Страница:
В "Зазеркалье" Алиса беседует с такими же цветами, да и тема беседы схожа - речь идет о приходе женщины, в данном случае - Белой Королевы. Сам Кэрролл заметил, что образ Белой Королевы до странности похож на образ героини романа Уилки Коллинза "Без имени" - миссис Рэгг. "Идя различными путями, которые где-то пересеклись, - писал Кэрролл, - мы странным образом осуществили один и тот же идеал - миссис Рэгг и Белая Королева могли бы быть сестрами-близнецами" {Кэрролл Л. Указ. соч. - С. 161.}.
Лев и Единорог, с которыми Алиса беседует в Зазеркалье, в изображении Джона Тенниела (1820-1914) - первого иллюстратора сказок (с которым Кэрролл работал в тесном контакте) - являются карикатурами на политических деятелей того времени - Уильяма Гладстона и Бенджамииа Дизраэли, что, видимо, было сделано в полном соответствии с замыслом самого Кэрролла. А карикатуры, как известно, Тенниел рисовать умел, он всю жизнь был связан с английским юмористическим журналом "Панч".
Прототипом Мыши из "Алисы в Стране Чудес" и Черной Королевы из "Зазеркалья" (в оригинале - Красная королева), по единодушному мнению комментаторов, является гувернантка сестер Лидделл мисс Прикетт. "Одно время ходили слухи о романтической привязанности Кэрролла к мисс Прикетт, вызванные его частыми визитами в дом Лидделла, - пишет М.Гарднер, - однако скоро стало ясно, что интересовали его дети, а не гувернантка" {Цит. по: Кэрролл Л. Указ. соч. - С.134.}. Дж.Падни даже приводит раздраженный пассаж по этому поводу из дневника Кэрролла: "К большому моему удивлению я обнаружил, что мое внимание к ним (дочкам декана колледжа Крайст-Черч Генри Лидделла. - И.Г.) кое-кто истолковывает как ухаживание за их гувернанткой мисс Прикетт... Что до меня, то я не придаю значения столь безосновательным слухам, но я поступил бы неблагородно по отношению к гувернантке, если бы предоставил новый повод для подобных замечаний" {Падни Дж. Указ. соч. С.82.}.
Шляпник (Hatter) {В переводе П.М.Демуровой - Болванщик, в переводе B.B. Набокова - Шляпник.} из "Алисы в Стране Чудес" - это карикатура на некоего торговца мебелью из Оксфорда по имени Теофилиус Картер, чудаковатый нрав которого был известен и студентам, и преподавателям колледжа Крайст-Черч.
Существует множество противоречивых гипотез относительно прототипов персонажей двух "Алис", и выше нами были названы лишь некоторые из них. Но одно несомненно в образах симпатичного Белого Кролика и добрейшего Белого Рыцаря писатель создал дружеские шаржи на самого себя. Джон Тенниел, которому принадлежат бессмертные иллюстрации к двум "Алисам", не всегда одобрял замыслы и тексты Кэрролла. Так, именно Тенниел предложил Кэрроллу изъять из "Алисы в Зазеркалье" главу "Оса в парике" {The Wasp in a Wig". В переводе Н.М.Демуровой - "Шмель в парике".}, и писатель с этим согласился. С другой стороны, Кэрролл протестовал против того, чтобы Белый Рыцарь выглядел на иллюстрациях стариком. "У Белого Рыцаря не должно быть усов", - требовал Кэрролл {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.86.}. Но усы у Белого Рыцаря остались, и притом очень длинные. Дело в том, что внешний облик Белого Рыцаря на рисунках Тенниела воспроизводит портрет самого художника, которому в 1870 г., когда была закончена рукопись "Зазеркалья", как раз исполнилось пятьдесят лет. Словом, в тексте "Алисы в Зазеркалье" в образе Белого Рыцаря создан дружеский шарж на Кэрролла, а иллюстрации - это дружеский шарж на Тенниела.
В литературоведческих работах на протяжении ста с лишним лет после выхода двух "Алис" было предложено немало противоречивых интерпретаций сказок. Особенно много точек зрения у исследователей психоаналитической ориентации. Одни говорят об "оральной агрессии" писателя (т.е. о его одержимости мыслями о питье и еде), другие находят в "Алисах" "элементы садизма", третьи твердят об Эдиповом комплексе автора. И действительно, в "Стране Чудес" Алиса постоянно что-то выпивает или съедает, чтобы регулировать свой рост, а Червонная Королева то и дело вопит: "Отрубить голову!". Хотя, впрочем, как справедливо заметил один из персонажей сказки Грифон: "Это все ее воображение, они никогда не обезглавливают никого!" {It'sll her fancy, that they never executes nobody...}.
Рассуждения об Эдиповом комплексе Кэрролла то и дело повторяются в работах литературоведов психоаналитического направления, несмотря на то что писатель признавался в одном из писем, что смерть его отца в 1868 г. (когда Кэрроллу было тридцать шесть лет) "была величайшим горем его жизни" {Cohen M.N. Op. cit. - P.XI.}. Он горевал столь же сильно, как страдал и в девятнадцать лет, когда в 1851 г. скончалась его мать. Спустя два года после смерти матери Чарлз Лютвидж писал:
"В тихих выплачусь слезах, Пусть душа покой узнает. Так у мамы на руках Малыш, поплакав, засыпает"
(перевод В.Харитонова) {Цит. Падни Дж. Указ.соч. - С.50.}.
Приверженец психоаналитического подхода к сказкам Кэрролла американский исследователь Элвин Л.Бом заметил в конце 70-х годов, что Кэрролл "всю жизнь находился под угнетающей тенью безупречного отца" {Baum A.L. Op. cit. - P. 68}. Однако эта мысль была высказана психоаналитиком Филис Гринейкр еще за двадцать лет до публикации статьи Э.Л.Бома в 1955г. {Greenacre Ph. Swift and Carroll: A psychoanalytic study of two lives. - N.Y., 1955.-P.12.}. В "Аннотированной Алисе" М.Гарднер резонно возражает Ф.Гринейкр, и эти возражения в той же степени можно отнести к аргументации Э.Л.Бома. Согласно доктору Гринейкр, Джаббервокк и Сиарк являют собой отражения того, что психоаналитики называют "первичной средой". "Возможно, так оно и есть, но отказаться от сомнений нелегко" {Гарднер М. Аннотированная Алиса // Кэрролл Л. Указ. соч. - С.252.}.
М.Гарднер выпустил свою "Аннотированную Алису" в 1960 г., и, как справедливо отметила Н.М.Демурова, эта работа стала своеобразной классикой кэрроллианы. Поэтому гарднеровская точка зрения пользуется у исследователей немалым уважением. Так, например, американский литературовед Хэролд Блум, фактически повторяя слова М.Гарднера, в 1987 г. заявил, что "психоаналитические интерпретации произведений Кэрролла всегда проваливаются, потому что они необходимо облегченные и вульгарные, а следовательно, отвратительные" {Bloom H. Introduction // Lewis Carroll. - Р. 30.}.
Кэрролловеды, придерживающиеся историко-социологического подхода к творчеству писателя, также высказывают самые разнообразные суждения о том, как следует классифицировать повести о приключениях Алисы. Ян Б.Гордон называет "Алису в Стране Чудес" "романом воспитания" (Bildungsroman), а "Алису в Зазеркалье" рассматривает как роман о жизни и формировании художника, "в котором воспитание ребенка неотличимо от его существования-в-искусстве" (Kunstlerroman) {Gordon J.B. The "Alice" books and the inctaphors of Victorian childhood // Lewis Carroll. Р.ЗО.}. Джон Холлендер, напротив, видит в "Алисе в Зазеркалье" поиск приключений в духе рыцарского романа {Hollander J. Carroll's guest romance // Ibid. P.141-151.}.
Всю прозу Кэрролла обычно либо относят к литературе английского романтизма, либо находят в ней параллели с произведениями критических реалистов, особенно с романами Чарлза Диккенса или с "Грозовым перевалом" Эмили Бронте {Miller Ed. The "Sylvie and Bruno" books as Victorian novel // Ibid. - P.61.}.
В середине XX в. тексты Кэрролла стали анализировать не только философы и психологи, но и астрономы, физики и математики. Английский астроном Артур Стенли Эддингтон, например, сравнил формальную структуру баллады "Джаббервокки" из "Алисы в Зазеркалье" с областью современной математики, известной как "теория групп", а отечественный биолог и психолог С.Г.Геллерштейн полагал, что во всей кэрролловской "бессмыслице" кроется какая-то тайна, разгадка которой небезразлична для науки {Геллерштейн С.Г. Можно ли помнить будущее?//Кэрролл Л. Указ. соч. С.259.}.
На одном из недавних Всемирных философских конгрессов проводился специальный симпозиум, посвященный кэрролловским сказкам. Философы считают, что, наряду с Ницше и Витгенштейном, Льюис Кэрролл был одним из провозвестников постмодернизма и постструктурализма. В качестве примера обычно приводится знаменитая парадоксальная фраза Алисы о том, что если бы она любила спаржу, пришлось бы есть ее, а ей это совсем не нравится.
Глава II. В ЧЕМ СМЫСЛ "СНАРКА"?
Помимо славы мастера пародии, Кэрролл стяжал славу мастера "бессмыслицы", "нонсенса". Причем слава Кэрролла как автора стихотворных нонсенсов {В словаре Д.Н.Ушакова сказано, что слово "нонсенс" несклоняемое, однако русский язык развивается, и в новейших словарях мы уже видим: "нонсенс, -а", что дает нам право употреблять его, как и в английском языке, во множественном числе.} столь прочно установилась к настоящему времени, полагает американский философ Питер Хит, что, возможно, уже слишком поздно убеждать кого бы то ни было в том, что кроме нескольких отдельных случаев, каковым является, по мнению П.Хита, стихотворение "Джаббервокки", писатель к нонсенсу, строго говоря, никакого отношения не имеет {Heath Р. Ор. cit. Р.47.}.
К балладе "Джаббервокки" как к нонсенсу подходят едва ли не все комментаторы творчества Кэрролла, ставя ее в один ряд со знаменитой его поэмой "Охота на Снарка", которая была написана в 1874-1875 гг. Кэрролл хотел выпустить поэму к 1 апреля 1876 г., Т.е. "к самому подходящему дню для ее появления", но она вышла в свет несколькими днями ранее этой даты {Падни Дж. Указ. соч. - С.101.}.
"Охота на Снарка" вызвала массу недоуменных вопросов у читателей. Спустя двадцать лет после ее опубликования Кэрролл писал: "В чем смысл "Снарка"? Боюсь, мне нужен был не смысл, а бессмыслица! Однако, как вы знаете, слова означают больше, нежели мы полагаем, пользуясь ими, и поэтому книга должна означать нечто большее, чем рассчитывал сказать автор. Поэтому, какой бы смысл ни находили в книге, я его приветствую, в этом ее назначение" {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.28.}.
Поэма "Охота на Снарка" непосредственно связана с балладой "Джаббервокки" (хотя ее персонаж Джаббервокк в поэме не упоминается), поскольку сам Кэрролл указал, что место действия поэмы и место действия баллады совпадают. Это "остров, который часто посещали Джубджуб и Бандерснэтч, - несомненно тот самый, где был убит Джаббервокк", - читаем в письме Кэрролла от 7 ноября 1875 г. к матери Гертруды Чатауэй, девочки, которой эта поэма посвящена {Carrol L. The selected letters ... - P.65.}.
Должно быть, ни одну поэму не анализировали столь часто и разнообразно, как "Охоту на Снарка" {См., например: Пролог переводчика // Кэрролл Л. Охота на Снарка: Агония в восьми воплях / Пер. г англ. Кружкова Г. - Смоленск. 1991. - С.7-9.}, но ее достоинства столь велики, замечает Дж.Падни, "что никакой анализ не в силах ей повредить - она не утрачивает ни увлекательности, ни очарования цельности и толкует решительно обо всем на свете" {Падни Дж. Указ. соч. - С.96.}. Как и история создания "Алисы в Стране Чудес", история создания "Охоты на Снарка" также хорошо известна. Если сказку о приключениях Алисы под землей Кэрролл рассказал 4 июня 1862 г. во время лодочной прогулки, то замысел "Охоты на Снарка" датируется 18 июля 1874 г. Кэрролл сообщает: "Как-то летним солнечным днем я бродил в одиночестве по холмам, и вдруг мне в голову залетела одна-единственная строка: "Потому что Буджумом был Снарк". Я не понимал ее смысла - да и теперь не понимаю, - но я записал ее. А спустя некоторое время возникла строфа, в которой та строчка оказалась последней. И постепенно, в самые неожиданные моменты, в течение года или двух, по отдельным строчкам сложилась вся поэма, в которой та строфа стала последней" {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.96.}.
Полное название (в моем переводе. - И.Г.) поэмы - "Охота на Снарка: Агония в восьми пароксизмах" {Саггоll L. The hunting of the Snark: An agony in eight fits. - N.Y., 1937. - 53 p.}. В ней рассказывается о том, как на берег острова высаживается экипаж корабля во главе со своим предводителем Беллменом, чтобы завершить длительный поиск чего-то замечательного, что зовется Снарком. И хотя Беллмену и его спутникам известны пять "примет" Снарка, в ходе охоты на него они узнают из рассказа Бейкера, что Снарк неотличим от чего-то ужасного, что зовется Буджумом, и что встреча с ним грозит встретившему исчезновением: "Но я знаю, что если я вдруг набреду // Вместо Снарка на Буджума - худо! // Я без слуху и духу тогда пропаду //И в природе встречаться не буду" (перевод Г.Кружкова). Поиск кончается трагически, Бейкер исчезает, потому что Буджумом был Снарк {Кэрролл Л. Охота на Снарка... - С.41, 87. В переводе Г.Кружкова последняя строфа поэмы звучит так: "Недопев до конца лебединый финал , // Недовыпекши миру подарка, // Он без слуху и духу внезапно пропал - // Видно, Буджум ошибистей Снарка". Словом, в переводе исчезла ключевая строка, с которой у Кэрролла начиналась работа над поэмой: "For the Snark was a Boojum, you see".}.
"Когда ты прочтешь "Снарка", - писал Кэрролл одной из своих приятельниц-девочек, - то, надеюсь, напишешь мне, как он тебе понравился и все ли было понятно. Некоторые дети в нем так и не разобрались. Ты, конечно, знаешь, кто такой Снарк? Если знаешь, то скажи мне, потому что я не имею о нем никакого представления" {Цит. по Падни Дж. Указ. соч. - С. 102.}.
В настоящее время "Охота на Снарка" давно перестала быть детским чтением. Об этом свидетельствуют, в частности, иллюстрации, "украшающие" русский перевод поэмы. Художник Леонид Тишков изобразил "стаю" обнаженных окарикатуренных мужчин, бродящих с бобром по гористой местности. Изображены и Буджумы: нечто вроде зубастых дельфинов с человеческими зубами и с языком типа говяжьего {Кэрролл Л. Охота на Снарка... - С. 16,17.18.19, 64.68, 77.}. Здесь, видимо, следует сказать, что в качестве иллюстратора "Охоты на Снарка" Кэрролл пригласил известного в то время живописца, скульптора и автора церковных витражей Генри Холидея, с которым он познакомился, когда тот расписывал церковный фриз в Оксфорде. Писатель полагал, что красота и изящество рисунков Холидея вполне смогут соперничать с красотой и изяществом иллюстраций Джона Тенниела к двум "Алисам".
Иллюстрации Холидея, действительно, оказались превосходными, и Кэрролл был ими вполне удовлетворен. Однако, когда Холидей решил нарисовать Буджума, Кэрролл воспротивился и категорически отверг эту идею, ибо, как он объяснил художнику, Буджум невообразим, а следовательно, таковым он и должен остаться. Впрочем, художник сохранил свой рисунок, и теперь его часто воспроизводят в "кэрроллиане" {русский читатель может познакомиться с ним на с.99 книги Дж.Падни.}.
Для современников Кэрролла юмор "Охоты на Снарка" зловещего оттенка не имел. Это уже после второй мировой войны появилась теория, будто Снарк - это атомная энергия, а Буджум - атомная бомба. 12 января 1897 г., за год до смерти, Кэрролл писал одной из своих юных корреспонденток Мэри Барбер (1877-1962): "В ответ на Ваш вопрос, что я имел в виду под Снарком, можете рассказать своей подруге, что я имел в виду только то, что Снарк это и есть Буджум... Я хорошо помню, что когда я писал поэму, никакого другого значения у меня и в мыслях не было, но с тех пор люди все время пытаются найти в Снарке значение. Мне лично больше всего нравится, когда Снарка считают аллегорией Погони за Счастьем (я думаю, что отчасти это была и моя трактовка)" {Carroll L. The selected letters... - P.276.}.
Данная трактовка "Охоты на Снарка", муссировавшаяся в статьях о творчестве Кэрролла, которые печатались в конце прошлого и начале нынешнего века, не прошла, видимо, мимо внимания символиста Мориса Метерлинка, когда в 1908 г. он сочинял свою "Синюю птицу". Американский кэрролловед Эдвард Гилиано заметил в начале 80-х годов, что третий ( после двух "Алис") литературный шедевр Льюиса Кэрролла "Охота на Снарка" более ста лет прозябал в тени двух "Алис", ибо современники писателя считали поэму "бредовым и безвредным полетом фантазии" {Guiliano E. Lewis Carroll, laughter and despair, and "The hunting of the Snark" // Lewis Carroll. - P.104}. Нынче уже не то: во второй половине XX в. подтекст поэмы по воле критиков засверкал новыми, довольно разнообразными гранями. В 60-е годы вышли две фундаментальные работы об этой поэме: "Аннотированный Снарк" М.Гарднера и монография Джеймса П.Вуда "Снарк был Буджумом: Жизнь Льюиса Кэрролла" {Carroll L. The annotated Snark / Ed. by Gardner M. - N.Y., 1962. - 111 p.; Wood J. The Snark was a Boojum: A life of Lewis Carroll - N. Y." 1966 - 184 p.}.
Одни комментаторы поэмы считают, что ее замысел возник у писателя в связи со смертью его двадцатидвухлетнего племянника и крестника Чарлза Уилкокса. Другие находят в поэме не просто "страх смерти", а скорее "страх пустоты" (nothingness) и "страх несуществования" (nonexistence). М.Гарднер в "Аннотированном Снарке" отмечает, что поэма эта о бытии и небытии, т.е сюрреалистическая поэма об экзистенциальной агонии. По словам Пауля Тиллиха, Снарк - это конечная забота каждого человека о наивысшем добре, а Буджум больше, чем смерть, это конец всякого поиска, это абсолютное угасание, экзистенциальный ужас.
Существует точка зрения, согласно которой произведения Кэрролла две "Алисы", "Охота на Снарка", два романа о Сильви и Бруно создавались как "хобби", как уход от реальной действительности. Так, Э.Гиллиано пишет, что уходил от действительности Чарлз Лютвидж Доджсон - с 19 лет студент колледжа Крайст-Черч, с 23 лет - преподаватель математики старейшего в мире Оксфордского университета, с 29 лет - священнослужитель, давший обет безбрачия, и при всем этом с 36 лет - человек, обремененный огромный семьей. Ведь после смерти отца на его попечении остались семь сестер и три брата, несколько племянников и племянниц, и всем он до своего последнего часа помогал материально.
Конечно, Кэрролл всегда принадлежал к классу обеспеченных людей, но и в его жизни были заботы и печали, от которых он уходил под защиту творчества. Вот почему, считает Э.Гиллиано, "Охоту на Снарка" можно рассматривать как "свидетельство отчаяния перед лицом жизни" {Guiliano Е. Ор. cit. - P. 110.}.
Тот факт, что имена всех персонажей поэмы (кроме Снарка) начинаются с буквы "Б" и часть из них имеет значение как нарицательные существительные (Беллмен, Бейкер, Батчер, Бутс, Брокер, Бивер, Барристер, Бэнкер {Председатель, булочник, мясник, коридорный, брокер, бобр, адвокат, банкир.}, Бандерснэтч, Буджум), принято рассматривать в кэрролловедении как великую цепь бытия (Being). "Высшая награда - Снарк, и абсолютная катастрофа - Буджум", - пишет американский исследователь Р.М.Адамс, - различимы, согласно Кэрроллу, только вербально" {Adams R.M. Ironic voyage // Lewis Carroll. - P.14.}. Выдающийся "снаркист" М.Гарднер определяет, что такое Буджум, следующим образом:
"Буджум больше, чем смерть... Это пустота, большая черная дыра, из коей мы чудесным образом вышли и которой в конце концов будем поглощены" {Цит. по: Ibid.}
Итак, нонсенс ли поэма "Охота на Снарка"?
В отличие от современника Кэрролла английского поэта Эдварда Лира (1812-1888), автора анонимно выпущенной в 1846 г. "Книги нонсенса", а также "Песен нонсенса" (1871) и "Смешной лирики" (1877), который, действительно, с полным правом зовется королем нонсенса, книги Кэрролла "вовсе не являются нонсенсами, а из всех, кто их читает, дети, в особенности, имеют наименьший шанс понять, о чем написаны эти книги" {Heath P.Op.cit. - P.45.}. Когда же самому Кэрроллу досаждали просьбами все же разъяснить смысл "Охоты на Снарка", он отвечал на вопрос, отчего Вы не объясните "Снарка": "Оттого что не могу. Как можно объяснить то, чего не понимаешь сам?" {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.28.}.
Заключим главу категорическим утверждением одного из наиболее влиятельных современных американских критиков: "Кэрролл вовсе не автор нонсенсов, - сказал Хэролд Блум. - Загадка - это не нонсенс" {Bloom H. Ор. cit. - Р.4.}.
Глава III. РЕЗУЛЬТАТ ИССТУПЛЕННОГО СПОРА
Мир сказок Кэрролла необычен, но в отличие от жизненного мира, воспринимаемого писателем как хаос, его сказочное пространство "отнюдь не является хаотичным", пишет американская исследовательница Б.Л.Кларк и продолжает: "Взять хотя бы балладу "Джаббервокки", разве она разрушает нашу привычно организованную окружающую среду?" {Clark B.L. Op.cit. - P. 129.}. Действительно, некоторые слова баллады не имеют привычного значения, но, как любят повторять лингвисты, грамматическая структура стихотворения идеальна, поскольку позволяет читателям точно определить части речи, каковыми являются непонятные слова, да и сочетания гласных и согласных в кэрролловских неологизмах вполне естественны для английской фонетики. В подтверждение вышесказанного невозможно, на наш взгляд, обойтись без приведения ниже полного текста баллады:
JABBERWOCKY
Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe
Beware the Jabberwock, my son! The jaws that bite, the claws that catch! Beware the Jubjub bird, and shun The frumious Bandersnatch!
He took his vorpal sword in hand: Long time the manxome foe he sought So rested he by the Tumtum tree And stood awhile in thought.
And, as in uffish thought he stood, The Jabberwock, with eyes of flame, Came wiffling through the tulgey wood, And burbled as it came!
One, two! One, two! And through, and through The vorpal blade went snicker-snack! He left it dead, and with its head He went galumphing back.
And hast thou slain the Jabberwock? Come to my arms, my beamish boy! A frabjous day! Callooh! Callay! He chortled in his joy.
Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe.
В русскоязычных исследованиях творчества Кэрролла обычно проводится параллель между первой строфой "Джаббервокки" и знаменитой формулой академика Л.В.Щербы: Тлокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка" {В настоящее время отечественные лингвисты установили, о каких животных, домашних или диких, идет речь у академика Л.В.Щербы, Вероятнее всего, подразумеваются дикие животные, поскольку в случае с домашними животными названия детенышей в большинстве своем образуются от другой основы, чем названия взрослых особей: корова - теленок, свинья поросенок и т.д. (сообщено И-В.Галактионовой).}, т.е. формулой, которая сконструирована, несомненно, под непосредственным влиянием первой строфы кэрролловской баллады. В четверостишии, которым начинается и заканчивается "Джаббервокки", Кэрролл показал, как следует сохранять грамматическую оформленность вымышленных слов. В книге "Структура английского языка" американский лингвист Чарлз Карпентер следующим образом демонстрирует грамматическую оформленность кэрролловских неологизмов:
Twas... ..., and the ....у ...s
Did .... and ...... in the ....:
All ..... were the ........s,
And the .... ....s ........
{Carpenter Ch. The structure of English. - N.Y., 1952. - P. 140.}.
Хорошо известна кэрролловедам и история создания баллады "Джаббервокки". Семья пастора Чарлза Доджсона, священствовавшего вначале в Дэрсбери (графстве Чешир), а затем в Крофте (на границе между графствами Йоркшир и Дарем), насчитывала одиннадцать детей, и Чарлз Лютвидж являлся старшим из братьев. У Доджсонов было семь дочерей и четыре сына, причем заводилой всех детских игр и юношеских развлечений был Чарлз Лютвидж. В 1851 г. он навсегда осел в Оксфорде, а до того, начиная с 1843 г., "верховодил единокровными сорванцами, впитывая магию и поэзию детства" {Падни Дж. Указ. соч. С.37.}.
С 1845 г. и на протяжении десяти последующих лет в доме пастора Доджсона было выпущено восемь рукописных литературных журналов, редактором и автором которых являлся будущий писатель Льюис Кэрролл. Задолго до того, как им был придуман знаменитый псевдоним, он сочинил, аккуратно переписал от руки и лично проиллюстрировал журнал "Полезная и назидательная поэзия" {Carroll L. Useful and instructive poetry / With an introd. by Hudson D. N.Y., 1955.-45 p.}. Кэрроллу тогда было тринадцать лет, а журнал сочинялся для семилетнего брата Уилфреда и пятилетней сестренки Луизы. Журнал представляет собой собрание шестнадцати стихотворений, большинство из которых заканчивается моралью: "Ведите себя хорошо", "Думайте", "Никогда не дразни сестру" и т.д.
Журнал "Полезная и назидательная поэзия" впервые был издан типографским способом спустя пятьдесят шесть лет после смерти его автора, в 1954 г. (рукопись же продали на аукционе Сотби в декабре 1953 г. за 220 фунтов стерлингов) {Ibid. - P. 9.}.
Когда отец писателя получил новый приход и переехал в 1843 г. из Дэрсбери в Крофт, в семье уже было десять детей - семь девочек и три мальчика {Одиннадцатый ребенок - сын - родился спустя три года после переезда в Крофт, и 1846г.}. Просторный деревенский пасторский дом и его обитатели могли служить примером добропорядочности и благоденствия английской викторианской интеллигентной семьи. Заводилой всех детских игр, как уже было сказано, являлся третий ребенок в семье и старший сын Чарлз Лютвидж. Для самых разнообразных игр, которые он придумывал, было много места и в доме, и в саду, окружавшем дом. Росший у дома древний тис, получивший у детей прозвание "дерево-зонт", существует в той местности и по сей день, да и пасторский дом сохранился.
Когда Чарлз Лютвидж сочинял свой первый детский журнал, он был учеником Ричмондской школы-интерната, расположенной в нескольких милях от Крофта. В Ричмонде он проучился полтора года, а затем был переведен в школу Регби, закончив которую, в течение года жил дома, готовясь к вступительным экзаменам в Оксфорд. Именно в это время и были созданы рукописные журналы "Ректорский журнал", "Комета", "Розовый бутон", "Звезда", "Светлячок", "Ректорский зонтик" и, наконец, "Миш-Мэш", для которого-то в 1855 г. Кэрролл написал четверостишие, озаглавленное "Англосаксонский стих", явившееся впоследствии первой и последней строфами "Джаббервокки".
В предисловии к журналу "Миш-Мэш" (название означает "смесь", "путаница", "мешанина"), написанном в том же 1855 г., автор привел "краткую историю" семейных домашних журналов. "Миш-Мэш" выпускался постоянно с 1855 по 1869 г. Спустя тридцать четыре года после смерти автора, в 1932 г. журнал "Миш-Мэш" был опубликован в Лондоне под одной обложкой с "Ректорским зонтиком". Правда, сохранились не все тетрадки "Миш-Мэша", выпущенные Кэрроллом на протяжении пятнадцати лет {Carrol L. The Rectory Umbrella and Misch-Masch. - L., 1932. - XIII, 193 p.}.
Лев и Единорог, с которыми Алиса беседует в Зазеркалье, в изображении Джона Тенниела (1820-1914) - первого иллюстратора сказок (с которым Кэрролл работал в тесном контакте) - являются карикатурами на политических деятелей того времени - Уильяма Гладстона и Бенджамииа Дизраэли, что, видимо, было сделано в полном соответствии с замыслом самого Кэрролла. А карикатуры, как известно, Тенниел рисовать умел, он всю жизнь был связан с английским юмористическим журналом "Панч".
Прототипом Мыши из "Алисы в Стране Чудес" и Черной Королевы из "Зазеркалья" (в оригинале - Красная королева), по единодушному мнению комментаторов, является гувернантка сестер Лидделл мисс Прикетт. "Одно время ходили слухи о романтической привязанности Кэрролла к мисс Прикетт, вызванные его частыми визитами в дом Лидделла, - пишет М.Гарднер, - однако скоро стало ясно, что интересовали его дети, а не гувернантка" {Цит. по: Кэрролл Л. Указ. соч. - С.134.}. Дж.Падни даже приводит раздраженный пассаж по этому поводу из дневника Кэрролла: "К большому моему удивлению я обнаружил, что мое внимание к ним (дочкам декана колледжа Крайст-Черч Генри Лидделла. - И.Г.) кое-кто истолковывает как ухаживание за их гувернанткой мисс Прикетт... Что до меня, то я не придаю значения столь безосновательным слухам, но я поступил бы неблагородно по отношению к гувернантке, если бы предоставил новый повод для подобных замечаний" {Падни Дж. Указ. соч. С.82.}.
Шляпник (Hatter) {В переводе П.М.Демуровой - Болванщик, в переводе B.B. Набокова - Шляпник.} из "Алисы в Стране Чудес" - это карикатура на некоего торговца мебелью из Оксфорда по имени Теофилиус Картер, чудаковатый нрав которого был известен и студентам, и преподавателям колледжа Крайст-Черч.
Существует множество противоречивых гипотез относительно прототипов персонажей двух "Алис", и выше нами были названы лишь некоторые из них. Но одно несомненно в образах симпатичного Белого Кролика и добрейшего Белого Рыцаря писатель создал дружеские шаржи на самого себя. Джон Тенниел, которому принадлежат бессмертные иллюстрации к двум "Алисам", не всегда одобрял замыслы и тексты Кэрролла. Так, именно Тенниел предложил Кэрроллу изъять из "Алисы в Зазеркалье" главу "Оса в парике" {The Wasp in a Wig". В переводе Н.М.Демуровой - "Шмель в парике".}, и писатель с этим согласился. С другой стороны, Кэрролл протестовал против того, чтобы Белый Рыцарь выглядел на иллюстрациях стариком. "У Белого Рыцаря не должно быть усов", - требовал Кэрролл {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.86.}. Но усы у Белого Рыцаря остались, и притом очень длинные. Дело в том, что внешний облик Белого Рыцаря на рисунках Тенниела воспроизводит портрет самого художника, которому в 1870 г., когда была закончена рукопись "Зазеркалья", как раз исполнилось пятьдесят лет. Словом, в тексте "Алисы в Зазеркалье" в образе Белого Рыцаря создан дружеский шарж на Кэрролла, а иллюстрации - это дружеский шарж на Тенниела.
В литературоведческих работах на протяжении ста с лишним лет после выхода двух "Алис" было предложено немало противоречивых интерпретаций сказок. Особенно много точек зрения у исследователей психоаналитической ориентации. Одни говорят об "оральной агрессии" писателя (т.е. о его одержимости мыслями о питье и еде), другие находят в "Алисах" "элементы садизма", третьи твердят об Эдиповом комплексе автора. И действительно, в "Стране Чудес" Алиса постоянно что-то выпивает или съедает, чтобы регулировать свой рост, а Червонная Королева то и дело вопит: "Отрубить голову!". Хотя, впрочем, как справедливо заметил один из персонажей сказки Грифон: "Это все ее воображение, они никогда не обезглавливают никого!" {It'sll her fancy, that they never executes nobody...}.
Рассуждения об Эдиповом комплексе Кэрролла то и дело повторяются в работах литературоведов психоаналитического направления, несмотря на то что писатель признавался в одном из писем, что смерть его отца в 1868 г. (когда Кэрроллу было тридцать шесть лет) "была величайшим горем его жизни" {Cohen M.N. Op. cit. - P.XI.}. Он горевал столь же сильно, как страдал и в девятнадцать лет, когда в 1851 г. скончалась его мать. Спустя два года после смерти матери Чарлз Лютвидж писал:
"В тихих выплачусь слезах, Пусть душа покой узнает. Так у мамы на руках Малыш, поплакав, засыпает"
(перевод В.Харитонова) {Цит. Падни Дж. Указ.соч. - С.50.}.
Приверженец психоаналитического подхода к сказкам Кэрролла американский исследователь Элвин Л.Бом заметил в конце 70-х годов, что Кэрролл "всю жизнь находился под угнетающей тенью безупречного отца" {Baum A.L. Op. cit. - P. 68}. Однако эта мысль была высказана психоаналитиком Филис Гринейкр еще за двадцать лет до публикации статьи Э.Л.Бома в 1955г. {Greenacre Ph. Swift and Carroll: A psychoanalytic study of two lives. - N.Y., 1955.-P.12.}. В "Аннотированной Алисе" М.Гарднер резонно возражает Ф.Гринейкр, и эти возражения в той же степени можно отнести к аргументации Э.Л.Бома. Согласно доктору Гринейкр, Джаббервокк и Сиарк являют собой отражения того, что психоаналитики называют "первичной средой". "Возможно, так оно и есть, но отказаться от сомнений нелегко" {Гарднер М. Аннотированная Алиса // Кэрролл Л. Указ. соч. - С.252.}.
М.Гарднер выпустил свою "Аннотированную Алису" в 1960 г., и, как справедливо отметила Н.М.Демурова, эта работа стала своеобразной классикой кэрроллианы. Поэтому гарднеровская точка зрения пользуется у исследователей немалым уважением. Так, например, американский литературовед Хэролд Блум, фактически повторяя слова М.Гарднера, в 1987 г. заявил, что "психоаналитические интерпретации произведений Кэрролла всегда проваливаются, потому что они необходимо облегченные и вульгарные, а следовательно, отвратительные" {Bloom H. Introduction // Lewis Carroll. - Р. 30.}.
Кэрролловеды, придерживающиеся историко-социологического подхода к творчеству писателя, также высказывают самые разнообразные суждения о том, как следует классифицировать повести о приключениях Алисы. Ян Б.Гордон называет "Алису в Стране Чудес" "романом воспитания" (Bildungsroman), а "Алису в Зазеркалье" рассматривает как роман о жизни и формировании художника, "в котором воспитание ребенка неотличимо от его существования-в-искусстве" (Kunstlerroman) {Gordon J.B. The "Alice" books and the inctaphors of Victorian childhood // Lewis Carroll. Р.ЗО.}. Джон Холлендер, напротив, видит в "Алисе в Зазеркалье" поиск приключений в духе рыцарского романа {Hollander J. Carroll's guest romance // Ibid. P.141-151.}.
Всю прозу Кэрролла обычно либо относят к литературе английского романтизма, либо находят в ней параллели с произведениями критических реалистов, особенно с романами Чарлза Диккенса или с "Грозовым перевалом" Эмили Бронте {Miller Ed. The "Sylvie and Bruno" books as Victorian novel // Ibid. - P.61.}.
В середине XX в. тексты Кэрролла стали анализировать не только философы и психологи, но и астрономы, физики и математики. Английский астроном Артур Стенли Эддингтон, например, сравнил формальную структуру баллады "Джаббервокки" из "Алисы в Зазеркалье" с областью современной математики, известной как "теория групп", а отечественный биолог и психолог С.Г.Геллерштейн полагал, что во всей кэрролловской "бессмыслице" кроется какая-то тайна, разгадка которой небезразлична для науки {Геллерштейн С.Г. Можно ли помнить будущее?//Кэрролл Л. Указ. соч. С.259.}.
На одном из недавних Всемирных философских конгрессов проводился специальный симпозиум, посвященный кэрролловским сказкам. Философы считают, что, наряду с Ницше и Витгенштейном, Льюис Кэрролл был одним из провозвестников постмодернизма и постструктурализма. В качестве примера обычно приводится знаменитая парадоксальная фраза Алисы о том, что если бы она любила спаржу, пришлось бы есть ее, а ей это совсем не нравится.
Глава II. В ЧЕМ СМЫСЛ "СНАРКА"?
Помимо славы мастера пародии, Кэрролл стяжал славу мастера "бессмыслицы", "нонсенса". Причем слава Кэрролла как автора стихотворных нонсенсов {В словаре Д.Н.Ушакова сказано, что слово "нонсенс" несклоняемое, однако русский язык развивается, и в новейших словарях мы уже видим: "нонсенс, -а", что дает нам право употреблять его, как и в английском языке, во множественном числе.} столь прочно установилась к настоящему времени, полагает американский философ Питер Хит, что, возможно, уже слишком поздно убеждать кого бы то ни было в том, что кроме нескольких отдельных случаев, каковым является, по мнению П.Хита, стихотворение "Джаббервокки", писатель к нонсенсу, строго говоря, никакого отношения не имеет {Heath Р. Ор. cit. Р.47.}.
К балладе "Джаббервокки" как к нонсенсу подходят едва ли не все комментаторы творчества Кэрролла, ставя ее в один ряд со знаменитой его поэмой "Охота на Снарка", которая была написана в 1874-1875 гг. Кэрролл хотел выпустить поэму к 1 апреля 1876 г., Т.е. "к самому подходящему дню для ее появления", но она вышла в свет несколькими днями ранее этой даты {Падни Дж. Указ. соч. - С.101.}.
"Охота на Снарка" вызвала массу недоуменных вопросов у читателей. Спустя двадцать лет после ее опубликования Кэрролл писал: "В чем смысл "Снарка"? Боюсь, мне нужен был не смысл, а бессмыслица! Однако, как вы знаете, слова означают больше, нежели мы полагаем, пользуясь ими, и поэтому книга должна означать нечто большее, чем рассчитывал сказать автор. Поэтому, какой бы смысл ни находили в книге, я его приветствую, в этом ее назначение" {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.28.}.
Поэма "Охота на Снарка" непосредственно связана с балладой "Джаббервокки" (хотя ее персонаж Джаббервокк в поэме не упоминается), поскольку сам Кэрролл указал, что место действия поэмы и место действия баллады совпадают. Это "остров, который часто посещали Джубджуб и Бандерснэтч, - несомненно тот самый, где был убит Джаббервокк", - читаем в письме Кэрролла от 7 ноября 1875 г. к матери Гертруды Чатауэй, девочки, которой эта поэма посвящена {Carrol L. The selected letters ... - P.65.}.
Должно быть, ни одну поэму не анализировали столь часто и разнообразно, как "Охоту на Снарка" {См., например: Пролог переводчика // Кэрролл Л. Охота на Снарка: Агония в восьми воплях / Пер. г англ. Кружкова Г. - Смоленск. 1991. - С.7-9.}, но ее достоинства столь велики, замечает Дж.Падни, "что никакой анализ не в силах ей повредить - она не утрачивает ни увлекательности, ни очарования цельности и толкует решительно обо всем на свете" {Падни Дж. Указ. соч. - С.96.}. Как и история создания "Алисы в Стране Чудес", история создания "Охоты на Снарка" также хорошо известна. Если сказку о приключениях Алисы под землей Кэрролл рассказал 4 июня 1862 г. во время лодочной прогулки, то замысел "Охоты на Снарка" датируется 18 июля 1874 г. Кэрролл сообщает: "Как-то летним солнечным днем я бродил в одиночестве по холмам, и вдруг мне в голову залетела одна-единственная строка: "Потому что Буджумом был Снарк". Я не понимал ее смысла - да и теперь не понимаю, - но я записал ее. А спустя некоторое время возникла строфа, в которой та строчка оказалась последней. И постепенно, в самые неожиданные моменты, в течение года или двух, по отдельным строчкам сложилась вся поэма, в которой та строфа стала последней" {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.96.}.
Полное название (в моем переводе. - И.Г.) поэмы - "Охота на Снарка: Агония в восьми пароксизмах" {Саггоll L. The hunting of the Snark: An agony in eight fits. - N.Y., 1937. - 53 p.}. В ней рассказывается о том, как на берег острова высаживается экипаж корабля во главе со своим предводителем Беллменом, чтобы завершить длительный поиск чего-то замечательного, что зовется Снарком. И хотя Беллмену и его спутникам известны пять "примет" Снарка, в ходе охоты на него они узнают из рассказа Бейкера, что Снарк неотличим от чего-то ужасного, что зовется Буджумом, и что встреча с ним грозит встретившему исчезновением: "Но я знаю, что если я вдруг набреду // Вместо Снарка на Буджума - худо! // Я без слуху и духу тогда пропаду //И в природе встречаться не буду" (перевод Г.Кружкова). Поиск кончается трагически, Бейкер исчезает, потому что Буджумом был Снарк {Кэрролл Л. Охота на Снарка... - С.41, 87. В переводе Г.Кружкова последняя строфа поэмы звучит так: "Недопев до конца лебединый финал , // Недовыпекши миру подарка, // Он без слуху и духу внезапно пропал - // Видно, Буджум ошибистей Снарка". Словом, в переводе исчезла ключевая строка, с которой у Кэрролла начиналась работа над поэмой: "For the Snark was a Boojum, you see".}.
"Когда ты прочтешь "Снарка", - писал Кэрролл одной из своих приятельниц-девочек, - то, надеюсь, напишешь мне, как он тебе понравился и все ли было понятно. Некоторые дети в нем так и не разобрались. Ты, конечно, знаешь, кто такой Снарк? Если знаешь, то скажи мне, потому что я не имею о нем никакого представления" {Цит. по Падни Дж. Указ. соч. - С. 102.}.
В настоящее время "Охота на Снарка" давно перестала быть детским чтением. Об этом свидетельствуют, в частности, иллюстрации, "украшающие" русский перевод поэмы. Художник Леонид Тишков изобразил "стаю" обнаженных окарикатуренных мужчин, бродящих с бобром по гористой местности. Изображены и Буджумы: нечто вроде зубастых дельфинов с человеческими зубами и с языком типа говяжьего {Кэрролл Л. Охота на Снарка... - С. 16,17.18.19, 64.68, 77.}. Здесь, видимо, следует сказать, что в качестве иллюстратора "Охоты на Снарка" Кэрролл пригласил известного в то время живописца, скульптора и автора церковных витражей Генри Холидея, с которым он познакомился, когда тот расписывал церковный фриз в Оксфорде. Писатель полагал, что красота и изящество рисунков Холидея вполне смогут соперничать с красотой и изяществом иллюстраций Джона Тенниела к двум "Алисам".
Иллюстрации Холидея, действительно, оказались превосходными, и Кэрролл был ими вполне удовлетворен. Однако, когда Холидей решил нарисовать Буджума, Кэрролл воспротивился и категорически отверг эту идею, ибо, как он объяснил художнику, Буджум невообразим, а следовательно, таковым он и должен остаться. Впрочем, художник сохранил свой рисунок, и теперь его часто воспроизводят в "кэрроллиане" {русский читатель может познакомиться с ним на с.99 книги Дж.Падни.}.
Для современников Кэрролла юмор "Охоты на Снарка" зловещего оттенка не имел. Это уже после второй мировой войны появилась теория, будто Снарк - это атомная энергия, а Буджум - атомная бомба. 12 января 1897 г., за год до смерти, Кэрролл писал одной из своих юных корреспонденток Мэри Барбер (1877-1962): "В ответ на Ваш вопрос, что я имел в виду под Снарком, можете рассказать своей подруге, что я имел в виду только то, что Снарк это и есть Буджум... Я хорошо помню, что когда я писал поэму, никакого другого значения у меня и в мыслях не было, но с тех пор люди все время пытаются найти в Снарке значение. Мне лично больше всего нравится, когда Снарка считают аллегорией Погони за Счастьем (я думаю, что отчасти это была и моя трактовка)" {Carroll L. The selected letters... - P.276.}.
Данная трактовка "Охоты на Снарка", муссировавшаяся в статьях о творчестве Кэрролла, которые печатались в конце прошлого и начале нынешнего века, не прошла, видимо, мимо внимания символиста Мориса Метерлинка, когда в 1908 г. он сочинял свою "Синюю птицу". Американский кэрролловед Эдвард Гилиано заметил в начале 80-х годов, что третий ( после двух "Алис") литературный шедевр Льюиса Кэрролла "Охота на Снарка" более ста лет прозябал в тени двух "Алис", ибо современники писателя считали поэму "бредовым и безвредным полетом фантазии" {Guiliano E. Lewis Carroll, laughter and despair, and "The hunting of the Snark" // Lewis Carroll. - P.104}. Нынче уже не то: во второй половине XX в. подтекст поэмы по воле критиков засверкал новыми, довольно разнообразными гранями. В 60-е годы вышли две фундаментальные работы об этой поэме: "Аннотированный Снарк" М.Гарднера и монография Джеймса П.Вуда "Снарк был Буджумом: Жизнь Льюиса Кэрролла" {Carroll L. The annotated Snark / Ed. by Gardner M. - N.Y., 1962. - 111 p.; Wood J. The Snark was a Boojum: A life of Lewis Carroll - N. Y." 1966 - 184 p.}.
Одни комментаторы поэмы считают, что ее замысел возник у писателя в связи со смертью его двадцатидвухлетнего племянника и крестника Чарлза Уилкокса. Другие находят в поэме не просто "страх смерти", а скорее "страх пустоты" (nothingness) и "страх несуществования" (nonexistence). М.Гарднер в "Аннотированном Снарке" отмечает, что поэма эта о бытии и небытии, т.е сюрреалистическая поэма об экзистенциальной агонии. По словам Пауля Тиллиха, Снарк - это конечная забота каждого человека о наивысшем добре, а Буджум больше, чем смерть, это конец всякого поиска, это абсолютное угасание, экзистенциальный ужас.
Существует точка зрения, согласно которой произведения Кэрролла две "Алисы", "Охота на Снарка", два романа о Сильви и Бруно создавались как "хобби", как уход от реальной действительности. Так, Э.Гиллиано пишет, что уходил от действительности Чарлз Лютвидж Доджсон - с 19 лет студент колледжа Крайст-Черч, с 23 лет - преподаватель математики старейшего в мире Оксфордского университета, с 29 лет - священнослужитель, давший обет безбрачия, и при всем этом с 36 лет - человек, обремененный огромный семьей. Ведь после смерти отца на его попечении остались семь сестер и три брата, несколько племянников и племянниц, и всем он до своего последнего часа помогал материально.
Конечно, Кэрролл всегда принадлежал к классу обеспеченных людей, но и в его жизни были заботы и печали, от которых он уходил под защиту творчества. Вот почему, считает Э.Гиллиано, "Охоту на Снарка" можно рассматривать как "свидетельство отчаяния перед лицом жизни" {Guiliano Е. Ор. cit. - P. 110.}.
Тот факт, что имена всех персонажей поэмы (кроме Снарка) начинаются с буквы "Б" и часть из них имеет значение как нарицательные существительные (Беллмен, Бейкер, Батчер, Бутс, Брокер, Бивер, Барристер, Бэнкер {Председатель, булочник, мясник, коридорный, брокер, бобр, адвокат, банкир.}, Бандерснэтч, Буджум), принято рассматривать в кэрролловедении как великую цепь бытия (Being). "Высшая награда - Снарк, и абсолютная катастрофа - Буджум", - пишет американский исследователь Р.М.Адамс, - различимы, согласно Кэрроллу, только вербально" {Adams R.M. Ironic voyage // Lewis Carroll. - P.14.}. Выдающийся "снаркист" М.Гарднер определяет, что такое Буджум, следующим образом:
"Буджум больше, чем смерть... Это пустота, большая черная дыра, из коей мы чудесным образом вышли и которой в конце концов будем поглощены" {Цит. по: Ibid.}
Итак, нонсенс ли поэма "Охота на Снарка"?
В отличие от современника Кэрролла английского поэта Эдварда Лира (1812-1888), автора анонимно выпущенной в 1846 г. "Книги нонсенса", а также "Песен нонсенса" (1871) и "Смешной лирики" (1877), который, действительно, с полным правом зовется королем нонсенса, книги Кэрролла "вовсе не являются нонсенсами, а из всех, кто их читает, дети, в особенности, имеют наименьший шанс понять, о чем написаны эти книги" {Heath P.Op.cit. - P.45.}. Когда же самому Кэрроллу досаждали просьбами все же разъяснить смысл "Охоты на Снарка", он отвечал на вопрос, отчего Вы не объясните "Снарка": "Оттого что не могу. Как можно объяснить то, чего не понимаешь сам?" {Цит. по: Падни Дж. Указ. соч. - С.28.}.
Заключим главу категорическим утверждением одного из наиболее влиятельных современных американских критиков: "Кэрролл вовсе не автор нонсенсов, - сказал Хэролд Блум. - Загадка - это не нонсенс" {Bloom H. Ор. cit. - Р.4.}.
Глава III. РЕЗУЛЬТАТ ИССТУПЛЕННОГО СПОРА
Мир сказок Кэрролла необычен, но в отличие от жизненного мира, воспринимаемого писателем как хаос, его сказочное пространство "отнюдь не является хаотичным", пишет американская исследовательница Б.Л.Кларк и продолжает: "Взять хотя бы балладу "Джаббервокки", разве она разрушает нашу привычно организованную окружающую среду?" {Clark B.L. Op.cit. - P. 129.}. Действительно, некоторые слова баллады не имеют привычного значения, но, как любят повторять лингвисты, грамматическая структура стихотворения идеальна, поскольку позволяет читателям точно определить части речи, каковыми являются непонятные слова, да и сочетания гласных и согласных в кэрролловских неологизмах вполне естественны для английской фонетики. В подтверждение вышесказанного невозможно, на наш взгляд, обойтись без приведения ниже полного текста баллады:
JABBERWOCKY
Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe
Beware the Jabberwock, my son! The jaws that bite, the claws that catch! Beware the Jubjub bird, and shun The frumious Bandersnatch!
He took his vorpal sword in hand: Long time the manxome foe he sought So rested he by the Tumtum tree And stood awhile in thought.
And, as in uffish thought he stood, The Jabberwock, with eyes of flame, Came wiffling through the tulgey wood, And burbled as it came!
One, two! One, two! And through, and through The vorpal blade went snicker-snack! He left it dead, and with its head He went galumphing back.
And hast thou slain the Jabberwock? Come to my arms, my beamish boy! A frabjous day! Callooh! Callay! He chortled in his joy.
Twas brillig, and the slithy toves Did gyre and gimble in the wabe: All mimsy were the borogoves, And the mome raths outgrabe.
В русскоязычных исследованиях творчества Кэрролла обычно проводится параллель между первой строфой "Джаббервокки" и знаменитой формулой академика Л.В.Щербы: Тлокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка" {В настоящее время отечественные лингвисты установили, о каких животных, домашних или диких, идет речь у академика Л.В.Щербы, Вероятнее всего, подразумеваются дикие животные, поскольку в случае с домашними животными названия детенышей в большинстве своем образуются от другой основы, чем названия взрослых особей: корова - теленок, свинья поросенок и т.д. (сообщено И-В.Галактионовой).}, т.е. формулой, которая сконструирована, несомненно, под непосредственным влиянием первой строфы кэрролловской баллады. В четверостишии, которым начинается и заканчивается "Джаббервокки", Кэрролл показал, как следует сохранять грамматическую оформленность вымышленных слов. В книге "Структура английского языка" американский лингвист Чарлз Карпентер следующим образом демонстрирует грамматическую оформленность кэрролловских неологизмов:
Twas... ..., and the ....у ...s
Did .... and ...... in the ....:
All ..... were the ........s,
And the .... ....s ........
{Carpenter Ch. The structure of English. - N.Y., 1952. - P. 140.}.
Хорошо известна кэрролловедам и история создания баллады "Джаббервокки". Семья пастора Чарлза Доджсона, священствовавшего вначале в Дэрсбери (графстве Чешир), а затем в Крофте (на границе между графствами Йоркшир и Дарем), насчитывала одиннадцать детей, и Чарлз Лютвидж являлся старшим из братьев. У Доджсонов было семь дочерей и четыре сына, причем заводилой всех детских игр и юношеских развлечений был Чарлз Лютвидж. В 1851 г. он навсегда осел в Оксфорде, а до того, начиная с 1843 г., "верховодил единокровными сорванцами, впитывая магию и поэзию детства" {Падни Дж. Указ. соч. С.37.}.
С 1845 г. и на протяжении десяти последующих лет в доме пастора Доджсона было выпущено восемь рукописных литературных журналов, редактором и автором которых являлся будущий писатель Льюис Кэрролл. Задолго до того, как им был придуман знаменитый псевдоним, он сочинил, аккуратно переписал от руки и лично проиллюстрировал журнал "Полезная и назидательная поэзия" {Carroll L. Useful and instructive poetry / With an introd. by Hudson D. N.Y., 1955.-45 p.}. Кэрроллу тогда было тринадцать лет, а журнал сочинялся для семилетнего брата Уилфреда и пятилетней сестренки Луизы. Журнал представляет собой собрание шестнадцати стихотворений, большинство из которых заканчивается моралью: "Ведите себя хорошо", "Думайте", "Никогда не дразни сестру" и т.д.
Журнал "Полезная и назидательная поэзия" впервые был издан типографским способом спустя пятьдесят шесть лет после смерти его автора, в 1954 г. (рукопись же продали на аукционе Сотби в декабре 1953 г. за 220 фунтов стерлингов) {Ibid. - P. 9.}.
Когда отец писателя получил новый приход и переехал в 1843 г. из Дэрсбери в Крофт, в семье уже было десять детей - семь девочек и три мальчика {Одиннадцатый ребенок - сын - родился спустя три года после переезда в Крофт, и 1846г.}. Просторный деревенский пасторский дом и его обитатели могли служить примером добропорядочности и благоденствия английской викторианской интеллигентной семьи. Заводилой всех детских игр, как уже было сказано, являлся третий ребенок в семье и старший сын Чарлз Лютвидж. Для самых разнообразных игр, которые он придумывал, было много места и в доме, и в саду, окружавшем дом. Росший у дома древний тис, получивший у детей прозвание "дерево-зонт", существует в той местности и по сей день, да и пасторский дом сохранился.
Когда Чарлз Лютвидж сочинял свой первый детский журнал, он был учеником Ричмондской школы-интерната, расположенной в нескольких милях от Крофта. В Ричмонде он проучился полтора года, а затем был переведен в школу Регби, закончив которую, в течение года жил дома, готовясь к вступительным экзаменам в Оксфорд. Именно в это время и были созданы рукописные журналы "Ректорский журнал", "Комета", "Розовый бутон", "Звезда", "Светлячок", "Ректорский зонтик" и, наконец, "Миш-Мэш", для которого-то в 1855 г. Кэрролл написал четверостишие, озаглавленное "Англосаксонский стих", явившееся впоследствии первой и последней строфами "Джаббервокки".
В предисловии к журналу "Миш-Мэш" (название означает "смесь", "путаница", "мешанина"), написанном в том же 1855 г., автор привел "краткую историю" семейных домашних журналов. "Миш-Мэш" выпускался постоянно с 1855 по 1869 г. Спустя тридцать четыре года после смерти автора, в 1932 г. журнал "Миш-Мэш" был опубликован в Лондоне под одной обложкой с "Ректорским зонтиком". Правда, сохранились не все тетрадки "Миш-Мэша", выпущенные Кэрроллом на протяжении пятнадцати лет {Carrol L. The Rectory Umbrella and Misch-Masch. - L., 1932. - XIII, 193 p.}.