Ганина Майя. Тяпкин и Леша

   - Ешь,- сказала я.- Теперь не горячо. Но я все-таки не поняла, как тебя зовут - Леша или Володя?
   - Леша и Володя,- сказал Тяпкин.
   - Так не бывает,- возразила я.
   - Бывает! - Леша на мгновение оторвался от блюдечка.- Вон его зовут Люба и зовут Тяпкин.
   - Тяпкин - это прозвище.
   - И Леша прозвище.- Он опять уткнулся в блюдечко, молоко и лапшинины исчезали в его вытянутых губах, точно в маленьком пылесосе. Где у него это все помещалось - трудно понять, живот у Леши был круглый и твердый, размером всего с небольшую картошку. Переваривалось, что ли, все мгновенно? Потому, наверное, и энергии в нем было, как в приличной электростанции.
   - Я очень молочко люблю,- сказал Леша.- Только это с водой.
   Тоже мне лактометр нашелся!
   - У меня своей коровы нет,- обиделась я.- И потом, кто же это молочный суп на цельном молоке варит? Ладно, давайте есть второе.
   Я положила нам с Тяпкиным по две сосиски, а Леше половинку. Все равно эта половинка была размером почти с его ногу. Однако он быстренько сточил полсосиски мелкими белыми зубами, сел и со вздохом стал глядеть то мне, то Тяпкину в рот. Пришлось дать ему оставшуюся половинку, он съел ее раньше, чем мы управились со своей порцией, сел вытянув ноги и с грустным видом уставился себе в колени. Картошку он, правда, есть не стал, хлеб тоже.
   - Вкусно очень...- прошептал он.
   - Сейчас будем есть кисель,- сказала я. Больше сосисок у меня просто не было.
   Я налила ему в блюдце кисель, он, даже не попробовав, сказал:
   - А сахару ты мне дашь?
   - Он сладкий.
   Леша прижал к груди маленькие ладошки и сказал:
   - Дай мне сахарку. Я очень сахар люблю.
   - А конфеты? - поинтересовался Тяпкин. Надо сказать, Лешин аппетит действовал на него ободряюще, он подъел все подчистую.- Я конфеты еще больше сахара люблю!
   - Я очень сахар тоже люблю! - повторил Леша, тревожно глядя на меня.
   Я дала ему самый большой кусок сахара, и он стал точить его зубками не торопясь, держа перед лицом в своих шершавых ладошках и поглядывая на меня с такой благодарностью, что у меня просто сердце перевертывалось.
   - У тебя мама-то умерла, что ли? - спросила я. Леша почему-то смутился от этого моего прямого вопроса, пожал плечиками, улыбнулся, опустив глаза. И промолчал. Я не стала допытываться, может, у лешонков и матерей нет.
   Кисель Леша есть не стал. А Тяпкин спросил:
   - Мама, можно я съем Лешкин?
   Я налила Тяпкину еще чашку, он выпил, и глаза у него осовели.
   - Идите спать,- сказала я.- Давайте укладывайтесь оба в гамаке в саду. И чтобы спать крепко-крепко и не болтать. А то я поразгоню вашу компанию.
   - Мы не будем,- пообещал Леша.
   Тяпкин взял свое одеяло и маленькую подушку и пошел в сад. Леша запрыгал следом.
   Минут через двадцать, вымыв посуду, я пошла в сад, поглядела издали. Тяпкин смирно лежал в гамаке, накрывшись одеялом, глубоко дышал. Леши возле не было видно. Я решила, что он тоже спит где-то в саду, и пошла работать.
   4
   - Любк! - сказал Леша, сев на веревочную перекладину гамачной сетки.- Я как по дедушке соскучился...- Он подождал, не ответит ли чего Тяпкин, потом спросил: - Любк! Любка?.. Ты, что ли, спишь?
   Тяпкин не спал, но глаз ему открывать не хотелось и разговаривать очень редкий случай - тоже не хотелось. Он тихо сопел носом и дрожал ресницами.
   - Не спишь, я знаю, не спишь! - сказал Леша.- У тебя эти косички на глазах дрожат!
   У него самого на веках не было ресниц, потому, наверное, он не знал, как они называются.
   - Это не косички, а реснички! - сказал Тяпкин, сердито приоткрыв глаза.- Не мешай, у меня мертвый час!
   Они долго честно молчали, потом Леша, вздохнув, сказал шепотом:
   - Я очень по дедушке соскучился. Он такой старенький и меня любит.
   - Я тоже соскучился,- сказал Тяпкин, чтобы не отставать от Леши.- Мой дедка тоже давно не приезжал. Дней пять или десять.
   - Не приезжал? - удивился Леша.- На чем не приезжал?
   -На поезде. Он в городе живет, в своей комнате. Он когда приезжает, конфет привозит, чтобы чай пить. Он чай любит, а я конфеты.
   - Я тоже конфеты! - усмехнулся Леша.- Чай - это такая вода, я знаю. Воды вон в речке-сколько хочешь пей... Или в луже... А когда он приедет?
   - Не знаю. Он в кино очень любит ходить, а здесь этого нет.
   - Дай я к тебе на подушку лягу,- попросил Леша.- Подвинь свое лицо, и я лягу. Мне жестко на веревке сидеть.
   Леша перебрался на угол подушки и лег на спину, вытянув тонкие ножки в деревянных башмачках и сложив на животе ладони. Он долго лежал так, закрыв глаза, потом негромко спросил:
   - Кино?.. Я не знаю такое слово.
   - Я знаю...- презрительно сказал Тяпкин.- Это так, не очень поймешь... Там такие люди ходят. И собаки еще... Разговаривают, кушают, чего-то работают.
   - Я такое кино люблю!..- завистливо удивился Леша.- Я бы тоже пошел в это кино, где кушают!..
   - Ты, что ли, опять голодный?..- возмутился Тяпкин.- А ты бы хлеб ел! А то хитренький: сахарок хряп-хряп!
   - Ничего я не голодный...- тоскливо и независимо ответил Леша.- Я ничего не хочу, не приставай!
   Он молчал очень долго, а Тяпкину уже хотелось разговаривать. Тяпкин кряхтел, кашлял, ворочался, зевал, так что гамак ходуном ходил, потом наконец прошептал:
   - Лешк! А пошли к твоим дедкам-бородедкам сходим? А потом придем - мать молочка даст. Она мне всегда молочка дает после мертвого часа.
   Они тихонько вылезли из гамака и пошли по тропе в овраг. Перебрались через ручей: Тяпкин перешагнул, а Леша прыгнул в воду и плыл, сложив ладошки на животе, пока течение не прибило его к другому берегу. Тогда он вылез, быстренько припрыгал к Тяпкину, и они пошли зарослями ольхи, черемухи и малинника к Лешиному дому.
   В общем-то, это был никакой не дом, Тяпкин уж не стал говорить, чтобы не обидеть Лешу. Просто гора такая из желтого песка, на ней разные сосны растут, а под сосной - дырка в горе. Леша побежал в эту дырку, потом высунулся и крикнул:
   - Это наш вход. Иди сюда!
   Тяпкин, конечно, помнил, что я ему во всякие дырки руки совать не велела, там может змея быть. Тем более лазить в дырки. Но Леша пошел в эту дырку, и Тяпкин, став на четвереньки, пошел тоже. Змей Тяпкин не боялся, потому что он не знал, что это такое. К тому же он считал, что со всяким живым существом можно договориться.
   Они долго лезли по узкой, длинной яме, Тяпкин полз сначала на четвереньках и думал, что это ничего: пойдем обратно, руки от песка можно в ручье отмыть и коленки у пижамы тоже. Потом дырка стала совсем узкой, пришлось лечь на живот, вытянуть вперед руки и ползти так, как ползают змеи, которых Тяпкин никогда не видел. Он пыхтел и сопел, потом впереди показался какой-то синий свет, и дырка стала немного шире. Тяпкин стряхнул песок с лица тыльной стороной ладошки, протер глаза и попытался что-то разглядеть впереди. Леша давно уже прыгал далеко впереди, изредка нетерпеливо оглядываясь на Тяпкина: пыхтишь? Тяпкину песок попал в глаза, ему стало очень больно, а вытереть было нечем, потому что пижама, руки, лицо, даже волосы - все было в песке. Глаз совсем не смотрел, Тяпкин тер его тыльной стороной грязной ладони, представлял, как ему влетит от меня, и готовился пореветь как следует. У него это прекрасно получалось: рот разевался шире лица, глаза сожмуривались, начинался долгий, со смаком, с переливами рев.
   - Неуклюжие все-таки вы, люди,- усмехнулся Леша.- Толстые очень.
   - Дурак ты! - сказал Тяпкин.- Привел! Это и не дом вовсе, просто дырка в горе. Вот как я сейчас зареву, у вас все отвалится!
   - Не надо,-забеспокоился Леша.- Зачем тебе реветь?
   - Мне песок в глаз попал.
   - Дай я выну.
   Леша поскакал обратно, приподнял своими толстыми и короткими, не очень ловкими пальчиками веко Тяпкину и сделал вдруг такое движение, будто он пил молоко. Весь песок из глаза выскочил прямо Леше в рот. Леша сплюнул, утерся ладошкой и сказал:
   - Вот... Все уже у тебя?
   - Все,- проворчал Тяпкин.- Пошли теперь, а то мне домой надо.
   - Это у нас вход такой,- объяснил Леша.- Это чтобы не лазил никто. Понимаешь? Мы не любим, когда к нам лазают. А дома у нас хорошо. У нас все есть: кроватки, стульчики, чашки, ложки.
   - А шкаф есть? - спросил Тяпкин.
   Дело в том, что у его кукол тоже были кроватки и стульчики, но платяного шкафа не было. Правда, на даче у нас тоже не было шкафа и наши немногочисленные платья мы вешали на плечиках на гвоздь и закрывали сверху газетой. Но дома в Москве теперь у нас был большой платяной шкаф, облицованный ореховой полированной фанерой - вполне роскошная вещь, покупали мы его всего два месяца назад. Тяпкин очень радовался такому обзаведению, потому что у всех девчонок в нашем переулке шкафы были давно, а у нас не было. Теперь шкаф имелся и у нас, и Тяпкин считал, что порядочный дом должен быть со шкафом. Он и ко мне все подкатывался, чтобы я ему шкаф для кукол купила наконец.
   - Какой шкаф? - удивился Леша.
   - Такой. Ну где платья вешают.
   - Платья?..- Леша замялся.- У нас нет платий. Мы все дяди.
   - У дядев тоже бывают...- Тяпкин подумал.- Пиджак. Его вешают в шкаф. Папа вешает.
   - У нас не носят пиджак. У нас так просто.
   Тяпкин промолчал, потому что не знал, что сказать. Потом вспомнил:
   - Мой дедушка тоже пиджак не носит. У него рубаха такая... военная.
   - А шкаф у него есть?
   Тяпкин снова повспоминал:
   - Нету шкафа. У него только стол один. И еще диван. И полки, там книжки стоят.
   - Вот видишь! - обрадовался Леша.- У дедушков не бывает шкафа. У нас тоже есть стол и еще диван.
   - А книжки?
   Леша подумал. Но он не знал еще, что это такое - книжки, и потому сказал очень презрительно:
   - Нет. У нас этого никогда не бывает.
   Впереди стало совсем светло и довольно просторно: светло, как,, ночью, когда сильно светит луна. Тяпкин испугался и спросил Лешу толстым от страха голосом:
   - Лешк? Они там, что ли, все, наверное, мертвые?
   - Почему? - огорчился Леша.
   - А светятся, как ночью.
   - Не-ет! - Леша хихикнул.- Это у нас лампочки такие из дерева, синие. Так красиво.
   Наконец они доползли до места, где кончался подпесочный ход и начиналась круглая, как половинка от разорванного мяча, комната. Леша попрыгал внутрь этой комнаты, а Тяпкин поднялся на четвереньки и стоял так, разглядывая то, что увидел.
   В общем, тут было красиво. Стенки были из белого песочка, очень чистые, стол и диван из желтого песочка, и сверху очень плотненько все выложено чешуйками еловых шишек, получался такой красивый узор.
   "В Москву приеду, я такие диванчики у нас на горке построю! - подумал завистливо Тяпкин.- И пусть Танька подавится. И Маринка. И Ленка. Ишь какие дедки-бородед-ки, как выдумали сделать!"
   На стене над столом были сделаны полки, на них постелены чистенькие листочки подорожника и малины, а на листочках стояла посуда. Сразу Тяпкин даже не мог понять, из чего она сделана, потом понял: из половинок речных раковин, очищенных и отполированных до блеска. В свете синих деревянных лампочек эта посуда светилась, как волшебная. Стол был накрыт скатертью из толстой, красивой паутины. Практичный Тяпкин зацепил пальцем за край и тихонько потянул, но паутина и не думала рваться: она была очень прочная. В дальнем полукружии комнаты стояло семь кроватей, на них, закрывшись теплыми коричневыми одеялами, спали семь старичков.
   - А чего они спят? - удивился Тяпкин.- Заболели?
   - Нет.- Леша подбежал к одной из кроваток.- Они днем всегда так спят. Они ночью ходят.
   - А мой дедушка никогда не спит,- похвастался Тяпкин.- Он днем разговаривает, а ночью книжку читает.
   - А очки? - вспомнил Леша.
   - В очках читает книжку.
   - А сны видит в очках, ты сказал.
   - Видит...- Тяпкин вспомнил, что иногда, когда он просыпался рано утром, то заставал деда спящим.- Дедушка только утром спит. И тогда видит.
   - Дедунь,- ласковым, нежным голоском позвал Леша и присел на корточки возле кроватки.- Дедунь, это я пришел!
   Старичок отодвинул одеяло, потянулся, причем Тяпкин услышал, как громко захрустели у него все кости. Это напоминало хруст сухих сосновых шишек, припасенных для самовара. Потом старичок быстро сел на кровати, опустив тоненькие ножки, схватил Лешу за щеки и поцеловал его вытянутыми толстыми губами. Втянул шумно воздух, точно как Леша, когда хотел понюхать козленка, потом снова поцеловал его, погладил по спине, по животу, засмеялся тихонько.
   - Леша...- сказал он слабым, добрым голосом.- Где ты пропадал? Я так скучал по тебе!
   "Мамка бы мне как дала! - подумал Тяпкин.- Сказала бы: "Я волнуюсь, с ума сошла, а она хо-одит!.." А этот: "Леша, Леша, где пропадал!.."
   - Вот видишь! - сказал Тяпкин вслух.- Тебя же Лешей зовут. Я же знал.
   - Это здесь. А там не зовут Леша,- огрызнулся Леша неохотно, видно, не хотел посвящать старичков в свои внешние дела.
   - Это кто? - спросил старичок и строго посмотрел на Тяпкина.- Кого ты сюда привел, Леша?
   - Я у них живу,- промямлил Леша.- Я его в гости позвал.
   - Его? - удивился старичок.- Это же девочка.
   - Он не девочка,- возразил Леша.- У него волос нет на голове. Он мальчик.
   - Она девочка,- твердо сказал старичок, слез с кровати, аккуратно закрыл ее коричневым одеялом и потер лицо ладошками.
   - А вы водичкой разве не умываетесь, когда встаете? - заинтересованно спросил Тяпкин. Он не любил умываться.
   - Нет.- Старичок усмехнулся: - Зачем? Так и сгноиться недолго. Вода вещь ненужная.
   - Меня мать заставляет умываться. Говорит все время: "Люба, умойся, Люба, умойся!" Прямо надоело.
   Тяпкин из подхалимажа представил мать в очень неприглядном свете, у него и голос даже стал брюзгливый и противный.
   - У тебя лицо другое совсем,- возразил Леша.- У тебя мягкое лицо и пахнет кожей. А у дедушки жесткое и травой пахнет.- Леша вздохнул.- У него хорошая мать. Она мне молочка давала, и сахарку, и еще блин.
   - Блин - это очень вкусно,- сказал старичок грустным голосом.
   - Блин - пища боков,- вспомнил Тяпкин.
   - Говорят: пища богов,- поправил его старичок.- Я знаю. Я давно живу.
   - Мама говорит: пища боков.- Тяпкин вздохнул. - Мама вечером еще будет блины печь. Я тоже блины люблю. С вареньем.
   - Я один раз ел блин,- сказал старичок.- Очень давно, когда я такой, как Леша, был. Мне девочка одна давала. Только она красивая была девочка, у ней волосики были белые с бантиком и на штанишках кружавчики белые. И платьице белое с кружавчиками.
   Старичок улыбнулся, вздохнул и сел на диван, поскрипев сухим телом по шишечным чешуйкам.
   - У меня нет такого платьица,- обиженным толстым голосом сказал Тяпкин и посмотрел на выпачканные песком рукава и грудь пижамы.
   - У тебя, тоже красивое платье,- вспомнил Леша.- Такое красное, в белый горошек. Мне нравится.
   - У меня волосиков нет,- грустно возразил Тяпкин.
   - Я не люблю волосы,- скривился Леша.- Ерунда какая-то! Только всякие листья сухие цепляются, иголки от елки!..
   - Да, в общем...- сказал старичок и поразбирал пальцами спутанную зеленоватую бороду.- А молочка я тоже очень давно не пил.
   - Лешк! - мрачно сказал Тяпкин.- Я пойду. А то мне знаешь как мать даст!
   - Пойдем...- Леша вздохнул и погладил дедушку по худенькой коленке.- Я пойду, дедуш. Я у них буду жить теперь.
   - А я как же?-спросил старичок и вдруг заплакал.- Мне без тебя скучно очень... И потом, я давно молочка не пил. Я молочка хочу.
   - Ой! - вскрикнул Тяпкин и почувствовал, как у него сжалось от жалости сердце.- Дедушка, ты не плачь! Я тебе дам молочка, и Лешке дам, и всем. Вы все приходите к нам, тут недалеко. Я вам свой блин отдам!..
   Тяпкин был добрым человеком, и сердечко у него было отзывчивое. Он запыхтел и пополз задом в дырку, сказав на прощание:
   - Приходи, дедуш. Я тебе больше всех дам молочка. Я тебе и сахарку дам.
   - У него зубов нету,- сказал Леша.
   - Эх ты, Лешка! Бросил старичков...- проворчал грустно Тяпкин и уполз в дырку совсем.
   Скоро он выбрался на белый свет, оглядел себя и понял, что пижама пропала, лучше ее запрятать где-нибудь в кустах и идти домой голышом. Так он и сделал.
   5
   - Ты что голышом разгуливаешь? - спросила я дочь, когда она появилась на пороге дома в туфлях на босу ногу и больше ни в чем.- И чем это желтым у тебя лицо вымазано?
   - Так просто,- проворчал мой ребенок и пошел к умывальнику.- Мам,заявил он, вернувшись,- я блинов хочу.
   - На ужин сделаем,- пообещала я.- А пока иди молочка с хлебушком попей.
   Тяпкин загрохал кастрюлькой на кухне, а я продолжала работать.
   - Мамочка! - позвала меня из сада Варвара Георгиевна: она меня всегда так называла, наверное, в назидание Тяпкину, который звал меня то "мамка", то "мать", то "ма-маха" и лишь изредка "мамуля".- Мы с Иосифом Антоны-чем гулять ходили и недалеко от нашей калитки чью-то пижамку нашли. Это не Любочкина там в кустах заблудилась?
   Я вышла на крыльцо, увидела в руках Варвары Георгиевны очень мне знакомую пижаму, всю перемазанную в песке и глине, растерянно взяла, произнесла "спасибо" и посмотрела на дочь. Тяпкин сидел на крылечке, держал в одной руке большой ломоть хлеба, в другой кружку с молоком, его стриженая голова была упрямо опущена.
   - Как она там оказалась, Люба? - спросила я голосом, не сулившим ни мне, ни дочери ничего хорошего. Честно говоря, я не очень-то люблю ссориться с Тяпкиным, и если мне случается его отшлепать в сердцах, я огорчаюсь после гораздо больше, чем дочь. Все-таки Тяпкин - хороший ребенок, хотя и шкодник и упрямый.
   - Как она туда попала, я спрашиваю? - повторила я.
   - Ее кто-нибудь украл,- тихо сказал Тяпкин, не поднимая головы.
   - Вот как? Очень интересно. Иди-ка в комнату, ложись в постель, и пока ты мне все не расскажешь, я с тобой разговаривать не буду и гулять ты не пойдешь. Лешу я к тебе тоже не пущу.
   - Мне его и не надо,- проворчал Тяпкин и, упрямо уткнув подбородок в ключицы, пошел в комнату, бросив по пути Варваре Георгиевне: - Нечего вам находить чужие пижамы, раз никто не просит!
   Я отвесила Тяпкину подзатыльник, но ребенок мой даже не хлюпнул.
   - Ишь, героиня! - сердито сказала я, взяла бидон и пошла за молоком к соседям. В общем-то, я тоже была сердита на Варвару Георгиевну: нечего находить чужие пижамы, раз не просят.
   Дулись мы друг на друга часа полтора. Я сидела, работала, Тяпкин лежал голый на постели и сопел обиженно. Потом наконец он поднялся, подошел к столу и встал - подбородок прижат к груди, руки сложены сзади, голый пузик выпячен вперед. И молчит. Я делала вид, что не замечаю Тяпкина, увлечена работой.
   - Мам? - вымолвил наконец Тяпкин басом.
   - Да? - не сразу отозвалась я.
   - Я больше не буду.
   - Чего не будешь?
   - Пижамку в кусты кидать.
   - А зачем ты ее туда кинула?
   - Она грязная была.
   - Почему это она оказалась грязная?
   - Я к Леше ходила, он в горе живет. Где песочная горка такая, знаешь?.. А дырка очень узкая.
   Так, слово за слово, мы восстановили картину преступления, и я Тяпкина простила. Правда, все эти басни про старичков, кроватки из песка и посуду из ракушек всерьез не приняла. Просто ходил мой ребенок повозиться в песке - он очень любит песочные домики строить,- а остальное выдумал. Надо натаскать будет песочку в сад, пусть возится, а то скучно одной. Про Лешу я как-то не вспоминала: может, его и не было вовсе. Мы помирились и стали печь блины.
   Тут пришел Леша.
   Тяпкин первый услышал топот крохотных ножек на ступеньках крыльца, вышел посмотреть и сообщил мне:
   - Мам, Лешка приперся. Давай ему есть.
   - Подождет,- сказала я недовольно.- Сейчас кончу блины печь, будем все ужинать. И вообще не морочь мне голову своим Лешей, старичками и прочей мурой. Мне работать надо.
   Тяпкин ушел на крыльцо, потом вернулся.
   - Мам, дай молочка.
   - Возьми в кастрюле.
   - Мне надо все.
   - Зачем? Ты лопнешь. И Леша твой лопнет.
   - Я не ему.
   - А кому?
   Тяпкин долго молчал, памятуя, что про старичков и "прочую муру" я ему говорить запретила.
   - Там ежики...- сказал он наконец неуверенно.
   - Где это? Какие ежики?
   - Возле калитки. Папа, мама и пять ежичков маленьких. Они кушать хотят.
   Хоть я и не больно поверила, тем не менее пошла за миской перелить молоко, чтобы ежикам удобнее было пить. Я сама люблю всякое живое и Тяпкину не мешаю любить. Тяпкин, пока я ходила, насовал в карманы байковой куртки сахару, взял три блина и сунул за пазуху. Стойко терпел, потому что блины жгли ему тело.
   - Давай я отнесу мисочку, а то ты разольешь.
   - Я сама. Они от тебя убегут.
   Взял мисочку и тихонько пошел вниз по тропке к оврагу. Леша запрыгал следом.
   Пораздумав, я тоже пошла за ними: вдруг мой сердобольный ребенок бродягу какого-нибудь подкармливает или собаку бешеную. За себя я никогда не боялась. А вот с Тяпкиным мне разные ужасы мерещатся.
   Тяпкин вошел в еловый лесок, росший по низу участка, спросил Лешу:
   - Где твои старички?
   - Вон сидят,- сказал Леша.- А мне ты дашь? Я тоже очень кушать хочу.
   - А тебе не дам вот. Ты жадный... Мне вот дедушка говорил: "Когда вырастешь, я буду совсем старенький, больной, и ты мне куска хлеба не дашь". А я ему дам. Я ему и хлеба, и молочка, и мяса дам. И еще конфет...
   Я разозлилась, что отец болтает ребенку всякие глупости, и тут вдруг увидела, что навстречу Тяпкину гуськом идут семь маленьких старичков. Впереди совсем старенький, без шапки, седой, как лишайник, а,следом шестеро в остроконечных разноцветных колпачках. У каждого старичка в руках была беленькая красивая мисочка из перламутровой раковины.
   - Вот!-торопливо заговорил мой ребенок.- Я вам молочка принес. И сахару. И еще блины. Ешьте давайте! Я вам всегда носить буду. Много!
   Старички наперегонки рванулись к миске, только самый старенький, без шапки, стоял в стороне, сложив на животе руки, и грустно смотрел, как убывает молоко. Точно через дырку утекало. Блины, сахар - все исчезло в момент, старому дедушке не досталось ни кусочка. Леше тоже не досталось. Тогда Тяпкин сел на землю, развез губы сковородником и заревел.
   - Не реви! - сказала я.- Лешу мы дома покормим, а старенькому дедушке я сейчас отдельно кружку молока принесу и блин. Нашла из-за чего реветь!
   Я принесла старому молока и блин. Он вежливо поклонился мне, быстро, так же как его внук, заглотнул блин, полизал сахар: зубов у него, как мне показалось, не было. Потом склонился над чашкой с молоком и стал тянуть его, с наслаждением закрыв глаза. Остальные старички сидели рядышком на сухой хвое и смотрели. Потом они все так же гуськом пошли за калитку, а Леша отправился с нами.
   -- Приходите и завтра,- пригласила я старичков.- Милости просим.
   Они вежливо поклонились мне, только один, самый толстогубый, вдруг смешно чмокнул губами, а второй, хихикнув, сказал:
   - Только вы ни на что не рассчитывайте! Хи-хи!
   - На что не рассчитывайте? - Я удивленно пожала плечами.
   Но старички уже подтолкнули в затылок этого деда Хи-хи и отправились домой. Они были очень старые и шли медленно.
   Мы вернулись домой, поужинали тем, что осталось, потом все вместе прогулялись до соседского дома. Я забежала туда сказать, что с завтрашнего дня будем брать молока на два литра больше.
   6
   Наконец-то приехал мой отец, Любашкин дедушка, теперь можно съездить в город за продуктами. Раньше мы с Тяпкиным обходились тем, что было, но такую ораву прокормить местными ресурсами мне, конечно, не под силу. Старички, несмотря на преклонный возраст, ели много и отнюдь не придерживались молочно-растительной диеты. Они ели все, что я им давала, исключая вещи несущественные - чай, кисель и компот. Мясные и рыбные консервы им нравились наравне с молоком, а брынза, пожалуй, больше всего.
   Короче говоря, я попросила деда остаться на сутки с Тяпкиным, осторожно сказав, что человек завел себе подопечных ежиков и скармливает им вечером кастрюлю молока,- мешать ему в этом не следует.
   - Ты не ходи с ней,- попросила я.- Спугнешь зверят, реву будет на весь лес.
   Я опасалась, что дед поругается со старичками. Он был у нас характерный, неуживчивый и почему-то терпеть не мог своих ровесников. Дружбу он заводил с молодыми. Тем не менее я побаивалась, как он примет Лешу. Но тут все обошлось довольно просто.
   - Это еще что за чучело? - спросил дед, увидев Лешу.
   - Я не чучело, а Леша,- сказал Леша обиженно.
   - Откуда ты взялся? - Деду, судя по всему, понравилось, что "чучело" разговаривает.
   - Я в лесу живу,- объяснил Леша и показал рукой в сторону песчаной горы.- А ты и спишь в очках?
   - Нет, я их снимаю и кладу на стол.
   - А они тебе зачем?
   - Книжки читать.
   - А Любка говорит, чтобы лучше сны видеть!..- Леша посмеялся, тараща глаза, потом попросил меня: - Мама, купите мне очки в городе, я тоже хочу книжки читать.
   - Очки тебе ни к чему,- сказал дед.- Ты же видишь буквы?
   Он открыл какую-то детскую книжку и показал Леше.
   - Вот буква "А", видишь?
   - Вижу "А"! - обрадовался Леша.- И вот вижу "А", и вот я вижу "А".
   - Я тоже вижу "А"!-ревниво сказал Тяпкин.- И еще я "М" знаю. "М" и "А": "Ма-ма"! Вот.
   Я пошла на станцию спокойная. Теперь деду хватит на сутки развлечения обучать лешонка и Тяпкина грамоте. Дед выучил меня читать в четыре года, сестренка читала уже в три с половиной, ну, а Тяпкин может складывать слоги в, свои три года и два месяца. И это не потому, что очень уж способный Тяпкин, пожалуй, самый ленивый из нас,- просто деду сейчас делать нечего.
   - Дедуш,- сказал Тяпкин,- давай поразговариваем.
   Тяпкин сел на крыльце, положив ладошки на колени, и посмотрел на деда снизу. Леша сел рядом с Тяпкиным, вытянув ноги, и оперся руками позади себя. Так сидеть ему было удобней, чем когда он ноги свешивал. Леша тоже посмотрел на деда снизу. Дед, в общем, чем-то походил на его старичков: нос большой, зубов нет, шея морщинистая, голова лысая, немножко белых волос у висков и на затылке, на носу очки.
   "Ничего,- подумал Леша.- Неплохой дедушка у Любки. Хороший парень".