они не пошли на отмели, а направились севернее, к проливу Девиса. Рыбаки выходили на рассвете, к обеду возвращались с полным уловом и снова уходили в море. В отдельные дни Жоао привозил три лодки, доверху наполненные рыбой. Капитан был счастлив, и он роздал по двойной порции вина, когда трюм его судна заполнился рыбой, причем гораздо раньше, чем на других судах. Рафаэла гордилась своим мужем. Он наловил рыбы так много, что даже после уплаты половины всего заработка у него осталось столько, сколько другие заработали за все лето. Если он сможет так продолжать, то они скоро опять станут на ноги. Рафаэла пошла в церковь и поблагодарила богоматерь за то, что она вняла ее мольбам. Но как долго Жоао сможет работать в два раза больше других мужчин?
В течение зимы уверенность Рафаэлы росла, и она чувствовала, что произойдут изменения к лучшему. Судовладельцы не забудут ее мужа, они поймут, что Жоао намного лучше других рыбаков. Ведь в их собственных интересах предоставить ему новое судно. Капитан Алоа уже стар и слаб. Его мучила подагра, и он поговаривал о том, что пора списаться на берег. Может быть, Жоао поставят на его место!
- Святая дева Мария, дай моему мужу возможность показать, на что он способен, - молилась она. - Покажи, что ты на его стороне и что счастье продолжает сопутствовать ему. Соверши чудо для моего мужа. Святая богородица, внемли моей молитве!
Но Мадонна оставалась глухой к ее мольбе. Жоао находился в задних рядах в церкви вместе с другими простыми рыбаками, ожидая благословения. Рафаэла поднималась на борт его судна вместе с другими женами рыбаков. Когда-то она гордо восседала в каюте капитана. Теперь на судне был другой капитан, и это он командовал: "Спустить женщин и детей на берег". Рафаэле пришлось сойти вместе со всеми.
Они отправились на большие отмели. Этот год не был таким удачным, как прошлый, но жаловаться все же не приходилось. Жоао был исключением. Он всегда ловил больше других. Создавалось впечатление, что треска ожидает только его. Удача его не покидала, когда он рыбачил. Это только говорит о том, утверждали некоторые, что Жоао родился, чтобы быть простым рыбаком; ему не следовало браться за другое дело. Как только он перестал рыбачить, счастье отвернулось от него. И не потому, что он возгордился, но все же...
* * *
Было уже позднее лето, когда они отправились дальше на север и вошли в пролив Девиса. Трюмы были заполнены только наполовину, и все надеялись, что треска находится у берегов Гренландии.
Пробыли они здесь недолго. Вскоре их застиг туман - злейший враг рыбаков. День за днем все возвращались, промокшие от холодной влаги. Рыбаки не могли отходить далеко, чтобы не заблудиться. И весь день и всю ночь сквозь тяжелые клубы тумана доносились меланхоличные призывы рыбаков, трубивших в рожки, привезенные из дому, а судно отвечало гудками сирены. Сквозь туман плыли португальцы, покинувшие свою теплую солнечную родину, чтобы отправиться сюда, на холодный север, и ловить треску, которую по велению церкви они едят каждую пятницу и во время поста. Блуждая в тумане в поисках своего судна, многие из них думали, что добрые христиане и не подозревают, какого труда и мучений, даже человеческих жертв, стоит добыча рыбы, чтобы выполнить веление церкви и, таким образом, заслужить царствие небесное.
Но, наконец, солнце прорвалось сквозь туман, и рыбаки опять могли приняться за настоящую работу. Впервые за целую неделю Жоао удалось еще до обеда наполнить свою лодку до краев и выйти на лов во второй раз. Какое-то внутреннее чувство подсказало ему, что надо отгрести подальше от судна. Вдали, на расстоянии мили или двух, он видел айсберг и знал, что самая крупная треска, как правило, находится вблизи этих плавучих гор.
Жоао отплыл далеко от других рыбаков и даже не думал о них. Он все время размышлял о своем будущем, о своей бедной Рафаэле, которой обещал счастливую жизнь без нужды и даже без тяжелой работы, преждевременно состарившей ее мать и сестер. Он знал, что Рафаэла опять трудилась изо всех сил в едкой соли и это отражалось на ее коже и губило ее красоту. Какова цена его обещаниям?
Жоао долго греб перед тем, как взглянуть вперед. На этот раз он заметил нечто такое, чего он не видел раньше - что-то белело на горизонте за айсбергом. Он знал, что это означает: возвращается туман. По приказу он должен вернуться на судно, как только начнется туман. Но Жоао не хотелось возвращаться, не наполнив лодки. Он продолжал грести, уверенный в том, что найдет дорогу обратно. У него ведь был компас, и, значит, ничего не случится.
Еще до того как он достиг айсберга, все заволокло туманом - густым, мокрым и непроницаемым. Слабый ветер прекратился, и все затихло. Жоао задумался, поскольку он знал, что туман не улетучится, пока не поднимется ветер, а это могло случиться не скоро. До него доносился слабый звук рожков других португальцев, дававших таким образом знать о себе. И все же он не испугался, так как знал, что его подберут - если и не свое судно, так другое; их было много в проливе Девиса.
Теперь не оставалось ничего другого, как ждать. Он бросил свой буек на воду и принялся ловить треску. Жоао глубоко задумался, но продолжал вытаскивать одну рыбину за другой. И впервые за всю свою жизнь ощутил горечь бытия. Он думал о том, что каждая вторая рыба, которую он вытаскивает, принадлежит судовладельцам. Они сидят дома, не зная тревог и труда, а получают половину его заработка. Ему приходится трудиться в поте лица своего, подвергаться риску, и все же у него нет никакой возможности когда-либо выплатить свой долг. Он знал, что находится вблизи того места, где потонула "Санта Женевьева"; возможно, она лежит теперь под ним. Жоао подумал, был ли у него тогда какой-нибудь выход. Если бы он настаивал на выполнении предписаний и зашел в фиорд перед тем, как начать разгрузку, было бы потеряно много дней для рыболовства; владельцы ругали бы его и сделали бы вычет из его заработка.
Нет, это не была его оплошность. Несчастье случилось из-за айсберга. И все же он находился в руках судовладельцев. В случае отказа они подали бы на него в суд. Ему внушали, что четыре человека погибли по его вине. Если Жоао не подпишет обязательства, то полиция займется этим делом и его обвинят в непредумышленном убийстве. Он подписал все документы, не читая их, и оказался в пожизненном долгу; но ведь еще хуже то, что две матери потеряли сыновей, которые должны были зарабатывать на пропитание. Жоао молился Святой Мадонне за спасение душ четырех погибших.
Подняв голову, он не поверил своим глазам... Он задрожал от испуга и начал читать "Отче наш"; в тумане перед ним вырисовывался контур судна. Жоао встряхнул головой, опустил обе руки в воду и брызнул себе в глаза. Ничто не помогало. Перед ним было судно, три мачты выделялись в тумане... "Санта Женевьева"!
Он так много думал о своем судне, что, наверное, у него начались галлюцинации. Он слышал о кораблях-призраках, исчезавших на глазах у рыбаков в тумане, - это могло быть и наваждение дьявола и утешение господа бога; Жоао не знал, что это было. Ему показалось, что он сходит с ума. Его судно лежит на дне моря, но ведь это "Санта Женевьева"! Она подходит все ближе и ближе. Это было неописуемое по красоте видение, хотя сам Жоао дрожал от страха и боялся пошевельнуться, чтобы не упустить из виду замечательный призрак и остаться опять одному в тумане. Он слышал о "Летучем Голландце". Может быть, и это явление предвещает, что он сам утонет, соединившись с четырьмя другими моряками, которые пошли на дно вместе с "Санта Женевьевой".
Туман вокруг судна медленно рассеивался. Палуба находилась на уровне воды, и вскоре Жоао разглядел украшение на носу и капитанский мостик. Вдруг он разозлился и стал убеждать себя, что не верит в эти никчемные предрассудки. Осталось только одно: вытащить мормышку и лесу, направиться к судну, пройти сквозь него и заставить исчезнуть видение. Но ничего не помогло.
Как только лодка ударилась о фальшборт немного ниже планшира, ее всю сотрясло. Жоао ясно слышал, как дерево стукнулось о дерево, и лодка остановилась. Ему не удалось проехать сквозь призрачный корабль - он оказался настоящим. Жоао заглянул за планшир и увидел открытый трюм. Повсюду налипли ракушки, полипы и кораллы - этого вполне достаточно для доказательства, что здесь нет ничего сверхъестественного, ничего такого, чтобы он сам внушил себе. Это было настоящее судно, его собственное судно.
Жоао поднялся на борт и, почувствовав, что палуба вполне устойчива, прошел по воде и заглянул в трюм. Не было никакого сомнения - чудо, о котором он так страстно молился, свершилось. Он просил Мадонну дать ему судно, но никогда не полагал, что она вернет ему старое судно, подняв его со дна моря.
Тут же на палубе Жоао опустился на колени и от души поблагодарил святую деву. Он просил ее охранить Рафаэлу, которая своими молитвами добилась этого чуда. Это она никогда не теряла надежды, ставила свечи в церкви и клала цветы на алтарь Мадонны. Если бы ему только удалось спасти этот дар моря - сохранить "Санта Женевьеву" на плаву! О, тогда бы он всем показал! Никто на всем белом свете не мог бы вырвать из рук капитана де Соуза судно, за которое он уже уплатил половину его стоимости!
* * *
Эта мысль вернула Жоао к действительности. Он внимательно оглядел судно, заглянул в люки. Многотонный груз соли размыло, только в самом низу виднелась белая корка. Именно тяжелая соль потопила деревянное судно. Но "Санта Женевьева" лежала, терпеливо ожидая, пока соль растворится и можно будет подняться. Дерево готово было уже всплыть, требовалось лишь незначительное усилие, чтобы судно оказалось на плаву. Он попытался вспомнить, были ли водяные резервуары пустыми, когда судно пошло ко дну; в некоторых из них безусловно оставался воздух, который помог всплыть. Вероятно, подошел айсберг и, толкнув судно, приложил то небольшое усилие, которое было необходимо. Айсберг потопил его и он же помог ему подняться. Получилось, что лед вернул свой долг.
Некоторое время Жоао бесцельно ходил по палубе, чтобы почувствовать под собой судно, и вряд ли отдавал себе отчет в своих действиях, когда начал убирать палубу. Просто невозможно не выбросить за борт водоросли и ракушки. "Санта Женевьева" всегда была чистой, когда он был капитаном, и ему не нравился ее теперешний вид.
Жоао стал думать о существе дела и наконец понял, что в таком состоянии судно долго не продержится. Только если удастся выкачать воду, оно останется на поверхности. Насосы оказались в порядке, но качать было бесполезно: люки трюма находились почти вровень с поверхностью воды и как бы быстро он ни качал, вода заливала бы люки опять; это все равно, что попытаться выкачать океан. Ему надо было построить вокруг люков загородки, чтобы вода не могла возвращаться в трюм.
Жоао лихорадочно думал над тем, как это сделать, и вдруг услышал далекий звук рожка. Он поспешил к своей лодке, схватил рог и начал трубить изо всех сил. Вскоре до него долетели ответные сигналы. Жоао трубил до тех пор, пока из тумана не появились четыре лодки отбившихся, как и он, рыбаков.
Они испугались, когда увидели человека на полузатонувшем судне: рыбаки не верили своим глазам. Но одним из четырех был его старый друг Таварес, с которым он плавал раньше, и тот узнал "Санта Женевьеву". Таварес первым забрался на палубу, и Жоао вместе с ним стал искать способ, как выкачать воду из трюма. К этим двум присоединились остальные, и теперь, когда их стало пятеро, они решили задачу. Взяли старые паруса, привязанные к мачтам, тросы, рыболовные снасти - все, что попадалось под руку, и отгородили люки, чтобы вода не лилась обратно. Правда, она могла просачиваться, но если бы им удалось быстро выкачивать воду из трюма, они выиграли бы битву с морем.
Рыбаки взялись за насосы. Четверо качали, а пятый следил за тем, чтобы вода не поступала обратно.
- Скорее, скорее! - возбужденно кричал Жоао. Сам он работал изо всех сил, так, что у него темнело в глазах, судорожно сжимая ручку насоса: вверх - вниз, вверх - вниз, все быстрей и быстрей. Таварес, следивший за люками, вскоре закричал, что вода убывает: ее выкачивали скорее, чем она просачивалась.
Каждый старался изо всех сил, и понемногу стали заметны результаты: "Санта Женевьева" поднималась из воды, правда, очень медленно, как бы сопротивляясь. Через час наметился некоторый сдвиг, а спустя два часа уже не оставалось никакого сомнения: судно поднималось. Когда они вступили на судно, вода доходила до щиколоток. Теперь, когда они поработали насосами, как им казалось целую вечность, воды на палубе почти не осталось. Позже они настолько выбились из сил, что чувствовали вкус крови во рту и чуть не падали от усталости. Наконец палуба стала сухой. Им не нужны были уже загородки из парусов: вода в трюме медленно убывала; "Санта Женевьева" была спасена!
Вскоре они могли спуститься внутрь. Жоао пробрался в свою старую каюту и в камбуз. Внизу вода доходила до плеч, но ощущение счастья не покидало его. Возвратившись на палубу, он торжественно держал в руках по котелку. Один из рыбаков отправился на лодке к айсбергу и набрал пресной воды. Все очень хотели пить после такой напряженной работы. Напившись, рыбаки легли на паруса. Они очень устали и нуждались в отдыхе, хотя и не могли уснуть.
Жоао вскоре опять оказался на ногах. У него было слишком радостно на душе, чтобы бездействовать. Теперь он один продолжал откачивать воду. Вода еле-еле текла. Но он чувствовал, что ему важна каждая капля, и качал, качал - совершенно машинально, не отдавая себе отчета: вверх - вниз, вверх вниз!
Вдруг один из лежавших вскочил, замахал руками и закричал на Жоао, чтобы тот перестал качать. Рыбак был страшно возбужден и потребовал, чтобы все замолкли. Через несколько секунд все услышали звук, который он уловил первым. Сквозь туман издалека прорвался гудок. Это был глухой ревущий пароходный гудок. Теперь люди не зависели больше от прихотей судьбы, им будет оказана помощь.
Гудок вновь прозвучал, на этот раз немного ближе. Минуту все было тихо, потом он раздался опять - еще ближе, чем раньше. В тумане звуки часто обманчивы, но на этот раз сомнения не было: пароход приближался к ним. Казалось, он идет прямо на "Санта Женевьеву". Вскоре он оказался так близко, что они могли слышать, как работает машина. Все пятеро поспешили к своим лодкам и схватили рожки. Они загудели что есть мочи. Звук одного рожка вряд ли можно было услышать из-за шума машины, но когда пять рожков неистово загудели одновременно, то их услышали. Это случилось в тот момент, когда пароход мог еще избежать столкновения с "Санта Женевьевой". Наконец рыбаки увидели очертания парохода - счастье Жоао не покинуло его.
Это оказался патрульный корабль португальского правительства, и теперь все печали остались позади. Пароход развернулся и подошел к "Санта Женевьеве". Длинный шланг был переброшен на еще заполненное водой судно; заработал насос. Вместо пяти совершенно измотавшихся людей выкачиванием воды занялась теперь паровая машина. "Санта Женевьева" быстро поднималась из ледяной воды.
Жоао, естественно, не нашел свое судно в точно таком же состоянии, в каком оставил его. Однако корпус был цел и достаточно крепок. Судно уверенно держалось на плаву. Жоао удалось набрать достаточно людей: кое-кого с португальского корабля, кое-кого из числа моряков, которых отпустил капитан рыбачьего судна. "Санта Женевьеву" отбуксировали в порт Сент-Джонс, привели в порядок, и под командованием де Соуза она ушла домой, в Португалию.
* * *
- На этом заканчивается история, - сказал Пабло. - Можно считать, что это начало ее, смотря по тому, как кто к этому относится. Слух о чуде достиг деревни раньше, чем Жоао вернулся домой. Для моего брата началась новая жизнь. Он вернулся к Рафаэле и вновь сделался героем деревенских жителей, пожалуй, всей провинции. О нем писали даже в лиссабонских газетах.
Жоао всегда все удается. Сейчас он наполовину владеет "Санта Женевьевой"; естественно, он остался на ней капитаном. Я был с ним этим летом в проливе Девиса, когда отбился от судна в тумане. Меня подобрала "Хортикула". Я простой рыбак, пока смогу рыбачить со своим братом, все будет хорошо. Я, конечно, остался бы в своей лодке; если бы знал, что с вами четырьмя отстану от "Хортикулы". Как только мы выберемся отсюда, я поспешу к Рафаэле и Жоао. Больше я не китобой! Поживу у них и ежедневно вместе с ними стану молиться Святой Мадонне, услышавшей мольбы Рафаэлы и свершившей "чудо", чтобы спасти Рафаэлу и ее любимого Жоао...
* * *
Пока мы слушали рассказ Пабло, костер погас, никто не догадался подбросить дров. Никому не хотелось встать и развести огонь. Мы приготовились спать, и, как мне казалось, даже любопытство Рокуэлла Симона было удовлетворено. Семундсен начал выспрашивать Пабло об этом странном случае, чтобы уяснить себе, действительно ли все произошло так, как тот рассказал. Португалец продолжал утверждать, что только молитвы Рафаэлы вызвали это чудо. Ему было безразлично, считаем ли мы это возможным или нет. То было чудо, никаких других объяснений не требовалось.
Я мог заверить недоверчивого норвежца, что все именно так и случилось. Я до этого не знал всех подробностей, но кое-что слышал о "Санта Женевьеве". Датские чиновники в Гренландии рассказали мне об этом судне, побывавшем на дне морском. Всплывшее судно оказалось настоящей сенсацией. И не было сомнения, что оно действительно всплыло - как и почему, я не знаю.
Когда мы подготовили все, чтобы лечь спать, я попытался перевести рассказ Пабло Меквусаку и двум эскимосам, и, по-моему, они единственные, кто не усомнился ни в чем. Они немало наслышались о чудесах, совершенных великим духом, живущим на дне моря и помогающим тем, кто этого заслужил. Ясно, что по ходу рассказа их уважение к португальскому рыбаку все росло. Перед тем как уснуть, я оглянулся и увидел, что все трое эскимосов смотрят на спящего Пабло, а на их лицах застыло благоговейное выражение.
Глава 8
НЕТ КОНЦА ПУТИ
Проснувшись на следующее утро, я увидел, что наша пещера освещена ярким солнцем. Меквусак был уже на ногах и принялся за работу. Он разжег костер и поставил медвежатину, чтобы было чем позавтракать. Старик терпеливо ждал, пока мы проснемся. Ему и в голову не приходило, что можно разбудить кого-либо из нас. Мне никогда не удавалось заставить моих друзей эскимосов потревожить спящего человека. Они твердо уверены, что когда человек спит, душа его покидает тело и отправляется путешествовать по свету. Поэтому эскимосы считают опасным разбудить спящего до того, как его душа вернется из странствия. Если такая блуждающая душа не найдет своего спящего хозяина, то она потеряется навеки, а человек станет без души чахнуть, пока вообще не помрет. Ни один заклинатель ничем не может помочь умирающему эскимосу, если душа покинула его тело, утверждали мои друзья.
Старик Меквусак не только приготовил нам завтрак, но и сходил на гору и своим единственным, но очень зорким глазом высмотрел проток во льдах, по которому мы сможем уехать с острова Бушнан. Воды залива Мелвилла очень глубоки, но они разделены на два бассейна подводным горным хребтом. Мелкая вода над этим хребтом никогда не замерзает так прочно, как в остальных частях залива, и даже в самые суровые зимы в периоды приливов и отливов образуется проток, который эскимосы называют Морской пастью. Меквусак убедился, что Морская пасть сейчас открыта, и если мы поторопимся, то, возможно, пройдем по этому каналу до самого острова Тома.
Мы послушались совета старика и, закусив, поспешили в дорогу. Отправляясь с острова Бушнан, я лелеял надежду, что счастье будет сопутствовать нам и мы сможем достигнуть нашей цели до наступления зимы, до того как закроется Морская пасть. Мы отправлялись замечательным солнечным утром, и, к счастью, предчувствия того, что нас ожидает, не омрачали наши светлые надежды.
Хотя остров Тома находился от нас на юго-востоке, мы вынуждены были взять гораздо восточнее, используя не закрытые еще протоки. Нас подгонял крепкий устойчивый ветер, и мы довольно быстро продвигались к группе колоссальных айсбергов, видневшихся вдали. Глетчер, сползающий в залив Мелвилла, очень плодовит: в весеннее время от него откалывается и уходит в море множество огромных айсбергов. Многие ледяные горы попадают на подводный хребет в заливе и порой остаются на мели по нескольку лет. Они образуют тогда непроходимый ледяной барьер. Именно к такому месту мы сейчас и шли по открытой воде. Другого выбора у нас не было, поскольку мы не решались тащиться с нашей лодкой через льды.
Меквусак первый заметил грозные признаки. Я видел, что он все поглядывает на небо по правому борту, и повернулся в ту же сторону. На западе, у самого горизонта, образовалось продолговатое серое облако. Вскоре и другие обратили на него внимание, но никто из нас и словом не обмолвился по этому поводу. Мы продолжали молча свой путь, используя, пока возможно, силу ветра. Спустя час паруса начали трепетать, а затем и вообще повисли на мачте. Наступил полный штиль. Небо быстро заволакивало тучами, и мы знали, что вскоре подует зюйд-вест, которого надо опасаться. Именно этот ветер погнал пятерых китобоев через море Баффина к острову Саундерса.
Мы отдавали себе отчет в том, какое действие окажет этот ветер на лед. Там, на юге, он, должно быть, уже нажимает на льды, хотя вокруг нас ничего еще не было заметно. Единственная возможность спасения заключалась в быстром продвижении вперед, пока лодку нашу не затерло. Нас было десятеро в лодке, но Усукодарк никакой помощи оказать не мог, а Меквусак прирос к рулю. Все остальные сменяли друг друга на веслах; мы гребли изо всех сил. Никто в лодке не разговаривал, но все понимали, что ситуация исключительно напряженная. Если лед сейчас сомкнется, то он вряд ли вскроется раньше будущей весны; даже на Морскую пасть надежда была плохая. Только при благоприятных условиях мы могли бы добраться до земли, где живут люди, но теперь уже приходилось отказаться от мысли заблаговременно добраться до острова Тома, чтобы перехватить китобойное судно.
Мы гребли против ветра и течения, а когда началась подвижка льдов, нас стали задерживать еще и плавающие льдины. Мы сменяли друг друга на веслах, но все же двигались медленно. Пятеро китобоев жаловались, что они ослабели от однообразной пищи; об этом они говорили уже в течение многих дней. Им не хватало хлеба. Некоторые, как в бреду, вспоминали о молоке, об овощах и фруктах, но больше всего о хлебе. Если бы я напомнил им, что эскимосы и я не испытываем никаких неудобств оттого, что питаемся одним лишь мясом, китобои только обиделись бы, изображая из себя мучеников. Но мне нельзя было и потакать китобоям, ибо в таком случае они чувствовали бы себя еще более несчастными и слабыми. Я избрал иной путь, сказав, что восхищаюсь их способностью так здорово держаться, несмотря на непривычную пищу, - это заставило их еще сильнее налегать на весла.