Страница:
Есть здесь и слова прощания:
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи,
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Очевидно, здоровья он был не крепкого, заболел рано (может быть,
бронхиальной астмой) и сцену покинул тоже совсем не старым. И как бы
предчувствуя этот конец, он всю жизнь к нему готовился: покупал,
продавал, давал в рост - одним словом, делал все, чтоб не повторить
участи отца, этот урок у него всегда стоял перед глазами. Жизни и
нищеты он боялся. И все те тридцать лет, которые провел на сцене, он
неторопливо, но неустанно возводил свою крепость, - и вот час настал,
и она ему действительно потребовалась. Как он жил в этой угрюмой
твердыне еще четыре года, которые ему отмерила милостивая и
ироническая судьба...
Главной причиной переезда из Лондона в Стратфорд было подорванное здоровье, никогда не бывшее отменным. Все мужчины в его роду умирали рано, а он, к тому же, смертельно устал. Титаническая энергия, расходуемая без счета, исчерпалась. Глядя на его портрет, художник свидетельствовал, что он страдал легочной и сердечной хворями. За два года до смерти 50-летний поэт составил завещание, что редко делают в расцвете сил и здоровья. Завещание подписано твердой рукой, но поправки к нему, сделанные два года спустя, незадолго до смерти, подписаны дрожащей рукой тяжело больного.
Умирая, он думал о том, кому завещать свой серебряный с
позолоченным дном бокал, кому подарить в память о себе дешевые
шиллинговые кольца, но он ни словом не вспомнил в своем завещании ни
об одной из своих "сирот", своих пьес.
Если вы отрицаете, что в пятой сцене "Гамлета" он заклеймил ее
бесчестьем, - тогда объясните мне, почему о ней нет ни единого
упоминания за все тридцать четыре года, с того дня, когда она вышла за
него, и до того, когда она его схоронила. Всем этим женщинам довелось
проводить в могилу своих мужчин: Мэри - своего благоверного Джона, Энн
- бедного дорогого Вилли, когда тот вернулся к ней умирать, в ярости,
что ему первому, Джоанчетырех братьев, Джудит - мужа и всех сыновей,
Сьюзен - тоже мужа, а дочка Сьюзен, Элизабет, если выразиться словами
дедушки, вышла за второго, убравши первого на тот свет. О да,
упоминание есть. В те годы, когда он вел широкую жизнь в королевском
Лондоне, ей, чтобы заплатить долг, пришлось занять сорок шиллингов у
пастуха своего отца. Теперь объясните все это. А заодно объясните и ту
лебединую песнь, в которой он представил ее потомкам.
На это Эглинтон: Так вы о завещанье.
Юристы, кажется, его уж разъяснили.
Ей, как обычно, дали вдовью часть.
Все по законам. В них он был знаток,
Как говорят нам судьи.
А Сатана ему в ответ,
Насмешник:
И потому ни слова нет о ней
В наброске первом, но зато там есть
Подарки и для внучки, и для дочек,
И для сестры, и для друзей старинных
И в Стратфорде, и в Лондоне.
И потому, когда он все ж включил
(Сдается мне, отнюдь не добровольно)
Кой-что и ей, то он ей завещал
Свою, притом не лучшую,
Кровать.
Согласно историческому анекдоту, восходящему к свидетельству Джона Уорда, "Шекспир, Дрейтон и Бен Джонсон устроили веселую пирушку и, кажется, выпили слишком крепко, ибо Шекспир умер от лихорадки, которая у него после этого началась".
Что здесь правда? Правда здесь то, что в последний раз подчеркнуты жизнелюбие и жизненная активность Великого Вила. Шекспир не был пьяницей он был трудоголиком и умер от болезни далекого будущего, невыносимого стресса.
Всю жизнь свою проведя в отсутствии, он возвращается на тот
клочок земли, где он был рожден и где оставался всегда, и в юные и в
зрелые годы, немой свидетель. Здесь его жизненное странствие кончено,
и он сажает в землю тутовое дерево. Потом умирает. Действие окончено.
Могильщики зарывают Гамлета-отца и Гамлета-сына.
Шекспир скончался 23 апреля 1616 года. Его прах - в соответствии с завещанием - погребен под алтарем Стратфордской капеллы. На надгробной плите выбиты слова, по преданию, написанные самим поэтом: "Добрый друг, во имя Иисуса, не извлекай праха, погребенного здесь. Да благословен будет тот, кто не тронет эту плиту, и да будет проклят тот, кто потревожит мои кости".
При жизни поэт заботился о вечности и вечном покое. Он их заслужил.
А вот дух его живет и заставляет нас трепетать и содрогаться. Дух его пережил его род, опровергнув все материалистические бредни о смерти и тлене. Дух его обитает среди нас, живущих в самую шекспировскую из эпох.
Смерть каждого человека - экзистенциальная дыра, прорыв в экзистенциальном флере бытия... Рвутся духовные связи, рождается душевная боль, слабеет память... Проходит время, и дыра зарастает, боль утихает, память выветривается... Гении - это люди, чьи экзистенциальные дыры не затягиваются никогда... Одна из крупнейших "вечных дыр" - Шекспир...
Бюст на могиле поэта - одно из самых больших препятствий для понимания Шекспира, писал Джон Уилсон. - Шекспир - жертва, жертва ремесленника. Это так. Но чтоб писать Шекспира, нужен шекспировский талант...
Я перечислил скудные факты о жизни Лебедя Эйвона, но есть еще одна жизнь Великого Барда - вымышленная десятками писателей, сфантазированная: в конце концов никому не заказано писать своего Шекспира. Дюваль писал "Влюбленного Шекспира", Тик - "Праздник в Кенильворте", Хорее Смит - "Сына отечества", Лэндор - "Вызов в суд и допрос Вильяма Шекспира", Кениг "Williams Dichten und Trachten", Жан Поль (но не Рихтер) - "Приключения Шекспира", Гольтей - "Шекспира на родине"...
Чего тут не понамешано! И повесть о браконьерстве Шекспира и суде над ним. И встреча юного Шекспира с королевой, и тайная страсть Елизаветы к лицедею Шекспиру, и амурные приключения гения с актрисами и королевой, и любовные трех- и четырехугольники поэта. Приложили руку и наши: в 1841 году П. П. Каменский напечатал "Розы и маску", в 1840-м А. Славен - "Жизнь Шекспира", в 1850-м Н.Имшенецкий - "Актрису и поэта" - все примитивные и пошлые, давно забытые книжонки.
Единственная известная мне достойная внимания отечественная фантазия на тему "Мой Шекспир" Смуглая леди Ю. Домбровского.
В моих трех маленьких повестях заключено много вымысла о том, как
выглядела бы жизнь Шекспира, если бы она была такой, как я ее себе
представляю.
Великий человек умирает. Помимо его книг от него остаются дела,
портреты, воспоминания и часто документы, остаются анекдоты и сплетни
о нем- короче, остается модель человека, как ее воспроизвели
современники и соглядатаи его жизни, его нравственный костяк. Эту
модель можно признать примерно точной или не признавать совсем, но
вовсе отмахнуться от нее нельзя. Она существует, и все. Это,
собственно говоря, не человек и даже не представление о человеке - это
посмертный суд над ним.
Очень мало великих людей оказались вне этого суда - это те, о
которых вообще ничего не известно - ни истории, ни сплетникам.
Шекспир как раз такой. Это тот несчастный случай, когда писатель
оставляет биографа наедине с самим собой. Опереться не на что,
документы двусмысленны, а все - даже, казалось бы, самые интимные и
личные - произведения при ближайшем рассмотрении очень мало дают для
разгадки личности автора.
Образ простого, работящего, неутомимого, скромного труженика
оказался непостижимым и недостижимым для исследователей и литераторов,
как одна из величайших загадок человеческого бытия, и горе, поистине
горе тому биографу, который не поверит в простоту и неисчерпаемое
богатство обыкновенной человеческой души. Он так никогда ничего и не
поймет в Шекспире, не свяжет гения с его произведениями.
ЛИЧНОСТЬ
Он человек был, человек во всем.
Шекспир
Я из земли составлен и воды.
Шекспир
Он запечатлен в отзывах друзей и недругов, в списке ролей, в скорбном и таком человеческом документе-завещании, и, наконец, в тихой книге мертвых в метриках собора Св. Троицы, где он был сначала крещен, а потом похоронен. Но самое главное, он нам еще оставил около сорока больших произведений, и каждое из них мог написать только человек с его биографией. Вчитываясь в них, мы узнаем, как с годами менялся автор, как, пылкий и быстрый в юности, он взрослел, мужал, мудрел, как восторженность сменялась степенностью, разочарованием, осторожностью и как все под конец сменилось страшной усталостью.
Словом, весь жизненный путь Шекспира прослеживается по его книгам. И этот путь настолько прост и достоверен, что любой миф, самый убедительный и расчетливо построенный, неизбежно разлетается при столкновении с этой горькой действительностью. Мастера Шекспира не смешаешь ни с одним из его сиятельных двойников. Они все, выражаясь словами самого же Шекспира, сделаны из того вещества, из которого состоят сны.
Связь творчества с творцом многое проясняет, но в не меньшей мере многое затуманивает. Так как, по Колриджу, источник поэзии - поэт, многие поколения исследователей надеялись раскрыть тайны Шекспира, обратившись к его личности, - Вордсворт, Хэзлит, Лэм, Карлейль, Эмерсон, Рейли, Дауден, Брандес, Дж. Мэрри, Дж. Уилсон.
Единственный биограф Шекспира-сам Шекспир, писал Эмерсон. Хотя внешняя история его жизни весьма скудна, мы, обращаясь вместо Обри или Роу к самому Шекспиру, получим более реальную информацию. Шекспир делится с нами своими мыслями по таким вопросам, ответа на которые жаждет каждое человеческое сердце: о жизни и смерти, о любви, о богатстве и бедности, о жизненных удачах и о том, какие пути ведут к ним.
Утаил ли от нас Шекспир в своих драмах какую-либо черту своего я? В его полных жизни картинах, изображают ли они джентльмена или короля, можно увидеть, какие характеры и нравы более всего импонируют ему; можно видеть, как он радуется многочисленным друзьям, гостеприимству и жизнерадостности. Так пусть о его большом сердце расскажут его герои - Тимон, Варвик, купец Антонио. И неважно, что нам почти неизвестна личная жизнь Шекспира; во всей современной истории он, пожалуй, единственный человек, которого мы хорошо знаем, писал Вейман.
То же у Рейли: Шекспир был человеком и писателем; творя, он оставался самим собой, на бумаге он изображал самого себя, раскрывал свою собственную душу. Внимательное чтение любой из его великих драм позволяет нам глубже проникнуть в сердце Шекспира, чем все славословие прилежного антиквара и комментатора. Он знакомит нас со всем, что видит и чувствует; он развертывает перед нами свиток пергамента, на котором запечатлено его понимание мира. Как же мы смеем жаловаться на то, что он скрыл себя от нас?
Несколько ограничивая свою фантазию, влекущую нас к Шекспиру-Макдуфу, Шекспиру-Гамлету или Шекспиру-Отелло, к Шекспиру-любителю детей и собак, к Шекспиру-адвокату, охотнику-браконьеру или пловцу, мы, тем не менее, знаем, что характеры неотрывны от их творца. В уме гения, как правило, живет то, что он наиболее сильно и искренне чувствует.
Великий драматург доводил каждое интеллектуальное или этическое
свойство до крайности, а затем переносил эту искаженную, нередко до
патологии, модель самого себя в ситуацию драмы.
Нет, Шекспир - не природа или истина, он их квинтэссенция, а его герои-не слепки или портреты, а гениальные символы, знаки бытия.
Мы ничего не знаем о личности Шекспира, столь трудноотделимой от шекспировского мифа, от наслоений времени, от легенд, вымыслов и анекдотов о Пророке бездн. Даже портреты его - плохие документы.
Сохранилось два прижизненных портрета Шекспира-букингемский и стратфордский. Очень неудачных. С одного на нас смотрит молодой человек с вьющимися волосами и шелковой бородой. Взгляд невыразителен, ум затуманен. С другого - пожилой лысоватый олдермен с тяжелой челюстью, сжатым узким ртом и свинцовыми глазами. Первый похож на завсегдатая пабов, второй - на чопорного или больного буржуа.
Мы мало знаем о нем, и все же мне трудно согласиться с Ю. Домбровским, что жизнь Шекспира была тяжелой и безрадостной. Даже если это и правда, то отблеском небес освещает такую жизнь, внося в нее тот божественный свет, который сильнее тягот. Но трудно себе представить, что человек с темпераментом и характером Шекспира жил тяжко. Тяжким был труд, подорвавший здоровье. Тяжкой могла быть смерть, но не жизнь...
Не принимаю я и версию, будто Шекспир считал себя неудачником и не верил в собственный гений, не доставлявший ему никакой радости. Да, он был, разумеется, не такой простак, чтобы ожидать от Томов, Диков и Гарри пламенного интереса к драматической поэзии, равно как Ньютон позднее не ожидал, что они будут интересоваться флюксиями. Да, в сонетах и пьесах много сетований на ремесло фигляра, жестокие насмешки над собой, иногда чувствуется, как он беспомощно опускает руки, но в сонетах мы обнаруживаем и много строк о вхождении в вечность и о том, что он знал себе цену:
Надгробный мрамор и литую медь
Переживет сонет могучий мой...
Или:
Но можешь быть жестоким, злой колдун,
В моих стихах он вечно будет юн.
Или:
Могуществом поэзии моей
Ты будешь жить в дыхании людей.
Биографы Шекспира единодушны в мнении, будто он никогда не задумывался о вечности, не верил, что его творения когда-либо заинтересуют потомков, и вообще не причислял себя к "бессмертным".
Шекспир не верил в свой гений, и он ему не доставлял никакой
радости. О своей посмертной славе он не подозревал, да и нужна ли она
ему была? Судьба и природа ремесла обрекали его быть автором
исключительно ненапечатанных произведений, и он принимал это с большой
готовностью. Причина понятна. Для елизаветинца напечатанная пьеса
это вещь, утратившая всякий коммерческий интерес. Она всеобщее
достояние. Только безнадежно устаревшая пьеса могла "принадлежать
автору", но, кажется. Шекспир и этим правом не пользовался, на свое
творчество он смотрел как пайщик театрального коллектива и не более, а
не в интересах пайщика давать доходную пьесу в руки конкурентов.
Но мог ли человек шекспировского ума и шекспировской мощи пренебрежительно относиться к своему Божьему дару? Можно допустить, что во времена Шекспира драматургия была делом "второсортным", а актерская профессия и того хуже, но трудно себе представить, чтобы гений не осознавал свою гениальность. Да, у него можно найти много слов о призрачности театрального искусства. Да, это его стихи:
Жизнь - это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене,
И тут же позабытый!
Но мог ли ограничиваться этими мыслями поэт, созданный "из вещества того же, что наши сны"? Мог ли не оценить себя человек, о котором его вечный друг и соперник всего через несколько лет после его смерти написал: "он принадлежит всем временам"?
Шекспир не любил ханжество, лицемерие, спесь, угрюмость, мрачность. Это был веселый, жизнерадостный человек, сознание которого не омрачалось видением ужасов жизни. Противопоставляя шекспиризм байронизму, Гете остроумно заметил: "Жизнерадостность Шекспира стоит Байрону поперек дороги".
Друг отца, вспоминая о юном Шекспире, говорил: "Вил был добрый, честный малый, он всегда любил шутить со мной". Величайший юродивый мира, он вообще любил шутить с публикой, скрываясь под разными масками.
- Истина посредине, - подытожил судия Эглинтон. - Он призрак и он
принц. Он - все во всем.
- Именно так, - подтвердил Стивен. - Мальчишка из первого акта
это зрелый муж из акта пятого. Все во всем. В "Цимбелине", в "Отелло"
он сводник и рогоносец. Он действует и отвечает на действия.
Влюбленный в идеал или в извращенье, он, как Хозе, убивает настоящую
Кармен. Его неумолимый рассудок-это Яго, одержимый рогобоязнью и
жаждущий, чтобы мавр в нем страдал, не зная покоя.
По свидетельствам современников, он отличался деликатностью, терпимостью, великодушием, был прям в общении, обладал инстинктом справедливости. Бен Джонсон свидетельствовал, что это был человек честной, открытой и свободной натуры, а Драйден говорил о "всеобъемлющей душе Шекспира".
Он был человеком честной, открытой и свободной натуры, обладал
великолепной фантазией; отличался смелостью мысли и благородством ее
выражения; поэтому он писал с такой легкостью, что по временам
следовало останавливать его; "Sufflam inandus erat" {Его надо
сдерживать (лат.).}, - как сказал Август о Гатерии. Он обладал умом
большой остроты, но не всегда умел держать себя в узде.
В отличие от Бена Джонсона, тщательно отделывавшего свои пьесы, Шекспир был "быстрым пером", притом не темного "автоматического письма". "Его мысль всегда поспевала за пером, и задуманное он выражал с такой легкостью, что в его бумагах мы не нашли почти никаких помарок", - писали его друзья Хеминг и Конделл. О том же свидетельствуют немногие строки вставки к "Томасу Мору", написанные скорее всего рукой Шекспира.
Неустанный труд, быстрое перо и copious industry - обильная продуктивность, по словам Вебстера, - сделали Шекспира. Но все это лишь крона дерева с мощным корнем, именуемым "дар Божий".
Шекспир не был посторонним ко всему, что его окружало; в
характере его имеются зачатки и наклонности изображаемых им людей.
Был ли Шекспир оптимистом и гуманистом? Шекспир был человеком, великим человеком, а мировидение крупной личности не укладывается в марксистские примитивы. Шекспир был огромным миром - свободным, открытым, пластичным, противоречивым, хаотичным, необузданным, дерзким, бурным, неистовым, амбивалентным, но - главное - всевидящим, пророческим, вещим. Я не буду здесь заниматься дотошным анализом, к какому художественному, философскому или этическому направлению принадлежал Шекспир - пусть этим занимаются профессионалы, - но я убежден в том, что главное направление, к которому он принадлежал, именовалось Шекспиром.
Можно ли заключить, что мировидение Шекспира пессимистично?
Бесчисленные "завтра", "завтра", "завтра"
Крадутся мелким шагом, день за днем,
К последней букве вписанного срока;
И все "вчера" безумцам освещали
Путь к пыльной смерти. Истлевай, огарок!
Жизнь - ускользающая тень, фигляр,
Который час кривляется на сцене
И навсегда смолкает.
Вряд ли он потерял веру в человечество, ибо никогда ее не имел. Возможно, он видел мир так же, как Свифт или Ибсен - с ужасом перед его жестокостью и нечистоплотностью. Во всяком случае Р. Роллан квалифицировал его как величайшего пессимиста. Но тот же Роллан считал, что Шекспир видел жизнь такой, как она есть, принимал ее такой, как она есть, и любил ее такой, как она есть.
У Шекспира максимальная в мировом искусстве концентрация зла, несправедливости, жестокости, насилия, злобы, но в минимальной степени его можно зачислить в мизантропы. Он считал неосуществимым идеал счастливого общества, но в деятельности ради этого идеала видел назначение человека. Я не сторонник крайности, что у него зло берет верх над добром, у него жизнь берет верх над вымыслом. У него время выходит из суставов, но и возвращает жизнь в нормальное русло. Жизнь-время-человек текуче, но неизменно. Человек - блазон, он зол, но обладает развитым чувством человеческого достоинства, он беспощаден, он способен к милосердию и любви. Пессимизм и оптимизм категории рассудка, а не самой жизни, имя которой - Шекспир.
Монолог-наставление герцога в "Мере за меру" о "смерти, что исправляет все", и о жизни, что "ценят лишь глупцы", монолог Макбета о догорающей свече и жизни - тени, монолог Гамлета "каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни на есть на свете" - свидетельствуют не о пессимизме героев Шекспира, а о правде их творца, сокрушающегося о homo sapiens.
В эпоху Ренессанса, якобы певшую нескончаемую осанну человеку, Монтень, Макиавелли, Боден, Шекспир-философией, политическими учениями, художественными образами - демонстрировали правду о человеке, которая и является единственным гуманизмом. В пьесах Шекспира изредка встречается Человек, но вокруг него просто кишат калибаны и "пузыри земли", водят свои гойевские хороводы развратники и блудницы, кривляются паяцы и скоты.
Накануне эпохи утопий, фаланстеров и светлых горизонтов во весь голос зазвучал гуманизм-предостережение: остерегайтесь человека, не превозносите его, "творец" может натворить такого...
Шекспир - не ответчик, а констататор. Он потому велик, что не ищет ответов, а ставит вечные вопросы, изображает вечные начала, персонифицирует непреходящие человеческие качества.
Предположение о том, что причиной пессимизма Шекспира была его безответная страсть к смуглой леди, которая разъедала и терзала гордую плоть и довела его до помешательства и нервного срыва, лишено оснований. Ни одна женщина в мире еще не стала причиной того или иного мировидения мужчины. Тот факт, что от пьесы к пьесе герои Шекспира становились все большими мерзавцами и негодяями, скорее естественный результат накопления жизненного опыта, нежели трагической любви. Из всех пьес Шекспира лишь в одной есть место, где стыд выступает как свойство человеческого характера. Но шекспировский скептицизм - вызван ли он отчаянием безответной любви или нет - уживался в нем с неукротимой веселостью гения, позволявшей ему выносить тяготы бытия.
Нет, Потрясающий Копьем - никак не трагическая фигура, вовсе не ожесточенный, несчастный и сломленный человек, нарисованный Хэррисом. Отнимите у него сарказм и веселость - и он перестанет быть собой, исчезнут хватка, горячность, сила, мрачное упоение своей способностью смотреть со смехом в лицо страшным фактам; останется лишь самая что ни на есть наводящая уныние жертва. Подумайте сами, восклицал Б. Шоу, похож ли Шекспир на обиженного неудачника! К тому же считать, что когда в словах гения слышна горечь, он презрел этот мир, - просто чепуха.
О масштабе личности Шекспира красочно свидетельствуют его отношения с Беном Джонсоном, которому Бард дал путевку в театральную жизнь. Известно, что на доброжелательную помощь Шекспира "воинственный Бен" ответил злой насмешкой. Однако, ни язвительность Джонсона, ни "война театров" не отразились на благожелательности к нему Шекспира. В отношениях с членами труппы Шекспир всегда был выше артистических дрязг и в человеческом плане всегда казался много симпатичнее задиристого приятеля. Впрочем, в конце концов норовистый Бен оплатил счета, написав панегирик ушедшему другу-сопернику.
О доброжелательности и терпимости Шекспира свидетельствует теплота человеческих отношений актеров "Глобуса" и уважение к драматургу: среди сыновей актеров было слишком много Уильямов, и "нетрудно сообразить, кто был их крестным отцом".
Судя по тому, что его герои не знают покоя, их создатель был человеком активным, действенным и подвижным. Временами он был неистов и впадал в преувеличения. Он мог позволить себе соленую шутку или даже непристойность-эту постоянную спутницу всех великих людей.
В "Генрихе VIII" мы видим Шекспира-националиста и шовиниста, разглагольствующего о несокрушимости и величии Британии, но следует помнить, что слова эти сказаны в разгар войны с Испанией за мировое владычество.
Шекспира интересовала проблема власти, политики и общественные взаимоотношения людей. Но мы не найдем в его пьесах выражения политических взглядов. "Ни один герой его драм не выполняет никакого гражданского долга для блага общества и не имеет об этом ни малейшего представления".
Видимо, он не очень-то полагался на реформаторство, находя единственной защитой от социального зла индивидуальную трезвость и свободу. Его первое и последнее слово о парламенте было: "Купи себе стеклянные глаза и делай вид, как негодяй-политик, что видишь то, чего не видишь ты".
Попытки представить Шекспира выразителем партийных интересов - вигом, протестантом, папистом - обедняют поэта. Т. С. Элиот вообще отрицал наличие у Страстного Пилигрима политического мировоззрения, считая, что он ценил лишь то, что выигрышно для сцены. В отличие от мыслителя и философа Данте, считал Элиот, Шекспир просто великий поэт. Нет! Шекспир - великий мыслитель и философ-экзистенциалист, человек совершенно определенных политических убеждений, но - вне партий, вне политических групп, сам по себе.
Как и Гете, он был "другом существующего порядка" и, потрясая копьем, больше всего остерегался потрясать основы. Как и Гете, он "слишком рано стал учтивым"...
Шекспир был человеком не просто законопослушным, но и верноподданным. Он ладил с цензурой и безапелляционно выполнял ее капризы. Он считал крайне опасным возбуждать чернь, и в его творчестве нельзя найти даже намеков на критику власти. Все бунтарские речи он вкладывал в уста безумцев или злодеев. Шекспир не желал перемен, всегда чреватых насилием и хаосом. В "Троиле и Крессиде", "Гамлете", "Мере за меру", "Макбете" он наглядно изобразил, к чему ведут перемены.
С Жаном Боденом, Т. Элиотом, Д. Чиком и Р. Краули Шекспира сближает отрицательное отношение к демократии, революции, плебсу. Возражения Элиота Томасу Мору весьма похожи на аргументы шекспировских персонажей-архиепископа Кентерберийского, Улисса и Менения Агриппы. И там, и здесь-исторические примеры государственного хаоса и упадка, вызванного охлократией. Все они были поборниками меритократии-правления лучших, а перу Д. Чика принадлежал один из первых антиреволюционных трактатов, включенных Холиншедом в свои хроники.
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи,
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Очевидно, здоровья он был не крепкого, заболел рано (может быть,
бронхиальной астмой) и сцену покинул тоже совсем не старым. И как бы
предчувствуя этот конец, он всю жизнь к нему готовился: покупал,
продавал, давал в рост - одним словом, делал все, чтоб не повторить
участи отца, этот урок у него всегда стоял перед глазами. Жизни и
нищеты он боялся. И все те тридцать лет, которые провел на сцене, он
неторопливо, но неустанно возводил свою крепость, - и вот час настал,
и она ему действительно потребовалась. Как он жил в этой угрюмой
твердыне еще четыре года, которые ему отмерила милостивая и
ироническая судьба...
Главной причиной переезда из Лондона в Стратфорд было подорванное здоровье, никогда не бывшее отменным. Все мужчины в его роду умирали рано, а он, к тому же, смертельно устал. Титаническая энергия, расходуемая без счета, исчерпалась. Глядя на его портрет, художник свидетельствовал, что он страдал легочной и сердечной хворями. За два года до смерти 50-летний поэт составил завещание, что редко делают в расцвете сил и здоровья. Завещание подписано твердой рукой, но поправки к нему, сделанные два года спустя, незадолго до смерти, подписаны дрожащей рукой тяжело больного.
Умирая, он думал о том, кому завещать свой серебряный с
позолоченным дном бокал, кому подарить в память о себе дешевые
шиллинговые кольца, но он ни словом не вспомнил в своем завещании ни
об одной из своих "сирот", своих пьес.
Если вы отрицаете, что в пятой сцене "Гамлета" он заклеймил ее
бесчестьем, - тогда объясните мне, почему о ней нет ни единого
упоминания за все тридцать четыре года, с того дня, когда она вышла за
него, и до того, когда она его схоронила. Всем этим женщинам довелось
проводить в могилу своих мужчин: Мэри - своего благоверного Джона, Энн
- бедного дорогого Вилли, когда тот вернулся к ней умирать, в ярости,
что ему первому, Джоанчетырех братьев, Джудит - мужа и всех сыновей,
Сьюзен - тоже мужа, а дочка Сьюзен, Элизабет, если выразиться словами
дедушки, вышла за второго, убравши первого на тот свет. О да,
упоминание есть. В те годы, когда он вел широкую жизнь в королевском
Лондоне, ей, чтобы заплатить долг, пришлось занять сорок шиллингов у
пастуха своего отца. Теперь объясните все это. А заодно объясните и ту
лебединую песнь, в которой он представил ее потомкам.
На это Эглинтон: Так вы о завещанье.
Юристы, кажется, его уж разъяснили.
Ей, как обычно, дали вдовью часть.
Все по законам. В них он был знаток,
Как говорят нам судьи.
А Сатана ему в ответ,
Насмешник:
И потому ни слова нет о ней
В наброске первом, но зато там есть
Подарки и для внучки, и для дочек,
И для сестры, и для друзей старинных
И в Стратфорде, и в Лондоне.
И потому, когда он все ж включил
(Сдается мне, отнюдь не добровольно)
Кой-что и ей, то он ей завещал
Свою, притом не лучшую,
Кровать.
Согласно историческому анекдоту, восходящему к свидетельству Джона Уорда, "Шекспир, Дрейтон и Бен Джонсон устроили веселую пирушку и, кажется, выпили слишком крепко, ибо Шекспир умер от лихорадки, которая у него после этого началась".
Что здесь правда? Правда здесь то, что в последний раз подчеркнуты жизнелюбие и жизненная активность Великого Вила. Шекспир не был пьяницей он был трудоголиком и умер от болезни далекого будущего, невыносимого стресса.
Всю жизнь свою проведя в отсутствии, он возвращается на тот
клочок земли, где он был рожден и где оставался всегда, и в юные и в
зрелые годы, немой свидетель. Здесь его жизненное странствие кончено,
и он сажает в землю тутовое дерево. Потом умирает. Действие окончено.
Могильщики зарывают Гамлета-отца и Гамлета-сына.
Шекспир скончался 23 апреля 1616 года. Его прах - в соответствии с завещанием - погребен под алтарем Стратфордской капеллы. На надгробной плите выбиты слова, по преданию, написанные самим поэтом: "Добрый друг, во имя Иисуса, не извлекай праха, погребенного здесь. Да благословен будет тот, кто не тронет эту плиту, и да будет проклят тот, кто потревожит мои кости".
При жизни поэт заботился о вечности и вечном покое. Он их заслужил.
А вот дух его живет и заставляет нас трепетать и содрогаться. Дух его пережил его род, опровергнув все материалистические бредни о смерти и тлене. Дух его обитает среди нас, живущих в самую шекспировскую из эпох.
Смерть каждого человека - экзистенциальная дыра, прорыв в экзистенциальном флере бытия... Рвутся духовные связи, рождается душевная боль, слабеет память... Проходит время, и дыра зарастает, боль утихает, память выветривается... Гении - это люди, чьи экзистенциальные дыры не затягиваются никогда... Одна из крупнейших "вечных дыр" - Шекспир...
Бюст на могиле поэта - одно из самых больших препятствий для понимания Шекспира, писал Джон Уилсон. - Шекспир - жертва, жертва ремесленника. Это так. Но чтоб писать Шекспира, нужен шекспировский талант...
Я перечислил скудные факты о жизни Лебедя Эйвона, но есть еще одна жизнь Великого Барда - вымышленная десятками писателей, сфантазированная: в конце концов никому не заказано писать своего Шекспира. Дюваль писал "Влюбленного Шекспира", Тик - "Праздник в Кенильворте", Хорее Смит - "Сына отечества", Лэндор - "Вызов в суд и допрос Вильяма Шекспира", Кениг "Williams Dichten und Trachten", Жан Поль (но не Рихтер) - "Приключения Шекспира", Гольтей - "Шекспира на родине"...
Чего тут не понамешано! И повесть о браконьерстве Шекспира и суде над ним. И встреча юного Шекспира с королевой, и тайная страсть Елизаветы к лицедею Шекспиру, и амурные приключения гения с актрисами и королевой, и любовные трех- и четырехугольники поэта. Приложили руку и наши: в 1841 году П. П. Каменский напечатал "Розы и маску", в 1840-м А. Славен - "Жизнь Шекспира", в 1850-м Н.Имшенецкий - "Актрису и поэта" - все примитивные и пошлые, давно забытые книжонки.
Единственная известная мне достойная внимания отечественная фантазия на тему "Мой Шекспир" Смуглая леди Ю. Домбровского.
В моих трех маленьких повестях заключено много вымысла о том, как
выглядела бы жизнь Шекспира, если бы она была такой, как я ее себе
представляю.
Великий человек умирает. Помимо его книг от него остаются дела,
портреты, воспоминания и часто документы, остаются анекдоты и сплетни
о нем- короче, остается модель человека, как ее воспроизвели
современники и соглядатаи его жизни, его нравственный костяк. Эту
модель можно признать примерно точной или не признавать совсем, но
вовсе отмахнуться от нее нельзя. Она существует, и все. Это,
собственно говоря, не человек и даже не представление о человеке - это
посмертный суд над ним.
Очень мало великих людей оказались вне этого суда - это те, о
которых вообще ничего не известно - ни истории, ни сплетникам.
Шекспир как раз такой. Это тот несчастный случай, когда писатель
оставляет биографа наедине с самим собой. Опереться не на что,
документы двусмысленны, а все - даже, казалось бы, самые интимные и
личные - произведения при ближайшем рассмотрении очень мало дают для
разгадки личности автора.
Образ простого, работящего, неутомимого, скромного труженика
оказался непостижимым и недостижимым для исследователей и литераторов,
как одна из величайших загадок человеческого бытия, и горе, поистине
горе тому биографу, который не поверит в простоту и неисчерпаемое
богатство обыкновенной человеческой души. Он так никогда ничего и не
поймет в Шекспире, не свяжет гения с его произведениями.
ЛИЧНОСТЬ
Он человек был, человек во всем.
Шекспир
Я из земли составлен и воды.
Шекспир
Он запечатлен в отзывах друзей и недругов, в списке ролей, в скорбном и таком человеческом документе-завещании, и, наконец, в тихой книге мертвых в метриках собора Св. Троицы, где он был сначала крещен, а потом похоронен. Но самое главное, он нам еще оставил около сорока больших произведений, и каждое из них мог написать только человек с его биографией. Вчитываясь в них, мы узнаем, как с годами менялся автор, как, пылкий и быстрый в юности, он взрослел, мужал, мудрел, как восторженность сменялась степенностью, разочарованием, осторожностью и как все под конец сменилось страшной усталостью.
Словом, весь жизненный путь Шекспира прослеживается по его книгам. И этот путь настолько прост и достоверен, что любой миф, самый убедительный и расчетливо построенный, неизбежно разлетается при столкновении с этой горькой действительностью. Мастера Шекспира не смешаешь ни с одним из его сиятельных двойников. Они все, выражаясь словами самого же Шекспира, сделаны из того вещества, из которого состоят сны.
Связь творчества с творцом многое проясняет, но в не меньшей мере многое затуманивает. Так как, по Колриджу, источник поэзии - поэт, многие поколения исследователей надеялись раскрыть тайны Шекспира, обратившись к его личности, - Вордсворт, Хэзлит, Лэм, Карлейль, Эмерсон, Рейли, Дауден, Брандес, Дж. Мэрри, Дж. Уилсон.
Единственный биограф Шекспира-сам Шекспир, писал Эмерсон. Хотя внешняя история его жизни весьма скудна, мы, обращаясь вместо Обри или Роу к самому Шекспиру, получим более реальную информацию. Шекспир делится с нами своими мыслями по таким вопросам, ответа на которые жаждет каждое человеческое сердце: о жизни и смерти, о любви, о богатстве и бедности, о жизненных удачах и о том, какие пути ведут к ним.
Утаил ли от нас Шекспир в своих драмах какую-либо черту своего я? В его полных жизни картинах, изображают ли они джентльмена или короля, можно увидеть, какие характеры и нравы более всего импонируют ему; можно видеть, как он радуется многочисленным друзьям, гостеприимству и жизнерадостности. Так пусть о его большом сердце расскажут его герои - Тимон, Варвик, купец Антонио. И неважно, что нам почти неизвестна личная жизнь Шекспира; во всей современной истории он, пожалуй, единственный человек, которого мы хорошо знаем, писал Вейман.
То же у Рейли: Шекспир был человеком и писателем; творя, он оставался самим собой, на бумаге он изображал самого себя, раскрывал свою собственную душу. Внимательное чтение любой из его великих драм позволяет нам глубже проникнуть в сердце Шекспира, чем все славословие прилежного антиквара и комментатора. Он знакомит нас со всем, что видит и чувствует; он развертывает перед нами свиток пергамента, на котором запечатлено его понимание мира. Как же мы смеем жаловаться на то, что он скрыл себя от нас?
Несколько ограничивая свою фантазию, влекущую нас к Шекспиру-Макдуфу, Шекспиру-Гамлету или Шекспиру-Отелло, к Шекспиру-любителю детей и собак, к Шекспиру-адвокату, охотнику-браконьеру или пловцу, мы, тем не менее, знаем, что характеры неотрывны от их творца. В уме гения, как правило, живет то, что он наиболее сильно и искренне чувствует.
Великий драматург доводил каждое интеллектуальное или этическое
свойство до крайности, а затем переносил эту искаженную, нередко до
патологии, модель самого себя в ситуацию драмы.
Нет, Шекспир - не природа или истина, он их квинтэссенция, а его герои-не слепки или портреты, а гениальные символы, знаки бытия.
Мы ничего не знаем о личности Шекспира, столь трудноотделимой от шекспировского мифа, от наслоений времени, от легенд, вымыслов и анекдотов о Пророке бездн. Даже портреты его - плохие документы.
Сохранилось два прижизненных портрета Шекспира-букингемский и стратфордский. Очень неудачных. С одного на нас смотрит молодой человек с вьющимися волосами и шелковой бородой. Взгляд невыразителен, ум затуманен. С другого - пожилой лысоватый олдермен с тяжелой челюстью, сжатым узким ртом и свинцовыми глазами. Первый похож на завсегдатая пабов, второй - на чопорного или больного буржуа.
Мы мало знаем о нем, и все же мне трудно согласиться с Ю. Домбровским, что жизнь Шекспира была тяжелой и безрадостной. Даже если это и правда, то отблеском небес освещает такую жизнь, внося в нее тот божественный свет, который сильнее тягот. Но трудно себе представить, что человек с темпераментом и характером Шекспира жил тяжко. Тяжким был труд, подорвавший здоровье. Тяжкой могла быть смерть, но не жизнь...
Не принимаю я и версию, будто Шекспир считал себя неудачником и не верил в собственный гений, не доставлявший ему никакой радости. Да, он был, разумеется, не такой простак, чтобы ожидать от Томов, Диков и Гарри пламенного интереса к драматической поэзии, равно как Ньютон позднее не ожидал, что они будут интересоваться флюксиями. Да, в сонетах и пьесах много сетований на ремесло фигляра, жестокие насмешки над собой, иногда чувствуется, как он беспомощно опускает руки, но в сонетах мы обнаруживаем и много строк о вхождении в вечность и о том, что он знал себе цену:
Надгробный мрамор и литую медь
Переживет сонет могучий мой...
Или:
Но можешь быть жестоким, злой колдун,
В моих стихах он вечно будет юн.
Или:
Могуществом поэзии моей
Ты будешь жить в дыхании людей.
Биографы Шекспира единодушны в мнении, будто он никогда не задумывался о вечности, не верил, что его творения когда-либо заинтересуют потомков, и вообще не причислял себя к "бессмертным".
Шекспир не верил в свой гений, и он ему не доставлял никакой
радости. О своей посмертной славе он не подозревал, да и нужна ли она
ему была? Судьба и природа ремесла обрекали его быть автором
исключительно ненапечатанных произведений, и он принимал это с большой
готовностью. Причина понятна. Для елизаветинца напечатанная пьеса
это вещь, утратившая всякий коммерческий интерес. Она всеобщее
достояние. Только безнадежно устаревшая пьеса могла "принадлежать
автору", но, кажется. Шекспир и этим правом не пользовался, на свое
творчество он смотрел как пайщик театрального коллектива и не более, а
не в интересах пайщика давать доходную пьесу в руки конкурентов.
Но мог ли человек шекспировского ума и шекспировской мощи пренебрежительно относиться к своему Божьему дару? Можно допустить, что во времена Шекспира драматургия была делом "второсортным", а актерская профессия и того хуже, но трудно себе представить, чтобы гений не осознавал свою гениальность. Да, у него можно найти много слов о призрачности театрального искусства. Да, это его стихи:
Жизнь - это только тень, комедиант,
Паясничавший полчаса на сцене,
И тут же позабытый!
Но мог ли ограничиваться этими мыслями поэт, созданный "из вещества того же, что наши сны"? Мог ли не оценить себя человек, о котором его вечный друг и соперник всего через несколько лет после его смерти написал: "он принадлежит всем временам"?
Шекспир не любил ханжество, лицемерие, спесь, угрюмость, мрачность. Это был веселый, жизнерадостный человек, сознание которого не омрачалось видением ужасов жизни. Противопоставляя шекспиризм байронизму, Гете остроумно заметил: "Жизнерадостность Шекспира стоит Байрону поперек дороги".
Друг отца, вспоминая о юном Шекспире, говорил: "Вил был добрый, честный малый, он всегда любил шутить со мной". Величайший юродивый мира, он вообще любил шутить с публикой, скрываясь под разными масками.
- Истина посредине, - подытожил судия Эглинтон. - Он призрак и он
принц. Он - все во всем.
- Именно так, - подтвердил Стивен. - Мальчишка из первого акта
это зрелый муж из акта пятого. Все во всем. В "Цимбелине", в "Отелло"
он сводник и рогоносец. Он действует и отвечает на действия.
Влюбленный в идеал или в извращенье, он, как Хозе, убивает настоящую
Кармен. Его неумолимый рассудок-это Яго, одержимый рогобоязнью и
жаждущий, чтобы мавр в нем страдал, не зная покоя.
По свидетельствам современников, он отличался деликатностью, терпимостью, великодушием, был прям в общении, обладал инстинктом справедливости. Бен Джонсон свидетельствовал, что это был человек честной, открытой и свободной натуры, а Драйден говорил о "всеобъемлющей душе Шекспира".
Он был человеком честной, открытой и свободной натуры, обладал
великолепной фантазией; отличался смелостью мысли и благородством ее
выражения; поэтому он писал с такой легкостью, что по временам
следовало останавливать его; "Sufflam inandus erat" {Его надо
сдерживать (лат.).}, - как сказал Август о Гатерии. Он обладал умом
большой остроты, но не всегда умел держать себя в узде.
В отличие от Бена Джонсона, тщательно отделывавшего свои пьесы, Шекспир был "быстрым пером", притом не темного "автоматического письма". "Его мысль всегда поспевала за пером, и задуманное он выражал с такой легкостью, что в его бумагах мы не нашли почти никаких помарок", - писали его друзья Хеминг и Конделл. О том же свидетельствуют немногие строки вставки к "Томасу Мору", написанные скорее всего рукой Шекспира.
Неустанный труд, быстрое перо и copious industry - обильная продуктивность, по словам Вебстера, - сделали Шекспира. Но все это лишь крона дерева с мощным корнем, именуемым "дар Божий".
Шекспир не был посторонним ко всему, что его окружало; в
характере его имеются зачатки и наклонности изображаемых им людей.
Был ли Шекспир оптимистом и гуманистом? Шекспир был человеком, великим человеком, а мировидение крупной личности не укладывается в марксистские примитивы. Шекспир был огромным миром - свободным, открытым, пластичным, противоречивым, хаотичным, необузданным, дерзким, бурным, неистовым, амбивалентным, но - главное - всевидящим, пророческим, вещим. Я не буду здесь заниматься дотошным анализом, к какому художественному, философскому или этическому направлению принадлежал Шекспир - пусть этим занимаются профессионалы, - но я убежден в том, что главное направление, к которому он принадлежал, именовалось Шекспиром.
Можно ли заключить, что мировидение Шекспира пессимистично?
Бесчисленные "завтра", "завтра", "завтра"
Крадутся мелким шагом, день за днем,
К последней букве вписанного срока;
И все "вчера" безумцам освещали
Путь к пыльной смерти. Истлевай, огарок!
Жизнь - ускользающая тень, фигляр,
Который час кривляется на сцене
И навсегда смолкает.
Вряд ли он потерял веру в человечество, ибо никогда ее не имел. Возможно, он видел мир так же, как Свифт или Ибсен - с ужасом перед его жестокостью и нечистоплотностью. Во всяком случае Р. Роллан квалифицировал его как величайшего пессимиста. Но тот же Роллан считал, что Шекспир видел жизнь такой, как она есть, принимал ее такой, как она есть, и любил ее такой, как она есть.
У Шекспира максимальная в мировом искусстве концентрация зла, несправедливости, жестокости, насилия, злобы, но в минимальной степени его можно зачислить в мизантропы. Он считал неосуществимым идеал счастливого общества, но в деятельности ради этого идеала видел назначение человека. Я не сторонник крайности, что у него зло берет верх над добром, у него жизнь берет верх над вымыслом. У него время выходит из суставов, но и возвращает жизнь в нормальное русло. Жизнь-время-человек текуче, но неизменно. Человек - блазон, он зол, но обладает развитым чувством человеческого достоинства, он беспощаден, он способен к милосердию и любви. Пессимизм и оптимизм категории рассудка, а не самой жизни, имя которой - Шекспир.
Монолог-наставление герцога в "Мере за меру" о "смерти, что исправляет все", и о жизни, что "ценят лишь глупцы", монолог Макбета о догорающей свече и жизни - тени, монолог Гамлета "каким докучным, тусклым и ненужным мне кажется все, что ни на есть на свете" - свидетельствуют не о пессимизме героев Шекспира, а о правде их творца, сокрушающегося о homo sapiens.
В эпоху Ренессанса, якобы певшую нескончаемую осанну человеку, Монтень, Макиавелли, Боден, Шекспир-философией, политическими учениями, художественными образами - демонстрировали правду о человеке, которая и является единственным гуманизмом. В пьесах Шекспира изредка встречается Человек, но вокруг него просто кишат калибаны и "пузыри земли", водят свои гойевские хороводы развратники и блудницы, кривляются паяцы и скоты.
Накануне эпохи утопий, фаланстеров и светлых горизонтов во весь голос зазвучал гуманизм-предостережение: остерегайтесь человека, не превозносите его, "творец" может натворить такого...
Шекспир - не ответчик, а констататор. Он потому велик, что не ищет ответов, а ставит вечные вопросы, изображает вечные начала, персонифицирует непреходящие человеческие качества.
Предположение о том, что причиной пессимизма Шекспира была его безответная страсть к смуглой леди, которая разъедала и терзала гордую плоть и довела его до помешательства и нервного срыва, лишено оснований. Ни одна женщина в мире еще не стала причиной того или иного мировидения мужчины. Тот факт, что от пьесы к пьесе герои Шекспира становились все большими мерзавцами и негодяями, скорее естественный результат накопления жизненного опыта, нежели трагической любви. Из всех пьес Шекспира лишь в одной есть место, где стыд выступает как свойство человеческого характера. Но шекспировский скептицизм - вызван ли он отчаянием безответной любви или нет - уживался в нем с неукротимой веселостью гения, позволявшей ему выносить тяготы бытия.
Нет, Потрясающий Копьем - никак не трагическая фигура, вовсе не ожесточенный, несчастный и сломленный человек, нарисованный Хэррисом. Отнимите у него сарказм и веселость - и он перестанет быть собой, исчезнут хватка, горячность, сила, мрачное упоение своей способностью смотреть со смехом в лицо страшным фактам; останется лишь самая что ни на есть наводящая уныние жертва. Подумайте сами, восклицал Б. Шоу, похож ли Шекспир на обиженного неудачника! К тому же считать, что когда в словах гения слышна горечь, он презрел этот мир, - просто чепуха.
О масштабе личности Шекспира красочно свидетельствуют его отношения с Беном Джонсоном, которому Бард дал путевку в театральную жизнь. Известно, что на доброжелательную помощь Шекспира "воинственный Бен" ответил злой насмешкой. Однако, ни язвительность Джонсона, ни "война театров" не отразились на благожелательности к нему Шекспира. В отношениях с членами труппы Шекспир всегда был выше артистических дрязг и в человеческом плане всегда казался много симпатичнее задиристого приятеля. Впрочем, в конце концов норовистый Бен оплатил счета, написав панегирик ушедшему другу-сопернику.
О доброжелательности и терпимости Шекспира свидетельствует теплота человеческих отношений актеров "Глобуса" и уважение к драматургу: среди сыновей актеров было слишком много Уильямов, и "нетрудно сообразить, кто был их крестным отцом".
Судя по тому, что его герои не знают покоя, их создатель был человеком активным, действенным и подвижным. Временами он был неистов и впадал в преувеличения. Он мог позволить себе соленую шутку или даже непристойность-эту постоянную спутницу всех великих людей.
В "Генрихе VIII" мы видим Шекспира-националиста и шовиниста, разглагольствующего о несокрушимости и величии Британии, но следует помнить, что слова эти сказаны в разгар войны с Испанией за мировое владычество.
Шекспира интересовала проблема власти, политики и общественные взаимоотношения людей. Но мы не найдем в его пьесах выражения политических взглядов. "Ни один герой его драм не выполняет никакого гражданского долга для блага общества и не имеет об этом ни малейшего представления".
Видимо, он не очень-то полагался на реформаторство, находя единственной защитой от социального зла индивидуальную трезвость и свободу. Его первое и последнее слово о парламенте было: "Купи себе стеклянные глаза и делай вид, как негодяй-политик, что видишь то, чего не видишь ты".
Попытки представить Шекспира выразителем партийных интересов - вигом, протестантом, папистом - обедняют поэта. Т. С. Элиот вообще отрицал наличие у Страстного Пилигрима политического мировоззрения, считая, что он ценил лишь то, что выигрышно для сцены. В отличие от мыслителя и философа Данте, считал Элиот, Шекспир просто великий поэт. Нет! Шекспир - великий мыслитель и философ-экзистенциалист, человек совершенно определенных политических убеждений, но - вне партий, вне политических групп, сам по себе.
Как и Гете, он был "другом существующего порядка" и, потрясая копьем, больше всего остерегался потрясать основы. Как и Гете, он "слишком рано стал учтивым"...
Шекспир был человеком не просто законопослушным, но и верноподданным. Он ладил с цензурой и безапелляционно выполнял ее капризы. Он считал крайне опасным возбуждать чернь, и в его творчестве нельзя найти даже намеков на критику власти. Все бунтарские речи он вкладывал в уста безумцев или злодеев. Шекспир не желал перемен, всегда чреватых насилием и хаосом. В "Троиле и Крессиде", "Гамлете", "Мере за меру", "Макбете" он наглядно изобразил, к чему ведут перемены.
С Жаном Боденом, Т. Элиотом, Д. Чиком и Р. Краули Шекспира сближает отрицательное отношение к демократии, революции, плебсу. Возражения Элиота Томасу Мору весьма похожи на аргументы шекспировских персонажей-архиепископа Кентерберийского, Улисса и Менения Агриппы. И там, и здесь-исторические примеры государственного хаоса и упадка, вызванного охлократией. Все они были поборниками меритократии-правления лучших, а перу Д. Чика принадлежал один из первых антиреволюционных трактатов, включенных Холиншедом в свои хроники.