– А те, что мы видели, в самом деле вороньи пугала? – спросил Колин, когда они продолжили путь.
   – В основном, – сказал Фенодири. – Но каждое из них – глаза для мортбрудов.
   Дорога постепенно приближалась к Раднорскому лесу, а затем пошла параллельно опушке, и только низкая каменная стена отделяла дорогу от леса. На повороте дороги Фенодири сказал:
   – Когда эти двое мортбрудов завернут за угол, нас уже здесь не должно быть. Быстро! Все – через стену!
   По ту сторону стены путников подстерегали колючие ветки ежевики, но они вырвались из их цепких лап и помчались что было сил вслед за Фенодири через кусты и подлесок.
   Птицы-шпионы тут же подняли невообразимый гвалт, явно сообщая кому-то нужные сведения. Однако, когда Дуратрор, который, как всегда, был замыкающим, оглянулся, прежде чем скрыться в зарослях, «туристов», к счастью, еще не было видно.
   Как только путники оказались под сенью буков, колючий кустарник начал редеть, они смогли прибавить скорости, перебегая зигзагами все уменьшающееся расстояние между буковыми стволами и купами рододендронов.
   Птицы преследовали их, визжали и верещали над их головами. Они спускались низко – то летали между ветвями, то кружили вокруг стволов. Казалось, они уже приготовились пустить в дело свои крепкие клювы и острые когти.
   – Одна надежда, – сказал Фенодири, – что этот лес всегда недолюбливал мортбрудов, может, и на этот раз…
   Его слова потонули в пронзительных криках, раздавшихся в вышине. Инстинктивно все приблизились друг к другу, став спина к спине, а руки гномов рванулись к ножнам. Вокруг них, ломая сучья, тяжело падали на землю птицы. В течение десяти секунд, можно сказать, шел дождь из этих странных ворон. Потом все стихло.
   Гаутер нагнулся было, чтобы поднять свалившийся к его ногам ком из черных перьев, но Дуратрор остановил его.
   – Не дотрагивайся до них, – сказал он. – Они приносят зло даже мертвые.
   Он перевернул птицу кончиком своего меча. Как раз там, где находилось сердце птицы, в ее тело вонзилась малюсенькая стрела с белым оперением. При виде ее краска сбежала с лица Дуратрора.
   – Лайос-альфары, – прошептал он. – Это лайос-альфары!
   Дрожа от волнения, он спрятал меч в ножны и посмотрел на небо.
   – Эндиль! Атлендор! Это я, Дуратрор. Какая встреча!
   – Спокойно, – сказал Фенодири. – Их здесь нет.
   – Нету? – вскричал Дуратрор в ярости. – Хо! Послушай меня, братец Уайскин, наше путешествие станет намного счастливее с этого часа. Если лайос-альфары вернулись, то нас уже ничего не потревожит до самого рассвета в пятницу, разве ты не понимаешь?
   – Атлендор! Добро пожаловать! Эйрмид! Граннос! Но на эти призывы Дуратрора никто так и не отозвался. А он все метался взад и вперед по лесу, все звал, звал, но ему отвечало только эхо, да отзывался глухим голосом северный ветер на вершинах деревьев.
   – Трурин! Скандар!
   Фенодири печально покачал головой.
   – Пойдем отсюда. Лайос-альфары вот уже как двести лет покинули Раднорский лес. Они не возвращаются. Пойдем. Их здесь нет. Только мортбруды могут отозваться на твои призывы.
   Дуратрор медленным шагом присоединился к остальным.
   – Но это могут быть только они! – в его голосе звучало полнейшее недоумение. – Почему они не узнают меня?
   Фенодири присел на корточки, пристально рассматривая стрелу.
   – Кто бы не выпустил эту стрелу, он непременно небольшого роста, – сказал Гаутер. – В стреле не больше восемнадцати дюймов. Что же за лук должен быть для нее? И что за Кроха! Стрелок!
   – Эльфы света, лайос-альфары, – сказал Фенодири задумчиво. – Стрела сделана эльфами, это ясно. И все-таки я думаю, что их с нами нет. Скорее всего, на этот раз сработали стромкары.
   – Стромкары? – закричал Дуратрор. – Ты когда-нибудь видел, чтобы речной народ брал в руки оружие? Это лайос-альфары!
   – Эй, гляньте, что это там? – сказал Гаутер, показывая куда-то в гущу деревьев.
   Что-то белое возникло среди ветвей. Гаутер не мог сказать, когда и в каком месте оно впервые появилось. Это белое мягко опускалось прямо к ним, оно изящно парило в воздухе, легонько покачивалось и легло на землю, прямо к ногам Дуратрора.
   Гном схватил его и поднес к носу Фенодири.
   – Гляди! Это знак! Это перо из плаща эльфов! Что ты теперь скажешь?!
   Фенодири внимательно посмотрел на перо, потом на Дуратрора.
   – Это лайос-альфары, – сказал он.
   Фенодири первый пришел в себя после неожиданной проволочки и заставил всех спешно двигаться вперед. Больше никаких знаков от эльфов – если только это были эльфы – не появилось. Дуратрор вынужден был подавить свое возбуждение и обратить свои мысли к насущным проблемам.
   – Это нелегко, – сказал он позже Колину, когда они укрывались одним плащом, – чтобы остаться в живых – это тяжело лишиться общения с эльфами. Тем более, когда один из них был тебе ближе, чем вся твоя родня, когда он был тебе больше, чем брат, с тех пор, как ты себя помнишь, то такая утрата почти что непереносима. Когда Атлендор увел свой народ на север, я уже решил отказаться от всего своего наследия и пойти с ним, но он не взял меня с собой. «На тебе будет лежать трудная обязанность, и ты должен ее выполнить», – сказал он мне. Глаза лайос-альфаров видят не только настоящее. Возле Золотого Камня мы простились, он подарил мне Вальхам, и я расстался с Тарнхельмом, величайшим сокровищем народа хульдра.
   Дуратрор печально улыбнулся.
   – Я обменял возможность быть невидимым на возможность полета. И Гондемар, мой отец, разгневался и выгнал меня за это. И вот я бродил неприкаянный и покинутый эльфами и отвергнутый моим народом. И пришлось бы мне навеки остаться несчастным скитальцем, если бы Каделлин не пожалел меня и не открыл бы мне двери Фундиндельва.
   Но весь этот разговор состоялся много позже. А пока что Гаутеру и ребятам оставалось только гадать, что же значили эти мертвые птицы и безумное поведение Дуратрора.
   Правда, и времени для размышлений особенно не было. Они пробирались по едва заметной тропинке среди рододендронов, засыпанной замерзшими прошлогодними листьями. Ветви смыкались у них над головами, а понизу загораживали дорогу. Вдруг Фенодири остановился.
   – Следы! – закричал он. – Скорее – в кусты! Они рванулись сквозь листву в переплетение веток.
   – Замрите и не шевелитесь! – прошептал Дуратрор строго. – Он близко!
   Было трудно что-либо разглядеть из кустов в мрачноватом сером освещении. Они услышали, как кто-то приближается, но разглядеть сумели только его темную одежду. Кто бы это ни был, но дышал он тяжело. Когда неизвестный подошел к ним почти вплотную, он остановился. Колин, Сьюзен и Гаутер молили Бога, чтобы он не услышал, как колотятся их сердца. Дуратрор и Фенодири обменялись взглядами.
   – Тьфу! Черт бы побрал эту старуху Плейс! – произнес низкий голос, и обладатель этого голоса уселся на поваленный поперек тропы ствол бука. В таком положении его лицо вырисовывалось очень отчетливо. Это был мистер Ходкинс, местный бизнесмен.
   Каждое утро в будние дни его можно было встретить на платформе Олдерли Эдж с кейсом, туго свернутой газетой и туго свернутым зонтом в руках. Но сейчас вместо крахмального воротничка официального костюма туловище Джеймса Генри Ходкинса обтягивали плотные лыжные штаны, анорак с капюшоном, из-за которого высовывалась горловина свитера. Берет скрывал его редеющие волосы, на шее на шнурке висели снегозащитные очки, кожаные перчатки болтались на ремешках у запястий, ботинки, подбитые гвоздями, отягощали его ноги. По вытянутому желтоватому лицу бизнесмена стекали ручейки пота. Он прислонился спиной к корням поваленного дерева, вытащил из кармана платок и начал утирать пот.
   Пять пар глаз с ужасом наблюдали за ним. Ни ребята, ни Гаутер, ни гномы – никто не успел устроиться поудобнее, все стояли, застыв в самых неудобных позах, едва удерживая равновесие. Одно движение – и листья запляшут на кончиках змеевидных веток.
   Однако Джеймс Генри был не тот человек, кто станет даром тратить время. Как только он обрел обычную температуру тела, он поднял себя и пошел дальше, проклиная громоздкий, натиравший плечи рюкзак.
   – Ну и ну! – воскликнул Гаутер. – Старина Ходкинс! Да он десять лет был моим клиентом. Вот уж точно: никогда нельзя знать.
   – Я ни разу не посмела вздохнуть, – сказала Сьюзен.
   – А я и не мог, – добавил Колин. – Какой-то сук зацепился за мой воротник и чуть не задушил меня. Он и сейчас душит. Что, уже можно двигаться, Фенодири?
   – Да, если только сумеем, – ответил гном. Он изо всех сил старался высвободить ногу, которую закрючил толстый сук. Но сук вздергивался все выше с каждым рывком. Гном выглядел так потешно, когда колено его оказалось на уровне уха, что у остальных, может, и появилось бы искушение посмеяться над ним, если бы сами они не оказались бы в таком же положении, как только попробовали двинуться с места.
   В страхе и спешке они забрались в старые-престарые кусты, зеленые снаружи, но внутри которых было то, что разрослось и накопилось за целое столетие: крепкие корявые сучья и тонкие, гнущиеся, как проволока, ветви, и путаница отмерших веток, ломавшихся от первого прикосновения. Острыми концами, как ланцетом, ветки царапали и резали кожу, и отовсюду сыпалась омертвевшая кора, превратившаяся в черную пыль, горькая на вкус, которая жгла горло и засыпала глаза, точно мелкий песок.
   – Это… как ходить… по старому… пружинному матрасу, – вымолвила Сьюзен.
   – Еще хуже, – отозвался Колин.
   Им приходилось наступать на более толстые ветки, а затем, перегнувшись, расчищать силки переплетенных сучьев на земле.
   Но до земли достать у них не получалось. Кусты сами диктовали им направление движения, а продвигаться удавалось с большим трудом. Ветви прогибались под ногами, пружинили, подлетали вверх, хватали за ноги. Даже Гаутер со всем его могучим весом, шатался и кренился, как пьяный, хватаясь за первую подвернувшуюся опору, которая обеспечивала, как правило, перемену к худшему.
   Они уже совсем сбились с направления и двигались по линии наименьшего сопротивления туда, куда удавалось двигаться. Тут путники с тревогой заметили, что земля под их ногами все меньше и меньше походила на землю, она скорее была похожа на воду. Все чаще стали попадаться затянутые льдом лужи, они становились все шире, все шире, глубже, сливаясь одна с другой. Потом все лужи превратились в одну сплошную необозримую лужу: возле корней позвякивали сосульки, под ними плескалась вода и только вода – земли не было.
   Впереди завеса из веток и сучьев стала слегка редеть, и Фенодири с обновленными силами, подпрыгивая, извиваясь, вертясь, протискиваясь, высунул, наконец, голову из этого рододендронового хаоса сучьев и веток. Перед ним, под ним, справа и слева простирался Раднорский лес.
   Рододендроны широко разрослись на болоте, их корни цепко держались в глубине за жирный питательный ил, и в том самом месте, где они далеко выдавались в болото, пять раскрасневшихся перепачканных лиц показались среди листвы, точно бутоны экзотических цветов.
   – Может, я и искупался бы, – сказал Гаутер, – только у меня что-то нет настроения сегодня нырять. И кикуок плясать я тоже устал. Что мы будем делать дальше, мастер? – обратился он к Дуратрору.
   – Нет-нет, меня ты ни о чем не спрашивай, друг мой, – ответил Дуратрор. – Мои мысли иссякли.
   – Братец, здесь нам может хватить места вытащить мечи, – сказал Фенодири. – Если это удастся, то мы прорубим себе дорогу отсюда к тропе, по которой надо идти.
   Дирнуин и Делатель Вдов с большим трудом покинули ножны. Откинувшись назад и балансируя над водой, гномы сумели сделать первые, самые трудные удары. После этого дело пошло легче. И омертвелые сучья, и покрытые листьями ветки-щупальца рушились, не в силах противостоять сильному характеру мечей. Им приходилось уговаривать только более толстые ветви, но и те быстро сдавались, лишившись поддержки меньших своих собратьев.
   Главная опасность заключалась в том, что дорога, которую прорубали гномы, неизбежно будет заметна с воздуха. И все же стоило рискнуть.
   – А теперь – бегом, – скомандовал Фенодири, когда они все, разопревшие, покрытые саднящими царапинами, вывалились на тропу. – Мортбруды знают, где мы находимся.
   Только когда уже большой кусок густолесья остался позади, Фенодири позволил им несколько минуточек отдыха.
   – Мы направляемся в какое-то определенное место? – спросил Колин.
   – В данный момент – нет, – сказал Фенодири. – Я имею в виду одно местечко, которое может для нас оказаться спасительным, если, конечно, мы до него доберемся. Но я не стану об этом говорить, есть опасность, что рядом скрываются уши.
   – Братец, – сказал Дуратрор. – Ты слышишь? Все смолкли, стали прислушиваться.
   – Слышу. Это топор.
   Они все теперь слышали – раздавался отчетливый и ритмичный звон стали о дерево. Гаутер сразу успокоился.
   – Понятно, кто это может быть. Это Гарри Уордл из Паркхауза. Он ничего. Я его с детства знаю. Если кто-нибудь появлялся сегодня в этой части леса, он будет знать. Давайте спросим.
   – Гм, – произнес Дуратрор. – Я бы не хотел сейчас встречаться с людьми. Я никому не склонен доверять.
   – Но мы с Гарри вместе ходили в школу, он хороший парень.
   – Может, он как раз такой, как ты думаешь, – сказал Фенодири. – Если так, то он может нам помочь. Поговори с ним. Мы с Дуратрором будем смотреть. Если он из мортбрудов, то шума пока что не поднимет.
   Они остановились на краю долины. Худой, костистый средних лет мужчина с коротко стриженными седыми волосами стоял к ним спиной, держа в руках топор с длинным топорищем.
   – Как жизнь, Гарри? – спросил Гаутер. Гарри Уордл повернулся и ответил улыбкой.
   – Привет, Гаутер! Что тебя привело сюда?
   – Да ничего, просто пошли на прогулку, Колин и Сьюзен тоже со мной.
   – Ну, вы, фермеры! Хотел бы я, как вы, иметь выходной, когда мне заблагорассудится. Как на ферме?
   – Да средне. В это время года, сам знаешь, как оно. Могло быть и хуже.
   – А Бесс?
   – Спасибо. Она молодцом. Много нарубил, Гарри?
   – Довольно-таки. Думаю, парочку деревьев свалить до обеда. А пока еще чуть-чуть потюкаю, да перекушу малость. Может, присоединишься?
   Он кивнул на фляжку и сэндвичи, которые лежали на пне.
   – Нет, спасибо тебе за приглашение, только нам уже надо идти.
   – Как хочешь. А вы далеко?
   – Не знаю, докуда погуляется. Много сегодня тут людей, Гарри?
   – До вас – ни души.
   – Если кто появится, ты нас не видел, ладно? Ухмылка медленно расползлась по лицу Гарри Уордла.
   – Я в глаза тебя не видел, Гаутер. А в чем дело? Ты на фазанов, что ли, решил поохотиться? Если так, лучше всего сходи в Пейнтерз Ай. Только никому не говори, что я тебя туда направил.
   Гаутер хитро подмигнул.
   – Пока, Гарри.
   – Счастливо, парень.
   – Ну, – сказал Гаутер. – Что я говорил?
   – Сам он не колдун, – сказал Фенодири. – Но что-то в нем вызывает у меня недоверие. Разумнее было бы миновать его.
   – Тихо! – скомандовал Дуратрор. – Прислушайтесь!
   – Я ничего не слышу, – заметил Колин.
   – И я тоже, – поддержал его Гаутер.
   – Но вы должны были бы слышать кое-что! – воскликнул Фенодири. – Почему умолк топор твоего приятеля?
   – А? Что? – произнес Гаутер, вдруг заволновавшись. – Постойте! Погодите минутку!
   Но Дуратрор и Фенодири уже неслись назад, на поляну, на бегу выхватывая мечи из ножен.
   Поляна была пуста. Гарри Уордл, топор, фляжка, сэндвичи – все исчезло.
   – Но… – пробормотал Гаутер. Его лицо сделалось багровым. – Но… это был… не Гарри. Нет! Если бы он ушел, он бы пошел домой, к своему Паркхаузу. Вот так штука!
   – Если бы это был он, он пошел бы вслед за нами, ведь мы движемся как раз в направлении Паркхауза, так ведь?
   Дуратрор, который сходил поглядеть на другую сторону поляны, возвращался, качая головой.
   – Как ты говоришь, фермер Моссок, – заметил Фенодири, – никогда нельзя знать.

Мара

   – Мы не должны поступать опрометчиво, – сказал Фенодири. – Страх – самый могучий союзник наших врагов.
   – Оно, конечно, – отозвался Гаутер, – но не лучше ли все-таки двигаться? Приходится признать, что меня все это здорово тряхнуло. Чего тут стоять и балакать, когда, может, кто-то там, неизвестно кто, подползает к нам сзади.
   – Но какое направление сейчас менее для нас опасно? – сказал Фенодири. – Вот что мы должны понять. Толку мало бежать вслепую. Время, конечно, поджимает. Но минуточка есть. Давайте обсудим. Твоему так называемому Гарри надо ведь куда-то еще добраться, чтобы предупредить мортбрудов.
   – Они теперь знают, в какую сторону мы идем, так ведь? – спросил Колин. – И, наверно, «Гарри Уордл» и не думает, что мы его разгадали. Почему бы нам не изменить направление и не вернуться назад по своим собственным следам?
   – Это неплохо, – заметил Дуратрор, – зайцы кинутся на север, а охотничьи собаки – на юг!
   – Я думаю… нет, – сказал Фенодири. – Правда, это во многих отношениях неплохой план. Только ведь нам нельзя рисковать! Прикиньте: вполне возможно, что целые толпы мортбрудов идут вслед за нами. Они пойдут в южном направлении прямо через лес и с флангов. Если мы заляжем в чащобе, и они пройдут мимо, то еще ладно. Но если мы будем обнаружены? Здесь некому прийти к нам на помощь, мы даже мечи не сможем вытащить из ножен в густых зарослях. И что тогда? Тогда им не понадобятся ни мара, ни фимбульвинтер! Но даже если мы прошмыгнули бы незамеченными, наш путь все равно грозил бы нам гибелью. К северу отсюда лежат деревни. Слишком много людей. А вот с юга – открытое пространство миль на десять. Мы находимся недалеко от южной границы здешнего леса. Давайте поспешим к югу. Мы должны выбраться из Раднорского леса до того, как они поднимут тревогу, не обнаружив нас здесь. Тогда они потратят какое-то время, чтобы сообразить, в каком месте мы выскочим из леса.
   Так и было решено. Путники шагали быстро, ступали осторожно, и мечи были наголо.
   Дуратрор все бросал взгляды на лоскутки голубого неба. Что-то тревожило его. Потом он начал принюхиваться к воздуху.
   – Это уже близко, братец? – спросил Фенодири.
   – Близко. Через час или два. Не больше.
   – Никаких сомнений, это колдунище, северный великан в своих проклятых снежно-белых одеждах, – объяснил Фенодири Гаутеру и ребятам. – Мортбруды позвали себе на помощь Римтура. И теперь на нас падет фимбульвинтер – дыхание этого ледяного чудища. Мы должны выстоять… если сможем.
   Отрывистый тон гнома сказал больше, чем слова. Его орехово-смуглая кожа побледнела. И даже Гаутеру не потребовалось никаких объяснений.
   После того, как они миновали Паркхауз и его надворные постройки, лес перешел в лесопарковую полосу, деревья редели по мере приближения к полям, и под самой последней группой деревьев гномы остановились, чтобы обсудить свой следующий шаг. Справа от них видна была дорога на Конглтон, отгороженная от леса каменной изгородью. С их стороны полоска леса шла вдоль дороги. Между тем местом, где они прятались, и лесной полосой находилось открытое пространство, но на нем там и сям все-таки росли деревья. Стая птиц кружила над головами путников. Ни одного человеческого существа не было видно. Перемежающийся шум проносящихся по дороге машин, да несмолкаемый шелест деревьев – вот и все, что доносилось до слуха. Больше ни звука.
   – Куда нас может привести эта дорога? – спросил Дуратрор.
   – Мне сдается, по ней идти рисково, – сказал Гаутер. – Коли пойдем по ней, то придем к Монаховой Пустоши. Там-то еще хуже – совсем открытое место. Обождите, обождите-ка, дайте хоть оглянуться. Времечко прошло немалое с тех пор, как я тут последний раз побывал… Хоть бы уж эти птицы успокоились бы маленько!
   Он пристально оглядел окрестности.
   – Лучше всего, если мы доберемся до тех деревьев возле изгороди. Точно, точно, это будет самый безопасный путь. Видите, деревья идут вдоль стены, а потом заворачивают к Думвилловой посадке. Под их прикрытием мы по краю Монаховой Пустоши доберемся до ручья Бэг Брук. Оттуда мы, может быть – может быть – сможем быстренько перебежать до охотничьих угодий возле Марлхет – пустоши неподалеку от имения Кейпсторн Холл. Самая большая заковыка сейчас – пробежать эти пару сотен ярдов. Но если мы не промахнемся и будем хорошенько следить за птицами, то, может, и улучим минуточку и шмыгнем под деревья.
   Именно это они и проделали. Выбирая момент, когда в небе не было птиц, они стрелой мчались от дерева к дереву; такая скорость изумила Гаутера: так он не бегал уже лет тридцать. К счастью, они успели скрыться в лесной полосе до появления очередного патруля.
   Деревья свернули в сторону от дороги под прямым углом через поля к тому месту, которое Гаутер назвал Думвилловой посадкой. Там полоса посаженных деревьев была узкой, иногда всего в несколько футов, но она надежно укрывала всю компанию от наблюдения с воздуха. Примерно через полмили лес резко повернул вправо, по направлению к югу. Он обогнул край низенького холма, откуда можно было хорошо осмотреть всю местность вокруг.
   – Места тут, по крайней мере, лесистые, – сказала Сьюзен.
   – Ох, они покажутся тебе голыми большую часть нашего пути, – засмеялся Фенодири. – Сейчас не то, что бывало. В прежние времена наша задача была бы куда легче. Тогда имелись настоящие леса.
   – Интересно, кто это там торчит на Соджерс Хамп? – спросил Гаутер.
   Все посмотрели, куда он указывал. Примерно на расстоянии мили над перекрестком дорог на Монаховой Пустоши возвышался поросший травой холм. Он походил на маленький Шаттлингслоу, или, скорей, напоминал могильный курган. Что-то в нем, как в кургане, было тоскливое, что-то немного отличавшееся от всего, что его окружало. Казалось, он знает гораздо больше, чем поля, на которых он вырос. И это печальное настроение еще более усиливали несколько шотландских сосен, венчающих его вершину. Они склонялись друг к другу, точно сообщали одна другой какие-то секреты. И вдруг на фоне этих деревьев нарисовался человек на коне. Он находился очень далеко и ничего нельзя было рассмотреть подробно. Ребятам показалось, что на нем надеты плащ и шляпа. И еще было очевидно, что сидел он совершенно неподвижно.
   – Я… не могу сказать, кто это, – произнес Дуратрор после того, как долго и пристально вглядывался в фигуру на холме. – Что-то в нем такое, что задевает некую струну памяти. А как ты думаешь, братец?
   – Это может быть, а вместе с тем и не может быть, тот, с кем я знаком. Однако странно было бы видеть его здесь. Это вполне может оказаться колдун, который стережет перекресток.
   И на какое-то время гномы погрузились в задумчивость.
   Деревья стали спускаться к Макклесфилдской дороге, к ложбине, где дорога пересекалась с ручьем Бэг Брук. Внимание Фенодири было поглощено то птицами, то движением по дороге, тем временем он перевел всех через проезжую часть и разместил в укрытии под аркой моста.
   После того, как эта операция благополучно завершилась, гномы в первый раз с тех пор, как исчез Гарри Уордл, спрятали мечи в ножны.
   – Я начинаю надеяться на удачу, – заметил Фенодири. – Мы выбрались из Раднора, и я думаю, мортбруды потеряли наш след.
   – Может, оно и так, но, надеюсь, нам не придется торчать под этим мостом весь день, хлопая себя по бокам, чтоб не замерзнуть. И я бы не сказал, что этот ил так уж благоухает.
   – Мы двинемся сейчас же! – сказал Фенодири. – Вот что мы попытаемся сделать. К северу от Шаттлингслоу расположен Макклесфилдский лес. Люди насадили его из елей и пихт. Знаешь ли ты эти места?
   – Ага, – ответил Гаутер. – Он начинается с заповедника Лангли. Не очень-то мне это нравится: миля за милей деревья, как на параде. Неестественно как-то.
   – Да, это я и имею в виду. Настоящая тюрьма для деревьев. Им невыносимо тесно в этих рядах. Зато мало шансов найти того, кто укроется среди них. Лес прячет нас до рассвета, а в пятницу мы одолеем последнюю милю болотистой равнины и достигнем Шаттпингслоу.
   – Так просто? – сказал Гаутер.
   – Если только доберемся до леса, – заметил Дуратрор. План Фенодири заключался в том, чтобы пройти несколько миль на юг, затем повернуть на восток, пробираясь по возможности перелесками. Где можно, они будут двигаться вдоль речушек. Если не обращать внимания на некоторые неудобства, у этого плана было много преимуществ. Долины речек обычно зарастают ольхой и бузиной с раскидистыми ветками, кромки берегов чаще всего покрыты тростником и рогозом. Путники смогут идти под берегом, так что их нельзя будет заметить с прилегающих полей или обнаружить с воздуха. К тому же проточная вода скрадывает все запахи, что очень важно, потому что две огромные собаки колдуньи Морриган еще находились в рядах преследователей.
   Все это Фенодири объяснил своим спутникам. План разногласий не вызвал. Теперь начиналась самая тяжелая часть путешествия: долгие медленные тревожные мили, которые выматывают без остатка. Теперь им приходилось держаться вместе. Но при этом каждый должен был и сам по себе быстро найти убежище, чтобы спрятаться до появления птиц и мгновенно начать двигаться, как только небо очистится. Им то приходилось ползти на четвереньках, то, затаившись, подолгу сидеть неподвижно. На пути встречались то грязь, то песок, то вода, то лед, то злые ветки ежевики. Хорошо, если путники преодолевали одну милю в час.
   Ручей повел их в юго-западном направлении к левому склону холма Соджерс Хамп и неизбежно должен был бы пересечься с Конглтонской дорогой, что, конечно, никому не могло понравиться.