Гарт Фрэнсис. Степной найденыш (Трилогия - 1)

   - Вот! - Он повернулся к столу и положил деньги на первую свободную карту, какая попалась на глаза. Банкомет сгреб их, казалось, в тот же миг. И мальчик почувствовал облегчение.
   - То-то! - сказал мужчина суеверным тоном, с каким-то странным, бессмысленным выражением в глазах. - Что я тебе говорил? Понимаешь, это всегда так! А теперь, - добавил он грубовато, - уноси-ка отсюда ноги, покуда последнюю рубашку не проиграл.
   Кларенса не пришлось уговаривать. Окинув комнату взглядом в последний раз, он стал пробираться через толпу к дверям. Но он успел заметить в углу женщину, которая вертела "колесо судьбы", и лицо ее показалось ему знакомым. Он снова украдкой взглянул на нее. Хотя на голове у нее был какой-то необычайный убор вроде короны, как и полагалось "богине судьбы", он узнал среди блесток знакомую алую веточку; и хотя женщина все время заученно повторяла одни и те же слова, он вновь уловил нездешний выговор. Это была пассажирка почтовой кареты! Испугавшись, как бы она, не узнала его и тоже не захотела, чтобы он "принес ей счастье", Кларенс обратился в бегство.
   На улице его охватило глухое отвращение и ужас перед суетливым безумием и лихорадочным весельем этого полудикого города. Хоть и глухое, оно казалось тем Ощутимей, что было вызвано каким-то внутренним чутьем. Ему вдруг захотелось чистого воздуха и доброго одиночества пустынной прерии; он затосковал по своим бесхитростным спутникам - погонщику, разведчику Гилдерсливу и даже Джиму Хукеру. Но сильней всего было тоскливое желание бежать прочь с этих улиц, нагоняющих безумие, от этих непонятных людей. Он поспешил в булочную; собрал все покупки, взвалил их в подъзде на свои детские плечи, выскользнул на боковую улочку и направился прямо к окраине.
   Прежде он собирался сесть в почтовую карету, идущую на ближайший прииск, но от его и без того ничтожного капитала почти ничего не осталось, и он, чувствуя, что не может позволить себе такой расход, решил дойти туда пешком по проезжей дороге, справившись предварительно, в какой это стороне. Через полчаса огни унылого, шумного города и их отсветы в мелкой бурной реке исчезли где-то далеко позади. Воздух был прохладный и мягкий; желтая луна плыла в легкой дымке, поднимавшейся над камышами, вдали несколько редких тополей и сикомор, как часовые, застыли над дорогой. Отойдя от города, он присел под деревом и скромно поужинал всухомятку своими припасами, но так как родника поблизости не было, ему пришлось утолить жажду стаканом воды в придорожном трактире. Здесь ему добродушно предложили выпить чего-нибудь покрепче, но он отказался, а на любопытные расспросы ответил, что догоняет друзей, которые поехали вперед в фургоне. Недоверие к людям постепенно приучало мальчика к невинной лжи, тем более правдоподобной, что непринужденность, охватившая его, когда он ушел из города, и безмятежность, с которой он держался среди ласковой ночной природы, никак не выдавали того, что он бездомен и беден.
   Было уже далеко за полночь, когда, усталый, но по-прежнему полный надежд и радостный духом, он свернул с пыльной дороги в безбрежный, колышущийся простор овсюга с тем чувством уверенности, что сейчас обретет желанный отдых, с каким путник сворачивает к гостинице. Здесь, совершенно скрытый высокими, почти в человеческий рост, стеблями дикого злака, которые сразу же сомкнулись вокруг него, он пригнул к земле несколько из них на подстилку, а поверх набросил одеяло. Подложив под голову мешок вместо подушки, он завернулся в одеяло и вскоре заснул.
   Проснулся он на рассвете, освеженный, бодрый и голодный. Но приготовить себе первый завтрак собственными руками он смог, только когда добрался до воды и отыскал для костра более безопасное место, нежели поле овсюга. Такое место нашлось в миле пути, возле купы карликовых ив на берегу почти пересохшего ручья. В результате его стараний лучше всего удался костер; кофе же получился слишком густой, а свиная грудинка и селедка были почти одинаковы на вкус, поскольку варились в одном котелке. На этом мальчишеском пикнике ему не хватало Сюзи, и он вспомнил, быть может, не без горечи, как холодно она с ним рассталась. Однако новизна обстановки, ослепительно яркое солнце, чувство свободы и оживившаяся уже дорога, по которой то и дело, пыля, проезжали повозки, заставили его забыть все, кроме будущего. Вскинув за плечи мешок, он бодро отправился в путь. В полдень его нагнал возчик, который попросил спичку раскурить трубку, а в благодарность предложил подвезти, и они проехали вместе десяток миль. Боюсь, что Кларенс, как и накануне, наплел о себе с три короба, и возчик, расставаясь с ним, выразил ему свое искреннее сочувствие и надежду, что он вскоре встретится с друзьями.
   - Да гляди не сваляй опять дурака и не дай им навьючить на себя ихнее снаряжение! - добавил он простодушно, указывая на ношу Кларенса. Таким образом Кларенс преодолел самую трудную часть дневного пути, поскольку последние шесть миль дорога все время шла в гору, и ему удалось покрыть еще немалое расстояние пешком, прежде чем пришлось остановиться и стряпать ужин. Тут ему снова повезло. У родника, где он сделал привал, запасался водой пустой бревновоз, и кучер вызвался довезти вещи Кларенса - мальчик не забыл совет своего недавнего знакомца освободиться от снаряжения - до Бак-Ай-Миллз всего за доллар и за те же деньги подбросить его самого в тряском фургоне.
   - Небось, просадил в Сакраменто денежки, какие папа с мамой дали на обратную дорогу? Ну нет, меня не проведешь, сынок, - мрачно добавил он, когда Кларенс, уже наученный опытом, только хитро улыбнулся в ответ. - Я и сам был такой.
   К счастью, Кларенсу, под предлогом, что он "устал и хочет спать", удалось избавиться от опасных расспросов, и вскоре мальчик, лежа на дне повозки, действительно погрузился в глубокий сон.
   Когда Кларенс проснулся, они были уже в горах. Бак-Ай-Миллз оказался небольшим поселком, беспорядочно разбросанным по склону. Кларенс благоразумно прервал неприятные вопросы со стороны возчика и, как только они въехали в поселок, поспешил распрощаться с ним и слез на перекрестке. Ему сказали, что ближайший лагерь старателей находится в пяти милях, а направление указывал длинный деревянный желоб, или акведук, который то появлялся, то исчезал на противоположном склоне горы. Прохладный и сухой воздух, благодатная тень сосен и лавров, пряный аромат встречали Кларенса повсюду, наполняя его душу восторгом и ликованием. Дорога несколько раз углублялась в девственный лес, где птицы вспархивали из-под самых его ног и, как стрелы, пронзали полумрак; порой он останавливался, затаив дыхание, над глубокими голубыми каньонами, где на тысячефутовой глубине тянулись такие же леса. К полудню он вышел на другую дорогу, видимо, здешний большак, и с удивлением обнаружил, что она, как и земля, повсюду, где ее тронули лопатой, густо-красного цвета. По обочинам, на склонах и на стволах деревьев, на буграх и кучах земли вдоль дороги, в жидких, похожих на краску лужах, там, где ее пересекал журчащий ручеек, - всюду был тот же кровавый цвет. Кое-где он казался еще ярче на фоне белых зубчатых кристаллов кварца, проглядывавших на склоне горы или слоистыми пластами пересекавших дорогу. Кларенс с сильно бьющимся сердцем подобрал один такой кусок. Он весь был пронизан прожилками и полосками сверкающей слюды и крошечными блестящими кубиками какого-то минерала, похожего на золото.
   Дорога начала спускаться к извилистому ручью, обмелевшему от засухи и множества отводных канав; вода ослепительно сверкала на солнце у белых песчаных запруд или поблескивала в каналах и затонах. По берегам, а иногда даже вторгаясь прямо в русло, виднелись глиняные хижины, странной формы деревянные желоба и канавы, а кое-где мелькала сквозь листву белая парусина палаток. Пни срубленных деревьев и черные кострища усеивали оба берега. Кларенс вдруг почувствовал разочарование. Все это казалось таким пошлым, обыденным и, что хуже всего, давным-давно знакомым. Совсем как тоскливые окраины множества самых обыкновенных поселков, какие он видел в отнюдь не романтических местах. Глядя на мутно-красный поток, вытекающий из деревянного желоба, в котором, словно в ящике комода, неуклюже копошились, выискивая что-то, несколько бородатых, сутулых людей, трудно было предположить, что в нем есть благородный металл. И все же Кларенс был так поглощен этим зрелищем, что чуть не налетел на домик, стоявший на отшибе, за крутым поворотом дороги.
   Невозможно описать эту лачугу, сооруженную наполовину из досок, наполовину из парусины. Через открытую дверь были видны полки по стенам, прилавок, в беспорядке заваленный разной снедью, одеждой, бакалейным и скобяным товаром - без всякой попытки выставить все это как полагается или хотя бы просто рассортировать товары, - и стол, а на нем оплетенная бутыль и несколько грязных стаканов. Двое небрежно одетых мужчин, у которых из-под длинных, спутанных бород и волос под обвислыми шляпами были видны среди косматых дебрей только глаза и губы, стояли, прислонившись к стене по обе стороны двери, и курили. Дорога шла под уклон, и Кларенс, с разгону чуть не натолкнувшись на них, едва успел остановиться.
   - Эй, сынок, дом-то зачем ломать! - сказал первый, не вынимая трубки изо рта.
   - Если ты ищешь маму, так она с тетушкой Джейн только что ушла пить чай к священнику Дулиттлу, - заметил другой лениво. - Велела, чтоб ты обождал.
   - Но я... я иду... на прииски, - нерешительно объяснил Кларенс. Кажется, это в ту сторону?
   Мужчины вынули трубки изо рта, переглянулись, и каждый провел тыльной стороной ладони по лицу, словно стирая всякое выражение, а потом заглянули в дверь.
   - Эй, вылазьте-ка все сюда!
   На зов из лачуги высыпали шестеро мужчин, таких же бородатых и с такими же трубками во рту, присели в ряд на корточки, привалившись спинами к стенке, и невозмутимо уставились на мальчика. Кларенсу стало не по себе.
   - Даю за него, - сказал один, вынимая изо рта трубку и свирепо глядя на Кларенса, - сто долларов, со всеми потрохами.
   - Поскольку у него новехонькое снаряжение, - сказал другой, - даю сто пятьдесят и ставлю выпивку для всех. Меня давно уже тянет на что-нибудь этакое, - добавил он, как бы оправдываясь.
   - Ну-с, джентльмены, - сказал человек, который первым заговорил с Кларенсом, - ежели взглянуть на него, так сказать, в общем и целом, разобрать по всем статьям, а также принять во внимание, сколько в нем пороха, наглости и нахальства, коль скоро он явился сюда этаким бесцеремонным, беспардонным молодчиком, которому сам черт не брат, я считаю, что двести долларов - самая сходная цена.
   Кларенсу уже приходилось слышать такие мрачные, без тени улыбки калифорнийские шуточки, и это отнюдь не располагало его к доверию. Он попятился и упрямо повторил:
   - Я спрашиваю, это ли дорога на прииски?
   - Да это и есть прииски, а вот и сами старатели, - серьезно сказал мужчина, заговоривший первым. - Позвольте мне представить их: вон тот Картежник Джим, а вот Коротышка Билли, Образина Боб, Трезвенник Дик. Далее - Герцог Чэтем-стрит, Живой Скелет и я, ваш покорный слуга!
   - А позвольте вас спросить, прекрасный юноша, - сказал Живой Скелет, который, казалось, так и пышет здоровьем, - откуда пожаловали вы к нам на крыльях утра и чьи мраморные дворцы осиротели без вас?
   - Я пересек всю прерию и приехал в Стоктон два дня назад с караваном мистера Пейтона, - раздраженно сказал Кларенс, не видя причины скрывать что-либо. - А потом меня повезли в Сакраменто к моему двоюродному брату, но он там больше не живет. И я не вижу тут ничего смешного! Я пришел сюда, на прииски, мыть золото, потому... потому что мистера Силсби, который должен был довезти меня сюда и найти моего двоюродного брата, убили индейцы.
   - Обожди-ка, сынок. Я за тебя доскажу, - остановил его первый мужчина, вставая на ноги. - Сам ты уцелел, потому что потерялся вместе с маленькой дочкой Силсби. Пейтон подобрал тебя, когда ты с ней нянчился, а через два дня вы наткнулись на разбитые фургоны Силсби, и рядом валялись люди со всего каравана с перерезанными глотками.
   - Да, сэр, - подтвердил Кларенс, у которого глаза полезли на лоб от удивления.
   - А в прерии, - серьезно продолжал тот, кладя мальчику руку на голову, словно хотел помочь ему вспомнить, - когда ты остался всеми покинутый с этим ребенком, ты увидел одного из этих краснокожих совсем близко, как вот меня сейчас, он высматривал караван, а ты затаил дыхание и боялся шевельнуться?
   - Да, сэр, - волнуясь, подтвердил Кларенс.
   - И Пейтон в тебя выстрелил, думал, это индеец прячется в траве? А был еще случай, когда ты один, без чужой помощи убил буйвола, который свалился вместе с тобой в лощину?
   - Да, - сказал Кларенс, покраснев до ушей от удивления и радости. Так вы меня знаете?
   - Вроде бы да-а, - протянул мужчина серьезно, расправляя пальцем усы. - Понимаешь, ведь ты уже был здесь.
   - Был? Я? - повторил Кларенс, ошеломленный.
   - Ну да, был. Вчера вечером. Только тогда ты был повыше ростом и нестриженый. И ругался куда крепче, чем теперь. Выпил виски не хуже взрослого и взял взаймы пятьдесят долларов на дорогу до Сакраменто. У тебя их, верно, нет при себе, а?
   От ужаса и недоумения голова у Кларенса пошла кругом.
   Что он, сходит с ума, или эти жестокие люди узнали о его злоключениях от вероломных друзей и все сговорились травить его? Он неуверенно сделал несколько шагов, но мужчины встали и быстро окружили его, преградив ему дорогу. В тупом и беспомощном отчаянии он выдавил из себя:
   - Как называется это место?
   - Люди называют его Ущельем Мертвеца.
   Ущелье Мертвеца! Во мраке вдруг сверкнул луч света. Ущелье Мертвеца! Неужели Джим Хукер и вправду убежал и назвался его именем? Он умоляюще повернулся к первому из мужчин.
   - Скажите, он был старше меня и выше ростом? Такой с круглым, гладким лицом и маленькими глазками? И с хриплым голосом? И он... - Мальчик в отчаянии замолчал.
   - Да. На тебя он нисколько не похож, - сказал мужчина задумчиво. Понимаешь, какая выходит петрушка. Больно уж много болтается вас тут всяких для одного поселка.
   - Не знаю, кто здесь был до меня и что говорил, - сказал Кларенс в отчаянии, но все-таки упрямо сохраняя верность своему старому товарищу это было у него в крови. - Не знаю и знать не хочу, вот! Я Кларенс Брант из Кентукки. Я выехал с караваном Силсби из Сент-Джо, а теперь иду на прииски, и вы не имеете права меня не пустить.
   Первый из мужчин вздрогнул, пристально посмотрел на Кларенса, потом повернулся к остальным. Человек по прозвищу Живой Скелет надвинулся на мальчика всей тушей и, разглядывая его, задумчиво сказал:
   - Черт, а ведь и вправду похоже, что он щенок Бранта, ей-ей.
   - А не родственник ты полковнику Хэмилтону Бранту из Луисвилля? спросил первый.
   Опять этот проклятый вопрос! Бедный Кларенс поколебался, не зная, как быть. Неужели снова придется подвергнуться перекрестному допросу, как у Пейтонов?
   - Да, - отвечал он упрямо, - родственник. Но вы же сами знаете, что он умер.
   Ему ответил хор голосов:
   - Конечно, умер.
   - Ясное дело.
   - Умер.
   - Схоронили полковника.
   - Само собой, - веско подтвердил Живой Скелет, как человек, который знает, что говорит. - От Хэма Бранта теперь одни косточки остались.
   - Это точно! Покойник мертвее мертвого, - поддержал его Трезвенник Дик, мрачно кивая остальным. - Не приведи бог с таким повстречаться!
   - Да уж коли полковник схватит, так мертвой хваткой, и рука у него ледяная, - заключил Герцог Чэтем-стрит, который до сих пор молчал. - Это как пить дать. Но что на этот счет сказала твоя мамочка? Она снова выходит замуж? Это она тебя сюда спровадила?
   Тут Кларенсу показалось, что стоявший рядом с Герцогом пнул его ногой; мальчик упрямо повторил:
   - Я приехал в Сакраменто к своему двоюродному брату Джексону Бранту, но его там нет.
   - К Джексону Бранту! - подхватил первый, переглянувшись с остальными. - И твоя мать сказала, что он тебе двоюродный брат?
   - Да, - устало ответил Кларенс. - До свидания.
   - Обожди, сынок, а куда это ты собрался?
   - Мыть золото, - сказал мальчик. - И вы сами знаете, что не имеете права мне помешать, если это не ваша заявка. Я законы знаю.
   Он слышал про это в Стоктоне от мистера Пейтона. И вдруг ему показалось, что мужчины, которые о чем-то перешептывались, поглядывают на него добрее и, как видно, бросили "разыгрывать" его. Первый положил руку ему на плечо и сказал:
   - Ладно, ступай за мной, я покажу тебе, где мыть.
   - А вы кто? - спросил Кларенс. - Вы себя назвали просто "я".
   - Ну, можешь звать меня Флин... Том Флин.
   - И вы мне покажете, где мыть?
   - Покажу.
   - А я, знаете, - сказал Кларенс робко, но с невольной улыбкой, - я, кажется, приношу людям счастье.
   Человек посмотрел на него сверху вниз и сказал серьезно, только Кларенсу вдруг показалось, что это уже совсем не та серьезность:
   - Я тебе верю.
   - Да-да, - живо сказал Кларенс, шагая рядом с ним, - на днях я принес счастье одному человеку в Сакраменто.
   И он без тени улыбки рассказал о том, что было с ним в игорном доме. Не удовлетворившись этим - роднички, таившиеся в глубине его детской души, вдруг забили, раскованные непостижимой симпатией к этому человеку, - он рассказал о том, как угостил своих попутчиков в придорожном баре, как нашел деньги в своем волшебном кошельке и как ему открыли счет в банке. То ли его вдруг покинула всегдашняя застенчивость, так повлиявшая на его судьбу, то ли он почуял какое-то необычайное расположение к себе со стороны своего спутника, он сам не мог бы сказать, но когда они дошли до склона горы, Флин знал уже всю историю мальчика. Только в одном его скрытность осталась непоколебимой. Хоть и помня о двуличности Джима Хукера, он сделал вид, будто считает это дружеской шуткой.
   Наконец они остановились посреди зеленого склона. Кларенс скинул с плеча лопату, отвязал лоток и посмотрел на Флина.
   - Можешь копать где хочешь, - сказал его спутник небрежно, - тут наверняка найдешь блестки. Набери в лоток земли, потом ступай вон к тому желобу, пусти воду по верху лотка да поворачивай его вот так, - добавил он, делая вращательные движения руками. - Промывай, покуда на дне не останется только черный песок. А потом делай все точно так же, пока не увидишь блестки. Не бойся, что смоешь золото из лотка, этого ты и нарочно не сделаешь. Я тебя здесь оставлю, а потом опять приду, ты жди.
   Еще раз серьезно кивнув с каким-то подобием улыбки в глазах, которые одни только и были видны на его заросшем лице, он быстро ушел.
   Кларенс не стал терять времени. Выбрав место, где трава не слишком густая, он расчистил дерн и набрал несколько лопат красной земли. Когда он наполнил и взвалил на плечо лоток, то был поражен его тяжестью. Он не знал, что красный цвет земле придает осадок железа. Пошатываясь под тяжестью своей ноши, он спустился к желобу, похожему на узкое деревянное корытце, по которому текла вода, и начал тщательно выполнять указания Флина. Как только он окунул лоток, вода унесла половину содержимого в виде жидкой, похожей на краску грязи. Увидев эту маслянистую жижу, ощутив ее на своих руках, Кларенс дал волю мальчишеской радости. Еще несколько секунд и на дне остался лишь мелкий черный песок. Мальчик еще раз окунул лоток в воду, покрутил немного, и - он не поверил своим глазам! - в песке засверкали редкие желтые крупинки, крошечные, чуть больше булавочной головки. Он слил содержимое лотка. Но его спутник не соврал: песчинки кварца, более легкие, уносила вода, а сверкающие крупинки под действием своей тяжести неподвижно лежали на гладкой поверхности дна. Это и были "блестки" - золото!
   Сердце у Кларенса чуть не выскочило из груди. Перед его глазами уже предстало ослепительное видение - богатство, независимость, власть и... но тут чья-то рука легонько коснулась его плеча.
   Он оглянулся. Взволнованный, ничего вокруг не замечая, он не слышал стука копыт и теперь с удивлением увидел Флина, который сидел верхом, держа в поводу вторую лошадь.
   - Умеешь ездить верхом? - спросил он отрывисто.
   - Да, - ответил Кларенс, запинаясь. - Но...
   - Никаких но... у нас всего два часа, чтобы доскакать до Бак-Ай-Миллз и поспеть на почтовую карету. Бросай все, садись и поехали!
   - Но я только что нашел золото, - сказал мальчик взволнованно.
   - А я только что нашел твоего... двоюродного брата. Едем!
   Он пришпорил лошадь, заставив ее переступить через разбросанные инструменты мальчика, помог ему сесть или, вернее, втащил его в седло, хлестнул лошадь Кларенса по ляжкам своим лассо, и мгновение спустя оба бешено скакали вперед.
   ГЛАВА IX
   Кларенс, которому так неожиданно пришлось распроститься со своим блестящим будущим, не смел, однако, перечить властному человеку, ехавшему рядом с ним, и несколько минут молчал, но потом дорога пошла в гору, что заставило их умерить прыть и дало мальчику возможность немного отдышаться и набраться смелости.
   - А где мой двоюродный брат? - спросил он.
   - В двухстах милях к югу отсюда.
   - Мы едем к нему?
   - Да.
   И они снова поскакали во весь опор. Прошло почти пол часа, и вот начался еще более длинный подъем. Кларенс заметил, что Флин время от времени с любопытством поглядывает на него из-под обвислых полей шляпы. От этого мальчику было немного не по себе, но он чувствовал такое необычайное доверие к своему спутнику, что в его смущении не было настороженности.
   - А ты никогда не видел своего двоюродного брата?
   - Нет, - ответил Кларенс, - и он тоже меня не видел. Во всяком случае, он меня совсем не знает.
   - А сколько тебе лет, Кларенс?
   - Одиннадцать.
   - Ну, раз ты такой щенок, какого днем с огнем поискать, - Кларенс вздрогнул, вспомнив, как назвал его при первой встрече Пейтон, послушай-ка, что я скажу. Я знаю, ты не испугаешься, не струсишь, не сробеешь, - не таковской ты породы. Так вот, ежели ты услышишь от меня, что этот твой... ну, в общем, двоюродный брат - самый отчаянный висельник, что он недавно убил человека и вынужден был уносить ноги, оттого и не мог объявиться в Сакраменто, - что ты на это скажешь?
   Это было уж слишком. И Кларенс, поглядев на Флина своими правдивыми глазами, ответил совершенно искренне:
   - Скажу, что вы говорите, совсем как Джим Хукер.
   Его спутник удивленно взглянул на него и вдруг осадил коня; потом громко рассмеялся и снова поскакал вперед, время от времени качая головой, хлопая себя по ляжкам и оглашая сумрачные леса раскатистым хохотом. Но вскоре он вдруг опять впал в задумчивость и, пришпорив коня, ехал так с полчаса, открывая рот только для того, чтобы поторопить Кларенса, да иногда подхлестывая его лошадь. К счастью, мальчик хорошо ездил верхом что Флин, видимо, оценил, - иначе он уже десять раз вылетел бы из седла.
   Наконец впереди мягкими контурами проступили беспорядочно разбросанные по красноватому склону домишки Бак-Ай-Миллз. Флин придержал коня и, поехав рядом с Кларенсом, положил ему руку на плечо.
   - Так вот, мальчуган, - сказал он, вытирая слезы, выступившие у него на глазах от смеха, - это я просто так, пошутил, хотел тебя испытать. Этот твой двоюродный брат, к которому я тебя везу, такой же вежливый и воспитанный, как ты. Он совсем погряз в книжках и науках, живет один на ранчо в большом доме среди целой охраны испанцев, а нашего брата, американца, и видеть не хочет! Даже фамилию сменил, зовется теперь дон Хуан Робинсон! Зато он настоящий богач: три лиги земли, много скота и лошадей, так что, - тут он одобрительно поглядел, как Кларенс сидит в седле, - пожалуй, ты там скучать не будешь.
   - Но я думаю, - нерешительно сказал Кларенс, которому эти слова напомнили сердобольное предложение Пейтона, - мне лучше бы остаться здесь и мыть золото... вместе с вами.
   - А я этого не думаю, - возразил Флин с серьезностью, очень похожей на бесповоротную решимость.
   - Но ведь мой двоюродный брат не приехал в Сакраменто, не послал за мной никого и даже не написал, - возмущенно настаивал Кларенс.
   - Тебе - нет, мальчуган. Зато он написал тому человеку, который, как он думал, привезет тебя, Джону Силсби, и оставил письмо в банке до востребования. Но так как Силсби нет в живых, он и не пришел за письмом. А ты, когда был там, не справился о письме и даже не упомянул о Силсби, вот письмо и вернули обратно твоему родичу через меня, так как в банке думали, что мы с ребятами знаем, где он. Его привез в наше ущелье нарочный, покуда ты мыл золото на склоне. Тут я вспомнил твой рассказ, решил вскрыть письмо и вижу, что твой брат просит Силсби привезти тебя прямо к нему. Выходит, я только делаю то, что должен был сделать Силсби.
   Все сомнения и подозрения, какие могли возникнуть у Кларенса, мигом рассеялись, едва он взглянул в твердые и решительные глаза своего спутника. Он забыл даже свое разочарование, охваченный радостью, что обрел такого замечательного друга и защитника. И если при первой встрече Кларенс проникся к нему бесконечным доверием, разоткровенничался, то теперь под влиянием какого-то нового, более глубокого чувства снова смущенно замкнулся в себе.
   В Бак-Ай-Миллз они успели наскоро перекусить до прибытия почтовой кареты, и Кларенс заметил, что, несмотря на грубую одежду и разбойничью внешность его друга, все вокруг Явно относятся к нему с уважением и, пожалуй, не без почтительного страха. Во всяком случае, им беспрекословно предоставили два лучших места в карете, а когда Флин небрежно, почти надменно пригласил попутчиков выпить, это приглашение было с готовностью принято всеми, не исключая двух франтоватых пассажиров, которые до тех пор держались в стороне. Боюсь, что Кларенс с мальчишеской гордостью наслаждался этим доказательством необычайного влияния своего друга и, чувствуя на себе любопытные взгляды пассажиров, нарочито подчеркивал, что он на короткой ноге с этим властным бородачом.