Гарт Фрэнсис. Гэбриель Конрой

   Опрос свидетелей защиты завершился новой сенсацией. Полковник Старботтл, обретший, как видно, под влиянием оживленной и галантной беседы со скрытой под вуалью незнакомкой, прежнее преотличнейшее настроение, поднялся на своих коротких ножках и, извлекши из жилетного кармана носовой платок, расстелил его на столе перед собой. Затем, прижав платок с краев белыми пухлыми указательными пальцами и как бы перенеся в кончики их всю тяжесть своего корпуса, он грациозно склонился к даме под вуалью и возгласил:
   - Грейс Конрой.
   Незнакомка поднялась со своего места, стройная, элегантная, изящная, скользнула сквозь толпу, словно была бесплотной тенью - так форель скользит по мелководью, - и прежде чем всколыхнувшийся зал успел опомниться, уже стояла у свидетельского стола. Быстрым грациозным движением она подняла вуаль (вуаль окутывала ее головку со всех сторон, на испанский манер) и ошеломила всех, включая даже Мануэлу и Сол, редкостной, изысканной красотой. Она приняла присягу с опущенными глазами, но ее длинные пушистые ресницы были столь совершенны, что обе дамы, настроенные критически, сочли это проявление скромности за расчетливое кокетство. Потом она обратила взгляд своих карих глаз на Гэбриеля.
   Полковник Старботтл помахал рукой с неизъяснимой галантностью:
   - Назовите... гм... ваше имя.
   - Грейс Конрой.
   - Имеется ли у вас брат по имени Гэбриель Конрой?
   - Да.
   - Оглянитесь вокруг и скажите, не присутствует ли он здесь? В этом зале?
   Свидетельница, не сводя по-прежнему глаз с Гэбриеля, подняла затянутую в перчатку руку и указала на него пальцем.
   - Да, он здесь!
   - Человек, сидящий на скамье подсудимых?
   - Да.
   - Его зовут Гэбриель Конрой?
   - Да.
   - Когда вы виделись с ним в последний раз?
   - Шесть лет тому назад.
   - Где вы видели его и при каких обстоятельствах?
   - В Голодном лагере, в горах Сьерры. Я ушла оттуда искать помощи, чтобы спасти его и сестру.
   - С тех пор вы его больше не видели?
   - Ни разу.
   - Известно ли вам, что до сих пор вы считались погибшей в Голодном лагере?
   - Да, известно.
   - Что вы можете сказать по этому поводу?
   - Когда я уходила, то переоделась в мужской костюм. Свое же платье отдала миссис Питер Дамфи, которая осталась в лагере. Когда ее нашли одетой в мое платье, ее приняли за меня.
   - Как вы можете удостоверить это?
   - Показаниями свидетелей. Спросите мистера Питера Дамфи, моего брата Гэбриеля Конроя и еще...
   - Если суд не возражает (это был холодный, спокойный, чуть скучающий голос Артура Пуанзета), если суд не возражает, защита готова принять свидетельство сестры подсудимого во всем, что касается ее брата и ее самой, без дальнейшего обсуждения. Ваша честь, уважаемые присяжные! Заявление нашего клиента по поводу его имени и личности мы оба, я и мой коллега, считаем опрометчивым и неразумным; то была попытка - вынужденная попытка подсудимого - защитить репутацию своей горячо любимой жены от столь же неразумных и решительно ни на чем не основанных выпадов обвинения. Со своей стороны, мы хотели бы подчеркнуть, ваша честь, что все эти контроверзы не имеют ни малейшего отношения к существу рассматриваемого дела об убийстве Виктора Рамиреса. Добавлю еще, что, принимая показания Грейс Конрой, мы тем самым отказываемся и от перекрестного допроса свидетельницы.
   Бледное сосредоточенное лицо свидетельницы вдруг заалело румянцем, когда она взглянула на Артура Пуанзета; но у этого превосходно владеющего собою бездельника не дрогнул ни один мускул. Судья Бумпойнтер, в обычных для него утонченных выражениях, сообщил Грейс Конрой, что допрос окончен и она может вернуться на место. Полковник Старботтл заявил, что удовлетворен показаниями свидетельницы.
   - Я хочу заявить суду, - сказал Артур все тем же спокойным тоном, - что если мы приняли свидетельство сестры против собственного брата, которому угрожает смертный приговор, ничем не оспаривая ее показаний и не пользуясь принадлежащим нам правом перекрестного допроса, то лишь потому, что имеем на руках исчерпывающие юридические доказательства невиновности подсудимого. В настоящем судебном заседании речь идет не о том, проживал подсудимый под своим именем или под чужим, а о том, виновен он или не виновен в убийстве Виктора Рамиреса; об этом достаточно ясно сказано в обвинительном заключении. Потому, отметая в сторону все побочные вопросы, мы просим суд заслушать показания свидетеля, который покажет полную непричастность Конроя к убийству. Мы не вызвали свидетеля ранее по причинам, от нас не зависящим. Мы не упомянули о нем в нашей вступительной речи потому, что всего полчаса назад нам представилась первая возможность вручить ему судебное извещение. Защита вызывает свидетеля Генри Перкинса!
   Среди зрителей, теснившихся у входа, произошло некоторое движение, и к свидетельскому столу прошествовал странного вида человек, одетый по какой-то давным-давно устаревшей моде. Лицо его было бледно и морщинисто. Седые волосы - как все это заметили без труда - недавно еще были окрашены в темный цвет.
   Занятие: переводчик с испанского и архивариус в Земельной комиссии. Также выполняет специальные экспертизы. Видел подсудимого лишь однажды, за два дня до убийства, проходя по холму Конроя. Подсудимый сидел на пороге заброшенной хижины; с ним была девочка-подросток. Убитого видел дважды. Первый раз в доме дона Педро в Сан-Франциско. Рамирес заказывал там фальшивую дарственную грамоту на землю, чтобы обесценить подлинную грамоту, которой владела жена подсудимого. Второй раз видел Рамиреса на холме Конроя беседующим с женой подсудимого. Рамирес был в крайнем волнении; внезапно выхватил нож и бросился на жену подсудимого; свидетель вмешался, чтобы спасти беззащитную женщину; тогда Рамирес в умоисступлении бросился на него; свидетель оказал сопротивление, пытался отобрать у Рамиреса нож, стал звать на помощь; вскоре понял, что обезоружить Рамиреса ему не удастся; оборонялся, с трудом сдерживая противника; в разгар борьбы услышал приближающиеся шаги и снова принялся звать на помощь.
   На призыв свидетеля кто-то ответил на ломаном английском языке; слов он не разобрал; кажется, то был китаец. Услышав приближающиеся шаги и голос, Рамирес вырвался из рук свидетеля, отступил на несколько шагов, вонзил себе нож в грудь, упал. Свидетель подбежал к нему, снова призывая на помощь. Рамирес поглядел на него с жуткой усмешкой, пригрозил: "Посмей позвать кого-нибудь, и я скажу, что ты меня зарезал!" Больше он ничего не сказал и впал в беспамятство. Свидетель стоял, напуганный угрозой Рамиреса. Колебался, бежать за помощью или нет. Пока он раздумывал, вернулась миссис Конрой, жена подсудимого. Свидетель рассказал ей обо всем, что случилось, сообщил об угрозе Рамиреса. Она посоветовала свидетелю немедленно бежать, сказала, что и сама уедет с ним. Свидетель пошел, нанял двуколку и в половине десятого подъехал к условленному месту близ дороги, где она его поджидала. Довез ее до Марклевилла, оставил под вымышленным именем, а сам отправился в Сан-Франциско и далее, в миссию Сан-Антонио. Там, от допрошенной только что свидетельницы, Грейс Конрой, сестры подсудимого, он узнал об аресте ее брата по обвинению в убийстве Рамиреса. Свидетель немедленно вернулся в Гнилую Лощину, но там уже бесчинствовали виджилянты. Понимая, что если он им откроется, то не поможет тем Гэбриелю и наверняка погибнет сам, свидетель спрятался в штольне на холме Конроя. По чистой случайности, после землетрясения и успешного побега Гэбриель Конрой со своим приятелем нашли убежище в той же штольне, что и он. Улучив момент, когда Гэбриель вышел, свидетель представился мистеру Джеку Гемлину и обещал ему, что в случае суда над Гэбриелем немедля прибудет на суд и даст все нужные показания Когда свидетелю стало известно, что Гэбриель вновь задержан и отпущен до суда под залог, он отправился в Сан-Франциско, чтобы собрать там сведения о фальшивой дарственной и о злых умыслах Рамиреса против миссис Конрой. Свидетель может представить суду нож, купленный Рамиресом у оружейника восемь месяцев тому назад, когда он впервые замыслил убийство миссис Конрой.
   Обвинение протестует. Судья, весьма заинтересованный показаниями свидетеля и желающий услышать, что будет дальше, отклоняет протест.
   - Свидетель закончил свои показания, - объявил Артур.
   В наступившей тишине все заметили, что полковник Старботтл, сидевший рядом с Грейс Конрой, не проявляет никаких признаков активности. Лишь после того, как Грейс прошептала ему что-то на ухо, доблестный полковник напыжил грудь, и на лице его выразилось прежнее самодовольство.
   - А по какой же... гм... причине, столь... гм... любящая жена Гэбриеля Конроя, бежавшая с вами и тем способствовавшая аресту своего мужа, почему она не прибыла сюда, чтобы помочь мужу оправдаться? Почему ее нет?
   - Она в Марклевилле. Она захворала, тяжко захворала. От волнения и усталости у нее начались преждевременные роды...
   Возле скамьи подсудимых начался переполох. Полковник Старботтл обменялся торопливым взглядом с Грейс Конрой и махнул рукой свидетелю, отпуская его. Поднялся Артур Пуанзет.
   - Не угодно ли вам будет прервать заседание, ваша честь? Подсудимый в глубоком обмороке.
   7. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
   Гэбриель очнулся на полу в совещательной комнате для присяжных; Олли поддерживала ему голову; стройная изящная дама, только что склонявшаяся над ним, сейчас отступила в сторону, как бы чуждаясь его взгляда. То была его сестра Грейс.
   - Вот тебе и получше стало, - промолвила Олли, беря брата за руку и не обращая никакого внимания на сестру, с которой Гэбриель не сводил глаз. А ну поднимись-ка, сядь на стул... молодец... так тебе будет удобнее.
   - Это Грейси! - хрипло прошептал Гэбриель, по-прежнему не отрывая глаз от стройной нарядной дамы, которая холодно разглядывала его, стоя в дверях. - Олли, это же твоя сестра, Грейси!
   - Она сделала все, что могла, чтобы подвести тебя под петлю, Гэйб; специально приехала сюда для этого. На что мне такая сестра? - возразила Олли, бросая на свою элегантную сестру уничтожающий взгляд. - Даже если она в кружевах и оборках - тем хуже для нее!
   - Ты женился на женщине, присвоившей мое имя, и тем лишил меня моих законных прав, - холодно промолвила Грейс. - Сейчас, в тяжелую минуту, ты под присягой отрекся от нашего честного имени! Я ничего не требую от тебя, кроме права называться Грейс Конрой.
   - Верно, - тихо сказал Гэбриель.
   Уткнув лицо в ладони, он содрогнулся от тяжкого рыдания.
   - Не смен разводить истерику перед этой крокодилицей, - вскричала Олли, склоняясь над братом. - Не надо!.. Не плачь, Гэйб! - взмолилась девочка, сама разражаясь рыданиями при виде слез, просочившихся сквозь стиснутые пальцы Гэбриеля. - Не унижай себя перед ней!..
   Через голову обессиленного от горя великана сестры обменялись яростным взглядом. Тут в комнату вошла третья представительница прекрасного пола, миссис Маркл; сочувственно взглянув на Гэбриеля, она грозно оглядела обеих сестер. Ее приход имел ту положительную сторону, что положил конец семейным раздорам.
   - Все в порядке, Гэбриель! Вас оправдали! - сказала миссис Маркл, полностью игнорируя присутствующих дам. - А вот и мистер Пуанзет.
   Адвокат вошел быстрым шагом, но, встретив холодный взгляд Грейс Конрой, смешался и слегка покраснел. Впрочем, тут же преодолев смущение, он подошел к Гэбриелю и сказал с искренним чувством:
   - Поздравляю вас, Гэбриель. Прокурор официально отказался от обвинения. Вы освобождены из-под стражи.
   - Вы хотите сказать, что я свободен? - спросил Гэбриель, стремительно отнимая ладони от лица.
   - Свободны как птица.
   - А она? - живо спросил Гэбриель.
   - Кого вы имеете в виду? - откликнулся Артур, невольно посмотрев на Грейс, которая в ответ лишь презрительно опустила ресницы.
   - Жену мою, Жюли. Ее тоже оправдали?
   - В пределах предъявленного обвинения - да, - ответил Артур, гораздо равнодушнее, чего Гэбриель не мог не заметить.
   - Тогда я еду, - сказал Гэбриель, вставая.
   Он уже сделал несколько шагов по направлению к двери, но потом остановился, как бы задумавшись о чем-то, и повернулся к Грейс. В лице его мелькнула прежняя робость и смущение.
   - Простите меня, мисс, - сказал он, виновато глядя на свою вновь обретенную сестру, - простите, что я так нелюбезен с вами и не могу сейчас сдать вам с рук на руки ваш дом на холме Конроя. Дом в полном порядке; это вам и юрист Максуэлл подтвердит. Я давно отдал распоряжение, чтобы вас пустили, как только вы приедете; можете о том спросить молодую женщину, что смотрит за домом. Я непременно отвел бы вас туда сам, но только мне нужно ехать повидать Жюли. Повидать мою жену, миссис Конрой; а то ведь она там ждет не дождется. Не меня, конечно, я вовсе не то хотел сказать. Она ждет ребенка, моего ребенка. Должно быть, я и доехать не успею, а там уже появится дитя, крохотное, беспомощное создание такого вот росточка, Гэбриель поднял указательный палец, желая показать рост своего будущего ребенка, - а значит, как отцу семейства мне нужно быть с ними.
   К сожалению, вынужден отметить, что присутствующие дамы, прослушав эту речь Гэбриеля, лишь пренебрежительно переглянулись между собой; зато юрист Максуэлл и мистер Пуанзет наградили оратора дружелюбным и сочувственным взглядом. Чтобы рассеять общую неловкость, а также преследуя некоторые свои личные планы, Артур сказал:
   - Разумеется, Гэбриель, мы отлично понимаем ваши чувства. Не теряйте времени.
   - Я еду с тобой, Гэйб, - всхлипнула Олли, поворачиваясь к Гэбриелю и зло посмотрев на сестру. Гэбриель, протянув свои огромные лапищи, схватил Олли в охапку.
   - Милая ты моя девочка, - сказал он и тотчас же пропал вместе с нею.
   С их уходом в комнате осталось четверо: миссис Маркл, Грейс Конрой и двое мужчин - Пуанзет и Максуэлл. Наступившее молчание прервала миссис Маркл; она решительно взяла под руку юриста Максуэлла и увела его с собой. Артур и Грейс остались одни.
   Первый раз в жизни Артур растерялся и решительно не знал, что ему сказать. Глядя на стоявшую перед ним Грейс, он смущенно думал о том, что ему не поможет сейчас ни светскость, ни апелляция к былой любви.
   - Я жду свою горничную, - сухо сказала Грейс. - Буду вам очень обязана, если вы пошлете ее ко мне, когда вернетесь в зал суда.
   Артур поклонился в некотором недоумении.
   - Вашу горничную?
   - Ну да. - Подняв брови, она выразила холодное удивление. - Надеюсь, вы еще помните ее, мистер Пуанзет? Мою Мануэлу!
   Кровь отхлынула от щек Артура, потом прилила вновь. Мало того что он вел себя все время как дурак, вдобавок он был еще смешон.
   - Моя просьба, видимо, затрудняет вас. Я пойду сама, - пренебрежительно сказала Грейс.
   - Обождите минуту, мисс Конрой, - сказал Артур, делая невольно шаг вперед, словно для того, чтобы помешать ей уйти, - одну минуту! - Он помолчал и потом, изменяя привычке, выработанной за последние шесть лет, сказал горячо и не особенно раздумывая над каждым словом. - Быть может, вы снисходительнее отнесетесь к своему брату, если я вам скажу, что и я сам, имевший счастье повстречать вас после вашего исчезновения... не захваченный иною страстью... и я оказался столь же глуп и слеп, что и он. Примите же мое признание, мисс Конрой, примите его и как похвалу вашему необыкновенному искусству перевоплощения... успеху вашего замысла скрыться от света... примите и как просьбу великодушно извинить промахи вашего брата - не смею говорить о своих! Да! Я не узнал вас!
   Грейс Конрой помолчала, потом подняла на Артура свои темные глаза.
   - Вы говорите, что мой брат захвачен иною страстью... любовью к женщине. Да, для нее он готов на все... готов пожертвовать сестрой... отдать собственную жизнь. Как женщина, я понимаю его. А вы, дон Артуро, или вы позабыли, я не виню вас, да и кто я, чтобы винить вас, вы позабыли о донне Марии Сепульвида?
   Она ушла, прошуршав шелками и кружевом. Почувствовав внезапное волнение, он хотел бежать за ней, но в дверях, выставив вперед напыженную грудь, уже стоял полковник Старботтл.
   - Позвольте мне, сэр, как джентльмену и... гм... человеку чести... поздравить вас, сэр! Не думал я, когда мы расставались в Сан-Франциско, что мне предстоит удовольствие, - столь редко выпадающее на долю полковника Старботтла, как в частной жизни, так и на общественной арене, принести публично свои извинения, сэр! Сто чертей, сэр, я это сделал! Сто чертей, сэр, когда я только что объявил суду, что отказываюсь от дальнейшей защиты исковых требований, я сказал себе, - будь я трижды неладен, если лгу! - я сказал себе: ты приносишь публично свои извинения, Стар! Но это твой долг, Стар, твой долг чести!
   - Весьма обязан, - рассеянно сказал Артур, силясь не потерять из виду удаляющуюся Грейс Конрой и испытывая внезапную зависть к своему собеседнику. - Благодарю вас, полковник, от себя лично и от имени своего подзащитного.
   - Сто чертей, сэр, - сказал полковник Старботтл, преграждая путь Артуру и переходя на более доверительный тон. - Сто чертей, сэр, это еще не все. Как вы помните, наше последнее свидание в Сан-Франциско было посвящено обсуждению одного щекотливого дельца. Свидетельские показания на только что закончившемся процессе, - рад вам сообщить об этом, сэр, - наилучшим и, я бы сказал, законнейшим образом исчерпывают его. С момента появления Грейс Конрой и... гм... юридического признания ее личности, иск моего клиента лишается основания, сэр. Передайте своему клиенту, мистер Пуанзет, что я на свою... гм... ответственность прекращаю это дело.
   Артур Пуанзет вышел из задумчивости и пристально поглядел на полковника. Сколь ни были далеки в этот момент его мысли, он оставался юристом.
   - Вы хотите сказать, что отказываетесь от иска миссис Дамфи к мистеру Дамфи? - спросил он.
   Доблестный воин не ответил на этот вопрос, Зато он расслабил мышцы на левой стороне лица таким образом, что левый глаз его почти закрылся.
   - И еще, сэр... Остается небольшой вопрос о нескольких... гм... тысячах долларов... за которые я несу... гм... личную ответственность.
   - Давайте забудем об этом, полковник, - сказал, улыбаясь, Артур. Уверен, что таково будет и мнение мистера Дамфи. Да вот и он сам!
   8. СНОВА СЛЕДЫ
   Мистеру Джеку Гемлину было очень худо. Срочно вызванный из Сакраменто доктор Дюшен сразу принял с больным самый снисходительный тон; с Питом Он был строг и придирчив; оставаясь же один, впадал в необыкновенную мрачность. Все, знавшие знаменитого врача, понимали по этим признакам, что он не надеется вылечить Джека. С Олли, ставшей за эти дни удивительно ловкой и внимательной сиделкой, он сперва избегал всяких разговоров о здоровье Джека, а потом, оставшись однажды с девочкой наедине, спросил ее более грустным тоном, нежели хотел, не известно ли ей из бесед с мистером Гемлином хоть чего-нибудь о его родных или друзьях.
   Олли, наделенная незаурядным женским чутьем, уже не раз сама подумывала об этом; ей приходило в голову известить о болезни Джека "Лазореньку". Теперь, после обращения доктора, настроившего ее на самый печальный лад, она стала вспоминать все, что ей успел рассказать Джек о красавице испанке во время их ночного путешествия вдвоем. Как-то вечером, когда жар у Джека чуточку спал и он лежал - увы! - покорный и безгласный, она принялась за дело, которое только что оставил врач, - стала зондировать полузажившую рану больного.
   - Наверно, вам было бы много приятнее, если бы эта история приключилась с вами в Сан-Франциско, - сказала Олли.
   Джек озадаченно поглядел на маленькую мучительницу.
   - Тогда вместо меня с Питом здесь сидела бы эта мексиканка, ваша милая, - уточнила свою мысль хитроумная Олимпия.
   Джек чуть не выпрыгнул из кровати.
   - Что ж, я, как бездомный калека, как попавший в переделку бродяга, расположился бы у нее в доме?! Послушай, Олли, - сказал наставительно мистер Гемлин, облокачиваясь на подушку, - если ты вообразила, что та девушка хоть чуть похожа на лазаретных дамочек, которые шмыгают вокруг каждого больного с флаконом камфарного масла в одной руке и с душеспасительной брошюрой в другой, выбрось эту ерунду из головы. Девяткой не бьют козырного туза! И никогда больше не называй ее моей милой - это звучит просто... просто кощунственно. До такого грубого блефа я еще в жизни не опускался!
   Хотя день процесса был совсем близок, мистер Гемлин не проявлял к нему ни малейшего интереса; было ясно, что он не одобряет слабость, проявленную Гэбриелем, и воздерживается от резких суждений, лишь щадя чувства Олли. Однажды он снисходительно разъяснил ей свое видимое безразличие к исходу дела:
   - На суде выступит один свидетель, Олли, который начисто снимет вину с Гэбриеля, - к вящему его позору! Тот-то уж убил Рамиреса наверняка! Я полностью на его стороне! Во всяком случае, волноваться тебе не о чем, Олли, если он не выступит на суде, я выступлю; так что перестань хныкать. А если хочешь послушаться меня, не ходи пока на суд совсем; пусть там адвокаты грызутся вволю. Вот когда пришлют за мной, будет на что посмотреть!
   - Но вы не сможете пойти, вы еще не окрепли, - сказала Олли.
   - Ничего, Пит приведет меня под руку; а потребуется - и на плечах притащит; во мне сейчас не так много веса, - сказал Джек, грустно поглядывая на свои исхудалые белые руки. - Я все продумал заранее, Олли; если даже со мной что случится, у Максуэлла лежит мое письменное показание, заверенное по всей форме.
   Тем не менее в день суда Олли, не уверенная, как всегда, в Гэбриеле и опасающаяся, что он вдруг "возьмет да что-нибудь и выкинет", нервничала и волновалась.
   Наконец прибыл посланец от Максуэлла с запиской о благополучном выступлении Перкинса в суде и с устной просьбой поскорее прислать Олли.
   - Кто такой Перкинс? - спросила Олли, торопливо надевая шляпку.
   - Перкинс - молодец! - несколько загадочно ответил Джек. - Не задавай лишних вопросов. С Гэбриелем теперь все в порядке, - добавил он успокоительно. - Считай, что он оправдан. Счастливого пути, мисс Конрой! Нет, минутку. Поцелуй меня на прощание. Слушай, Олли, неужели и ты мечтаешь разыскать эту пропавшую сестру, о которой твой тупой братец прожужжал мне все уши? Да? Значит, вы идиоты оба. Так вот, слушай - она нашлась! Воображаю, какое это счастье! Ну, раз-два, шагом марш!
   Розовые ленточки мелькнули в дверях и исчезли; мистер Гемлин, насмешливо блеснув глазами им вслед, откинулся на подушку.
   Он был совсем один. В доме стояла глухая тишина. Хозяйка гостиницы, ее помощница, постояльцы - все устремились в зал суда. Даже верный Пят, ни минуты не подозревавший, конечно, что его ассистентка покинет свой пост, и тот пошел насладиться прениями сторон. Вслушиваясь, как шажки Олли замирают постепенно в пустом коридоре, Джек проникся чувством, что он полный хозяин в доме. Он был доволен. Джек был деятельной натурой, ему наскучило хворать, и сиделки, даже самые милые, и ласковые, его раздражали. Ему захотелось встать, одеться и сделать еще тысячу вещей, которые, хоть и были ему решительно запрещены, сейчас по милости всесильного провидения оказались вдруг легко доступны и в его власти. Преодолевая физическую немощь, никак не гармонировавшую с одушевлявшим его нервным подъемом, он встал с постели и оделся. Потом, почувствовав приступ головокружения, проковылял к окну и тяжело опустился в кресло. Прохладный ветерок чуточку освежил его, но встать с кресла он не мог: не было сил. Слабость и головокружение вернулись, он почувствовал, что куда-то проваливается; это нисколько не было противно и даже в какой-то мере отвечало его желанию - провалиться куда-нибудь, где царят тишина, мрак, покой. А потом он оказался снова у себя, в своей постели, и вокруг суетились взволнованные люди, почему-то - просто до смешного - озабоченные его судьбой. Он силился объяснить, что все в порядке, что он ничуть не повредил себе тем, что подошел к окну, но они, как видно, не понимали его. Потом настала ночь, насыщенная болью и знакомыми, но невнятными голосами, а потом снова день - и каждая фраза или даже слово, произнесенное доктором, Питом и Олли, повторялись почему-то тысячу раз, и розовые ленточки Олли тянулись на целые мили, занавесь на окне, не переставая, развевалась, и он должен был решать таинственные ребусы, кем-то начертанные на пледе, которым он был укрыт, и на стенных обоях. А потом был сон, исполненный непокоя и тревожных мыслей, и бодрствование, походившее на летаргический сон; а потом бесконечная усталость и моменты полнейшей пустоты - зловещие предвестники конца.
   Но одно в этом хаосе оставалось неизменным и затмевало все прочие видения - женский образ; частью он был воспоминанием и заставлял его думать о прошлом; частью - реальностью, противоречившей всему, что его сейчас окружало. Донна Долорес! Порою она являлась из-под сумрачных сводов храма в Сан-Антонио в дымном облаке ладана и вновь окропляла его святой водой; порой, склоняясь над ним, она освежала холодным питьем его запекшиеся губы, поправляла подушку (как странно было наблюдать ее на фоне знакомых обоев) или сидела в кресле у его изголовья. Но она была с ним! А однажды, когда видение задержалось дольше обычного и сознание у него чуточку прояснилось, мистер Гемлин, сделав титаническое усилие, шепнул:
   - Донна Долорес!
   Вздрогнув, она склонила к нему свое прелестное лицо, щеки ее вспыхнули божественным румянцем, и она приложила палец к губам:
   - Тсс! Я сестра Гэбриеля Конроя.
   9. МИСТЕР ГЕМЛИН УХОДИТ ИЗ ЖИЗНИ