Гарт Фрэнсис. Степной найденыш (Трилогия - 1)

   Хотя Кларенс вовсе не ехал в Ущелье Мертвеца и вообще впервые слышал про такое, да к тому же смутно подозревал, что и Джим знает не больше, все же, когда некоторые пассажиры с тревогой поглядели на застенчивого, сероглазого мальчика, который едет в такое гиблое место, он и в самом деле испытал радость, смешанную со страхом, почувствовав, что вступает в жизнь в заманчивой роли мнимого злодея. Но когда горячие лошади рванули с места, Кларенс, в восторге от быстрой езды, сверкающих лучей солнца и от мысли, что он оставляет позади все оковы зависимости и условностей, устремляясь навстречу свободе, не мог уже думать ни о чем другом. Наконец он оторвался от мысленного созерцания радужных надежд и принялся с мальчишеским любопытством рассматривать своих попутчиков. Он сидел впереди, стиснутый между двумя молчаливыми мужчинами, из которых один был похож на фермера, а другой, в черной одежде, - на адвоката или учителя, и наконец взгляд его привлекла темноволосая женщина в черной мантилье и без шляпки, - она сидела сзади, и вниманием ее, казалось, целиком завладели шутливые ухаживания ее соседей и еще двоих мужчин, сидевших впереди нее. Со своего места он не видел почти ничего, кроме темных глаз, которые порой улыбались, встречая его откровенно любопытный взгляд, но особенно его поразил мелодичный нездешний выговор, какого он никогда не слыхал, и голос ее - увы, таково непостоянство юности - показался ему гораздо красивее, чем голос миссис Пейтон. Фермер, сосед Кларенса, окинув снисходительным взглядом его куртку с медными пуговицами, шутливо спросил:
   - Что, сынок, ты прямо с корабля?
   - Нет, сэр, - запинаясь, ответил Кларенс. - Я пересек прерию.
   - Так, значит, это ты оснастился так для шхуны прерий, а? - Раздался смех, и Кларенс смутился. Заметив это, шутник добродушно и покровительственно объяснил, что "шхуна прерий" означает на современном жаргоне фургон переселенцев.
   - В Стоктоне для меня не нашлось другой одежды, - объяснил Кларенс, доверчиво глядя в черные глаза женщины на заднем сиденье. - По-моему, там никто не рассчитывал, что в Калифорнии когда-нибудь будут мальчики.
   Простота, с которой это было сказано, очевидно, произвела на всех благоприятное впечатление, так как двое мужчин на среднем сиденье, которым женщина что-то шепнула, повернулись и с любопытством посмотрели на него. Кларенс слегка покраснел и умолк. Вскоре карета начала замедлять ход. Они поднимались в гору; по обеим сторонам росли огромные тополя, с которых кое-где свисали красивые алые вьюнки.
   - Ах, какая прелесть, - сказала женщина, кивая на них головой, покрытой черной вуалью. - Этим можно чудно украсить волосы.
   Один из мужчин сделал неуклюжую попытку сорвать вьюнок, высунувшись из окна. И тут Кларенса осенило. Когда карета стала подниматься на другой склон, мальчик по примеру пассажира, ехавшего на козлах, выпрыгнул из кареты и пошел пешком. Когда подъем кончился, он снова сел, весь красный и запыхавшийся, но с алой веточкой в исцарапанной, руке. Подавая ее мужчине на среднем сиденье, он сказал, как положено благовоспитанному мальчику:
   - Вот, пожалуйста... Это для дамы.
   Улыбка скользнула по лицам соседей Кларенса. Женщина мило кивнула ему головой в знак благодарности и кокетливо вплела веточку в свои блестящие волосы. Темноволосый мужчина, который сидел рядом с Кларенсом и до сих пор молчал, повернулся и суховато заметил:
   - Если ты не сбавишь прыти, сынок, тебе нетрудно будет отыскать костюм по росту, когда приедешь в Сакраменто.
   Кларенс не совсем его понял, но заметил, что двоих шутников на среднем сиденье вдруг сковала необычайная серьезность, а женщина отвернулась к окну. Он подумал, что совершил какую-то оплошность, заговорив о своей одежде и росте. Надо будет в дальнейшем вести себя более по-мужски. Такая возможность, казалось, представилась через два часа, когда карета остановилась у придорожной гостиницы, где, конечно, был и ресторан.
   Некоторые пассажиры пошли в бар пропустить по рюмочке. Соседи Кларенса завели неторопливый разговор о сравнительных достоинствах прибрежных участков в Сан-Франциско; шутники на среднем сиденье по-прежнему любезничали с дамой. Кларенс выскользнул из кареты и преувеличенно молодцевато вошел в бар. Бармен совершенно не замечал его, посетители тоже, и это несколько смутило мальчика. Он постоял в нерешительности, затем вернулся к карете и открыл дверцу.
   - Вы не откажетесь выпить со мной, сэр? - вежливо спросил он у похожего на фермера пассажира, который был с ним ласковее других. Наступило молчание. Мужчины на среднем сиденье круто повернулись и уставились на него.
   - Адмирал приглашает вас выпить, - без тени улыбки пояснил один из мужчин соседу Кларенса.
   - А? Ну да, конечно, - отозвался тот, и удивление на его лице сменилось выражением глубочайшей серьезности, - раз сам адмирал приглашает...
   - Может быть, и вы с вашим другом не откажетесь? - застенчиво спросил Кларенс у этого мужчины. - И вы, сэр, - добавил он, обращаясь к темноволосому.
   - Право, джентльмены, по-моему, отказаться просто неприлично, церемонно сказал последний, обращаясь ко всем остальным. - Такая любезность со стороны нашего именитого друга - это огромная честь.
   - Обратите внимание, сэр, что адмирал всегда на высоте, - отозвался другой с неменьшей серьезностью.
   Кларенс предпочел бы, чтобы они отнеслись к его первому дружественному жесту не так церемонно, но из кареты они вышли с простыми и открытыми лицами, и он, немного робея, повел их в бар. Как на грех, он едва доставал головой стойки, и бармен снова не заметил бы его, если бы не быстрый, выразительный взгляд темноволосого, под которым небрежно улыбающееся лицо бармена тоже приобрело сверхъестественную серьезность.
   - Адмирал угощает, - сказал темноволосый все с той же серьезностью, указывая на Кларенса и почтительно пропуская его вперед. - Мне чистого виски. Адмирал, поскольку он сейчас переселяется в другие широты, на сей раз, я полагаю, ограничится лимонадом.
   Кларенс вначале решил было заказать себе виски наравне со всеми, но не уверенный, что будет вежливо отменить заказ гостя, и, быть может, слегка смущенный тем, что все посетители с такими же каменными лицами столпились вокруг него и его спутников, сказал поспешно:
   - Да, пожалуйста, мне лимонад.
   - Адмирал совершенно прав, - сказал бармен с бесстрастным выражением лица, наклоняясь вперед и с профессиональной тщательностью вытирая стойку. - Даже если человек всю свою жизнь привержен к спиртному, джентльмены, он всегда заказывает лимонад, когда переселяется в другие широты.
   - Может быть, и вы с нами выпьете? - предложил Кларенс, просияв.
   - Почту за честь, сэр.
   - Мне кажется, джентльмены, - сказал высокий мужчина все так же приветливо и церемонно, - что тост у нас может быть только один - за здоровье адмирала. Пускай он здравствует долгие годы!
   Все торжественно выпили. У Кларенса запылали щеки, и от волнения он выпил за свое здоровье вместе с другими. Но все же он был огорчен, что его гости мало веселятся; неужели, подумал он, мужчины всегда пьют так серьезно? И еще он подумал, что это, наверно, будет стоить недешево. Однако кошелек он держал в руке наготове, так, чтобы все видели: ведь уплатить из своего кармана за выпивку - это не самое последнее из тех мужских удовольствий, какие он мечтал изведать, начав независимую жизнь.
   - Сколько с меня? - спросил он с нарочитой небрежностью.
   Бармен привычным взглядом окинул помещение.
   - Вы, кажется, сказали, что угощаете всех. Ну, скажем, двадцать долларов для ровного счета.
   Сердце у Кларенса упало. Он уже слышал, какие в Калифорнии высокие цены. Но двадцать долларов! Да это половина всех его денег. Тем не менее он героическим усилием совладал с собой и дрожащими руками отсчитал деньги. При этом ему показалось, что стоявшие вокруг повели себя странно и даже не совсем по-джентльменски: они вытянули шеи, заглядывая ему через плечо, чтобы увидеть содержимое кошелька. Впрочем, высокий мужчина объяснил причину такого любопытства.
   - Кошелек у адмирала, джентльмены, не простой. Позвольте-ка, - сказал он, с величайшей осторожностью беря его из рук Кларенса. - Как видите, он новейшего фасона, на него стоит посмотреть.
   Он передал кошелек стоявшему позади, а тот пустил его дальше по рукам, под дружные возгласы: "Это что-то новенькое!", "Новейший фасон!", по которым Кларенс мог определить, у кого кошелек сейчас. Вскоре кошелек вернулся к бармену, который тоже попросил разрешения взглянуть и церемонно настоял на том, чтобы самому положить его Кларенсу в боковой карман, словно это была его святая обязанность. Тут кучер крикнул: "Все по местам!" Пассажиры поспешно расселись, и этого случая как не бывало, ибо, к удивлению Кларенса, его друзья, которые были так внимательны к нему минуту назад, вдруг заинтересовались мнением нового пассажира относительно политических перипетий в Сан-Франциско и забыли о Кларенсе. Женщина с вуалеткой пересела на другое место, и ее черноволосая голова уже не была видна. Кларенса, который только что был полон самых радужных надежд, вдруг охватило безнадежное разочарование. Впервые он так остро почувствовал свою полнейшую ничтожность в этом мире и неприспособленность к новой жизни.
   От жары и тряски он задремал, а когда проснулся, обнаружил, что оба его соседа сошли на маленькой станции. Они не потрудились даже разбудить его, чтобы попрощаться. Из разговора остальных пассажиров он узнал, что высокий - известный картежник, а второй, похожий на фермера, - в прошлом капитан корабля, а ныне богатый торговец. Теперь-то понятно, подумал Кларенс, почему этот человек спросил, не с корабля ли он, и прозвал его "адмиралом": ведь со стороны капитана такая шутка вполне понятна. Он жалел, что этих людей нет, ему хотелось поговорить с ними о своем родственнике из Сакраменто, с которым он вскоре должен был увидеться. Он то дремал, то просыпался, и так незаметно пришел конец путешествию. Было темно, но, поскольку в порт вошел большой корабль, магазины и конторы еще не закрылись, а мистер Пейтон договорился с кучером, что тот отвезет Кларенса прямо к его родственнику на Джей-Стрит - адрес Кларенс, к счастью, запомнил. Но мальчик несколько смутился, когда увидел, что это большая контора или даже целый банкирский дом. Однако он сошел с кареты и со своим маленьким узелком в руке переступил порог здания, а карета уехала; обратившись к одному из деловитых служащих, мальчик спросил мистера Джексона Бранта.
   Такого человека здесь не было. Ни сейчас, ни прежде. В этом здании всегда находился банк. Не ошибся ли он номером? Нет, фамилия, номер дома и название улицы глубоко врезались в память мальчика. Постойте! Может быть, это фамилия клиента, который дал адрес банка? Клерк, высказавший это предположение, быстро исчез, чтобы навести справки в бухгалтерии. Кларенс ждал его с сильно бьющимся сердцем. Вот клерк вернулся. Нет, по книгам такой фамилии не значится. И никто во всем банке не знает никакого Джексона Бранта.
   На миг конторка, о которую оперся мальчик, словно подалась под его тяжестью; ему пришлось ухватиться за нее обеими руками, чтобы не упасть. Как ни ужасно было разочарование, как ни безнадежна перспектива будущего, как ни уязвлена гордость при мысли, что получается, будто он злонамеренно обманул мистера Пейтона, больше всего его ранило внезапное мучительное чувство, что его самого обманули, провели, оставили в дураках! Ибо у него впервые блеснула догадка: вот откуда взялось смутное чувство несправедливости, которое все время его преследовало, ведь это не что иное, как завершение подлого замысла избавиться от него, ведь родственники нарочно загнали его сюда и бросили, одинокого, беспомощного, вышвырнули вон, как надоевшего кота, как собачонку!
   Возможно, все это как-то отразилось на его лице, потому что клерк, взглянув на него, предложил ему присесть и снова исчез в таинственной глубине помещения. Кларенс понятия не имел, долго ли он отсутствовал, не замечал ничего, кроме своих безрадостных мыслей, и вдруг с удивлением обнаружил, что клерк ведет его за конторку во внутреннюю комнату, сплошь заставленную столами, а оттуда через стеклянную дверь в кабинет поменьше, где за столом сидел и что-то писал человек, необычайно занятой на вид. Не поднимая головы, он прервал свое занятие, только чтобы промокнуть лист бумаги, лежавший перед ним, и сказал деловым тоном:
   - Стало быть, тебя послали к человеку, которого здесь нет, и вообще неизвестно, где он? Ну, ничего. - Кларенс тем временем положил перед ним письмо Пейтона. - Некогда мне сейчас читать. Ну-с, ты, верно, хочешь, чтоб тебя отправили назад в Стоктон?
   - Нет! - ответил мальчик, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
   - Ну, это не деловой разговор! А есть у тебя здесь знакомые?
   - Ни души. Поэтому они сюда меня и послали, - сказал мальчик, вдруг охваченный смелостью отчаяния, тем более что он с бешенством почувствовал, как на глазах у него навернулись слезы.
   Предположение Кларенса, видимо, показалось человеку забавным.
   - Что ж, и правда, похоже на то, - сказал он с мрачной улыбкой, уткнувшись в свою бумагу. - А деньги у тебя есть?
   - Немного.
   - Сколько?
   - Долларов двадцать, - сказал Кларенс неуверенно.
   Не поднимая глаз, мужчина привычным движением выдвинул ящик и достал оттуда две золотые монеты по десять долларов.
   - Вот тебе еще двадцать, - сказал он, кладя монеты на стол. - Это даст тебе возможность освоиться. Если некуда будет податься, приходи опять.
   И он с многозначительным видом обмакнул перо в чернила, давая понять, что разговор окончен.
   Кларенс отодвинул от себя деньги.
   - Я не нищий, - сказал он упрямо.
   На этот раз мужчина поднял голову и проницательно посмотрел на мальчика.
   - Не нищий, вот как? Ну, а я похож на нищего?
   - Нет, - запинаясь, сказал Кларенс, взглянув в его надменные глаза.
   - И все же на твоем месте я с благодарностью взял бы эти деньги.
   - Только если вы позволите мне потом вернуть их, - сказал Кларенс, пристыженный, не на шутку испугавшись, что он невольно обидел этого человека.
   - Позволяю, - сказал тот и снова склонился над столом.
   Кларенс взял деньги и смущенно вынул кошелек. Мальчик в первый раз прикоснулся к кошельку с тех пор, как получил его назад в баре, и его удивило, что кошелек такой тяжелый и полный - просто битком набит: когда он его открыл, несколько монет даже упали на пол. Мужчина быстро поднял голову.
   - Ты, кажется, сказал, что у тебя только двадцать долларов, - заметил он мрачно.
   - Мистер Пейтон дал мне сорок, - сказал Кларенс в недоумении и покраснел. - Двадцать я уплатил за выпивку в баре... и... - Он запнулся. Я... я... не знаю, откуда взялись остальные.
   - Двадцать долларов за выпивку? - переспросил мужчина, отложил перо и, откинувшись в кресле, взглянул на мальчика.
   - Да... то есть... в Дэвидсон-Кроссинге я угостил нескольких джентльменов, моих попутчиков, сэр.
   - Ты что же, всех гуртом угощал?
   - Нет, сэр, только четверых или пятерых... и еще бармена. Но в Калифорнии все так дорого. Я же знаю.
   - Пожалуй. Но по тебе это как-то не очень заметно, - сказал мужчина, покосившись на его кошелек.
   - Они попросили у меня кошелек поглядеть, - торопливо объяснил Кларенс, - вот как было дело. Кто-то случайно положил свои деньги в мой кошелек.
   - Ну еще бы, - сказал мужчина хмуро.
   - Конечно же, так оно и было, - сказал Кларенс с некоторым облегчением, но все же чувствуя себя неловко под упорным взглядом этого человека.
   - Ну, в таком случае еще двадцать долларов тебе ни к чему, - сказал тот спокойно.
   - Но ведь эти деньги не мои, - нерешительно возразил Кларенс. - Я должен найти хозяина и вернуть их ему. Может быть, - добавил он робко, можно оставить их у вас и зайти, когда он найдется, или прислать его сюда?
   Он с величайшей серьезностью отсчитал те деньги, которые оставались от подарка Пейтона, и те двадцать долларов, которые только что получил. Оставалось сорок долларов. Он положил их на стол перед владельцем банка, который, не сводя с него глаз, встал и открыл дверь.
   - Мистер Рид, - позвал он.
   Появился клерк, который привел сюда Кларенса.
   - Откройте счет на имя... - Он замолчал и вопросительно повернулся к Кларенсу.
   - Кларенса Бранта, - сказал мальчик, краснея от волнения.
   - На имя Кларенса Бранта. Возьмите вот этот вклад. - Он указал на деньги. - И выдайте ему расписку.
   Клерк ушел, удивленно поглядывая на деньги, а банкир помолчал, снова посмотрел на Кларенса и сказал:
   - Ну, я думаю, ты не пропадешь. - После чего вошел обратно в свой кабинет и закрыл за собой дверь.
   Надеюсь, читателю не покажется невероятным, что Кларенс, всего несколько мгновений назад подавленный горьким разочарованием и печальным сознанием, что родственники его бросили, теперь вдруг почувствовал, что вознесся на головокружительную высоту независимости и зрелости. Минуту назад, в банке, он был одиноким мальчиком без единого друга, а вышел оттуда не нищим, которому удалось выклянчить подаяние, - нет, этот важный банкир сам отверг такую мысль, - а настоящим клиентом! Вкладчиком! Деловым человеком, как все те взрослые люди, которые толпились в первой комнате! Он стал человеком в глазах того самого клерка, который только что пожалел его. Теперь он понял, что с ним разговаривал тот, чья фамилия была написана на дверях банка, тот, о ком его попутчики говорили с восхищением и завистью, - сам банкир, знаменитый по всей Калифорнии! Что ж тут невероятного, если мальчик, наделенный богатым воображением и полный надежд, забыл все на свете - и цель своего прихода и даже то, что он не считал эти деньги своими, - сдвинул шляпу набекрень и быстро зашагал по улицам навстречу счастливой судьбе?
   Часа через два к банкиру пришел другой посетитель. Это был человек, похожий на фермера, который ехал вместе с Кларенсом. Видимо, он был лицом влиятельным, так как банкиру немедленно доложили о приходе "капитана Стивенса". После обычного делового разговора капитан небрежно спросил:
   - А писем для меня нет?
   Занятый банкир указал пером на букву "С" среди расположенных по алфавиту отделений ящика, стоявшего у стены. Отобрав свою корреспонденцию, капитан молча постоял, держа в руке письмо.
   - Послушайте, Карден, тут вот письмо для какого-то Джона Силсби. Когда я заезжал полтора месяца назад, оно уже было здесь.
   - Ну и что?
   - Так зовут караванщика из Пайк-Кантри, которого в прерии убили индейцы. Вчера во Фриско* газеты сообщили подробности. Может, это письмо ему адресовано. На нем нет марки. Кто его принес?
   _______________
   * Сокращенное название Сан-Франциско.
   Мистер Карден вызвал клерка. Оказалось, что письмо оставил до востребования некий Брант Фокье.
   Капитан Стивенс улыбнулся.
   - Брант теперь так занят картами, он про это больше и не вспомнит. Я слышал, что после стычки возле поселка Ангела он подался куда-то на юг. Сегодня я ехал из Стоктона с его старым дружком Кэлом Джонсоном.
   - Значит, вы приехали сегодня почтовой каретой из Стоктона? - спросил Карден, взглянув на него.
   - Да, я сошел на Десятой миле, а дальше - верхом.
   - А вы не заметили там странного застенчивого мальчишку, вот такого примерно роста, похожего на школьника, сбежавшего из дому?
   - Заметил ли? Черт подери! Да он угощал меня виски!
   Карден вскочил со стула.
   - Значит, парень не врал!
   - Нет. Мы согласились выпить за его счет, а потом возместили все мальцу с лихвой. Эй! Что случилось?
   Но мистер Карден был уже в соседней комнате, возле клерка, который впустил Кларенса.
   - Помните того мальчика, Бранта, который приходил сегодня?
   - Да, сэр.
   - Куда он пошел?
   - Не знаю, сэр.
   - Отыщите его, достаньте хоть из-под земли. Обойдите все гостиницы, рестораны, бары. Если один не справитесь, возьмите кого-нибудь в помощь. И верните его, живо!
   Когда клерк возвратился после безрезультатных поисков, было уже около полуночи. Моряки гуляли вовсю: магазины, конторы, салуны, игорные дома сверкали яркими огнями. На улицах было оживленно, всюду сновали люди, их ждала удача, слава, удовольствия или преступление. И среди этих громких, тяжелых шагов, казалось, навеки замерли легкие, неуверенные шаги бездомного мальчика.
   ГЛАВА VIII
   Когда Кларенс, выйдя из банка, снова очутился на шумной улице, он рассудил своим детским умом, что раз уж он все равно плывет по воле волн и ни перед кем не должен отчитываться, почему бы ему не отправиться прямо на ближайшие золотые прииски! О том, чтобы вернуться к мистеру Пейтону и Сюзи отверженцем, которого отовсюду гонят, нечего было и думать. Он купит себе снаряжение, какое видел у старателей, и отправится в путь сразу же после ужина. Кларенс с удовольствием предвкушал, как самостоятельно, без чужой опеки, будет заказывать себе ужин, но, едва войдя в ресторан, он стал предметом всеобщего любопытства, отчасти из-за своего малого роста, отчасти же из-за одежды, которая, как бедняга начал подозревать, в самом деле выглядела нелепо, и он поспешил уйти, пробормотав извинение, а в другой ресторан зайти так и не посмел. Вскоре он увидел булочную, где и подкрепился имбирными пряниками с лимонадом. В бакалейной лавочке по соседству он купил селедок, копченого мяса и печенья - припасы, которые он положит в заплечный мешок. А потом занялся главным делом - поисками снаряжения. За час он раздобыл якобы для своего приятеля, дабы избавиться от досужих расспросов, лоток, одеяло, лопату, кирку и оставил все это у булочника, где устроил себе укромную штаб-квартиру, надев только сапоги, которые почти скрыли его матросские брюки. При всей его неопытности цены показались ему непомерно высокими; когда он закончил покупки, от его капитала осталось не больше четырех долларов! Но в его детском воображении эти грубые вещи обладали гораздо большей ценностью, чем золото, отданное за них, и к тому же он познал мальчишескую радость, испробовав волшебную силу денег.
   Меж тем лихорадочное оживление, царившее на улицах, как ни странно, только обострило в нем чувство одиночества, а окружающий разгул наполнял его смутным беспокойством. Он заглядывал на ходу в танцевальные залы, где весело кружились фигуры, в которых не было ничего женского, кроме платья; слышал крики и оглушительное пение хором из концертных залов; глядел на толпы пьяных гуляк, которые толпились у дверей салунов или с веселыми возгласами бегали по улицам, отталкивая его к стене, а иногда со смехом пытаясь увлечь за собой, - и все это смущало и пугало его. В обществе грубых людей он бывал и раньше, но те вели себя серьезно, сдержанно, деловито. А в этом низком растлении ума и силы - качеств, перед которыми Кларенс всегда по-мальчишески преклонялся, - было что-то отвратительное и удручающее. А потом где-то в толпе грянул револьверный выстрел, отовсюду стали стремительно сбегаться зеваки поглазеть на кого-то жалкого и беспомощного у стены; и вот уже толпа снова сомкнулась, - эта сцена, хотя и возбудила в мальчике любопытство, смешанное со страхом, по сути дела, меньше потрясла его душу, чем скотские развлечения и распутство.
   Один раз толпа отшвырнула его к вращающейся двери, которая под тяжестью его тела подалась и открыла перед ним длинную, великолепную, ярко освещенную комнату, полную молчаливых людей, чинных и сосредоточенных, которые были поглощены каким-то важным занятием и не обращали никакого внимания на крики и суматоху у самых дверей. Люди всех положений и званий, бедно и богато одетые, толпились у столов, как зачарованные, в сосредоточенном молчании. На столах были разбросаны карты, кучки золота и серебра. Слышался лишь звон монет, стук костяного шарика и частое, монотонное ленивое повторение какой-то непонятной фразы. Но Кларенс вдруг все понял. Это был игорный дом!
   Ободренный благопристойной тишиной и тем, что люди, поглощенные игрой, казалось, не замечали его, мальчик несмело подошел к одному из столов. Там были разложены карты, и на каждой лежала кучка денег. Кларенс увидел на столе перед собой пустую карту. Одинокий игрок, сидевший по соседству, поднял голову, с любопытством посмотрел на Кларенса и положил на карту десяток золотых монет. Кларенс, разглядывая комнату и игроков, не обратил внимания на то, что эта карта выиграла два или даже три раза подряд. Однако, заметив, что игрок, забирая свой выигрыш, с улыбкой смотрит на него, он в смущении перешел к другому концу стола, где было свободное место. Здесь тоже случайно оказалась пустая карта. Прежний сосед Кларенса мгновенно перебросил туда деньги через стол и выиграл! После этого и другие игроки начали как-то странно поглядывать на Кларенса, кое-кто из зрителей улыбнулся, и мальчик, краснея, неловко двинулся прочь. Но удачливый игрок ласково удержал его за рукав и вложил ему в руку три золотых монеты.
   - Вот твоя доля, сынок, - шепнул он.
   - Моя доля?.. За что? - пробормотал пораженный Кларенс.
   - За то, что ты принес мне счастье, - ответил тот.
   Кларенс смотрел на него в недоумении.
   - Что же мне... сыграть на них? - спросил он, переводя взгляд с монет на стол и не понимая, чего хочет незнакомец.
   - Нет, нет, - торопливо ответил тот. - Не надо. Ты их сразу проиграешь, сынок! Разве не видишь, ты приносишь счастье другим, а не себе. Бери деньги, старина, да беги домой!
   - Но они мне не нужны! Я не возьму! - сказал Кларенс, сразу вспомнив, какой фокус проделали утром с его кошельком, и внезапно исполнясь недоверием ко всему человечеству.