Страница:
Хотя Аируна была только ребенком, она имела право на свою куклу, но это повлекло за собой ужасные последствия, и много горя произошло от этого. Белые бросились каждый к своей кучке камней, и один из них, подбежав, схватил Аируну. Он вырвал куклу из ее рук и отбросил девочку далеко на лед. Там она осталась неподвижно лежать и больше никогда уже не встала. При падении Аируна сломала себе шею.
Сперва всех охватил такой ужас, что никто не мог двинуться с места. Кавдлунаки, как видно, не заметили, что произошло. Возможно, это их и не интересовало. Они думали только о блестящих камнях и стали поспешно прятать их в одежду. Я не мог поверить своим глазам, и мое горе было так велико, что я застыл на месте. Но мой брат Агпалерк всегда принимал решения и действовал быстрее меня. Он вдруг забыл свой страх перед белыми, схватил гарпун и бросил его в воздух. Наконечник попал в середину груди человека, который убил мою дочь. Казалось, что гарпун проткнул его насквозь, и он упал замертво.
И тут случилось, что белые забыли о своих камнях. Они бросились за ружьями, и много убийств совершилось в тот день. Застрелили Маярка, моего старшего напарника по охоте, а двух мужчин и трех женщин ранили. У нас не было ружей, но мы все же успели убить двух белых, а остальные бросились бежать. У них было быстрое оружие, но они поняли, что мы превосходим их числом. Кавдлунаки схватили свои желтые камни и убежали по льду к кострам, и с тех пор их больше никогда не видели.
Мы завалили камнями убитых - Аируна была моим единственным ребенком, а Маярк - моим самым давним напарником. Просидев не двигаясь пять суток, чтобы почтить погибших, мы все уехали из Пилика и добрались до Питуравика, хотя с трудом путешествовали без сала. Кругом находились добрые люди, на которых мы могли положиться.
Наконец, настала весна, и лов оказался хорошим, вот почему мы мало думали о кавдлунаках, столь влюбленных в игрушки. Но позабыть случившееся нельзя было, и двое молодых парней решили во что бы то ни стало узнать, какова судьба белых. Оба были бедны, поскольку у них не осталось родителей и они не имели ни своих охотничьих принадлежностей, ни собак. Для того чтобы сделать сани, необходимо дерево и железо для полозьев, а ни того, ни другого у них не было. Поэтому они оставались без жен, так как не смогли бы добыть достаточно шкур и мяса для семьи. Юноши решили одолжить упряжку собак и вернуться в Пилик, чтобы посмотреть, все ли еще белые охвачены безрассудством, и попытаться, если это возможно, достать у них то, чего им не хватало. Их не было много дней, а вернувшись, они рассказали странные вещи, которые заставили людей задуматься и подивиться.
Парни доехали до самого Пилика и поспешили к судну, так как лед стал уже плохим и мог тронуться в любой день. Никаких признаков кавдлунаков не было видно. Вокруг судна намело огромные сугробы снегу; казалось, что все погрузилось в сон и пробудится только тогда, когда уйдет лед и по открытой воде судно сможет отплыть домой, в теплые страны. Около судна песцы оставили следы; следы виднелись на палубе, а это означало, что никто не приходил на корабль в течение многих суток.
Тогда парни решили приблизиться к белым у ледника, но поскольку они понимали, что тяга к золоту не покинула кавдлунаков, парни действовали весьма осторожно. Ведь никто не мог знать, встретят ли их Гогол, Семеде и остальные дружелюбно или начнут стрелять по ним. Раз уж белые остались у ледника, значит они все еще страдают своей странной привязанностью к блестящим камням.
Молодые люди взобрались на гору, чтобы спуститься к леднику с другой стороны и посмотреть сверху, что делается в лагере кавдлунаков. Путь был длинный и утомительный, так как начали уже буйствовать весенние метели, и в тот день дул очень сильный ветер. Им пришлось двигаться согнувшись, но все же они добрались до края скал, откуда можно заглянуть вниз, не обнаруживая себя. Парни тотчас увидели, что безрассудная работа белых продолжается. Свой лагерь они раскинули у речки, которая теперь свободно текла из-под ледника. Они все еще копали в поисках водяного пламени. Правда, большинство из них сидело возле палаток у костра, поскольку уже наступило время ужина и сна.
Наши парии решили оставаться наверху всю ночь и сойти в лагерь, когда рассветет. Они нашли место, хорошо защищенное от сильного ветра, который дул в сторону моря. Но долго они не проспали - их разбудил страшный гром, будто бы сотрясавший всю гору. Начали действовать мощные силы, и парни испугались. Грохочущий шум продолжался, но они все же подползли к краю скалы, чтобы посмотреть на ледник, откуда, как им казалось, и раздавался грохот. Они увидели, что вся передняя часть ледника пришла в движение и искала себе выхода к морю. Сплошной лед в заливе вынужден был поэтому отступать и ломался на куски, как тоненький ледок, образующийся в конце лета. Гром продолжался долгое время, и парни здорово перепугались; они полагали, что духи ледника обозлились и намерены показать свою силу.
Однако постепенно все утихло, и двое парней вновь выглянули из-за края скалы, чтобы разглядеть, что случилось с белыми. Никаких следов их лагеря не осталось. Ни один из них не пережил этой катастрофы. Огромные льдины, отколовшиеся от ледника, скатились вниз и плавали в заливе в виде ледяных гор, а все, что лежало на их пути, было раздавлено. Речка, которая обычно вскрывала блестящие камни и для людей, и для кавдлунаков, а также все, чем владели белые, было погребено под массами льда. Это ледник наказал белых за жадность к водяному пламени, которая толкнула их на убийство наших людей.
Парни все-таки сошли вниз убедиться, что там никого нет в живых. Они перебирались через нагромождения льдин, у которых были очень острые края это говорило о том, что льдины упали совсем недавно и ветер не успел еще округлить их края.
Все белые исчезли, как исчез и старый лед. Когда двое парней покидали ледник, чтобы вернуться в Пилик и добраться до судна, они увидели, что перед ледником все потемнело: сильный ветер оттеснил в открытое море взломанный лед, и над черной водой плыли свинцовые облака. А когда парни поднялись выше и перед ними открылся вид на фиорд, увидели зрелище, весьма огорчившее их: корабль отнесло в море. Они надеялись, что теперь, когда все погибли, можно беспрепятственно воспользоваться сокровищами судна. Особенно они рассчитывали на огромное количество дерева и большие куски железа. Но случилось непредвиденное - лед ушел и увлек за собой судно; оно уже находилось очень далеко и казалось совсем маленьким.
Таким образом, исчезли все следы и Гогола, и Семеде, и всех остальных кавдлунаков. Они потеряли право на жизнь и понесли заслуженное наказание. Даже природа нашей страны не смогла примириться с тем, как повели себя белые. Кавдлунаки пришли сюда, но не пожелали жить по обычаям людей, а более всего они заслуживали смерти потому, что отбирали у детей игрушки и убили маленькую беззащитную девочку.
Их настигла кара, и люди были отомщены, но я никогда больше не стану говорить об этих событиях - они слишком ужасны, чтобы, рассказывая о них, коротать время в ожидании, пока сварится мясо. Но люди никогда об этом не смогут забыть.
Глава 3
ИХ БЫЛО ПЯТЕРО
Все как-то притихли, когда готовились сняться со скалы Далрюмпле. А Самик - и вообще-то немногословный - устал после длинного рассказа и, кроме того, пока мы переносили его в лодку и отчаливали, у него еще сильнее разболелась сломанная нога.
Другие эскимосы, как видно, не раз слыхали историю о водяном пламени, но отнеслись к ней с таким же вниманием, как и я. Все они были моими друзьями, самыми лучшими, каких я когда-либо имел, и сейчас они, наверное, думали, что меня сильно задел рассказ о несчастьях, причиненных людям алчностью белых. Однако они были тактичны и не высказали никаких замечаний по поводу этой истории.
Меквусак, не сказав ни слова, занял свое место у руля и теперь разглядывал Агпат и наше старое весеннее стойбище. Чужестранцев все еще не было видно, но теперь я понял, почему встречи с ними эскимосы ожидают совсем не с таким чувством, как я. Мне стало ясно, почему Самик надеялся, что те люди окажутся эскимосами. Правда, они, казалось, инстинктивно чувствуют - как и Наварана, - что речь идет о кавдлунаках.
Я был благодарен им за молчание и за дружеское расположение ко мне, единственному белому человеку среди них. И я радовался, что Кнуд Расмуссен15 и Пири, а также большинство других белых, которые побывали в этой части Гренландии, никогда не причиняли неприятностей ни Самику, ни его друзьям.
Вскоре во льду образовались большие разводья и, казалось, что у берегов Агпата вообще чистая вода. Мы без труда гребли между льдинами, которые попадались на пути. Огибать их было не трудно, и мы продвигались довольно быстро. Два каяка шли впереди. Вдруг мой тесть Увдлуриак подал знак остановиться. Я подумал, что он увидел таинственных чужеземцев и попытался разглядеть их в бинокль. Но Увдлуриак объяснил, что он заметил на льду два стада моржей: одно из них совсем близко, другое - невдалеке от Агпата. Благодаря сильному ветру ничего не стоит подойти к ним - не можем же мы их упустить! Каяки подойдут к ним с подветренной стороны, и каждый охотник убьет гарпуном по одному моржу. Но надо попытать счастья и со вторым стадом.
Эскимосы на каяках отправились к Агпату, а мы пытались подгрести на своей лодке к первому стаду. К сожалению, вокруг оказалось слишком много льда; подойти к моржам можно было только по льду, перепрыгивая с одной льдины на другую. Я предпочел остаться в лодке, которую эскимосы всегда склонны бросать на произвол судьбы, когда появляется добыча! Я считал, что нам важнее сохранить лодку, чем охотиться на моржей. И действительно, дело окончилось тем, что из ближнего стада поймали только одного моржа, а тем двоим на каяках удалось убить другого. Мы взяли обоих моржей на буксир и медленно направились к Агпату, где показались два человека, ожидавших нас.
В пылу охоты мы чуть не забыли тех, за кем направились, и вспомнили о них, когда оказались совсем близко от берега. Теперь я сразу увидел, что Наварана права: это не эскимосы, а белые, и скоро мы узнаем, как и почему они попали на остров Саундерса. Но эскимосам казалось невежливым проявлять слишком большую поспешность. Поэтому мы медленно подплывали к незнакомцам, а я сидел и все думал, кто они такие, в каком состоянии и какая помощь им необходима.
Выяснилось, что их пятеро, а не двое, как мы подумали сперва. Они раскинули лагерь на берегу, довольно далеко отсюда. Двое, которых мы увидели, ушли от своих товарищей поискать какой-нибудь дичи и поднялись на скалы, чтобы оглядеться. Они обнаружили нас на льду и, возмущаясь нашей медлительностью, ругали нас последними словами за охоту на моржей; незнакомцы никак не могли дождаться, когда же мы, наконец, подойдем, чтобы помочь им! Оказалось, что это китобои, отбившиеся от своего судна. Они с огромными трудностями добрались до острова Саундерса, но дальше им на своей лодке плыть было невозможно из-за скопления льдов. Шотландские китобои много лет охотились в районе пролива Джонса. Жизнь этих закаленных и неприхотливых людей далеко не завидна. Обычно китобои отправляются из дому в конце зимы или ранней весной и добираются до залива Фробишер или Камберленд-Саунд до того, как лед в больших фиордах начнет двигаться на юг. Эту первую часть лова называли юго-западным промыслом, и в хорошие годы уже здесь удавалось наполовину заполнить трюмы. Когда приходили в движение льды Гудзонова пролива и фиордов Баффиновой Земли, начиналась также миграция китов. Китобои следовали за китами вдоль берега Гренландии, мимо острова Хольм и через залив Мелвилла. Здесь погибло немало китобоев; многие терпели крушение, так как в этом заливе путь судам может внезапно преградить торосистый лед и за несколько минут судно оказывается затертым. В то время, когда плавали еще на парусниках, судьба судна целиком зависела от ветра. Китобои могли перебраться через залив Мелвилла только в том случае, если ветер гнал лед в направлении, в котором им надо было двигаться; поэтому их самым страшным врагом было безветрие. Целые дни, иногда и недели не бывало даже намека на ветер.
В наши дни пройти через залив Мелвилла не так опасно, как тогда. В те времена китобои старались прибыть весной, как можно раньше, когда прибрежный лед еще неподвижен. Киты очень постоянны в своих перемещениях, и каждый год они проходят на север у самой оконечности мыса Йорк. Киты идут и дальше на север, но никогда не заходят в бассейн Кейна. Должно быть, им мешает лед в проливе Смита, где они обычно задерживаются, пока движение льдов не вытеснит их на юг. После этого киты некоторое время находятся в проливе Джонса, а там уже стоят наготове шотландские китобои - они здесь охотятся на крупных гренландских китов16.
Шотландцы не могли охотиться за китами так, как это делают в наши дни. Ведь сейчас имеются небольшие пароходы с пушками, которые поражают цель на довольно большом расстоянии. В свободной воде такое китобойное судно способно подойти довольно близко к своей добыче, поскольку шум винтов ненамного опережает судно, во всяком случае, он может спугнуть кита лишь в последний момент. А тот метод лова, которым пользовались шотландцы в проливе Джонса, заливе Мелвилла и в других районах, был куда более трудным и опасным.
Обнаружить кита среди плавающих льдов гораздо сложнее, чем в открытой воде. Только десятая часть айсберга находится над водой, остальные девять десятых колоссальной массы скрыты под поверхностью. Шум гребного винта наталкивается под водой на лед и эхом отдается от одного айсберга к другому. Эти звуки на далеком расстоянии предупреждают китов о присутствии судна. Конечно, и опрокидывающийся айсберг, как и треснувший лед, производят шум, но, очевидно, морские животные способны отличить естественные шумы от необычных звуков, исходящих от столь странного предмета, как гребной винт.
Поэтому на Крайнем Севере невозможно ловить китов современными способами с судовыми гарпунными пушками. И надо охотиться таким же способом, как на заре китобойного промысла. У китов прекрасный слух, так что приближаться к ним надо очень осторожно. Чтобы тихо подгрести к ним, иногда даже приходится вынимать весла из уключин.
Если ведешь себя достаточно осторожно и обладаешь необходимым опытом, бой китов не такое уж сложное дело. Киты - это в известном смысле доисторические животные. В большинстве случаев они не способны найти выход, когда попадают в необычную обстановку, и если к ним удалось подойти достаточно близко, остальное сравнительно просто. Но арктическое лето таит множество других опасностей, и пятеро чужестранцев, которых мы здесь встретили, чудом спаслись, а их товарищи, находившиеся в той же лодке, погибли.
Охота за китами с открытой лодки17 в проливе Джонса не так легка и увлекательна, как многие себе представляют. Не такое уж это захватывающее приключение, и в нем нет никакой романтики. Два выражения с того времени остались свидетельством огромной опасности, напряжения сил и той ничтожной платы, которую получали шотландские китобои. "Нет кита, нет и денег", говорилось обычно. Никому из команды не гарантировали заработок. Они получали свою часть - да к тому же очень маленькую - в зависимости от улова, если он, конечно, был. Если им не хватало знаний, опыта, выдержки или же им просто не везло и не удавалось добыть кита, они не получали ничего.
Когда показывался кит или предполагали, что он находится поблизости, лодки спускали на воду, китобои садились на весла и раздавалась команда: "Вперед, и к черту в пекло!". И действительно, налегать на весла приходилось часами, а то и целые дни. Гребли пока не оставалось ни одной мысли в голове, и каждая частица тела кричала от изнуряющей боли. И те, кто греб, не видели даже, куда шла их лодка и что делается впереди; они ведь сидели лицом к рулевому. Именно он - как правило, один из штурманов или боцман - командовал в лодке, и коль скоро он приказывал, приходилось слушаться и не рассуждать. Румпель в руках старшего был не только символом его положения. Обычно румпель вырезали из крепкого дуба и, если требовалось, он превращался в страшное оружие. Старые китобои знают не один рассказ о моряках, которые падали с размозженной головой, если отказывались исполнить приказ или переставали грести. Но обычно хватало грозного окрика. Только редкий моряк осмеливался не подчиниться, когда его начальник, размахивая своим смертоносным оружием, ругается последними словами и отдает старинную команду: "Вперед, и к черту в пекло!"
Прошлым летом, в 1910 году, шотландское китобойное судно "Хортикула" стало на якорь вблизи мыса Спарбо в проливе Джонса. Старому капитану Адамсу удалось запереть более 700 белух в небольшой бухте. Это был грандиозный улов. Адамс приказал перегородить выход из бухты сетями и быть наготове. При каждом отливе белух били нещадно. Однако в этом году Адамс опоздал. Другие капитаны, прослышавшие о его удаче, направились к тому же месту, и, когда подошла "Хортикула", лучшие участки в проливе Джонса оказались уже занятыми. Адамса это не обескуражила. Места хватит для всех, подумал он, и повел свое судно дальше. После нескольких дней блуждания дозорный, наконец, возвестил о появлении китов. Он увидел фонтаны дышащих китов в двух местах, и лодки были сразу же спущены на воду.
Лодка номер один находилась под командованием первого штурмана Билла Раса. Его знали как сурового человека, требовавшего от своих людей крайнего напряжения сил; правда, он и себя никогда не щадил. Он был строг, но всегда справедлив. Многие годы ему не везло. То он попадал на судно, которое терпело крушение, то возвращался без улова. Но, наконец, в один удачный год он выручил столько, что смог поступить в штурманское училище. После окончания ему удалось наняться к знаменитому капитану Милну, невысокому, но крепко скроенному человеку, который, пожалуй, больше всех добыл китов в арктических водах. Милна никогда не называли иначе как дьяволом, и тем не менее моряки дрались за место на его судне, поскольку наняться к нему означало, что деньги будут наверняка, будто бы они уже лежат в Английском банке. Как настоящий шотландец, он экономил абсолютно на всем: и на продовольствии, и на снаряжении; но он приносил прибыль своему пароходству, зарабатывал сам, да и давал заработать команде. Именно его школу прошел Билл Раса, тот человек, с которым я теперь встретился на острове Саундерса.
Рядом с Расой стоял человек, оказавшийся норвежцем по имени Семундсен, - высокий блондин с окладистой бородой. Он выглядел опрятным и чистым, несмотря на то, что одежда его была изодрана; двигался он так легко, что в нем сразу угадывалась незаурядная сила и умение владеть каждым своим мускулом. Он был еще молод, но видно было, что у него развито чувство собственного достоинства. Говорил он медленно и уверенно, как будто каждое слово произносилось после долгого размышления. Не знаю почему, но сразу же создалось впечатление, что на такого человека можно положиться, что такой не подведет.
Они явно обрадовались тому, что я оказался среди встречавших: их тревожило, что спасающие окажутся эскимосами, языка которых они не понимают. А ведь им много надо узнать: где они находятся? Каким образом смогут выбраться отсюда? Можно ли перехватить здесь корабль, идущий на юг?
Первым долгом я спросил, сколько их - только двое? Они объяснили, что дальше на берегу осталось еще три их товарища. Все они совершенно обессилены и нуждаются в отдыхе. Прежде всего им нужна горячая еда, так как давно уже не ели ничего, кроме сырого тюленьего мяса. Правда, здесь, на острове Саундерса, им удалось раздобыть несколько птиц, но они очень нуждаются в горячей пище - все равно, чтобы это ни было, - пусть хоть немного супу.
Когда я в нескольких словах удовлетворил их любопытство, мне и самому захотелось кое-что узнать. Они были с шотландского китобойного судна "Хортикула", от которого отбились. Повторилась старая история: они вышли на лодке искать китов и слишком удалились от судна. А потом все заволокло туманом - извечным арктическим туманом, который держится порой по многу дней. Можно лишь различить то место, где солнце светит над туманом. Можно увидеть характерную белую радугу, возникающую от кристаллов льда в воздухе. Китобои оказались беспомощными и ничего не могли сделать. И хотя каждый звук разносился на большое расстояние, но они настолько отдалились от судна, что услышать их, конечно, не могли. Все накричались до хрипоты и в первые двадцать четыре часа регулярно стреляли из ружей, но в ответ доносилось только эхо, отраженное множеством окружавших их айсбергов.
Лодку они, конечно, вытащили на лед и, как всегда в таких случаях, устроили лагерь, натянув парус. Здесь они сравнительно удобно расположились в ожидании дальнейших событий. Китобои обрадовались этой передышке; продовольствие и кофе у них были. Один постоянно стоял на вахте, а остальные спали в лодке или что-нибудь чинили. Передвигаться в этом густом тумане было безумием. Люди не имели никакого представления о странах света; эти районы так близки от магнитного полюса, что пользоваться компасом невозможно. Оставалось одно - ждать перемены погоды.
Несчастье случилось неожиданно, когда одни спали, а другие спокойно пили кофе. Дежурил пожилой шотландец, один из старейших китобоев. Голос у него был жуткий, слуха никакого, но, к сожалению, он очень любил петь. Когда он находился на вахте, он всегда пел бесконечные шотландские баллады о горах и девушках18. Каждый куплет заканчивался хриплым ржанием. Стоило ему кончить одну песню, как он сразу же запевал другую; в конце концов его товарищи больше не выдержали этой пытки. Когда он заканчивал очередной куплет, все набросились на него с воем и проклятиями, чтобы заставить его замолчать, и, казалось, что сама природа присоединилась к их протесту.
И действительно, как только стало тихо, они услышали нараставший грохот, превратившийся в ужасающий гром. Некоторые из них так и не поняли, что случилось: в несколько секунд огромный айсберг перевернулся и задел их льдину. Шотландец, несший вахту, больше уже не пел - он исчез навсегда. Все остальные находились в лодке, которая оказалась наполовину похороненной под массой льда. На Билла Раса обрушилась огромная глыба, но прежде чем он освободился, льдина с их лагерем развалилась на множество кусков, и люди оказались в воде.
Биллу удалось выбраться на ропак; с удивлением он понял, что даже не ранен. Семундсен подплыл к нему в ледяной воде, и вдвоем они начали разыскивать своих товарищей. Великану норвежцу удалось ухватить двоих и вышвырнуть их на большую льдину. Расе он сказал, что надо найти остальных и спасти лодку. Ему и в голову не пришло бросить товарищей в беде.
Когда они в конце концов собрались, их оказалось семеро из двенадцати, вышедших в лодке. Остальные пять утонули или же их раздавил айсберг. Двое из спасенных находились в очень плохом состоянии. У одного были перебиты обе ноги, а второй, очевидно, сломал себе позвоночник. Они долго не протянули. Теперь осталось пятеро, а то, что уцелело от лодки, вряд ли могло пригодиться. Пять человек на льдине у входа в пролив Джонса без продовольствия, без спичек и с негодной лодкой! Хорошо было только то, что все они здоровы и сильны, и никто из них не отказывался от борьбы за спасение своей жизни...
Билл Раса и Семундсен рассказали мне, что, кроме них, есть еще трое: датчанин-китобой Том Ольсен, португалец и еще один, которого Раса назвал "недоразумением". Правда, сам по себе человек он неплохой, он даже оказался более сильным и выносливым, чем можно было ожидать, да и нрава веселого, а такое прозвище получил потому, что не был китобоем. Это американец, который отправился на "Хортикуле" из-за нелепой мысли, будто поход за китами увлекательное приключение. Он, кроме того, что-то вроде ученого: собирает растения и животных; к тому же еще и писатель, во всяком случае журналист, да, как видно, и в медицине разбирается. К этому Раса добавил, что американец никогда ни на что не жаловался, хотя и уступал другим в силе. Но ведь он никогда не был моряком. Да, да, добавил Раса с глубоким вздохом, осталось всего лишь пятеро из двенадцати и один из них - сухопутный краб!
* * *
Семундсен и Раса были в плохом состоянии, и мы очень медленно продвигались к их лагерю; по пути они рассказали мне о дальнейших приключениях. Там, на льдине, они как смогли починили свою разбитую лодку. В ней, к счастью, уцелел обычный ящик с инструментами, и они сообразили, что если отрезать верхнюю часть бортов, то можно сделать лодку меньших размеров. Лодка, правда, стала самой причудливой формы. Получилось нечто неуклюжее и перекошенное; кроме того, она протекала, как решето. Троим все время приходилось вычерпывать воду, а двое гребли. Таким способом удавалось держать лодку на плаву около получаса, после чего приходилось снова вытаскивать ее на лед. Другими словами, они целиком зависели от ветра и течения.
Когда туман, наконец, рассеялся, ни "Хортикулы", ни другого судна поблизости, естественно, не оказалось. Безветренная погода сменилась штормовым зюйд-вестом. Это господствующий ветер в тех местах, и их начало постепенно относить из пролива Джонса в море Баффина. Они ничего не могли сделать, чтобы не удаляться от своего судна. В тот день, когда они попали в туман, они гребли от "Хортикулы" двенадцать часов, но теперь на своей протекающей, уродливой лодке они могли очутиться и в двенадцати днях или в двенадцати неделях от судна. Само собой понятно, что китобои все время держали вахту, поскольку знали, что другие лодки выйдут на поиски; однако у них не было даже одного шанса из миллиона, что их обнаружат среди этих льдов. Шли дни, а их все гнало то на север, то на восток. Вскоре они потеряли всякую надежду найти свое судно.
Сперва всех охватил такой ужас, что никто не мог двинуться с места. Кавдлунаки, как видно, не заметили, что произошло. Возможно, это их и не интересовало. Они думали только о блестящих камнях и стали поспешно прятать их в одежду. Я не мог поверить своим глазам, и мое горе было так велико, что я застыл на месте. Но мой брат Агпалерк всегда принимал решения и действовал быстрее меня. Он вдруг забыл свой страх перед белыми, схватил гарпун и бросил его в воздух. Наконечник попал в середину груди человека, который убил мою дочь. Казалось, что гарпун проткнул его насквозь, и он упал замертво.
И тут случилось, что белые забыли о своих камнях. Они бросились за ружьями, и много убийств совершилось в тот день. Застрелили Маярка, моего старшего напарника по охоте, а двух мужчин и трех женщин ранили. У нас не было ружей, но мы все же успели убить двух белых, а остальные бросились бежать. У них было быстрое оружие, но они поняли, что мы превосходим их числом. Кавдлунаки схватили свои желтые камни и убежали по льду к кострам, и с тех пор их больше никогда не видели.
Мы завалили камнями убитых - Аируна была моим единственным ребенком, а Маярк - моим самым давним напарником. Просидев не двигаясь пять суток, чтобы почтить погибших, мы все уехали из Пилика и добрались до Питуравика, хотя с трудом путешествовали без сала. Кругом находились добрые люди, на которых мы могли положиться.
Наконец, настала весна, и лов оказался хорошим, вот почему мы мало думали о кавдлунаках, столь влюбленных в игрушки. Но позабыть случившееся нельзя было, и двое молодых парней решили во что бы то ни стало узнать, какова судьба белых. Оба были бедны, поскольку у них не осталось родителей и они не имели ни своих охотничьих принадлежностей, ни собак. Для того чтобы сделать сани, необходимо дерево и железо для полозьев, а ни того, ни другого у них не было. Поэтому они оставались без жен, так как не смогли бы добыть достаточно шкур и мяса для семьи. Юноши решили одолжить упряжку собак и вернуться в Пилик, чтобы посмотреть, все ли еще белые охвачены безрассудством, и попытаться, если это возможно, достать у них то, чего им не хватало. Их не было много дней, а вернувшись, они рассказали странные вещи, которые заставили людей задуматься и подивиться.
Парни доехали до самого Пилика и поспешили к судну, так как лед стал уже плохим и мог тронуться в любой день. Никаких признаков кавдлунаков не было видно. Вокруг судна намело огромные сугробы снегу; казалось, что все погрузилось в сон и пробудится только тогда, когда уйдет лед и по открытой воде судно сможет отплыть домой, в теплые страны. Около судна песцы оставили следы; следы виднелись на палубе, а это означало, что никто не приходил на корабль в течение многих суток.
Тогда парни решили приблизиться к белым у ледника, но поскольку они понимали, что тяга к золоту не покинула кавдлунаков, парни действовали весьма осторожно. Ведь никто не мог знать, встретят ли их Гогол, Семеде и остальные дружелюбно или начнут стрелять по ним. Раз уж белые остались у ледника, значит они все еще страдают своей странной привязанностью к блестящим камням.
Молодые люди взобрались на гору, чтобы спуститься к леднику с другой стороны и посмотреть сверху, что делается в лагере кавдлунаков. Путь был длинный и утомительный, так как начали уже буйствовать весенние метели, и в тот день дул очень сильный ветер. Им пришлось двигаться согнувшись, но все же они добрались до края скал, откуда можно заглянуть вниз, не обнаруживая себя. Парни тотчас увидели, что безрассудная работа белых продолжается. Свой лагерь они раскинули у речки, которая теперь свободно текла из-под ледника. Они все еще копали в поисках водяного пламени. Правда, большинство из них сидело возле палаток у костра, поскольку уже наступило время ужина и сна.
Наши парии решили оставаться наверху всю ночь и сойти в лагерь, когда рассветет. Они нашли место, хорошо защищенное от сильного ветра, который дул в сторону моря. Но долго они не проспали - их разбудил страшный гром, будто бы сотрясавший всю гору. Начали действовать мощные силы, и парни испугались. Грохочущий шум продолжался, но они все же подползли к краю скалы, чтобы посмотреть на ледник, откуда, как им казалось, и раздавался грохот. Они увидели, что вся передняя часть ледника пришла в движение и искала себе выхода к морю. Сплошной лед в заливе вынужден был поэтому отступать и ломался на куски, как тоненький ледок, образующийся в конце лета. Гром продолжался долгое время, и парни здорово перепугались; они полагали, что духи ледника обозлились и намерены показать свою силу.
Однако постепенно все утихло, и двое парней вновь выглянули из-за края скалы, чтобы разглядеть, что случилось с белыми. Никаких следов их лагеря не осталось. Ни один из них не пережил этой катастрофы. Огромные льдины, отколовшиеся от ледника, скатились вниз и плавали в заливе в виде ледяных гор, а все, что лежало на их пути, было раздавлено. Речка, которая обычно вскрывала блестящие камни и для людей, и для кавдлунаков, а также все, чем владели белые, было погребено под массами льда. Это ледник наказал белых за жадность к водяному пламени, которая толкнула их на убийство наших людей.
Парни все-таки сошли вниз убедиться, что там никого нет в живых. Они перебирались через нагромождения льдин, у которых были очень острые края это говорило о том, что льдины упали совсем недавно и ветер не успел еще округлить их края.
Все белые исчезли, как исчез и старый лед. Когда двое парней покидали ледник, чтобы вернуться в Пилик и добраться до судна, они увидели, что перед ледником все потемнело: сильный ветер оттеснил в открытое море взломанный лед, и над черной водой плыли свинцовые облака. А когда парни поднялись выше и перед ними открылся вид на фиорд, увидели зрелище, весьма огорчившее их: корабль отнесло в море. Они надеялись, что теперь, когда все погибли, можно беспрепятственно воспользоваться сокровищами судна. Особенно они рассчитывали на огромное количество дерева и большие куски железа. Но случилось непредвиденное - лед ушел и увлек за собой судно; оно уже находилось очень далеко и казалось совсем маленьким.
Таким образом, исчезли все следы и Гогола, и Семеде, и всех остальных кавдлунаков. Они потеряли право на жизнь и понесли заслуженное наказание. Даже природа нашей страны не смогла примириться с тем, как повели себя белые. Кавдлунаки пришли сюда, но не пожелали жить по обычаям людей, а более всего они заслуживали смерти потому, что отбирали у детей игрушки и убили маленькую беззащитную девочку.
Их настигла кара, и люди были отомщены, но я никогда больше не стану говорить об этих событиях - они слишком ужасны, чтобы, рассказывая о них, коротать время в ожидании, пока сварится мясо. Но люди никогда об этом не смогут забыть.
Глава 3
ИХ БЫЛО ПЯТЕРО
Все как-то притихли, когда готовились сняться со скалы Далрюмпле. А Самик - и вообще-то немногословный - устал после длинного рассказа и, кроме того, пока мы переносили его в лодку и отчаливали, у него еще сильнее разболелась сломанная нога.
Другие эскимосы, как видно, не раз слыхали историю о водяном пламени, но отнеслись к ней с таким же вниманием, как и я. Все они были моими друзьями, самыми лучшими, каких я когда-либо имел, и сейчас они, наверное, думали, что меня сильно задел рассказ о несчастьях, причиненных людям алчностью белых. Однако они были тактичны и не высказали никаких замечаний по поводу этой истории.
Меквусак, не сказав ни слова, занял свое место у руля и теперь разглядывал Агпат и наше старое весеннее стойбище. Чужестранцев все еще не было видно, но теперь я понял, почему встречи с ними эскимосы ожидают совсем не с таким чувством, как я. Мне стало ясно, почему Самик надеялся, что те люди окажутся эскимосами. Правда, они, казалось, инстинктивно чувствуют - как и Наварана, - что речь идет о кавдлунаках.
Я был благодарен им за молчание и за дружеское расположение ко мне, единственному белому человеку среди них. И я радовался, что Кнуд Расмуссен15 и Пири, а также большинство других белых, которые побывали в этой части Гренландии, никогда не причиняли неприятностей ни Самику, ни его друзьям.
Вскоре во льду образовались большие разводья и, казалось, что у берегов Агпата вообще чистая вода. Мы без труда гребли между льдинами, которые попадались на пути. Огибать их было не трудно, и мы продвигались довольно быстро. Два каяка шли впереди. Вдруг мой тесть Увдлуриак подал знак остановиться. Я подумал, что он увидел таинственных чужеземцев и попытался разглядеть их в бинокль. Но Увдлуриак объяснил, что он заметил на льду два стада моржей: одно из них совсем близко, другое - невдалеке от Агпата. Благодаря сильному ветру ничего не стоит подойти к ним - не можем же мы их упустить! Каяки подойдут к ним с подветренной стороны, и каждый охотник убьет гарпуном по одному моржу. Но надо попытать счастья и со вторым стадом.
Эскимосы на каяках отправились к Агпату, а мы пытались подгрести на своей лодке к первому стаду. К сожалению, вокруг оказалось слишком много льда; подойти к моржам можно было только по льду, перепрыгивая с одной льдины на другую. Я предпочел остаться в лодке, которую эскимосы всегда склонны бросать на произвол судьбы, когда появляется добыча! Я считал, что нам важнее сохранить лодку, чем охотиться на моржей. И действительно, дело окончилось тем, что из ближнего стада поймали только одного моржа, а тем двоим на каяках удалось убить другого. Мы взяли обоих моржей на буксир и медленно направились к Агпату, где показались два человека, ожидавших нас.
В пылу охоты мы чуть не забыли тех, за кем направились, и вспомнили о них, когда оказались совсем близко от берега. Теперь я сразу увидел, что Наварана права: это не эскимосы, а белые, и скоро мы узнаем, как и почему они попали на остров Саундерса. Но эскимосам казалось невежливым проявлять слишком большую поспешность. Поэтому мы медленно подплывали к незнакомцам, а я сидел и все думал, кто они такие, в каком состоянии и какая помощь им необходима.
Выяснилось, что их пятеро, а не двое, как мы подумали сперва. Они раскинули лагерь на берегу, довольно далеко отсюда. Двое, которых мы увидели, ушли от своих товарищей поискать какой-нибудь дичи и поднялись на скалы, чтобы оглядеться. Они обнаружили нас на льду и, возмущаясь нашей медлительностью, ругали нас последними словами за охоту на моржей; незнакомцы никак не могли дождаться, когда же мы, наконец, подойдем, чтобы помочь им! Оказалось, что это китобои, отбившиеся от своего судна. Они с огромными трудностями добрались до острова Саундерса, но дальше им на своей лодке плыть было невозможно из-за скопления льдов. Шотландские китобои много лет охотились в районе пролива Джонса. Жизнь этих закаленных и неприхотливых людей далеко не завидна. Обычно китобои отправляются из дому в конце зимы или ранней весной и добираются до залива Фробишер или Камберленд-Саунд до того, как лед в больших фиордах начнет двигаться на юг. Эту первую часть лова называли юго-западным промыслом, и в хорошие годы уже здесь удавалось наполовину заполнить трюмы. Когда приходили в движение льды Гудзонова пролива и фиордов Баффиновой Земли, начиналась также миграция китов. Китобои следовали за китами вдоль берега Гренландии, мимо острова Хольм и через залив Мелвилла. Здесь погибло немало китобоев; многие терпели крушение, так как в этом заливе путь судам может внезапно преградить торосистый лед и за несколько минут судно оказывается затертым. В то время, когда плавали еще на парусниках, судьба судна целиком зависела от ветра. Китобои могли перебраться через залив Мелвилла только в том случае, если ветер гнал лед в направлении, в котором им надо было двигаться; поэтому их самым страшным врагом было безветрие. Целые дни, иногда и недели не бывало даже намека на ветер.
В наши дни пройти через залив Мелвилла не так опасно, как тогда. В те времена китобои старались прибыть весной, как можно раньше, когда прибрежный лед еще неподвижен. Киты очень постоянны в своих перемещениях, и каждый год они проходят на север у самой оконечности мыса Йорк. Киты идут и дальше на север, но никогда не заходят в бассейн Кейна. Должно быть, им мешает лед в проливе Смита, где они обычно задерживаются, пока движение льдов не вытеснит их на юг. После этого киты некоторое время находятся в проливе Джонса, а там уже стоят наготове шотландские китобои - они здесь охотятся на крупных гренландских китов16.
Шотландцы не могли охотиться за китами так, как это делают в наши дни. Ведь сейчас имеются небольшие пароходы с пушками, которые поражают цель на довольно большом расстоянии. В свободной воде такое китобойное судно способно подойти довольно близко к своей добыче, поскольку шум винтов ненамного опережает судно, во всяком случае, он может спугнуть кита лишь в последний момент. А тот метод лова, которым пользовались шотландцы в проливе Джонса, заливе Мелвилла и в других районах, был куда более трудным и опасным.
Обнаружить кита среди плавающих льдов гораздо сложнее, чем в открытой воде. Только десятая часть айсберга находится над водой, остальные девять десятых колоссальной массы скрыты под поверхностью. Шум гребного винта наталкивается под водой на лед и эхом отдается от одного айсберга к другому. Эти звуки на далеком расстоянии предупреждают китов о присутствии судна. Конечно, и опрокидывающийся айсберг, как и треснувший лед, производят шум, но, очевидно, морские животные способны отличить естественные шумы от необычных звуков, исходящих от столь странного предмета, как гребной винт.
Поэтому на Крайнем Севере невозможно ловить китов современными способами с судовыми гарпунными пушками. И надо охотиться таким же способом, как на заре китобойного промысла. У китов прекрасный слух, так что приближаться к ним надо очень осторожно. Чтобы тихо подгрести к ним, иногда даже приходится вынимать весла из уключин.
Если ведешь себя достаточно осторожно и обладаешь необходимым опытом, бой китов не такое уж сложное дело. Киты - это в известном смысле доисторические животные. В большинстве случаев они не способны найти выход, когда попадают в необычную обстановку, и если к ним удалось подойти достаточно близко, остальное сравнительно просто. Но арктическое лето таит множество других опасностей, и пятеро чужестранцев, которых мы здесь встретили, чудом спаслись, а их товарищи, находившиеся в той же лодке, погибли.
Охота за китами с открытой лодки17 в проливе Джонса не так легка и увлекательна, как многие себе представляют. Не такое уж это захватывающее приключение, и в нем нет никакой романтики. Два выражения с того времени остались свидетельством огромной опасности, напряжения сил и той ничтожной платы, которую получали шотландские китобои. "Нет кита, нет и денег", говорилось обычно. Никому из команды не гарантировали заработок. Они получали свою часть - да к тому же очень маленькую - в зависимости от улова, если он, конечно, был. Если им не хватало знаний, опыта, выдержки или же им просто не везло и не удавалось добыть кита, они не получали ничего.
Когда показывался кит или предполагали, что он находится поблизости, лодки спускали на воду, китобои садились на весла и раздавалась команда: "Вперед, и к черту в пекло!". И действительно, налегать на весла приходилось часами, а то и целые дни. Гребли пока не оставалось ни одной мысли в голове, и каждая частица тела кричала от изнуряющей боли. И те, кто греб, не видели даже, куда шла их лодка и что делается впереди; они ведь сидели лицом к рулевому. Именно он - как правило, один из штурманов или боцман - командовал в лодке, и коль скоро он приказывал, приходилось слушаться и не рассуждать. Румпель в руках старшего был не только символом его положения. Обычно румпель вырезали из крепкого дуба и, если требовалось, он превращался в страшное оружие. Старые китобои знают не один рассказ о моряках, которые падали с размозженной головой, если отказывались исполнить приказ или переставали грести. Но обычно хватало грозного окрика. Только редкий моряк осмеливался не подчиниться, когда его начальник, размахивая своим смертоносным оружием, ругается последними словами и отдает старинную команду: "Вперед, и к черту в пекло!"
Прошлым летом, в 1910 году, шотландское китобойное судно "Хортикула" стало на якорь вблизи мыса Спарбо в проливе Джонса. Старому капитану Адамсу удалось запереть более 700 белух в небольшой бухте. Это был грандиозный улов. Адамс приказал перегородить выход из бухты сетями и быть наготове. При каждом отливе белух били нещадно. Однако в этом году Адамс опоздал. Другие капитаны, прослышавшие о его удаче, направились к тому же месту, и, когда подошла "Хортикула", лучшие участки в проливе Джонса оказались уже занятыми. Адамса это не обескуражила. Места хватит для всех, подумал он, и повел свое судно дальше. После нескольких дней блуждания дозорный, наконец, возвестил о появлении китов. Он увидел фонтаны дышащих китов в двух местах, и лодки были сразу же спущены на воду.
Лодка номер один находилась под командованием первого штурмана Билла Раса. Его знали как сурового человека, требовавшего от своих людей крайнего напряжения сил; правда, он и себя никогда не щадил. Он был строг, но всегда справедлив. Многие годы ему не везло. То он попадал на судно, которое терпело крушение, то возвращался без улова. Но, наконец, в один удачный год он выручил столько, что смог поступить в штурманское училище. После окончания ему удалось наняться к знаменитому капитану Милну, невысокому, но крепко скроенному человеку, который, пожалуй, больше всех добыл китов в арктических водах. Милна никогда не называли иначе как дьяволом, и тем не менее моряки дрались за место на его судне, поскольку наняться к нему означало, что деньги будут наверняка, будто бы они уже лежат в Английском банке. Как настоящий шотландец, он экономил абсолютно на всем: и на продовольствии, и на снаряжении; но он приносил прибыль своему пароходству, зарабатывал сам, да и давал заработать команде. Именно его школу прошел Билл Раса, тот человек, с которым я теперь встретился на острове Саундерса.
Рядом с Расой стоял человек, оказавшийся норвежцем по имени Семундсен, - высокий блондин с окладистой бородой. Он выглядел опрятным и чистым, несмотря на то, что одежда его была изодрана; двигался он так легко, что в нем сразу угадывалась незаурядная сила и умение владеть каждым своим мускулом. Он был еще молод, но видно было, что у него развито чувство собственного достоинства. Говорил он медленно и уверенно, как будто каждое слово произносилось после долгого размышления. Не знаю почему, но сразу же создалось впечатление, что на такого человека можно положиться, что такой не подведет.
Они явно обрадовались тому, что я оказался среди встречавших: их тревожило, что спасающие окажутся эскимосами, языка которых они не понимают. А ведь им много надо узнать: где они находятся? Каким образом смогут выбраться отсюда? Можно ли перехватить здесь корабль, идущий на юг?
Первым долгом я спросил, сколько их - только двое? Они объяснили, что дальше на берегу осталось еще три их товарища. Все они совершенно обессилены и нуждаются в отдыхе. Прежде всего им нужна горячая еда, так как давно уже не ели ничего, кроме сырого тюленьего мяса. Правда, здесь, на острове Саундерса, им удалось раздобыть несколько птиц, но они очень нуждаются в горячей пище - все равно, чтобы это ни было, - пусть хоть немного супу.
Когда я в нескольких словах удовлетворил их любопытство, мне и самому захотелось кое-что узнать. Они были с шотландского китобойного судна "Хортикула", от которого отбились. Повторилась старая история: они вышли на лодке искать китов и слишком удалились от судна. А потом все заволокло туманом - извечным арктическим туманом, который держится порой по многу дней. Можно лишь различить то место, где солнце светит над туманом. Можно увидеть характерную белую радугу, возникающую от кристаллов льда в воздухе. Китобои оказались беспомощными и ничего не могли сделать. И хотя каждый звук разносился на большое расстояние, но они настолько отдалились от судна, что услышать их, конечно, не могли. Все накричались до хрипоты и в первые двадцать четыре часа регулярно стреляли из ружей, но в ответ доносилось только эхо, отраженное множеством окружавших их айсбергов.
Лодку они, конечно, вытащили на лед и, как всегда в таких случаях, устроили лагерь, натянув парус. Здесь они сравнительно удобно расположились в ожидании дальнейших событий. Китобои обрадовались этой передышке; продовольствие и кофе у них были. Один постоянно стоял на вахте, а остальные спали в лодке или что-нибудь чинили. Передвигаться в этом густом тумане было безумием. Люди не имели никакого представления о странах света; эти районы так близки от магнитного полюса, что пользоваться компасом невозможно. Оставалось одно - ждать перемены погоды.
Несчастье случилось неожиданно, когда одни спали, а другие спокойно пили кофе. Дежурил пожилой шотландец, один из старейших китобоев. Голос у него был жуткий, слуха никакого, но, к сожалению, он очень любил петь. Когда он находился на вахте, он всегда пел бесконечные шотландские баллады о горах и девушках18. Каждый куплет заканчивался хриплым ржанием. Стоило ему кончить одну песню, как он сразу же запевал другую; в конце концов его товарищи больше не выдержали этой пытки. Когда он заканчивал очередной куплет, все набросились на него с воем и проклятиями, чтобы заставить его замолчать, и, казалось, что сама природа присоединилась к их протесту.
И действительно, как только стало тихо, они услышали нараставший грохот, превратившийся в ужасающий гром. Некоторые из них так и не поняли, что случилось: в несколько секунд огромный айсберг перевернулся и задел их льдину. Шотландец, несший вахту, больше уже не пел - он исчез навсегда. Все остальные находились в лодке, которая оказалась наполовину похороненной под массой льда. На Билла Раса обрушилась огромная глыба, но прежде чем он освободился, льдина с их лагерем развалилась на множество кусков, и люди оказались в воде.
Биллу удалось выбраться на ропак; с удивлением он понял, что даже не ранен. Семундсен подплыл к нему в ледяной воде, и вдвоем они начали разыскивать своих товарищей. Великану норвежцу удалось ухватить двоих и вышвырнуть их на большую льдину. Расе он сказал, что надо найти остальных и спасти лодку. Ему и в голову не пришло бросить товарищей в беде.
Когда они в конце концов собрались, их оказалось семеро из двенадцати, вышедших в лодке. Остальные пять утонули или же их раздавил айсберг. Двое из спасенных находились в очень плохом состоянии. У одного были перебиты обе ноги, а второй, очевидно, сломал себе позвоночник. Они долго не протянули. Теперь осталось пятеро, а то, что уцелело от лодки, вряд ли могло пригодиться. Пять человек на льдине у входа в пролив Джонса без продовольствия, без спичек и с негодной лодкой! Хорошо было только то, что все они здоровы и сильны, и никто из них не отказывался от борьбы за спасение своей жизни...
Билл Раса и Семундсен рассказали мне, что, кроме них, есть еще трое: датчанин-китобой Том Ольсен, португалец и еще один, которого Раса назвал "недоразумением". Правда, сам по себе человек он неплохой, он даже оказался более сильным и выносливым, чем можно было ожидать, да и нрава веселого, а такое прозвище получил потому, что не был китобоем. Это американец, который отправился на "Хортикуле" из-за нелепой мысли, будто поход за китами увлекательное приключение. Он, кроме того, что-то вроде ученого: собирает растения и животных; к тому же еще и писатель, во всяком случае журналист, да, как видно, и в медицине разбирается. К этому Раса добавил, что американец никогда ни на что не жаловался, хотя и уступал другим в силе. Но ведь он никогда не был моряком. Да, да, добавил Раса с глубоким вздохом, осталось всего лишь пятеро из двенадцати и один из них - сухопутный краб!
* * *
Семундсен и Раса были в плохом состоянии, и мы очень медленно продвигались к их лагерю; по пути они рассказали мне о дальнейших приключениях. Там, на льдине, они как смогли починили свою разбитую лодку. В ней, к счастью, уцелел обычный ящик с инструментами, и они сообразили, что если отрезать верхнюю часть бортов, то можно сделать лодку меньших размеров. Лодка, правда, стала самой причудливой формы. Получилось нечто неуклюжее и перекошенное; кроме того, она протекала, как решето. Троим все время приходилось вычерпывать воду, а двое гребли. Таким способом удавалось держать лодку на плаву около получаса, после чего приходилось снова вытаскивать ее на лед. Другими словами, они целиком зависели от ветра и течения.
Когда туман, наконец, рассеялся, ни "Хортикулы", ни другого судна поблизости, естественно, не оказалось. Безветренная погода сменилась штормовым зюйд-вестом. Это господствующий ветер в тех местах, и их начало постепенно относить из пролива Джонса в море Баффина. Они ничего не могли сделать, чтобы не удаляться от своего судна. В тот день, когда они попали в туман, они гребли от "Хортикулы" двенадцать часов, но теперь на своей протекающей, уродливой лодке они могли очутиться и в двенадцати днях или в двенадцати неделях от судна. Само собой понятно, что китобои все время держали вахту, поскольку знали, что другие лодки выйдут на поиски; однако у них не было даже одного шанса из миллиона, что их обнаружат среди этих льдов. Шли дни, а их все гнало то на север, то на восток. Вскоре они потеряли всякую надежду найти свое судно.