— О чем?
— А о том, на чьей ты стороне? Ведь ты позвонил в полицию и пообещал, что этот парень явится к ним?
— Так я же должен был это сделать, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Или он виновен, или все подстроено. Если подстроено — самому ему не выкрутиться. Ему не удрать, его выследят. Он может попасть на виселицу. Петля захлестнется, и я ничего не смогу сделать. Если он виновен, но сам сдастся и, как мужчина, признает свою вину, я, возможно, добьюсь для него пожизненного заключения.
— Но ты делаешь ставку на то, что он невиновен?
— Ставлю все, что у меня есть, на то, что он невиновен.
— В том-то и дело, шеф, — Делла Стрит разразилась негодованием, — что ты слишком многое поставил на карту. Ты рискуешь своей профессиональной репутацией, чтобы поддержать эмоционального парня, которого вовсе не знаешь.
Перри Мейсон невесело усмехнулся. Это была свирепая усмешка борца, который вышел на ринг против сильного противника, заслуживающего наказания.
— Конечно, я игрок, — сказал он. — Я хочу жить, пока живется. Мы многое слышали о людях, которые боятся умереть, и почти не знаем о тех, кто боится жить. Я верю в Уинифред и Дугласа Кина. У них сейчас тяжелый момент, они нуждаются в поддержке, и я собираюсь их поддержать.
— Слушай, Перри, еще не поздно отступить. — В голосе Дрейка была мольба. — Ты не знаешь этого парня. Факты против него. Он…
— Заткнись, Пол, — беззлобно сказал Мейсон. — Я не хуже тебя знаю, как подтасовывают факты. Я ставлю на карту все.
— Но почему ты рискуешь своей репутацией, ставя на невиновность парня, когда все доказывает его вину?
— Потому что я ставлю на карту все. Если я беру свои выводы назад, я беру назад и все остальное. Пытаюсь не ошибаться.
— На карту ставят все ради большого выигрыша, или большого проигрыша, — заметила Делла Стрит.
Мейсон ответил с нетерпеливым жестом, адресованным обоим:
— Черт возьми, а что может человек потерять? Не жизнь, потому что он ею не владеет. Он только берет ее в аренду. Он может потерять лишь деньги, а какого дьявола стоят деньги по сравнению с личностью? Это и есть один из способов прожить жизнь, все из нее извлечь. Человек ее сохраняет или лишается, поставив на карту все.
В приемной послышался шум, хлопнула дверь. Дрейк сделал знак Делле Стрит. Она встала и выскользнула из кабинета. Пол Дрейк закурил сигарету и сказал:
— Перри, ты — смесь мальчика и философа, непрактичного мечтателя, альтруистичного циника, доверчивого скептика… и, черт тебя возьми, как я завидую твоему восприятию жизни!
Делла Стрит открыла дверь и сообщила, понизив голос:
— Здесь сержант Холкомб и целая куча репортеров.
— Неужели Холкомб привел репортеров?
— Нет. Он хочет их опередить. Он, кажется, зол.
Мейсон улыбнулся и пустил к потолку кольцо дыма:
— Впусти джентльменов.
Делла Стрит осмелилась на ответную улыбку:
— Включая Холкомба?
— На этот раз — да, — сказал Мейсон.
Сержант Холкомб протиснулся в комнату. За ним вошли несколько человек и веерообразно расположились вдоль стены. Некоторые достали блокноты. У них был вид зрителей, наблюдающих призовую борьбу на открытой арене, которые не хотят пропустить ни одного удара, в чью бы пользу он ни был.
— Где Дуглас Кин? — требовательно спросил сержант Холкомб.
Перри Мейсон вдохнул полные легкие дыма и выпустил его из ноздрей двойным потоком.
— Не знаю, господин сержант, — сказал он тоном взрослого человека, увещевающего капризного ребенка.
— Что за дьявольщина! Вы должны знать!
Мейсон сделал безуспешную попытку пустить дым кольцами.
— Слишком спертый воздух, — объяснил он Полу Дрейку, так чтобы все могли слышать. — Кольца не получаются, когда в комнате слишком много людей.
Сержант Холкомб стукнул кулаком по столу Мейсона:
— Дьявол! Прошли те дни, когда вы, адвокаты, могли с законом шутки шутить. Вы же знаете, что теперь бывает с теми, кто укрывает людей, представляющих общественную угрозу.
— А Дуглас Кин представляет общественную угрозу? — невинно спросил Мейсон.
— Он убийца.
— В самом деле? Кого же он убил?
— Двоих. Чарльза Эштона и Эдит де Во.
Перри Мейсон прищелкнул языком.
— Ему бы не следовало этого делать, сержант, — сказал он.
Один из репортеров громко захихикал. Холкомб потемнел.
— Ладно, продолжайте, — сказал он. — Делайте что хотите, но я вас арестую за укрывательство преступника от закона.
— Разве он скрывается от закона?
— Явно скрывается.
— Он явится сегодня в пять. — Мейсон сделал затяжку.
— Мы возьмем его до того.
— Где же он? — Брови Мейсона поднялись.
— Не знаю! — проревел сержант. — Знал бы, так уже взял бы его.
Мейсон вздохнул, повернулся к Полу Дрейку и сказал:
— Он собирается схватить Кина до пяти, но утверждает, будто не знает, где Кин находится. Я предложил выдать Кина в пять, но он не верит, что я не знаю, где Кин. Тут нет логики.
— Вы бы не обещали, что этот человек будет в тюрьме к пяти, если бы не знали, где он сейчас. И вы собираетесь сорвать дело, скрывая его в убежище, — настаивал Холкомб.
Мейсон молча курил.
— Вы же адвокат. Вы знаете, каково наказание за соучастие. Знаете, что случается с людьми, которые помогают убийцам.
— Но предположим, — терпеливо вставил Мейсон, — выяснится, что он вовсе не убийца, а, Холкомб?
— Не убийца! — Холкомб почти визжал. — Не убийца! Вы знаете, какие доказательства против этого парня? Он поехал к Чарльзу Эштону. Он последний видел Чарльза Эштона в живых. У Эштона был кот, который обычно спал на его кровати. Дуглас Кин приехал за котом и забрал его. Свидетели видели, как он вошел в комнату и вышел оттуда с котом в руках. Но Эштон был убит до того, как кот исчез из комнаты. Кот вскочил в окно. На кровати остались следы его лап. Даже на лбу Эштона остались кошачьи следы — это доказывает, что убийство было совершено до того, как Кин ушел с котом. Эштона убили после десяти и до одиннадцати. Кин появился в комнате Эштона незадолго до десяти, а ушел после одиннадцати.
Прикусив губу, Мейсон сказал:
— Можно было бы поднять целое дело против Кина, если бы вы были уверены, что именно кота Эштона он унес.
— Конечно, это был кот Эштона. Говорю вам, свидетели видели. Экономка видела. Она плохо спала и как раз выглянула в окно, когда уходил Кин. Она видела, что он нес кота. Джим Брэндон, шофер, ставил машину в гараж. Он разворачивался — и передние фары осветили Дугласа Кина. Он клянется, что Кин нес кота.
— То есть Клинкера?
— Да, Клинкера, если так зовут этого кота.
— При данных обстоятельствах, — сказал Мейсон, — решающее значение на суде будет иметь идентификация кота этими свидетелями. Кстати, сержант, где сейчас этот кот?
— Не знаю, — сказал сержант Холкомб и добавил многозначительно: — А вы знаете?
— Не думаю, сержант, — медленно произнес Мейсон, — что Уголовным кодексом предусмотрено наказание за укрывательство кота. Вы, случайно, не обвиняете кота в убийстве?
— Нечего острить, — сказал сержант Холкомб. — Вы что, не знаете, для чего я здесь? Не знаете, зачем пришел к вам?
Мейсон поднял брови и покачал головой.
— Я пришел к вам, чтобы сказать, что Дуглас Кин обвиняется в убийстве. — Сержант снова стукнул по столу кулаком. — Я пришел сообщить вам, что мы готовим распоряжение об аресте Дугласа Кина. Я пришел вам сообщить, какие свидетельства есть против Дугласа Кина, так что, если вы будете продолжать укрывательство Кина, мы обвиним вас в моральном несоответствии вашей профессии и лишим адвокатской практики. Вот зачем я здесь. Я вам выложил все, что свидетельствует против Кина. Теперь, если вы предстанете перед судом и будете апеллировать в Комитет или в квалификационную комиссию, вы не сможете отговориться, будто не знали, что Дуглас Кин преследуется за убийство, и будто вам неизвестны были факты, свидетельствующие против него.
— Хитро, сержант, — сказал Мейсон. — По правде сказать, очень хитро. Вы не даете мне возможности защищаться, не так ли?
— Точно так. Вы или должны выдать Дугласа Кина, или будете арестованы и дисквалифицированы.
— Вы закончили? — спросил Мейсон. — Выложили все свои доказательства?
— Нет, я и половины не изложил.
— Я так понял, сержант, что вы намерены выложить мне все.
— Да, черт возьми, это именно так. — Голос сержанта, казалось, заполнил всю комнату. — Эдит де Во хотела видеть Дугласа Кина. Она позвонила ему в несколько мест, передала просьбу приехать. Кин поехал к ней. Хозяин дома как раз выходил на улицу, когда Дуглас Кин нажимал на звонок Эдит де Во. Когда хозяин открыл дверь, Кин воспользовался этим, чтобы войти. Хозяин, естественно, остановил его и спросил, куда он идет. Кин ответил, что идет к мисс де Во, что она его об этом просила. Позже приехал окружной прокурор, чтобы допросить ее. Она лежала на полу без сознания. Ей нанесли смертельный удар дубинкой. Мы поехали на квартиру к Кину. Оказалось, что одежда, которая была на нем, вся в крови. Кровь была на рубашке, на воротнике, на ботинках, на брюках. Он пытался смыть кровь, но это ему не удалось. Он пытался сжечь кое-что из одежды, но даже это не получилось. Обрывки лежали в золе, и химическая реакция показала, что на них была человеческая кровь.
— А кот там был? — спросил Мейсон.
Холкомб с усилием сдержался:
— Нет, кота не было.
— Как же можно идентифицировать кота? — спросил Мейсон. — Ведь нет же способа снимать отпечатки у кота, так, сержант?
— Шутите, шутите, — мрачно сказал сержант. — Умничайте сколько душе угодно. Вы на жизнь зарабатываете тем, что защищаете убийц. Через два месяца вас дисквалифицируют. Мостовые будете гранить.
— До сих пор, — заметил Мейсон, — я убийц не защищал. Я защищал людей, обвиненных в убийстве. Надо бы понимать, сержант, что некоторая разница есть. Но насчет кота я серьезно. Предположим, и экономка, и шофер поклянутся, что Кин нес Клинкера. Предположим, я посажу перед свидетелями две дюжины персидских котов и попрошу указать Клинкера. Думаете, они смогут это сделать? А если и укажут на Клинкера, думаете, есть какой-то способ убедить присяжных, что они правы?
— Ах, вот вы на чем играете? — заметил Холкомб.
— Да нет же, сержант, — изысканно улыбнулся Мейсон. — Я не играю. Просто я задал вам вопрос, вот и все.
Сержант Холкомб, опираясь на стол, так сжал его край, что кожа его рук побелела вокруг суставов.
— Мы знаем, Мейсон, чего от вас можно ожидать, — сказал он. — Полиция не так тупа, как вы воображаете. Как только вы позвонили, что собираетесь защищать Дугласа Кина, и сообщили, что он отдаст себя в руки полиции к пяти часам, я отправил ребят искать этого кота. Я случайно знал, куда их послать. Да будет вам известно: Клинкер в полицейском участке. Он был в квартире вашей эффектной секретарши, мисс Деллы Стрит. А в полиции кота опознали экономка и шофер и ему на шею привязали табличку. И в любое время, когда вы захотите жонглировать котами перед присяжными, вы можете не затруднять себя отпечатками или другими фокусами, потому что Клинкер с ярлычком на шее будет тут как тут.
Сержант Холкомб повернулся на каблуках и вышел в приемную.
С минуту лицо Перри Мейсона было мрачным и напряженным. Затем он слабо улыбнулся репортерам.
— Мы бы хотели вас спросить, — сказал один из них, — согласны ли вы…
— Джентльмены, — медленно сказал Мейсон, — вы имеете прекрасную историю. Отправляйтесь и публикуйте все как есть. — И он сжал губы с упрямством человека, который умеет молчать.
13
— А о том, на чьей ты стороне? Ведь ты позвонил в полицию и пообещал, что этот парень явится к ним?
— Так я же должен был это сделать, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Или он виновен, или все подстроено. Если подстроено — самому ему не выкрутиться. Ему не удрать, его выследят. Он может попасть на виселицу. Петля захлестнется, и я ничего не смогу сделать. Если он виновен, но сам сдастся и, как мужчина, признает свою вину, я, возможно, добьюсь для него пожизненного заключения.
— Но ты делаешь ставку на то, что он невиновен?
— Ставлю все, что у меня есть, на то, что он невиновен.
— В том-то и дело, шеф, — Делла Стрит разразилась негодованием, — что ты слишком многое поставил на карту. Ты рискуешь своей профессиональной репутацией, чтобы поддержать эмоционального парня, которого вовсе не знаешь.
Перри Мейсон невесело усмехнулся. Это была свирепая усмешка борца, который вышел на ринг против сильного противника, заслуживающего наказания.
— Конечно, я игрок, — сказал он. — Я хочу жить, пока живется. Мы многое слышали о людях, которые боятся умереть, и почти не знаем о тех, кто боится жить. Я верю в Уинифред и Дугласа Кина. У них сейчас тяжелый момент, они нуждаются в поддержке, и я собираюсь их поддержать.
— Слушай, Перри, еще не поздно отступить. — В голосе Дрейка была мольба. — Ты не знаешь этого парня. Факты против него. Он…
— Заткнись, Пол, — беззлобно сказал Мейсон. — Я не хуже тебя знаю, как подтасовывают факты. Я ставлю на карту все.
— Но почему ты рискуешь своей репутацией, ставя на невиновность парня, когда все доказывает его вину?
— Потому что я ставлю на карту все. Если я беру свои выводы назад, я беру назад и все остальное. Пытаюсь не ошибаться.
— На карту ставят все ради большого выигрыша, или большого проигрыша, — заметила Делла Стрит.
Мейсон ответил с нетерпеливым жестом, адресованным обоим:
— Черт возьми, а что может человек потерять? Не жизнь, потому что он ею не владеет. Он только берет ее в аренду. Он может потерять лишь деньги, а какого дьявола стоят деньги по сравнению с личностью? Это и есть один из способов прожить жизнь, все из нее извлечь. Человек ее сохраняет или лишается, поставив на карту все.
В приемной послышался шум, хлопнула дверь. Дрейк сделал знак Делле Стрит. Она встала и выскользнула из кабинета. Пол Дрейк закурил сигарету и сказал:
— Перри, ты — смесь мальчика и философа, непрактичного мечтателя, альтруистичного циника, доверчивого скептика… и, черт тебя возьми, как я завидую твоему восприятию жизни!
Делла Стрит открыла дверь и сообщила, понизив голос:
— Здесь сержант Холкомб и целая куча репортеров.
— Неужели Холкомб привел репортеров?
— Нет. Он хочет их опередить. Он, кажется, зол.
Мейсон улыбнулся и пустил к потолку кольцо дыма:
— Впусти джентльменов.
Делла Стрит осмелилась на ответную улыбку:
— Включая Холкомба?
— На этот раз — да, — сказал Мейсон.
Сержант Холкомб протиснулся в комнату. За ним вошли несколько человек и веерообразно расположились вдоль стены. Некоторые достали блокноты. У них был вид зрителей, наблюдающих призовую борьбу на открытой арене, которые не хотят пропустить ни одного удара, в чью бы пользу он ни был.
— Где Дуглас Кин? — требовательно спросил сержант Холкомб.
Перри Мейсон вдохнул полные легкие дыма и выпустил его из ноздрей двойным потоком.
— Не знаю, господин сержант, — сказал он тоном взрослого человека, увещевающего капризного ребенка.
— Что за дьявольщина! Вы должны знать!
Мейсон сделал безуспешную попытку пустить дым кольцами.
— Слишком спертый воздух, — объяснил он Полу Дрейку, так чтобы все могли слышать. — Кольца не получаются, когда в комнате слишком много людей.
Сержант Холкомб стукнул кулаком по столу Мейсона:
— Дьявол! Прошли те дни, когда вы, адвокаты, могли с законом шутки шутить. Вы же знаете, что теперь бывает с теми, кто укрывает людей, представляющих общественную угрозу.
— А Дуглас Кин представляет общественную угрозу? — невинно спросил Мейсон.
— Он убийца.
— В самом деле? Кого же он убил?
— Двоих. Чарльза Эштона и Эдит де Во.
Перри Мейсон прищелкнул языком.
— Ему бы не следовало этого делать, сержант, — сказал он.
Один из репортеров громко захихикал. Холкомб потемнел.
— Ладно, продолжайте, — сказал он. — Делайте что хотите, но я вас арестую за укрывательство преступника от закона.
— Разве он скрывается от закона?
— Явно скрывается.
— Он явится сегодня в пять. — Мейсон сделал затяжку.
— Мы возьмем его до того.
— Где же он? — Брови Мейсона поднялись.
— Не знаю! — проревел сержант. — Знал бы, так уже взял бы его.
Мейсон вздохнул, повернулся к Полу Дрейку и сказал:
— Он собирается схватить Кина до пяти, но утверждает, будто не знает, где Кин находится. Я предложил выдать Кина в пять, но он не верит, что я не знаю, где Кин. Тут нет логики.
— Вы бы не обещали, что этот человек будет в тюрьме к пяти, если бы не знали, где он сейчас. И вы собираетесь сорвать дело, скрывая его в убежище, — настаивал Холкомб.
Мейсон молча курил.
— Вы же адвокат. Вы знаете, каково наказание за соучастие. Знаете, что случается с людьми, которые помогают убийцам.
— Но предположим, — терпеливо вставил Мейсон, — выяснится, что он вовсе не убийца, а, Холкомб?
— Не убийца! — Холкомб почти визжал. — Не убийца! Вы знаете, какие доказательства против этого парня? Он поехал к Чарльзу Эштону. Он последний видел Чарльза Эштона в живых. У Эштона был кот, который обычно спал на его кровати. Дуглас Кин приехал за котом и забрал его. Свидетели видели, как он вошел в комнату и вышел оттуда с котом в руках. Но Эштон был убит до того, как кот исчез из комнаты. Кот вскочил в окно. На кровати остались следы его лап. Даже на лбу Эштона остались кошачьи следы — это доказывает, что убийство было совершено до того, как Кин ушел с котом. Эштона убили после десяти и до одиннадцати. Кин появился в комнате Эштона незадолго до десяти, а ушел после одиннадцати.
Прикусив губу, Мейсон сказал:
— Можно было бы поднять целое дело против Кина, если бы вы были уверены, что именно кота Эштона он унес.
— Конечно, это был кот Эштона. Говорю вам, свидетели видели. Экономка видела. Она плохо спала и как раз выглянула в окно, когда уходил Кин. Она видела, что он нес кота. Джим Брэндон, шофер, ставил машину в гараж. Он разворачивался — и передние фары осветили Дугласа Кина. Он клянется, что Кин нес кота.
— То есть Клинкера?
— Да, Клинкера, если так зовут этого кота.
— При данных обстоятельствах, — сказал Мейсон, — решающее значение на суде будет иметь идентификация кота этими свидетелями. Кстати, сержант, где сейчас этот кот?
— Не знаю, — сказал сержант Холкомб и добавил многозначительно: — А вы знаете?
— Не думаю, сержант, — медленно произнес Мейсон, — что Уголовным кодексом предусмотрено наказание за укрывательство кота. Вы, случайно, не обвиняете кота в убийстве?
— Нечего острить, — сказал сержант Холкомб. — Вы что, не знаете, для чего я здесь? Не знаете, зачем пришел к вам?
Мейсон поднял брови и покачал головой.
— Я пришел к вам, чтобы сказать, что Дуглас Кин обвиняется в убийстве. — Сержант снова стукнул по столу кулаком. — Я пришел сообщить вам, что мы готовим распоряжение об аресте Дугласа Кина. Я пришел вам сообщить, какие свидетельства есть против Дугласа Кина, так что, если вы будете продолжать укрывательство Кина, мы обвиним вас в моральном несоответствии вашей профессии и лишим адвокатской практики. Вот зачем я здесь. Я вам выложил все, что свидетельствует против Кина. Теперь, если вы предстанете перед судом и будете апеллировать в Комитет или в квалификационную комиссию, вы не сможете отговориться, будто не знали, что Дуглас Кин преследуется за убийство, и будто вам неизвестны были факты, свидетельствующие против него.
— Хитро, сержант, — сказал Мейсон. — По правде сказать, очень хитро. Вы не даете мне возможности защищаться, не так ли?
— Точно так. Вы или должны выдать Дугласа Кина, или будете арестованы и дисквалифицированы.
— Вы закончили? — спросил Мейсон. — Выложили все свои доказательства?
— Нет, я и половины не изложил.
— Я так понял, сержант, что вы намерены выложить мне все.
— Да, черт возьми, это именно так. — Голос сержанта, казалось, заполнил всю комнату. — Эдит де Во хотела видеть Дугласа Кина. Она позвонила ему в несколько мест, передала просьбу приехать. Кин поехал к ней. Хозяин дома как раз выходил на улицу, когда Дуглас Кин нажимал на звонок Эдит де Во. Когда хозяин открыл дверь, Кин воспользовался этим, чтобы войти. Хозяин, естественно, остановил его и спросил, куда он идет. Кин ответил, что идет к мисс де Во, что она его об этом просила. Позже приехал окружной прокурор, чтобы допросить ее. Она лежала на полу без сознания. Ей нанесли смертельный удар дубинкой. Мы поехали на квартиру к Кину. Оказалось, что одежда, которая была на нем, вся в крови. Кровь была на рубашке, на воротнике, на ботинках, на брюках. Он пытался смыть кровь, но это ему не удалось. Он пытался сжечь кое-что из одежды, но даже это не получилось. Обрывки лежали в золе, и химическая реакция показала, что на них была человеческая кровь.
— А кот там был? — спросил Мейсон.
Холкомб с усилием сдержался:
— Нет, кота не было.
— Как же можно идентифицировать кота? — спросил Мейсон. — Ведь нет же способа снимать отпечатки у кота, так, сержант?
— Шутите, шутите, — мрачно сказал сержант. — Умничайте сколько душе угодно. Вы на жизнь зарабатываете тем, что защищаете убийц. Через два месяца вас дисквалифицируют. Мостовые будете гранить.
— До сих пор, — заметил Мейсон, — я убийц не защищал. Я защищал людей, обвиненных в убийстве. Надо бы понимать, сержант, что некоторая разница есть. Но насчет кота я серьезно. Предположим, и экономка, и шофер поклянутся, что Кин нес Клинкера. Предположим, я посажу перед свидетелями две дюжины персидских котов и попрошу указать Клинкера. Думаете, они смогут это сделать? А если и укажут на Клинкера, думаете, есть какой-то способ убедить присяжных, что они правы?
— Ах, вот вы на чем играете? — заметил Холкомб.
— Да нет же, сержант, — изысканно улыбнулся Мейсон. — Я не играю. Просто я задал вам вопрос, вот и все.
Сержант Холкомб, опираясь на стол, так сжал его край, что кожа его рук побелела вокруг суставов.
— Мы знаем, Мейсон, чего от вас можно ожидать, — сказал он. — Полиция не так тупа, как вы воображаете. Как только вы позвонили, что собираетесь защищать Дугласа Кина, и сообщили, что он отдаст себя в руки полиции к пяти часам, я отправил ребят искать этого кота. Я случайно знал, куда их послать. Да будет вам известно: Клинкер в полицейском участке. Он был в квартире вашей эффектной секретарши, мисс Деллы Стрит. А в полиции кота опознали экономка и шофер и ему на шею привязали табличку. И в любое время, когда вы захотите жонглировать котами перед присяжными, вы можете не затруднять себя отпечатками или другими фокусами, потому что Клинкер с ярлычком на шее будет тут как тут.
Сержант Холкомб повернулся на каблуках и вышел в приемную.
С минуту лицо Перри Мейсона было мрачным и напряженным. Затем он слабо улыбнулся репортерам.
— Мы бы хотели вас спросить, — сказал один из них, — согласны ли вы…
— Джентльмены, — медленно сказал Мейсон, — вы имеете прекрасную историю. Отправляйтесь и публикуйте все как есть. — И он сжал губы с упрямством человека, который умеет молчать.
13
Перри Мейсон поднял голову от телефона и сказал Делле Стрит:
— Сейчас ко мне придут Нат Шастер и его клиенты Сэм Лекстер и Фрэнк Оуфли. Представление будет отличное. Впусти их, потом сядь у себя, включи селектор и запиши все, что сможешь.
— А к телефону подходить? — спросила она. — Отвечать тем, кто будет вас спрашивать?
— Безусловно. Может позвонить Дуглас Кин.
— А если он не позвонит, шеф? Вдруг он виновен? Может сержант Холкомб сделать то, чем он грозил?
— Вот в этом, — сказал Мейсон, — я их надую. Не волнуйся так, встречай Шастера. Возможно, он вытащит из рукава карты против нас.
— Это какие?
— Пришьет мне клевету.
— Как?
— Я же рассказал окружному прокурору то, что мне говорила Эдит де Во насчет выхлопной трубы.
— Но ты лишь передал то, что она сказала.
— Теперь я не смогу доказать, что она мне это говорила. Она мертва, а свидетелей не было. Идите, пригласи Шастера, и не забудь прослушать все и записать, чтобы потом давать свидетельские показания.
Она кивнула, выскользнула из комнаты и через минуту ввела Шастера, Лекстера и Оуфли. Шастер закусил губу сильно выдающимися вперед зубами, изображая на физиономии упрек:
— Господин адвокат, это вы информировали прокурора о том, что мой клиент Сэмюэль Лекстер виновен в убийстве своего деда Питера Лекстера?
— Хотите, чтобы я ответил «да» или «нет»? — небрежно спросил Мейсон.
— Отвечайте, — нахмурился Шастер.
— Нет.
— Вы не говорили, что Эдит де Во обвинила его?
— Нет.
— А мистер Бергер говорит: вы ему это сказали.
Мейсон промолчал.
— Бергер сказал Сэму, — продолжал Шастер, — будто Эдит де Во говорила вам, что машина Сэма была соединена шлангом с трубой, проведенной в спальню Питера Лекстера.
Лицо Мейсона оставалось неподвижным как гранит, он произнес:
— Возможно, он так сказал потому, что она так говорила и я об этом сообщил.
Шастер помигал, осмысливая ответ, потом с торжеством заявил:
— Вы сказали Бергеру, что она сделала такое обвинение?
— Это не было обвинением. Просто она сообщила, что видела, как Сэм сидел в машине с работающим мотором, а шланг шел к трубе отопления. Она мне это рассказала, а я сообщил Бергеру.
— Это ложь.
— Что именно ложь? — Мейсон угрожающе встал.
Шастер нервно отпрянул, вытягивая перед собой руку.
— Я хотел сказать — клевета, очернение репутации.
— Вам не приходило в голову, что эти сведения не подлежат разглашению? — спросил Мейсон.
— Только если они не были использованы во зло, — Шастер погрозил Мейсону, но укрылся за большим кожаным стулом. — А вы использовали во зло. Пытались защитить своего клиента, Дугласа Кина.
— Ну и что? — спросил Мейсон.
— Мы требуем, чтобы вы отказались от своих слов.
— Кто этого хочет?
— Сэм Лекстер и я.
— Я сказал Бергеру только правду — так, как она была сказана мне. Я не ручался за факты. Я ручался только за то, что мне было сделано это сообщение.
— Мы требуем извинения.
— Идите вы к черту!
Вперед выступил Сэм Лекстер. Лицо его было бледно.
— Мистер Мейсон, — сказал он, — я вас не знаю, но ясно, что «подгнило что-то в королевстве Датском». Я слышал версию, по которой смерть деда связывают со мной. Это ложь, будь она проклята! Я слышал, вы приводили полицию для тайного осмотра моей машины и взламывали замок гаража. Кто-то без моего ведома вставлял в мою машину длинный шланг. Не знаю, как защитит меня закон — это зависит от мистера Шастера, — но я определенно потребую привлечения вас к ответственности за ваши действия.
Мейсон зевнул. Шастер положил руку на плечо Лекстеру.
— Давайте я буду говорить, — сказал он. — Я буду говорить. Не волнуйтесь. Спокойно, спокойно. Я сам с ним управлюсь.
Мейсон снова сел на вертящийся стул, откинулся назад и взял сигарету из пачки на столе.
— Еще что-нибудь? — спросил он, пощелкивая ногтем по кончику сигареты.
— Мистер Мейсон, — сказал Фрэнк Оуфли, — поймите мою ситуацию. Мои отношения с Эдит де Во больше не тайна. Перед смертью она оказала мне честь выйти за меня замуж. — Лицо его передернулось гримасой волнения, потом он продолжал: — Она мне рассказала о том, что видела, но я не придал этому особого значения, пока окружной прокурор не объяснил мне, как легко было кому-то напустить угарного газа к деду в спальню. Это, конечно, было для меня большим ударом. Я хорошо знаю своего кузена. Я не могу поверить, что он способен на такое. Потом я вспомнил, что Эдит вовсе не говорила, что она определенно узнала Сэма. Человек, сидевший в машине, прятал лицо под широкими полями шляпы Сэма. Вот что заставило Эдит подумать, что в машине сидел Сэм. Значит, если вы заявили полиции, будто Эдит говорила, что в машине был Сэм, вы сделали заявление, которое расходится с тем, что она утверждала.
— Значит, такова ваша версия? — спросил Мейсон, глядя в лицо Фрэнку Оуфли.
— Такова моя версия. — Фрэнк Оуфли покраснел.
— Подумайте, мистер Мейсон, в каком вы положении, — сказал Шастер. — Вы выдвигаете обвинение против моего клиента. Доказательств у вас нет. Вы не можете доказать, что именно сказала Эдит де Во, это только слухи. Предсмертные заявления принимаются во внимание, если делающий их человек знает, что умирает, но это не было предсмертным заявлением. Когда она вам это говорила, она считала, что доживет до ста лет. Мой клиент может вас засудить. Он может вас опозорить, утопить — но он не станет этого делать, если вы возьмете свое заявление назад.
— Шастер имеет в виду, — пояснил Оуфли, — чтобы вы подчеркнули, что Эдит не знала, кто был в машине.
— Более того, — нахмурился Сэм Лекстер, — я хочу, чтобы вы взяли заявление назад и извинились. Вовсе не я сидел в машине, и вы это знаете.
Перри Мейсон протянул руку к длинному ряду книг, стоящему с краю стола, взял одну из них, раскрыл и сказал:
— Если уж речь зашла о законе, джентльмены, я вам его прочту. Пункт двести пятьдесят восьмой Уголовного кодекса гласит: «Тот, кто обвиняется в убийстве родственников, не может наследовать после них никакой доли имущества; та доля наследства, которую он получил бы, переходит к другому лицу согласно этой статье». Так что, Фрэнк Оуфли, подумайте.
Шастер с горячностью воскликнул, обрызгивая всех слюной:
— Что за трюки! Ну и план! Он хочет вас настроить друг против друга! Не раскрывайте уши свои его словам, не раскрывайте сердца свои его мыслям, не раскрывайте…
Мейсон перебил его, обращаясь прямо к Фрэнку Оуфли:
— Вы хотели бы защитить своего кузена, но вы знаете не хуже меня, что Эдит де Во не так легко сделала бы ложные выводы. Возможно, она не видела лица того человека, но она видела его шляпу, слышала его голос — и решила, что это и был Сэм Лекстер.
— Она слышала его голос? — медленно повторил Оуфли, нахмурив лоб.
— Валяй, — горько сказал Сэм Лекстер, — действуй, Фрэнк, притворись, будто тебя убедили, но меня-то уж никто не одурачит. В ту же минуту, как этот адвокатишка подсказал тебе, что ты сможешь присвоить мою долю наследства, если меня обвинят в убийстве, я понял, что произойдет!
— Господа, господа! — завопил Шастер. — Не надо, не ссорьтесь! Это ловушка! Не поддавайтесь! Он заставит вас поругаться — и его проклятый кот унаследует поместье! Вот так замысел! Вот так замысел! Ну и шуточки!
Мейсон спросил, глядя на Сэма Лекстера:
— А как насчет шланга, найденного в вашей машине?
— Кто-то его подкинул, — гневно сказал Сэм. — Вы привели полицейских в гараж, они и нашли шланг после того, как вы им подсказали.
— Вы думаете, это я подкинул шланг? — спросил Мейсон.
Шастер кинулся к Сэму Лекстеру, схватил его за полы пиджака, оттолкнул и закричал:
— Не отвечайте! Не отвечайте! Это опять ловушка. Он заставит вас обвинить его, а потом привлечет за клевету. Вы же не можете доказать, что он подкинул шланг, не говорите этого, не говорите ничего! Предоставьте мне вести переговоры!
Оуфли шагнул ближе к Лекстеру и сказал через плечо Шастера:
— Ты что, Сэм, хочешь мне пришить, что я его подкинул?
— А то нет? — с горечью произнес Сэм Лекстер. — Ты меня не одурачишь, Фрэнк. За полмиллиона долларов ты еще и не то проделаешь. Теперь-то я все вижу в новом свете.
— Не забывай, — с холодным достоинством произнес Оуфли, — что видела это Эдит де Во. Я-то не видел, а когда она мне рассказала, я не придал этому серьезного значения.
— Господа, господа, — умолял Шастер, поводя головой то в сторону Сэма, то Фрэнка Оуфли, — джентльмены, успокойтесь! Мы пришли сюда не за этим. Замолчите!
— Эдит Оуфли! — оскалился Сэм Лекстер, не обращая внимания на своего адвоката. — Не умерла бы она, я бы кое-что о ней сказал…
Оуфли в ярости оттолкнул Шастера правой рукой, а левой ударил Сэма в лицо.
— Господа, господа! — кричал Шастер. — Помните…
Левый кулак Сэма Лекстера, нацеленный в челюсть Оуфли, попал прямо в лицо Шастера, в то время как маленький адвокат тащил Сэма за пиджак. Шастер со стоном рухнул на пол. Лекстер размахнулся правой, перевязанной рукой и нанес Оуфли удар по щеке. Оуфли размахнулся правой, Лекстер промазал левой. Шастер, лежа на полу, дергал их за брюки.
— Господа, господа, — умолял он, кровоточащие губы не давали ему возможности говорить громко.
Перри Мейсон положил ноги на стол, откинулся на спинку стула и затянулся сигаретой, не без веселья наблюдая эту суматоху.
Внезапно Оуфли отступил.
— Извини, Сэм, — сказал он, — я забыл, что у тебя рука ранена.
Между ними втиснулся Шастер, тщетно пытаясь оттолкнуть одного от другого. Тяжело дыша, они не обращали внимания на его попытки и стояли, глядя друг на друга.
— О моей руке не волнуйся, — горько сказал Сэм Лекстер, потом посмотрел на повязку. На ней показался красный след в том месте, где рана открылась.
— Не надо, не надо! — воскликнул Шастер. — У него масса таких трюков. Разве я вас не предупреждал?
Грудь Оуфли тяжело вздымалась, лицо было красно, он сказал:
— Нечего болтать насчет Эдит, вот и все.
Он резко повернулся, прошел через комнату, распахнул дверь в коридор. Поколебавшись, Шастер выбежал за ним крича:
— Мистер Оуфли! Мистер Оуфли! Вернитесь же, мистер Оуфли!
Оуфли отозвался через плечо:
— Идите вы к черту. Я своего адвоката найму.
Шастер в ужасе взглянул на Сэма Лекстера, потом повернулся к Мейсону и завизжал:
— Добились своего! Вы это нарочно. Вы их настроили друг против друга! Вы отравили их подозрением! Вы пустили в ход Эдит де Во! Вы…
— Закройте дверь с той стороны, — спокойно прервал Мейсон.
Шастер взял под руку Сэма Лекстера.
— Идемте, — сказал он. — Нам полагается возмещение убытков.
— Он возьмет адвоката и свалит на меня смерть деда, — горько сказал Сэм. — Ну и дела.
Шастер потащил его через комнату.
— Не забудьте закрыть дверь, когда будете выходить, — напомнил Мейсон.
Шастер захлопнул дверь с такой силой, что стена чуть не обвалилась. Картины все еще качались, когда дверь из приемной открыла Делла Стрит.
— Ты это нарочно сделал? — спросила она.
Мейсон, продолжая курить, сказал с отсутствующим видом:
— Бессмысленно было заставлять их обоих платить Шастеру. Ведь их интересы не совпадают. Они должны были это понять. У них будут разные адвокаты — так удобнее для Дугласа Кина.
Она вздохнула, как вздыхает мать, когда безнадежно избалованный ребенок спорит с ней, потом неожиданно рассмеялась и сказала:
— Ладно. Я все записала, даже звуки ударов. В приемной Уинифред Лекстер. Она принесла кота.
— Кота? — удивился Мейсон.
— Да, персидского кота.
В глазах Мейсона сверкнули чертики.
— Пусть войдет.
— А насчет того, что кота из моей квартиры забрала полиция, так это правда, — сообщила она. — Они сказали управляющей, что должны обыскать мою квартиру. Взяли у нее ключ.
— Ордер на обыск у них был?
— Не думаю.
— Прокол получается, Делла, — задумчиво сказал Мейсон, продолжая курить. — Жаль, я не подумал, что они нагрянут к тебе. Сержант Холкомб укрепляет свои позиции. Он просто завидует. Я его не осуждаю. Надо признать: мое поведение по отношению к нему может иной раз вызвать раздражение.
— Пожалуй, да.
— Я раздражаю его нарочно, — Мейсон усмехнулся, глядя на нее снизу вверх. — Впусти Уинифред и жди у себя. Можешь послушать.
Уинифред Лекстер несла в руках большого персидского кота. Подбородок у нее был вызывающе вздернут, взгляд дерзкий. Даже в том, как она держала голову, был вызов. Перри Мейсон терпеливо оглядел ее.
— Садитесь, — предложил он.
— Я вас обманула, — сказала она, останавливаясь возле стола.
— Насчет кота?
— Тот был не Клинкер. Вот этот Клинкер.
— Почему же вы мне солгали?
— Я позвонила дяде Чарльзу, привратнику, и сказала, что хочу его избавить от Клинкера, пусть он его отдаст мне. Он отказался. Тогда я решила, что лучше всего будет обмануть Сэма: пусть думает, что Клинкера там больше нет. Я сказала, что возьму Клинкера, и послала Дугласа Кина с другим котом, который похож на Клинкера. Мы бы подменили Клинкера другим котом, и если бы Сэм отравил кота, он бы отравил не Клинкера. Ясно?
— Сядьте-ка и расскажите все, — сердито сказал Мейсон.
— Вы мне верите?
— Послушаем дальше.
Она села на край мягкого кожаного стула. Кот начал вырываться. Она держала его, гладя по голове и почесывая за ушами. Когда кот успокоился, она поведала:
— Дуглас Кин поехал туда. Кота он взял с собой. Он немного подождал Эштона, потом вернулся ко мне за инструкциями. Кота он оставил у меня.
— Почему вы мне сказали, что тот кот — Клинкер?
— Потому что боялась — другие скажут, что Дуглас взял Клинкера, и я хотела проверить, как вы поступите и сочтете ли это серьезным. Я хотела видеть вашу реакцию.
— Сейчас ко мне придут Нат Шастер и его клиенты Сэм Лекстер и Фрэнк Оуфли. Представление будет отличное. Впусти их, потом сядь у себя, включи селектор и запиши все, что сможешь.
— А к телефону подходить? — спросила она. — Отвечать тем, кто будет вас спрашивать?
— Безусловно. Может позвонить Дуглас Кин.
— А если он не позвонит, шеф? Вдруг он виновен? Может сержант Холкомб сделать то, чем он грозил?
— Вот в этом, — сказал Мейсон, — я их надую. Не волнуйся так, встречай Шастера. Возможно, он вытащит из рукава карты против нас.
— Это какие?
— Пришьет мне клевету.
— Как?
— Я же рассказал окружному прокурору то, что мне говорила Эдит де Во насчет выхлопной трубы.
— Но ты лишь передал то, что она сказала.
— Теперь я не смогу доказать, что она мне это говорила. Она мертва, а свидетелей не было. Идите, пригласи Шастера, и не забудь прослушать все и записать, чтобы потом давать свидетельские показания.
Она кивнула, выскользнула из комнаты и через минуту ввела Шастера, Лекстера и Оуфли. Шастер закусил губу сильно выдающимися вперед зубами, изображая на физиономии упрек:
— Господин адвокат, это вы информировали прокурора о том, что мой клиент Сэмюэль Лекстер виновен в убийстве своего деда Питера Лекстера?
— Хотите, чтобы я ответил «да» или «нет»? — небрежно спросил Мейсон.
— Отвечайте, — нахмурился Шастер.
— Нет.
— Вы не говорили, что Эдит де Во обвинила его?
— Нет.
— А мистер Бергер говорит: вы ему это сказали.
Мейсон промолчал.
— Бергер сказал Сэму, — продолжал Шастер, — будто Эдит де Во говорила вам, что машина Сэма была соединена шлангом с трубой, проведенной в спальню Питера Лекстера.
Лицо Мейсона оставалось неподвижным как гранит, он произнес:
— Возможно, он так сказал потому, что она так говорила и я об этом сообщил.
Шастер помигал, осмысливая ответ, потом с торжеством заявил:
— Вы сказали Бергеру, что она сделала такое обвинение?
— Это не было обвинением. Просто она сообщила, что видела, как Сэм сидел в машине с работающим мотором, а шланг шел к трубе отопления. Она мне это рассказала, а я сообщил Бергеру.
— Это ложь.
— Что именно ложь? — Мейсон угрожающе встал.
Шастер нервно отпрянул, вытягивая перед собой руку.
— Я хотел сказать — клевета, очернение репутации.
— Вам не приходило в голову, что эти сведения не подлежат разглашению? — спросил Мейсон.
— Только если они не были использованы во зло, — Шастер погрозил Мейсону, но укрылся за большим кожаным стулом. — А вы использовали во зло. Пытались защитить своего клиента, Дугласа Кина.
— Ну и что? — спросил Мейсон.
— Мы требуем, чтобы вы отказались от своих слов.
— Кто этого хочет?
— Сэм Лекстер и я.
— Я сказал Бергеру только правду — так, как она была сказана мне. Я не ручался за факты. Я ручался только за то, что мне было сделано это сообщение.
— Мы требуем извинения.
— Идите вы к черту!
Вперед выступил Сэм Лекстер. Лицо его было бледно.
— Мистер Мейсон, — сказал он, — я вас не знаю, но ясно, что «подгнило что-то в королевстве Датском». Я слышал версию, по которой смерть деда связывают со мной. Это ложь, будь она проклята! Я слышал, вы приводили полицию для тайного осмотра моей машины и взламывали замок гаража. Кто-то без моего ведома вставлял в мою машину длинный шланг. Не знаю, как защитит меня закон — это зависит от мистера Шастера, — но я определенно потребую привлечения вас к ответственности за ваши действия.
Мейсон зевнул. Шастер положил руку на плечо Лекстеру.
— Давайте я буду говорить, — сказал он. — Я буду говорить. Не волнуйтесь. Спокойно, спокойно. Я сам с ним управлюсь.
Мейсон снова сел на вертящийся стул, откинулся назад и взял сигарету из пачки на столе.
— Еще что-нибудь? — спросил он, пощелкивая ногтем по кончику сигареты.
— Мистер Мейсон, — сказал Фрэнк Оуфли, — поймите мою ситуацию. Мои отношения с Эдит де Во больше не тайна. Перед смертью она оказала мне честь выйти за меня замуж. — Лицо его передернулось гримасой волнения, потом он продолжал: — Она мне рассказала о том, что видела, но я не придал этому особого значения, пока окружной прокурор не объяснил мне, как легко было кому-то напустить угарного газа к деду в спальню. Это, конечно, было для меня большим ударом. Я хорошо знаю своего кузена. Я не могу поверить, что он способен на такое. Потом я вспомнил, что Эдит вовсе не говорила, что она определенно узнала Сэма. Человек, сидевший в машине, прятал лицо под широкими полями шляпы Сэма. Вот что заставило Эдит подумать, что в машине сидел Сэм. Значит, если вы заявили полиции, будто Эдит говорила, что в машине был Сэм, вы сделали заявление, которое расходится с тем, что она утверждала.
— Значит, такова ваша версия? — спросил Мейсон, глядя в лицо Фрэнку Оуфли.
— Такова моя версия. — Фрэнк Оуфли покраснел.
— Подумайте, мистер Мейсон, в каком вы положении, — сказал Шастер. — Вы выдвигаете обвинение против моего клиента. Доказательств у вас нет. Вы не можете доказать, что именно сказала Эдит де Во, это только слухи. Предсмертные заявления принимаются во внимание, если делающий их человек знает, что умирает, но это не было предсмертным заявлением. Когда она вам это говорила, она считала, что доживет до ста лет. Мой клиент может вас засудить. Он может вас опозорить, утопить — но он не станет этого делать, если вы возьмете свое заявление назад.
— Шастер имеет в виду, — пояснил Оуфли, — чтобы вы подчеркнули, что Эдит не знала, кто был в машине.
— Более того, — нахмурился Сэм Лекстер, — я хочу, чтобы вы взяли заявление назад и извинились. Вовсе не я сидел в машине, и вы это знаете.
Перри Мейсон протянул руку к длинному ряду книг, стоящему с краю стола, взял одну из них, раскрыл и сказал:
— Если уж речь зашла о законе, джентльмены, я вам его прочту. Пункт двести пятьдесят восьмой Уголовного кодекса гласит: «Тот, кто обвиняется в убийстве родственников, не может наследовать после них никакой доли имущества; та доля наследства, которую он получил бы, переходит к другому лицу согласно этой статье». Так что, Фрэнк Оуфли, подумайте.
Шастер с горячностью воскликнул, обрызгивая всех слюной:
— Что за трюки! Ну и план! Он хочет вас настроить друг против друга! Не раскрывайте уши свои его словам, не раскрывайте сердца свои его мыслям, не раскрывайте…
Мейсон перебил его, обращаясь прямо к Фрэнку Оуфли:
— Вы хотели бы защитить своего кузена, но вы знаете не хуже меня, что Эдит де Во не так легко сделала бы ложные выводы. Возможно, она не видела лица того человека, но она видела его шляпу, слышала его голос — и решила, что это и был Сэм Лекстер.
— Она слышала его голос? — медленно повторил Оуфли, нахмурив лоб.
— Валяй, — горько сказал Сэм Лекстер, — действуй, Фрэнк, притворись, будто тебя убедили, но меня-то уж никто не одурачит. В ту же минуту, как этот адвокатишка подсказал тебе, что ты сможешь присвоить мою долю наследства, если меня обвинят в убийстве, я понял, что произойдет!
— Господа, господа! — завопил Шастер. — Не надо, не ссорьтесь! Это ловушка! Не поддавайтесь! Он заставит вас поругаться — и его проклятый кот унаследует поместье! Вот так замысел! Вот так замысел! Ну и шуточки!
Мейсон спросил, глядя на Сэма Лекстера:
— А как насчет шланга, найденного в вашей машине?
— Кто-то его подкинул, — гневно сказал Сэм. — Вы привели полицейских в гараж, они и нашли шланг после того, как вы им подсказали.
— Вы думаете, это я подкинул шланг? — спросил Мейсон.
Шастер кинулся к Сэму Лекстеру, схватил его за полы пиджака, оттолкнул и закричал:
— Не отвечайте! Не отвечайте! Это опять ловушка. Он заставит вас обвинить его, а потом привлечет за клевету. Вы же не можете доказать, что он подкинул шланг, не говорите этого, не говорите ничего! Предоставьте мне вести переговоры!
Оуфли шагнул ближе к Лекстеру и сказал через плечо Шастера:
— Ты что, Сэм, хочешь мне пришить, что я его подкинул?
— А то нет? — с горечью произнес Сэм Лекстер. — Ты меня не одурачишь, Фрэнк. За полмиллиона долларов ты еще и не то проделаешь. Теперь-то я все вижу в новом свете.
— Не забывай, — с холодным достоинством произнес Оуфли, — что видела это Эдит де Во. Я-то не видел, а когда она мне рассказала, я не придал этому серьезного значения.
— Господа, господа, — умолял Шастер, поводя головой то в сторону Сэма, то Фрэнка Оуфли, — джентльмены, успокойтесь! Мы пришли сюда не за этим. Замолчите!
— Эдит Оуфли! — оскалился Сэм Лекстер, не обращая внимания на своего адвоката. — Не умерла бы она, я бы кое-что о ней сказал…
Оуфли в ярости оттолкнул Шастера правой рукой, а левой ударил Сэма в лицо.
— Господа, господа! — кричал Шастер. — Помните…
Левый кулак Сэма Лекстера, нацеленный в челюсть Оуфли, попал прямо в лицо Шастера, в то время как маленький адвокат тащил Сэма за пиджак. Шастер со стоном рухнул на пол. Лекстер размахнулся правой, перевязанной рукой и нанес Оуфли удар по щеке. Оуфли размахнулся правой, Лекстер промазал левой. Шастер, лежа на полу, дергал их за брюки.
— Господа, господа, — умолял он, кровоточащие губы не давали ему возможности говорить громко.
Перри Мейсон положил ноги на стол, откинулся на спинку стула и затянулся сигаретой, не без веселья наблюдая эту суматоху.
Внезапно Оуфли отступил.
— Извини, Сэм, — сказал он, — я забыл, что у тебя рука ранена.
Между ними втиснулся Шастер, тщетно пытаясь оттолкнуть одного от другого. Тяжело дыша, они не обращали внимания на его попытки и стояли, глядя друг на друга.
— О моей руке не волнуйся, — горько сказал Сэм Лекстер, потом посмотрел на повязку. На ней показался красный след в том месте, где рана открылась.
— Не надо, не надо! — воскликнул Шастер. — У него масса таких трюков. Разве я вас не предупреждал?
Грудь Оуфли тяжело вздымалась, лицо было красно, он сказал:
— Нечего болтать насчет Эдит, вот и все.
Он резко повернулся, прошел через комнату, распахнул дверь в коридор. Поколебавшись, Шастер выбежал за ним крича:
— Мистер Оуфли! Мистер Оуфли! Вернитесь же, мистер Оуфли!
Оуфли отозвался через плечо:
— Идите вы к черту. Я своего адвоката найму.
Шастер в ужасе взглянул на Сэма Лекстера, потом повернулся к Мейсону и завизжал:
— Добились своего! Вы это нарочно. Вы их настроили друг против друга! Вы отравили их подозрением! Вы пустили в ход Эдит де Во! Вы…
— Закройте дверь с той стороны, — спокойно прервал Мейсон.
Шастер взял под руку Сэма Лекстера.
— Идемте, — сказал он. — Нам полагается возмещение убытков.
— Он возьмет адвоката и свалит на меня смерть деда, — горько сказал Сэм. — Ну и дела.
Шастер потащил его через комнату.
— Не забудьте закрыть дверь, когда будете выходить, — напомнил Мейсон.
Шастер захлопнул дверь с такой силой, что стена чуть не обвалилась. Картины все еще качались, когда дверь из приемной открыла Делла Стрит.
— Ты это нарочно сделал? — спросила она.
Мейсон, продолжая курить, сказал с отсутствующим видом:
— Бессмысленно было заставлять их обоих платить Шастеру. Ведь их интересы не совпадают. Они должны были это понять. У них будут разные адвокаты — так удобнее для Дугласа Кина.
Она вздохнула, как вздыхает мать, когда безнадежно избалованный ребенок спорит с ней, потом неожиданно рассмеялась и сказала:
— Ладно. Я все записала, даже звуки ударов. В приемной Уинифред Лекстер. Она принесла кота.
— Кота? — удивился Мейсон.
— Да, персидского кота.
В глазах Мейсона сверкнули чертики.
— Пусть войдет.
— А насчет того, что кота из моей квартиры забрала полиция, так это правда, — сообщила она. — Они сказали управляющей, что должны обыскать мою квартиру. Взяли у нее ключ.
— Ордер на обыск у них был?
— Не думаю.
— Прокол получается, Делла, — задумчиво сказал Мейсон, продолжая курить. — Жаль, я не подумал, что они нагрянут к тебе. Сержант Холкомб укрепляет свои позиции. Он просто завидует. Я его не осуждаю. Надо признать: мое поведение по отношению к нему может иной раз вызвать раздражение.
— Пожалуй, да.
— Я раздражаю его нарочно, — Мейсон усмехнулся, глядя на нее снизу вверх. — Впусти Уинифред и жди у себя. Можешь послушать.
Уинифред Лекстер несла в руках большого персидского кота. Подбородок у нее был вызывающе вздернут, взгляд дерзкий. Даже в том, как она держала голову, был вызов. Перри Мейсон терпеливо оглядел ее.
— Садитесь, — предложил он.
— Я вас обманула, — сказала она, останавливаясь возле стола.
— Насчет кота?
— Тот был не Клинкер. Вот этот Клинкер.
— Почему же вы мне солгали?
— Я позвонила дяде Чарльзу, привратнику, и сказала, что хочу его избавить от Клинкера, пусть он его отдаст мне. Он отказался. Тогда я решила, что лучше всего будет обмануть Сэма: пусть думает, что Клинкера там больше нет. Я сказала, что возьму Клинкера, и послала Дугласа Кина с другим котом, который похож на Клинкера. Мы бы подменили Клинкера другим котом, и если бы Сэм отравил кота, он бы отравил не Клинкера. Ясно?
— Сядьте-ка и расскажите все, — сердито сказал Мейсон.
— Вы мне верите?
— Послушаем дальше.
Она села на край мягкого кожаного стула. Кот начал вырываться. Она держала его, гладя по голове и почесывая за ушами. Когда кот успокоился, она поведала:
— Дуглас Кин поехал туда. Кота он взял с собой. Он немного подождал Эштона, потом вернулся ко мне за инструкциями. Кота он оставил у меня.
— Почему вы мне сказали, что тот кот — Клинкер?
— Потому что боялась — другие скажут, что Дуглас взял Клинкера, и я хотела проверить, как вы поступите и сочтете ли это серьезным. Я хотела видеть вашу реакцию.