Гамильтон Диана. Потерянный рай

Сиянье изливавшего на рой
Обычных звезд, кружащихся вдали
От взора Властелина. Хоровод
Созвездий отмеряет плавный ритм
Дней, месяцев и лет, вертясь вокруг
Источника живительного света,
Иль, может, Солнце направляет их
Усильем магнетических лучей,
Дарящих благотворное тепло
Вселенной, проникающих везде,-
В земные недра и морскую глубь
Незримо. Назначенье таково
Чудесное - светлейшей из планет.

Враг на нее спустился; в телескоп
Обозревая Солнце, астроном
Не видывал подобного пятна.
Сияло солнечное вещество
Невыразимо ярко; ни с одним
Металлом или камнем на Земле
Сравнить его нельзя, и хоть оно
Не однородно - светом налилось
Насквозь, как раскаленное железо -
Огнем. То золотом, то серебром
Оно казалось, а местами блеск
Напоминал искрящейся игрой
Карбункул, хризолит, рубин, топаз,-
Все камни драгоценные, в числе
Двенадцати, которыми сверкал
Нагрудник Аарона, и еще
Тот камень, что существовал в мечтах
Верней, чем наяву; искали зря
Философы столетьями его,
Хоть с помощью всесильного искусства
Летучего Меркурия связать
Сумели; даже древнего смогли
Протея многоликого извлечь
Из вод морских, чтоб в кубе перегонном
Он прежний принял вид. Немудрено,
Что солнечные долы и поля
Чистейший источают эликсир,
А реки - жидким золотом текут,
Когда одним касаньем мастерским
Великий химик - Солнце, на таком
Огромном расстоянье, в темных недрах,
Из разных смесей с влагою земной,
Бессчетно драгоценности творит,
Столь редкой силы и расцветки пышной.
Здесь Дьявол много нового нашел;
Ничем не ослепляясь, вдаль и вширь
Он смотрит невозбранно: нет препон
Для взора, ни теней,- лишь яркий свет,
Как на экваторе, в полдневный час,
Когда от Солнца падают лучи
Отвесные и лишены теней
Все темные тела. Здесь, как нигде,
Прозрачен воздух; острый взор Врага
Благодаря ему так далеко
Проник, что различил на горизонте
Прославленного Ангела,- того,
Которого на Солнце Иоанн
Увидел. Отвернулся он лицом,
Но по сиянью Враг его узнал,
По золотой, из солнечных лучей,
Короне, по сверкающим власам,
Волною ниспадавшим на плеча
Крылатые. Казалось, думал он
О важном порученье или был
Охвачен созерцаньем. Злобный Дух
Возликовал, надеясь обрести
Указывателя, который в Рай,
В обитель безмятежную людей.
Его полет скитальческий направит;
Там кончатся его блужданья, там
Начнутся беды наши; но, стремясь
Опасностей избегнуть и помех,
Сперва он вздумал облик изменить
И обернулся юным Херувимом,
Не из главнейших. Лик его сиял
Улыбкою небесной; каждый член
Дышал изяществом; так Враг умел
Притворствовать. Воздушный ореол
Волос, из-под повязки золотой,
Ланиты овевал; его крыла
Сплошь в блестках золотых, цветным пером
Пестрели. Торопливо подобрав
Подол, с жезлом серебряным в руках,
Он скромно приближался, и, шаги
Его заслышав, обратил к нему
Блестящий Ангел свой лучистый лик,
И тотчас Уриила Враг признал,
Архангела, из тех, в числе семи,
Ближайших к Богу и Его Престолу,
Всегда готовых волю исполнять
Господню; это очи Божества,
Все Небо облетающие вмиг,
Гонцы стремительные, что несут
Посланья Божьи - по материкам
И океанам, суше и воде.
И Сатана сказал: "- Ты, Уриил,
Один из тех семи, что предстоят
Близ Трона Вседержителя, в лучах
Извечной славы; первый из гонцов,
Вещающий Всевышнего посланья
Всем Небесам высоким, где тебя
Сыны Господни в нетерпенье ждут.
По Высочайшей воле службу здесь
Почетную, наверно, ты несешь:
Следишь, как Божье око, за Его
Твореньем новым! Дивный этот мир
Узреть я жажду и познать. Влечет
Меня всего сильнее - Человек,
Любимец Божий, баловень Творца,
Создавшего все эти чудеса
Для Человека. Так желанье жгло
Меня, что я пустился в долгий путь,
Один, покинув херувимский хор.
О светозарный Серафим! Скажи,
Какой из этих блещущих шаров
Назначен Человеку? Или он
Обосноваться вправе на любом?
Чтоб явно или тайно созерцать,
Ищу того, кому Господь миры
Дарует, на щедроты не скупясь.
В созданье этом новом, как во всем,
Что создано, да возгласим хвалу
Зиждителю Вселенной; Он изгнал
Врагов мятежных правосудно в Ад,
Создав, дабы утрату возместить,
Счастливый род людской. Творец премудр!"

Так молвил вероломный лицемер
Неузнанный. Притворство разгадаю"
Ни ангелам, ни людям не дано;
Из прочих зол единое оно
Блуждает по Земле и, кроме Бога,
По попущенью Господа, никем
Не зримо; Мудрость бодрствует порой,
Но дремлет Подозренье на часах
У врат ее, передоверив пост
Наивности; незримое же Зло
Сокрыто от невинной Доброты.
Так был правитель Солнца Уриил
Обманут, хоть считался в Небесах
Из Духов - самым зорким, и теперь
Ответствовал на дерзостную речь
Притворщика правдиво, как всегда:

"- Прекрасный Ангел! То, что жаждешь ты,
Дела Творца узрев, Ему хвалу
Воздать,- не порицаемо,- напротив!
Тем более, что одинокий путь
Предпринял ты, покинув Эмпирей,
Чтоб зреть воочью то, о чем другим
На Небесах достаточно вполне
По описаньям знать. Его дела
Воистину чудесны, и глядеть
На них - услада; радостно о них
С благоговеньем вечно вспоминать.
Но чей возможет сотворенный ум
Исчислить их, безмерную постичь
Премудрость, что их создала, укрыв
В глубокой тьме причины всех вещей?
Я видел, как бесформенная масса
Первоматерии слилась в одно
По слову Господа, и Хаос внял
Его глаголу; дикий бунт притих,
Законам покорясь, и обрела
Пределы - беспредельность. Он изрек
Вторично - и бежала тьма, и свет
Возник; из беспорядка родился
Порядок; по назначенным местам
Расположились элементы вмиг
Тяжелые: Земля, Вода, Огонь
И Воздух; квинтэссенция Небес
Эфирная умчалась вверх, скруглясь
Во множество шарообразных форм,-
В скопления неисчислимых звезд.
Они, как видишь, по своим орбитам
Поныне движутся, и точный ход
У каждой. Остальное вещество
Вселенную обстало как стеной.
На шар взгляни, что яркой обращен
К нам стороной и отражает свет,
Отсюда льющийся; тот шар - Земля,
Обитель Человека. День царит
На светлой гемисфере, дабы ночь
Не завладела ею, как сейчас
Владеет полушарием другим.
Но там на помощь ближняя Луна
(Так противостоящую звезду
Прекрасную зовут) приходит в срок
И ежемесячный свершает круг,
Исчезнув, нарождается опять;
Насытив светом трисоставный диск,
Она свой блеск заемный отдает,
Служа Земле лампадой, ночь теснит
В ее владенья бледные. Смотри,
Вон то пятно и есть Адамов Рай,
А эта тень - его шалаш. Теперь
С пути ты не собьешься, а меня
Мой призывает путь". Промолвив так,
Он отошел. Глубоко Сатана
Склонился, по обычаям Небес,
Где высшим Духам низшие - почет
И уваженье воздают всегда,
И ринулся к земному рубежу
С эклиптики. Надеждой на успех
Пришпоренный, он за витком виток
Стремительно описывал, пока
Не приземлился на горе Нифат.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

СОДЕРЖАНИЕ

Завидев Эдем, Сатана приближается к тому месту, где
должен решиться осуществить дерзновенное предприятие
против Бога и людей, возложенное им лишь на свои
собственные плечи. Здесь его одолевают сомнения, волнуют
страсти: страх, зависть, отчаянье; но в конце концов он
утверждается во зле и направляется к Раю. Следует
описание вдешнего вида и местоположения Рая. Сатана
минует Райскую ограду и в облике морского ворона
опускается на макушку Древа познания,- высочайшего в
Райском саду. Описание этого сада. Сатана впервые
созерцает Адама я Еву, удивляется прекрасной внешности и
блаженному состояния" людей, но не изменяет решения
погубить Прародителей. Из подслушанной беседы он узнает,
что им, под страхом смерти, запрещено вкушать от плодов
Древа познания; на этом запрете он основывает план
искушения; он хочет склонить их ослушаться. Затем он их
на время оставляет, намереваясь иным путем выведать
что-либо о положении первой четы. Тем временем Уриил,
опустившись на солнечном луче, предупреждает Гавриила,
охраняющего Рай, что некий злой Дух бежал из Преисподней
и в полдень, в образе доброго Ангела, пролетал через
сферу Солнца, направляясь к Раю, но выдал себя, когда
опустился на гору, яростными телодвижениями. Гавриил
обещался еще до рассвета разыскать притворщика.
Наступает ночь. Разговор Прародителей на пути к ночлегу;
описание их кущи, их вечерней молитвы. Гавриил выступает
со своими отрядами в ночной дозор вокруг Рая; он шлет
двух могучих Ангелов к Адамовой куще, опасаясь, что
упомянутый злой Дух может причинить вред спящей чете.
Ангелы находят Сатану, который, оборотясь жабой,
прикорнул над ухом Евы, желая соблазнить ее во сне. Они
ведут сопротивляющегося к Гавриилу. Допрошенный
Архангелом Сатана отвечает ему презрительно и вызывающе,
готовится к битве, но небесное знамение останавливает
Врага, и он поспешно удаляется из Рая,

Где глас остереженья: "- Горе вам,
Живущим на Земле!" - глас, что гремел
В ушах того, кому средь облаков
Был явлен Анокалипсис, когда
С удвоенной свирепостью Дракон,
Вторично пораженный, на людей
Обрушил месть? О, если б этот глас,
Доколь еще не поздно, остерег
Беспечных Прародителей, они
От скрытого Врага и от сетей
Погибельных его могли б спастись.
Ведь распаленный злобой Сатана
Явился в первый раз не обвинить,
Но искусить, дабы на Человеке,
Невинном, слабом, выместить разгром
Восстанья первого и ссылку в Ад.
Но Враг не рад, хотя и цель близка.
Он, от нее вдали, был дерзок, смел,
Но приступает к действиям, не льстясь
Успехом верным, и в его груди
Мятежной страшный замысел, созрев,
Теперь бушует яростно, под стать
Машине адской, что, взорвав заряд,
Назад отпрядывает на себя.
Сомнение и страх язвят Врага
Смятенного; клокочет Ад в душе,
Спим неразлучный; Ад вокруг него
И Ад внутри. Элодею не уйти
От Ада, как нельзя с самим собой
Расстаться. Пробудила Совесть вновь
Бывалое отчаянье в груди
И горькое сознанье: кем он был
На Небесах и кем он стад теперь,
Каким, гораздо худшим, станет впредь.
Чем больше злодеянье, тем грозней
Расплата. На пленительный Эдем
Не раз он обращал печальный взор,
На небосвод, на Солнце поглядел
Полдневное, достигшее зенита,
И после долгих дум сказал, вздохнув:
"- В сиянье славы царского венца,
С высот, где ты единый властелин,
Обозревая новозданный мир,
Ты, солнце, блещешь словно некий бог
И пред тобою меркнет звездный сонм.
Не с дружбою по имени зову
Тебя; о нет! Зову, чтоб изъяснить,
Как ненавижу я твои лучи,
Напоминающие о былом
Величии, когда я высоко
Над солнечною сферою сиял
Во славе. Но, гордыней обуян
И честолюбьем гибельным, дерзнул
Восстать противу Горнего Царя
Всесильного. За что же? Разве Он
Такую благодарность заслужил,
В столь превысоком чине сотворя
Меня блистательном и никогда
Благодеяньями не попрекнув,
Не тяготя повинностями. Петь
Ему хвалы - какая легче дань
Признательности, должной Божеству?
Но все Его добро лишь зло во мне
Взрастило, вероломство разожгло.
Я, вознесенный высоко, отверг
Любое послушанье, возмечтал,
Поднявшись на еще одну ступень,
Стать выше всех, мгновенно сбросить с плеч
Благодаренья вечного ярмо
Невыносимое. Как тяжело
Бессрочно оставаться должником,
Выплачивая неоплатный долг!
Но я забыл про все дары Творца
Несметные; не разумел, что сердце
Признательное, долг свой осознав,
Его тем самым платит; что, сочтя
Себя обязанным благодарить
Всечасно, в благодарности самой
Свободу обретает от нее.
Ужели это тяжко? О, зачем
Я не был низшим Ангелом? Тогда
Блаженствовал бы вечно и меня
Разнузданным надеждам и гордыне
Вовеки б развратить не удалось!
Но разве нет? Иной могучий Дух,
Подобный мне, всевластья возжелав,
Меня бы так же в заговор вовлек,
Будь я и в скромном ранге. Но соблазн
Мне равные Архангелы смогли
Отвергнуть, защищенные извне
И изнутри противоискушеньем.
А разве силой ты не обладал
И волею свободной - устоять?
Да, обладал. На что же ропщешь ты?
Винишь кого? Небесную любовь,
Свободно уделяемую всем?
Будь проклята она! Ведь мне сулят,
Равно любовь и ненависть, одно
Лишь вечное страданье. Нет, себя
Кляни! Веленьям Божьим вопреки,
Ты сам, своею волей, то избрал,
В чем правосудно каешься теперь.
Куда, несчастный, скроюсь я, бежав
От ярости безмерной и от мук
Безмерного отчаянья? Везде
В Аду я буду. Ад - я сам. На дне
Сей пропасти - иная ждет меня,
Зияя глубочайшей глубиной,
Грозя пожрать. Ад, по сравненью с ней,
И все застенки Ада Небесами
Мне кажутся. Смирись же наконец!
Ужели места нет в твоей душе
Раскаянью, а милость невозможна?
Увы! Покорность - вот единый путь,
А этого мне гордость не велит
Произнести и стыд перед лицом
Соратников, оставшихся в Аду,
Которых соблазнил я, обещав
Отнюдь не покориться - покорить
Всемощного. О, горе мне! Они
Не знают, сколь я каюсь в похвальбе
Кичливой, что за пытки я терплю,
На троне Адском княжеский почет
Приемля! Чем я выше вознесен
Короною и скипетром,- паденье
Мое тем глубже. Я превосхожу
Других,- лишь только мукой без границ.
Вот все утехи честолюбья! Пусть
Я даже покорюсь и обрету
Прощенье и высокий прежний чин;
С величьем бы ко мне вернулись вновь
И замыслы великие. От клятв
Смиренья показного очень скоро
Отрекся б я, присягу объявив
Исторгнутой под пытками. Вовек
Не будет мира истинного там,
Где нанесла смертельная вражда
Раненья столь глубокие. Меня
Вторично бы к разгрому привело
Горчайшему, к паденью в глубину
Страшнейшую. Я дорогой ценой
Купил бы перемирье, уплатив
Двойным страданием за краткий миг.
О том палач мой сводом, посему
Далек от мысли мир мне даровать,
Настолько же, насколько я далек
От унизительной мольбы о мире.
Итак, надежды нет. Он, вместо нас,
Низвергнутых, презренных, сотворил
Себе утеху новую - людей
И создал Землю, ради них. Прощай,
Надежда! Заодно прощай, и страх,
Прощай, раскаянье, прощай, Добро!
Отныне, Зло, моим ты благом стань,
С Царем Небес благодаря тебе
Я разделяю власть, а может быть,
Я больше половины захвачу
Его владений! Новозданный мир
И человек узнают это вскоре!"

Лицо Врага, пока он говорил,
Отображая смену бурных чувств,
Бледнело трижды; зависть, ярый гнев,
Отчаянье,- притворные черты
Им принятой личины исказив,
Лжеца разоблачили бы, когда б
Его увидеть мог сторонний глаз:
Небесных Духов чистое чело
Разнузданные страсти не мрачат.
Враг это знал; он обуздал себя,
Спокойным притворившись в тот же миг.
Он самым первым был - Искусник лжи,-
Кто показным святошеством прикрыл
Чреватую отмщеньем ненасытным
Пучину злобы; но ввести в обман
Он Уриила все же не сумел,
Уже предупрежденного, чей взор
Следил за тем, как ниспарил летун
На гору Ассирийскую, и там,
Преобразясь внезапно, принял вид,
Блаженным Духам чуждый; Уриил
Приметил искаженное лицо
И дикие движенья Сатаны,
Который полагал, что здесь никто
Его не видит. Продолжая путь,
Он под конец достигнул рубежа
Эдема, где отрадный Рай венчал
Оградою зеленой, словно валом,
Вершины неприступной плоский срез.
Крутые склоны густо поросли
Кустарником причудливым; подъем
Сквозь дебри эти был неодолим.
Вверху в недосягаемую высь
Вздымались купы кедров, пиний, пихт
И пальм широколистых; пышный зад
Природный, где уступами ряды
Тенистых кроя вставали друг за другом,
Образовав амфитеатр лесной,
Исполненный величия; над ним
Господствовал зеленый Райский вал;
Наш Праотец оттуда, с вышины,
Осматривал окружные края
Обширные, простертые внизу.
За этим валом высилась гряда
Деревьев дивных, множеством плодов
Унизанных; в одно и то же время
Они плодоносили и цвели,
Пестрея красками и золотясь
Под солнцем, что на них свои лучи
Лило охотней, чем на облачка
Закатные, сверкало веселей,
Чем на дуге, воздвигнутой Творцом,
Поящим Землю. Чудно хороша
Была та местность! Воздух, что ни шаг,
Все чище становился и дышал
Врагу навстречу ликованьем вешним,
Способным все печали исцелить,
За исключением лишь одного
Отчаянья... Игрою нежных крыл
Душистые Зефиры аромат
Струили бальзамический, шепча
О том, где эти запахи они
Похитили. Так, после мыса Доброй
Надежды, миновавши Мозамбик,
В открытом океане моряки
Сабейский обоняют фимиам,
От северо-востока ветерком
Привеянный, с пахучих берегов
Аравии Счастливой, и тогда
На много лиг свой замедляют ход,
Чтоб дольше пряным воздухом дышать,
Которым даже Океан-старик
С улыбкой наслаждается. Точь-в-точь
Такой же запах услаждал Врага,
Явившегося отравить его,
Хоть был он и приятен Сатане,
Не то что Асмодею - рыбный дух,
Из-за которого покинул бес
Товитову невестку и бежал
Из Мидии в Египет, где в цепях
Заслуженную кару он понес.

В раздумье Сатана, замедлив шаг,
К подъему на крутую эту гору
Приблизился: дороги дальше, нет,
Деревья и кусты переплелись
Ветвями и корнями меж собой
Столь густо, что ни человек, ни зверь
Пробиться бы сквозь чащу не могли.
Лишь по другую сторону горы
Вели врата единственные в Рай
С востока, но вратами пренебрег
Архипреступник, и одним прыжком,
С презреньем, все преграды миновал,
Над зарослями горными легко
Перенесясь и над высоким валом,
Средь Рая очутился. Так следит
Гонимый голодом бродячий волк
За пастухами, что свои гурты
В овчарню, огражденную плетнем
От пастбища, заводят ввечеру
Для безопасности; но хищник, вмиг
Перемахнув плетень, уже внутри
Загона. Так еще проворный вор,
Задумавший ограбить богача,
Уверенного в прочности замков
Дверей тяжелых своего жилья,
Способных взлому противостоять,-
В дом проникает сквозь проем окна
Иль - через крышу. Так Первозлодей
В овчарню Божью вторгся; так с тех пор
Вторгаются наймиты в Божий храм.
Теперь на Древо жизни, что росло
Посередине Рая, выше всех
Деревьев, он взлетел и принял вид
Морского ворона; себе вернуть
Не в силах истинное бытие,
Он, сидючи на Древе, помышлял
О способах: живых на смерть обречь.
Жизнеподательное Враг избрал
Растенье лишь затем, чтоб с вышины
Расширить свой обзор; меж тем оно,
При должном применении, залогом
Бессмертья бы служило. Только Бог
Умеет верно, и никто иной,
Судить о благе. Люди, лучший дар,
Им злоупотребляя, извратить
Способны, применив для низких дел.
Он глянул вниз и удивился вновь
Щедротам, сотворенным для людей.
Сокровища Природы на таком
Пространстве малом все размещены;
Казалось - это Небо на Земле.
Ведь Божьим садом был блаженный Рай,
Всевышним на восточной стороне
Эдема насажденным, а Эдем
Простерся от Харрана на восток,
До Селевкийских горделивых веж,-
Сооружений греческих владык,
И где сыны Эдема, в оны дни,
До греков населяли Талассар.
В краю прекрасном этом насадил
Господь стократ прекрасный вертоград
И почве плодородной повелел
Деревья дивные произрастить,
Что могут обонянье, зренье, вкус
Особо усладить. Средь них росло
Всех выше - Древо жизни, сплошь в плодах,
Амврозией благоухавших; впрямь -
Растительное золото! А рядом
Соседствовала с жизнью наша смерть -
Познанья Древо; дорогой ценой
Купили мы познание Добра,
С Добром одновременно Зло познав.

Широкая река текла на юг,
Нигде не изгибаясь; под лесной
Горой она скрывалась в глубине
Скалистых недр. Всевышний водрузил
Ту гору над рекою, чтоб земля
Вбирала жадно влагу, чтоб вода
По жилам почвы подымалась вверх
И, вырвавшись наружу, ключевой
Струей, дробясь на множество ручьев,
Обильно орошала Райский сад,
Потом, соединясь в один поток,
С откоса водопадом низвергалась
Реке навстречу, вынырнувшей вновь
Из мрачного подземного жерла.
Здесь на четыре главных рукава
Река делилась; по своим путям
Потоки разбегались; довелось
Им пересечь немало славных стран
И царств, которые перечислять
Не надобно. Я лучше расскажу,-
Достало бы уменья! - как ручьи
Прозрачные, рожденные ключом
Сапфирным, извиваясь и журча,
Стекают по восточным жемчугам
И золотым пескам, в тени ветвей
Нависших, все растения струей
Нектара омывая, напоив
Достойно украшающие Рай
Цветы, что не Искусством взращены
На клумбах и причудливых куртинах,
Но по равнинам, долам и холмам
Природой расточительной самой
Разбросаны; и там, где средь полей
Открытых греет Солнце поутру,
И в дебрях, где и полднем на листве
Лежит непроницаемая тень.
Прекрасные, счастливые места,
Различных сельских видов сочетанье!
В душистых рощах пышные стволы
Сочат бальзам пахучий и смолу,
Подобные слезам, а на других
Деревьях всевозможные плоды
Пленяют золотистой кожурой;
И если миф о Гесперидах - быль,
То это - здесь, и яблоки на вкус
Отменны. Между рощами луга
Виднеются, отлогие пригорки,
Где щиплют нежную траву стада.
Вот холм, поросший пальмами, и дол
Сырой, в тысячекрасочном ковре
Цветов, меж ними - роза без шипов.
А там - тенистых гротов и пещер
Манит прохлада; обвивают их
Курчавых лоз роскошные сплетенья
В пурпурных гроздах; падая со скал
Каскадами, струи гремучих вод
Ветвятся и сливаются опять
В озера, что, подобно зеркалам
Хрустальным, отражают берега,
Увенчанные миртами. Звенит
Пернатый хор, и дух лугов и рощ
Разносят ветры вешние, звуча
В листве дрожащей. Сам вселенский Пан,
И Ор и Граций в пляске закружив,
Водительствует вечною весной.
Не так прекрасна Энна, где цветы
Сбирала Прозерпина, что была
Прекраснейшим цветком, который Дит
Похитил мрачный; в поисках за ней
Церера обошла весь белый свет.
Ни рощу Дафны дивную, вблизи
Оронта, ни Кастальский ключ, певцов
Одушевляющий, нельзя никак
С Эдемским Раем истинным сравнить;
Ни остров Ниса на Тритон-реке,
Где древний Хам,- язычники зовут
Его Аммоном и Ливийским Зевсом,-
От Реи злобной Амалфею скрыл
С младенцем Бахусом; ни знойный край,
Где у истоков Нила, на горе
Амаре, абиссинские цари
Своих детей лелеют; строем скал
Блестящих та гора окружена
И до ее вершины - день пути.
Иным казалось: настоящий Рай
Здесь, у экватора, но все затмил
Тот Ассирийский сад, где Враг взирал
Без радости на радостную местность,
На разные живые существа,
Столь новые и странные на вид.

Меж ними - два, стоймя держась, как боги,
Превосходили прочих прямизной
И благородством форм; одарены
Величием врожденным, в наготе
Своей державной, воплощали власть
Над окружающим, ее приняв
Заслуженно. В их лицах отражен
Божественных преславный лик Творца,
Премудрость, правда, святость, и была
Строга та святость и чиста (строга,
Но исто по-сыновьему свободна);
И людям лишь она дает права
На уваженье. Схожи не во всем
Созданья эти; видимо, присущ
Им разный пол. Для силы сотворен
И мысли - муж, для нежности - жена
И прелести манящей; создан муж
Для Бога только, и жена для Бога,
В своем супруге. Мужа властный взгляд,
Прекрасное, высокое чело
О первенстве бесспорном говорили
Адама; разделясь на две волны,
Извивы гиацинтовых кудрей
Струились на могучие плеча.
Густых волос рассыпанные пряди
Окутывали ризой золотой
Точеный стан жены; они вились
Подобно усикам лозы, являя
Послушливость, которую супруг
Умильно требует; ему охотно
Жена застенчивая воздает
И нежной ласки вожделенный миг,
Со скромной гордостью противясь, длит.
Они не прикрывали тайных мест
Своих; бесстыжий стыд, греховный срам,
Чернящая дела Природы честь
Бесчестная,- их не было еще,
Детей порока, людям столько бед
Принесших лицемерной суетой
Под видом непорочности и нас
Лишивших величайших в мире благ -
Невинности и чистой простоты.
Чета ходила наго, не таясь
Творца и Ангелов, не мысля в том
Дурного; шли вдвоем, рука в руке.
Такой пригожей пары, с тех времен
До наших дней,- любовь не сочетала.
Был мужественней всех своих сынов,
Родившихся впоследствии,- Адам,
Всех Ева краше дочерей своих.
На травяном ковре, в тени листвы
Лепечущей, у свежего ручья
Они уселись. Легкий труд в саду
Супругов лишь настолько утомил,
Чтоб нега отдыха была для них
Приятнее, чтоб слаще был Зефир
Живительный, а пища и питье
Желаннее. За вечерей плоды
Они вкушали дивные, с ветвей
Услужливо склоненных, возлежа
На пуховой траве среди цветов;
И, зачерпнув корцом из родника,
Хрустальной влагой запивали мякоть
Нектарную. Немало было здесь
Улыбок нежных, ласковых речей
И шалостей, что молодой чете, ,
Соединенной в силу брачных уз
Счастливых, свойственно, когда она
Уединяется. Невдалеке
Резвились тысячи земных зверей,
Позднее одичавших и травимых
Ловцами в глубине дубровных чащ,
В пустынях и пещерах. Лев играл,
Выказывая ловкость, и в когтях
Козленка нянчил. Прыгали вокруг
Медведи, барсы, тигры, леопарды,
Супругов теша. Неуклюжий слои
Усиленно старался их развлечь,
Вращая гибким хоботом; змея,
Лукаво пресмыкаясь, к ним ползла
И Гордиевым завязав узлом
Свой хвост, невольно упреждала их
О роковом коварстве. На лугу
Покоились другие и глазели,
Насытясь, или, жвачку на ходу
Жуя, плелись к ночлегу. Между тем
Склонялось ниже солнце и уже
К далеким океанским островам
Приблизилось, и звезды в небесах
Затеплились, провозвещая ночь,
А Сатана, как прежде, все глядел
Ошеломленный; наконец, едва
Собой владея, скорбно произнес:

"- О Ад! Что видит мой унылый взор!
Блаженный край иными населен
Созданьями, из праха, может быть,
Рожденными; не Духами, хотя
Немногим отличаются они
От светлых Духов Неба. Я слежу
За ними с изумленьем и готов
Их полюбить за то, что Божий лик
Сияет в них, и щедро красотой
Создателем они одарены.
Не чаешь ты, прелестная чета,
Грозящей перемены. Отлетят
Утехи ваши; бедственная скорбь
Заступит их, тем горшая, чем слаще
Блаженство нынешнее. Да, теперь
Вы счастливы, но на короткий срок.
В сравненье с Небом слабо защищен
Ваш уголок небесный от Врага,
Сюда проникшего, но от Врага
Невольного. Я мог бы сострадать
Вам, беззащитным, хоть моей беде,
Увы, никто не сострадал. Ищу
Союза с вами, обоюдной дружбы
Нерасторжимой; мы должны вовек
Совместно жить; и если мой приют
Не столь заманчивым, как Райский Сад,
Покажется, вы все равно приять
Его обязаны, каков он есть,
Каким его Создатель создал ваш
И мне вручил. Я с вами поделюсь
Охотно. Широчайшие врата
Для вас Геенна распахнет; князей
Своих навстречу вышлет. Вдоволь там
Простора, чтоб вольготно разместить
Всех ваших отпрысков; не то что здесь,
В пределах Рая тесных. Если Ад
Не столь хорош - пеняйте на Того,
Кто приневолил выместить на вас,
Невинных, мой позор, в котором Он
Виновен. Пусть растрогала меня
Беспомощная ваша чистота,-
А тронут я взаправду,- но велят
Общественное благо, честь и долг
Правителя расширить рубежи
Империи, осуществляя месть,
И, миром этим новым завладев,
Такое совершить, что и меня,
Хоть проклят я, приводит в содроганье".

Так Сатана старался оправдать
Необходимостью свой адский план,