Страница:
Неприязнь, почти молниеносно мелькнувшая между мною и Ле-Бароном, была вполне и совершенно естественна. Я не придал ей ни малейшего значения. Профессиональные издержки. Ле-Барон был отлично обучен, и покорный слуга недурно обучен; и работа нам предстояла совместная. А посему пить нынче вечером на брудершафт ни я, ни кареглазый вовсе не собирались.
- Колымага стоит у парадного подъезда, - сообщил Ле-Барон, выпуская мою руку. Пальцы у парня оказались, говоря мягко, не слабые. - Коль скоро не возражаете, по мосту прогуляемся пешком. Парковать американские автомобили в ночном Хуаресе противопоказано. Здесь, между прочим, тоже...
- Как прикажете, сударь, - ухмыльнулся я.
- Эй! - добродушно ухмыльнулся Ле-Барон. - Зовите меня просто Патом. Удобнее, и короче. Мы вышли вон из гостиницы.
- Пат и Мэтт, - произнес я задумчиво. - Н-да... Вы, часом, не шахматист?
- Нет...
- Жаль. Оценили бы. "Шах и мат!" Кстати, "патом" называют положение, в котором, как говорится, ни тпру, ни ну.
- Простите?
- Очередной ход невозможен. Полный карамболь, - отозвался я. - Хотя "карамболь" - выражение бильярдистов, а на бильярде не играл отродясь. Что это значит?
- Это значит: двойной удар, - ухмыльнулся Пат Ле-Барон, чье самолюбие тотчас восполнило понесенный было ущерб.
Ле-Барон исправно доставил нас обоих к мосту, ведя маленький (относительно) "шевви"-седан прошлогоднего выпуска. Машина осталась под одним из бесчисленных навесов, которые не дозволяют вашему экипажу превратиться летом в подобие духовой печки. Чистое излишество. Я имею в виду строительство навесов. Хуарес - не из тех городов, что манят провести в них наилучшее время года. Эль-Пасо, между прочим, тоже.
Ежели не слишком заблуждаюсь, прошлогодняя июльская температура в Хуаресе равнялась примерно ста двадцати градусам в тени.
Оба мы уплатили по два цента на брата, пересекли мост и прошагали по веселой, почти карнавально-игривой Авениде Хуарес. Вблизи от ночного клуба все выглядело куда спокойнее, угрюмее и небезопаснее. Мы вступали в "La Fiesta", преследуемые по пятам целым скопищем таксистов, каждый из коих сулил отвезти в место получше - доставить сразу же, или чуть погодя.
- Такси номер пять! - надрывался один. - Мистер, предлагаю такси номер пять!
Ле-Барон тихонько толкнул меня локтем в бок. Я покосился на оравшего. Обнаружил смуглого субъекта, явно ведшего родословную от индейцев-ацтеков. Мы с Ле-Бароном отмахнулись и затворили за собою дверь.
- Заметили Хесуса? - шепотом осведомился Ле-Барон. - Фланговое прикрытие. Угодим в передрягу - Хесус постарается помочь.
- Превосходно.
Ле-Барон пытался еще что-то прибавить, однако навстречу уже торопился метрдотель. Воспоследовало изысканно учтивое, сопровождаемое поклоном приветствие. Метрдотель проводил нас к маленькому боковому столику.
Спутник мой заказал двойной бурбон, особо нажимая на сорт виски: с такого-то винокуренного завода - и не иначе. В подобных случаях меня постоянно подмывает подменить бутылку и поглядеть, заметит ли привередливый парень хоть самомалейшее различие во вкусе.
Что до покорного слуги, я попросил мартини. И почти немедленно следом - второй. Мистер Мэттью Хелм из Калифорнии вовсе не желал водить постоянного знакомства с мексиканским коктейлем "Маргарита". Не склонен я чинить надругательство над собственным пищеварительным трактом.
Помимо этого, готовящийся к предстоящему свиданию с беглянкой-женою супруг должен укреплять нервы посредством привычных напитков. Так я полагаю.
По всей вероятности, закажи мы по стакану молока или вишневого сока, распорядитель и ухом не повел бы. Вышколен! И на славу, надо сказать...
- За нами наблюдают, как по-вашему? - спросил я Пата. - Или мы разыгрываем спектакль перед пустым залом?
- Скорее, последнее, - отозвался Пат, - если только я нечаянной промашки не дал сегодня либо вчера. Но и тут никакой беды нет. Частный детектив ужинает за счет клиента - вполне естественно.
Выглядел Пат человеком весьма решительным, смелым и ненадежным. Вырядился-то, вырядился! Ни дать, ни взять, танцор-чечеточник из дешевого кабаре. Безукоризненный смокинг, прилизанные волосы, бледная, точно припудренная физиономия...
Впрочем, не всем же смахивать на Джеймса Бонда. А Ле-Барон, соответственно роли, служил частным сыщиком. Не самое почтенное занятие, коль скоро позабыть о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне, да припомнить, чем, как правило, подрабатывают не литературные герои, а настоящие ищейки этого пошиба.
- И сколь долго пользуетесь вы этим прикрытием? - полюбопытствовал я. - Детектива изображаете?
- Три года. Ежемесячный чек, присылаемый на мое имя, жена считает пенсией, которую назначила Ассоциация ветеранов. Так на чеке написано. И, кстати, не ее дело, кто и за что платит супругу. Пускай получает вдоволь денег, спокойно тратит их и премного радуется.
- Безусловно.
- А еще раньше я числился страховым агентом в Сан-Франциско. Та же петрушка. Сиди смирнехонько, принимай почтовые переводы и дожидайся, пока не позвонят и не потребуют работать... Да вы и сами знаете, как бывает.
Я согласно кивнул, хотя понятия не имел, как это бывает нынче. Я начал служить у Мака во время войны, а тогда особенно рассиживаться и ждать случайных поручений не доводилось.
Приблизился официант. Я заказал бифштекс - хорошо прожаренный, ибо лишь такую пищу принимал бы респектабельный, пекущийся о своем желудке и взволнованный мистер Хелм из Калифорнии. Ле-Барон предпочел бифштекс кровавый. И предупредил; что тщательно удостоверится в качестве поданного, сделав пробный мелкий надрез на куске мяса. Гурман...
Покуда мой спутник давал подробные наставления злополучному официанту, я созерцал парочку, пересекшую зад и облюбовавшую столик подле сцены.
Женщина была довольно хорошенькой и прическу носила сообразно последнему воплю моды: крашеный, небрежно уложенный стог сена. Сказать "копна волос" попросту не поворачивается язык. С другой стороны, светло-голубое вечернее платье, усеянное блестками, вышло из рук опытного портного. Просто, изящно скроено, исключительно хорошо прилегает, ни складки, ни морщинки...
Небрежно сброшенный и оставленный висеть на спинке стула меховой жакет обладал бледно-золотым оттенком, не присущим шерсти ни единого из животных, которые известны современной науке. Впрочем, это могла быть шкура снежного человека или неуловимой нунды - загадочной африканской твари, кошки ростом с осла.
Прекрасная одежда, чрезвычайно уместная в ресторане.
Спутник вышеописанной дамы для разнообразия оделся так, словно собирался прыгать в стремена и галопом скакать по прерии, преследуя мустанга. Сапоги. Джинсы, обшитые кожей на заду и внутренней стороне брючин. Клетчатая рубаха. Шейный платок. Фу-ты, ну-ты.
Молодец явно примчал из Техаса. Ему подобных легко принять за ковбоев, но стоит подвести парня к старой, безобидной кляче - и он шарахнется от лошадки, словно от пантеры. Ибо, не считая мотоциклетного, сроду не забирался в седло.
Парочка сия выказала к нашим особам ровно столько же любопытства, сколько и все прочие посетители. Сиречь, ни малейшего. Но что-то в женщине меня беспокоило. Когда Ле-Барон завершил инструктаж и отпустил беднягу-официанта с миром, я дал напарнику знак.
- Слегка повернувшись, Ле-Барон чуть заметно повел головой: понятия не имею, кто это... Возможно. А я чересчур долго работал профессиональным фотографом и зрительную память нажил отменную. Лицо женщины было знакомо. Но откуда?
- Вот с эдакой бы поразвлечься? - шепнул Пат. Я поглядел на мнимого сыщика.
- Ага... Конечно... Ты прав...
С некоторыми субъектами поневоле приходится делать вид, будто и сам изнываешь от похоти при виде каждой и всяческой женщины, очутившейся в поле зрения. Иначе вас почтут либо психопатом, либо гомосексуалистом. Заметьте: почтут совершенно искренне.
Помощничек мне достался именно из таких, способных сутки напролет болтать о вопросах постельных, совокупительных и оргиастических. Только и денек достался нелегкий. После нескольких коктейлей одолевала зевота.
Поймите правильно, я не ханжа и сам не прочь потолковать о вещах, относящихся к половому вопросу вообще и определенной женщине в частности. Но лишь изредка. Иначе эти разговоры надоедают.
По счастью, официант подал наши вожделенные бифштексы, и Пат Ле-Барон поневоле заткнулся. Начал играть оркестр. Зауряднейший мексиканский оркестр из тех, чья семиствольная цевница действует на слух ненамного приятней, чем семиствольный реактивный миномет, начавший залповую стрельбу.
Прилизанный смуглый певец затянул переливчатую жалобу на разбитое corazon. Ежели вы, часом, не знаете испанского, спешу пояснить: он сокрушался о безутешном своем сердце. Подвывала этому истязателю чужих нервов девица - неестественно светловолосая, облаченная в черное, искрящееся платье. Только девица не просто голосила, она еще и крутилась по сцене, видимо, изображая танец и нещадно путаясь в длинном, змеящемся проводе микрофона.
Потом звонко зацокали кастаньеты, и стало впору затыкать уши скомканными салфетками.
Следующим номером программы, кажется, намечали стриптиз, однако уже пробило четверть одиннадцатого, и нам следовало убираться.
Глава 4
Глава 5
- Колымага стоит у парадного подъезда, - сообщил Ле-Барон, выпуская мою руку. Пальцы у парня оказались, говоря мягко, не слабые. - Коль скоро не возражаете, по мосту прогуляемся пешком. Парковать американские автомобили в ночном Хуаресе противопоказано. Здесь, между прочим, тоже...
- Как прикажете, сударь, - ухмыльнулся я.
- Эй! - добродушно ухмыльнулся Ле-Барон. - Зовите меня просто Патом. Удобнее, и короче. Мы вышли вон из гостиницы.
- Пат и Мэтт, - произнес я задумчиво. - Н-да... Вы, часом, не шахматист?
- Нет...
- Жаль. Оценили бы. "Шах и мат!" Кстати, "патом" называют положение, в котором, как говорится, ни тпру, ни ну.
- Простите?
- Очередной ход невозможен. Полный карамболь, - отозвался я. - Хотя "карамболь" - выражение бильярдистов, а на бильярде не играл отродясь. Что это значит?
- Это значит: двойной удар, - ухмыльнулся Пат Ле-Барон, чье самолюбие тотчас восполнило понесенный было ущерб.
Ле-Барон исправно доставил нас обоих к мосту, ведя маленький (относительно) "шевви"-седан прошлогоднего выпуска. Машина осталась под одним из бесчисленных навесов, которые не дозволяют вашему экипажу превратиться летом в подобие духовой печки. Чистое излишество. Я имею в виду строительство навесов. Хуарес - не из тех городов, что манят провести в них наилучшее время года. Эль-Пасо, между прочим, тоже.
Ежели не слишком заблуждаюсь, прошлогодняя июльская температура в Хуаресе равнялась примерно ста двадцати градусам в тени.
Оба мы уплатили по два цента на брата, пересекли мост и прошагали по веселой, почти карнавально-игривой Авениде Хуарес. Вблизи от ночного клуба все выглядело куда спокойнее, угрюмее и небезопаснее. Мы вступали в "La Fiesta", преследуемые по пятам целым скопищем таксистов, каждый из коих сулил отвезти в место получше - доставить сразу же, или чуть погодя.
- Такси номер пять! - надрывался один. - Мистер, предлагаю такси номер пять!
Ле-Барон тихонько толкнул меня локтем в бок. Я покосился на оравшего. Обнаружил смуглого субъекта, явно ведшего родословную от индейцев-ацтеков. Мы с Ле-Бароном отмахнулись и затворили за собою дверь.
- Заметили Хесуса? - шепотом осведомился Ле-Барон. - Фланговое прикрытие. Угодим в передрягу - Хесус постарается помочь.
- Превосходно.
Ле-Барон пытался еще что-то прибавить, однако навстречу уже торопился метрдотель. Воспоследовало изысканно учтивое, сопровождаемое поклоном приветствие. Метрдотель проводил нас к маленькому боковому столику.
Спутник мой заказал двойной бурбон, особо нажимая на сорт виски: с такого-то винокуренного завода - и не иначе. В подобных случаях меня постоянно подмывает подменить бутылку и поглядеть, заметит ли привередливый парень хоть самомалейшее различие во вкусе.
Что до покорного слуги, я попросил мартини. И почти немедленно следом - второй. Мистер Мэттью Хелм из Калифорнии вовсе не желал водить постоянного знакомства с мексиканским коктейлем "Маргарита". Не склонен я чинить надругательство над собственным пищеварительным трактом.
Помимо этого, готовящийся к предстоящему свиданию с беглянкой-женою супруг должен укреплять нервы посредством привычных напитков. Так я полагаю.
По всей вероятности, закажи мы по стакану молока или вишневого сока, распорядитель и ухом не повел бы. Вышколен! И на славу, надо сказать...
- За нами наблюдают, как по-вашему? - спросил я Пата. - Или мы разыгрываем спектакль перед пустым залом?
- Скорее, последнее, - отозвался Пат, - если только я нечаянной промашки не дал сегодня либо вчера. Но и тут никакой беды нет. Частный детектив ужинает за счет клиента - вполне естественно.
Выглядел Пат человеком весьма решительным, смелым и ненадежным. Вырядился-то, вырядился! Ни дать, ни взять, танцор-чечеточник из дешевого кабаре. Безукоризненный смокинг, прилизанные волосы, бледная, точно припудренная физиономия...
Впрочем, не всем же смахивать на Джеймса Бонда. А Ле-Барон, соответственно роли, служил частным сыщиком. Не самое почтенное занятие, коль скоро позабыть о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне, да припомнить, чем, как правило, подрабатывают не литературные герои, а настоящие ищейки этого пошиба.
- И сколь долго пользуетесь вы этим прикрытием? - полюбопытствовал я. - Детектива изображаете?
- Три года. Ежемесячный чек, присылаемый на мое имя, жена считает пенсией, которую назначила Ассоциация ветеранов. Так на чеке написано. И, кстати, не ее дело, кто и за что платит супругу. Пускай получает вдоволь денег, спокойно тратит их и премного радуется.
- Безусловно.
- А еще раньше я числился страховым агентом в Сан-Франциско. Та же петрушка. Сиди смирнехонько, принимай почтовые переводы и дожидайся, пока не позвонят и не потребуют работать... Да вы и сами знаете, как бывает.
Я согласно кивнул, хотя понятия не имел, как это бывает нынче. Я начал служить у Мака во время войны, а тогда особенно рассиживаться и ждать случайных поручений не доводилось.
Приблизился официант. Я заказал бифштекс - хорошо прожаренный, ибо лишь такую пищу принимал бы респектабельный, пекущийся о своем желудке и взволнованный мистер Хелм из Калифорнии. Ле-Барон предпочел бифштекс кровавый. И предупредил; что тщательно удостоверится в качестве поданного, сделав пробный мелкий надрез на куске мяса. Гурман...
Покуда мой спутник давал подробные наставления злополучному официанту, я созерцал парочку, пересекшую зад и облюбовавшую столик подле сцены.
Женщина была довольно хорошенькой и прическу носила сообразно последнему воплю моды: крашеный, небрежно уложенный стог сена. Сказать "копна волос" попросту не поворачивается язык. С другой стороны, светло-голубое вечернее платье, усеянное блестками, вышло из рук опытного портного. Просто, изящно скроено, исключительно хорошо прилегает, ни складки, ни морщинки...
Небрежно сброшенный и оставленный висеть на спинке стула меховой жакет обладал бледно-золотым оттенком, не присущим шерсти ни единого из животных, которые известны современной науке. Впрочем, это могла быть шкура снежного человека или неуловимой нунды - загадочной африканской твари, кошки ростом с осла.
Прекрасная одежда, чрезвычайно уместная в ресторане.
Спутник вышеописанной дамы для разнообразия оделся так, словно собирался прыгать в стремена и галопом скакать по прерии, преследуя мустанга. Сапоги. Джинсы, обшитые кожей на заду и внутренней стороне брючин. Клетчатая рубаха. Шейный платок. Фу-ты, ну-ты.
Молодец явно примчал из Техаса. Ему подобных легко принять за ковбоев, но стоит подвести парня к старой, безобидной кляче - и он шарахнется от лошадки, словно от пантеры. Ибо, не считая мотоциклетного, сроду не забирался в седло.
Парочка сия выказала к нашим особам ровно столько же любопытства, сколько и все прочие посетители. Сиречь, ни малейшего. Но что-то в женщине меня беспокоило. Когда Ле-Барон завершил инструктаж и отпустил беднягу-официанта с миром, я дал напарнику знак.
- Слегка повернувшись, Ле-Барон чуть заметно повел головой: понятия не имею, кто это... Возможно. А я чересчур долго работал профессиональным фотографом и зрительную память нажил отменную. Лицо женщины было знакомо. Но откуда?
- Вот с эдакой бы поразвлечься? - шепнул Пат. Я поглядел на мнимого сыщика.
- Ага... Конечно... Ты прав...
С некоторыми субъектами поневоле приходится делать вид, будто и сам изнываешь от похоти при виде каждой и всяческой женщины, очутившейся в поле зрения. Иначе вас почтут либо психопатом, либо гомосексуалистом. Заметьте: почтут совершенно искренне.
Помощничек мне достался именно из таких, способных сутки напролет болтать о вопросах постельных, совокупительных и оргиастических. Только и денек достался нелегкий. После нескольких коктейлей одолевала зевота.
Поймите правильно, я не ханжа и сам не прочь потолковать о вещах, относящихся к половому вопросу вообще и определенной женщине в частности. Но лишь изредка. Иначе эти разговоры надоедают.
По счастью, официант подал наши вожделенные бифштексы, и Пат Ле-Барон поневоле заткнулся. Начал играть оркестр. Зауряднейший мексиканский оркестр из тех, чья семиствольная цевница действует на слух ненамного приятней, чем семиствольный реактивный миномет, начавший залповую стрельбу.
Прилизанный смуглый певец затянул переливчатую жалобу на разбитое corazon. Ежели вы, часом, не знаете испанского, спешу пояснить: он сокрушался о безутешном своем сердце. Подвывала этому истязателю чужих нервов девица - неестественно светловолосая, облаченная в черное, искрящееся платье. Только девица не просто голосила, она еще и крутилась по сцене, видимо, изображая танец и нещадно путаясь в длинном, змеящемся проводе микрофона.
Потом звонко зацокали кастаньеты, и стало впору затыкать уши скомканными салфетками.
Следующим номером программы, кажется, намечали стриптиз, однако уже пробило четверть одиннадцатого, и нам следовало убираться.
Глава 4
Снаружи мы снова прошли сквозь строй таксистов и сутенеров. Зашагали по улице. Едва ли не у каждой кабацкой двери porteros[4] лезли вон из кожи, дабы заманить и завлечь толстосумов-иностранцев. Усилия крикливых кривляк пропали вотще и втуне.
При клубе "Чихуахуа" швейцаром состоял высокий, худощавый, с виду весьма злобный человек, чье лицо украшал поперечный шрам, полученный когда-то в поножовщине. Вот его усилия не минули бесследно. Секунд пятнадцать мы с Ле-Бароном изображали раздумье, а еще полминуты спустя potrero уже подыскал нам стулья за свободным столом, посреди полутемного зала. В одном конце зала тянулась длинная стойка, где торговали напитками, в другом высилась освещенная сцена, где разоблачалась довольно смазливая девица.
Собственно, "высилась" - неверно сказано. Прямоугольное дощатое пространство, с трех сторон окруженное столами, лишь немного подымалось над полом. С четвертой стороны обретались распорядитель, занавес, микрофон и оркестр.
- Донага, догола, Коринна! - жизнерадостно воскликнул распорядитель. Видимо, желая похвастать знанием французского, он произнес "Коринн"... Остолоп.
- Догола, красавица!
Девица была совсем еще молоденькой, смуглой, невеселой и казалась капризным ребенком, вынужденным твердить опостылевший урок. Следуя музыкальным тактам, она скинула длинное платье, которое заранее и заботливо избавили от лишних застежек. Нельзя же, в самом деле, создавать исполнительнице ненужные трудности.
Воспоследовала краткая пародия на танец" Прозрачная сорочка, в свой черед, отправилась на пол. Девица ловко сбросила красные туфли с полуметровыми каблуками-шпильками. Алый лифчик взвился и, дразня почтенную публику, порхнул прямо в зал.
- Ох ты! - шепнул Пат Ле-Барон. - Погляди на киску! Ей ведь шестнадцати не будет, честное слово! Я хмыкнул:
- Нелегко тебе живется, коли отрабатываешь государственные чеки, шатаясь по ночным клубам... Сердце не шалит? И давление в порядке, да?
Негодующе хмурясь, Ле-Барон процедил:
- Самому не нравится - не порти удовольствие другому. Да, обожаю глазеть на голых девиц. Это преступление? Или небрежение службой?
Взгляд моего напарника внезапно прыгнул в сторону.
- А вот и сюда конфетки несут, - промурлыкал он уже совсем иным тоном.
Porter извлек из окутанных полумраком глубин зала двух женщин и прямиком повел в нашу сторону.
Покорному слуге досталась не худшая из них: темноволосая пышка в обтягивающем, коротком платье стального цвета. Добыча Ле-Барона - в шерстяном свитере и твидовой юбке - оказалась перезрелой смуглянкой, скорее жирной, нежели пышной, отдаленно смахивавшей на женщину-борца.
- Привет, ребятки, - промолвила она. - Меня звать Еленой. А это - Долорес.
Ле-Барон учтиво представил нас обоих. Женщины устроились поудобней, мы заказали напитки, а те очутились на столе с быстротой неописуемой.
- Догола! - надрывался распорядитель. - Снимай, Коринна! Все-все снимай!
Выступавшая продолжала танцевать босиком. Если, разумеется, можно было именовать ее телодвижения пляской. Пожалуй, да - но тут же приходило на ум почтенное имя Святого Витта...
Следовало признать: Коринна выглядела красивой малышкой, хорошо сложенной. И, хотя выступала с довольно кислой миной, по-видимому любила свою работу.
Госпожа Долорес (мое временное достояние) следила за девушкой, одновременно гладя клиента по затылку и не забывая прихлебывать, коктейль.
- Коринна - india, - любезно сообщила Долорес. - Индианка. Не торопись напиваться, миленочек. И я спешить не стану. Посидим рядком, поговорим ладком... Тут очень славно. Совсем не такой вертеп, как у прочих разных.
Индейская плясунья ловко дернула завязки пляжных трусиков, помахала трусиками, точно флажком, и, хохоча, убежала прочь.
- Совсем девчонка, - скривилась Долорес. - Танцевать не может, петь не умеет. Шляется по эстраде да тряпки скидывает. Когда мне было шестнадцать...
- А ты откуда родом, Долорес?
- Из Чихуахуа.
Я старательно изобразил насмешливое удивление:
- Что, прямо в клубе и родилась?
- Да нет! - засмеялась Долорес. - Город есть Чихуахуа! Только деньжат в нем нетути! Не заработать... А здесь я получаю по тридцать пять центов с каждой заказанной вами выпивки. Понимаешь, красавчик?
- На жизнь хватает?
Собеседница пожала плечами.
Вовлеченный в сию содержательную беседу, я пропустил объявление очередного номера. Даже имя услыхал с опозданием, не разобрав толком, ибо конферансье - болван, которому, видать, кроме знакомства с иностранными языками, было нечем кичиться, произнес "Лила" на англо-саксонский манер - "Лайла".
И занавес внезапно раскрылся.
И пропустил ее на сцену.
После индианки - невысокой, крепко сбитой - она выглядела семифутовой жердью. Желтое сатиновое платье оставляло плечи открытыми, туго облегало фигуру от грудей до колен, а сзади наличествовал разрезец, дабы передвигаться было можно. Волосы были выкрашены, сделались чернее воронова крыла. Это заставляло Сару казаться и суровей, и старше. Правда, после нашей первой и последней встречи миновало два года...
- Лила, догола! - воззвал распорядитель. - Раздевайся! Донага!
Она увидела и опознала нас немедленно, хотя столик обретался на весьма изрядном расстоянии от эстрады.
Увидела - и едва не споткнулась.
Я подметил вспыхнувший в карих глазах испуг. Ле-Барона, если тот соблюдал хоть простейшие меры предосторожности, она, разумеется, не знала. Но уж меня позабыть не сумела. И поняла: Мэттью Хелм явился в клуб "Чихуахуа" отнюдь не созерцать ее великолепные телеса повторно.
Разумеется, девушка узнала меня. И? разумеется, припомнила, как я изрядно смутил ее когда-то, заставив разоблачиться "догола и донага" в иных местах, при других обстоятельствах. По лицу Сары и сейчас промелькнуло подобие румянца. Возможно, девица мысленно оплакала утраченную невинность...
Сара грациозно повернулась, поплыла вперед, потом закружила, продвигаясь вдоль авансцены. Ступала она с уверенным изяществом, которого достигают лишь долгой и основательной тренировкой. Причем, отнюдь не обязательно сводящейся к упражнениям в стриптизе...
Было забавно и чуточку печально видеть мою давнишнюю противницу в эдаком притоне и за эдаким занятием.
- Господи, помилуй! - громко сказал Пат Ле-Барон. - Вот это ягодка! Шесть футов" и ни единым дюймом ниже! Прелесть!
Он толкнул меня локтем, ухмыльнулся, точно собираясь изречь совсем уж невыносимую скабрезность, и шепнул прямо в ухо:
- Объект опознан?
- Да.
- Я видел только фото, - продолжал Пат, ухмыляясь наипохотливейшим образом. - И сразу же передал: сам ручаться не в состоянии. Рост, черты лица, прочие приметы - в порядке. Но волосы, волосы! Не отпечатки же пальцев у куколки снимать! Вашингтон обещал, что вы прибудете и удостоверитесь лично. Ошибиться нельзя. Только представьте на минутку: волочить визжащую, брыкающуюся мексиканскую танцовщицу через пограничный мост Шефу в подарок...
Ле-Барон, видимо, обладал живым воображением, ибо искренне расхохотался. Резко прервал смех:
- Итак... Ухватить, упаковать, обернуть, перевязать ленточкой, бантик соорудить попышнее. Любящий муж уводит из поганого блудилища неразумную беглую жену... Которая допляшет, оденется вновь и смешается со всеми остальными - коротать вечер. Если, конечно, подвоха не учуяла. Тогда сбежит, не сомневайтесь.
- На подобный случай распоряжения имеются?
- Хесус отправится за нею - пешком или в машине, постарается заметить, куда нырнет объект. Если умудритесь проследить сами, Хесус обеспечит прикрытие и поддержку... В чем дело, Елена?
Жирная бабища, определенная Ле-Барону в задушевные собеседницы, презрительно скривилась, указала на сцену:
- Americana!
Чудилось, мексиканка плюнуть готова.
- Ну и что?
- У американских теток очень маленькие tetas[5]. У всех подряд. Смотреть противно!
- Tetas? - озадаченно переспросил я. Мистеру Хелму из Калифорнии особо разбираться в испанском не полагалось. - Что это?
Толстуха задрала свитер и недвусмысленно продемонстрировала значение загадочного слова. Ле-Барон так и прыснул.
- Tetas, - повторил он. - Последние школьные программы рекомендуют широко пользоваться наглядными пособиями! Мальчик, ты хорошо запомнил перевод?
Паясничая, Ле-Барон опять подтолкнул меня и повел бровью. Пришлось повернуть голову, пригубить выпивку" рассеянно повести взором.
Взор отыскал техасского ковбоя и его тщательно растрепанную парикмахером пассию в серебристом платье. Великолепное место выбрал голубчик, чтобы продолжить уютный вечер наедине с дамой сердца! Но возможно ли ждать, иного от молодца, способного нацепить подобную сбрую?
Женщина следила за сценой не отрываясь, напряженно, пристально. Я последовал ее примеру. Сара - а может быть. Лила? - или Мэри Джейн? - уже завершила первый круг. Возвращаясь волнующимся, ритмическим шагом, она внезапно показалась мне совсем юной. Невзирая на рост, крашеные волосы, полунеприличное платье. Совсем юной - и слегка испуганной.
Однако шаг оставался упругим.
Сара вильнула бедрами подле столика, вокруг которого тесным кольцом сидели мексиканские зеваки. Засмеялась, ускользнула, прежде нежели ближайший успел опомниться и облапить гостью. Совершила быстрый пируэт, перегнулась, взъерошила волосы американскому туристу, отвела руку, дабы парень, чего доброго, запястье не поймал да на колени к себе не увлек.
- Донага, Лайла! - завопил кто-то позади. Наверное, вконец истомился, бедняга.
Сара улыбнулась. Нерушимое правило: даже когда ищейки почти настигли, делай свое дело и храни спокойствие. У девчонки всегда наличествовала отвага. Хорошо помню, как она тигрицей прыгнула на меня в Сан-Антонио, хотя покорный слуга стоял, ощетинившись парой пистолетов, на манер Дикого Билла Хикока. А у Сары даже булавки в руках не было.
И все равно - прыгнула...
- Догола! - взревел распорядитель, и могучие динамики разнесли его голос по всем закоулкам ночного клуба. - Догола, крошка!
Сара вернулась на сцену, вызывающе удаляясь и расстегивая мерзкое желтое платье. Она шла спиною к публике, задорно и кокетливо, чисто по-женски, ворошила волосы, косилась через плечо и, доведя мужскую половину присутствующих до полного умоисступления, потянула длинную змейку.
Желтое платье раскрылось разом.
Распахнулось.
Сверху донизу.
И прилетевший из неведомого ниоткуда кинжал вонзился в обнажившуюся девичью спину по рукоять.
Прямо под левую лопатку.
При клубе "Чихуахуа" швейцаром состоял высокий, худощавый, с виду весьма злобный человек, чье лицо украшал поперечный шрам, полученный когда-то в поножовщине. Вот его усилия не минули бесследно. Секунд пятнадцать мы с Ле-Бароном изображали раздумье, а еще полминуты спустя potrero уже подыскал нам стулья за свободным столом, посреди полутемного зала. В одном конце зала тянулась длинная стойка, где торговали напитками, в другом высилась освещенная сцена, где разоблачалась довольно смазливая девица.
Собственно, "высилась" - неверно сказано. Прямоугольное дощатое пространство, с трех сторон окруженное столами, лишь немного подымалось над полом. С четвертой стороны обретались распорядитель, занавес, микрофон и оркестр.
- Донага, догола, Коринна! - жизнерадостно воскликнул распорядитель. Видимо, желая похвастать знанием французского, он произнес "Коринн"... Остолоп.
- Догола, красавица!
Девица была совсем еще молоденькой, смуглой, невеселой и казалась капризным ребенком, вынужденным твердить опостылевший урок. Следуя музыкальным тактам, она скинула длинное платье, которое заранее и заботливо избавили от лишних застежек. Нельзя же, в самом деле, создавать исполнительнице ненужные трудности.
Воспоследовала краткая пародия на танец" Прозрачная сорочка, в свой черед, отправилась на пол. Девица ловко сбросила красные туфли с полуметровыми каблуками-шпильками. Алый лифчик взвился и, дразня почтенную публику, порхнул прямо в зал.
- Ох ты! - шепнул Пат Ле-Барон. - Погляди на киску! Ей ведь шестнадцати не будет, честное слово! Я хмыкнул:
- Нелегко тебе живется, коли отрабатываешь государственные чеки, шатаясь по ночным клубам... Сердце не шалит? И давление в порядке, да?
Негодующе хмурясь, Ле-Барон процедил:
- Самому не нравится - не порти удовольствие другому. Да, обожаю глазеть на голых девиц. Это преступление? Или небрежение службой?
Взгляд моего напарника внезапно прыгнул в сторону.
- А вот и сюда конфетки несут, - промурлыкал он уже совсем иным тоном.
Porter извлек из окутанных полумраком глубин зала двух женщин и прямиком повел в нашу сторону.
Покорному слуге досталась не худшая из них: темноволосая пышка в обтягивающем, коротком платье стального цвета. Добыча Ле-Барона - в шерстяном свитере и твидовой юбке - оказалась перезрелой смуглянкой, скорее жирной, нежели пышной, отдаленно смахивавшей на женщину-борца.
- Привет, ребятки, - промолвила она. - Меня звать Еленой. А это - Долорес.
Ле-Барон учтиво представил нас обоих. Женщины устроились поудобней, мы заказали напитки, а те очутились на столе с быстротой неописуемой.
- Догола! - надрывался распорядитель. - Снимай, Коринна! Все-все снимай!
Выступавшая продолжала танцевать босиком. Если, разумеется, можно было именовать ее телодвижения пляской. Пожалуй, да - но тут же приходило на ум почтенное имя Святого Витта...
Следовало признать: Коринна выглядела красивой малышкой, хорошо сложенной. И, хотя выступала с довольно кислой миной, по-видимому любила свою работу.
Госпожа Долорес (мое временное достояние) следила за девушкой, одновременно гладя клиента по затылку и не забывая прихлебывать, коктейль.
- Коринна - india, - любезно сообщила Долорес. - Индианка. Не торопись напиваться, миленочек. И я спешить не стану. Посидим рядком, поговорим ладком... Тут очень славно. Совсем не такой вертеп, как у прочих разных.
Индейская плясунья ловко дернула завязки пляжных трусиков, помахала трусиками, точно флажком, и, хохоча, убежала прочь.
- Совсем девчонка, - скривилась Долорес. - Танцевать не может, петь не умеет. Шляется по эстраде да тряпки скидывает. Когда мне было шестнадцать...
- А ты откуда родом, Долорес?
- Из Чихуахуа.
Я старательно изобразил насмешливое удивление:
- Что, прямо в клубе и родилась?
- Да нет! - засмеялась Долорес. - Город есть Чихуахуа! Только деньжат в нем нетути! Не заработать... А здесь я получаю по тридцать пять центов с каждой заказанной вами выпивки. Понимаешь, красавчик?
- На жизнь хватает?
Собеседница пожала плечами.
Вовлеченный в сию содержательную беседу, я пропустил объявление очередного номера. Даже имя услыхал с опозданием, не разобрав толком, ибо конферансье - болван, которому, видать, кроме знакомства с иностранными языками, было нечем кичиться, произнес "Лила" на англо-саксонский манер - "Лайла".
И занавес внезапно раскрылся.
И пропустил ее на сцену.
После индианки - невысокой, крепко сбитой - она выглядела семифутовой жердью. Желтое сатиновое платье оставляло плечи открытыми, туго облегало фигуру от грудей до колен, а сзади наличествовал разрезец, дабы передвигаться было можно. Волосы были выкрашены, сделались чернее воронова крыла. Это заставляло Сару казаться и суровей, и старше. Правда, после нашей первой и последней встречи миновало два года...
- Лила, догола! - воззвал распорядитель. - Раздевайся! Донага!
Она увидела и опознала нас немедленно, хотя столик обретался на весьма изрядном расстоянии от эстрады.
Увидела - и едва не споткнулась.
Я подметил вспыхнувший в карих глазах испуг. Ле-Барона, если тот соблюдал хоть простейшие меры предосторожности, она, разумеется, не знала. Но уж меня позабыть не сумела. И поняла: Мэттью Хелм явился в клуб "Чихуахуа" отнюдь не созерцать ее великолепные телеса повторно.
Разумеется, девушка узнала меня. И? разумеется, припомнила, как я изрядно смутил ее когда-то, заставив разоблачиться "догола и донага" в иных местах, при других обстоятельствах. По лицу Сары и сейчас промелькнуло подобие румянца. Возможно, девица мысленно оплакала утраченную невинность...
Сара грациозно повернулась, поплыла вперед, потом закружила, продвигаясь вдоль авансцены. Ступала она с уверенным изяществом, которого достигают лишь долгой и основательной тренировкой. Причем, отнюдь не обязательно сводящейся к упражнениям в стриптизе...
Было забавно и чуточку печально видеть мою давнишнюю противницу в эдаком притоне и за эдаким занятием.
- Господи, помилуй! - громко сказал Пат Ле-Барон. - Вот это ягодка! Шесть футов" и ни единым дюймом ниже! Прелесть!
Он толкнул меня локтем, ухмыльнулся, точно собираясь изречь совсем уж невыносимую скабрезность, и шепнул прямо в ухо:
- Объект опознан?
- Да.
- Я видел только фото, - продолжал Пат, ухмыляясь наипохотливейшим образом. - И сразу же передал: сам ручаться не в состоянии. Рост, черты лица, прочие приметы - в порядке. Но волосы, волосы! Не отпечатки же пальцев у куколки снимать! Вашингтон обещал, что вы прибудете и удостоверитесь лично. Ошибиться нельзя. Только представьте на минутку: волочить визжащую, брыкающуюся мексиканскую танцовщицу через пограничный мост Шефу в подарок...
Ле-Барон, видимо, обладал живым воображением, ибо искренне расхохотался. Резко прервал смех:
- Итак... Ухватить, упаковать, обернуть, перевязать ленточкой, бантик соорудить попышнее. Любящий муж уводит из поганого блудилища неразумную беглую жену... Которая допляшет, оденется вновь и смешается со всеми остальными - коротать вечер. Если, конечно, подвоха не учуяла. Тогда сбежит, не сомневайтесь.
- На подобный случай распоряжения имеются?
- Хесус отправится за нею - пешком или в машине, постарается заметить, куда нырнет объект. Если умудритесь проследить сами, Хесус обеспечит прикрытие и поддержку... В чем дело, Елена?
Жирная бабища, определенная Ле-Барону в задушевные собеседницы, презрительно скривилась, указала на сцену:
- Americana!
Чудилось, мексиканка плюнуть готова.
- Ну и что?
- У американских теток очень маленькие tetas[5]. У всех подряд. Смотреть противно!
- Tetas? - озадаченно переспросил я. Мистеру Хелму из Калифорнии особо разбираться в испанском не полагалось. - Что это?
Толстуха задрала свитер и недвусмысленно продемонстрировала значение загадочного слова. Ле-Барон так и прыснул.
- Tetas, - повторил он. - Последние школьные программы рекомендуют широко пользоваться наглядными пособиями! Мальчик, ты хорошо запомнил перевод?
Паясничая, Ле-Барон опять подтолкнул меня и повел бровью. Пришлось повернуть голову, пригубить выпивку" рассеянно повести взором.
Взор отыскал техасского ковбоя и его тщательно растрепанную парикмахером пассию в серебристом платье. Великолепное место выбрал голубчик, чтобы продолжить уютный вечер наедине с дамой сердца! Но возможно ли ждать, иного от молодца, способного нацепить подобную сбрую?
Женщина следила за сценой не отрываясь, напряженно, пристально. Я последовал ее примеру. Сара - а может быть. Лила? - или Мэри Джейн? - уже завершила первый круг. Возвращаясь волнующимся, ритмическим шагом, она внезапно показалась мне совсем юной. Невзирая на рост, крашеные волосы, полунеприличное платье. Совсем юной - и слегка испуганной.
Однако шаг оставался упругим.
Сара вильнула бедрами подле столика, вокруг которого тесным кольцом сидели мексиканские зеваки. Засмеялась, ускользнула, прежде нежели ближайший успел опомниться и облапить гостью. Совершила быстрый пируэт, перегнулась, взъерошила волосы американскому туристу, отвела руку, дабы парень, чего доброго, запястье не поймал да на колени к себе не увлек.
- Донага, Лайла! - завопил кто-то позади. Наверное, вконец истомился, бедняга.
Сара улыбнулась. Нерушимое правило: даже когда ищейки почти настигли, делай свое дело и храни спокойствие. У девчонки всегда наличествовала отвага. Хорошо помню, как она тигрицей прыгнула на меня в Сан-Антонио, хотя покорный слуга стоял, ощетинившись парой пистолетов, на манер Дикого Билла Хикока. А у Сары даже булавки в руках не было.
И все равно - прыгнула...
- Догола! - взревел распорядитель, и могучие динамики разнесли его голос по всем закоулкам ночного клуба. - Догола, крошка!
Сара вернулась на сцену, вызывающе удаляясь и расстегивая мерзкое желтое платье. Она шла спиною к публике, задорно и кокетливо, чисто по-женски, ворошила волосы, косилась через плечо и, доведя мужскую половину присутствующих до полного умоисступления, потянула длинную змейку.
Желтое платье раскрылось разом.
Распахнулось.
Сверху донизу.
И прилетевший из неведомого ниоткуда кинжал вонзился в обнажившуюся девичью спину по рукоять.
Прямо под левую лопатку.
Глава 5
Не стану изображать раскаяния. Укорять и винить себя за недосмотр и небрежность было бы глупо. Мне поручили не служить Сариным телохранителем, а переправить объект через Рио-Гранде, живым или мертвым, - в этом пункте я оказался непреклонен и выудил таки недвусмысленные, четким английским языком изложенные распоряжения.
Распорядись Мак оберегать Сару от возможных увечий (тем паче, смертоносных), я вообще приступил бы к заданию совсем иначе. Но инструкции Мака ничего подобного не предусматривали.
Раздался еле слышный двойной свист, означавший: "опасность слева!" Ле-Барон.
Тройной свист указывал бы на угрозу справа, одиночный - предостерегал от нападения сзади. Но я своим делом занимался дольше Ле-Барона и орудовать начал чуток раньше, чем напарник свистнул. И нежно позаботился о Долорес.
Бог весть, возможно Долорес и впрямь была безобидной потаскушкой из города Чихуахуа. Но и Елену, и ее подсунули нам содержатели ночного клуба, а рисковать попусту вовсе незачем.
Долорес буквально переломилась пополам от удара под ложечку. Я успел подхватить женщину, по возможности смягчил соприкосновение лба со столешницей. В порядке надлежащей компенсации сунул за вырез платья пятидолларовую банкноту, обернулся.
"Чихуахуа" мог бы служить отличной съемочной площадкой для фильма о внезапном и поголовном сумасшествии в преисподней. Сквозь каждую наличествовавшую дверь пытались вырваться наружу десятки людей. Правильно: кому охота сидеть сиднем да полиции дожидаться?
Звучали потоки проклятий, изрыгаемых на испанском, английском и техасском языках.
А на сцене, по-прежнему заливаемой невыносимо ярким светом, высокая девушка упала на колени, бессильно шаря по спине согнутой рукой, пытаясь понять, что именно ударило сзади. Рука слабела с каждым мигом и до кинжала дотянуться не могла.
Сара повалилась прямиком на желтое платье, слетевшее и распластавшееся так, словно было подстелено с умыслом.
Ле-Барону пришлось туговато. По-видимому, толстуха Елена знала дзюдо. Отбивалась она сноровисто. Предоставив Пату справляться с противницей самостоятельно, я стремглав ринулся к эстраде. Натолкнулся на кого-то с разгону, едва не рухнул. Учуял запах дорогих духов, ощутил прикосновение пушистого меха.
- Дженни! - позвал душераздирающий женский голос: - О-о-о, Дженни-и!..
Я рвался вперед, сквозь бедлам и кавардак, спотыкаясь о стулья, опрокидывая, столы. И, наконец, достиг освещенной сцены. Женщина в меховой жакетке опередила меня. Ее саму опередил конферансье, уже склонявшийся над раненой. Женщина вцепилась в распорядителя, пытаясь оттащить прочь, но мексиканец проворно отмахнулся локтем и сбил незнакомку с ног. И тем расчистил мне тактические подступы.
Я просто сгреб его, рывком оторвал от Сары" вздернул в стоячее положение. Он и весил-то немного, маленький, бледный, черноусый недомерок в чересчур широком, хотя и дорогом смокинге.
Распорядитель развернулся, ощерился, засунул руку за блестящий лацкан. Я вознес обе руки, совершая весьма впечатляющий жест, а когда конферансье непроизвольно попробовал уклониться от прямого тычка двумя кулаками одновременно, что было силы пнул его в пах.
Разом уподобившись бараньему рогу (по внешности) и пароходному гудку (по громкости вопля), распорядитель покатился по доскам. Я услышал отрывистый одиночный свист, поторопился шлепнуться рядом. Кто-то оказался весьма проворен и успел перемахнуть через мое распростертое тело, не запнувшись. Я перекатился на спину, прижал согнутые в коленях ноги к груди, приготовился отражать нападение.
Высокий худощавый portero с ножевым шрамом поперек злобной рожи сызнова заносил для удара внушительный кистень. Да только Ле-Барон уже очутился у мексиканца за спиной. А внезапно получать ребром ладони аккурат пониже уха никому не советую. Portero упал.
Покуда Пат разделывался со своей долей работы, я уставился на свою. Моя доля была выполнена добросовестно. Основательно выполнена. В ближайшие полчаса распорядителя сумели бы разогнуть и выпрямить разве что при помощи корабельной лебедки.
Послышался отрывистый, глухой звук. Ле-Барон решил упрочить собственный успех и, вящего спокойствия ради, с размаху двинул portero ногою по черепу.
Я уже оборачивался к истекающей кровью Саре.
Подле нее стояла на коленях красавица в жакете. Лишь теперь, увидав оба эти лица рядом, я уразумел причину любопытства, которое пробудила во мне эта женщина. Сходство черт оказалось поразительным...
Сара подняла веки.
- Гейл... - выдохнула она еле слышно. Незнакомка погладила Сарину щеку ладонью, которую обтягивала тонкая перчатка. Погладила неуверенно, почти боязливо, как обычно гладят умирающих.
- Не разговаривай, родная. И прости меня за все, Дженни... Мы поедем домой... Домой, слышишь? Сара с трудом облизнула губы:
- Нет... - выдавила она. - Там, под... волосами... на затылке... возьми...
Собрав остатки сил, она подняла руку, нашарила что-то, спрятанное под рассыпавшейся прической, передала сестре. Покосилась в мою сторону и, казалось, налитые страданием глаза излучали вызывающее торжество.
- Гейл... Накло нись, выслу... шай... это важно... Целый мир... целый мир...
Затем последовало еще несколько слов - однако столь тихих, что я не сумел разобрать ни единого. Мгновение спустя Сары не стало. Гейл посмотрела на меня с ужасом и недоверием.
- Она умерла!
- Да.
- Но ведь она - моя сестра! Младшая моя сестренка! Когда я узнала, что она... работает в этом жутком варьете... Я приехала прямо из...
Распорядись Мак оберегать Сару от возможных увечий (тем паче, смертоносных), я вообще приступил бы к заданию совсем иначе. Но инструкции Мака ничего подобного не предусматривали.
Раздался еле слышный двойной свист, означавший: "опасность слева!" Ле-Барон.
Тройной свист указывал бы на угрозу справа, одиночный - предостерегал от нападения сзади. Но я своим делом занимался дольше Ле-Барона и орудовать начал чуток раньше, чем напарник свистнул. И нежно позаботился о Долорес.
Бог весть, возможно Долорес и впрямь была безобидной потаскушкой из города Чихуахуа. Но и Елену, и ее подсунули нам содержатели ночного клуба, а рисковать попусту вовсе незачем.
Долорес буквально переломилась пополам от удара под ложечку. Я успел подхватить женщину, по возможности смягчил соприкосновение лба со столешницей. В порядке надлежащей компенсации сунул за вырез платья пятидолларовую банкноту, обернулся.
"Чихуахуа" мог бы служить отличной съемочной площадкой для фильма о внезапном и поголовном сумасшествии в преисподней. Сквозь каждую наличествовавшую дверь пытались вырваться наружу десятки людей. Правильно: кому охота сидеть сиднем да полиции дожидаться?
Звучали потоки проклятий, изрыгаемых на испанском, английском и техасском языках.
А на сцене, по-прежнему заливаемой невыносимо ярким светом, высокая девушка упала на колени, бессильно шаря по спине согнутой рукой, пытаясь понять, что именно ударило сзади. Рука слабела с каждым мигом и до кинжала дотянуться не могла.
Сара повалилась прямиком на желтое платье, слетевшее и распластавшееся так, словно было подстелено с умыслом.
Ле-Барону пришлось туговато. По-видимому, толстуха Елена знала дзюдо. Отбивалась она сноровисто. Предоставив Пату справляться с противницей самостоятельно, я стремглав ринулся к эстраде. Натолкнулся на кого-то с разгону, едва не рухнул. Учуял запах дорогих духов, ощутил прикосновение пушистого меха.
- Дженни! - позвал душераздирающий женский голос: - О-о-о, Дженни-и!..
Я рвался вперед, сквозь бедлам и кавардак, спотыкаясь о стулья, опрокидывая, столы. И, наконец, достиг освещенной сцены. Женщина в меховой жакетке опередила меня. Ее саму опередил конферансье, уже склонявшийся над раненой. Женщина вцепилась в распорядителя, пытаясь оттащить прочь, но мексиканец проворно отмахнулся локтем и сбил незнакомку с ног. И тем расчистил мне тактические подступы.
Я просто сгреб его, рывком оторвал от Сары" вздернул в стоячее положение. Он и весил-то немного, маленький, бледный, черноусый недомерок в чересчур широком, хотя и дорогом смокинге.
Распорядитель развернулся, ощерился, засунул руку за блестящий лацкан. Я вознес обе руки, совершая весьма впечатляющий жест, а когда конферансье непроизвольно попробовал уклониться от прямого тычка двумя кулаками одновременно, что было силы пнул его в пах.
Разом уподобившись бараньему рогу (по внешности) и пароходному гудку (по громкости вопля), распорядитель покатился по доскам. Я услышал отрывистый одиночный свист, поторопился шлепнуться рядом. Кто-то оказался весьма проворен и успел перемахнуть через мое распростертое тело, не запнувшись. Я перекатился на спину, прижал согнутые в коленях ноги к груди, приготовился отражать нападение.
Высокий худощавый portero с ножевым шрамом поперек злобной рожи сызнова заносил для удара внушительный кистень. Да только Ле-Барон уже очутился у мексиканца за спиной. А внезапно получать ребром ладони аккурат пониже уха никому не советую. Portero упал.
Покуда Пат разделывался со своей долей работы, я уставился на свою. Моя доля была выполнена добросовестно. Основательно выполнена. В ближайшие полчаса распорядителя сумели бы разогнуть и выпрямить разве что при помощи корабельной лебедки.
Послышался отрывистый, глухой звук. Ле-Барон решил упрочить собственный успех и, вящего спокойствия ради, с размаху двинул portero ногою по черепу.
Я уже оборачивался к истекающей кровью Саре.
Подле нее стояла на коленях красавица в жакете. Лишь теперь, увидав оба эти лица рядом, я уразумел причину любопытства, которое пробудила во мне эта женщина. Сходство черт оказалось поразительным...
Сара подняла веки.
- Гейл... - выдохнула она еле слышно. Незнакомка погладила Сарину щеку ладонью, которую обтягивала тонкая перчатка. Погладила неуверенно, почти боязливо, как обычно гладят умирающих.
- Не разговаривай, родная. И прости меня за все, Дженни... Мы поедем домой... Домой, слышишь? Сара с трудом облизнула губы:
- Нет... - выдавила она. - Там, под... волосами... на затылке... возьми...
Собрав остатки сил, она подняла руку, нашарила что-то, спрятанное под рассыпавшейся прической, передала сестре. Покосилась в мою сторону и, казалось, налитые страданием глаза излучали вызывающее торжество.
- Гейл... Накло нись, выслу... шай... это важно... Целый мир... целый мир...
Затем последовало еще несколько слов - однако столь тихих, что я не сумел разобрать ни единого. Мгновение спустя Сары не стало. Гейл посмотрела на меня с ужасом и недоверием.
- Она умерла!
- Да.
- Но ведь она - моя сестра! Младшая моя сестренка! Когда я узнала, что она... работает в этом жутком варьете... Я приехала прямо из...