Страница:
Он сидит, винцо покушивает, Не идет ли кто, послушивает.
То ли пеший, то ли конный, То ли "Волги" воркотня, И сидит мужик законный, Смотрит в сумрак заоконный, Пьет вино и ждет меня, Ты жди, жди жди, обожди,
не расстраивайся ! Баритон : Значит, так... на Урале В предрассветную темь, Нас еще на вокзале Оглушила метель,
И стояли пришельцы, Барахлишко сгрузив, Кулаки да лишенцы -Самый первый призыв ! Значит, так...на Урале Холода -- не пустяк, Города вымирали Как один -- под иссяк ! Нежно пальцы на горле Им сводила зима, Но деревни не мерли, А сходили с ума ! Значит, так...на Урале Ни к чему лекаря : Всех не померших брали -И в тайгу, в лагеря ! "Четвертак" на морозе, Под охраной, во вшах ! А теперь в леспромхозе Я и сам в сторожах. Нету рая спасенным, Хоть и мертвый, а стой, Вот и шнырю по селам За хурдою-мурдой. Как ворье по закону -Самозванный купец -Где добуду икону, Где резной поставец !
- 39
А московская наедет сволота -Отворяю я им, сявкам, ворота -Заезжайте, гости милые, пожаловайте...
Тенорок :
Славно гукает машина, Путь-дорожка в два ряда, Вьюга снегу накрошила, Доберемся -- не беда ! Мы своротим на проселок, Просигналим тра-та-та ! Принимай гостей веселых, Отворяй им ворота.
Ты, любезный мой, надежа из надеж ! Всю Вселенную проедешь -- не найдешь ! Самый подлинный, расподлинный, Не носатый, не уродливый,
А что зубы подчистую -- тю-тю, Так, верно, спьяну обломал об кутью ! Не стесняйся, было-сплыло, Кинь под лавку сапожки, Прямо с жару, прямо с пылу, Ставь на стол "сучок" и пиво, Печь лучиной разожги ! Ты жги, жги, жги, говори,
поворачивайся !.. Баритон :
Что ж ...за этот, за бренный, За покой на душе. Гость с шофером по первой, Я вторую уже,
Сладок угорь балтийский, Слаще закуси нет ! "Николай Мирликийский" Запеленут в пакет. Что ж... хихикайте, падлы, Что нашли дурака ! Свесив сальные патлы, Гость завел "Ермака". Пой, лягавый, не жалко, Я и сам поддержу, Я подвою, как шавка, Подскулю, подвизжу. Что ж -- попили, поели, Я постелю стелю, Гость ворочает еле Языком во хмелю, И гогочет, как кочет, Хоть святых выноси, И беседовать хочет О спасенье Руси. Мне б с тобой не в беседу, Мне б тебя на рога ! Мне бы зубы, да нету ! Знаешь слово "цынга" ? Вертухаево семя ! Не дразни -- согрешу ! Ты заткнись про спасенье, Спи, я лампу гашу ! А наутро я гостей разбужу, Их, похмельных, провожу к гаражу... Заезжайте, гости милые, наведывайтесь...
(113)
- 40
ПЕСНЯ-БАЛЛАДА ПРО ГЕНЕРАЛЬСКУЮ ДОЧЬ
"Он был титулярный советник,
Она генеральская дочь..."
Постелилась я, и в печь -- уголек... Накрошила огурцов и мясца, А он явился, ноги вынул, и лег -У мадам его -- месяца.
А он и рад тому, сучок, он и рад, Скушал водочки, и в сон наповал !.. А там -- в России -- где-то есть Ленинград, А в Ленинграде том -- Обводный канал.
А там мамынька жила с папонькой, Называли меня "лапонькой", Не считали меня лишнею, Да им дали обоим высшую !
Ой, Караганда, ты, Караганда ! Ты угольком даешь на-гора года ! Дала двадцать лет, дала тридцать лет, А что с чужим живу, так своего-то нет ! Кара-ган-да...
А он, сучок, из гулевых шоферов, Он барыга, и калымщик, и жмот, Он на торговской дает, будь здоров, -Где за рупь, а где какую прижмет !
Подвозил он меня раз в "Гастроном", Даже слова не сказал, как полез, Я бы в крик, да на стекле ветровом Он картиночку приклеил, подлец !
А на картиночке -- площадь с садиком, А перед ней камень с "Медным Всадником ", А тридцать лет назад я с мамой в том саду... Ой, не хочу про то, а то я выть пойду ! ОЙ, Караганда, ты, Караганда ! Ты мать и мачеха, для кого когда, А для меня была так завсегда нежна, Что я самой себе стала не нужна ! Кара-ган-да... Он проснулся, закурил "Беломор", Взял пинжак, где у него кошелек, И прошлепал босиком в колидор, А вернулся -- и обратно залег. Он сопит,а я сижу у огня, Режу меленько на водку лучок, А ведь все-тки он жалеет меня, Все-тки ходит, все-тки дышит, сучок ! А и спи, проспись ты, мое золотце, А слезы -- что ж, от слез -- хлеб не солится, А что мадам его крутит мордою, Так мне плевать на то, я не гордая... Ой, Караганда, ты Караганда ! Если тут горда, так и на кой годна ! Хлеб насущный наш дай нам, Боже, днесь, А что в России есть, так то не хуже здесь ! Кара-ган-да ! Что-то сон нейдет, был, да вышел весь, А завтра делать дел -- прорву адскую ! Завтра с базы нам сельдь должны завесть, Говорили, что ленинградскую.
- 41
Я себе возьму и кой-кому раздам, Надо ж к празднику подзаправиться ! А пяток сельдей я пошлю мадам, Пусть покушает, позабавится !
Пусть покушает она, дура жалкая, Пусть не думает она, что я жадная, Это, знать, с лучка глазам колется, Голова на низ чтой-то клонится...
Ой,Караганда, ты, Караганда ! Ты угольком даешь на-гора года, А на картиночке -- площадь с садиком, А перед ней камень... Ка-ра-ган-да !..
(116)
"ЭРИКА" БЕРЕТ ЧЕТЫРЕ КОПИИ
ЛЕТЯТ УТКИ
Посвящается Л.Пинскому
С севера, с острова Жестева Птицы летят, Шестеро, шестеро,шестеро Серых утят, Шестеро, шестеро к югу летят... Хватит хмуриться, хватит злобиться, Ворошить вороха былого, Но когда по ночам бессонница, Мне на память приходит снова -Мутный за тайгу Ползет закат, Строем на снегу Пятьсот зэка. Ветер мокрый хлестал мочалкою, То накатывал, то откатывал, И стоял вертухай с овчаркою И такую им речь откалывал : "Ворон, растудыть, не выклюет Глаз, растудыть, ворону, Но ежели кто закосит, -
- 42
То мордой в снег, И прошу, растудыть, запомнить, Что каждый шаг в сторону Будет, растудыть, рассматриваться Как, растудыть, побег !.."
Вьюга полярная спятила -Бьет наугад ! А пятеро, пятеро, пятеро Дальше летят, Пятеро, пятеро к югу летят...
Ну, а может, и впрямь бессовестно Повторяться из слова в слово ?! Но когда по ночам бессонница, Мне на память приходит снова -
Не косят, не корчатся В снегах зэка, Разговор про творчество Идет в ЦК.
Репортеры сверкали линзами, Кремом бритвенным сверкала харя, Говорил вертухай прилизанный, Непохожий на вертухая :
"Ворон, извиняюсь, не выклюет Глаз, извиняюсь, ворону, Но все ли сердцем усвоили Чему учит нас Имярек ?!
И прошу, извиняюсь, запомнить, Что каждый шаг в сторону Будет, извиняюсь, рассматриваться Как, извиняюсь, побег !"
Грянул прицельно с надветренной В сердце заряд, А четверо, четверо, четверо Дальше летят !.. И если долетит хоть один, значит, стоило,
значит, надо было лететь !..
(119)
- 43
ГУСАРСКАЯ ПЕСНЯ
По рисунку палешанина Кто-то выткал на ковре Александра Полежаева В черной бурке на коне.
Тезка мой и зависть тайная,
Сердце горем горячи !
Зависть тайная, "летальная" -
Как сказали бы врачи. Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, ах,соколы-орлы, Кому вы в сердце метили ле-пажевы стволы ? Не мне ль вы в сердце метили ле-пажевы стволы !
А беда явилась за полночь, Но не пулею в висок, Просто в путь, в ночную заволочь, Важно тронулся возок.
И не спеть, не выпить водочки,
Не держать в руке бокал !
Едут трое, сам в середочке,
Два жандарма по бокам.
Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, пора бы выйти в знать, Но этой арифметики поэтам не узнать, Ни прошлым, и ни будущим поэтам не узнать.
Где ж друзья,твои ровесники ? Некому тебя спасать ! Началось все дело с песенки, А потом -- пошла писать !
И по мукам, как по лезвию...
Размышляй теперь о том,
То ли броситься в поэзию,
То ли сразу -- в желтый дом... Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, возвышенная речь ! А все-таки наветики страшнее, чем картечь ! Доносы и наветики страшнее, чем картечь ! По рисунку палешанина Кто-то выткал на ковре Александра Полежаева В черной бурке на коне.
Но оставь, художник, вымысел,
Нас в герои не крои,
Нам не знамя жребий вывесил,
Носовой платок в крови... Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, нерукотворный стяг ! И дело тут не в метрике, столетие -- пустяк ! Столетие, столетие, столетие -- пустяк...
(121)
- 44
ПАМЯТИ Б.Л.ПАСТЕРНАКА
"... правление Литературного Фонда СССР изве
щает о смерти писателя, члена Литфонда, Бори
са Леонидовича Пастернака, последовавшей
30 мая сего года, на 71-ом году жизни, после
тяжелой и продолжительной болезни, и выражает
соболезнование семье покойного".
Единственное, появившееся в газетах, вернее,
в одной -- "Литературной газете", -- сообще
ние о смерти Б.Л.Пастернака.
Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели, Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели !
И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло прощанье... Он не мылил петли в Елабуге, И с ума не сходил в Сучане !
Даже киевские "письмэнники" На поминки его поспели !.. Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели !
И не то чтобы с чем-то за-сорок, Ровно семьдесят -- возраст смертный, И не просто какой-то пасынок, Член Литфонда -- усопший сметный !
Ах, осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели... До чего ж мы гордимся,сволочи, Что он умер в своей постели !
"Мело, мело, по всей земле, во все пределы
Свеча горела на столе, свеча горела..."
Нет, никакая не свеча, Горела люстра ! Очки на морде палача Сверкали шустро ! А зал зевал, а зал скучал -Мели, Емеля ! Ведь не в тюрьму, и не в Сучан, Не к "высшей мере" ! И не к терновому венцу Колесованьем, А как поленом по лицу, Голосованьем ! И кто-то,спьяну, вопрошал : "За что? Кого там ?" И кто-то жрал, и кто-то ржал Над анекдотом... Мы не забудем этот смех, И эту скуку ! Мы поименно вспомним всех, Кто поднял руку !
"Гул затих.Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку..." Вот и смолкли клевета и споры, Словно взят у вечности отгул... А над гробом встали мародеры, И несут почетный караул... Ка-ра-ул!
- 45
СНОВА АВГУСТ
Посвящается памяти А.А.Ахматовой.
Анна Андреевна очень боялась и не любила
месяц август и считала этот месяц для себя
несчастливым, и имела к этому все основания,
поскольку в августе был расстрелян Гумилев, на
станции Бернгардовка, в августе был арестован ее
сын Лев,в августе вышло известное постановление
о журнале "Звезда" и "Ленинград" и т.д.
"Кресты" -- ленинградская тюрьма
Пряжка -- район в Ленинграде.
"... а так как мне бумаги не хватило,
я на твоем пишу черновике..."
Анна Ахматова "Поэма без героя"
В той злой тишине, в той неверной, В тени разведенных мостов, Ходила она по Шпалерной, Моталась она у "Крестов".
Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость -Привычно, как росчерк пера, Вот если бы только не август, Не чертова эта пора !
Таким же неверно-нелепым Был давний тот август, когда Над черным бернгардовским небом Стрельнула,как птица, беда.
И разве не в августе снова, В еще не отмененный год, Осудят мычанием слово
И совесть отправят в расход ?! Но это потом, а покуда Которую ночь -- над Невой, Уже не надеясь на чудо, А только бы знать, что живой ! И в сумерки вписана четко, Как вписана в нашу судьбу, По-царски небрежная челка, Прилипшая к мокрому лбу. О, шелест финских сосен, Награды за труды, Но вновь приходит осень -Пора твоей беды ! И август, и как будто Все тоже,как тогда, И врет мордастый Будда, Что горе -- не беда ! Но вьется, вьется челка Колечками на лбу, Уходит в ночь девчонка Пытать твою судьбу. По улице бессветной, Под окрик патрулей, Идет она бессмертной Походкою твоей, На праздник и на плаху Идет она, как ты ! По Пряжке, через Прагу -Искать свои "Кресты" !
- 46
И пусть судачат глупые соседи, Пусть кто-то обругает не со зла, Она домой вернется на рассвете И никому ни слова -- где была...
Но с мокрых пальцев облизнет чернила, И скажет, примостившись в уголке : "Прости, но мне бумаги не хватило, Я на твоем пишу черновике..."
(127)
НА СОПКАХ МАНЧЖУРИИ
Памяти М.М.Зощенко
В матершинном субботнем загуле шалманчика Обезьянка спала на плече у шарманщика, А когда просыпалась, глаза ее жуткие Выражали почти человечью отчаянность, А шарманка дудела про сопки манчжурские, А Тамарка-буфетчица очень печалилась...
Спит Гаолян,
Сопки покрыты мглой... Были и у Томки трали-вали, И не Томкой -- Томочкою звали, Целовались с миленьким в осоке, И не пивом пахло, а апрелем, Может быть, и впрямь на той высотке Сгинул он, порубан и пострелян...
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой... А последний шарманщик -- обломок империи, Все пылил перед Томкой павлиньими перьями, Он выламывал, шкура, замашки буржуйские -То, мол, теплое пиво, то мясо прохладное, А шарманка дудела про сопки манчжурские, И спала на плече обезьянка прокатная...
Тихо вокруг,
Ветер туман унес... И делясь тоской,как барышами, Подпевали шлюхи с алкашами, А шарманщик ел, зараза, хаши, Алкашам подмигивал прелестно -Дескать, деньги ваши -- будут наши,
- 47
Дескать, вам приятно -- мне полезно !
На сопках Манчжурии воины спят,
И русских не слышно слез...
А часов этак в десять, а может, и ранее, Непонятный чудак появился в шалмании, Был похож он на вдруг постаревшего мальчика. За рассказ, напечатанный неким журнальчиком, Толстомордый подонок с глазами обманщика Объявил чудака всенародно обманщиком...
Пусть Гаолян
Нам навевает сны...
Сел чудак за стол и вжался в угол, И легонько пальцами постукал, И сказал, что отдохнет немного, Помолчав, добавил напряженно, -"Если есть "Боржом", то ради Бога, Дайте мне бутылочку "Боржома"..."
Спите, герои русской земли,
Отчизны родной сыны...
Обезьянка проснулась, тихонько зацокала, Загляделась на гостя, присевшего около, А Тамарка-буфетчица -- сука рублевая, Покачала смущенно прическою пегою, И сказала :"Пардон, но у нас не столовая, Только вы обождите, я за угол сбегаю..."
Спит Гаолян,
Сопки покрыты мглой...
А чудак глядел на обезьянку, Пальцами выстукивал морзянку, Словно бы он звал ее на помощь, Удивляясь своему бездомью, Словно бы он спрашивал -- запомнишь ? -И она кивала -- да, запомню, -
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой... Отодвинул шарманщик шарманку ботинкою, Прибежала Тамарка с боржомной бутылкой -И сама налила чудаку полстаканчика, (Не знавали в шалмане подобные почести), А Тамарка,в упор поглядев на шарманщика, Приказала :"Играй, -- человек в одиночестве". -
Тихо вокруг,
Ветер туман унес... Замолчали шлюхи с алкашами, Только мухи крыльями шуршали... Стало почему-то очень тихо, Наступила странная минута -Непонятное, чужое лихо -Стало общим лихом почему-то !
На сопках Манчжурии воины спят,
И русских не слышно слез... Не взрывалось молчаньем, ни матом, ни брехами, Обезьянка сипела спаленными бронхами, И шарманщик, забыв трепотню свою барскую, Сам назначил себе -- мол, играй, да
помалкивай,-И почти что неслышно сказав,-
благодарствую,-Наклонился чудак над рукою Тамаркиной...
Пусть Гаолян
Нам навевает сны... И ушел чудак, не взявши сдачи, Всем в шалмане пожелал удачи... Вот какая странная эпоха -Не горим в огне -- и тонем в луже ! Обезьянке было очень плохо,
- 48
Человеку было много хуже !
Спите, герои русской земли,
Отчизне родной сыны...
(131)
ЛЕГЕНДА О ТАБАКЕ
Посвящается памяти замечательного человека,
Александра Ивановича Ювачева, придумавшего
себе странный псевдоним -- Даниил Хармс -
писавшего прекрасные стихи и прозу, ходивше
го в автомобильной кепке и с неизменной труб
кой в руках, который действительно
исчез, просто вышел на улицу и исчез. У него
есть такая пророческая песенка:
"Из дома вышел человек
С веревкой и мешком
И в дальний путь, и в дальний путь,
Отправился пешком,
Он шел, и все глядел вперед,
И все глядел вперед,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил, не ел,
И вот однажды, по утру,
Вошел он в темный лес,
И стой поры, и с той поры,
И с той поры исчез..."
Лил жуткий дождь, Шел страшный снег, Вовсю дурил двадцатый век, Кричала кошка на трубе, И выли сто собак, И, встав с постели, человек Увидел кошку на трубе, Зевнул, и сам сказал себе -Кончается табак! Табак кончается -- беда, Пойду куплю табак,
- 49
И вот..., но это ерунда, И было все не так.
Из дома вышел человек С веревкой и мешком И в дальний путь, И в дальний путь Отправился пешком... И тут же, проглотив смешок, Он сам себя спросил -А для чего он взял мешок? Ответьте, Даниил! Вопрос резонный, нечем крыть, Летит к чертям строка, И надо, видно, докурить Остаток табака...
Итак, однажды, человек Та-та-та с посошком... И в дальний путь, И в дальний путь Отправился пешком. Он шел, и все глядел вперед, И все вперед глядел, Не спал, не пил, Не спал, не пил, Не спал, не пил, не ел...
А может, снова все начать, И бросить этот вздор?! Уже на ордере печать Оттиснул прокурор...
Начнем вот этак -- пять зайчат Решили ехать в Тверь... А в дверь стучат, А в дверь стучат -
Пока не в эту дверь. Пришли зайчата на вокзал, Прошли зайчата в зальце, И сам кассир, смеясь, сказал -Впервые вижу зайца! Но этот чертов человек С веревкой и мешком, Он и без спроса в дальний путь Отправился пешком, Он шел, и все глядел вперед, И все вперед глядел, Не спал, не пил, Не спал, не пил, Не спал, не пил, не ел. И вот, однажды, по утру, Вошел он в темный лес, И с той поры, и с той поры, И с той поры исчез. На воле -- снег, на кухне -- чад, Вся комната в дыму, А в дверь стучат, А в дверь стучат, На этот раз -- к нему! О чем он думает теперь, Теперь, потом, всегда, Когда стучит ногою в дверь Чугунная беда?! А тут ломается строка, Строфа теряет стать, И нет ни капли табака, А т а м -- уж не достать! И надо пропускать стишок,
- 50
Пока они стучат... И значит, все-таки -- мешок, И побоку зайчат. (А в дверь стучат!) В двадцаьый век! (Стучат!) Как в темный лес. Ушел однажды человек И навсегда исчез!.. Но Парка нить его тайком По-прежнему прядет, А он ушел за табаком, Он вскорости придет.
За ним бежали сто собак, А он по крышам лез... Но только в городе табак В тот день как раз исчез, И он пошел в Петродворец, Потом пешком в Торжок... Он догадался, наконец, Зачем он взял мешок...
Он шел сквозь свет И шел сквозь тьму, Он был в Сибири и в Крыму, А опер каждый день к нему Стучится, как дурак... И много, много лет подряд Соседи хором говорят -Он вышел пять минут назад, Пошел купить табак...
(136)
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ
Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама
...в квартире, где он жил, находились,
он, Надежда Яковлевна и Анна Андреевна
Ахматова, которая приехала его навестить
из Ленинграда. И вот они сидели все
вместе, пока длился обыск, до утра, и
пока шел этот обыск, за стеною, тоже до
утра, у соседа их, Кирсанова, ничего не
знавшего об обыске, запускали пластинки с
модной в ту пору гавайской гитарой...
"И только и света,
Что в звездной, колючей неправде,
А жизнь промелькнет
Театрального капора пеной,
И некому молвить
Из табора улицы темной..."
Мандельштам
Всю ночь за стеной ворковала гитара, Сосед-прощелыга крутил юбилей, А два понятых, словно два санитара, А два понятых, словно два санитара, Зевая, томились у черных дверей. И жирные пальцы, с неспешной заботой, Кромешной своей занимались работой, И две королевы глядели в молчании, Как пальцы копались в бумажном мочале, Как жирно листали за книжкою книжку, А сам-то король -- все бочком, да вприпрыжку, Чтоб взглядом не выдать -- не та ли
страница, Чтоб рядом не видеть безглазые лица!
- 51
А пальцы искали крамолу, крамолу... А там, за стеной все гоняли "Рамону": "Рамона, какой простор вокруг, взгляни, Рамона, и в целом мире мы одни".
"...А жизнь промелькнет Театрального капора пеной..."
И глядя, как пальцы шуруют в обивке, Вольно ж тебе было, он думал, вольно! Глотай своего якобинства опивки! Глотай своего якобинства опивки! Не уксус еще, но уже не вино.
Щелкунчик-скворец, простофиля-Емеля, Зачем ты ввязался в чужое похмелье?! На что ты истратил свои золотые?! И скушно следили за ним понятые...
А две королевы бездарно курили И тоже казнили себя и корили -За лень, за небрежный кивок на вокзале, За все, что ему второпях не сказали...
А пальцы копались, и рвалась бумага... И пел за стеной тенорок-бедолага: "Рамона, моя любовь, мои мечты, Рамона, везде и всюду только ты..."
"...И только и света, Что в звездной, колючей неправде..."
По улице черной, за вороном черным, За этой каретой, где окна крестом, Я буду метаться в дозоре почетном, Я буду метаться в дозоре почетном, Пока, обессилев, не рухну пластом! Но слово останется, слово осталось! Не к слову, а к сердцу подходит усталость, И хочешь, не хочешь --- слезай с карусели, И хочешь, не хочешь -- конец одиссеи! Но нас не помчат паруса на Итаку: В наш век на Итаку везут по этапу, Везут Одиссея в телячьем вагоне, Где только и счастья, что нету погони! Где, выпив "ханжи", на потеху вагону, Блатарь-одессит распевает "Рамону":
"Рамона, ты слышишь ветра нежный зов, Рамона, ведь это песнь любви без слов..."
"...И некому, некому, Некому молвить Из табора улицы темной..."
(139)
- 52
ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС
Повстречала девочка бога, Бог пил мертвую в монопольке, Ну, а много ль от бога прока В чертовне и в чаду попойки ? Ах, как пилось к полночи ! Как в башке гудело, Как цыгане, сволочи, Пели "Конавэлла" !
"Ай да Конавэлла, гран-тадела, Ай да йорысака палалховела !"
А девчонка сидела с богом, К богу фасом, а к прочим боком, Уж домой бы бежать к папане, А она чокается шампанью. Ах, елочки-мочалочки, Сладко вина напьются В серебряной чарочке На золотом блюдце !
Кому чару пить ?! Кому здраву быть ?! Королевичу Александровичу !
С самоваров чертям полуда, Чар летал над столами сотью, А в четвертом часу, под утро, Бог последнюю кинул сотню... Бога, пьяного в дугу, Все теперь цукали, И цыгане -- ни гу-гу, Разбрелись цыгане, И друзья, допив до дна, -Скатертью дорога ! Лишь девчонка та одна Не бросала бога. А девчонка та с Охты, И глаза у ней цвет охры, Ждет маманя свою кровинку, А она с богом сидит в обнимку. А надменный половой Шваркал мокрой тряпкой, Бог с поникшей головой Горбил плечи зябко И просил у цыган хоть слова, Хоть немножечко, хоть чуть слышно, А в ответ ему -- жбан рассола : Понимай, мол, что время вышло ! Вместо водочки -- вода, Вместо пива -- пена !.. И девчоночка тогда Тоненько запела : "Ах да Конавэлла, гран-традела, Ай да йорысака палалховела..." Ах, как пела девчонка богу ! И про поле, и про дорогу, И про сумерки, и про зори, И про милых, ушедших в море. Ах, как пела девчонка богу ! Ах, как пела девчонка Блоку ! И не знала она, не знала, Что бессмертной в то утро стала. Этот тоненький голос в трактирном чаду Будет вечно звенеть в "Соловьином саду".
(142)
- 53
САЛОННЫЙ РОМАНС
Памяти Александра Николаевича Вертинского
"...Мне снилось, что потом,
В притонах Сан-Франциско,
Лиловый негр Вам подает манто..."
И вновь эти вечные трое Играют в преступную страсть, И вновь эти греки из Трои Стремятся Елену украсть. А сердце сжимается больно, Виски малярийно мокры От этой игры треугольной, Безвыйгрышной этой игры.
Развей мою смуту жалейкой, Где скрыты лады под корой, И спой, как под старой шинелькой Лежал "сероглазый король". В беспамятстве дедовских кресел Глаза я закрою, и вот -Из рыжей Бразилии крейсер В кисейную гавань плывет.
А гавань созвездия множит, А тучи -- летучей грядой ! Но век не вмешаться не может, А норов у века крутой ! Он судьбы смешает, как фанты, Ему ералаш по душе, И вот он враля-лейтенанта Назначить морским атташе.
На карте истории некто Возникнет, подобно мазку, И правнук "лилового негра" За займом приедет в Москву. И все ему даст непременно Тот некто, который никто, И тихая " пани Ирэна" Наденет на негра пальто. И так этот мир разутюжен, Что черта ли нам на рожон ?! Нам "ужин прощальный" -- не ужин, А сто пятьдесят под боржом. А трое ?Ну, что же что трое ! Им равное право дано. А Троя ? Разрушена Троя ! И это известно давно. Все предано праху и тлену, Ни дат не осталось, ни вех. А нашу Елену -- Елену Не греки украли, а век !
(144)
- 54
ПЕСНЯ ПРО НЕСЧАСТЛИВЫХ ВОЛШЕБНИКОВ, ИЛИ
ЭЙН, ЦВЕЙ, ДРЕЙ !
Жили-были несчастливые волшебники, И учеными считались и спесивыми, Только самые волшебные учебники Не смогли их научить, как быть счастливыми. И какой бы не пошли они дорогою, Все кончалось то бедою, то морокою !
Но когда маэстро Скрипочкин -
Ламца-дрица, об-ца-ца !
И давал маэстро Лампочкин
Синий цвет из-за кулис,
Выходили на просцениум
Два усатых молодца,
И восторженная публика
Им кричала -- браво,бис ! -
В никуда взлетали голуби,
Превращались карты в кубики,
Гасли свечи стеариновые -
Зажигались фонари !
Эйн, цвей, дрей !
И отрезанные головы
У желающих из публики,
Улыбаясь и подмигивая,
Говорили -- раз, два, три !
Что в дословном переводе означает -
Эйн, цвей, дрей !
Ну, а после, утомленные до сизости, Не в наклеенных усах и не в парадности, Шли в кафе они куда-нибудь поблизости, Чтоб на время позабыть про неприятности, И заказывали ужин два волшебника -Два стакана молока и два лапшевника.
А маэстро Балалаечкин -
Ламца-дрица, об-ца-ца !
И певица Доремикина
Что-то пела про луну,
И сидели очень грустные
Два усталых мудреца,
И тихонечко, задумчиво,
Говорили -- ну и ну !
А вокруг гудели парочки,
Пили водку и шампанское,
Пил маэстро Балалаечкин
Третью стопку на пари -
Эйн, цвей, дрей !
И швырял ударник палочки,
А волшебники с опаскою,
Наблюдая это зрелище,
Говорили -- раз, два, три !
Что, как вам уже известно,означает :
Эйн, цвей, дрей ! Так и шли они по миру безучастному, То проезжею дорогой, то обочиной... Только тут меня позвали к Семичастному, И осталась эта песня неоконченной. Объяснили мне, как дважды два, учебники, Что волшебники -- счастливые волшебники !
То ли пеший, то ли конный, То ли "Волги" воркотня, И сидит мужик законный, Смотрит в сумрак заоконный, Пьет вино и ждет меня, Ты жди, жди жди, обожди,
не расстраивайся ! Баритон : Значит, так... на Урале В предрассветную темь, Нас еще на вокзале Оглушила метель,
И стояли пришельцы, Барахлишко сгрузив, Кулаки да лишенцы -Самый первый призыв ! Значит, так...на Урале Холода -- не пустяк, Города вымирали Как один -- под иссяк ! Нежно пальцы на горле Им сводила зима, Но деревни не мерли, А сходили с ума ! Значит, так...на Урале Ни к чему лекаря : Всех не померших брали -И в тайгу, в лагеря ! "Четвертак" на морозе, Под охраной, во вшах ! А теперь в леспромхозе Я и сам в сторожах. Нету рая спасенным, Хоть и мертвый, а стой, Вот и шнырю по селам За хурдою-мурдой. Как ворье по закону -Самозванный купец -Где добуду икону, Где резной поставец !
- 39
А московская наедет сволота -Отворяю я им, сявкам, ворота -Заезжайте, гости милые, пожаловайте...
Тенорок :
Славно гукает машина, Путь-дорожка в два ряда, Вьюга снегу накрошила, Доберемся -- не беда ! Мы своротим на проселок, Просигналим тра-та-та ! Принимай гостей веселых, Отворяй им ворота.
Ты, любезный мой, надежа из надеж ! Всю Вселенную проедешь -- не найдешь ! Самый подлинный, расподлинный, Не носатый, не уродливый,
А что зубы подчистую -- тю-тю, Так, верно, спьяну обломал об кутью ! Не стесняйся, было-сплыло, Кинь под лавку сапожки, Прямо с жару, прямо с пылу, Ставь на стол "сучок" и пиво, Печь лучиной разожги ! Ты жги, жги, жги, говори,
поворачивайся !.. Баритон :
Что ж ...за этот, за бренный, За покой на душе. Гость с шофером по первой, Я вторую уже,
Сладок угорь балтийский, Слаще закуси нет ! "Николай Мирликийский" Запеленут в пакет. Что ж... хихикайте, падлы, Что нашли дурака ! Свесив сальные патлы, Гость завел "Ермака". Пой, лягавый, не жалко, Я и сам поддержу, Я подвою, как шавка, Подскулю, подвизжу. Что ж -- попили, поели, Я постелю стелю, Гость ворочает еле Языком во хмелю, И гогочет, как кочет, Хоть святых выноси, И беседовать хочет О спасенье Руси. Мне б с тобой не в беседу, Мне б тебя на рога ! Мне бы зубы, да нету ! Знаешь слово "цынга" ? Вертухаево семя ! Не дразни -- согрешу ! Ты заткнись про спасенье, Спи, я лампу гашу ! А наутро я гостей разбужу, Их, похмельных, провожу к гаражу... Заезжайте, гости милые, наведывайтесь...
(113)
- 40
ПЕСНЯ-БАЛЛАДА ПРО ГЕНЕРАЛЬСКУЮ ДОЧЬ
"Он был титулярный советник,
Она генеральская дочь..."
Постелилась я, и в печь -- уголек... Накрошила огурцов и мясца, А он явился, ноги вынул, и лег -У мадам его -- месяца.
А он и рад тому, сучок, он и рад, Скушал водочки, и в сон наповал !.. А там -- в России -- где-то есть Ленинград, А в Ленинграде том -- Обводный канал.
А там мамынька жила с папонькой, Называли меня "лапонькой", Не считали меня лишнею, Да им дали обоим высшую !
Ой, Караганда, ты, Караганда ! Ты угольком даешь на-гора года ! Дала двадцать лет, дала тридцать лет, А что с чужим живу, так своего-то нет ! Кара-ган-да...
А он, сучок, из гулевых шоферов, Он барыга, и калымщик, и жмот, Он на торговской дает, будь здоров, -Где за рупь, а где какую прижмет !
Подвозил он меня раз в "Гастроном", Даже слова не сказал, как полез, Я бы в крик, да на стекле ветровом Он картиночку приклеил, подлец !
А на картиночке -- площадь с садиком, А перед ней камень с "Медным Всадником ", А тридцать лет назад я с мамой в том саду... Ой, не хочу про то, а то я выть пойду ! ОЙ, Караганда, ты, Караганда ! Ты мать и мачеха, для кого когда, А для меня была так завсегда нежна, Что я самой себе стала не нужна ! Кара-ган-да... Он проснулся, закурил "Беломор", Взял пинжак, где у него кошелек, И прошлепал босиком в колидор, А вернулся -- и обратно залег. Он сопит,а я сижу у огня, Режу меленько на водку лучок, А ведь все-тки он жалеет меня, Все-тки ходит, все-тки дышит, сучок ! А и спи, проспись ты, мое золотце, А слезы -- что ж, от слез -- хлеб не солится, А что мадам его крутит мордою, Так мне плевать на то, я не гордая... Ой, Караганда, ты Караганда ! Если тут горда, так и на кой годна ! Хлеб насущный наш дай нам, Боже, днесь, А что в России есть, так то не хуже здесь ! Кара-ган-да ! Что-то сон нейдет, был, да вышел весь, А завтра делать дел -- прорву адскую ! Завтра с базы нам сельдь должны завесть, Говорили, что ленинградскую.
- 41
Я себе возьму и кой-кому раздам, Надо ж к празднику подзаправиться ! А пяток сельдей я пошлю мадам, Пусть покушает, позабавится !
Пусть покушает она, дура жалкая, Пусть не думает она, что я жадная, Это, знать, с лучка глазам колется, Голова на низ чтой-то клонится...
Ой,Караганда, ты, Караганда ! Ты угольком даешь на-гора года, А на картиночке -- площадь с садиком, А перед ней камень... Ка-ра-ган-да !..
(116)
"ЭРИКА" БЕРЕТ ЧЕТЫРЕ КОПИИ
ЛЕТЯТ УТКИ
Посвящается Л.Пинскому
С севера, с острова Жестева Птицы летят, Шестеро, шестеро,шестеро Серых утят, Шестеро, шестеро к югу летят... Хватит хмуриться, хватит злобиться, Ворошить вороха былого, Но когда по ночам бессонница, Мне на память приходит снова -Мутный за тайгу Ползет закат, Строем на снегу Пятьсот зэка. Ветер мокрый хлестал мочалкою, То накатывал, то откатывал, И стоял вертухай с овчаркою И такую им речь откалывал : "Ворон, растудыть, не выклюет Глаз, растудыть, ворону, Но ежели кто закосит, -
- 42
То мордой в снег, И прошу, растудыть, запомнить, Что каждый шаг в сторону Будет, растудыть, рассматриваться Как, растудыть, побег !.."
Вьюга полярная спятила -Бьет наугад ! А пятеро, пятеро, пятеро Дальше летят, Пятеро, пятеро к югу летят...
Ну, а может, и впрямь бессовестно Повторяться из слова в слово ?! Но когда по ночам бессонница, Мне на память приходит снова -
Не косят, не корчатся В снегах зэка, Разговор про творчество Идет в ЦК.
Репортеры сверкали линзами, Кремом бритвенным сверкала харя, Говорил вертухай прилизанный, Непохожий на вертухая :
"Ворон, извиняюсь, не выклюет Глаз, извиняюсь, ворону, Но все ли сердцем усвоили Чему учит нас Имярек ?!
И прошу, извиняюсь, запомнить, Что каждый шаг в сторону Будет, извиняюсь, рассматриваться Как, извиняюсь, побег !"
Грянул прицельно с надветренной В сердце заряд, А четверо, четверо, четверо Дальше летят !.. И если долетит хоть один, значит, стоило,
значит, надо было лететь !..
(119)
- 43
ГУСАРСКАЯ ПЕСНЯ
По рисунку палешанина Кто-то выткал на ковре Александра Полежаева В черной бурке на коне.
Тезка мой и зависть тайная,
Сердце горем горячи !
Зависть тайная, "летальная" -
Как сказали бы врачи. Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, ах,соколы-орлы, Кому вы в сердце метили ле-пажевы стволы ? Не мне ль вы в сердце метили ле-пажевы стволы !
А беда явилась за полночь, Но не пулею в висок, Просто в путь, в ночную заволочь, Важно тронулся возок.
И не спеть, не выпить водочки,
Не держать в руке бокал !
Едут трое, сам в середочке,
Два жандарма по бокам.
Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, пора бы выйти в знать, Но этой арифметики поэтам не узнать, Ни прошлым, и ни будущим поэтам не узнать.
Где ж друзья,твои ровесники ? Некому тебя спасать ! Началось все дело с песенки, А потом -- пошла писать !
И по мукам, как по лезвию...
Размышляй теперь о том,
То ли броситься в поэзию,
То ли сразу -- в желтый дом... Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, возвышенная речь ! А все-таки наветики страшнее, чем картечь ! Доносы и наветики страшнее, чем картечь ! По рисунку палешанина Кто-то выткал на ковре Александра Полежаева В черной бурке на коне.
Но оставь, художник, вымысел,
Нас в герои не крои,
Нам не знамя жребий вывесил,
Носовой платок в крови... Славно,братцы,славно,братцы,славно,братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя ! Ах,кивера да ментики, нерукотворный стяг ! И дело тут не в метрике, столетие -- пустяк ! Столетие, столетие, столетие -- пустяк...
(121)
- 44
ПАМЯТИ Б.Л.ПАСТЕРНАКА
"... правление Литературного Фонда СССР изве
щает о смерти писателя, члена Литфонда, Бори
са Леонидовича Пастернака, последовавшей
30 мая сего года, на 71-ом году жизни, после
тяжелой и продолжительной болезни, и выражает
соболезнование семье покойного".
Единственное, появившееся в газетах, вернее,
в одной -- "Литературной газете", -- сообще
ние о смерти Б.Л.Пастернака.
Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели, Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели !
И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло прощанье... Он не мылил петли в Елабуге, И с ума не сходил в Сучане !
Даже киевские "письмэнники" На поминки его поспели !.. Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели !
И не то чтобы с чем-то за-сорок, Ровно семьдесят -- возраст смертный, И не просто какой-то пасынок, Член Литфонда -- усопший сметный !
Ах, осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели... До чего ж мы гордимся,сволочи, Что он умер в своей постели !
"Мело, мело, по всей земле, во все пределы
Свеча горела на столе, свеча горела..."
Нет, никакая не свеча, Горела люстра ! Очки на морде палача Сверкали шустро ! А зал зевал, а зал скучал -Мели, Емеля ! Ведь не в тюрьму, и не в Сучан, Не к "высшей мере" ! И не к терновому венцу Колесованьем, А как поленом по лицу, Голосованьем ! И кто-то,спьяну, вопрошал : "За что? Кого там ?" И кто-то жрал, и кто-то ржал Над анекдотом... Мы не забудем этот смех, И эту скуку ! Мы поименно вспомним всех, Кто поднял руку !
"Гул затих.Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку..." Вот и смолкли клевета и споры, Словно взят у вечности отгул... А над гробом встали мародеры, И несут почетный караул... Ка-ра-ул!
- 45
СНОВА АВГУСТ
Посвящается памяти А.А.Ахматовой.
Анна Андреевна очень боялась и не любила
месяц август и считала этот месяц для себя
несчастливым, и имела к этому все основания,
поскольку в августе был расстрелян Гумилев, на
станции Бернгардовка, в августе был арестован ее
сын Лев,в августе вышло известное постановление
о журнале "Звезда" и "Ленинград" и т.д.
"Кресты" -- ленинградская тюрьма
Пряжка -- район в Ленинграде.
"... а так как мне бумаги не хватило,
я на твоем пишу черновике..."
Анна Ахматова "Поэма без героя"
В той злой тишине, в той неверной, В тени разведенных мостов, Ходила она по Шпалерной, Моталась она у "Крестов".
Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость -Привычно, как росчерк пера, Вот если бы только не август, Не чертова эта пора !
Таким же неверно-нелепым Был давний тот август, когда Над черным бернгардовским небом Стрельнула,как птица, беда.
И разве не в августе снова, В еще не отмененный год, Осудят мычанием слово
И совесть отправят в расход ?! Но это потом, а покуда Которую ночь -- над Невой, Уже не надеясь на чудо, А только бы знать, что живой ! И в сумерки вписана четко, Как вписана в нашу судьбу, По-царски небрежная челка, Прилипшая к мокрому лбу. О, шелест финских сосен, Награды за труды, Но вновь приходит осень -Пора твоей беды ! И август, и как будто Все тоже,как тогда, И врет мордастый Будда, Что горе -- не беда ! Но вьется, вьется челка Колечками на лбу, Уходит в ночь девчонка Пытать твою судьбу. По улице бессветной, Под окрик патрулей, Идет она бессмертной Походкою твоей, На праздник и на плаху Идет она, как ты ! По Пряжке, через Прагу -Искать свои "Кресты" !
- 46
И пусть судачат глупые соседи, Пусть кто-то обругает не со зла, Она домой вернется на рассвете И никому ни слова -- где была...
Но с мокрых пальцев облизнет чернила, И скажет, примостившись в уголке : "Прости, но мне бумаги не хватило, Я на твоем пишу черновике..."
(127)
НА СОПКАХ МАНЧЖУРИИ
Памяти М.М.Зощенко
В матершинном субботнем загуле шалманчика Обезьянка спала на плече у шарманщика, А когда просыпалась, глаза ее жуткие Выражали почти человечью отчаянность, А шарманка дудела про сопки манчжурские, А Тамарка-буфетчица очень печалилась...
Спит Гаолян,
Сопки покрыты мглой... Были и у Томки трали-вали, И не Томкой -- Томочкою звали, Целовались с миленьким в осоке, И не пивом пахло, а апрелем, Может быть, и впрямь на той высотке Сгинул он, порубан и пострелян...
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой... А последний шарманщик -- обломок империи, Все пылил перед Томкой павлиньими перьями, Он выламывал, шкура, замашки буржуйские -То, мол, теплое пиво, то мясо прохладное, А шарманка дудела про сопки манчжурские, И спала на плече обезьянка прокатная...
Тихо вокруг,
Ветер туман унес... И делясь тоской,как барышами, Подпевали шлюхи с алкашами, А шарманщик ел, зараза, хаши, Алкашам подмигивал прелестно -Дескать, деньги ваши -- будут наши,
- 47
Дескать, вам приятно -- мне полезно !
На сопках Манчжурии воины спят,
И русских не слышно слез...
А часов этак в десять, а может, и ранее, Непонятный чудак появился в шалмании, Был похож он на вдруг постаревшего мальчика. За рассказ, напечатанный неким журнальчиком, Толстомордый подонок с глазами обманщика Объявил чудака всенародно обманщиком...
Пусть Гаолян
Нам навевает сны...
Сел чудак за стол и вжался в угол, И легонько пальцами постукал, И сказал, что отдохнет немного, Помолчав, добавил напряженно, -"Если есть "Боржом", то ради Бога, Дайте мне бутылочку "Боржома"..."
Спите, герои русской земли,
Отчизны родной сыны...
Обезьянка проснулась, тихонько зацокала, Загляделась на гостя, присевшего около, А Тамарка-буфетчица -- сука рублевая, Покачала смущенно прическою пегою, И сказала :"Пардон, но у нас не столовая, Только вы обождите, я за угол сбегаю..."
Спит Гаолян,
Сопки покрыты мглой...
А чудак глядел на обезьянку, Пальцами выстукивал морзянку, Словно бы он звал ее на помощь, Удивляясь своему бездомью, Словно бы он спрашивал -- запомнишь ? -И она кивала -- да, запомню, -
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой... Отодвинул шарманщик шарманку ботинкою, Прибежала Тамарка с боржомной бутылкой -И сама налила чудаку полстаканчика, (Не знавали в шалмане подобные почести), А Тамарка,в упор поглядев на шарманщика, Приказала :"Играй, -- человек в одиночестве". -
Тихо вокруг,
Ветер туман унес... Замолчали шлюхи с алкашами, Только мухи крыльями шуршали... Стало почему-то очень тихо, Наступила странная минута -Непонятное, чужое лихо -Стало общим лихом почему-то !
На сопках Манчжурии воины спят,
И русских не слышно слез... Не взрывалось молчаньем, ни матом, ни брехами, Обезьянка сипела спаленными бронхами, И шарманщик, забыв трепотню свою барскую, Сам назначил себе -- мол, играй, да
помалкивай,-И почти что неслышно сказав,-
благодарствую,-Наклонился чудак над рукою Тамаркиной...
Пусть Гаолян
Нам навевает сны... И ушел чудак, не взявши сдачи, Всем в шалмане пожелал удачи... Вот какая странная эпоха -Не горим в огне -- и тонем в луже ! Обезьянке было очень плохо,
- 48
Человеку было много хуже !
Спите, герои русской земли,
Отчизне родной сыны...
(131)
ЛЕГЕНДА О ТАБАКЕ
Посвящается памяти замечательного человека,
Александра Ивановича Ювачева, придумавшего
себе странный псевдоним -- Даниил Хармс -
писавшего прекрасные стихи и прозу, ходивше
го в автомобильной кепке и с неизменной труб
кой в руках, который действительно
исчез, просто вышел на улицу и исчез. У него
есть такая пророческая песенка:
"Из дома вышел человек
С веревкой и мешком
И в дальний путь, и в дальний путь,
Отправился пешком,
Он шел, и все глядел вперед,
И все глядел вперед,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил,
Не спал, не пил, не ел,
И вот однажды, по утру,
Вошел он в темный лес,
И стой поры, и с той поры,
И с той поры исчез..."
Лил жуткий дождь, Шел страшный снег, Вовсю дурил двадцатый век, Кричала кошка на трубе, И выли сто собак, И, встав с постели, человек Увидел кошку на трубе, Зевнул, и сам сказал себе -Кончается табак! Табак кончается -- беда, Пойду куплю табак,
- 49
И вот..., но это ерунда, И было все не так.
Из дома вышел человек С веревкой и мешком И в дальний путь, И в дальний путь Отправился пешком... И тут же, проглотив смешок, Он сам себя спросил -А для чего он взял мешок? Ответьте, Даниил! Вопрос резонный, нечем крыть, Летит к чертям строка, И надо, видно, докурить Остаток табака...
Итак, однажды, человек Та-та-та с посошком... И в дальний путь, И в дальний путь Отправился пешком. Он шел, и все глядел вперед, И все вперед глядел, Не спал, не пил, Не спал, не пил, Не спал, не пил, не ел...
А может, снова все начать, И бросить этот вздор?! Уже на ордере печать Оттиснул прокурор...
Начнем вот этак -- пять зайчат Решили ехать в Тверь... А в дверь стучат, А в дверь стучат -
Пока не в эту дверь. Пришли зайчата на вокзал, Прошли зайчата в зальце, И сам кассир, смеясь, сказал -Впервые вижу зайца! Но этот чертов человек С веревкой и мешком, Он и без спроса в дальний путь Отправился пешком, Он шел, и все глядел вперед, И все вперед глядел, Не спал, не пил, Не спал, не пил, Не спал, не пил, не ел. И вот, однажды, по утру, Вошел он в темный лес, И с той поры, и с той поры, И с той поры исчез. На воле -- снег, на кухне -- чад, Вся комната в дыму, А в дверь стучат, А в дверь стучат, На этот раз -- к нему! О чем он думает теперь, Теперь, потом, всегда, Когда стучит ногою в дверь Чугунная беда?! А тут ломается строка, Строфа теряет стать, И нет ни капли табака, А т а м -- уж не достать! И надо пропускать стишок,
- 50
Пока они стучат... И значит, все-таки -- мешок, И побоку зайчат. (А в дверь стучат!) В двадцаьый век! (Стучат!) Как в темный лес. Ушел однажды человек И навсегда исчез!.. Но Парка нить его тайком По-прежнему прядет, А он ушел за табаком, Он вскорости придет.
За ним бежали сто собак, А он по крышам лез... Но только в городе табак В тот день как раз исчез, И он пошел в Петродворец, Потом пешком в Торжок... Он догадался, наконец, Зачем он взял мешок...
Он шел сквозь свет И шел сквозь тьму, Он был в Сибири и в Крыму, А опер каждый день к нему Стучится, как дурак... И много, много лет подряд Соседи хором говорят -Он вышел пять минут назад, Пошел купить табак...
(136)
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ
Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама
...в квартире, где он жил, находились,
он, Надежда Яковлевна и Анна Андреевна
Ахматова, которая приехала его навестить
из Ленинграда. И вот они сидели все
вместе, пока длился обыск, до утра, и
пока шел этот обыск, за стеною, тоже до
утра, у соседа их, Кирсанова, ничего не
знавшего об обыске, запускали пластинки с
модной в ту пору гавайской гитарой...
"И только и света,
Что в звездной, колючей неправде,
А жизнь промелькнет
Театрального капора пеной,
И некому молвить
Из табора улицы темной..."
Мандельштам
Всю ночь за стеной ворковала гитара, Сосед-прощелыга крутил юбилей, А два понятых, словно два санитара, А два понятых, словно два санитара, Зевая, томились у черных дверей. И жирные пальцы, с неспешной заботой, Кромешной своей занимались работой, И две королевы глядели в молчании, Как пальцы копались в бумажном мочале, Как жирно листали за книжкою книжку, А сам-то король -- все бочком, да вприпрыжку, Чтоб взглядом не выдать -- не та ли
страница, Чтоб рядом не видеть безглазые лица!
- 51
А пальцы искали крамолу, крамолу... А там, за стеной все гоняли "Рамону": "Рамона, какой простор вокруг, взгляни, Рамона, и в целом мире мы одни".
"...А жизнь промелькнет Театрального капора пеной..."
И глядя, как пальцы шуруют в обивке, Вольно ж тебе было, он думал, вольно! Глотай своего якобинства опивки! Глотай своего якобинства опивки! Не уксус еще, но уже не вино.
Щелкунчик-скворец, простофиля-Емеля, Зачем ты ввязался в чужое похмелье?! На что ты истратил свои золотые?! И скушно следили за ним понятые...
А две королевы бездарно курили И тоже казнили себя и корили -За лень, за небрежный кивок на вокзале, За все, что ему второпях не сказали...
А пальцы копались, и рвалась бумага... И пел за стеной тенорок-бедолага: "Рамона, моя любовь, мои мечты, Рамона, везде и всюду только ты..."
"...И только и света, Что в звездной, колючей неправде..."
По улице черной, за вороном черным, За этой каретой, где окна крестом, Я буду метаться в дозоре почетном, Я буду метаться в дозоре почетном, Пока, обессилев, не рухну пластом! Но слово останется, слово осталось! Не к слову, а к сердцу подходит усталость, И хочешь, не хочешь --- слезай с карусели, И хочешь, не хочешь -- конец одиссеи! Но нас не помчат паруса на Итаку: В наш век на Итаку везут по этапу, Везут Одиссея в телячьем вагоне, Где только и счастья, что нету погони! Где, выпив "ханжи", на потеху вагону, Блатарь-одессит распевает "Рамону":
"Рамона, ты слышишь ветра нежный зов, Рамона, ведь это песнь любви без слов..."
"...И некому, некому, Некому молвить Из табора улицы темной..."
(139)
- 52
ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС
Повстречала девочка бога, Бог пил мертвую в монопольке, Ну, а много ль от бога прока В чертовне и в чаду попойки ? Ах, как пилось к полночи ! Как в башке гудело, Как цыгане, сволочи, Пели "Конавэлла" !
"Ай да Конавэлла, гран-тадела, Ай да йорысака палалховела !"
А девчонка сидела с богом, К богу фасом, а к прочим боком, Уж домой бы бежать к папане, А она чокается шампанью. Ах, елочки-мочалочки, Сладко вина напьются В серебряной чарочке На золотом блюдце !
Кому чару пить ?! Кому здраву быть ?! Королевичу Александровичу !
С самоваров чертям полуда, Чар летал над столами сотью, А в четвертом часу, под утро, Бог последнюю кинул сотню... Бога, пьяного в дугу, Все теперь цукали, И цыгане -- ни гу-гу, Разбрелись цыгане, И друзья, допив до дна, -Скатертью дорога ! Лишь девчонка та одна Не бросала бога. А девчонка та с Охты, И глаза у ней цвет охры, Ждет маманя свою кровинку, А она с богом сидит в обнимку. А надменный половой Шваркал мокрой тряпкой, Бог с поникшей головой Горбил плечи зябко И просил у цыган хоть слова, Хоть немножечко, хоть чуть слышно, А в ответ ему -- жбан рассола : Понимай, мол, что время вышло ! Вместо водочки -- вода, Вместо пива -- пена !.. И девчоночка тогда Тоненько запела : "Ах да Конавэлла, гран-традела, Ай да йорысака палалховела..." Ах, как пела девчонка богу ! И про поле, и про дорогу, И про сумерки, и про зори, И про милых, ушедших в море. Ах, как пела девчонка богу ! Ах, как пела девчонка Блоку ! И не знала она, не знала, Что бессмертной в то утро стала. Этот тоненький голос в трактирном чаду Будет вечно звенеть в "Соловьином саду".
(142)
- 53
САЛОННЫЙ РОМАНС
Памяти Александра Николаевича Вертинского
"...Мне снилось, что потом,
В притонах Сан-Франциско,
Лиловый негр Вам подает манто..."
И вновь эти вечные трое Играют в преступную страсть, И вновь эти греки из Трои Стремятся Елену украсть. А сердце сжимается больно, Виски малярийно мокры От этой игры треугольной, Безвыйгрышной этой игры.
Развей мою смуту жалейкой, Где скрыты лады под корой, И спой, как под старой шинелькой Лежал "сероглазый король". В беспамятстве дедовских кресел Глаза я закрою, и вот -Из рыжей Бразилии крейсер В кисейную гавань плывет.
А гавань созвездия множит, А тучи -- летучей грядой ! Но век не вмешаться не может, А норов у века крутой ! Он судьбы смешает, как фанты, Ему ералаш по душе, И вот он враля-лейтенанта Назначить морским атташе.
На карте истории некто Возникнет, подобно мазку, И правнук "лилового негра" За займом приедет в Москву. И все ему даст непременно Тот некто, который никто, И тихая " пани Ирэна" Наденет на негра пальто. И так этот мир разутюжен, Что черта ли нам на рожон ?! Нам "ужин прощальный" -- не ужин, А сто пятьдесят под боржом. А трое ?Ну, что же что трое ! Им равное право дано. А Троя ? Разрушена Троя ! И это известно давно. Все предано праху и тлену, Ни дат не осталось, ни вех. А нашу Елену -- Елену Не греки украли, а век !
(144)
- 54
ПЕСНЯ ПРО НЕСЧАСТЛИВЫХ ВОЛШЕБНИКОВ, ИЛИ
ЭЙН, ЦВЕЙ, ДРЕЙ !
Жили-были несчастливые волшебники, И учеными считались и спесивыми, Только самые волшебные учебники Не смогли их научить, как быть счастливыми. И какой бы не пошли они дорогою, Все кончалось то бедою, то морокою !
Но когда маэстро Скрипочкин -
Ламца-дрица, об-ца-ца !
И давал маэстро Лампочкин
Синий цвет из-за кулис,
Выходили на просцениум
Два усатых молодца,
И восторженная публика
Им кричала -- браво,бис ! -
В никуда взлетали голуби,
Превращались карты в кубики,
Гасли свечи стеариновые -
Зажигались фонари !
Эйн, цвей, дрей !
И отрезанные головы
У желающих из публики,
Улыбаясь и подмигивая,
Говорили -- раз, два, три !
Что в дословном переводе означает -
Эйн, цвей, дрей !
Ну, а после, утомленные до сизости, Не в наклеенных усах и не в парадности, Шли в кафе они куда-нибудь поблизости, Чтоб на время позабыть про неприятности, И заказывали ужин два волшебника -Два стакана молока и два лапшевника.
А маэстро Балалаечкин -
Ламца-дрица, об-ца-ца !
И певица Доремикина
Что-то пела про луну,
И сидели очень грустные
Два усталых мудреца,
И тихонечко, задумчиво,
Говорили -- ну и ну !
А вокруг гудели парочки,
Пили водку и шампанское,
Пил маэстро Балалаечкин
Третью стопку на пари -
Эйн, цвей, дрей !
И швырял ударник палочки,
А волшебники с опаскою,
Наблюдая это зрелище,
Говорили -- раз, два, три !
Что, как вам уже известно,означает :
Эйн, цвей, дрей ! Так и шли они по миру безучастному, То проезжею дорогой, то обочиной... Только тут меня позвали к Семичастному, И осталась эта песня неоконченной. Объяснили мне, как дважды два, учебники, Что волшебники -- счастливые волшебники !