Гамильтон Лорел. Кафе лунатиков

   Он кивнул, и глаза у него стали еще ярче.
   – Только Роджерса и Хаммерштейна или все мюзиклы?
   – Всех у меня еще нет, но вообще-то все.
   Я помотала головой.
   – А что такое?
   – Ты романтик.
   – Ты так говоришь, будто это плохо.
   – Вся эта фигня насчет “долго и счастливо” хороша на сцене, но к жизни мало имеет отношения.
   Теперь пришла его очередь всматриваться мне в лицо. Наверное, увиденное ему не понравилось, и поэтому он нахмурился.
   – Ты предложила идти в театр. Если ты все это не любишь, зачем мы сюда пришли?
   Я пожала плечами:
   – Когда я попросила тебя о свидании в цивильной одежде, я не знала, куда тебя повести. Хотела, чтобы было необычное. А к тому же я люблю мюзиклы. Просто я не думаю, что они отражают реальную жизнь.
   – А ты не такая крутая, как хочешь изобразить.
   – Такая, такая.
   – Не верю. Я думаю, ты эту фигню насчет “долго и счастливо” любишь не меньше меня. Ты просто боишься ей верить.
   – Не боюсь, просто проявляю осторожность.
   – Слишком часто разочаровывалась?
   – Может быть. – Я скрестила руки на груди. Психолог сказал бы, что я замкнулась и прервала общение. Ну и пошел бы он на фиг, этот психолог.
   – О чем ты думаешь?
   Я пожала плечами.
   – Расскажи мне, пожалуйста.
   Я поглядела в эти искренние карие глаза и захотела поехать домой одна. Но вместо этого сказала:
   – “Долго и счастливо” – это ложь, Ричард. И стало ложью еще тогда, когда мне было восемь.
   – Когда погибла твоя мать.
   Я только молча посмотрела на него. В мои двадцать четыре рана этой первой потери еще кровоточила. С ней можно свыкнуться, терпеть, выносить, но избавиться – никогда. И никогда уже не поверишь по-настоящему, что на свете есть добро и счастье. Не поверишь, что не спикирует с неба какая-нибудь мерзость и не унесет его прочь. По мне лучше дюжина вампиров, чем бессмысленный несчастный случай.
   Он взял мою руку, которой я сжимала его плечо.
   – Обещаю тебе, Анита, – я не погибну по твоей вине.
   Кто-то засмеялся – низкий хохоток, пробегающий по коже, как прикосновение пальцев. Такой ощутимый смех мог быть только у единственного существа в мире – у Жан-Клода. Я обернулась – и увидела его посреди прохода. Как он подошел, я не слышала. Движения не ощутила. Просто он появился как по волшебству.
   – Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, Ричард.

4

   Я оттолкнулась от кресла, шагнув вперед, чтобы дать место Ричарду встать. Я чувствовала его спиной, и это чувство было бы приятно, если бы я не беспокоилась за него больше, чем за себя.
   Жан-Клод был одет в блестящий черный смокинг с фалдами. Белый жилет с мельчайшими черными точками обрамлял блестящую белизну его сорочки. Высокий жесткий воротник с мягким черным шейным платком, завязанным вокруг и заткнутым под жилет, будто галстуков еще не изобрели. Булавка в жилете из серебристого и черного оникса. Черные туфли с нашлепками, как те, что носил Фред Астор, хотя я подозреваю, что весь наряд – куда более раннего стиля.
   Длинные волны ухоженных волос спадали до воротника. Я знала, какого цвета у него глаза, хотя сейчас в них не смотрела. Синие, как полночь, цвет настоящего сапфира. В глаза вампиру не гляди. Это правило.
   В присутствии Мастера Вампиров всего города я вдруг поняла, как пусто стало в театре. Да, мы хорошо переждали толпу и сейчас стояли одни в гулкой тишине, а далекие звуки удаляющейся толпы были как белый шум, ничего для нас не значащий. Смотрела я на жемчужную белизну пуговиц жилета Жан-Клода. Трудно вести себя круто, когда не можешь поглядеть собеседнику в глаза. Но я справлюсь.
   – Боже мой, Жан-Клод, вы всегда одеваетесь в черно-белое?
   – А вам не нравится, ma petite (с фран. – моя малышка)?
   Он чуть повернулся, чтобы я могла оценить весь эффект. Наряд был ему очень к лицу. Конечно, все, что на нем было надето, казалось четким, совершенным, прекрасным – как он сам.
   – Я почему-то не думала, что вы поклонник “Парней и девушек”, Жан-Клод.
   – Или вы, ma petite. – Голос гуще сливок, с такой теплотой, которую могут дать только две вещи: гнев или вожделение. Я могла ручаться, что это не вожделение.
   У меня был пистолет, и серебряные пули задержали бы вампира, но не убили. Конечно, Жан-Клод не напал бы на нас при людях. Он слишком для этого цивилизован. Бизнес-вампир, антрепренер. Антрепренеры, будь они живые или мертвые, не вырывают людям глотки. Как правило.
   – Ричард, ты ведешь себя необычно тихо.
   Он глядел мне за спину. Я не стала оборачиваться и смотреть, что делает Ричард. Никогда не отворачивайся от стоящего перед тобой вампира, чтобы взглянуть на стоящего за спиной вервольфа. Не гоняйся за двумя зайцами.
   – Анита может сама за себя сказать, – ответил Ричард.
   Внимание Жан-Клода снова переключилось на меня.
   – Это, конечно, правда. Но я пришел посмотреть, как вам понравилась пьеса.
   – А свиньи летают, – добавила я.
   – Вы мне не верите?
   – Легко.
   – Нет, правда, Ричард, как тебе понравился спектакль?
   В голосе Жан-Клода слышался оттенок смеха, но под ним все еще гудел гнев. Мастера Вампиров – не тот народ, с которым полезно быть рядом и минуты гнева.
   – Все было прекрасно, пока ты не появился.
   В голосе Ричарда послышалась теплая нота – нарождающаяся злость. Я никогда не видела, чтобы он злился.
   – Каким образом одно мое присутствие может испортить ваше... свидание? – Последнее слово он выплюнул, как раскаленное.
   – А что вас сегодня так достало, Жан-Клод? – спросила я.
   – Что вы, ma petite, меня никогда ничего не... достает.
   – Чушь.
   – Он ревнует тебя ко мне, – сказал Ричард.
   – Я не ревную.
   – Ты всегда говорил, что чуешь желание Аниты к тебе. Так вот, я чую твое к ней. Ты ее хочешь так сильно, что это, – Ричард скривился, как от горечи, – ощущается почти на вкус.
   – А вы, мосье Зееман? Вы к ней не вожделеете?
   – Перестаньте говорить так, будто меня здесь нет! – возмутилась я.
   – Анита пригласила меня на свидание. Я согласился.
   – Это правда, ma petite?
   Голос его стал очень спокоен. И это спокойствие было страшнее гнева.
   Я хотела сказать “нет”, но он бы учуял ложь.
   – Правда. И что?
   Молчание. Он стоял совершенно неподвижно. Если бы я не смотрела прямо на него, то и не знала бы, что он здесь. Мертвые не шумят.
   У меня запищал пейджер. Мы с Ричардом подпрыгнули, как от выстрела. Жан-Клод не шевельнулся, будто и не услышал.
   Я нажала кнопку и застонала, увидев замигавший номер.
   – Кто это? – спросил Ричард, кладя руку мне на плечо.
   – Полиция. Мне нужно найти телефон.
   Я прислонилась к груди Ричарда, он сжал мое плечо. Я глядела на стоящего передо мной вампира. Нападет на него Жан-Клод, когда я уйду? Я не знала.
   – На тебе крест есть? – Шептать я не стала. Жан-Клод все равно услышал бы.
   – Нет.
   Я полуобернулась:
   – Нет? Ты выходишь после темноты без креста?
   Он пожал плечами:
   – Я – оборотень. Могу за себя постоять.
   Я покачала головой:
   – Один раз тебе порвали горло. Мало?
   – Я же еще жив.
   – Я знаю, что ты почти любую рану можешь залечить, но ведь не всякую, Ричард, Бог свидетель! – Я потащила из-под блузки серебряную цепочку с распятием. – Можешь взять мой.
   – Это настоящее серебро? – спросил Ричард.
   – Да.
   – Не могу. Ты же знаешь, у меня на серебро аллергия.
   Ага, дура я. Ничего себе эксперт по противоестественным явлениям, который предлагает серебро ликантропу! Я заправила крест под блузку.
   – Он не больше человек, чем я, ma petite.
   – По крайней мере, я не мертвец.
   – Это можно исправить.
   – Прекратите оба!
   – Ты видел ее спальню, Ричард? Коллекцию игрушечных пингвинов?
   Я набрала побольше воздуху – и медленно его выпустила. Не собираюсь я тут стоять и объяснять, каким образом Жан-Клоду удалось увидеть мою спальню. Мне что, надо вслух заявить, что я не спала с этим ходячим мертвецом?
   – Ты пытаешься заставить меня ревновать, и это не получается, – сказал Ричард.
   – Но в тебе есть червь сомнения, Ричард. Я знаю. Ты мое творение, мой волк, и я знаю: ты в ней сомневаешься.
   – Я не сомневаюсь в Аните!
   Но в его голосе прозвучала задиристость, которая мне совсем не понравилась.
   – Я тебе не принадлежу, Жан-Клод, – сказал Ричард. – Я второй в иерархии стаи. Прихожу и ухожу, когда хочу. Вожак аннулировал свой приказ о подчинении тебе, когда из-за тебя я чуть не погиб.
   – Вожак вашей стаи был очень огорчен, что ты выжил, – любезным тоном отозвался Жан-Клод.
   – А зачем вожаку смерть Ричарда? – спросила я.
   Жан-Клод посмотрел на Ричарда, мне за спину.
   – Ты не сказал ей, что участвуешь в битве за власть?
   – Я не буду драться с Маркусом.
   – Тогда ты умрешь.
   В устах Жан-Клода это прозвучало очень обыкновенно.
   Снова запищал пейджер. Тот же номер.
   – Иду, Дольф! – буркнула я вполголоса.
   Я оглянулась на Ричарда. В его глазах мерцала злость. Руки сжались в кулаки. Я стояла достаточно близко, чтобы ощутить напряжение, исходящее от него волнами.
   – О чем речь, Ричард?
   Он резко тряхнул головой.
   – Это мое дело, а не твое.
   – Если тебе кто-то угрожает, это мое дело.
   Он поглядел на меня сверху вниз.
   – Нет, ты не из нас. Я не хочу тебя втягивать.
   – Я могу за себя постоять, Ричард.
   Он только покачал головой.
   – Маркус хочет вас втянуть, ma petite. Ричард отказывается. Это между ними... кость раздора. Одна из многих.
   – Почему вы так много об этом знаете? – спросила я.
   – Мы, предводители противоестественных общин города, должны взаимодействовать. Ради общего блага.
   Ричард просто стоял и смотрел на него. До меня впервые дошло, что он смотрит Жан-Клоду в глаза – и без вредных последствий.
   – Ричард, ты можешь смотреть ему в глаза?
   Взгляд Ричарда на миг обратился ко мне и тут же вернулся к Жан-Клоду.
   – Да. Я же тоже монстр. И могу смотреть ему в глаза.
   Я покачала головой.
   – Ирвинг не мог смотреть ему в глаза. Тут еще что-то, кроме того, что ты вервольф.
   – Как я – Мастер Вампиров, так и наш красавец-друг – Мастер Вервольфов. Хотя у них это так не называется. Самцы альфа, кажется? Вожаки стаи.
   – Последнее название мне нравится больше.
   – Я так и думала, – сказала я.
   Ричард был задет, и лицо его скривилось, как у ребенка.
   – Ты на меня сердишься? За что?
   – Ты встрял в крутые разборки с твоим вожаком стаи и ничего мне не сказал. Жан-Клод намекает, что вожак хочет твоей смерти. Это правда?
   – Маркус не будет меня убивать, – сказал Ричард.
   Жан-Клод рассмеялся. И так желчно, что это будто даже и не был смех.
   – Ричард, ты дурак.
   Снова запищал мой пейджер. Я посмотрела на номер и отключила пейджер. Не похоже на Дольфа звонить столько раз и так подряд. Случилось что-то очень плохое. Мне надо идти. Но...
   – У меня нет времени на всю историю прямо сейчас. – Я ткнула Ричарда пальцем в грудь, повернувшись спиной к Жан-Клоду. Он уже причинил мне то зло, которое хотел. – Но ты мне все расскажешь, до последней подробности.
   – Я не собираюсь...
   – Помолчи. Либо ты поделишься со мной, либо это было последнее свидание.
   – Почему? – спросил он ошеломленно.
   – Либо ты держишь меня в стороне, чтобы меня защитить, либо у тебя есть другие причины. И хорошо, если это будут очень веские причины, а не дурацкое мужское самолюбие.
   Жан-Клод снова засмеялся. На сей раз звук обертывал меня, как фланель, теплый и уютный, мохнатый и мягкий по обнаженной коже. Я встряхнула головой. Один уже смех Жан-Клода был вторжением в мой внутренний мир.
   Я повернулась к нему, и что-то, наверное, было в моем лице, потому что смех Жан-Клода оборвался, как не бывало.
   – А вы можете проваливать отсюда ко всем чертям. Вы уже достаточно сегодня развлеклись.
   – Что вы имеете в виду, ma petite? – Его красивое лицо было чисто и непроницаемо, как маска.
   Я встряхнула головой и шагнула вперед. Все, ухожу. У меня есть работа. Ричард взял меня за плечо.
   – Ричард, пусти. Я на тебя сейчас сильно зла.
   Я не глядела на него – не хотела видеть его лица. Потому что если бы на нем было огорчение, я могла бы ему все простить.
   – Ричард, ты ее слышал. Она не хочет, чтобы ты ее трогал. – Жан-Клод скользнул ближе.
   – Жан-Клод, не вмешивайтесь!
   Рука Ричарда мягко сжала мое плечо.
   – Она не хочет тебя, Жан-Клод.
   И в его голосе был гнев, больше гнева, чем должно бы. Будто он убеждал себя, а не Жан-Клода.
   Я шагнула вперед, стряхнув его руку. Хотела взять ее, но не стала. Он скрывал от меня какую-то дрянь. Опасную дрянь. А это недопустимо. Хуже того, он где-то в глубине души думал, что могу поддаться Жан-Клоду. Что за бардак!
   – Имела я вас обоих, – сказала я.
   – Значит, вы еще не получали этого удовольствия? – спросил Жан-Клод.
   – Это надо спрашивать у Аниты, не у меня, – ответил Ричард.
   – Я бы знал, если бы это было.
   – Врете, – сказала я.
   – Нет, ma petite. Я бы учуял его запах на вашей коже.
   Мне захотелось ему врезать. Желание расквасить эту смазливую морду было просто физическим. У меня плечи свело и руки заболели. Но я знала, что не надо. На кулачный бой с вампирами не следует напрашиваться. Это сильно сокращает среднюю продолжительность жизни.
   Я прошла так близко от Жан-Клода, что наши тела почти соприкоснулись. Смотрела я ему точно на нос, что несколько портило эффект, но глаза его – бездонные озера, и туда смотреть нельзя.
   – Я вас ненавижу. – Голос у меня подсел от усилия не заплакать. Я говорила искренне. И знала, что Жан-Клод это почувствует. Я хотела, чтобы он знал.
   – Ma petite...
   – Хватит, вы достаточно говорили. Теперь моя очередь. Если вы тронете Ричарда Зеемана, я вас убью.
   – Он так много для вас значит?
   Удивление в голосе вампира? Класс!
   – Нет, так мало значите вы.
   Я отступила от него, обошла вокруг, повернулась к нему спиной и удалилась. Пусть погрызет своими клыками этот кусок правды. Сегодня вечером я была искренна в каждом слове.

5

   На пейджере был телефон в автомобиле сержанта Рудольфа Сторра, детектива. Подарок от жены на прошлое Рождество. Мне бы надо послать ей записку с благодарностью. По полицейскому радио все звучит, как на иностранном языке.
   Дольф снял трубку на пятом звонке. Я знала, что он, в конце концов, подойдет.
   – Анита, привет.
   – А если бы это твоя жена звонила?
   – Она знает, что я на работе.
   Я сменила тему. Не каждой жене понравится, если ее муж ответит по телефону именем другой женщины. Может быть, Люсиль отличается от других.
   – Что случилось, Дольф? У меня же сегодня вроде выходной?
   – Извини, убийце об этом не сказали. Если ты очень занята, перетопчемся без тебя.
   – Чего ты на людей бросаешься?
   В ответ раздался короткий звук, который мог бы сойти за смех.
   – Ладно, не твоя вина. Мы по дороге к Шести Флагам на сорок четвертом.
   – Где именно на сорок четвертом?
   – Возле природного центра Одубон. Когда ты сможешь добраться?
   – Проблема в том, что я понятия не имею, где это. Как туда доехать?
   – Через дорогу от монастыря св. Амвросия.
   – И его не знаю.
   Он вздохнул.
   – Черт побери, мы в самой середине хрен-его-знает-где. Здесь только межевые столбы.
   – Ты мне расскажи дорогу, я найду.
   Он рассказал. Подробно, а у меня не было ни карандаша, ни бумаги.
   – Погоди, я возьму на чем записать.
   Положив трубку на стол, я выдернула салфетку из держателя на буфете. Ручку я выпросила у пожилой пары. Мужчина был в кашемировом пальто, женщина – с настоящими бриллиантами. Ручка была с гравировкой и наверняка с настоящим золотым пером. Мужчина даже не взял с меня обещания ее вернуть. Доверяет или просто не беспокоится о таких мелочах. Надо начать носить письменные принадлежности с собой. А то это становится утомительным.
   – Слушаю, Дольф. Давай говори.
   Дольф не спросил, отчего так долго. Он совсем не мастер задавать посторонние вопросы. Он снова повторил указания. Я их записала и прочла ему, проверяя, что все записано правильно. Так и оказалось.
   – Дольф, мне ехать минут сорок пять, не меньше.
   Обычно меня как эксперта вызывают последней. Когда жертва заснята на фотопленку, видеокамеру, ощупана, осмотрена и так далее. Когда я приезжаю, все уже рвутся домой или хотя бы подальше от места преступления. Никому не хочется еще два часа мерзнуть.
   – Я тебе позвонил, как только понял, что ничто человеческое к этому делу отношения не имеет. У нас еще сорок пять минут уйдет на всю нашу работу, пока мы будем готовы.
   Надо было помнить, что Дольф рассчитывает наперед.
   – Ладно, постараюсь добраться побыстрее.
   Он повесил трубку. Я тоже. Слова “до свидания” я от Дольфа еще не слышала.
   Перо я отдала владельцу. Он принял его с таким видом, будто никогда не сомневался в его возврате. Что значит хорошее воспитание!
   Я направилась к двери. Ни Ричард, ни Жан-Клод в вестибюль не вышли. Они были в общественном месте, так что я не думала, что дело всерьез дойдет до кулаков. Будут ругаться, но без рук. И вообще вампир и вервольф могут сами о себе позаботиться. К тому же раз Ричарду не разрешалось беспокоиться обо мне, когда я предоставлена самой себе, самое меньшее, что я могла сделать, – ответить взаимностью. Я не думала, что Жан-Клод действительно хочет меня на это подтолкнуть. Нет. Кто-то из нас умрет, и я начинала думать, что, может быть – только может быть, – это буду не я.

6

   За дверью меня охватил мороз. Я ссутулилась, спрятав подбородок в воротник. Передо мной шли две смеющиеся пары, повисая друг на друге, обнимаясь для защиты от холода. Театрально постукивали высокие каблучки женщин. Смех женщин был слишком высокий, пронзительный. Пока что двойное свидание проходит отлично. А может, они все нежно и чисто влюблены, а я злобствую. Может быть.
   Четверка раздалась, как вода возле камня, и появилась женщина. Пары сомкнулись по ту сторону от нее, смеясь, будто ее и не видели. Как оно, наверное, и было.
   Теперь я это почувствовала – еле уловимое дрожание холодного воздуха. Ощущение, ничего общего с ветром не имеющее. Она притворялась невидимой, и пока эти пары ее не заметили, из-за них я тоже ее не заметила. А это значит, что она свое дело знает. И отлично знает.
   Она стояла под последним фонарем. Волосы у нее были желтые, как масло, густые, волнистые. Длиннее моих, почти до пояса. Черное пальто застегнуто на все пуговицы. Слишком резкий для нее цвет. По контрасту ее кожа даже в гриме казалась бледной.
   Она надменно стояла посередине тротуара. Примерно моего роста, физически не впечатляет. Так чего же она там стоит, будто ничего на свете не боится? Только три веши могут дать такую уверенность: автомат в руках, собственная глупость или если ты – вампир. Автомата я не видела, и на дуру она тоже не похожа. Теперь, когда я поняла, что передо мной, она была похожа на вампира. Грим у нее был хорош – в нем она выглядела почти живой. Почти.
   Она заметила мой взгляд. И ответила мне взглядом, пытаясь поймать мои глаза, но я в этом маленьком танце давно поднаторела. Смотреть в лицо, не попадая глазами в глаза, – фокус, который дается тренировкой. Она нахмурилась – ей не понравилось, что с глазами не получилось.
   Я стояла от нее ярдах в двух. Расставив ноги, балансируя, насколько это возможно на высоких каблуках. Руки уже были на холоде, готовые, если понадобится, достать пистолет. Ее сила ползла у меня по коже, как ищущие пальцы, касающиеся то здесь, то там, нащупывающие слабость. Она была очень талантлива, но ей было только чуть больше ста лет. Этого мало, чтобы замутить мой разум. У всех аниматоров есть частичный природный иммунитет к вампирам. У меня, кажется, больше, чем у других.
   Симпатичное личико сосредоточилось и стало пустым, как у фарфоровой куклы. Она выбросила руку вперед, будто швыряя в меня какой-то предмет. Я вздрогнула, когда ее сила ударила по моему телу, и покачнулась.
   И вытащила пистолет. Она не попыталась на меня наброситься. Она пыталась меня загипнотизировать. Я недооценила ее возраст – ей было не меньше двухсот. Такие ошибки случаются у меня не часто. Сила ее била по моему телу, как барабанные палки, но до разума не доставала. Я почти так же удивилась, как и она, когда направила на нее пистолет. Слишком просто.
   – Эй! – раздался голос позади. – Брось пистолет!
   Полисмен. Как раз, когда он нужен. Я опустила пистолет.
   – Положи пистолет на тротуар, я сказал! – рявкнул тот же голос, и я, даже не поворачиваясь, знала, что его собственный пистолет уже смотрит на меня. Копы очень серьезно относятся к оружию. Я присела – браунинг в правой руке, левая в воздухе, – чтобы положить пистолет на тротуар.
   – Мне его вмешательство не нужно, – произнесла вампирша.
   Я медленно встала, не отводя от нее глаз, закладывая руки на затылок и переплетая пальцы. Может быть, правильное выполнение процедуры зачтется в мою пользу. А вампирша глядела мимо меня на приближающегося копа. Не слишком дружелюбным взглядом.
   – Не трогай его, – сказала я.
   Она мельком глянула на меня.
   – Нам не разрешается нападать на полицейских. – Голос ее сочился презрением. – Правила я знаю.
   “Какие правила?” – хотела спросить я, но промолчала. При таких правилах этот полисмен может остаться в живых. Конечно, я-то не коп, и уж точно эти правила ко мне не относятся.
   А коп показался на краю моего поля зрения. Действительно, он навел на меня пистолет. Ногой он откинул мой браунинг так, чтобы я не могла дотянуться. Я видела, как пистолет ударился о стену дома. Хлопок руки по спине отвлек мое внимание.
   – Куда девался пистолет, вам знать не надо.
   На данный момент он был прав.
   Коп обыскал меня одной рукой – не очень тщательно, и я подумала, где может быть его напарник.
   – Хватит, – сказала вампирша.
   – Что тут происходит? – Я почувствовала, как коп отступил от меня на шаг.
   Ее сила прокатилась надо мной, будто огромный зверь, прыгнувший из темноты. Я услышала, как полисмен ахнул.
   – Ничего тут не происходит, – сказала вампирша. В ее голосе слышался акцент – то ли немецкий, то ли австрийский.
   – Ничего тут не происходит, – повторил голос копа.
   – Иди регулируй движение, – сказала она.
   Я медленно повернулась, не снимая руки с головы. Коп стоял с пустым лицом и чуть вытаращенными глазами, пистолет его смотрел в землю, будто полисмен вообще о нем забыл.
   – Пошел вон, – велела вампирша.
   Коп стоял, будто застыл. Крест у него был засунут под галстук. Он был с крестом, как положено, и толку ему в этом было чуть.
   Я попятилась от них обоих. Если она отвлечется от копа, я хотела бы быть в этот момент вооружена. Я медленно опустила руки, глядя на полицейского. Если она снимет с него контроль, и он не обнаружит меня там, где мне положено быть, он может меня застрелить. Вряд ли, но может. А если он второй раз увидит у меня в руке пистолет – почти наверняка.
   – Ты вряд ли снимешь с него крест, чтобы я могла ему приказывать?
   Я глянула на вампиршу. Она посмотрела на меня. Коп зашевелился, как спящий, борясь с кошмаром. Она снова перевела глаза на него, и шевеление затихло.
   – Вряд ли, – согласилась я, опускаясь на колени и не сводя глаз с них обоих. Я нашла браунинг и охватила пальцами его рукоятку. Пальцы застыли от холода. Сейчас я не знала, насколько быстро я могла бы его выхватить. Может быть, стоит все же завести перчатки. Хотя бы такие, без пальцев.
   Не выпуская браунинг, я сунула руку в карман. Там она скоро согреется, а при необходимости можно стрелять и сквозь пальто.
   – Не будь на нем креста, я бы его заставила убраться. Почему я не могу тобой управлять?
   – Чистое везение, как я думаю.
   Она снова глянула на меня, и коп опять зашевелился. Ей приходилось говорить со мной, а смотреть на него. Интересно, сколько для этого нужно сосредоточенности? Да, она сильна, но у ее силы есть границы.
   – Ты – Истребительница, – сказала она.
   – И что из этого?
   – Я в рассказы о тебе не верила. Теперь верю – в некоторые.
   – Рада за тебя. Так чего ты от меня хочешь?
   Напомаженный рот изогнулся в полуулыбке.
   – Хочу, чтобы ты оставила в покое Жан-Клода.
   Я моргнула, не уверенная, что расслышала.
   – В каком смысле – оставила в покое?
   – Не встречайся с ним. Не заигрывай. Не разговаривай с ним. Оставь его в покое.
   – Рада бы, – ответила я.
   Она удивленно обернулась ко мне. Не часто удается поразить двухсотлетнего вампа. Лицо у нее стало почти человеческим – с широко раскрытыми глазами и отвисшей в удивлении челюстью.
   Коп фыркнул и огляделся.
   – Какого черта? – недоуменно спросил он.
   Мы обе были больше всего похожи на двух женщин, выбравшихся в город с удовольствием провести вечер. Коп посмотрел на свой пистолет, как баран на новые ворота. Зачем он вытаскивал оружие, он понятия не имел. Он сунул пистолет в кобуру, пробормотал какие-то извинения и отступил. Вампирша не стала его удерживать.
   – Ты бы хотела оставить Жан-Клода в покое, так? – спросила она.
   – Еще бы.
   Она покачала головой:
   – Я тебе не верю.
   – Послушай, мне плевать, веришь ты или не веришь. Если ты неравнодушна к Жан-Клоду, флаг тебе в руки. Я пытаюсь от него отделаться уже много лет.
   Снова упрямый взмах головы, от которого желтые волосы разлетелись вокруг лица. Очень по-девичьи. Это выглядело бы даже мило, не будь она трупом.