Женя опустил голову.
   — Это… была моя мама. Она умерла… совсем недавно.
   — Умерла! — ахнул Самсонов. — Не может быть, как же так! Это была… это же была редчайшая женщина, моя жена, когда узнает… Ведь это именно Злата Евгеньевна дала нам с женой статьи о психологии близнецов, мы получили от нее столько необходимых советов и до сих пор… Но как же так, отчего? Несчастный случай? — он вдруг спохватился: — Простите меня, дурака, не отвечайте, я понимаю, как вам больно. Я просто очень и очень расстроился, когда вы так неожиданно сказали. Примите мои соболезнования.
   — Спасибо, — тихо ответил юноша, — не извиняйтесь, я вас понимаю, мою маму многие любили. Нет, не несчастный случай, она заболела. Ее лечили лучшие специалисты, но так ничего и не смогли сделать.
   — Неужели опухоль?
   — Нет, не опухоль. Болезнь Крейтцфельдта-Якоби, крайне редкое заболевание, затронувшее мозг и нервную систему. Врачи предположили, что болезнь могла носить наследственный характер и начала молниеносно развиваться после пережитого горя — незадолго до этого трагически погибла наша двоюродная сестра. Мама воспитывала ее и любила, как родную дочь, и когда… Мама очень переживала, но крепилась, а потом буквально за пять месяцев сгорела.
   — Таня… погибла?
   Этот хриплый болезненный вскрик, вырвавшийся из груди Самсонова, поразил Женю. Он изумленно взглянул на побледневшее лицо соседа.
   — А вы что, знали Таню?
   Самсонов постарался взять себя в руки.
   — Да, я помню ее, — сказал он уже спокойнее, — мы… мы с женой познакомились с ней в поликлинике — она зачем-то приходила к Злате Евгеньевне. Потом… потом мы ее случайно встретили в Москве, разговорились. Давно, правда. Мы даже представить себе не могли такое, поэтому меня так потрясло… Моей жене… нам обоим очень нравилась эта девочка. Жена очень расстроится, когда я скажу.
   У Жени не было причин не принять это сбивчивое объяснение, и он печально кивнул.
   — Мы все были потрясены и долго не могли прийти в себя — так нелепо.
   — Как это случилось? Я имею в виду — с Таней?
   — Я же говорю — нелепо. Они с мужем поехали навестить родных, и там одна сумасшедшая старуха по имени Фируза бросила камень — попала Тане прямо в висок, убила на месте.
   — Какой кошмар! — Самсонов, действительно потрясенный, прижал руку ко лбу и откинулся назад в своем кресле. — И что же потом стало с этой старухой? Посадили?
   — Ее, наверное, и сажать не стали бы — отправили бы в сумасшедший дом. Но она всех обдурила — в ту же ночь в камере предварительного заключения сняла с себя пояс, привязала к решетке и повесилась. И тихо так все ухитрилась сделать — с ней сидели две женщины, и они даже ничего не услышали, только утром увидели, когда проснулись. Позвали милиционера, но уже было поздно, конечно. Правду говорят, что сумасшедшие очень хитрые.
   — Да, действительно, — Самсонов на миг закрыл глаза, потом резко встряхнул головой и судорожно вздохнул, — это так трагично — все, что вы мне рассказали. Злата Евгеньевна, Таня… Вам, конечно, намного тяжелее, но и я чувствую себя так, словно отсекли какую-то часть моей прошлой жизни.
   — Мы все это уже пережили, — тихо сказал Женя. — Тоже было страшно, больно, тяжело. Но надо жить, папа все время нам это твердит, хотя ему, конечно, тяжелей всех.
   — Да, надо, — мягко подтвердил Самсонов, — ваш папа прав. Вы учитесь, Женя?
   — Я в аспирантуре, окончил истфак университета. А вы?
   — Занимаюсь бизнесом.
   — Бизнесом? — изумился юноша.
   — Да, а что вас так удивило?
   — Ну… не знаю. Просто мне почему-то показалось, что вы ученый — ну, по вашему лицу, знаете. Я как-то иначе себе представлял бизнесменов.
   Сказав это, Женя тут же испугался, что сморозил нечто бестактное и обидел собеседника. Он сконфуженно умолк, однако Самсонов в ответ лишь весело рассмеялся.
   — А каким, по-вашему, должен быть бизнесмен — этакая тупорылая акула Нью-Йорка? Я очень внимательно слежу за развитием бизнеса в нашей стране и смело скажу: среди нынешних бизнесменов есть очень неглупые люди. Березовский Борис Абрамович, например. Слышали о таком?
   — Нет.
   — Математик, между прочим, доктор физмат наук, член-корреспондент Академии наук. Или Давид Ян и Саша Москалев — талантливые ребята, еще только учатся в физтехе, а уже пытаются заработать деньги. У вас в Ленинграде Андрей Рогачев начал подвизаться, очень неплохой парень. Не слыхали?
   — Нет. А чем они все занимаются?
   — Кто чем. Березовский торгует автомобилями, Рогачев — канцтоварами. А ребята из физтеха придумали электронный словарь-переводчик и тоже пытаются толкнуть его направо и налево.
   — Даже не знаю. Канцтовары, наверное, неплохо, а то в магазине сейчас днем с огнем авторучки не сыщешь, а в остальном… Ну, придумали ребята словарь — отлично, подари его человечеству. А этот доктор наук — неужели стоило бросать математику, чтобы заниматься торговлей? Это же скучно!
   Самсонов расхохотался — весело и ласково.
   — Не скажите, не скажите, — смеясь, сказал он. — Во-первых, любая торговля требует грамотного подхода и знания рынка, иначе прогоришь до того, как начнешь. А рынок это и экономика, и социология, и психология человеческая. Во-вторых, бизнес — очень романтичная и опасная в нашей стране сфера деятельности.
   Женя снисходительно пожал плечами.
   — И что тут опасного?
   — Ну! Во-первых, конкуренты. Во-вторых, желающие «пощипать» тех, кто мало-мальски что-то заработал. Слышали о рэкетирах? В нашей стране их называют «крыша».
   — Слышал, конечно, но мне кажется, что лучше не вступать с ними в сделку, а в таких случаях прямо обращаться в милицию, она для того и существует.
   — Милиция, дорогой мой Женя, давным-давно ничего сделать не может, к тому же, она наполовину куплена. Крышевание — очень мощный и хорошо организованный бандитский бизнес, милиция вмешиваться в его дела просто не станет. «Крыша», так сказать, и защищает и обирает, а бизнесменам приходится лавировать.
   — Да, романтики — дальше некуда, — пожав плечами, хмыкнул Женя, — и вам тоже приходится лавировать?
   — Нет, я самого начала внимательно изучил ситуацию и решил начать бизнес с организации собственной службы охраны. Так что я сам себе «крыша».
   — А чем вы занимаетесь? Если не секрет, конечно.
   — Ну, почему же секрет? У меня собственное предприятие по розливу и продаже минеральной воды. Сейчас даже собираюсь открыть в своем городе завод.
   — Минеральной воды! — изумленно воскликнул Женя. — Но ведь все эти заводы давным-давно работают, да и кому у нас в стране сейчас особо нужна минеральная вода — повсюду стоят очереди за колбасой и маслом.
   — Да мне тоже особо не нужны советские рубли, я предпочитаю работать на экспорт, а заграницей нашу воду любят. Знаете, сколько в Советском Союзе источников целебной минеральной воды — в Сибири, на Кавказе, в Средней Азии? Знают об этом только местные жители, которые ею пользуются, а больше, пожалуй, и никто. У меня на все есть сертификаты, так что это не липа, а реальность — омолаживание, заживление экзем, сглаживание старых шрамов и прочее. Во Франции есть косметические фирмы и фармацевтические компании, которые покупают все оптом и платят очень и очень даже неплохо.
   — Послушайте, но ведь это, — Женя нервно потер висок указательным пальцем, — это, наверное, неправильно! Французы пользуются нашей целебной водой, а мы…
   — Мы всей страной сидим у телевизора и заряжаем водопроводную воду от Аллана Чумака. Скажите, Женя, почему, если все вокруг маются дурью, то я должен делать то же самое?
   — Я этого не говорю, я просто считаю, что все ценное должно быть в первую очередь отдано своему народу. Конечно, я не какой-нибудь зацикленный идиот, я знаю, что у нас было много плохого — культ личности, застой, зажим свободы слова. Теперь страна перестраивается, от нас самих зависит, какой будет новая жизнь.
   Самсонов, усмехнувшись, покачал головой.
   — Пару лет назад я и сам верил, что Горбачев сможет что-то сделать. Это пока он не начал вырубать виноградники.
   — Виноградники — не самое главное. Горбачев освободил Сахарова, дал людям возможность свободно читать, говорить, ездить заграницу.
   — И еще свободно резать, жечь, убивать людей другой национальности. Скажите, Женя, умный вы мальчик, неужели возможность прочесть Солженицына стоит жизней, загубленных в Средней Азии и Сумгаите?
   — Нет, конечно, нет! Но люди сами должны понять…
   — Люди ничего не должны, за все, что происходит в стране, отвечает ее руководитель. Попытки бороться с алкоголизмом, резня на национальной почве — все это случалось в России на протяжении веков и неоднократно. Если Горбачев и его команда этого не знают и не учитывают последствий своих деяний, они попросту безграмотны. А то, что в стране наступает эпоха глобального дефицита, и люди, имея деньги, не могут ничего купить, тоже говорит не в его пользу.
   — Вы говорите совсем, как мой дядя Сережа.
   В глазах Самсонова мелькнуло что-то странное, и преувеличенно насмешливый тон его скрыл легкое дрожание голоса.
   — Что ж, значит мы с вашим дядей Сережей единомышленники.
   — Но мой папа думает иначе, — запальчиво возразил Женя, — папа лично пережил времена культа личности, он понимает, что такое свобода. Конечно, есть такие, что готовы пожертвовать свободой ради куска колбасы, но я тоже считаю, что папа прав!
   — А кем работает ваш папа? — вкрадчиво и мягко поинтересовался его собеседник.
   — Мой папа ученый, действительный член Академии наук. И он никогда бы не бросил науку и не стал бы, как этот ваш… как его… Березовский, торговать автомобилями! В нашей семье всегда считалось, что деньги — не главное в жизни человека!
   — Я бы ответил вам, Женя, но боюсь, вы обидитесь, а мне бы этого не хотелось.
   Женя слегка остыл и упрямо мотнул головой.
   — Не обижусь, говорите.
   — Раз ваш папа видный ученый, то он наверняка имеет специальный паек, поэтому вы избавлены от необходимости драться в магазине за колбасу и не имеете права судить тех, кто хочет накормить своих детей. А насчет денег… не все имеют возможность, как вы и ваш брат, провести лето во Франции, для этого тоже нужны деньги.
   Невзирая на свое обещание, Женя вспыхнул.
   — Вы не знаете, а говорите! Мы вовсе не проводили отпуск! Я был на раскопках, а Эрик стажируется — он хирург и хочет заниматься трансплантацией. Знаете, сколько людей в нашей стране нуждается в пересадке сердца и других органов?
   — Если честно, то я этим вопросом как-то не занимался. А почему он не мог стажироваться в Советском Союзе?
   — У нас в стране нет базы, в застойные годы трансплантация сердца была под запретом. Конечно, трансплантология развивалась — Петровский, например, еще в шестидесятых годах пересадил почку. Но, понимаете, для трансплантации сердца годится лишь орган только что погибшего донора, а у нас бытовала ханжеская мораль: вдруг этот человек еще способен вернуться к жизни, а мы, дескать, покусимся на его сердце? И ждали, хотя врачам было ясно, что мозг уже погиб.
   — Понятно. Но я слышал, что операции по пересадке сердца вообще малоэффективны — первым был, кажется, один южноафриканский хирург, и газеты очень много писали об этом случае, я был тогда еще мальчиком. Но больной вскоре умер, я не прав?
   — Да, первый больной — Луи Вашканский — умер, но это было давно, еще в шестьдесят четвертом, с тех пор наука шагнула далеко вперед, хотя, конечно, риск большой. Два с лишним года назад у нас в стране делал пересадку сердца ученик Петровского, Валерий Шумаков. Больной тогда тоже умер, с тех пор на операции по пересадке сердца у нас официально наложено негласное вето. Поэтому Шумаков — он папин хороший друг — посоветовал послать Эрика стажироваться заграницу. Папа всегда говорит: «Нет пророка в своем отечестве». Кристиан Барнард, который оперировал Вашканского, считал своим учителем, знаете кого? Советского ученого Владимира Петровича Демихова! Это имя вы когда-нибудь слышали? Конечно, нет, он же не бизнесмен!
   В голосе Жени прозвучали ехидные нотки, и Самсонов с улыбкой покачал головой.
   — Не приходилось, признаюсь.
   — Демихов — удивительный человек, папа с ним хорошо знаком. Знаете, когда Владимир Петрович начал делать модель искусственного сердца? Еще в детстве! Он родился в крестьянской семье, еще мальчиком оперировал собак — хотел посмотреть, как устроено собачье сердце.
   — Бедные собачки! Неужели ему было их не жалко? Вспоминаю себя в детстве — я бы не смог.
   — Я тоже, но Демихов с самого детства шел к своей цели. Позже он учился на слесаря и на станке сделал модель стального человеческого сердца, но потом, когда приехал в Москву и поступил на биофак университета, решил, что лучший материал — серебро. Он продал свой единственный приличный костюм, купил серебряные пластины и принялся за работу, а через два года пересадил искусственное серебряное сердце собаке. Это было еще в тридцать восьмом, представляете?
   — Да, впечатляет. И собака после этого жила?
   — Два с половиной часа, но для того времени это было огромным прогрессом. Позже он, однако, пришел к выводу, что лучший вариант — пересадка органа от живого донора того же вида. Именно он впервые пересадил легкое от одной собаке другой, а в пятьдесят первом впервые в мире пересадил сердце собаке Дамке. И после этого она жила целых семь часов! Причем, умерла она не из-за сердца, а потому, что при операции у нее была повреждена гортань. Потом у него еще были интересные эксперименты — одной собаке он пришил вторую голову, другой подшил второе сердце, и они обе достаточно долго прожили, — он вдруг спохватился:
   — Извините, я вам не наскучил своими рассказами?
   — Нет, что вы, Женя, очень интересно. Я об этих собаках даже где-то читал — давно, правда. А людей Демихов оперировал?
   — Нет, у него не было специального медицинского образования, он был биолог. Кроме того, я же говорю: у нас в стране пересадку сердца считали аморальной. Владимира Петровича называли шарлатаном, одно время его исследования вообще хотели запретить, потом все же разрешили, но отвели для работы подвал в институте Склифосовского — ужасное место, сырое и темное. Туда к нему приезжали учиться ученые со всего света, сам Кристиан Барнард специально прилетел к Демихову в Москву — когда готовился к пересадке сердца Вашканскому. Сейчас-то технология таких операций во всем мире уже отработана, главная задача — преодолеть несовместимость тканей. Наш Эрик решил посвятить себя трансплантологии, а стать настоящим специалистом сейчас пока можно только заграницей, понимаете?
   — Да-да, теперь мне понятно. Интересное имя у вашего брата — Эрик.
   — Его зовут Эрнест, в честь папиного отца, это мы его дома называем Эриком.
   — Ясно, — тон Самсонова был легким и шутливым, — а вы, Женя? Почему вы все о вашем брате, а о себе — ничего? На каких раскопках вы были?
   — Да, ерунда, — юноша небрежно отмахнулся, — мне самому лично интересней было бы в Крыму покопаться, чем под французским солнцем носилки таскать, но одно хорошо — французы нам за работу заплатили, все деньги пойдут в наш фонд.
   Самсонов слегка приподнял брови.
   — В ваш фонд?
   — Я имею в виду в фонд нашего общества «Молодежь за милосердие».
   — Милосердие, — Самсонов вскинул брови, — неужели вы, Женечка, всерьез увлекаетесь подобной чепухой?
   — Почему чепухой? — вспыхнул Женя. — Потому что это не бизнес и не приносит денег?
   Самсонов расхохотался было, но сразу же взял себя в руки и извинился:
   — Простите, не хотел ранить ваши чувства. Просто вспомнил то время, когда мы с ребятами мечтали стать тимуровцами и помогать убогим старушкам. Вы, Женя, тоже ходите помогать больным и сирым?
   Юноша исподлобья взглянул на собеседника.
   — Бывает, что и ходим, — с угрюмым вызовом в голосе проговорил он, — ходим в больницы, в детские дома, в дома престарелых, беседуем с людьми, помогаем, чем можем. Организуем там вечера, концерты — моя сестра Машка, например, играет на скрипке, она скрипачка. И знаете, вы, наверное, удивитесь, но это делается от души.
   — Ничуть не удивлюсь, мы тоже рвались в тимуровцы от всей души. Помню, наш класс только-только приняли в пионеры, и мы находились на таком подъеме чувств, что отправились по домам предлагать свою помощь. Она, правда, оказалась никому не нужна, нас даже в квартиру никто не впустил. Одна старушка решила, что мы хотим стащить с веревки ее белье — такой крик подняла!
   — Знаете, я могу вас понять, — неожиданно печально и серьезно сказал Женя, — возможно, я тоже раньше мог бы рассуждать, как вы. Но во время болезни мамы, когда пришлось побывать с нею в разных больницах, повидать столько неизлечимо больных людей… Только тогда я вдруг понял, что мир нуждается в доброте и милосердии.
   Самсонову стало неловко.
   — Простите меня, Женя, ради бога, — он с виноватым видом дотронулся до лежавшей на подлокотнике кресла руки юноши, — я смеюсь не над вашими чувствами. Люди должны творить добро, это безусловно, но подобная деятельность должна быть правильно организована. Я читал в газетах все эти разглагольствования о подобных движениях и обществах — добровольные, основанные на энтузиазме и инициативе. Но, извините, где тогда взять средства на аренду помещений, организацию съездов, зарубежные поездки? Без этого вы не сумеете обойтись.
   Женя беспечно возразил:
   — Сумеем! Мы стараемся зарабатывать, сами вносим по возможности.
   — Сколько вы заработали на раскопках во Франции?
   — Я… не знаю, деньги получит фонд. Я ведь не один работал, просто другие ребята улетели раньше, а мне захотелось еще пару дней побыть с Эриком.
   — Но откуда вы знаете, что деньги будут израсходованы именно на нужды вашей организации?
   На этот раз Женя рассердился по-настоящему.
   — Я доверяю организаторам и всем, с кем работаю! Среди нас нет мошенников.
   — Не кипятитесь, я никого не хочу обидеть, но знать всех вы однозначно не можете. К тому же, люди, получив в свое распоряжение большие деньги, часто меняются. В подобной организации необходимы жесткий учет и контроль, именно так действуют благотворительные фонды на Запале.
   Женя внимательно слушал, напряженно сведя брови.
   — И кто же их контролирует? — спросил он.
   — Те, кто их финансирует — любая организация должна иметь постоянный источник финансирования, иначе она обречена. В ней должны постоянно работать люди и получать заработную плату, у нее должны постоянно быть в наличии средства для помощи сиротам и для лечения тяжело больных. Или вы полагаете помочь всем теплыми беседами и игрой на скрипке? Только не обижайтесь, пожалуйста, я прекрасно понимаю, что вы делаете все, что можете, но только при наличии постоянного источника финансирования можно сделать гораздо больше.
   — Нет, я не обижаюсь, вы говорите разумные вещи, — на лице юноши появилось задумчивое выражение, — но только где взять такой источник?
   — А источник — так презираемые вами бизнесмены. Именно они имеют возможность «отстегнуть» на благотворительность, потому что это — их собственные деньги.
   — Но для чего им это нужно? — изумился Женя. — Ведь их цель — заработать деньги, а не…
   — О, причины могут быть самые разные — желание сделать рекламу, получить льготы от государства, придать себе весу в глазах любимой женщины. В конце концов, бизнесмены ведь тоже люди, иногда им просто хочется сотворить доброе дело. Кстати, вы, как историк, должны знать имя Саввы Морозова — тоже своего рода благотворитель. Так что мой вам совет, Женя: хотите делать добрые дела — займитесь частным предпринимательством и тратьте всю прибыль на благотворительность. Заодно вы точно будете знать, куда пошли ваши деньги.
   Иронические нотки, прозвучавшие в голосе Самсонова, не обидели Женю. Он добродушно улыбнулся и шутливо развел руками.
   — С удовольствием бы, но предпринимательство — не мой профиль. Я даже в своем письменном столе никак не разберусь, что где лежит, куда мне что-то там еще организовывать!
   — В бизнесе каждый зарабатывает деньги с учетом своих возможностей. Я, например, возглавляю предприятие, но у меня есть множество помощников — юристов, бухгалтеров, специалистов-менеджеров. Каждый из них вносит свой вклад и пропорционально ему зарабатывает.
   — А что делают специалисты-менеджеры? — полюбопытствовал Женя.
   Чуть забавляясь его наивностью, Самсонов начал объяснять:
   — Я ведь рассказывал вам, что меня интересуют источники минеральной воды — их на территории страны великое множество, но их необходимо отыскать. Один из моих специалистов, например, находит такой источник, опрашивает население, оценивает качество воды, получает сертификат. Потом заключается договор с хозяином земли, на которой находится источник. Это обычно какой-нибудь захудалый колхоз или совхоз, и он рад за копейки продать воду, от которой нет абсолютно никакой прибыли. Видите, достаточно нудная и кропотливая работа, но я плачу за нее хорошие деньги. А после того, как мы подписываем контракт о поставках с одной из западных фирм, мой специалист-менеджер получает еще и премию. Ну что, Женя, нравится вам такое занятие? Пойдете ко мне работать?
   Однако Женя, не улыбнувшись шутке, как ожидал его собеседник, внезапно нахмурился.
   — Погодите, — проговорил он, приложив указательный палец к виску, — я сейчас… у меня вдруг появилась мысль. Если я вам сообщу, где есть изумительная минеральная вода, вы мне заплатите за информацию?
   — Ого! А говорили, что вам не нравится бизнес! Но прежде, чем заплатить, я должен получить сертификат и подписанный с хозяином земли договор.
   — Вы получите сертификат, проблем не будет. Это изумительная вода, она заживляет раны, лечит нервную систему. А договор директор совхоза непременно подпишет. Есть такой совхоз «Знамя Октября» в Дагестане, не слышали, конечно?
   Самсонов вздрогнул от неожиданности и невольно стиснул кулаки — так, что ногти до боли вонзились в кожу.
   — Конечно…нет.
   Женя, не заметив его заминки, начал рассказывать:
   — Дядя Сережа говорил, что еще недавно это был один из богатейших совхозов, но практически за полгода вся молодежь оттуда уехала, осталось только несколько семей, даже скот весь пришлось забить, потому что работать некому. Директор наверняка рад будет продать воду — все равно она утекает в землю, какая ему разница?
   — А откуда ваш… дядя Сережа все это знает? — голос Самсонова звучал хрипло и сдавленно, на лице мелко задергался маленький мускул, но он ничего не мог с этим поделать, поэтому небрежно отвернулся, посмотрев в иллюминатор. — Минут через сорок, наверное, начнем снижаться.
   — Да, наверное, — Женя тоже мельком глянул в окно, а потом вернулся к разговору. — Дядя Сережа знает, потому что он там еще недавно жил — ну, почти постоянно. У них там была экспериментальная база, к тому же он женат на дочери директора совхоза. Теперь, правда, они оттуда уехали — насовсем.
   — Ах, вот как! — его собеседник по-прежнему смотрел в окно. — Тогда конечно.
   — Что «конечно»?
   Самсонов, наконец, взял себя в руки и обернулся.
   — Конечно, мы с вами сейчас подпишем контракт, я беру вас на работу.
   — Прямо сейчас? — обомлел Женя. — Но ведь я… ведь я учусь в аспирантуре.
   — Ну и учитесь себе на здоровье, я тоже в настоящее время официально работаю директором музея Ленина, — он открыл кейс и, вытащив бланки с заранее отпечатанным текстом, передал их собеседнику. — Внимательно прочтите текст, вникните в суть и, если вас устраивают условия, поставьте свою подпись. Читайте.
   За двадцать минут до приземления самолета в аэропорту Шереметьево Женя Муромцев, трижды перечитав текст контракта, поставил свою подпись на двух экземплярах. Один из них Самсонов ему вернул, другой, бегло проглядев, спрятал к себе в кейс и вытащил пачку стодолларовых купюр.
   — Это на предварительные расходы, — небрежно сказал он, протягивая ошеломленному Жене деньги, — начинайте работать.

Глава девятая

   В начале сентября восемьдесят девятого года, часов в шесть вечера, в квартире Алексея Тихомирова зазвонил телефон, и давно забытый им голос произнес:
   — Здравствуйте, Алексей, вы меня еще помните?
   Парикмахер перед звонком как раз подстригал клиентку и отошел к телефону, держа в руке ножницы. Услышав голос в трубке, он их чуть было не выронил.
   — Боже ж ты мой, неужели Самсонов?
   — Я самый. И опять хотел бы у вас постричься.
   — Господи, да конечно! Сегодня же и заходите, если хотите, в семь я уже буду свободен.
   — Прекрасно. Только у меня к вам одна просьба: не согласитесь ли вы сами ко мне приехать? Машину за вами пришлют, насчет этого не беспокойтесь — ровно к семи, как вы сказали. Посидим, поболтаем, посмотрите, как я живу, потом вас доставят домой.
   Любопытство, разбиравшее Алексея, заставило его согласиться.
   — Ну… раз так, то конечно.
   Автомобиль остановился на берегу Богатого озера, у трехэтажного кирпичного особняка, обнесенного оградой. Металлические створки ворот разъехались, пропустив машину, и она медленно подкатила к самому дому. Самсонов, ожидавший мастера в небольшой комнате на втором этаже, с улыбкой протянул ему руку.
   — Очень рад вновь вас видеть, очень!
   Он выглядел теперь гораздо представительней, чем прежде. В волосах его прибавилось седины, взгляд и осанка были исполнены достоинства, в каждом движении ощущалась уверенность в себе. Алексей оробел, коснувшись величественно протянутой руки, и слегка смешался.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента