Гамильтон Дональд. Усмирители

   По правую руку возносились горы, чьи вершины исчезали в низко стлавшейся облачной пелене. Склоны повыше были сплошь белыми: там наверняка мело вовсю, а выпавший снег не таял. Я произнес:
   - До Лас-Крусеса пятьдесят миль. Если парень останется паинькой и поведет себя смирно, притормозим, заправим бак и натянем на колеса цепи. Надеюсь, наш приятель - истинный техасец. По-детски верит в надежность всепогодных покрышек и не собирается заковывать их в кандалы... Когда я обитал в Санта-Фе, штат Новая Мексика, техасские шоферы слетали с дорог целыми стаями. Даже полиция не могла заставить ваших водителей пользоваться надежными, удобными цепями.
   Я поглядел в зеркало. На прямом отрезке шоссе олдсмобиль чуток приотстал, но упорствовал в изначальном намерении следить и не упускать из виду.
   - Выезжая из Лас-Крусеса, - молвил я, - нежданно, внезапно и вдруг обнаружим за собою погоню. Прибавим скорости, совершим жалкую, смехотворную попытку оторваться от машины, имеющей под капотом три сотни лошадиных сил. Потерпим заведомую неудачу. Я в отчаянии заберу к востоку, вскарабкаюсь на перевал и покачу в сторону Уайт-Сэндза, Аламогордо и нужной нам с тобою дороги. Спортивные машины водила, в гонках участвовала?
   - Что?
   - Понятно. С выражением "Воздух!" не знакома?
   - Спортивные машины, - сухо сказала Гейл, - я водила. И ездила в них пассажиром. Неудобны и полностью неприспособлены к обычным...
   - Разумеется, - перебил я. Спорить о сравнительных достоинствах и недостатках самоходной техники было недосуг. Я указал на резиновый коврик, лежавший под нашими ногами: - Вот оно, твое бомбоубежище. Прошу застегнуть пуговицы, натянуть меховой капюшон. Какая ни на есть, а дополнительная защита. По команде "Воздух!" бросаешься на пол и закрываешь лицо ладонями. Понятно?
   Гейл побледнела.
   - Что это значит?
   - Ваша неотразимость, это значит, что мы движемся к перевалу Сан-Агустин, расположенному на весьма внушительной высоте шести тысяч футов.
   Я ткнул пальцем в сторону перевала.
   - Где-то в облаках запрятался, но целехонек не сбежал, не сомневайся. Немедленно за перевалом начнется чудный извилистый участок дороги - отвесная стена справа, отвесный обрыв - слева. И снегу навалило вдосталь. И, бьюсь об заклад, висит густой туман. Следовательно: джентльмену, вынашивающему преступный умысел, невозможно сыскать лучшего местечка. Мы везем нечто, а за ним охотится некто... Не позабыла?
   - Но...
   - Сколь ни странно, это очень, очень приятный знак: нами уже заинтересовались. Не ждал подобной прыти!
   - Но, Мэтт!
   - Парень позади мчит на большой, тяжелой, могучей колымаге. И, ежели получил приказ превратить мой маленький, безвинный пикап в груду металлолома, дабы впоследствии без помехи обыскать мертвецов, - орудовать примется на перевале, не изволь сомневаться.
   Голос Гейл зазвенел истерической ноткой:
   - Получается?.. Получается, он будет сталкивать нас в ущелье?
   Посмотрев на Гейл, я обнаружил вещь совершенно и всецело неожиданную: девица обладала веснушками. Веснушки ничуть не соответствовали ее образу, однако наличествовали. На переносице и скулах попросту изобиловали. Но проявлялись только при меловой бледности лица - как сейчас...
   Покушение на убийство свершилось надлежащим, но жалким-прежалким порядком. Олдсмобиль держался в пределах видимости, покуда мы взбирались по отрогам. Затем сумрак сгустился, началась метель. Я поспешно избавил преследователя от лишних затруднений, включил фары. Миновав горные гребни, пикап устремился вниз. Парень дождался особо крутого поворота, прибавил газу и вылетел из полунепроницаемой мглы, пытаясь боднуть нас бампером и сбросить с дороги долой. При этом вовсю ревел гудком, нагоняя на жертву дополнительного страху. А возможно, полагал, будто мы прижмемся к скале, остановимся и послушно выберемся, держа руки над головой.
   Я вильнул, утопил тормозную педаль, и приземистая громадина промелькнула мимо. Поскольку тормозить на обледенелом снегу, располагая лишь резиновыми ребрами дурацких всепогодных покрышек, затруднительно, парень учинил себе чудовищный занос и едва не свалился в пропасть сам. Он успел, тем не менее, посмотреть в нашу сторону. Даже изрядно запотевшие стекла позволили мне различить сероватую физиономию и черные крысиные усики распорядителя из "Чихуахуа".
   Я проворно перевел рычаг на вторую передачу и нажал акселератор. Стальные цепи вгрызлись в дорогу, машина рванулась, и на мгновение почудилось, будто все получится легче и проще, нежели предполагалось вначале.
   Огромный олдсмобиль развернуло и подставило под неизбежный удар длинным, чрезвычайно уязвимым бортом. Если бы перед столкновением удалось набрать рассчитанную точно скорость, неприятель перекатился бы через край дороги, а я успел вовремя затормозить.
   - Воздух! - процедил я, не поворачивая головы. - Ложись! Лицо - в ладонях!..
   Полагая удар неминуемым, я ошибался. Мы промахнулись, чуть не рухнули на дно каньона. И все же парень перепугался. Он отпустил тормоз и ринулся наутек. Лишь обитатели равнин способны столь резко трогать с места посреди заледенелого горного шоссе, не потрудившись предварительно обзавестись колесными цепями.
   Мелькнули и скрылись за поворотом красные огоньки. Теперь могучий, трехсотсильный седан сумеет остановиться - коль скоро доедет - лишь где-то близ Аламогордо... Нагонять его было бы пустой затеей, да и отвешивать подобному лакированному зверю пинки по филейной части бесполезно.
   Я осторожно развернул машину и лишь тогда осознал, что Гейл по-прежнему сидит сиднем, не потрудившись кинуться на пол.
   - Воспряньте, о ваша неотразимость! Олдсмобиль-седан, шестьдесят первого года, номер техасский, 2109. Один человек, за рулем. В отделении для перчаток возьми блокнот и карандаш. Запиши все мною произнесенное. Кроме вступительной фразы, разумеется.
   Чтобы извлечь орудия письменности, Гейл понадобилось добрых пять минут.
   - Вероятно, виделись не в последний раз. Ибо, смою надеяться, парню требовалась пленка. Не представляю, чтобы человек учинил такую погоню, алкая мести за удачный пинок в неназываемую при дамах телесную часть. Нас преследовал распорядитель из "Чихуахуа", бледный прилизанный заморыш, похвалявшийся знакомством с языками. Тот, который вопил: "донага, Лайла!"
   - Я не-не... з-замет-тила, - выдавила Гейл. - Я... н-не с-смотрела.
   Помолчав немного, она прибавила уже спокойнее и с немалой долей вызова:
   - Я просто закрыла глаза, полагаясь на сидящего рядом... сверхчеловека?
   - А уши? - ядовито полюбопытствовал я: - Крикнул же тебе: "Воздух!"
   - Не смела шевельнуться, - призналась Гейл. - Просто не смела, Мэтт.
   - Правильно, - вздохнул я. - Предлагаю перекусить в Аламогордо, осмотреться, передохнуть. Заодно и штанишки сухие наденешь.
   Гейл точно током ударило. Она уставилась на меня с лютой ненавистью, открыла рот, осеклась - правда, не без видимого усилия. Отвернулась и сосредоточенно принялась разглядывать бежавшую навстречу извилистую дорогу.
   - Прости, - сказала Гейл немного погодя. - Сама знаю: толку от меня... Будь, пожалуйста, помягче. Не привыкла я к вашей работе и сопутствующим развлечениям.
   Кротость Гейл была столь же неподдельной, сколь и знаменитое смирение Галилея перед инквизиторским судом. Спутница с наслаждением перепилила бы мне глотку тупым ножом, однако берегла удовольствие на потом. И, возможно, хотела сделать его более утонченным. По крайности, я от души надеялся, что за притворным добродушием таится именно этот расчет.
   "Женщина вас ненавидит, - задумчиво молвил Мак во время военного совета. И еще задумчивее продолжил: - Доверять ей, разумеется, нельзя ни на йоту, но люди, не заслуживающие доверия, зачастую оказываются бесценны. Помните, во время войны: вся операция висела на волоске, успех зависел только от злобы, которую питала и вынашивала...".
   Мы расчислили возможные последствия с хитростью и коварством отменными, чтобы не сказать откровенно дьявольскими. Расчет строился на следующем: Гейл ненавидит меня, презирает и при первой возможности предаст. Отчаянный замысел, ничего не скажу; но разрабатывать надежный и неторопливый порядок действий не было времени.
   И посему я не мог испортить хорошо заваренную кашу, дозволив Гейл Хэндрикс относиться к Мэтту Хелму по-людски. Впрочем, такой угрозы пока и не замечалось.

Глава 11

   В Аламогордо мы, как и намечалось, пополдничали, а содержатель закусочной снабдил покорного слугу целой горой сэндвичей и до краев наполнил дорожный термос горячим кофе. Вместе с текилой и джином, привезенными из Хуареса, эти запасы продовольствия давали надежду спокойно переждать любую пургу, способную добраться до южных долин и разгуляться всласть. А на севере, где бураны свирепствуют по несколько дней кряду и температура падает намного ниже нуля, советую приникать снежные бури серьезней и готовиться к ним основательнее.
   Погода и впрямь портилась. Мела густая секущая поземка. Сев за руль и выбравшись вон из города, я обнаружил: все техасские остолопы, которые истерли покрышки своих автомобилей до блеска зеркального, сговорились и выбрали именно этот участок шоссе, дабы собственной дурью похвастать и на чужую полюбоваться. Двенадцать миль, разделяющие Аламогордо и Туларосу, мы одолевали битый час. Благодаря дорожным пробкам. А до Кариньосо надлежало покрыть еще сорок пять.
   Пурга - это полбеды. Настоящее, неподдельное, истинное бедствие - болваны, отродясь не умевшие водить автомобиля и, вдобавок, цепей на колесах не признающие.
   Наконец, я обнаружил проселок, уводивший с магистральной дороги в сторону. Снег на проселке оставался девственно свеж, и, стало быть, сюда уже долгое время никто не сворачивал.
   Я свернул.
   Ехал, правду сказать, еле-еле, а как выкарабкиваться назад - и мыслить не хотелось. Но, сквозь подобные заносы можно продвинуться лишь на вездеходе, вроде моего. Следовательно, любая обычная пассажирская машина - даже снабженная цепями - завязнет немедля.
   Бодрствовать всю ночь я не собирался.
   А про обратный путь подумаем на рассвете.
   Проселок понемногу превратился в лощину, где росли редкие, довольно чахлые сосны. Я включил фары, но видимость оставалась ужасной, и разглядеть что-либо толком было невозможно. Только снега, снега, снега...
   Я плюнул, поерзал колесами взад и вперед, загнал машину под прикрытие ближайших деревьев. Погасил фары, но двигатель и печку оставил работать.
   - Надеюсь, - ядовито произнесла Гейл, - ты ведаешь, что творишь.
   Голос ее долгое время оставался без употребления и успел немного заржаветь. Гейл откашлялась.
   - Нас уже пытались опрокинуть в пропасть, помнишь? Парень мог, разумеется укатить за сотню миль, но предпочитаю не делать на это ставку. Следы наши заметет через четверть часа, потом окончательно стемнеет, и никто, ни за что не разыщет пикап до утра.
   - Чудесно, - вздохнула Гейл. - А тела наши разыщут по весне, когда снег растает?
   - Где ваша неотразимость выросли, - осведомился я, - и какую жизнь вести изволили? Каждой снежинки пугается! До шоссе - не дальше мили. Застрянем поутру - оденемся потеплее и пошагаем. За помощью. Теперь устраивайся поудобнее... И сними с ног туфли, а с физиономии - подозрительное выражение.
   - Подозрительное выражение?
   - Виноват, не так выразился. Опасливое. Устраиваемся просто и целомудренно. Ты почиваешь прямо здесь, в кабине. Сиденье коротковато, но с моим ростом и вовсе не ляжешь... Я располагаюсь позади, в фургоне. А теперь, когда бремя страха свалилось долой с нежного твоего сердечка, выкладывай, чем предпочитаешь горло полоскать после сэндвича: текилой или джином?..
   Я приволок из кузова съестные припасы, включил внутреннее освещение, и мы сотворили роскошный пикник под заунывный вой пурги, смахивавшей на арктическую, во мраке наступившей ночи, напоминавшей полярную. Сквозь урчание мотора и тихий зуд обогревателя слышно было, как скрипят и гнутся под напором ветра стоящие рядом сосны.
   В пикапе было довольно уютно, и все же казалось, мы летим среди открытого космоса, по непонятной орбите, наглухо замкнутые в крохотной кабине ракетного корабля. Гейл вздрагивала всякий раз, когда вездеход покачивался, уступая напору воздушных потоков. Я склонился и влил немного текилы в ее пластмассовую чашку.
   - Неужто ни единожды не пережидала буран взаперти? А говорила: я выросла на ранчо... Гейл пожала плечами.
   - Дома - да. Пережидала. Но сорвиголовой не числилась, вылазок в разгар зимы не совершала... Она внезапно сощурилась:
   - Постой-ка, дорогой. Ведь я, сдается, ничего подобного не рассказывала! Справки собирал?
   - А ты сомневалась в этом? Все нужные справки поступили нынешним утром. Правда, не всеобъемлющие, но подробные.
   Гейл хихикнула.
   - Интересное было чтение, держу пари. Правды ради, уведомляю: чтение было скучным. Обычная повесть о красавице, имевшей чересчур много прихотей, чересчур много денег и чересчур много мужей.
   - Не выношу, - сказала Гейл, - чересчур пронырливых людишек с чересчур длинными носами.
   Она осеклась, ибо пикап сотрясло чересчур яростным порывом ветра, метнувшимся по лощине. Сосновая лапа ударила по алюминиевой крыше фургона. Снег колотил о стекла, точно пригоршни гравия в них метали. А сами стекла начинало затягивать кристаллической изморозью. Гейл стиснула чашку так, что побелели суставы.
   - Не бойся, - улыбнулся я. - До, конца света, по приблизительным выкладкам, еще несколько суток.
   - Отвяжись! Не всем же дано корчить героев-первопроходцев... Конец света?..
   - Просто размышляю, - сказал я, - о твоей сестре, Саре. Или Дженни. С какой стати она взяла и, по выражению мне подобных, переметнулась. Мак очень редко ошибается, принимая людей на работу. А мы, хоть и становимся в итоге отборной сволочью, избегаем предавать своих по соображениям чисто биологической привязанности. Сара, в конце концов, не школьницей влюбленной была. Прошла подготовку, получила не менее двух лет весьма полезного и жестокого опыта.
   - Н-да, - задумчиво ответила Гейл. - Когда-нибудь я в точности выясню, до какой степени опытна сволочь, видящая рядом...
   Это могло служить игривым намеком, и скрытой угрозой тоже могло считаться. Я промолвил:
   - Думаю, Гунтер попросту купил ее россказнями о грядущей катастрофе, конце света, неминуемо грядущем после взрыва в горах Мансанитас. Обычнейшая уловка, если речь идет о ядерном оружии, а ты хочешь надуть нескольких идеалистов-тугодумов. И те охотно берутся вставлять палки в нужные колеса. Помнишь последние слова Сары?
   - Насчет нескольких недожитых дней? Я кивнул:
   - Вот именно. Так я думаю. "Дженни, голубушка, оттого-то и оттого-то миру наступит каюк тринадцатого декабря! Преступный подземный взрыв! Помоги спасти человечество! И поскорее, пожалуйста!" Они заводили эту песенку уже десятки раз, а мир, как видишь, по-прежнему цел и невредим. И сейчас беспокоиться не о чем.
   Я" к примеру, не беспокоюсь... Бери спальный мешок себе. Какой чемодан принести?
   Гейл поколебалась, хотела задать вопрос, однако передумала.
   - Моя ночная сорочка - в самом крохотном саквояже, - уведомила она.
   - Сорочка? - переспросил я ошарашенно. - Ты что, проводишь медовый месяц в Экваториальной Гвинее? Да сверх всего, уже надетого, шубу не грех бы нацепить, а уж после в мешок забираться! Двигатель ведь не оставишь работать ночь напролет. Похолодает, не изволь сомневаться... Могу одолжить пару шерстяных носков.
   - Останусь при своих, - натянуто сказала Гейл.
   - Вольному воля, - вздохнул я. - Приятных сновидений.

Глава 12

   Приготовление ко сну грядущему отняло у Гейл не менее часа. Лампочка, ввинченная в крышу кабины, продолжала гореть, и я, расположившись на постели в фургоне, с любопытством наблюдал сквозь окошко за происходящим. Когда новичок зеленый впервые в жизни пытается влезть в спальный мешок, это крепко смахивает на цирковую борьбу человека с удавом.
   Свет, наконец, потух, и дверь кабины отворилась, и с грохотом захлопнулась, возвращенная на место ураганным ветром. Несколько мгновений спустя Гейл уже колотила в дверцу моего скромного обиталища. Я выдержал приличествующую паузу. Дабы не подумала, будто покорный слуга лишь этого со скрежетом зубовным и дожидался...
   Старательно произведя громкий зевающий звук, я с избыточным шумом добрался до двери, поднял ее: петли располагались наверху.
   - Держи! - заорала Гейл, кидая мне в руки целую охапку постельных принадлежностей. Перебросив скомканный ворох через плечо, я втянул в машину самое пришелицу.
   - Голову-то пригни! Здесь не вестибюль "Paso del Norte". Что стряслось?
   - Да там ведь окоченеть впору! - проныла женщина, пробираясь по фургону бок о бок со мною. - И страшно, брр-р-р!
   - Предлагались шерстяные носки. Также предлагалось напялить меховой жакет.
   - Попробуй, протиснись в мешок, если жакет надела! И попробуй побеседовать с меховым жакетом, если делается жутко в темноте!
   Я захлопнул и замкнул дверь, преградив доступ ветру и снегу. Зажег переносной электрический фонарь. Потянул змейку спального мешка, распахнул последний, словно обычное одеяло, набросил на плечи Гейл. Женщину трясло неподдельно. Я принялся отыскивать початую бутыль текилы и пару чашек.
   - Мы здесь пропадем! - трагически простонала Гейл, принимая выпивку и осушая вместилище оной одним глотком: - Нам уже не выбраться из этой поганой дыры живыми!
   Я засмеялся.
   - Побереги дыхание. Из поганой-то дыры как раз и выберемся в добром здравии. Чего не могу сказать о роскошных придорожных мотелях: оттуда нас, по всей видимости, вынесли бы наутро ногами вперед.
   - Ноги! - сказала Гейл. - Я себе ноги отморозила! Я произвел короткое исследование и многозначительно закивал:
   - О, дело плохо! Гангрена разовьется ровно через полминуты, не позже!
   Дабы не изгадить блужданием в снегах свои дивные туфли, Гейл прошлепала по сугробам едва ли не босиком, ибо нейлоновые чулки обувью назвать невозможно.
   - Снимай эту мокрую пакость! - распорядился я. Гейл начала было сбрасывать спальный мешок, в который куталась изо всех сил, но тот же час опять затряслась и начала заворачиваться еще плотнее, чем прежде. Верю, ее и впрямь колотило. Не хотел бы я шляться по снегу в чулках, сотканных из паутины.
   - С-сним-ми с-сам-м!
   Я поднял взгляд. У Гейл достало воспитанности порозоветь. Что выглядело слащаво. Или попросту приторно. До этой самой минуты я еще сомневался - отчасти сомневался - в истинной цели ночного визита. На если партнер - точнее, партнерша - предлагает гамбит, общеизвестный как "помоги-мне-пожалуйста-снять-чулки", следующие десять ходов можно играть по учебнику, и даже не глядя на доску. Взрослая женщина, запертая штормовой ночью в тесном пикапе, наедине со взрослым мужчиной, не изрекает подобной просьбы, не намереваясь немедленно и основательно заняться совокуплениями.
   - Разумеется, - ответствовал я. - К вашим услугам, сударыня.
   Преклонив колени подле замерзающей бедняги, я расположил фонарь поближе, обеспечил себе достаточное освещение. Приготовил страдалицу к операции. Начал совлекать чулки. Некоторое время спустя Гейл развеселилась:
   - Неужто, раздевая женщину" ты способен хранить невозмутимое спокойствие, а, Мэтт?
   Похоже, она перестала дрожать. Во всяком случае" осиновым листом уже не казалась.
   - А-а-а, понимаю! Ты - железный человек. Бесчувственный зверь, который раздевает, обыскивает, ощупывает, а размышляет при этом лишь об отечестве и долге.
   Неторопливо скомкав оба чулка" я швырнул их в дальний угол.
   - Следовало изнасиловать? Но это не в моем вкусе.
   - Это было бы в моем вкусе, - хихикнула Гейл. - По крайней мере, значило бы: меня воспринимают как женщину, а не просто подозреваемую особь.
   Голос ее зазвучал иначе" гораздо мягче и ласковее, нежели прежде.
   - Сняв чулки, останавливаться вовсе не обязательно, дорогой. Знаешь сам.
   - Ага, - ответил я. - Как не знать.
   Наступило краткое безмолвие. Только буря выла и свистела снаружи за стенками фургона. Я глубоко вздохнул и посмотрел на циферблат.
   - В чем дело? - резко спросила Гейл. - Чем ты занимаешься?
   - Только время уточняю, - промурлыкал я. - Мы с командиром бились об заклад. Порукой - мое честное слово.
   Ни о какие заклады я, разумеется, не бился, но фраза прозвучала недурно. А кроме того, я не поклонник соитий по расчету. Иногда идешь на это - если служебные интересы требуют, но именно сейчас они даже не требовали, а вымогали обратного...
   - Пять долларов, - произнес покорный слуга. Воспоследовало новое безмолвие, чуть затянувшееся по сравнению с прежним. Гейл заговорила полминуты спустя совершенно бесцветным голосом:
   - Пять долларов? - молвила она. - И каков же предмет спора между Макдональдом и Хелмом?
   - Соблазнишь ли ты меня до девяти вечера. Это было новой ложью. Конечно, мы с Маком обсуждали подобный оборот затеи, но время" в расчет не принимали, а уж об заклады и подавно биться не собирались.
   - Пока выигрываю, - жизнерадостно уведомил я. - Остается меньше сорока минут...
   Воцарилось очередное безмолвие. Краткое до чрезвычайности. Я ожидал прыжка, подготовился и успел поймать оба женских запястья. Ногти, ухоженные и острые, остановились в нескольких дюймах о? моей физиономии. Весьма сильная для женщины, Гейл все же понятия не имела, как освобождаться от захвата.
   - Полегче, - попросил я умильно, - полегче, ваша неотразимость, будьте столь добры! Иначе сделаю больно...
   - Сволочь? - прошипела Гейл. - Скотина! Тварь безмозглая!
   - Угу, - согласился я. - Ты не обижайся, Гейл. На самом деле никакого пари не заключалось. Я пошутил.
   Женщина тяжело дышала, не отвечая. Следовало продолжить. Оскорбить посильнее.
   - Знаешь, этот прием с мокрыми чулками - такой затасканный фокус! А я люблю красавиц, наделенных выдумкой. Изощренных.
   - Поганая. Вонючая. Пас-куд-ная ско-ти-на!
   Внезапно оборвав эту филиппику, спутница моя совершенно спокойно закончила:
   - Не понимаю.
   - Перемирие? - предусмотрительно осведомился я. Мгновение спустя Гейл кивнула. Я отпустил ее и дозволил присесть, растирая пострадавшие места, потупя взгляд. Сухой колючий снег, увлекаемый ураганом, стрекотал об алюминий. Пожалуй, подумал я, наутро погода улучшится. Снег, лупящий подобно зарядам заячьей дроби, всегда идет перед самым концом бури.
   - Не понимаю, - повторила Гейл.
   - В моем возрасте мужчина уже не клюет на дешевые приманки, - назидательно изрек покорный слуга. - Это вредит самомнению. К тому же наличествует иная сторона дела. Повторяю: мы с командиром ни об какой заклад не бились, но возможность подобную безусловно учитывали. Пришли к единодушному выводу: их неотразимость неминуемо возжаждет соблазнить стоеросовую гориллу. Но думали, у тебя достанет разума и опыта разгадать ход наших мыслей самостоятельно.
   Гейл облизнула губы.
   - Вы учитывали... Пришли к единодушному... Вы действительно держали совет касательно... Да что же вы за люди?
   - Прекрати, - сказал я. - И оценя честность противной стороны. И откровенность прими к сведению. Довольно лицемерить, Гейл.
   Она поколебалась и произнесла изменившимся голосом:
   - Неужто я похожа на дешевую шлюху?
   - Едва ли. Просто само собою разумелось: ты ненавидишь нас обоих, а меня в особенности. И неминуемо попытаешься отплатить мерой за меру где-то по дороге, либо чуть позже. А как отомстить мужчине, которого не изобьешь кулаками? За которым, вдобавок, стоит непревзойденная правительственная мощь Соединенных Штатов? Гневная, бранная, зачастую оскорбительная для кого-либо речь.
   - Ты занятный субъект, - процедила Гейл. - Хорошо. Но что же дальше?
   - Дальше, - лениво протянул я, - несколько часов снежной бури, кромешной тьмы, скуки. Потом - рассвет и затишье. Но касательно скуки - решай сама...
   Голова Гейл буквально дернулась. Уставясь на меня в упор, женщина зашипела:
   - Не до такой же степени ты обнаглел, чтобы полагать, будто я... после всего....
   Покорный слуга хранил молчание.
   В скором времени Гейл расхохоталась. По-настоящему, без обиды либо иронии. Ласково, ободряюще.
   - К лешему! - сказала она. - Уж во всяком случае, не собираюсь шествовать назад, утопая в трехфутовом снегу! А потом ложиться на ледяное, чугунное сиденье. А если останусь, так или иначе обесчестишь. Рано или поздно. Лучше пораньше: успеем отоспаться.
   - Хм! - отозвался я. - Не выношу девиц, возомнивших себя магометанскими гуриями! Хочешь, сам отправлюсь в кабину? Просто, чтобы доказать...
   - Не надо, милый, - со смехом прервала Гейл. - Для одной ночи ты уже доказал достаточно много. Почти достаточно...

Глава 13

   Я первым долгом ощутил необычайную тишь. Ни звука за стенками фургона, и внутри полное безмолвие. Лишь тихо дышит лежащая в моих объятиях женщина.
   - Гейл шевельнулась и теснее прижалась ко мне. За ночь температура упала градусов на двадцать - заурядней шее событие, почти неизменно сопутствующее пролетевшей буре. Я увидел, что в затянутые изморозью стекла вливается бледный свет. Надлежало собираться с духом, выкатываться из-под груды спальных мешков и одеял и заново укутывать Гейл.
   Стуча зубами, я напялил шапку, пальто, сапоги, раскрыл саквояж и принялся отыскивать пару перчаток. Запускать остывший мотор будет нелегким занятием...