Страница:
г) Статус околополярной области в центральной части Арктики. Государствам Северного региона целесообразно провести исследования для определения возможности придания центральным районам Арктики, находящимся за пределами национальной юрисдикции прибрежных арктических государств: России, Канады, США, Норвегии и Дании, особого правового статуса, выгодного для России, основанного на ее исторической практике и совместимого с ее законодательством.
д) Интересы России на архипелаге Шпицберген. На основании Договора о Шпицбергене, подписанного в Париже 9 февраля 1920 г., Россия продолжает диверсификацию (т. е. разностороннее развитие) своей деятельности на этом архипелаге, решая с Норвегией спорные вопросы, например вопрос о рыболовстве в прилегающих к Шпицбергену акваториях и др. [285, 179—180]. Крайне важно, чтобы принятие Совбезом РФ на своем заседании на Земле Франца-Иосифа в сентябре 2008 года «Основ государственной политики Российской Федерации в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу» с идей превратить российскую часть Арктики в нашу сырьевую базу, создать арктическую группировку войск и оживить Севморпуть не оказалось декларативным шагом, а послужило началом целенаправленной, систематической работы по реализации геополитических, геоэкономических интересов России в Арктике.
Несмотря на значение Севера и Арктики для страны и мирового сообщества, российская часть их территории остается остропроблемной зоной. Международные тенденции в этом мегарегионе существенно отличаются от отечественных практически по всем направлениям, в том числе:
– в демографическом плане: в российской части за годы реформ население уменьшилось более чем на 30%, тогда как в зарубежной – почти на столько же выросло. В результате деловой центр штата Аляска г. Анкоридж по населению вплотную приблизился к г. Мурманску, хотя еще в 1990 г. отставал от него по этому показателю в 2 раза;
– в финансовом плане: только в России северные и арктические регионы перечисляют в федеральный бюджет больше, чем получают в виде обратных трансфертов. При этом уровень их бюджетной обеспеченности даже несколько ниже, чем в среднем по стране;
– в инфраструктурном плане: состояние инфраструктуры на российской территории серьезно сдерживает реализацию инвестиционных проектов, в том числе в части освоения арктического шельфа. На грани остановки находится значительная часть северных портов. Протяженность автомобильных дорог с твердым покрытием в Республике Саха (Якутия) составляет менее 2 тыс. км, а в том же штате Аляска, который в 2 раза меньше по площади, она превышает 20 тыс. км (со специальным бетонным покрытием).
Совершенно очевидно, что обеспечение устойчивого развития этого макрорегиона, геополитически и экономически чрезвычайно важного для России, требует осуществления разносторонней, достаточно масштабной протекционистской политики и государственной поддержки, а также формирования новых, адаптированных к реалиям Севера и современным геоэкономическим вызовам институтов и механизмов их взаимодействия на пространстве Севера и Арктики.
Главной целью государственного регулирования и поддержки является создание условий для развития человеческого потенциала. Это вызвано не только необходимостью возмещения гражданам дополнительных материальных и физиологических затрат в связи с работой и проживанием в экстремальных природно-климатических условиях Севера, но и потребностями экономики этих регионов в рабочей силе в связи с начинающимся освоением новых районов и формированием новых производств [278].
В 2008 году Президентом РФ Д.А. Медведевым были утверждены «Основы государственной политики РФ в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу» [233]. Однако за первый этап выполнения документа 2008—2010 гг. ничего существенного сделано не было. Все негативные тенденции присутствовавшие и ранее, только усугубились. Но все же МЧС провела экспедицию с целью мониторинга опасных объектов – затопленных ядерных реакторов в Карском море. На Новой Земле экспедиция детально обследовала реакторную сборку и реакторный отсек атомного ледокола «Ленин». Для укрепления арктического вектора российской геополитики, кроме мер предусмотренных в «Основах государственной политики РФ в Арктике…», сегодня крайне необходимо:
– восстановить полярную авиацию;
– немедленно начать строительство новых ледоколов;
– разработать комплексную программу экономическому, социальному и культурному развитию арктических районов;
– на дипломатическом фронте жестко отстаивать свои позиции дать Западу добраться до кладовых Севера;
– немедленно начать восстановление и модернизацию Северного флота, переориентировать его на главную задачу – защиту Русской Арктики;
– создать специальное боевое подразделение, численность до корпуса, способное вести боевые действия в условиях Крайнего Севера. Если этого не будет сделано, считают эксперты, Север будет уже не Русским [227]. С учетом существующей напряжённости РФ должна планировать создание отдельной флотилии, контролирующей северное побережье от Урала до запада Чукотки, включая восточную часть Карского моря, море Лаптевых, восточную часть Восточно-Сибирского моря с пунктами базирования в Диксоне, Хатанге, Тикси [327].
Возрастающее значение северного вектора для геополитики России, актуальные задачи деятельности федеральных и региональных органов власти на этом направлении подробно рассмотрены в изданных в последнее время трудах сотрудников Института экономических проблем имени Г.В. Лузина и других научных учреждений Кольского научного центра РАН. Назовем среди них такие, как-то: «Север и Арктика в новой парадигме мирового развития. Лузинские чтения – 2010». Тезисы докладов V международной научно-практической конференции. 8-10 апреля 2010 г. – Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2010. – 223 с.; «Север и Арктика в пространственном развитии России»: научно-аналитический доклад / Научный совет РАН по вопросам регионального развития; СОПС при Министерстве экономического развития РФ и Президиуме РАН; ИЭП Кольского НЦ РАН, ИСЭ и ЭПС Коми НЦ УрО РАН. – Москва – Апатиты – Сыктывкар – Апатиты: Изд-во Кольского НЦ РАН. 2010. – 213 с.; «Стратегические вызовы и экономические факторы морской политики в российской Арктике». – Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2011. – 199 с.; Селин В.С., Васильев В.В., Широкова Л.Н. «Российская Арктика: география, экономика, районирование». – Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2011. – 203 с. Целый ряд важных аспектов северного вектора российского развития и их геополитического значения получили расширенную проработку в публикациях Института социально-экономического развития территорий РАН (г. Вологда). Все названные работы позволят читателям глубже понять реалии, касающиеся северного вектора российской геополитики.
1.4. Южный вектор
д) Интересы России на архипелаге Шпицберген. На основании Договора о Шпицбергене, подписанного в Париже 9 февраля 1920 г., Россия продолжает диверсификацию (т. е. разностороннее развитие) своей деятельности на этом архипелаге, решая с Норвегией спорные вопросы, например вопрос о рыболовстве в прилегающих к Шпицбергену акваториях и др. [285, 179—180]. Крайне важно, чтобы принятие Совбезом РФ на своем заседании на Земле Франца-Иосифа в сентябре 2008 года «Основ государственной политики Российской Федерации в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу» с идей превратить российскую часть Арктики в нашу сырьевую базу, создать арктическую группировку войск и оживить Севморпуть не оказалось декларативным шагом, а послужило началом целенаправленной, систематической работы по реализации геополитических, геоэкономических интересов России в Арктике.
Несмотря на значение Севера и Арктики для страны и мирового сообщества, российская часть их территории остается остропроблемной зоной. Международные тенденции в этом мегарегионе существенно отличаются от отечественных практически по всем направлениям, в том числе:
– в демографическом плане: в российской части за годы реформ население уменьшилось более чем на 30%, тогда как в зарубежной – почти на столько же выросло. В результате деловой центр штата Аляска г. Анкоридж по населению вплотную приблизился к г. Мурманску, хотя еще в 1990 г. отставал от него по этому показателю в 2 раза;
– в финансовом плане: только в России северные и арктические регионы перечисляют в федеральный бюджет больше, чем получают в виде обратных трансфертов. При этом уровень их бюджетной обеспеченности даже несколько ниже, чем в среднем по стране;
– в инфраструктурном плане: состояние инфраструктуры на российской территории серьезно сдерживает реализацию инвестиционных проектов, в том числе в части освоения арктического шельфа. На грани остановки находится значительная часть северных портов. Протяженность автомобильных дорог с твердым покрытием в Республике Саха (Якутия) составляет менее 2 тыс. км, а в том же штате Аляска, который в 2 раза меньше по площади, она превышает 20 тыс. км (со специальным бетонным покрытием).
Совершенно очевидно, что обеспечение устойчивого развития этого макрорегиона, геополитически и экономически чрезвычайно важного для России, требует осуществления разносторонней, достаточно масштабной протекционистской политики и государственной поддержки, а также формирования новых, адаптированных к реалиям Севера и современным геоэкономическим вызовам институтов и механизмов их взаимодействия на пространстве Севера и Арктики.
Главной целью государственного регулирования и поддержки является создание условий для развития человеческого потенциала. Это вызвано не только необходимостью возмещения гражданам дополнительных материальных и физиологических затрат в связи с работой и проживанием в экстремальных природно-климатических условиях Севера, но и потребностями экономики этих регионов в рабочей силе в связи с начинающимся освоением новых районов и формированием новых производств [278].
В 2008 году Президентом РФ Д.А. Медведевым были утверждены «Основы государственной политики РФ в Арктике на период до 2020 года и дальнейшую перспективу» [233]. Однако за первый этап выполнения документа 2008—2010 гг. ничего существенного сделано не было. Все негативные тенденции присутствовавшие и ранее, только усугубились. Но все же МЧС провела экспедицию с целью мониторинга опасных объектов – затопленных ядерных реакторов в Карском море. На Новой Земле экспедиция детально обследовала реакторную сборку и реакторный отсек атомного ледокола «Ленин». Для укрепления арктического вектора российской геополитики, кроме мер предусмотренных в «Основах государственной политики РФ в Арктике…», сегодня крайне необходимо:
– восстановить полярную авиацию;
– немедленно начать строительство новых ледоколов;
– разработать комплексную программу экономическому, социальному и культурному развитию арктических районов;
– на дипломатическом фронте жестко отстаивать свои позиции дать Западу добраться до кладовых Севера;
– немедленно начать восстановление и модернизацию Северного флота, переориентировать его на главную задачу – защиту Русской Арктики;
– создать специальное боевое подразделение, численность до корпуса, способное вести боевые действия в условиях Крайнего Севера. Если этого не будет сделано, считают эксперты, Север будет уже не Русским [227]. С учетом существующей напряжённости РФ должна планировать создание отдельной флотилии, контролирующей северное побережье от Урала до запада Чукотки, включая восточную часть Карского моря, море Лаптевых, восточную часть Восточно-Сибирского моря с пунктами базирования в Диксоне, Хатанге, Тикси [327].
Возрастающее значение северного вектора для геополитики России, актуальные задачи деятельности федеральных и региональных органов власти на этом направлении подробно рассмотрены в изданных в последнее время трудах сотрудников Института экономических проблем имени Г.В. Лузина и других научных учреждений Кольского научного центра РАН. Назовем среди них такие, как-то: «Север и Арктика в новой парадигме мирового развития. Лузинские чтения – 2010». Тезисы докладов V международной научно-практической конференции. 8-10 апреля 2010 г. – Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2010. – 223 с.; «Север и Арктика в пространственном развитии России»: научно-аналитический доклад / Научный совет РАН по вопросам регионального развития; СОПС при Министерстве экономического развития РФ и Президиуме РАН; ИЭП Кольского НЦ РАН, ИСЭ и ЭПС Коми НЦ УрО РАН. – Москва – Апатиты – Сыктывкар – Апатиты: Изд-во Кольского НЦ РАН. 2010. – 213 с.; «Стратегические вызовы и экономические факторы морской политики в российской Арктике». – Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2011. – 199 с.; Селин В.С., Васильев В.В., Широкова Л.Н. «Российская Арктика: география, экономика, районирование». – Апатиты: Изд-во Кольского научного центра РАН, 2011. – 203 с. Целый ряд важных аспектов северного вектора российского развития и их геополитического значения получили расширенную проработку в публикациях Института социально-экономического развития территорий РАН (г. Вологда). Все названные работы позволят читателям глубже понять реалии, касающиеся северного вектора российской геополитики.
1.4. Южный вектор
По оценкам экспертов, основная угроза безопасности Российской Федерации в ближайшей перспективе будет определяться происходящими на Юге России процессами, которые в основном обусловлены геополитическими факторами, связанными, прежде всего, со стремлением мировых держав обеспечить господство на историческом плацдарме между Востоком и Западом, установить контроль над природными ресурсами региона. Эти процессы, развивающиеся в общем контексте мировой глобализации, втягивают все большее число стран и народов как ближнего, так и дальнего зарубежья. При рассмотрении геополитического измерения Кавказа необходимо отметить, что его характеристики определяются двумя серьезными обстоятельствами – это пространство, где «стыкуются» две цивилизации – христианская и исламская, и где разграничиваются и взаимодействуют Запад и Восток как культурно-цивилизационно-географические образования. С давних времен Кавказ рассматривался как важный геостратегический регион, арена противостояния Византии, Османской империи, Ирана и России. На протяжении всей его истории здесь происходило смешение различных племен и этносов. В политическом и духовном менталитете народов Кавказа веками оформлялись и кристаллизировались пространственно-территориальные критерии социальной организации и самоидентификации. Пространство Кавказа осознавалось, как способное защитить от внешнего врага и, вместе с тем, трудное для освоения. Горы способствовали сохранению в этнических характеристиках наиболее архаических качеств. Все конфликты на Кавказе отражали и отражают столкновение двух глобальных геополитических сил, противоположных геополитических интересов: России и США, или, более широко, России и Северо-Атлантического Союза [339].
Сложившаяся в последнее время ситуация на Кавказе резко выделяет противопоставление сил двух полюсов, которое вошло в напряженную и переходную фазу. В 2009 году многие зарубежные СМИ со ссылкой на телекомпанию «7 канал» (Израиль), сайты «Северный Кавказ» и «Кавказский узел» сообщили, что группа израильских ученых начала готовить специальный доклад «Сценарии трансформации Кавказа». Для такого проекта в 2009 г. в Иерусалиме «срочно» был создан «Институт восточного партнерства». Идеология же этого Института и состоит, по имеющимся данным, в том, что необходимо вовлечь в единую государственную структуру, зависимую от Запада, Израиля и Турции, черкесов, карачаевцев, адыгов и кабардинцев; такая же марионеточная структура рекомендована для остальных нерусских северокавказских этносов. Те же идеи давно выдвигает «Черкесский конгресс», весьма влиятельный в зарубежной диаспоре упомянутых народов Западного региона Северного Кавказа, особенно в Турции, Израиле, Саудовской Аравии, Западной Европе и Северной Америке [172].
Несмотря на все усилия Москвы, обстановку почти на всем Северном Кавказе мирной можно назвать с большой натяжкой, по сути продолжается война. И в наши дни слышны выстрелы и взрывы в Чечне. Информационные выпуски из Ингушетии порой напоминают сводки боевых действий. В Дагестане почти двадцать лет не утихают выстрелы на улицах городов и аулов. Убивают местных глав администраций, муфтиев, которые не поддерживают террористов. Налицо все признаки нарождающейся гражданской войны в республиках Северного Кавказа. Неправительственная организация «Кавказский узел» свидетельствует, что в 2010 году на Северном Кавказе было проведено 238 террористических актов, жертвами которых стали, по меньшей мере, 1710 человек. Из них 754 убитых и 956 раненых. Причем, если раньше головной болью Москвы была Чечня, то теперь значительно ухудшилась обстановка в Дагестане и Кабардино-Балкарии. Более 80 процентов терактов на Кавказе в 2011 году приходятся именно на эти республики. По состоянию с начала на конец июля 2011 года в них уже совершен 151 террористический акт. В целом, по оценке МВД РФ, только в Кабардино-Балкарии активность бандподполья за последние годы возросла в пять раз. Следует заметить, что большинство вооруженных группировок на Северном Кавказе до сих пор не включены Госдепартаментом США в перечень террористических. Против этих группировок всего за пять месяцев 2011 года правоохранительными органами РФ были проведены 52 контртеррористические операции, из которых 3 – в Дагестане, семь – в Чечне, шесть – в Кабардино-Балкарии и четыре – в Ингушетии. За тот же период потери лишь милиции и внутренних войск составили 352 человека, в том числе при исполнении служебных обязанностей погибли 99 сотрудников, были ранены 253. По мнению экспертов, в ближайшей перспективе активность банд будет смещаться поближе к Черному морю. Штабами международного терроризма ставка делается на срыв зимних Олимпийских игр 2014 года в городе Сочи [309].
Основные причины геополитических вызовов и угроз РФ на Северном Кавказе, по мнению аналитиков, прежде всего связаны обострением геополитической конкуренции глобальных акторов в связи с изменением геополитической и геоэкономической роли Черноморско-Каспийского региона (ЧКР) в мире:
1. ЧКР превратился из заштатной «мировой провинции» в исключительно важный перекресток мировых хозяйственно-экономических связей как в широтном, так и меридиальном направлении; приобрел особую значимость контроль над действующими транспортными «коридорами».
2. Вырос фактор нормального функционирования морских и речных пространств (дунайской водно-транспортной системы, черноморских проливов, а также коммуникаций в Азово-Керченской акватории);
3. Был определен новый статус акваторий Черного и Каспийского морей как уникальной водно-транспортной системы и место военных флотов России и сил НАТО в акватории ЧКР;
4. Получила особое значение для энергетической безопасности стран Запада проблема беспрепятственного доступа (прежде всего через территорию Кавказа) к нефтяным и газовым ресурсам Каспия.
5. ЧКР стал весьма значимым сегментом мирового геополитического пространства в геоэкономических треугольниках. Первый «большой» треугольник представляют: Новороссийск (основной пункт отправки нефти на европейские рынки), Стамбул как крупнейший торгово-посреднический центр региона (он во многом перенял функции Бейрута как торговой и финансовой столицы Ближнего Востока) и румынский порт Констанца (главные морские ворота в Европу). Второй «малый» – Бургас (в Болгарии), грузинский порт Поти (второй по значению пункт отправки нефтяного сырья в Европу) и Самсун (будет набирать силу в связи с началом функционирования газопроводной системы «Голубой поток»).
6. Приобрели геополитическое значение вопросы доступа к урегулированию внутренних сецессионистских конфликтов и кризисных ситуаций в государствах Причерноморья и Кавказа, являющиеся концентрацией исторической межэтнической конфликтности, наложенной на горную топографию.
В связи с этим на западной и южной периферии границ России сегодня возникает перспектива создания нового «санитарного кордона», тем более, что нет отбоя от желающих выступить в качестве «организаторов» этого геополитического строительства [274]. Нынешняя взрывоопасная ситуация на Северном Кавказе вызвана также недооценкой, а порой даже игнорированием таких важных взаимосвязанных факторов внутренней геополитики России, как:
1. Кавказ – это сложная мозаика полиэтнической и многоконфессиональной совокупности народов. Мусульманские общины Кавказа (уммы) далеко не однородны, являются не только религиозными и политическими организациями, но и носят, в особенности под влиянием зарубежных организаций, некоторые признаки воинского ордена со своим кодексом чести.
2. Помимо исторических корней межэтнической конфликтности и несоответствия существующей системы национально-государственного устройства региона сложившимся ареалам расселения этносов, дополнительным катализатором обострения конфликтов в этой сфере явились процессы приватизации госимущества и капитализации промышленных предприятий, сельхозугодий, объектов инфраструктуры, обусловленные законами «дикого капитализма», пришедшие с развалом СССР. Имущественные споры зачастую приобретают межэтническую окраску, заставляя влиятельные группы подкреплять демонстрацией силы свое право на владение имуществом и монопольный доступ к жизненно важным ресурсам, что, в свою очередь, привело к распространение преступности среди кавказцев, как на самом Кавказе, так и в масштабах всей России. Многие из тех боевиков, кто скрывается в лесах Северного Кавказа, являются преступниками, находящимися в федеральном розыске. Рост проявлений криминального характера обуславливается и высокой степенью вооруженности населения и преступных группировок.
3. Дефицит российских инвестиций в производственные и коммерческие предприятия Кавказа приводит к завладению крупными пакетами акций предприятий компаниями, за которыми стоят транснациональные преступные сообщества. Для расширения своей деятельности лидеры преступного мира предпринимают меры по сращиванию с руководителями крупнейших предприятий региона. Произошел переход от эпизодического вымогательства к долгосрочным соглашениям по выплате доли прибыли от осуществления как легальной, так и сомнительной экономической деятельности. Появление подобной системы дало возможность использовать часть предприятий в целях прикрытия масштабных махинаций. В кредитно-финансовой сфере активно похищаются кредитные средства и выдаются заведомо безвозвратные кредиты. Создание криминальными структурами собственной сети действующих фирм и переход под их контроль ряда банков позволяет осуществлять масштабную легализацию преступных доходов [149].
4. Массовая безработица и сильное социальное расслоение стали основным показателем кавказской действительности. Большинство населения осталось вообще без работы и доходов. Многие на Кавказе уверены, что независимо от того, какая команда правит в Москве, в отношении их региона проводится политика вытеснения населения из родных краев и искусственного сдерживания экономического развития.
5. Сложилась устойчивая ментальность, заинтересованная в дестабилизации республик Северного Кавказа, ориентирующаяся на силовые методы противоборства с органами власти, в том числе путем проведения акций устрашения. Направление ее политизации связано с деструктивными силами и опорой на преступные и люмпенизированные элементы. Для расширения возможности в достижении экономических и политических целей используются террористические методы. Организованная преступность стала представлять собой состояние, как преступности, так и общества в целом. В ряде регионов (Ингушетия, Чеченская Республика, Дагестан) занятие террористической деятельностью стало способом существования части коренного населения, не обременяющей себя поиском других источников средств существования. Массовость захватов заложников и другие преступления позволяют говорить о появлении криминально-террористической технологии «производства» материальных благ и услуг.
6. Политическая и экономическая нестабильность на Северном Кавказе стала мощным фактором развития наркобизнеса. Финансовые ресурсы от продажи наркотиков направляются на достижение политических целей, в т. ч. на закупку оружия для развязывания и поддержания межнациональных конфликтов, совершения террористических актов. Проблема распространения наркотиков связана с угрозой локальной криминализации – 6 из 10 имущественных преступлений совершаются наркоманами.
7. Одной из главных бед всей современной России и, соответственно, Северного Кавказа, являются правоохранительные органы, которые приобретают черты преступных организаций. На трассе «Ростов-Баку», особенно от Махачкалы до Красного Моста на русско-азербайджанской границе, по свидетельству проезжающих, на каждом 50 или 100 метров работниками полиции открыто собирается дань. Работники правоохранительных органов зачастую стоят за терактами, вылазками религиозных экстремистов. Атаки террористов против работников правоохранительных органов связаны и борьбой за сферы влияния [1].
8. Слабость региональной власти, сложившаяся порочная практика подбора и расстановки кадров на местах, когда в большинстве случаев к власти приходят лица, «преданные» Центру, и коррупционеры, местные «олигархи» и «феодалы», нечистые на руки люди. В результате каждый из этих людей создает свой клан, и вместе со своим окружением начинает грабить, не чувствуя никакой ответственности перед народом. Родственные коррупционные кланы прибирают к рукам все доходные места и промыслы. Торговля должностями и «откаты» становятся не просто правилом, а бизнесом, норма прибыли в котором постоянно возрастает. Усиливается миграция русских из Дагестана, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. Ресурс государственной власти в республиках региона неумолимо убывает. В результате такой политики, во-первых, еще больше усиливается недоверие населения Северного Кавказа к Центру, а, во-вторых, Центр сам себя не очень уютно чувствует в этом регионе [1].
Недооценка и игнорирование указанных факторов привели к снижению внутренней геополитической субъектности государства на Северном Кавказе. В результате произошла утрата:
– административного контроля со стороны Федерального центра, вследствие чего на Северном Кавказе сложились этнические элиты, которые взяли под контроль все политические и экономические процессы. Ярко выраженное этническое доминирование в политических элитах сформировали фон для сецессии. Не случайно многие на Кавказе считают, что политическое руководство России проводит политику явной дискриминации населения Северного Кавказа;
– военного контроля над регионом, поэтому на территориях республик нынешнего СКФО оружие получило массовое распространение, и сложились этнические незаконные вооруженные формирования, неподконтрольные Центру, но подверженные влиянию местных этнических элит;
– культурно-цивилизационного контроля государства, в связи с этим этническое население северо-кавказских республик больше не видит культурного присутствия большой России, которая стала допускать деление граждан на «своих» и «чужих». Русское население не только осталось без защиты центральной власти, но и было лишено возможности для самозащиты, что неминуемо повлекло его фактический геноцид. Некоторые отечественные СМИ заняты созданием «образа врага» в лице кавказцев. Это, соответственно, вызывает ответную реакцию. Так, например, в Дагестане салафиты из маргиналов превратились в системообразующую силу, которая ставит задачу освобождения от России [149].
С развалом СССР Москва перестала восприниматься центром. Это породило переход кавказских республик с равновесных отношений на обращение к «древнему» прошлому, чтобы отыскать в нем основания для причисления «спорных» территорий. Поэтому местные аналитики считают, что «угроза распада России исходит из Москвы, поэтому Москва сама должна меняться» [1]. «Развязать» северо-кавказский «гордиев узел» необходимо воспроизведением исходного геополитического состояния, помня при этом, что вектор уважения в этой зоне симметричен вектору силы. Кавказ от активного проявления сепаратизма может спасти только наличие русских поселений – казаков, которые должны иметь право на ношение оружия, и уравнивающая всех (эгалитарная) форма управления для конкретного региона. По крайней мере, на том этапе, когда этот регион имеет явно дотационный характер. Мир на Северном Кавказе возможен только при приравнивании прав суверенов с возможностью обращения к «высшему императиву» [149].
Внутренняя геополитика на Северном Кавказе требует не только исправления допущенных ошибок, но и прогнозирования характера внутренних геополитических процессов в регионе. Шмулевич А., президент «Института восточного партнерства» обращает внимание на «линии трансформации» на Северном Кавказе, которые при игнорировании во внутренней геополитике могут трансформироваться в «линии разлома» [349]. Речь идет о линиях как геополитических вызовах, «болевых» точках, которые могут вызвать системную лавинообразную отрицательную реакцию. Экспертиза геополитических процессов выявляет ряд «линий трансформации» на Кавказе, их сплетения друг с другом и тренд «в линии разлома». Среди них:
1. Опасная деформация геополитического пространства России на ее южных рубежах из-за неконтролируемой миграции, что представляет непосредственную угрозу территориальной целостности страны. Здесь нам наглядным уроком служит трагедия сербского населения Косово, которая началась с близорукого решения Белграда в 50-е годы XX века предоставить право на жительство албанским нелегальным мигрантам. Фактически резервной зоной, энергетическим и финансовым донором для республик Северного Кавказа стал Ставропольский край. Этот регион не случайно называют буферной зоной. Больше двух веков он защищал южные границы России от немирного Кавказа. Здесь сходились дороги, культуры, верования, этносы, формировалось особое «сторожевое» мировоззрение. В настоящее время Ставрополье, отмечает С.В. Передерий, научный руководитель Регионального НИИ разработки проблем межконфессиональных отношений, этнополитики и этнокультуры Юга России при Пятигорском государственном лингвистическом университете, стало своего рода спасительной зоной расселения для многочисленных мигрантов, как из закавказских республик, так и республик Северного Кавказа. Значительная часть славян из-за вынужденного исхода из Чечни переехала в Ставропольский край. Почти вдвое сократилась численность славянского населения в Республике Дагестан. Выехавшие оттуда также местом своего постоянного проживания выбирали Ставрополье. Сюда же продолжается исход значительной части славянского населения из Карачаево-Черкесской Республики, некогда входившей в Ставропольский край, а также из Моздокского района Северной Осетии – Алания и других [245]. Наряду со славянским населением в Ставрополье хлынул поток мигрантов армян, грузин, осетин, чеченцев, даргинцев, карачаевцев. Соответственно, в этнодемографической структуре Ставропольского края в течение постсоветского периода произошли серьезные изменения.
Сложившаяся в последнее время ситуация на Кавказе резко выделяет противопоставление сил двух полюсов, которое вошло в напряженную и переходную фазу. В 2009 году многие зарубежные СМИ со ссылкой на телекомпанию «7 канал» (Израиль), сайты «Северный Кавказ» и «Кавказский узел» сообщили, что группа израильских ученых начала готовить специальный доклад «Сценарии трансформации Кавказа». Для такого проекта в 2009 г. в Иерусалиме «срочно» был создан «Институт восточного партнерства». Идеология же этого Института и состоит, по имеющимся данным, в том, что необходимо вовлечь в единую государственную структуру, зависимую от Запада, Израиля и Турции, черкесов, карачаевцев, адыгов и кабардинцев; такая же марионеточная структура рекомендована для остальных нерусских северокавказских этносов. Те же идеи давно выдвигает «Черкесский конгресс», весьма влиятельный в зарубежной диаспоре упомянутых народов Западного региона Северного Кавказа, особенно в Турции, Израиле, Саудовской Аравии, Западной Европе и Северной Америке [172].
Несмотря на все усилия Москвы, обстановку почти на всем Северном Кавказе мирной можно назвать с большой натяжкой, по сути продолжается война. И в наши дни слышны выстрелы и взрывы в Чечне. Информационные выпуски из Ингушетии порой напоминают сводки боевых действий. В Дагестане почти двадцать лет не утихают выстрелы на улицах городов и аулов. Убивают местных глав администраций, муфтиев, которые не поддерживают террористов. Налицо все признаки нарождающейся гражданской войны в республиках Северного Кавказа. Неправительственная организация «Кавказский узел» свидетельствует, что в 2010 году на Северном Кавказе было проведено 238 террористических актов, жертвами которых стали, по меньшей мере, 1710 человек. Из них 754 убитых и 956 раненых. Причем, если раньше головной болью Москвы была Чечня, то теперь значительно ухудшилась обстановка в Дагестане и Кабардино-Балкарии. Более 80 процентов терактов на Кавказе в 2011 году приходятся именно на эти республики. По состоянию с начала на конец июля 2011 года в них уже совершен 151 террористический акт. В целом, по оценке МВД РФ, только в Кабардино-Балкарии активность бандподполья за последние годы возросла в пять раз. Следует заметить, что большинство вооруженных группировок на Северном Кавказе до сих пор не включены Госдепартаментом США в перечень террористических. Против этих группировок всего за пять месяцев 2011 года правоохранительными органами РФ были проведены 52 контртеррористические операции, из которых 3 – в Дагестане, семь – в Чечне, шесть – в Кабардино-Балкарии и четыре – в Ингушетии. За тот же период потери лишь милиции и внутренних войск составили 352 человека, в том числе при исполнении служебных обязанностей погибли 99 сотрудников, были ранены 253. По мнению экспертов, в ближайшей перспективе активность банд будет смещаться поближе к Черному морю. Штабами международного терроризма ставка делается на срыв зимних Олимпийских игр 2014 года в городе Сочи [309].
Основные причины геополитических вызовов и угроз РФ на Северном Кавказе, по мнению аналитиков, прежде всего связаны обострением геополитической конкуренции глобальных акторов в связи с изменением геополитической и геоэкономической роли Черноморско-Каспийского региона (ЧКР) в мире:
1. ЧКР превратился из заштатной «мировой провинции» в исключительно важный перекресток мировых хозяйственно-экономических связей как в широтном, так и меридиальном направлении; приобрел особую значимость контроль над действующими транспортными «коридорами».
2. Вырос фактор нормального функционирования морских и речных пространств (дунайской водно-транспортной системы, черноморских проливов, а также коммуникаций в Азово-Керченской акватории);
3. Был определен новый статус акваторий Черного и Каспийского морей как уникальной водно-транспортной системы и место военных флотов России и сил НАТО в акватории ЧКР;
4. Получила особое значение для энергетической безопасности стран Запада проблема беспрепятственного доступа (прежде всего через территорию Кавказа) к нефтяным и газовым ресурсам Каспия.
5. ЧКР стал весьма значимым сегментом мирового геополитического пространства в геоэкономических треугольниках. Первый «большой» треугольник представляют: Новороссийск (основной пункт отправки нефти на европейские рынки), Стамбул как крупнейший торгово-посреднический центр региона (он во многом перенял функции Бейрута как торговой и финансовой столицы Ближнего Востока) и румынский порт Констанца (главные морские ворота в Европу). Второй «малый» – Бургас (в Болгарии), грузинский порт Поти (второй по значению пункт отправки нефтяного сырья в Европу) и Самсун (будет набирать силу в связи с началом функционирования газопроводной системы «Голубой поток»).
6. Приобрели геополитическое значение вопросы доступа к урегулированию внутренних сецессионистских конфликтов и кризисных ситуаций в государствах Причерноморья и Кавказа, являющиеся концентрацией исторической межэтнической конфликтности, наложенной на горную топографию.
В связи с этим на западной и южной периферии границ России сегодня возникает перспектива создания нового «санитарного кордона», тем более, что нет отбоя от желающих выступить в качестве «организаторов» этого геополитического строительства [274]. Нынешняя взрывоопасная ситуация на Северном Кавказе вызвана также недооценкой, а порой даже игнорированием таких важных взаимосвязанных факторов внутренней геополитики России, как:
1. Кавказ – это сложная мозаика полиэтнической и многоконфессиональной совокупности народов. Мусульманские общины Кавказа (уммы) далеко не однородны, являются не только религиозными и политическими организациями, но и носят, в особенности под влиянием зарубежных организаций, некоторые признаки воинского ордена со своим кодексом чести.
2. Помимо исторических корней межэтнической конфликтности и несоответствия существующей системы национально-государственного устройства региона сложившимся ареалам расселения этносов, дополнительным катализатором обострения конфликтов в этой сфере явились процессы приватизации госимущества и капитализации промышленных предприятий, сельхозугодий, объектов инфраструктуры, обусловленные законами «дикого капитализма», пришедшие с развалом СССР. Имущественные споры зачастую приобретают межэтническую окраску, заставляя влиятельные группы подкреплять демонстрацией силы свое право на владение имуществом и монопольный доступ к жизненно важным ресурсам, что, в свою очередь, привело к распространение преступности среди кавказцев, как на самом Кавказе, так и в масштабах всей России. Многие из тех боевиков, кто скрывается в лесах Северного Кавказа, являются преступниками, находящимися в федеральном розыске. Рост проявлений криминального характера обуславливается и высокой степенью вооруженности населения и преступных группировок.
3. Дефицит российских инвестиций в производственные и коммерческие предприятия Кавказа приводит к завладению крупными пакетами акций предприятий компаниями, за которыми стоят транснациональные преступные сообщества. Для расширения своей деятельности лидеры преступного мира предпринимают меры по сращиванию с руководителями крупнейших предприятий региона. Произошел переход от эпизодического вымогательства к долгосрочным соглашениям по выплате доли прибыли от осуществления как легальной, так и сомнительной экономической деятельности. Появление подобной системы дало возможность использовать часть предприятий в целях прикрытия масштабных махинаций. В кредитно-финансовой сфере активно похищаются кредитные средства и выдаются заведомо безвозвратные кредиты. Создание криминальными структурами собственной сети действующих фирм и переход под их контроль ряда банков позволяет осуществлять масштабную легализацию преступных доходов [149].
4. Массовая безработица и сильное социальное расслоение стали основным показателем кавказской действительности. Большинство населения осталось вообще без работы и доходов. Многие на Кавказе уверены, что независимо от того, какая команда правит в Москве, в отношении их региона проводится политика вытеснения населения из родных краев и искусственного сдерживания экономического развития.
5. Сложилась устойчивая ментальность, заинтересованная в дестабилизации республик Северного Кавказа, ориентирующаяся на силовые методы противоборства с органами власти, в том числе путем проведения акций устрашения. Направление ее политизации связано с деструктивными силами и опорой на преступные и люмпенизированные элементы. Для расширения возможности в достижении экономических и политических целей используются террористические методы. Организованная преступность стала представлять собой состояние, как преступности, так и общества в целом. В ряде регионов (Ингушетия, Чеченская Республика, Дагестан) занятие террористической деятельностью стало способом существования части коренного населения, не обременяющей себя поиском других источников средств существования. Массовость захватов заложников и другие преступления позволяют говорить о появлении криминально-террористической технологии «производства» материальных благ и услуг.
6. Политическая и экономическая нестабильность на Северном Кавказе стала мощным фактором развития наркобизнеса. Финансовые ресурсы от продажи наркотиков направляются на достижение политических целей, в т. ч. на закупку оружия для развязывания и поддержания межнациональных конфликтов, совершения террористических актов. Проблема распространения наркотиков связана с угрозой локальной криминализации – 6 из 10 имущественных преступлений совершаются наркоманами.
7. Одной из главных бед всей современной России и, соответственно, Северного Кавказа, являются правоохранительные органы, которые приобретают черты преступных организаций. На трассе «Ростов-Баку», особенно от Махачкалы до Красного Моста на русско-азербайджанской границе, по свидетельству проезжающих, на каждом 50 или 100 метров работниками полиции открыто собирается дань. Работники правоохранительных органов зачастую стоят за терактами, вылазками религиозных экстремистов. Атаки террористов против работников правоохранительных органов связаны и борьбой за сферы влияния [1].
8. Слабость региональной власти, сложившаяся порочная практика подбора и расстановки кадров на местах, когда в большинстве случаев к власти приходят лица, «преданные» Центру, и коррупционеры, местные «олигархи» и «феодалы», нечистые на руки люди. В результате каждый из этих людей создает свой клан, и вместе со своим окружением начинает грабить, не чувствуя никакой ответственности перед народом. Родственные коррупционные кланы прибирают к рукам все доходные места и промыслы. Торговля должностями и «откаты» становятся не просто правилом, а бизнесом, норма прибыли в котором постоянно возрастает. Усиливается миграция русских из Дагестана, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. Ресурс государственной власти в республиках региона неумолимо убывает. В результате такой политики, во-первых, еще больше усиливается недоверие населения Северного Кавказа к Центру, а, во-вторых, Центр сам себя не очень уютно чувствует в этом регионе [1].
Недооценка и игнорирование указанных факторов привели к снижению внутренней геополитической субъектности государства на Северном Кавказе. В результате произошла утрата:
– административного контроля со стороны Федерального центра, вследствие чего на Северном Кавказе сложились этнические элиты, которые взяли под контроль все политические и экономические процессы. Ярко выраженное этническое доминирование в политических элитах сформировали фон для сецессии. Не случайно многие на Кавказе считают, что политическое руководство России проводит политику явной дискриминации населения Северного Кавказа;
– военного контроля над регионом, поэтому на территориях республик нынешнего СКФО оружие получило массовое распространение, и сложились этнические незаконные вооруженные формирования, неподконтрольные Центру, но подверженные влиянию местных этнических элит;
– культурно-цивилизационного контроля государства, в связи с этим этническое население северо-кавказских республик больше не видит культурного присутствия большой России, которая стала допускать деление граждан на «своих» и «чужих». Русское население не только осталось без защиты центральной власти, но и было лишено возможности для самозащиты, что неминуемо повлекло его фактический геноцид. Некоторые отечественные СМИ заняты созданием «образа врага» в лице кавказцев. Это, соответственно, вызывает ответную реакцию. Так, например, в Дагестане салафиты из маргиналов превратились в системообразующую силу, которая ставит задачу освобождения от России [149].
С развалом СССР Москва перестала восприниматься центром. Это породило переход кавказских республик с равновесных отношений на обращение к «древнему» прошлому, чтобы отыскать в нем основания для причисления «спорных» территорий. Поэтому местные аналитики считают, что «угроза распада России исходит из Москвы, поэтому Москва сама должна меняться» [1]. «Развязать» северо-кавказский «гордиев узел» необходимо воспроизведением исходного геополитического состояния, помня при этом, что вектор уважения в этой зоне симметричен вектору силы. Кавказ от активного проявления сепаратизма может спасти только наличие русских поселений – казаков, которые должны иметь право на ношение оружия, и уравнивающая всех (эгалитарная) форма управления для конкретного региона. По крайней мере, на том этапе, когда этот регион имеет явно дотационный характер. Мир на Северном Кавказе возможен только при приравнивании прав суверенов с возможностью обращения к «высшему императиву» [149].
Внутренняя геополитика на Северном Кавказе требует не только исправления допущенных ошибок, но и прогнозирования характера внутренних геополитических процессов в регионе. Шмулевич А., президент «Института восточного партнерства» обращает внимание на «линии трансформации» на Северном Кавказе, которые при игнорировании во внутренней геополитике могут трансформироваться в «линии разлома» [349]. Речь идет о линиях как геополитических вызовах, «болевых» точках, которые могут вызвать системную лавинообразную отрицательную реакцию. Экспертиза геополитических процессов выявляет ряд «линий трансформации» на Кавказе, их сплетения друг с другом и тренд «в линии разлома». Среди них:
1. Опасная деформация геополитического пространства России на ее южных рубежах из-за неконтролируемой миграции, что представляет непосредственную угрозу территориальной целостности страны. Здесь нам наглядным уроком служит трагедия сербского населения Косово, которая началась с близорукого решения Белграда в 50-е годы XX века предоставить право на жительство албанским нелегальным мигрантам. Фактически резервной зоной, энергетическим и финансовым донором для республик Северного Кавказа стал Ставропольский край. Этот регион не случайно называют буферной зоной. Больше двух веков он защищал южные границы России от немирного Кавказа. Здесь сходились дороги, культуры, верования, этносы, формировалось особое «сторожевое» мировоззрение. В настоящее время Ставрополье, отмечает С.В. Передерий, научный руководитель Регионального НИИ разработки проблем межконфессиональных отношений, этнополитики и этнокультуры Юга России при Пятигорском государственном лингвистическом университете, стало своего рода спасительной зоной расселения для многочисленных мигрантов, как из закавказских республик, так и республик Северного Кавказа. Значительная часть славян из-за вынужденного исхода из Чечни переехала в Ставропольский край. Почти вдвое сократилась численность славянского населения в Республике Дагестан. Выехавшие оттуда также местом своего постоянного проживания выбирали Ставрополье. Сюда же продолжается исход значительной части славянского населения из Карачаево-Черкесской Республики, некогда входившей в Ставропольский край, а также из Моздокского района Северной Осетии – Алания и других [245]. Наряду со славянским населением в Ставрополье хлынул поток мигрантов армян, грузин, осетин, чеченцев, даргинцев, карачаевцев. Соответственно, в этнодемографической структуре Ставропольского края в течение постсоветского периода произошли серьезные изменения.