«Только два выхода…» Я ухватился за эту мысль, как тонущий за соломинку… Еще раньше мне приходило в голову, что может быть и третий…
Мне нужна была одежда, нужны были деньги. Без этого бегство становилось невозможным, а выход, снова ведущий в объятья смерти, не имел для меня смысла. Здесь у меня не было шансов уцелеть, но снаружи, несмотря на все сложности…
Одежда безголового негодяя была почти цела. К счастью, магнитные застежки поддались действию луча. С курткой обошлось легко, хуже было с рубашкой. Я боролся с тяжелым мертвым телом, ворочая его с боку на бок, чтобы стянуть рукава с безвольных рук. После смерти негодяй доставлял мне больше хлопот, чем при жизни.
Когда куртка и рубашка уже лежали возле меня, я посмотрел в зеркало и понял, насколько был неосторожен. Вход из коридора был открыт, хотя на лестнице по-прежнему никого не было. Мне нужны были несколько спокойных минут, всего несколько минут. Я втащил карабин в комнату, бросился к двери и залил лестницу голубым огнем. Это удержит черного от самоубийственного подъема вверх. Впрочем, он мог позволить себе ждать.
Комната содрогнулась от взрыва, я пошатнулся, пытаясь добраться до пульта, но пол накренился под моими ногами. Чтобы не упасть, я схватился за спинку стула и подтянулся к пульту. Мне не хватало глаз, не хватало рук. Мерзавец из Собора бросил еще одну бомбу, маленькую, но невероятной разрушительной силы.
Я отправил карабин обратно в Собор и попытался найти стрелка. Единственным результатом была потеря зарядов и времени. Тогда я вновь занялся безголовым трупом. Белое тело сияло в темноте, взгляд мой метался от экрана к зеркалу и обратно. Я хотел стянуть с трупа брюки, проклинал их, мертвое тело и моду на слишком узкую одежду. Наконец я крепко ухватился за пояс и поднял труп. Что-то упало.
Голубой огонь лизнул стену над моей головой. Выпустив брюки, я с ужасом посмотрел в зеркало — отразившиеся в нем рука и карабин спрятались за углом. Таким образом он ничего со мной не сделает. Опасность была в другом: слишком увлекшись другими проблемами, я мог дать ему шанс взбежать по лестнице. Тогда мне конец.
Человек в Соборе поднял руку! Я промахнулся по ней, но он быстро убрал ее. Глядя в зеркало, я возился с брюками. Наконец они подались, я стащил их, как кожицу с апельсина, и положил рядом с собой. Теперь одежда у меня была, оставалось только выбраться.
Я прицелился в голого убийцу. Белую кожу пересекала темная полоса — широкий пояс. Одним движением расстегнув его, я выстрелил. Труп подскочил и превратился в черную, бесформенную массу. С большим трудом удалось мне сдержать рвотный позыв.
Вспышка застала врасплох последнего бандита, и он неосторожно высунулся из-за скамей, чтобы взглянуть на огонь и удушливый дым. Мой карабин передвинулся, плюнул огнем, и человек тяжело рухнул между скамьями. С меня было достаточно… достаточно убийств, достаточно крови, достаточно смерти и почти достаточно жизни.
Голубой огонь вновь лизнул стену над моей головой и вернул мне присутствие духа. Я поднял голову — на месте зеркала был белый прямоугольник, окруженный копотью. Вот когда я понял, насколько сильна жажда жизни. Я хотел жить, а это зависело от того, даст мне смуглый несколько минут или нет. Не на лестнице ли он? Нельзя забывать, что борьба еще не закончилась. Я вернул карабин из Собора — там он был уже не нужен — и встал, держа оружие высоко над головой, направляя ствол на лестницу. Подойдя к ней, я нажал на спуск, и карабин вздрогнул в моих руках. На ступенях не было ничего, кроме пламени.
Времени раздумывать не было, и я бросился к одежде, лежавшей на полу. Скинул рясу, поднял пояс, обернул его вокруг себя, соединил концы. Он свисал свободно, но времени на подгонку не было. Брюки тоже оказались велики. Впрочем, оно и к лучшему.
Прежде чем взяться за рубашку и куртку, я дважды выстрелил в сторону лестницы. Рубашка оказалась в обтяжку, куртка тоже. Кстати, куртка была бы еще теснее, если бы я сунул оружие во внутренний карман, но я держал его в руке.
Еще раз я залил огнем лестницу, потом подбежал к пульту и торопливо заработал рукоятками. Нужно было установить все очень точно. Идеально точно. Через машину должна была пройти максимальная энергия в минимально короткое время. Так, автоматическое управление. Последняя проверка заняла довольно много времени. Я определил место на полу, сунул оружие в карман и вытянул руку, чтобы нажать кнопку.
И тут услышал, как кто-то бежит по лестнице.
Вокруг потемнело. Последнее, что я запомнил, был черный убийца, прыгающий в сторону, чтобы уйти от выстрела из карабина, удивление в его глазах и пламя, охватившее меня и поглотившее свет.
4
5
Мне нужна была одежда, нужны были деньги. Без этого бегство становилось невозможным, а выход, снова ведущий в объятья смерти, не имел для меня смысла. Здесь у меня не было шансов уцелеть, но снаружи, несмотря на все сложности…
Одежда безголового негодяя была почти цела. К счастью, магнитные застежки поддались действию луча. С курткой обошлось легко, хуже было с рубашкой. Я боролся с тяжелым мертвым телом, ворочая его с боку на бок, чтобы стянуть рукава с безвольных рук. После смерти негодяй доставлял мне больше хлопот, чем при жизни.
Когда куртка и рубашка уже лежали возле меня, я посмотрел в зеркало и понял, насколько был неосторожен. Вход из коридора был открыт, хотя на лестнице по-прежнему никого не было. Мне нужны были несколько спокойных минут, всего несколько минут. Я втащил карабин в комнату, бросился к двери и залил лестницу голубым огнем. Это удержит черного от самоубийственного подъема вверх. Впрочем, он мог позволить себе ждать.
Комната содрогнулась от взрыва, я пошатнулся, пытаясь добраться до пульта, но пол накренился под моими ногами. Чтобы не упасть, я схватился за спинку стула и подтянулся к пульту. Мне не хватало глаз, не хватало рук. Мерзавец из Собора бросил еще одну бомбу, маленькую, но невероятной разрушительной силы.
Я отправил карабин обратно в Собор и попытался найти стрелка. Единственным результатом была потеря зарядов и времени. Тогда я вновь занялся безголовым трупом. Белое тело сияло в темноте, взгляд мой метался от экрана к зеркалу и обратно. Я хотел стянуть с трупа брюки, проклинал их, мертвое тело и моду на слишком узкую одежду. Наконец я крепко ухватился за пояс и поднял труп. Что-то упало.
Голубой огонь лизнул стену над моей головой. Выпустив брюки, я с ужасом посмотрел в зеркало — отразившиеся в нем рука и карабин спрятались за углом. Таким образом он ничего со мной не сделает. Опасность была в другом: слишком увлекшись другими проблемами, я мог дать ему шанс взбежать по лестнице. Тогда мне конец.
Человек в Соборе поднял руку! Я промахнулся по ней, но он быстро убрал ее. Глядя в зеркало, я возился с брюками. Наконец они подались, я стащил их, как кожицу с апельсина, и положил рядом с собой. Теперь одежда у меня была, оставалось только выбраться.
Я прицелился в голого убийцу. Белую кожу пересекала темная полоса — широкий пояс. Одним движением расстегнув его, я выстрелил. Труп подскочил и превратился в черную, бесформенную массу. С большим трудом удалось мне сдержать рвотный позыв.
Вспышка застала врасплох последнего бандита, и он неосторожно высунулся из-за скамей, чтобы взглянуть на огонь и удушливый дым. Мой карабин передвинулся, плюнул огнем, и человек тяжело рухнул между скамьями. С меня было достаточно… достаточно убийств, достаточно крови, достаточно смерти и почти достаточно жизни.
Голубой огонь вновь лизнул стену над моей головой и вернул мне присутствие духа. Я поднял голову — на месте зеркала был белый прямоугольник, окруженный копотью. Вот когда я понял, насколько сильна жажда жизни. Я хотел жить, а это зависело от того, даст мне смуглый несколько минут или нет. Не на лестнице ли он? Нельзя забывать, что борьба еще не закончилась. Я вернул карабин из Собора — там он был уже не нужен — и встал, держа оружие высоко над головой, направляя ствол на лестницу. Подойдя к ней, я нажал на спуск, и карабин вздрогнул в моих руках. На ступенях не было ничего, кроме пламени.
Времени раздумывать не было, и я бросился к одежде, лежавшей на полу. Скинул рясу, поднял пояс, обернул его вокруг себя, соединил концы. Он свисал свободно, но времени на подгонку не было. Брюки тоже оказались велики. Впрочем, оно и к лучшему.
Прежде чем взяться за рубашку и куртку, я дважды выстрелил в сторону лестницы. Рубашка оказалась в обтяжку, куртка тоже. Кстати, куртка была бы еще теснее, если бы я сунул оружие во внутренний карман, но я держал его в руке.
Еще раз я залил огнем лестницу, потом подбежал к пульту и торопливо заработал рукоятками. Нужно было установить все очень точно. Идеально точно. Через машину должна была пройти максимальная энергия в минимально короткое время. Так, автоматическое управление. Последняя проверка заняла довольно много времени. Я определил место на полу, сунул оружие в карман и вытянул руку, чтобы нажать кнопку.
И тут услышал, как кто-то бежит по лестнице.
Вокруг потемнело. Последнее, что я запомнил, был черный убийца, прыгающий в сторону, чтобы уйти от выстрела из карабина, удивление в его глазах и пламя, охватившее меня и поглотившее свет.
4
Мне впервые снилось бегство, темнота, и тишина, и страх перед преследующими ступнями, ужасающе легкими, и жгучая боль в руке — только теперь я чувствовал ее и на лице, — выпускание уголька и стыд, и пустота…
Начало всегда было одинаково, только окончания разнились…
Я был слеп или мертв, или и то и другое вместе. Потом в темноте родился свет, голубой свет наверху и зеленый внизу, и я заметил, что лежу на лугу. Лицо мое болело не так сильно, потому что его лизало мягким языком четвероногое животное. Несмотря на боль, я встал, чтобы посмотреть, где нахожусь, и место показалось мне знакомым. Я не помнил названия, но это мне не мешало, ибо там был покой, а покою не нужно названия.
Из-за холма вышла девушка, у которой тоже не было имени, и это тоже было хорошо. Она шла по воздуху, потому что ступней у нее не было. Девушка улыбалась и, подходя ближе, подала мне руку. Тепло протекло вдоль моей руки волнами и разошлось по телу, и я почувствовал, что жив. И когда она наконец отняла руку, в моей ладони остался кристалл — невинный, прозрачный, таинственный.
Губы ее шевельнулись, но я не услышал ни звука.
— Что это? — спросил я.
Она удивилась, нетерпеливо пожала плечами и пальцем указала на свои уши. Губы ее снова шевельнулись.
Я должен был задать вопрос, должен был узнать ответ, но никак не мог вспомнить вопроса.
— Это жизнь? — спросил я, чтобы она не ушла. — Это надежда, свобода? А может, любовь?
Ее образ начал таять, и животные исчезали, и луг исчезал, а я лихорадочно пытался задержать ее.
— Стоит ли жить для этого? Стоит ли умереть? Но она лишь печально пожала плечами, продолжая медленно истаивать.
— Вернись! — крикнул я. — Вернись.
Она покачала головой… тихо, беспомощно.
— Я не знаю этой тайны! — крикнул я. — Не знаю, что это означает. Скажи мне. Скажи!..
Губы ее произнесли какое-то слово, но девушка была уже так далеко, что я не смог его понять, и опустил голову. Кристалла не было, а я был один, всегда один, навсегда один, один и в страхе…
Я открыл глаза и почувствовал, как чьи-то осторожные пальцы натирают мою правую руку каким-то жирным болеутоляющим. Голубоватый свет был приглушен, веки у меня словно свинцом налились, затылок болел. Какое-то лицо медленно склонилось надо мной, и в первый момент я подумал, что это лицо девушки, потому что оно было светлое, красивое и окружено светлыми волосами. Но, прищурившись, я увидел, что волосы короткие, а лицо принадлежит мужчине.
— Просыпаешься? — спросил мужчина звучным и спокойным голосом. — Так я и думал.
Я попытался встать.
— Мне нужно идти… — Губы мои болели, а голос звучал хрипло.
Мужчина положил руки мне на плечи и снова уложил. Надувной матрац прогнулся подо мной, и мужчина сел на край постели. Я осмотрелся. Комната была больше моей кельи, мебель — удобная и яркая, но без роскоши: матрац, на котором я лежал, несколько кресел, полка с какими-то древними книгами, портьеры, закрывающие все стены, за исключением одной открытой двери.
— Ты никуда не пойдешь, — мягко сказал мужчина. — Во всяком случае не сейчас. И не в таком состоянии.
Я успокоился, хотя и не до конца. Этот человек показался мне хорошим. Я никак не мог собраться с мыслями, но одно вспомнил.
— Это опасно, — прошептал я ему.
Он прищурился.
— Почему?
Приложив ладонь ко лбу, я поморщился, закрыл глаза и открыл их снова.
— Не могу вспомнить. Кто-то меня ищет. Наемник в черной одежде. Он хочет меня убить. И тебя тоже убьет.
Мужчина лениво улыбнулся.
— Это не так-то просто. Там, где я вырос, у нас было больше неприятностей, чем еды. С тех пор как я попал на Бранкузи, жизнь вполовину замедлила свой темп. Если бы ты был тем, кем выглядишь, — в глазах его запрыгали веселые огоньки, — то и вовсе не доставил бы мне хлопот. Ты был бы уже мертв.
— О чем ты?
— Ты одет как Свободный Агент, но ты не из них. У тебя слишком светлая кожа, слишком нежные руки. Одежда велика тебе в поясе и узка в плечах. Держу пари, что ты монах.
— Лучше сказать, был монахом, — ответил я, машинально подражая его речи. — А что такое Свободный Агент?
— Один из тех жестоких ловких парней, высокооплачиваемых наемников. Они свободны в выборе оружия и женщины, независимы от денег, им разрешено менять хозяев, если другой платит больше.
— Похоже, я убил троих из них, — сказал я, и это воспоминание заставило меня содрогнуться.
— Медаль новичка! — воскликнул мужчина, улыбаясь, но мне показалось, что в его голосе прозвучало уважение. — Еще несколько таких подвигов, и ты станешь мастером.
Внезапно я осознал ситуацию и приподнялся на локте.
— Где я? Ведь они могут?..
— Нет, разве что следили за тобой. — Мне показалось, он прищурился. — Я нашел тебя бредущим по улице, а потом ты потерял сознание. Полежи, отдохни, наберись сил. Я принес тебя сюда, но дальше тебе придется управляться самому.
Он вынул из коробки что-то белое и длинное и сунул в рот. Едкий сладковатый дым расплылся в воздухе, глаза мужчины заблестели. Я пригляделся к нему внимательнее и понял, что поначалу принял его за девушку не только из-за светлых волос. Кожа его была нежна, хотя и слегка загорела, губы ярче, чем обычно бывают у мужчин, а когда он встал, то показался мне маленьким и худым, хотя двигался с кошачьей ловкостью и видно было, что его тело таит в себе немалую силу.
— А что касается того, где ты, — сказал он, прохаживаясь по комнате и выпуская из узких ноздрей тонкие струйки дыма, — знай — в магазине Фреда Силлера, книготорговца. — Невеселая улыбка тронула его губы. — Книги для широких масс. Дела идут хуже некуда. Скажи, откуда у тебя это?
— Что? — осторожно спросил я.
— Эти ожоги на лице и руке.
Я поднял руку — она была красной и блестела от жира. Вот почему у меня болели лицо и рука.
— Один из них выстрелил в меня.
Силлер тихо свистнул.
— Это что-то новое. Ожоги от фламмера! Обычно не остается ничего.
— Я… я как раз уходил.
— Да уж. — Силлер поднял брови. — И очень торопился. Не помнишь?
— Не знаю, — неуверенно ответил я. — Немного. Помню, что меня зовут Дэн. Уильям Дэн. Я был послушником в монастыре. Девушка вошла в Собор, когда я нес там службу, вошла, скрываясь от четверых Свободных Агентов… А когда вышла, они отсекли ей ступни…
— Дальше, — нетерпеливо бросил он.
— Ты не понимаешь? — Голова у меня кружилась и болела, но я хотел ему это объяснить: — Они отсекли ей ступни и при этом улыбались.
— Да-да, я понял. — Его глаза казались увеличенными из-за дыма, плавающего между нами. — А что случилось потом?
Я беспомощно опустился на кровать и потер лоб ладонью, не обращая внимания на боль. Никого не интересовало самое важное. Постепенно, эпизод за эпизодом я вспоминал то, что случилось, но путано, неуверенно. А когда закончил, закрыл глаза.
— Больше ничего не помню.
Когда я снова взглянул на него, он смотрел на меня сквозь дым; глаза были большие, голубые, блестящие, как у лихорадочного больного.
— Зачем она пришла в Собор?.. Что принесла?.. Почему вышла?..
Я только качал головой.
— Не знаю… Не помню… Не знаю…
Наконец глаза и голос куда-то уплыли, и я погрузился в оцепенение, из которого меня вырвал хохот, звучавший, казалось, где-то далеко.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказал голос, — и залечить раны. Вероятно, когда он выстрелил, ты заслонил рукой глаза. К счастью для твоего зрения. Ты не в лучшей форме: брови и ресницы у тебя почти сгорели, а лицо похоже на кусок сырого мяса.
— Что мне делать? — тихо спросил я. — Вне стен монастыря я как младенец.
Он снова захохотал.
— Неплохо оснащенный младенец. Одежда. Деньги — пять тысяч имперских хроноров в сотенных банкнотах…
Я широко открыл глаза, а Силлер продолжал хохотать.
— В поясе, — объяснил он.
Я потянулся к поясу левой, здоровой рукой.
— Они там. Если бы я хотел их украсть, то не оставил бы тебя здесь, чтобы ты об этом беспокоился. Я всегда думаю, прежде чем сделать что-то. Этот наемник, которого ты раздел, был богатым человеком. Если это его доля за работу, то либо он, либо задание ценилось весьма высоко. Разве что ты ограбил сокровищницу Аббата.
Я хотел встать, но он толкнул меня обратно.
— Это неважно. Во всяком случае у тебя есть оружие, оно стоит самое малое пятьсот хроноров, солидный запас амуниции…
Он отогнул лацкан моей куртки, показав ряд тонких металлических трубок, вставленных в карманчики.
— Десять. Хватит на сотню одиночных выстрелов, десять очередей или одно настоящее извержение. Достаточно энергии, чтобы обогревать и освещать этот магазин десять лет кряду. По пятьдесят хроноров — если кому-то удастся добыть нечто подобное. Да, снаряжение у тебя превосходное.
— За деньги нельзя купить свободу, — сказал я. — И покой тоже.
— Ты бы очень удивился, если бы знал, что за них можно получить, если знать, куда пойти, как их потратить и как потом сохранить. Значит, тебе предстоит многому научиться. Немного знаний, масса жестокости и удачи, и, может, тебе удастся выжить.
«Выжить». Я содрогнулся, вспомнив лицо Агента.
— Мне не уйти от того, смуглого.
Силлер посерьезнел.
— От кого?
— Не знаю, — ответил я. Меня раздражали бесконечные вопросы, я устал, лицо и рука болели. — Черные, холодные, безжалостные глаза, крепкая челюсть и огромный нос. Он высокий… по крайней мере с меня ростом, лицо смуглое, равнодушное и дерзкое…
— Сабатини, — сказал Силлер. Голос его чуть дрогнул, а лицо заметно побледнело.
— Ты его знаешь? — задал я идиотский вопрос. Я так устал, что уже ничему не удивлялся.
— Знаю. — Силлер говорил словно сам с собой. — Мы встречались два раза. Однажды на Маклеоде, второй раз в Объединенных Мирах. Ни у меня не было к нему дел, ни у него ко мне. Но сейчас… — Он пожал плечами, явно обеспокоенный. — В Объединенных Мирах у Сабатини были дела, которые должны были его там задержать, пока не появится кто-то более быстрый, твердый и ловкий.
— Но ведь Объединенные Миры в сотне световых лет отсюда, — удивился я.
— Вот именно, — буркнул Силлер. — Кто бы мог подумать?..
До этого момента он кружил по комнате бесцельно, но теперь подошел к стене и отдернул портьеру. Под его пальцами открылась часть стены, показав небольшой шкафчик. Силлер вынул оттуда какие-то предметы и рассовал по карманам. Среди прочего там был и пистолет, выглядевший совсем по-другому, чем тот, который я забрал у Агента. У него был длинный узкий ствол. Силлер сунул его в карман под мышкой.
Он явно готовился к выходу, и я смотрел на него, не зная, что сказать. Наконец он взглянул на меня.
— Лучше бы нам убраться отсюда, — сказал он как ни в чем не бывало. — Это место может быть…
Он замер, а я почувствовал какое-то беспокойство. Мгновением позже в соседней комнате громко, настойчиво постучали в дверь.
Силлер как-то странно нахохлился.
— Стучите! — зловеще сказал он. — Идите и познаете вкус ада!
Медленно, словно ничего не произошло, он выпрямился и повернул ко мне спокойное лицо.
— Вставай.
Он стоял возле двери, которая, как я уже догадался, вела в магазин. В дверь, выходившую на улицу, кто-то стучал. Силлер нажал часть дверной рамы — ничего не случилось.
— Кто это? — спросил я.
Стук вдруг стих.
Силлер посмотрел на меня, явно удивленный, что я еще лежу на матраце, потом пожал плечами.
— Наверное, какой-то клиент. Но магазин закрыт. Навсегда.
Когда Силлер подошел к закрытой части стены напротив дверей, я услышал звук, который уже начинал узнавать, — резкий писк, приглушенный расстоянием. Потом в комнате рядом раздались треск, крики и грохот, волна жара прокатилась по комнате, из-под двери появились языки огня.
— Идем! — поторопил меня Силлер. — Вставай. Я, конечно, мог бы подождать, но огонь ждать не будет.
Я посмотрел на него. Он стоял у стены, в которой открылось прямоугольное черное отверстие. Я сел, и комната закружилась у меня перед глазами. Медленно, с трудом я встал… комната снова покачнулась. Я машинально протянул руку, чтобы опереться на ближайшую стену, но рука сама отдернулась от нее — стена раскалилась.
Стиснув зубы, я сосредоточился на том, чтобы не упасть. Капли пота выступили на моем лице, но комната остановилась. Десять шагов. Пять я сделал медленно, осторожно, словно шел по веревке над пропастью, но на шестом споткнулся, и оставшиеся четыре слились в один прыжок неведомо куда. В последний момент я ухватился за косяк двери и удержался на ногах.
— Хорошо, — сказал Силлер, похлопав меня по плечу. — Я хотел посмотреть, стоит ли брать тебя с собой.
Я с усилием поднял голову. Лицо Силлера выглядело неясным розовым пятном.
— А если бы… — слова процеживались сквозь зубы, как горькие капли, — …я не смог?
— Тогда бы я оставил тебя здесь.
Пламя уже врывалось в комнату, но проход перед нами был темен. Потом узкая трубка, которую держал Силлер, осветила коридор, и я шагнул вперед. Собственно, это был даже не коридор, а узкое пространство между шероховатыми стенами. Там было полно пыли, паутины, обломков дерева, металла, пластика и прочего мусора.
За моей спиной Силлер закрыл отверстие толстой пластиковой дверью и коснулся кнопки на стене. Узкая полоска огня обежала дверь по периметру и погасла.
— Теперь, — захохотал Силлер, — если вторая комната уцелеет, а так наверняка и будет, им придется подумать, как мы оттуда ушли.
Он закинул мою руку себе на плечо и повел меня по затхлому коридору. Несмотря на усталость, я заметил, что маленький Силлер держал мой вес без заметных усилий. Казалось, наш поход никогда не кончится, коридор в свете фонаря оставался все таким же. Спотыкаясь и кашляя от пыли, которую наши ноги поднимали в воздух, я двигался вперед, пока напрочь не утратил чувство времени и расстояния.
Наконец в самом конце вечности мы все-таки остановились, и Силлер выскользнул из-под моей руки.
Я оперся на что-то твердое и холодное, а Силлер сделал что-то с монолитной стеной. Потом там, где была стена, появился проход, и я оказался по другую сторону, не веря собственным глазам.
«Дворец Императора», — мелькнула у меня безумная мысль.
Впрочем, я знал, что ошибаюсь. Какой-то голос шептал мне, что это комната обычного книготорговца, однако чувства, потрясенные увиденным, восставали против фактов.
Обычного? Ну уж нет! Вделанные в стены картины, почти трехмерные, несомненно были творениями гения. Стены излучали приглушенный свет, сверкающие стулья и секретер казались двойными птицами, присевшими на толстый ковер. В высокой нише находились полки, заполненные рядами томов в великолепных переплетах, а в углу стоял трехмерный телевизор необычайных размеров…
Комната поражала гаммой цветов. Я закрыл глаза ладонью, а другой рукой ухватился за косяк двери…
Силлер что-то сказал, но я услышал лишь невнятное бормотание.
Сделав шаг вперед, я упал и потерял сознание, даже раньше, чем коснулся пола.
Начало всегда было одинаково, только окончания разнились…
Я был слеп или мертв, или и то и другое вместе. Потом в темноте родился свет, голубой свет наверху и зеленый внизу, и я заметил, что лежу на лугу. Лицо мое болело не так сильно, потому что его лизало мягким языком четвероногое животное. Несмотря на боль, я встал, чтобы посмотреть, где нахожусь, и место показалось мне знакомым. Я не помнил названия, но это мне не мешало, ибо там был покой, а покою не нужно названия.
Из-за холма вышла девушка, у которой тоже не было имени, и это тоже было хорошо. Она шла по воздуху, потому что ступней у нее не было. Девушка улыбалась и, подходя ближе, подала мне руку. Тепло протекло вдоль моей руки волнами и разошлось по телу, и я почувствовал, что жив. И когда она наконец отняла руку, в моей ладони остался кристалл — невинный, прозрачный, таинственный.
Губы ее шевельнулись, но я не услышал ни звука.
— Что это? — спросил я.
Она удивилась, нетерпеливо пожала плечами и пальцем указала на свои уши. Губы ее снова шевельнулись.
Я должен был задать вопрос, должен был узнать ответ, но никак не мог вспомнить вопроса.
— Это жизнь? — спросил я, чтобы она не ушла. — Это надежда, свобода? А может, любовь?
Ее образ начал таять, и животные исчезали, и луг исчезал, а я лихорадочно пытался задержать ее.
— Стоит ли жить для этого? Стоит ли умереть? Но она лишь печально пожала плечами, продолжая медленно истаивать.
— Вернись! — крикнул я. — Вернись.
Она покачала головой… тихо, беспомощно.
— Я не знаю этой тайны! — крикнул я. — Не знаю, что это означает. Скажи мне. Скажи!..
Губы ее произнесли какое-то слово, но девушка была уже так далеко, что я не смог его понять, и опустил голову. Кристалла не было, а я был один, всегда один, навсегда один, один и в страхе…
Я открыл глаза и почувствовал, как чьи-то осторожные пальцы натирают мою правую руку каким-то жирным болеутоляющим. Голубоватый свет был приглушен, веки у меня словно свинцом налились, затылок болел. Какое-то лицо медленно склонилось надо мной, и в первый момент я подумал, что это лицо девушки, потому что оно было светлое, красивое и окружено светлыми волосами. Но, прищурившись, я увидел, что волосы короткие, а лицо принадлежит мужчине.
— Просыпаешься? — спросил мужчина звучным и спокойным голосом. — Так я и думал.
Я попытался встать.
— Мне нужно идти… — Губы мои болели, а голос звучал хрипло.
Мужчина положил руки мне на плечи и снова уложил. Надувной матрац прогнулся подо мной, и мужчина сел на край постели. Я осмотрелся. Комната была больше моей кельи, мебель — удобная и яркая, но без роскоши: матрац, на котором я лежал, несколько кресел, полка с какими-то древними книгами, портьеры, закрывающие все стены, за исключением одной открытой двери.
— Ты никуда не пойдешь, — мягко сказал мужчина. — Во всяком случае не сейчас. И не в таком состоянии.
Я успокоился, хотя и не до конца. Этот человек показался мне хорошим. Я никак не мог собраться с мыслями, но одно вспомнил.
— Это опасно, — прошептал я ему.
Он прищурился.
— Почему?
Приложив ладонь ко лбу, я поморщился, закрыл глаза и открыл их снова.
— Не могу вспомнить. Кто-то меня ищет. Наемник в черной одежде. Он хочет меня убить. И тебя тоже убьет.
Мужчина лениво улыбнулся.
— Это не так-то просто. Там, где я вырос, у нас было больше неприятностей, чем еды. С тех пор как я попал на Бранкузи, жизнь вполовину замедлила свой темп. Если бы ты был тем, кем выглядишь, — в глазах его запрыгали веселые огоньки, — то и вовсе не доставил бы мне хлопот. Ты был бы уже мертв.
— О чем ты?
— Ты одет как Свободный Агент, но ты не из них. У тебя слишком светлая кожа, слишком нежные руки. Одежда велика тебе в поясе и узка в плечах. Держу пари, что ты монах.
— Лучше сказать, был монахом, — ответил я, машинально подражая его речи. — А что такое Свободный Агент?
— Один из тех жестоких ловких парней, высокооплачиваемых наемников. Они свободны в выборе оружия и женщины, независимы от денег, им разрешено менять хозяев, если другой платит больше.
— Похоже, я убил троих из них, — сказал я, и это воспоминание заставило меня содрогнуться.
— Медаль новичка! — воскликнул мужчина, улыбаясь, но мне показалось, что в его голосе прозвучало уважение. — Еще несколько таких подвигов, и ты станешь мастером.
Внезапно я осознал ситуацию и приподнялся на локте.
— Где я? Ведь они могут?..
— Нет, разве что следили за тобой. — Мне показалось, он прищурился. — Я нашел тебя бредущим по улице, а потом ты потерял сознание. Полежи, отдохни, наберись сил. Я принес тебя сюда, но дальше тебе придется управляться самому.
Он вынул из коробки что-то белое и длинное и сунул в рот. Едкий сладковатый дым расплылся в воздухе, глаза мужчины заблестели. Я пригляделся к нему внимательнее и понял, что поначалу принял его за девушку не только из-за светлых волос. Кожа его была нежна, хотя и слегка загорела, губы ярче, чем обычно бывают у мужчин, а когда он встал, то показался мне маленьким и худым, хотя двигался с кошачьей ловкостью и видно было, что его тело таит в себе немалую силу.
— А что касается того, где ты, — сказал он, прохаживаясь по комнате и выпуская из узких ноздрей тонкие струйки дыма, — знай — в магазине Фреда Силлера, книготорговца. — Невеселая улыбка тронула его губы. — Книги для широких масс. Дела идут хуже некуда. Скажи, откуда у тебя это?
— Что? — осторожно спросил я.
— Эти ожоги на лице и руке.
Я поднял руку — она была красной и блестела от жира. Вот почему у меня болели лицо и рука.
— Один из них выстрелил в меня.
Силлер тихо свистнул.
— Это что-то новое. Ожоги от фламмера! Обычно не остается ничего.
— Я… я как раз уходил.
— Да уж. — Силлер поднял брови. — И очень торопился. Не помнишь?
— Не знаю, — неуверенно ответил я. — Немного. Помню, что меня зовут Дэн. Уильям Дэн. Я был послушником в монастыре. Девушка вошла в Собор, когда я нес там службу, вошла, скрываясь от четверых Свободных Агентов… А когда вышла, они отсекли ей ступни…
— Дальше, — нетерпеливо бросил он.
— Ты не понимаешь? — Голова у меня кружилась и болела, но я хотел ему это объяснить: — Они отсекли ей ступни и при этом улыбались.
— Да-да, я понял. — Его глаза казались увеличенными из-за дыма, плавающего между нами. — А что случилось потом?
Я беспомощно опустился на кровать и потер лоб ладонью, не обращая внимания на боль. Никого не интересовало самое важное. Постепенно, эпизод за эпизодом я вспоминал то, что случилось, но путано, неуверенно. А когда закончил, закрыл глаза.
— Больше ничего не помню.
Когда я снова взглянул на него, он смотрел на меня сквозь дым; глаза были большие, голубые, блестящие, как у лихорадочного больного.
— Зачем она пришла в Собор?.. Что принесла?.. Почему вышла?..
Я только качал головой.
— Не знаю… Не помню… Не знаю…
Наконец глаза и голос куда-то уплыли, и я погрузился в оцепенение, из которого меня вырвал хохот, звучавший, казалось, где-то далеко.
— Тебе нужно отдохнуть, — сказал голос, — и залечить раны. Вероятно, когда он выстрелил, ты заслонил рукой глаза. К счастью для твоего зрения. Ты не в лучшей форме: брови и ресницы у тебя почти сгорели, а лицо похоже на кусок сырого мяса.
— Что мне делать? — тихо спросил я. — Вне стен монастыря я как младенец.
Он снова захохотал.
— Неплохо оснащенный младенец. Одежда. Деньги — пять тысяч имперских хроноров в сотенных банкнотах…
Я широко открыл глаза, а Силлер продолжал хохотать.
— В поясе, — объяснил он.
Я потянулся к поясу левой, здоровой рукой.
— Они там. Если бы я хотел их украсть, то не оставил бы тебя здесь, чтобы ты об этом беспокоился. Я всегда думаю, прежде чем сделать что-то. Этот наемник, которого ты раздел, был богатым человеком. Если это его доля за работу, то либо он, либо задание ценилось весьма высоко. Разве что ты ограбил сокровищницу Аббата.
Я хотел встать, но он толкнул меня обратно.
— Это неважно. Во всяком случае у тебя есть оружие, оно стоит самое малое пятьсот хроноров, солидный запас амуниции…
Он отогнул лацкан моей куртки, показав ряд тонких металлических трубок, вставленных в карманчики.
— Десять. Хватит на сотню одиночных выстрелов, десять очередей или одно настоящее извержение. Достаточно энергии, чтобы обогревать и освещать этот магазин десять лет кряду. По пятьдесят хроноров — если кому-то удастся добыть нечто подобное. Да, снаряжение у тебя превосходное.
— За деньги нельзя купить свободу, — сказал я. — И покой тоже.
— Ты бы очень удивился, если бы знал, что за них можно получить, если знать, куда пойти, как их потратить и как потом сохранить. Значит, тебе предстоит многому научиться. Немного знаний, масса жестокости и удачи, и, может, тебе удастся выжить.
«Выжить». Я содрогнулся, вспомнив лицо Агента.
— Мне не уйти от того, смуглого.
Силлер посерьезнел.
— От кого?
— Не знаю, — ответил я. Меня раздражали бесконечные вопросы, я устал, лицо и рука болели. — Черные, холодные, безжалостные глаза, крепкая челюсть и огромный нос. Он высокий… по крайней мере с меня ростом, лицо смуглое, равнодушное и дерзкое…
— Сабатини, — сказал Силлер. Голос его чуть дрогнул, а лицо заметно побледнело.
— Ты его знаешь? — задал я идиотский вопрос. Я так устал, что уже ничему не удивлялся.
— Знаю. — Силлер говорил словно сам с собой. — Мы встречались два раза. Однажды на Маклеоде, второй раз в Объединенных Мирах. Ни у меня не было к нему дел, ни у него ко мне. Но сейчас… — Он пожал плечами, явно обеспокоенный. — В Объединенных Мирах у Сабатини были дела, которые должны были его там задержать, пока не появится кто-то более быстрый, твердый и ловкий.
— Но ведь Объединенные Миры в сотне световых лет отсюда, — удивился я.
— Вот именно, — буркнул Силлер. — Кто бы мог подумать?..
До этого момента он кружил по комнате бесцельно, но теперь подошел к стене и отдернул портьеру. Под его пальцами открылась часть стены, показав небольшой шкафчик. Силлер вынул оттуда какие-то предметы и рассовал по карманам. Среди прочего там был и пистолет, выглядевший совсем по-другому, чем тот, который я забрал у Агента. У него был длинный узкий ствол. Силлер сунул его в карман под мышкой.
Он явно готовился к выходу, и я смотрел на него, не зная, что сказать. Наконец он взглянул на меня.
— Лучше бы нам убраться отсюда, — сказал он как ни в чем не бывало. — Это место может быть…
Он замер, а я почувствовал какое-то беспокойство. Мгновением позже в соседней комнате громко, настойчиво постучали в дверь.
Силлер как-то странно нахохлился.
— Стучите! — зловеще сказал он. — Идите и познаете вкус ада!
Медленно, словно ничего не произошло, он выпрямился и повернул ко мне спокойное лицо.
— Вставай.
Он стоял возле двери, которая, как я уже догадался, вела в магазин. В дверь, выходившую на улицу, кто-то стучал. Силлер нажал часть дверной рамы — ничего не случилось.
— Кто это? — спросил я.
Стук вдруг стих.
Силлер посмотрел на меня, явно удивленный, что я еще лежу на матраце, потом пожал плечами.
— Наверное, какой-то клиент. Но магазин закрыт. Навсегда.
Когда Силлер подошел к закрытой части стены напротив дверей, я услышал звук, который уже начинал узнавать, — резкий писк, приглушенный расстоянием. Потом в комнате рядом раздались треск, крики и грохот, волна жара прокатилась по комнате, из-под двери появились языки огня.
— Идем! — поторопил меня Силлер. — Вставай. Я, конечно, мог бы подождать, но огонь ждать не будет.
Я посмотрел на него. Он стоял у стены, в которой открылось прямоугольное черное отверстие. Я сел, и комната закружилась у меня перед глазами. Медленно, с трудом я встал… комната снова покачнулась. Я машинально протянул руку, чтобы опереться на ближайшую стену, но рука сама отдернулась от нее — стена раскалилась.
Стиснув зубы, я сосредоточился на том, чтобы не упасть. Капли пота выступили на моем лице, но комната остановилась. Десять шагов. Пять я сделал медленно, осторожно, словно шел по веревке над пропастью, но на шестом споткнулся, и оставшиеся четыре слились в один прыжок неведомо куда. В последний момент я ухватился за косяк двери и удержался на ногах.
— Хорошо, — сказал Силлер, похлопав меня по плечу. — Я хотел посмотреть, стоит ли брать тебя с собой.
Я с усилием поднял голову. Лицо Силлера выглядело неясным розовым пятном.
— А если бы… — слова процеживались сквозь зубы, как горькие капли, — …я не смог?
— Тогда бы я оставил тебя здесь.
Пламя уже врывалось в комнату, но проход перед нами был темен. Потом узкая трубка, которую держал Силлер, осветила коридор, и я шагнул вперед. Собственно, это был даже не коридор, а узкое пространство между шероховатыми стенами. Там было полно пыли, паутины, обломков дерева, металла, пластика и прочего мусора.
За моей спиной Силлер закрыл отверстие толстой пластиковой дверью и коснулся кнопки на стене. Узкая полоска огня обежала дверь по периметру и погасла.
— Теперь, — захохотал Силлер, — если вторая комната уцелеет, а так наверняка и будет, им придется подумать, как мы оттуда ушли.
Он закинул мою руку себе на плечо и повел меня по затхлому коридору. Несмотря на усталость, я заметил, что маленький Силлер держал мой вес без заметных усилий. Казалось, наш поход никогда не кончится, коридор в свете фонаря оставался все таким же. Спотыкаясь и кашляя от пыли, которую наши ноги поднимали в воздух, я двигался вперед, пока напрочь не утратил чувство времени и расстояния.
Наконец в самом конце вечности мы все-таки остановились, и Силлер выскользнул из-под моей руки.
Я оперся на что-то твердое и холодное, а Силлер сделал что-то с монолитной стеной. Потом там, где была стена, появился проход, и я оказался по другую сторону, не веря собственным глазам.
«Дворец Императора», — мелькнула у меня безумная мысль.
Впрочем, я знал, что ошибаюсь. Какой-то голос шептал мне, что это комната обычного книготорговца, однако чувства, потрясенные увиденным, восставали против фактов.
Обычного? Ну уж нет! Вделанные в стены картины, почти трехмерные, несомненно были творениями гения. Стены излучали приглушенный свет, сверкающие стулья и секретер казались двойными птицами, присевшими на толстый ковер. В высокой нише находились полки, заполненные рядами томов в великолепных переплетах, а в углу стоял трехмерный телевизор необычайных размеров…
Комната поражала гаммой цветов. Я закрыл глаза ладонью, а другой рукой ухватился за косяк двери…
Силлер что-то сказал, но я услышал лишь невнятное бормотание.
Сделав шаг вперед, я упал и потерял сознание, даже раньше, чем коснулся пола.
5
Когда я проснулся утром следующего дня, началось мое обучение. Я лежал в большой кровати, и комната была не та, которую я видел накануне. Чувствовал я себя отдохнувшим, но когда попытался встать, одеревеневшие мышцы отказались повиноваться. Лицо и рука болели, а на затылке набухла большая шишка…
— Где твое оружие? — прошептал стоявший в дверях Силлер. Голос его напоминал шипение змеи.
Я сел, постанывая от боли, еще не соображая, что к чему.
— Где твое оружие? — прошипел Силлер еще тише. В руке он небрежно держал пистолет с длинным тонким стволом.
Я коснулся своего плеча, но не нашел ничего, кроме собственной кожи. То, как на мне лежало одеяло, подсказало мне, что я обнажен.
У двери раздался звук, словно кто-то резко выпустил воздух изо рта, и что-то пролетело, задев мои коротко остриженные волосы. Я поднял голову. Пистолет Силлера уже не свисал небрежно, а был направлен в мою сторону. «Какое маленькое отверстие у него в стволе, — идиотски подумал я, — не больше булавочной головки».
— Ради Бога… — начал я.
— Будь на моем месте кто-то другой, — прервал меня Силлер, — ты бы уже умер.
По-прежнему ничего не понимая, я оглянулся. В стене над моей годовой торчала небольшая игла.
— Понимаю. Я запомню этот урок, — сказал я и потянулся, чтобы вытащить иглу из стены.
— На твоем месте я бы этого не делал, — заметил Силлер как ни в чем ни бывало. — Она отравлена.
Мои пальцы остановились в сантиметре от иглы.
— Урок номер два, — продолжал Силлер. — Никогда не касайся того, чего не знаешь. Отсюда вывод: не лезь в дело, пока не узнаешь, что можешь потерять, что выиграть и насколько силен противник.
Силлер щипцами вытащил иглу из стены, осторожно сунул ее в небольшую трубочку, закрыл пробкой и спрятал в левый карман.
— Получается, что ты сам временами забываешь о собственных принципах, — буркнул я, не выказывая особой благодарности, — иначе не забрал бы меня с собой.
— Именно тут ты и ошибаешься, — ответил Силлер.
Я промолчал. Когда я оделся и поел, он смазал мне лицо и руку мазью. Руки у него были неприятно теплые и влажные.
— Думаю, ты никогда не был красавчиком, — заметил Силлер, — поэтому трудно сказать, что это тебя уродует. Через неделю лицо должно полностью зажить, если не считать бровей, ресниц и пигмента. С рукой дело долгое, если, конечно, ты проживешь столько. Но зато ты единственный человек, переживший выстрел из фламмера.
Я пришел к выводу, что тайное жилище Силлера находилось в покинутом складе. Из его удивительно роскошной комнаты можно было попасть в обширный подвал, так что места для тренировок хватало. В тот день среди камней, грязи, насекомых и мелких грызунов я научился обращаться с оружием.
Силлер взял мой фламмер.
— Парень по фамилии Бретон изобрел энергетическую батарею. Впрочем, возможно, он ее просто где-то вычитал или заново открыл принцип ее действия. Это то, что находится у тебя под лацканом куртки. Если ее вставить в рукоять, соединяются два контакта. При нажиме на спуск… — пафф! — голубой заряд растекся по фигуре человека, нарисованной на стене, — цепь замыкается и высвобождается одна сотая доля занесенной энергии. Непроводящий ствол направляет эту энергию на цель. На стволе есть кнопка, когда ее нажимаешь одновременно со спуском, выстрел получается в десять раз сильнее. Это хорошо, когда имеешь дело с большой группой. На самой батарее сбоку есть небольшой рычажок, который идет вниз, когда вставляешь ее в рукоять. Это позволяет освобождать энергию. Кроме того, рычажок можно опустить пальцем, и тогда, если батарею уронить или бросить, она взорвется со всей силой в момент прикосновения к какому-либо предмету.
Я тренировался в одиночных выстрелах — оказалось, что у меня талант к ним. Вскоре я легко попадал в середину фигуры.
— Из этого оружия нужно целить в туловище, это крупная цель и наименее подвижная. Попал в тело — и готов труп. Стрелять в голову — значит рисковать, а любители риска живут недолго.
В том, что касалось стрельбы, Силлер оказался энциклопедистом.
— Такой выстрел — это как удар кулаком в лицо или пинок по зубам. Грубая сила. Я люблю игольные пистолеты.
Отравленная стрела, попадающая в нужное место, убивает так же быстро, но гораздо тише. Такой пистолет — это яд в стакане, нож в спину. Тонкий, деликатный метод, без предупреждения и следов. Взрыв хорош, когда имеешь дело с целой толпой, но я никогда не лезу в подобные авантюры. Кроме того, иглы дешевле и их всегда можно достать. С батареями труднее.
Я тренировался целый день и вскоре уже попадал в любую часть тела девять раз из десяти с пятидесяти метров. Потом я начал учиться извлекать пистолет из кармана под мышкой, однако никак не мог добиться кошачьей ловкости Силлера. Когда мы отправились домой перекусить, я проверил его карманы. Там у него было закреплено гениальное устройство, состоявшее из пружины, зажима и рычага. Вложенный в него пистолет натягивал пружину, а когда полу куртки откидывали, рычаг освобождал зажим, и оружие само прыгало в руку.
Вытащив это устройство из кармана Силлера, я сунул его в свой. Вернувшись, Силлер надел куртку, а когда вкладывал пистолет в карман, лицо его удивленно вытянулось. Мы оба выхватили оружие, но, пока он вытащил свое только до половины, я уже успел прицелиться в него.
— Где твое оружие? — прошептал стоявший в дверях Силлер. Голос его напоминал шипение змеи.
Я сел, постанывая от боли, еще не соображая, что к чему.
— Где твое оружие? — прошипел Силлер еще тише. В руке он небрежно держал пистолет с длинным тонким стволом.
Я коснулся своего плеча, но не нашел ничего, кроме собственной кожи. То, как на мне лежало одеяло, подсказало мне, что я обнажен.
У двери раздался звук, словно кто-то резко выпустил воздух изо рта, и что-то пролетело, задев мои коротко остриженные волосы. Я поднял голову. Пистолет Силлера уже не свисал небрежно, а был направлен в мою сторону. «Какое маленькое отверстие у него в стволе, — идиотски подумал я, — не больше булавочной головки».
— Ради Бога… — начал я.
— Будь на моем месте кто-то другой, — прервал меня Силлер, — ты бы уже умер.
По-прежнему ничего не понимая, я оглянулся. В стене над моей годовой торчала небольшая игла.
— Понимаю. Я запомню этот урок, — сказал я и потянулся, чтобы вытащить иглу из стены.
— На твоем месте я бы этого не делал, — заметил Силлер как ни в чем ни бывало. — Она отравлена.
Мои пальцы остановились в сантиметре от иглы.
— Урок номер два, — продолжал Силлер. — Никогда не касайся того, чего не знаешь. Отсюда вывод: не лезь в дело, пока не узнаешь, что можешь потерять, что выиграть и насколько силен противник.
Силлер щипцами вытащил иглу из стены, осторожно сунул ее в небольшую трубочку, закрыл пробкой и спрятал в левый карман.
— Получается, что ты сам временами забываешь о собственных принципах, — буркнул я, не выказывая особой благодарности, — иначе не забрал бы меня с собой.
— Именно тут ты и ошибаешься, — ответил Силлер.
Я промолчал. Когда я оделся и поел, он смазал мне лицо и руку мазью. Руки у него были неприятно теплые и влажные.
— Думаю, ты никогда не был красавчиком, — заметил Силлер, — поэтому трудно сказать, что это тебя уродует. Через неделю лицо должно полностью зажить, если не считать бровей, ресниц и пигмента. С рукой дело долгое, если, конечно, ты проживешь столько. Но зато ты единственный человек, переживший выстрел из фламмера.
Я пришел к выводу, что тайное жилище Силлера находилось в покинутом складе. Из его удивительно роскошной комнаты можно было попасть в обширный подвал, так что места для тренировок хватало. В тот день среди камней, грязи, насекомых и мелких грызунов я научился обращаться с оружием.
Силлер взял мой фламмер.
— Парень по фамилии Бретон изобрел энергетическую батарею. Впрочем, возможно, он ее просто где-то вычитал или заново открыл принцип ее действия. Это то, что находится у тебя под лацканом куртки. Если ее вставить в рукоять, соединяются два контакта. При нажиме на спуск… — пафф! — голубой заряд растекся по фигуре человека, нарисованной на стене, — цепь замыкается и высвобождается одна сотая доля занесенной энергии. Непроводящий ствол направляет эту энергию на цель. На стволе есть кнопка, когда ее нажимаешь одновременно со спуском, выстрел получается в десять раз сильнее. Это хорошо, когда имеешь дело с большой группой. На самой батарее сбоку есть небольшой рычажок, который идет вниз, когда вставляешь ее в рукоять. Это позволяет освобождать энергию. Кроме того, рычажок можно опустить пальцем, и тогда, если батарею уронить или бросить, она взорвется со всей силой в момент прикосновения к какому-либо предмету.
Я тренировался в одиночных выстрелах — оказалось, что у меня талант к ним. Вскоре я легко попадал в середину фигуры.
— Из этого оружия нужно целить в туловище, это крупная цель и наименее подвижная. Попал в тело — и готов труп. Стрелять в голову — значит рисковать, а любители риска живут недолго.
В том, что касалось стрельбы, Силлер оказался энциклопедистом.
— Такой выстрел — это как удар кулаком в лицо или пинок по зубам. Грубая сила. Я люблю игольные пистолеты.
Отравленная стрела, попадающая в нужное место, убивает так же быстро, но гораздо тише. Такой пистолет — это яд в стакане, нож в спину. Тонкий, деликатный метод, без предупреждения и следов. Взрыв хорош, когда имеешь дело с целой толпой, но я никогда не лезу в подобные авантюры. Кроме того, иглы дешевле и их всегда можно достать. С батареями труднее.
Я тренировался целый день и вскоре уже попадал в любую часть тела девять раз из десяти с пятидесяти метров. Потом я начал учиться извлекать пистолет из кармана под мышкой, однако никак не мог добиться кошачьей ловкости Силлера. Когда мы отправились домой перекусить, я проверил его карманы. Там у него было закреплено гениальное устройство, состоявшее из пружины, зажима и рычага. Вложенный в него пистолет натягивал пружину, а когда полу куртки откидывали, рычаг освобождал зажим, и оружие само прыгало в руку.
Вытащив это устройство из кармана Силлера, я сунул его в свой. Вернувшись, Силлер надел куртку, а когда вкладывал пистолет в карман, лицо его удивленно вытянулось. Мы оба выхватили оружие, но, пока он вытащил свое только до половины, я уже успел прицелиться в него.