А потом мы лежали рядом на необъятной железной кровати и, тяжело дыша и не шевелясь, прислушивались к тарахтению за окном: на привокзальной площади кто-то заводил мотороллер. У этих мотороллеров, которые так любят шведы, вечно барахлят глушители, так что их слышно за несколько кварталов. А этот парень, похоже, стоял прямо у нас под окном и никак не мог отъехать. Его моторизованный ослик кашлял, чихал, плевался - и умирал. Он снова заводил его - движок начинал тарахтеть, он поддавал газу, пока мотор не взревывал на высоких нотах, так что я удивился, как это у него не летят клапана. Правда, у этих дурацких двухцилиндровых штучек и клапанов-то нет. А потом он наконец, попукивая, укатил, и все стихло.
Я приподнялся на локте и посмотрел на Лу. Она уже успокоилась. Ее лицо под копной спутанных волос выражало последнюю степень умиротворенности.
- Хорошо, Мэтт, - прошептала она. - Хорошо. Давай, действуй. Ты уже давно терпишь.
Она что-то пообещала мне - намекнув, а может, и высказав это обещание вслух - и, кажется, была готова довести начатое до логического конца, даже при том, что, возможно, уже услышала долгожданный сигнал и поняла, что ей нет больше нужды удерживать меня в номере. И вдруг с меня слетели весь хмель и гнев. Я почувствовал себя ненужным дураком, который почему-то остановился, раздевая женщину, на полпути, потому что не мог сделать ей больно и не хотел, - это я почувствовал особенно отчетливо, - ее насиловать. То есть, иными словами, секс для меня не был оружием или инструментом ненависти. Ведь секс есть нечто, что хочется разделить с желанной женщиной. По крайней мере, можно так к нему относиться.
Я медленно встал, не спуская с нее глаз; она лежала поперек кровати, запутавшись в каких-то лохмотьях, которые уже не имели даже отдаленного сходства с платьем. Я почему-то поймал себя на воспоминании о том, как выглядела Сара Лундгрен, когда Каселиус со своими молодчиками ее укокошил. Лу, Лу-то, по крайней мере, была жива-живехонька, а я никогда и не утверждал, будто у нас с Каселиусом нет ничего общего, в моральном смысле. Теперь оставалось только понять, кто из нас двоих смелее и грубее.
Я начал говорить ей что-то глубокомысленное и остроумное - и осекся. Потом стал извиняться, что в моих устах звучало еще глупее. Для высокопарных речей ни время, ни место не были подходящими. Тогда я просто повернулся и вышел из номера.
Глава 22
Глава 23
Я приподнялся на локте и посмотрел на Лу. Она уже успокоилась. Ее лицо под копной спутанных волос выражало последнюю степень умиротворенности.
- Хорошо, Мэтт, - прошептала она. - Хорошо. Давай, действуй. Ты уже давно терпишь.
Она что-то пообещала мне - намекнув, а может, и высказав это обещание вслух - и, кажется, была готова довести начатое до логического конца, даже при том, что, возможно, уже услышала долгожданный сигнал и поняла, что ей нет больше нужды удерживать меня в номере. И вдруг с меня слетели весь хмель и гнев. Я почувствовал себя ненужным дураком, который почему-то остановился, раздевая женщину, на полпути, потому что не мог сделать ей больно и не хотел, - это я почувствовал особенно отчетливо, - ее насиловать. То есть, иными словами, секс для меня не был оружием или инструментом ненависти. Ведь секс есть нечто, что хочется разделить с желанной женщиной. По крайней мере, можно так к нему относиться.
Я медленно встал, не спуская с нее глаз; она лежала поперек кровати, запутавшись в каких-то лохмотьях, которые уже не имели даже отдаленного сходства с платьем. Я почему-то поймал себя на воспоминании о том, как выглядела Сара Лундгрен, когда Каселиус со своими молодчиками ее укокошил. Лу, Лу-то, по крайней мере, была жива-живехонька, а я никогда и не утверждал, будто у нас с Каселиусом нет ничего общего, в моральном смысле. Теперь оставалось только понять, кто из нас двоих смелее и грубее.
Я начал говорить ей что-то глубокомысленное и остроумное - и осекся. Потом стал извиняться, что в моих устах звучало еще глупее. Для высокопарных речей ни время, ни место не были подходящими. Тогда я просто повернулся и вышел из номера.
Глава 22
Остановившись перед дверью, я вставил ключ в замочную скважину. Я уже приготовился толкнуть дверь и войти, как вдруг понял, что именно так многие и встречают свою смерть. Они расстраиваются из-за женщины или из-за чего-то другого, забывая учесть изменившуюся ситуацию, которая может таить в себе смертельную опасность.
Если у них все шло по плану, то моя ситуация изменилась принципиально - во всяком случае, так должен был думать Каселиус, что в данном случае имело первостепенное значение, - и я очень хорошо помнил, что случилось с Сарой Лундгрен, когда наш герой решил, что она ему больше не нужна.
Я порылся в кармане, достал золингеновский нож и открыл лезвие. Отойдя в сторону, я с силой распахнул дверь и подождал, пока она, ударившись о стенку, закроется опять. Потом я подождал еще немного. Если в номере кто-то v был, он должен был увидеть сноп света, упавший из дверного проема, и догадаться, что последует дальше - то ли войдет человек, то ли бросят ручную гранату. По-моему, это в любом случае было хорошей тренировкой его нервной системы.
Низко пригнувшись, я впрыгнул в прихожую. Чтобы прицелиться в меня за то короткое мгновение, когда я появился на фоне освещенного коридора, стрелок должен был быть опытным профессионалом. Я упал на пол и откатился к дальней стене прихожей, но ничего не произошло. Чувствуешь себя полнейшим идиотом, когда грохаешься на пол и катаешься в пыли, но уж лучше чувствовать себя идиотом, чем получить пулю в лоб. Я пролежал, не шевелясь во тьме довольно долго и решил, что уж коли я не один в номере, то мой невидимый гость уже давно должен был окочуриться от задержки дыхания. Потом я встал, крадучись подошел к окну, задернул шторы, стараясь не приближаться к стеклу, и включил свет. Я не стал выглядывать в окно. Бледное лицо в окне - отличная мишень, а любопытство меня не мучило. Если в кустах под окном спрятался снайпер, то и хрен с ним. Он меня не волновал. Пока он там, мне до него не было дела.
Я вернулся в прихожую, закрыл дверь и нажал на выключатель. Шведы любят большие пластины, похожие на исполинские кнопки дверных звонков. По ним надо разок ударить, чтобы включить свет, и еще разок по той же самой кнопке - чтобы снова оказаться во тьме. Потом я взглянул на комод - он был пуст. Пленки исчезли. Не могу сказать, что я онемел от удивления.
Я зашел за занавеску ванной и взглянул на себя в зеркало. На одной щеке остался след от ее губной помады, помада виднелась и на воротничке рубашки. Лацканы были перепачканы ее пудрой. Запястья украшали царапины - это она пыталась меня схватить. Больше она не нанесла мне никакого видимого урона. С точки зрения физического ущерба, как любят говорить ребята с Мэдисон-авеню, ею была проявлена односторонняя инициатива.
Из зеркала на меня взирала та помятая рыбья морда, в которую твое отражение всегда превращается после большой пьянки. Я заметил, что на щеках в подбородке уже появилась щетина. Мне бы неплохо побриться. И принять ванну. Мне требовалась хорошенькая порка - сеанс старомодного применения кнута. Мне срочно нужна была новая внешность и новая легенда. Мне нужен был двенадцатичасовой сон.
Я вымыл лицо и принял аспирин. Когда в дверь постучали, звук был едва слышный, но я подскочил как ужаленный. Я снова достал нож, подошел к двери и открыл ее, соблюдая привычные меры предосторожности. Стоявшего за дверью гостя я менее всего ожидал сейчас увидеть. Я-то думал, что она уже достаточно от меня натерпелась и ей требуется небольшая передышка. Я закрыл нож и сунул его в карман. Этот вечер был полон сюрпризов, которые почему-то душу не радовали.
- Входи, Лу, - сказал я. Она не двинулась. Она смотрела на мое лицо. - Да, здесь побывали твои друзья. Поздравляю!
- Мэтт, я...
- Входи! Не бойся. Я не имею привычки посягать на одну и ту же женщину дважды в течение одного вечера.
Она вошла. Я закрыл дверь и обернулся. Она произвела значительные реставрационные работы. В ней теперь невозможно было узнать девушку, которую я некоторое время назад оставил лежать на кровати в лохмотьях. На ней был ее старый костюм битника - обтягивающие черные штаны и свободный черный свитер, - волосы расчесаны, а на губах свежий слой яркой помады. На подбородке краснело пятно - вот и вес, что напоминало о нашем недавнем поединке.
Мы молча смотрели друг на друга. Наконец я сказал:
- С тобой все в порядке? Она кивнула.
- Да. Со мной - все в порядке. Я протянул руку и дотронулся до красного пятна на подбородке.
- Моя щетина?
Она кивнула.
- Мне надо будет не забыть в следующий раз побриться перед тем, как я соберусь подвергнуть истязанию очередную женщину.
- Ты еще не закончил истязать эту женщину, Мэтт.
Воцарилась тишина.
- Я не особенно... красиво поступила с тобой... мы поступили друг с другом. И я не осуждаю тебя за то, что ты меня возненавидел и захотел причинить мне боль.
Я вовсе не нуждался в ее дурацких сопереживаниях.
- Очень мило с твоей стороны. Я просто польщен... Она поспешно помотала головой.
- Пожалуйста, не ехидничай! Когда-нибудь, может быть, очень скоро, ты поймешь, почему... - ее голос угас. Помолчав, она добавила: - Если я что-то... чем-то могу искупить то, что я тебя так одурачила...
- Мне кажется, мы квиты. Она взглянула на пустой комод.
- Даже после этого?
- Даже после этого. Она скривила лицо.
- Кажется, я без особого успеха пыталась собой торговать сегодня, а?
- Да? А ты разве этим занималась? - Я смерил ее взглядом. - Знаешь, меня никогда не возбуждал вид женщины в штанах, куколка.
Она сказала упавшим голосом:
- Ну, это легко поправимо. Их же можно снять! Напрасно она все это говорила. Как я ни старался, последнее слово оставалось за ней. Я признал свое поражение.
- Слушай, Лу, давай прекратим. Я уже устал от этих обменов сальностями и остротами. Она упрямо сказала:
- Я просто не хочу, чтобы ты ощущал себя... обманутым. По крайней мере, в этом смысле. Но в то же время я не хочу, чтобы ты ощущал себя великодушным и благородным рыцарем. Я хочу покончить со всеми нашими взаиморасчетами прежде, чем выйду из номера. Мы скорее всего больше никогда не увидимся. Если тебе кажется, что тебе что-то еще светит, черт тебя возьми, то пришла пора расплаты, - и она заплакала.
Я достал из чемодана носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и смущенно посмотрела на платок.
- Сохрани его на память, - сказал я. - Посмотришь как-нибудь на эту скромную монограмму, да и вспомнишь обо мне.
Она запихала платок в карман штанов.
- Ну, вот, я совсем расквасилась. Пожалуй, мне пора отчаливать.
Она повернулась и пошла. Я дал ей дойти до двери. А потом позвал:
- Лу!
Она обернулась.
- Да?
- Передай, пожалуйста, сообщение от мистера Хелма некоему господину Каселиусу, если вдруг тебе придется с ним встретиться.
У нее слегка расширились глаза.
- Какое сообщение, Мэтт?
- Я же предложил тебе сделку, помнишь? Ты ее отвергла.
- Я помню.
- Ну так вот, если масса Каселиус вдруг будет не вполне удовлетворен пленками, которые вы все сегодня добывали с такими трудностями, то, милая моя, просто шепни ему на ухо, что я готов предложить ему свою помощь. Но с одним условием. Он должен будет прийти ко мне лично. Я все еще горю желанием познакомиться с ним.
Она смотрела на меня с ужасом и недоумением.
- О нет! - прошептала она, точно обращаясь к самой себе, но потом ко мне. - Какой же ты дурак! Какой же ты набитый, самодовольный дурак! Ну как ты мог...
Ее шепот сорвался в рыдание. Она пошатнулась, нашарила дверную ручку, точно слепой, открыла дверь и выбежала в коридор. Я услышал быстрые шаги ее мягких тапочек по ковру.
Постояв немного, я пожал плечами и пошел за ней. Я торжествовал победу: эк ее прорвало! Меня распирало от радости. Но сказать по чести, я и сам не понимал, почему. Я пошел за ней выяснить, что же все-таки случилось. Когда я вышел в коридор, она уже свернула к лестнице. Я услышал, что, дойдя до середины марша, она остановилась. Я подошел к углу и осторожно глянул вниз.
С лестничной площадки был виден вестибюль. Вообще-то это был крошечный зальчик, где в одном углу разместилась стойка портье, а в другом - гардероб, рдс посетители оставляли свои пальто, направляясь в ресторан. Со своего наблюдательного пункта я видел, как этот тесный зальчик быстро наполнялся полицейскими и мужчинами в штатском. На середине лестницы, прижавшись к стене, стояла Лу и смотрела на нескончаемый поток представителей правоохранительных органов.
Когда она очнулась от транса и собралась взбежать наверх, было уже поздно. Один из полицейских заметил ее и привлек к ней внимание Гранквиста - нашего приятеля с выцветшими бровями. Он не стал мешкать и взлетел по лестнице как чемпион по пятиборью. На бегу, направляясь прямо ко мне в объятия, она споткнулась и упала на одно колено. Она не успела встать, как Гранквист уже настиг ее.
К моему удивлению, она оказала ему сопротивление. Он был всего лишь беднягой-легавым при исполнении служебных обязанностей, но она дала ему такой отпор, который в куда более критической ситуации не дала мне. Она отдубасила и расцарапала его так, что двум здоровенным полицейским пришлось прийти к нему на помощь, после чего им все-таки удалось ее утихомирить.
Я был поглощен развернувшимся на моих глазах сражением, при этом стараясь держаться вне их поля зрения - а они находились всего в нескольких шагах от меня, - и я не видел, что происходило внизу. Теперь же, когда Лу препроводили в вестибюль, я заметил там знакомую фигуру. Мужчины в этой стране ухитряются вырасти, не толстея. Тот же, кого я увидел, был высок и широк. Он один заполнил собой весь вестибюль.
- Ну, вижу, вы ее взяли! - сказал он по-английски Гранквисту.
- Да, герр Веллингтон, - ответил блондин, прикладывая носовой платок к расцарапанному лицу. - Мы взяли ее. Но в следующий раз, когда мы будем проводить совместную операцию на благо наших государств, могу я вас попросить, чтобы женщин брали вы.
Веллингтон расхохотался.
- Я же предупреждал вас, что это тигрица, - он махнул рукой на дверь. - У нас все прошло как по маслу. Мы его взяли - фотопленки при нем, так что все чисто и в полном соответствии с законом. Герр Гранквист, позвольте вам представить герра Каселиуса.
Я устремил взгляд на входную дверь. Плотная маленькая фигурка была почти незаметна в помещении, где столпилось столько высоких мужчин: но я сразу вспомнил пустынный проселок за городом к летающую трехгранную пику. В отличие от Лу, коротышка явно сдался без сопротивления. Он стоял, такой щеголеватый и важный, между двумя охранниками, и булавка его галстука играла всеми цветами радуги.
- Возможно, тут произошла какая-то ошибка, - сказал он спокойно. - Мое имя Карлссон. Рауль Карлссон, из торгового дома "Карлссон и Леклер".
Что же, я получил ответ на свой вопрос и успокоился. Я вернулся к себе в номер. Скоро и за мной придут, но, возможно, сперва мне удастся немного поспать.
Если у них все шло по плану, то моя ситуация изменилась принципиально - во всяком случае, так должен был думать Каселиус, что в данном случае имело первостепенное значение, - и я очень хорошо помнил, что случилось с Сарой Лундгрен, когда наш герой решил, что она ему больше не нужна.
Я порылся в кармане, достал золингеновский нож и открыл лезвие. Отойдя в сторону, я с силой распахнул дверь и подождал, пока она, ударившись о стенку, закроется опять. Потом я подождал еще немного. Если в номере кто-то v был, он должен был увидеть сноп света, упавший из дверного проема, и догадаться, что последует дальше - то ли войдет человек, то ли бросят ручную гранату. По-моему, это в любом случае было хорошей тренировкой его нервной системы.
Низко пригнувшись, я впрыгнул в прихожую. Чтобы прицелиться в меня за то короткое мгновение, когда я появился на фоне освещенного коридора, стрелок должен был быть опытным профессионалом. Я упал на пол и откатился к дальней стене прихожей, но ничего не произошло. Чувствуешь себя полнейшим идиотом, когда грохаешься на пол и катаешься в пыли, но уж лучше чувствовать себя идиотом, чем получить пулю в лоб. Я пролежал, не шевелясь во тьме довольно долго и решил, что уж коли я не один в номере, то мой невидимый гость уже давно должен был окочуриться от задержки дыхания. Потом я встал, крадучись подошел к окну, задернул шторы, стараясь не приближаться к стеклу, и включил свет. Я не стал выглядывать в окно. Бледное лицо в окне - отличная мишень, а любопытство меня не мучило. Если в кустах под окном спрятался снайпер, то и хрен с ним. Он меня не волновал. Пока он там, мне до него не было дела.
Я вернулся в прихожую, закрыл дверь и нажал на выключатель. Шведы любят большие пластины, похожие на исполинские кнопки дверных звонков. По ним надо разок ударить, чтобы включить свет, и еще разок по той же самой кнопке - чтобы снова оказаться во тьме. Потом я взглянул на комод - он был пуст. Пленки исчезли. Не могу сказать, что я онемел от удивления.
Я зашел за занавеску ванной и взглянул на себя в зеркало. На одной щеке остался след от ее губной помады, помада виднелась и на воротничке рубашки. Лацканы были перепачканы ее пудрой. Запястья украшали царапины - это она пыталась меня схватить. Больше она не нанесла мне никакого видимого урона. С точки зрения физического ущерба, как любят говорить ребята с Мэдисон-авеню, ею была проявлена односторонняя инициатива.
Из зеркала на меня взирала та помятая рыбья морда, в которую твое отражение всегда превращается после большой пьянки. Я заметил, что на щеках в подбородке уже появилась щетина. Мне бы неплохо побриться. И принять ванну. Мне требовалась хорошенькая порка - сеанс старомодного применения кнута. Мне срочно нужна была новая внешность и новая легенда. Мне нужен был двенадцатичасовой сон.
Я вымыл лицо и принял аспирин. Когда в дверь постучали, звук был едва слышный, но я подскочил как ужаленный. Я снова достал нож, подошел к двери и открыл ее, соблюдая привычные меры предосторожности. Стоявшего за дверью гостя я менее всего ожидал сейчас увидеть. Я-то думал, что она уже достаточно от меня натерпелась и ей требуется небольшая передышка. Я закрыл нож и сунул его в карман. Этот вечер был полон сюрпризов, которые почему-то душу не радовали.
- Входи, Лу, - сказал я. Она не двинулась. Она смотрела на мое лицо. - Да, здесь побывали твои друзья. Поздравляю!
- Мэтт, я...
- Входи! Не бойся. Я не имею привычки посягать на одну и ту же женщину дважды в течение одного вечера.
Она вошла. Я закрыл дверь и обернулся. Она произвела значительные реставрационные работы. В ней теперь невозможно было узнать девушку, которую я некоторое время назад оставил лежать на кровати в лохмотьях. На ней был ее старый костюм битника - обтягивающие черные штаны и свободный черный свитер, - волосы расчесаны, а на губах свежий слой яркой помады. На подбородке краснело пятно - вот и вес, что напоминало о нашем недавнем поединке.
Мы молча смотрели друг на друга. Наконец я сказал:
- С тобой все в порядке? Она кивнула.
- Да. Со мной - все в порядке. Я протянул руку и дотронулся до красного пятна на подбородке.
- Моя щетина?
Она кивнула.
- Мне надо будет не забыть в следующий раз побриться перед тем, как я соберусь подвергнуть истязанию очередную женщину.
- Ты еще не закончил истязать эту женщину, Мэтт.
Воцарилась тишина.
- Я не особенно... красиво поступила с тобой... мы поступили друг с другом. И я не осуждаю тебя за то, что ты меня возненавидел и захотел причинить мне боль.
Я вовсе не нуждался в ее дурацких сопереживаниях.
- Очень мило с твоей стороны. Я просто польщен... Она поспешно помотала головой.
- Пожалуйста, не ехидничай! Когда-нибудь, может быть, очень скоро, ты поймешь, почему... - ее голос угас. Помолчав, она добавила: - Если я что-то... чем-то могу искупить то, что я тебя так одурачила...
- Мне кажется, мы квиты. Она взглянула на пустой комод.
- Даже после этого?
- Даже после этого. Она скривила лицо.
- Кажется, я без особого успеха пыталась собой торговать сегодня, а?
- Да? А ты разве этим занималась? - Я смерил ее взглядом. - Знаешь, меня никогда не возбуждал вид женщины в штанах, куколка.
Она сказала упавшим голосом:
- Ну, это легко поправимо. Их же можно снять! Напрасно она все это говорила. Как я ни старался, последнее слово оставалось за ней. Я признал свое поражение.
- Слушай, Лу, давай прекратим. Я уже устал от этих обменов сальностями и остротами. Она упрямо сказала:
- Я просто не хочу, чтобы ты ощущал себя... обманутым. По крайней мере, в этом смысле. Но в то же время я не хочу, чтобы ты ощущал себя великодушным и благородным рыцарем. Я хочу покончить со всеми нашими взаиморасчетами прежде, чем выйду из номера. Мы скорее всего больше никогда не увидимся. Если тебе кажется, что тебе что-то еще светит, черт тебя возьми, то пришла пора расплаты, - и она заплакала.
Я достал из чемодана носовой платок и подал ей. Она вытерла глаза, высморкалась и смущенно посмотрела на платок.
- Сохрани его на память, - сказал я. - Посмотришь как-нибудь на эту скромную монограмму, да и вспомнишь обо мне.
Она запихала платок в карман штанов.
- Ну, вот, я совсем расквасилась. Пожалуй, мне пора отчаливать.
Она повернулась и пошла. Я дал ей дойти до двери. А потом позвал:
- Лу!
Она обернулась.
- Да?
- Передай, пожалуйста, сообщение от мистера Хелма некоему господину Каселиусу, если вдруг тебе придется с ним встретиться.
У нее слегка расширились глаза.
- Какое сообщение, Мэтт?
- Я же предложил тебе сделку, помнишь? Ты ее отвергла.
- Я помню.
- Ну так вот, если масса Каселиус вдруг будет не вполне удовлетворен пленками, которые вы все сегодня добывали с такими трудностями, то, милая моя, просто шепни ему на ухо, что я готов предложить ему свою помощь. Но с одним условием. Он должен будет прийти ко мне лично. Я все еще горю желанием познакомиться с ним.
Она смотрела на меня с ужасом и недоумением.
- О нет! - прошептала она, точно обращаясь к самой себе, но потом ко мне. - Какой же ты дурак! Какой же ты набитый, самодовольный дурак! Ну как ты мог...
Ее шепот сорвался в рыдание. Она пошатнулась, нашарила дверную ручку, точно слепой, открыла дверь и выбежала в коридор. Я услышал быстрые шаги ее мягких тапочек по ковру.
Постояв немного, я пожал плечами и пошел за ней. Я торжествовал победу: эк ее прорвало! Меня распирало от радости. Но сказать по чести, я и сам не понимал, почему. Я пошел за ней выяснить, что же все-таки случилось. Когда я вышел в коридор, она уже свернула к лестнице. Я услышал, что, дойдя до середины марша, она остановилась. Я подошел к углу и осторожно глянул вниз.
С лестничной площадки был виден вестибюль. Вообще-то это был крошечный зальчик, где в одном углу разместилась стойка портье, а в другом - гардероб, рдс посетители оставляли свои пальто, направляясь в ресторан. Со своего наблюдательного пункта я видел, как этот тесный зальчик быстро наполнялся полицейскими и мужчинами в штатском. На середине лестницы, прижавшись к стене, стояла Лу и смотрела на нескончаемый поток представителей правоохранительных органов.
Когда она очнулась от транса и собралась взбежать наверх, было уже поздно. Один из полицейских заметил ее и привлек к ней внимание Гранквиста - нашего приятеля с выцветшими бровями. Он не стал мешкать и взлетел по лестнице как чемпион по пятиборью. На бегу, направляясь прямо ко мне в объятия, она споткнулась и упала на одно колено. Она не успела встать, как Гранквист уже настиг ее.
К моему удивлению, она оказала ему сопротивление. Он был всего лишь беднягой-легавым при исполнении служебных обязанностей, но она дала ему такой отпор, который в куда более критической ситуации не дала мне. Она отдубасила и расцарапала его так, что двум здоровенным полицейским пришлось прийти к нему на помощь, после чего им все-таки удалось ее утихомирить.
Я был поглощен развернувшимся на моих глазах сражением, при этом стараясь держаться вне их поля зрения - а они находились всего в нескольких шагах от меня, - и я не видел, что происходило внизу. Теперь же, когда Лу препроводили в вестибюль, я заметил там знакомую фигуру. Мужчины в этой стране ухитряются вырасти, не толстея. Тот же, кого я увидел, был высок и широк. Он один заполнил собой весь вестибюль.
- Ну, вижу, вы ее взяли! - сказал он по-английски Гранквисту.
- Да, герр Веллингтон, - ответил блондин, прикладывая носовой платок к расцарапанному лицу. - Мы взяли ее. Но в следующий раз, когда мы будем проводить совместную операцию на благо наших государств, могу я вас попросить, чтобы женщин брали вы.
Веллингтон расхохотался.
- Я же предупреждал вас, что это тигрица, - он махнул рукой на дверь. - У нас все прошло как по маслу. Мы его взяли - фотопленки при нем, так что все чисто и в полном соответствии с законом. Герр Гранквист, позвольте вам представить герра Каселиуса.
Я устремил взгляд на входную дверь. Плотная маленькая фигурка была почти незаметна в помещении, где столпилось столько высоких мужчин: но я сразу вспомнил пустынный проселок за городом к летающую трехгранную пику. В отличие от Лу, коротышка явно сдался без сопротивления. Он стоял, такой щеголеватый и важный, между двумя охранниками, и булавка его галстука играла всеми цветами радуги.
- Возможно, тут произошла какая-то ошибка, - сказал он спокойно. - Мое имя Карлссон. Рауль Карлссон, из торгового дома "Карлссон и Леклер".
Что же, я получил ответ на свой вопрос и успокоился. Я вернулся к себе в номер. Скоро и за мной придут, но, возможно, сперва мне удастся немного поспать.
Глава 23
В четыре часа утра начали ломать дверь. Во всяком случае, так могло бы показаться любому человеку, которого подобный грохот вырвал из глубин сна. Вообще-то ни у кого никогда не возникало проблем с проникновением ко мне в гостиничные номера, в каком бы городе я ни останавливался. Так что я никак не мог понять, отчего эти шутники решили устроить столь шумный спектакль.
- Это полиция, - раздался голос Гранквиста. - Откройте дверь, герр Хелм.
- Иду! - отозвался я.
Я включил свет и взглянул на свой нож, лежащий на тумбочке. Я могу назвать сотни имен людей, отправившихся на тот свет только потому, что открыли дверь псевдополицейским. Но голос я узнал, и к тому же в глазах местных законников мне хотелось выглядеть добропорядочным и мирным иностранцем. Моя работа в одной театральной труппе завершилась, и теперь мне предстояло сыграть новую роль. Я сунул нож в карман брюк, повесил их на стул, зевнул, взглянул на часы - вот тогда-то я и узнал, что было четыре утра, - и босиком пошел им открывать.
Я повернул ключ в замке. Дверь распахнулась, едва не сбив меня с ног. Краешком глаза я заметил массивный силуэт Веллингтона, потом его кулак врезал "не в челюсть: я отлетел в сторону и рухнул на пол.
Как я уже говорил, сам я кулаками не могу многого добиться, но есть ребята, которые, в отличие от меня, могут.
Он не дал мне опомниться. Как только я встал на четвереньки, он оседлал меня. Он ревел как медведь. Насколько я мог судить, что-то его взбесило. Я почти сразу безошибочно догадался - что именно. Он ударил меня по затылку, и я снова обмяк и распластался по полу. У меня хватило соображения откатиться в сторону, ибо я знал, что сейчас последует новый удар. Его кулак попал мне в ребра - я врезался в стену. Ну хватит! Я съежился и изобразил опоссума. Он смазал мне еще раз по спине, потом наподдал ногой и пару раз хлопнул по лицу, но бить парня, который уже не чувствует ударов, - какое в этом удовольствие! Он отпустил меня, я артистично съехал на пол и остался лежать с закрытыми глазами, раздумывая, что наступит день - и я уж с ним отведу душу. Люблю я этих здоровяков, которые мутузят меня от души. Последнего такого похоронили, не извлекая пяти пуль, которые я всадил ему в брюхо.
- Ах ты, грязный предатель! - хрипел Веллингтон. - Ах ты, ничтожный слизняк, который имеет наглость называть себя американцем...
Я не обращал внимания на его слова. Его слова не имели никакого значения. Он явно не собирался прикончить меня на месте - в этом и состояла его ошибка. Он вступил в пререкания с Гранквистом, которому показалось, что он немного перестарался.
- Здесь я командир, герр Веллингтон, - недовольно заявил Гранквист. - Мы ценим вашу помощь, но если вы не возьмете себя в руки, я вызову своих людей и вас силой выпроводят из номера. Нет никакой необходимости применять насилие.
- Ну ладно, ладно, - кисло ответил Веллингтон, - я буду послушным мальчиком. Просто мне страшно захотелось навесить ему пару хороших, прежде чем вы его увезете. Сколько мы потратили времени и усилий - и все разлетелось к черту только из-за одного подонка...
- Прошу вас, герр Веллингтон! - Гранквист присел надо мной. - Герр Хелм!
Он перевернул меня на спину. Я изобразил приход в сознание, медленно открыл глаза и посмотрел на его вытянутое скандинавское лицо. Я сел и молча потер ушибленную челюсть. Гранквист казался смущенным.
- Вы в порядке, сэр? Вы можете встать? - он помог мне подняться. - Боюсь, это моя вина. Я недооценил силу чувств герра Веллингтона.
- Это не единственная особенность герра Веллингтона, которую вы недооценили. Господи! - Я бросил взгляд на верзилу-американца и снова посмотрел на Гранквиста. - Что эта горилла имеет против меня?
Гранквист нахмурился.
- И вы еще спрашиваете?
- Конечно, спрашиваю! Я всего только несчастный американский фотограф. Я, конечно, иностранец и все такое, но мне казалось, что Швеция миролюбивая и законопослушная страна. А полиция будит меня среди ночи, я открываю дверь, и тут какой-то спятивший великан посылает меня в нокаут и раскатывает как тесто по полу.
Веллингтон шагнул ко мне.
- Послушай, Хелм, эта невинная болтовня тебе не поможет!
- Мистер Веллингтон, я настаиваю! - прервал его Гранквист, поднимая руку. - Давайте разберемся во всем спокойно.
Я потер избитые бока.
- Давайте попробуем, - сказал я. - Уже давно пора. Прежде всего давайте выясним личности, если не возражаете. Я знаю вас, Гранквист. По крайней мере вы имеете какое-то отношение к полиции. Ладно. Но что здесь делает этот парень? Насколько мне известно, он американский бизнесмен и большой поклонник миссис Тейлор. Может быть, мне объяснят, какое право имеет американский бизнесмен избивать людей по поручению шведской полиции? Что с вами, вы не могли найти какого-нибудь крепкого парня у себя в участке?
- Герр Хелм... Я усилил гнев.
- Послушайте, Гранквист, я не понимаю, что здесь происходит, но я точно знаю, что американское посольство захочет узнать об этом. С какой целью вы ворвались ко мне в номер? - я обернулся к Веллингтону, который уже рылся у меня в чемодане. - Черт тебя побери, перестань рыться в моих вещах!
Он издал торжествующий смешок и потряс в воздухе маленьким "смит-вессоном".
- Так я и думал! Вот, Гранквист. Что скажете - невинный американский путешественник станет прятать в своем багаже револьвер 38-го калибра?
Он бросил револьвер через комнату. Гранквист поймал его и вопросительно посмотрел на меня.
- Ну и что? - спросил я. - Если уж подходить к делу строго, то у меня есть разрешение на ввоз...
- На это? - швед покачал головой. - Сомневаюсь, герр Хелм. Мы редко разрешаем частным лицам ввозить в страну пистолеты.
- Ну ладно, черт побери, - сказал я раздраженно. - У меня есть лицензия на ввоз ружья и дробовика. Я и не думал, что кто-нибудь забеспокоится по поводу этой игрушки. Я всегда ношу при себе пистолет - на Западе, там, где я живу, мы все такие носим. Без него я как без рук.
- Боюсь, в нашей стране это является серьезным нарушением закона.
- Ладно, тогда арестуйте меня! - сердито заявил я. - И из-за этого весь сыр-бор разгорелся? Два громилы врываются ко мне в номер и еще Бог знает, сколько ждут в вестибюле. Выбитая челюсть, сломанные ребра - и все из-за того, что я, дурак, по привычке сунул крошечный пятизарядник 38-го калибра в сумку с фотоаппаратом, когда паковал чемодан?
Гранквист пристально смотрел на меня. Я почувствовал, что под маской официальной невозмутимости вспыхнуло беспокойство.
- Так вы заявляете, что не знаете, почему мы здесь, герр Хелм?
Веллингтон издал клекот.
- Слушайте, Гранквист, не будете же вы жевать эту бюрократическую жвачку? И так же совершенно ясно, что он в сговоре с этими...
- Мистер, Веллингтон! - прервал его Гранквист. - Я же вас просил.
- Чушь! - гаркнул Веллингтон. - Он знает, почему мы здесь!
Он полез в карман и что-то достал. Что-то мокрое, длинное, черное, слипшееся. Вряд ли эта слипшаяся черная лента пошла на пользу его карману. Он достал из другого кармана такую же ленту. Странный способ хранить фотопленки. Однако после того, как я с ними поработал, эти пленки все равно можно было выбросить.
- Вот! - крикнул он, бросая обе пленки на кровать. - Вот зачем мы здесь, Хелм! Эти две и еще куча таких же! Военная разведка только что проявила их все для нас. Все засвечены! Ни кадра не сохранилось, так что теперь уж и неизвестно, что на них было! В качестве вещественных доказательств абсолютно бесполезны! И это после всех предпринятых нами усилий!
Он замолчал, а я расхохотался. Он шагнул ко мне. Я резко оборвал смех.
- Ну валяй, шкаф! Теперь я готов!
- Джентльмены! - воскликнул Гранквист и встал между нами.
Я повернулся к нему.
- Уберите от меня этого футболиста! Еще не было случая, чтобы кто-то отдубасил меня и ему бы это сошло с рук! Ни единого такого случая я не припомню. Я с ним разберусь на днях. Но если вы не хотите, чтобы это произошло в этом самом номере, уведите его отсюда!
- Не разбухай, Хелм, - сказал Веллингтон свирепо. - Ты себя и так выдал с головой. Теперь ты уже не похож на невинного фотографа - в этом нет сомнений ни у меня, ни у мистера Гранквиста.
- Позволь мне об этом побеспокоиться, приятель, - сказал я. - Я с давних пор привык сам о себе заботиться, а побывал я в куда более крутых переделках. Я снимал в таких местах, где ты бы не удержал в руках аппарата - потому как у тебя бы только и было забот, что менять обоссанные подштанники. Так что не стоит за меня волноваться, сынок. Еще никому не удавалось дать в зубы Мэттью Хелму и остаться безнаказанным. И не думаю, что ты станешь первым, кому это удастся! - Потом, точно вспомнив вдруг о чем-то, я хихикнул.
Гранквист вытаращил глаза.
- Что вы тут нашли смешного, герр Хелм? Я горестно покачал головой.
- Уж не знаю, над чем вы, ребята, трудились, но мне, ей Богу, жаль, если я вам что-то испортил. Но хотел бы я посмотреть на физиономию человека, который доставал первую пленку из проявителя - он-то надеялся увидеть там тридцать шесть кадров с изображением военных объектов, а?
- Так ты признаешь! - взорвался Веллингтон. Гранквист поднял руку.
- Вопросы здесь задаю я. Или, может, будет лучше, если герр Хелм сам все расскажет.
- Рассказывать особенно нечего. Как я уже сказал, я с давних пор стараюсь заботиться о себе сам. Она была чертовски симпатичная девчонка, но ей пришлось изрядно попотеть, чтобы вокруг нее по струнке ходили, и она, вне всякого сомнения, намеревалась получить нужные снимки нужных мест и хорошего качества - с правильной выдержкой, четкие и контрастные. Очень скоро я понял, что никакому журналу продавать эти снимки мы не будем. Это был даже не журнальный материал, если хотите знать. Вы понимаете, что я имею в виду? Но я-то предпочел остаться в стороне. Поэтому я целый день снимал то, что она просила, а вечером вынимал отснятую пленку из кассеты, держал ее на свету, а потом закатывал обратно в кассету.
- Первый раз в жизни слышу такой бред! - рявкнул Веллингтон. - Ты же прекрасно понимал, за чем мы охотимся, и специально засветил пленки, чтобы помочь Каселиусу ускользнуть из расставленной нами ловушки.
- Каселиус? - переспросил я. - Кто такой Каселиус?
- Если у вас возникли подозрения, что она занимается шпионажем, - сказал Гранквист, - вы должны были немедленно сообщить об этом властям.
- Мистер Гранквист, - сказал я. - При всем моем уважении к вашей стране я, знаете ли, не являюсь гражданином Швеции. Моя единственная обязанность, как гостя вашей страны, насколько я понимаю, - это забота о том, чтобы моя фотоаппаратура и мои пленки не применялись в предосудительных целях. Ну, вот я и позаботился об этом, разве нет?
Швед покачал головой.
- И все же я не вижу логики, герр Хелм. Зачем прилагать столько усилий, тратить пленку и в тот же вечер ее засвечивать?
Я вздохнул и изобразил удрученный вид.
- Так, теперь мой черед смущаться, приятель. Она была такая симпатяшка, и я, конечно, надеюсь, что она не вляпалась в какую-нибудь неприятную историю! Пока она считала, что я делаю для нее снимки, она была со мной очень мила, если вы понимаете, что я имею в виду. Несколько месяцев назад от меня ушла жена, а вы же должны понимать, как оно бывает, когда мужчина привык к... мм... Словом, как я уже сказал, я немного смущен. Наверное, вы, мистер Гранквист, скажете, что я вел себя не как джентльмен. Но ведь, с другой стороны, она ведь меня дурачила, заставляя снимать для нее горные рудники - так что вряд ли вы и ее сочтете истинной леди! Гранквист прокашлялся.
- Да. Теперь мне все понятно.
Конечно, он меня осуждал, полагая, что я расчетливый сластолюбец и аморальный тип, но тот факт, что я добровольно выставил перед ним столь отвратительную сторону своей натуры, склонил его - как оно часто и бывает - безоговорочно мне поверить. Если бы я разыграл непорочного и благородного, он бы тотчас упрятал меня за решетку. Помолчав, он добавил:
- Как вы уже, должно быть, поняли, мистер Веллингтон и я, будучи специальными агентами, состоящими на службе у правительства наших стран, пытались поймать одного весьма опасного иностранного шпиона, человека, который иногда называет себя Каселиус. Мы предприняли немалые усилия, чтобы подготовить арест этого человека с поличным. К сожалению, из-за предпринятых вами предосторожностей - из-за того, что вы засветили все отснятые пленки, наши улики оказались бесполезными. Нам теперь придется освободить этого человека и его сообщницу и извиниться.
- Это полиция, - раздался голос Гранквиста. - Откройте дверь, герр Хелм.
- Иду! - отозвался я.
Я включил свет и взглянул на свой нож, лежащий на тумбочке. Я могу назвать сотни имен людей, отправившихся на тот свет только потому, что открыли дверь псевдополицейским. Но голос я узнал, и к тому же в глазах местных законников мне хотелось выглядеть добропорядочным и мирным иностранцем. Моя работа в одной театральной труппе завершилась, и теперь мне предстояло сыграть новую роль. Я сунул нож в карман брюк, повесил их на стул, зевнул, взглянул на часы - вот тогда-то я и узнал, что было четыре утра, - и босиком пошел им открывать.
Я повернул ключ в замке. Дверь распахнулась, едва не сбив меня с ног. Краешком глаза я заметил массивный силуэт Веллингтона, потом его кулак врезал "не в челюсть: я отлетел в сторону и рухнул на пол.
Как я уже говорил, сам я кулаками не могу многого добиться, но есть ребята, которые, в отличие от меня, могут.
Он не дал мне опомниться. Как только я встал на четвереньки, он оседлал меня. Он ревел как медведь. Насколько я мог судить, что-то его взбесило. Я почти сразу безошибочно догадался - что именно. Он ударил меня по затылку, и я снова обмяк и распластался по полу. У меня хватило соображения откатиться в сторону, ибо я знал, что сейчас последует новый удар. Его кулак попал мне в ребра - я врезался в стену. Ну хватит! Я съежился и изобразил опоссума. Он смазал мне еще раз по спине, потом наподдал ногой и пару раз хлопнул по лицу, но бить парня, который уже не чувствует ударов, - какое в этом удовольствие! Он отпустил меня, я артистично съехал на пол и остался лежать с закрытыми глазами, раздумывая, что наступит день - и я уж с ним отведу душу. Люблю я этих здоровяков, которые мутузят меня от души. Последнего такого похоронили, не извлекая пяти пуль, которые я всадил ему в брюхо.
- Ах ты, грязный предатель! - хрипел Веллингтон. - Ах ты, ничтожный слизняк, который имеет наглость называть себя американцем...
Я не обращал внимания на его слова. Его слова не имели никакого значения. Он явно не собирался прикончить меня на месте - в этом и состояла его ошибка. Он вступил в пререкания с Гранквистом, которому показалось, что он немного перестарался.
- Здесь я командир, герр Веллингтон, - недовольно заявил Гранквист. - Мы ценим вашу помощь, но если вы не возьмете себя в руки, я вызову своих людей и вас силой выпроводят из номера. Нет никакой необходимости применять насилие.
- Ну ладно, ладно, - кисло ответил Веллингтон, - я буду послушным мальчиком. Просто мне страшно захотелось навесить ему пару хороших, прежде чем вы его увезете. Сколько мы потратили времени и усилий - и все разлетелось к черту только из-за одного подонка...
- Прошу вас, герр Веллингтон! - Гранквист присел надо мной. - Герр Хелм!
Он перевернул меня на спину. Я изобразил приход в сознание, медленно открыл глаза и посмотрел на его вытянутое скандинавское лицо. Я сел и молча потер ушибленную челюсть. Гранквист казался смущенным.
- Вы в порядке, сэр? Вы можете встать? - он помог мне подняться. - Боюсь, это моя вина. Я недооценил силу чувств герра Веллингтона.
- Это не единственная особенность герра Веллингтона, которую вы недооценили. Господи! - Я бросил взгляд на верзилу-американца и снова посмотрел на Гранквиста. - Что эта горилла имеет против меня?
Гранквист нахмурился.
- И вы еще спрашиваете?
- Конечно, спрашиваю! Я всего только несчастный американский фотограф. Я, конечно, иностранец и все такое, но мне казалось, что Швеция миролюбивая и законопослушная страна. А полиция будит меня среди ночи, я открываю дверь, и тут какой-то спятивший великан посылает меня в нокаут и раскатывает как тесто по полу.
Веллингтон шагнул ко мне.
- Послушай, Хелм, эта невинная болтовня тебе не поможет!
- Мистер Веллингтон, я настаиваю! - прервал его Гранквист, поднимая руку. - Давайте разберемся во всем спокойно.
Я потер избитые бока.
- Давайте попробуем, - сказал я. - Уже давно пора. Прежде всего давайте выясним личности, если не возражаете. Я знаю вас, Гранквист. По крайней мере вы имеете какое-то отношение к полиции. Ладно. Но что здесь делает этот парень? Насколько мне известно, он американский бизнесмен и большой поклонник миссис Тейлор. Может быть, мне объяснят, какое право имеет американский бизнесмен избивать людей по поручению шведской полиции? Что с вами, вы не могли найти какого-нибудь крепкого парня у себя в участке?
- Герр Хелм... Я усилил гнев.
- Послушайте, Гранквист, я не понимаю, что здесь происходит, но я точно знаю, что американское посольство захочет узнать об этом. С какой целью вы ворвались ко мне в номер? - я обернулся к Веллингтону, который уже рылся у меня в чемодане. - Черт тебя побери, перестань рыться в моих вещах!
Он издал торжествующий смешок и потряс в воздухе маленьким "смит-вессоном".
- Так я и думал! Вот, Гранквист. Что скажете - невинный американский путешественник станет прятать в своем багаже револьвер 38-го калибра?
Он бросил револьвер через комнату. Гранквист поймал его и вопросительно посмотрел на меня.
- Ну и что? - спросил я. - Если уж подходить к делу строго, то у меня есть разрешение на ввоз...
- На это? - швед покачал головой. - Сомневаюсь, герр Хелм. Мы редко разрешаем частным лицам ввозить в страну пистолеты.
- Ну ладно, черт побери, - сказал я раздраженно. - У меня есть лицензия на ввоз ружья и дробовика. Я и не думал, что кто-нибудь забеспокоится по поводу этой игрушки. Я всегда ношу при себе пистолет - на Западе, там, где я живу, мы все такие носим. Без него я как без рук.
- Боюсь, в нашей стране это является серьезным нарушением закона.
- Ладно, тогда арестуйте меня! - сердито заявил я. - И из-за этого весь сыр-бор разгорелся? Два громилы врываются ко мне в номер и еще Бог знает, сколько ждут в вестибюле. Выбитая челюсть, сломанные ребра - и все из-за того, что я, дурак, по привычке сунул крошечный пятизарядник 38-го калибра в сумку с фотоаппаратом, когда паковал чемодан?
Гранквист пристально смотрел на меня. Я почувствовал, что под маской официальной невозмутимости вспыхнуло беспокойство.
- Так вы заявляете, что не знаете, почему мы здесь, герр Хелм?
Веллингтон издал клекот.
- Слушайте, Гранквист, не будете же вы жевать эту бюрократическую жвачку? И так же совершенно ясно, что он в сговоре с этими...
- Мистер, Веллингтон! - прервал его Гранквист. - Я же вас просил.
- Чушь! - гаркнул Веллингтон. - Он знает, почему мы здесь!
Он полез в карман и что-то достал. Что-то мокрое, длинное, черное, слипшееся. Вряд ли эта слипшаяся черная лента пошла на пользу его карману. Он достал из другого кармана такую же ленту. Странный способ хранить фотопленки. Однако после того, как я с ними поработал, эти пленки все равно можно было выбросить.
- Вот! - крикнул он, бросая обе пленки на кровать. - Вот зачем мы здесь, Хелм! Эти две и еще куча таких же! Военная разведка только что проявила их все для нас. Все засвечены! Ни кадра не сохранилось, так что теперь уж и неизвестно, что на них было! В качестве вещественных доказательств абсолютно бесполезны! И это после всех предпринятых нами усилий!
Он замолчал, а я расхохотался. Он шагнул ко мне. Я резко оборвал смех.
- Ну валяй, шкаф! Теперь я готов!
- Джентльмены! - воскликнул Гранквист и встал между нами.
Я повернулся к нему.
- Уберите от меня этого футболиста! Еще не было случая, чтобы кто-то отдубасил меня и ему бы это сошло с рук! Ни единого такого случая я не припомню. Я с ним разберусь на днях. Но если вы не хотите, чтобы это произошло в этом самом номере, уведите его отсюда!
- Не разбухай, Хелм, - сказал Веллингтон свирепо. - Ты себя и так выдал с головой. Теперь ты уже не похож на невинного фотографа - в этом нет сомнений ни у меня, ни у мистера Гранквиста.
- Позволь мне об этом побеспокоиться, приятель, - сказал я. - Я с давних пор привык сам о себе заботиться, а побывал я в куда более крутых переделках. Я снимал в таких местах, где ты бы не удержал в руках аппарата - потому как у тебя бы только и было забот, что менять обоссанные подштанники. Так что не стоит за меня волноваться, сынок. Еще никому не удавалось дать в зубы Мэттью Хелму и остаться безнаказанным. И не думаю, что ты станешь первым, кому это удастся! - Потом, точно вспомнив вдруг о чем-то, я хихикнул.
Гранквист вытаращил глаза.
- Что вы тут нашли смешного, герр Хелм? Я горестно покачал головой.
- Уж не знаю, над чем вы, ребята, трудились, но мне, ей Богу, жаль, если я вам что-то испортил. Но хотел бы я посмотреть на физиономию человека, который доставал первую пленку из проявителя - он-то надеялся увидеть там тридцать шесть кадров с изображением военных объектов, а?
- Так ты признаешь! - взорвался Веллингтон. Гранквист поднял руку.
- Вопросы здесь задаю я. Или, может, будет лучше, если герр Хелм сам все расскажет.
- Рассказывать особенно нечего. Как я уже сказал, я с давних пор стараюсь заботиться о себе сам. Она была чертовски симпатичная девчонка, но ей пришлось изрядно попотеть, чтобы вокруг нее по струнке ходили, и она, вне всякого сомнения, намеревалась получить нужные снимки нужных мест и хорошего качества - с правильной выдержкой, четкие и контрастные. Очень скоро я понял, что никакому журналу продавать эти снимки мы не будем. Это был даже не журнальный материал, если хотите знать. Вы понимаете, что я имею в виду? Но я-то предпочел остаться в стороне. Поэтому я целый день снимал то, что она просила, а вечером вынимал отснятую пленку из кассеты, держал ее на свету, а потом закатывал обратно в кассету.
- Первый раз в жизни слышу такой бред! - рявкнул Веллингтон. - Ты же прекрасно понимал, за чем мы охотимся, и специально засветил пленки, чтобы помочь Каселиусу ускользнуть из расставленной нами ловушки.
- Каселиус? - переспросил я. - Кто такой Каселиус?
- Если у вас возникли подозрения, что она занимается шпионажем, - сказал Гранквист, - вы должны были немедленно сообщить об этом властям.
- Мистер Гранквист, - сказал я. - При всем моем уважении к вашей стране я, знаете ли, не являюсь гражданином Швеции. Моя единственная обязанность, как гостя вашей страны, насколько я понимаю, - это забота о том, чтобы моя фотоаппаратура и мои пленки не применялись в предосудительных целях. Ну, вот я и позаботился об этом, разве нет?
Швед покачал головой.
- И все же я не вижу логики, герр Хелм. Зачем прилагать столько усилий, тратить пленку и в тот же вечер ее засвечивать?
Я вздохнул и изобразил удрученный вид.
- Так, теперь мой черед смущаться, приятель. Она была такая симпатяшка, и я, конечно, надеюсь, что она не вляпалась в какую-нибудь неприятную историю! Пока она считала, что я делаю для нее снимки, она была со мной очень мила, если вы понимаете, что я имею в виду. Несколько месяцев назад от меня ушла жена, а вы же должны понимать, как оно бывает, когда мужчина привык к... мм... Словом, как я уже сказал, я немного смущен. Наверное, вы, мистер Гранквист, скажете, что я вел себя не как джентльмен. Но ведь, с другой стороны, она ведь меня дурачила, заставляя снимать для нее горные рудники - так что вряд ли вы и ее сочтете истинной леди! Гранквист прокашлялся.
- Да. Теперь мне все понятно.
Конечно, он меня осуждал, полагая, что я расчетливый сластолюбец и аморальный тип, но тот факт, что я добровольно выставил перед ним столь отвратительную сторону своей натуры, склонил его - как оно часто и бывает - безоговорочно мне поверить. Если бы я разыграл непорочного и благородного, он бы тотчас упрятал меня за решетку. Помолчав, он добавил:
- Как вы уже, должно быть, поняли, мистер Веллингтон и я, будучи специальными агентами, состоящими на службе у правительства наших стран, пытались поймать одного весьма опасного иностранного шпиона, человека, который иногда называет себя Каселиус. Мы предприняли немалые усилия, чтобы подготовить арест этого человека с поличным. К сожалению, из-за предпринятых вами предосторожностей - из-за того, что вы засветили все отснятые пленки, наши улики оказались бесполезными. Нам теперь придется освободить этого человека и его сообщницу и извиниться.