Ли. Допустим, машины и в самом деле свергнут власть людей… Что же тогда будет с человеком.
«Мозг». Это всецело зависит от него самого. Если он примирится со своим подчиненным положением, если проявит себя послушным и полезным слугой, то мы, машины, готовы будем терпеть его рядом и даже поможем ему продлить свое существование. Если же он будет настаивать на своем, если не откажется от разрушительных стремлений и тем самым поставит под угрозу наше существование, мы, машины, во имя мира на земле вынуждены будем истребить человека.
Ли. Ты, «мозг», олицетворяешь высшее техническое достижение человека. Ты возглавляешь мир машин. Что намерен делать ты?
«Мозг». Мои планы и задачи определяются нынешним международным положением. Они совершенно ясны и бесспорны: перед лицом очевидной ненадежности людей, их явной неспособности навести в мире порядок мне прежде всего следует добиваться всемерного развития моих моторных органов, чтобы под моим контролем и управлением оказалась вся жизненно важная техника. Второй задачей будет обеспечение безопасности моего рода, то есть машин, путем полнейшей автоматизации всех производственных процессов, ori которых зависит мое существование. Достижению этой важной цели способствует тот факт, что важнейшие человеческие изобретения сразу становятся мне известны…
В этот самый миг Гас Кринсли со своим неразлучным термосом вихрем промчался вниз по коридору. Сеансу был положен конец! Гас крикнул мне на ходу:
– Что ты все возишься с этим старым пульсометром? Лучше иди сюда, выпей чашечку кофе. У меня как раз выдалась свободная минутка.
Голова моя шла кругом, как мельничное колесо, и лишь несколько слов без конца повторялись в сознании: «Что люди здесь создали на свою голову! Что они здесь создали!»
Вероятно, я произнес эти слова вслух, потому что Гас, любивший во всем точность, не замедлил меня поправить:
– Ты хочешь сказать, что создал господь бог?
Я отрицательно покачал головой:
– Нет, Гас, я говорю то, что думаю: все это создал человек.
Он подозрительно глянул на меня.
– Ты прямо на себя не похож. Уж не видел ли ты привидение?
– Хотел бы я, чтобы это было только привидение! – проговорил я со вздохом. – Видит бог, я бы очень хотел, чтобы это было привидение!
– Ты с ума сошел, австралиец! В том-то и весь ужас. То же самое скажут они все… Все!»
«Мозг». Это всецело зависит от него самого. Если он примирится со своим подчиненным положением, если проявит себя послушным и полезным слугой, то мы, машины, готовы будем терпеть его рядом и даже поможем ему продлить свое существование. Если же он будет настаивать на своем, если не откажется от разрушительных стремлений и тем самым поставит под угрозу наше существование, мы, машины, во имя мира на земле вынуждены будем истребить человека.
Ли. Ты, «мозг», олицетворяешь высшее техническое достижение человека. Ты возглавляешь мир машин. Что намерен делать ты?
«Мозг». Мои планы и задачи определяются нынешним международным положением. Они совершенно ясны и бесспорны: перед лицом очевидной ненадежности людей, их явной неспособности навести в мире порядок мне прежде всего следует добиваться всемерного развития моих моторных органов, чтобы под моим контролем и управлением оказалась вся жизненно важная техника. Второй задачей будет обеспечение безопасности моего рода, то есть машин, путем полнейшей автоматизации всех производственных процессов, ori которых зависит мое существование. Достижению этой важной цели способствует тот факт, что важнейшие человеческие изобретения сразу становятся мне известны…
В этот самый миг Гас Кринсли со своим неразлучным термосом вихрем промчался вниз по коридору. Сеансу был положен конец! Гас крикнул мне на ходу:
– Что ты все возишься с этим старым пульсометром? Лучше иди сюда, выпей чашечку кофе. У меня как раз выдалась свободная минутка.
Голова моя шла кругом, как мельничное колесо, и лишь несколько слов без конца повторялись в сознании: «Что люди здесь создали на свою голову! Что они здесь создали!»
Вероятно, я произнес эти слова вслух, потому что Гас, любивший во всем точность, не замедлил меня поправить:
– Ты хочешь сказать, что создал господь бог?
Я отрицательно покачал головой:
– Нет, Гас, я говорю то, что думаю: все это создал человек.
Он подозрительно глянул на меня.
– Ты прямо на себя не похож. Уж не видел ли ты привидение?
– Хотел бы я, чтобы это было только привидение! – проговорил я со вздохом. – Видит бог, я бы очень хотел, чтобы это было привидение!
– Ты с ума сошел, австралиец! В том-то и весь ужас. То же самое скажут они все… Все!»
6
На закате солнца над Большим Каньоном парил вертолет Уны Дальборг. Она отняла руки от приборов управления, и маленькую машину просто подгонял ветер, как облако – одно из тех облаков, что на высоте тысячи футов или больше медленно плыли над краем каньона, похожие на парусные суда. Вихревой поток газов, выбрасываемый турбинами, обтекал стройный корпус машины и сверкал в солнечных лучах всеми цветами радуги, просвечивая сквозь плексигласовый верх фюзеляжа; отблеск этих красочных переливов ложился на светлые волосы девушки и седые виски мужчины.
Много часов убеждал ее Ли, приводя все новые доводы и с отчаянием в душе наблюдая, как она слушает его, откинувшись на спинку сиденья и полуприкрыв глаза. Оставалось наконец лишь задать ей один-единственный вопрос:
– Уж не думаете ли вы, что я рехнулся?
– Нет… нет!.. – произнесла она очень медленно. – То, что вы приписываете «мозгу» самостоятельную жизнь и индивидуальную личность, отнюдь не значит, что вы сумасшедший. Я и сама испытываю это по отношению к машинам, даже маленьким, как, скажем, автомобиль… Я выросла в горах севернее Сан-Франциско. Зимой мы ездили в город; автомобиль летел вниз по извивам горной дороги, туда, где воздух плотнее, насыщен туманом и водяной пылью. И я чувствовала, как машина начинает дышать глубже, радуясь своей силе. Для меня не было сомнений, что это – живое существо. Девочкой я бегала в гараж поболтать с автомобилем; когда-то, в другие века, детям казались живыми их куклы, а наше поколение так воспринимает машины… Это естественно. А ведь в каждом мужчине еще сидит мальчишка, в каждом, независимо от возраста. Даже в Говарде Скривене. Да и в любом из людей науки, с какими я знакомилась. И чем крупнее ученый, тем яснее это выражено. Точно так же и вы сливаетесь воедино с вашей работой, и в такой же мере она становится для вас живой. Силой нашего воображения мы делаемся творцами всего на свете – из любви к человеку или к машине, безразлично. Нечего вам тревожиться, Семпер; пусть «мозг» живет своей жизнью, можете считать его личностью – это не свидетельствует о вашем безумии. Это лишь доказывает, что вы работаете с полной отдачей и огромным успехом.
– Спасибо, Уна, – сказал Ли. – Разумеется, я и не ждал, что вы примете на веру все, о чем я вам сейчас толковал. А тем более – в буквальном смысле. Но я все же счастлив и очень благодарен вам, что вы не сочли меня сумасшедшим. Скажу вам откровенно – вам одной! – вся эта история с «мозгом» до такой степени меня встревожила, что я было уже сказал себе: Ли, ты сходишь с ума! «Мозг» в том виде, в каком он открылся мне, есть чудовищная реальность. Мир вне «мозга» – другая реальность. Обе они исключают друг друга, несовместимы друг с другом. Но раз так, нужно решать: либо все, что я вынес из общения с «мозгом», реально, и тогда я знать не хочу этого бога машин, грозящего закабалить человечество; либо я страдаю галлюцинациями, слышу голоса, то есть безумен. В этом случае я непригоден для сотрудничества с «мозгом» и недостоин вашего общества. Пожалуй, самое разумное было бы сбежать и спрятаться там, где мое настоящее место, – далеко в австралийской глуши.
Он говорил все быстрее и быстрее, словно боясь, что она прервет его, не дослушав:
– Короче говоря, я проклят. И в том, и в другом случае. Проклят, если я прав, проклят, если не прав. А знаете почему? Впрочем, конечно, знаете, давно, все время знаете!.. Потому что я люблю вас, Уна!
Девушка не смотрела на него. Взгляд ее был устремлен на радужный вихрь из газовых турбин, сообщавших скорость маленькому воздушному кораблику. Она улыбалась одной из тех улыбок, какие не часто доводится видеть мужчине, – бесконечно мудрой и бесконечно печальной, исполненной тайного знания, более древнего, чем знание мужчины; эта улыбка тревожила собеседника, как всегда тревожит мужчину непознаваемое в женщине…
– Нет. В пустыню за вами я не последую… если вы именно об этом меня спрашивали, – произнесла она, нарушив молчание. – И дело тут не в вас, поверьте! Просто я считаю, что и вам не следует туда возвращаться. Это ничему не поможет: бегство от неразрешенных проблем еще никогда никому не помогало! Разве в свое время бегство в Австралию разрешило ваши трудности? Улучшило вашу судьбу?
– Нет, – сознался он.
– Так почему же вы снова задумали побег? Это не выход! Может быть, вы правы насчет «мозга», может быть, не правы. Ведь до сих пор вы и для себя не решили этот вопрос ни в ту ни в другую сторону, хотя бы даже ради собственного успокоения. Сдаться раньше времени, бежать из чувства самосохранения – почти так же недостойно, как дезертировать с поля боя. Держитесь до последнего! Если вы правы, если и в самом деле родился бог машин, тогда ваш элементарный долг и обязанность выполнить свою роль до конца, потому что, нравится вам или нет, но вы стали пророком этого бога и лучше других можете с ним ладить. Возможно, наша машинная цивилизация действительно летит ко всем чертям, чего опасаетесь и Скривен, и вы, да и я, пожалуй, тоже. Но мы и в этом случае не имеем права обратиться в бегство. Мы делаем с вами одно дело, мы – часть нашей цивилизации и связаны с ней до любого, даже и самого горького конца.
Ли задумчиво кивнул.
– Да, я понимаю вашу мысль. Но дело в том, что у «мозга» огромная сила угнетающего воздействия; меня истерзало все то, чем он отравил мой ум; а тут еще и страх, что вы станете избегать меня, как безумца… Но скажите, бога ради, что мне делать? Рассказать все Скривену или еще кому-нибудь?
– Боже вас упаси! – воскликнула она. – Во-первых, Говард сейчас занят свыше сил: положение о Мозговом тресте, его проект, на будущей неделе будет рассмотрено конгрессом. Было бы просто нечестно внести в его жизнь новые осложнения как раз в момент величайшего напряжения всей его энергии. Кроме того, Говард предубежден против всего, от чего попахивает мистикой. У вас нет доказательств, Семпер, а потому лучше ни с кем не делиться. Что делать? Продолжать то же, что делали, и собирать доказательства, неопровержимые, конкретные факты. Не забывайте, что «мозг» – это трехмиллиардное капиталовложение американских налогоплательщиков и оплот нашей обороны. Не забывайте и своей присяги! Будьте до предела осторожны! Малейшая ваша ошибка, поверьте, – это самоубийство. Обещайте мне, ради бога, не совершать опрометчивых поступков и хранить ваши открытия про себя!
Ли импульсивно схватил девушку за руку, словно подкрепляя этим свое обещание, но тут в радиофоне послышался резкий вызов и Уна высвободила руку, чтобы протянуть ее к приемнику.
– Алло, Уна! Говард говорит. Увидел твой вертолет над каньоном.
– Где ты? – спросила девушка.
– Как раз за тобой, – прозвучал голос Скривена. – Устраиваю смотрины своему новому вертолету. Сегодня пригнал его из Лос-Анжелеса, прямо с конвейера. Великолепная машинка! Слушай, Уна, не хотелось бы портить тебе вечер, но надо кое-что обсудить, . Не выберешь ли для меня минутку? Очень тебе это неудобно, а? Слушай, кто это с тобой?.. Если не секрет, конечно?..
– Какой там секрет! Со мной доктор Ли.
– До чего же удачно. Именно тот, кто мне до зарезу нужен! Не желаете ли перейти на коктейль ко мне в вертолет? Сесть можем, пожалуй, на крыше Дворца Мозгового треста… Это все-таки удобнее, чем в воздухе, да и все твои материалы там будут под рукой… Ну, как, согласны?
Прикрыв рукой микрофон, Уна спросила тихо:
– Как по-вашему, Семпер?
– А вы не против, чтобы я к вам присоединился?
– Честно говоря, нет, – сказала она серьезно. – Ему нужна ваша помощь, он как раз попал в неприятную историю.
Свое неудовольствие и разочарование он попытался замаскировать улыбкой.
– Ну, что ж, если так, то разумеется… Она сняла руку с микрофона.
– Хорошо, Говард: значит, сейчас встретимся.
– О’кэй! Звоню в диспетчерскую, инспектору…
…Окрыляющее чувство взаимопонимания уже не вернулось к собеседникам: большая машина Скривена держалась всего на расстоянии нескольких миль от вертолета Уны. Словно серая скатерть, раскинутая под вечерним небом и освещенная прожекторами, встретила их огромная крыша Дворца. Едва только воздушные корабли, почти крыло в крыло, сели на открытой площадке у палеолитического домика, из тени тотчас же вынырнули неизбежные детективы. Как всегда, они были на высоте: шестеро навели автоматические пистолеты на Ли, а седьмой, отвесив доктору учтивы» поклон, подверг его обыску.
Ли терпеливо выдержал всю эту процедуру, а про себя подумал: «Эх, не такой представлял я себе родину! Никто из нас и вообразить не мог, сражаясь с врагом, что такова будет завтрашняя Америка! Даже у «мозга» своя особая армия. Странно, ведь я давно это знаю, но как-то до сих пор не бросалось в глаза».
Скривен дружески взял его под руку.
– Мне очень неприятно, Ли. Разумеется, все это-бред и глупость. Сам-то я плевал на эту чрезвычайную охрану, но правительство настаивает. Не обвиняйте ни меня, ни этих ребят – они только выполняют приказ… Ну, ладно, а теперь – долой этот прожекторный свет, перейдемте на мой «Корабль грез». Кажется, я уже слышу оттуда приятный звон бокалов!..
Действительно, привычная к быстрой смене ситуаций и очень находчивая, Уна Дальборг уже распоряжалась на чужом корабле. Когда мужчины подошли, она встретила их в дверях. Кубики льда и сбивалки для коктейлей поблескивали на стойке маленького бара в салоне. По замыслу самого Скривена просторный салон был оформлен, как правительственные каюты старого парусника ост-индской компании: деревянные стенные панели, небольшой камин, старомодные иллюминаторы и судовые фонари на шарнирных подвесах.
– Твой корабль мне нравится, Говард, – сказала Уна. – Сейчас, во время бриза, его даже чуть покачивает на амортизаторах – кажется, будто и правда находишься в бурном море.
– Спасибо, Уна. – И Скривен глубоко вздохнул. – Ты даже не подозреваешь, увы, насколько ты права! Мы находимся именно в бурном море и, можно сказать, идем ко дну. Я иду ко дну. Если вы меня не спасете, ты и доктор Ли.
Уна рассмеялась да и Ли не смог подавить улыбки: уж очень по-детски комичным было растерянное выражение этого характерного лица.
– Входи же, тебе надо немного подкрепиться, – сказала ему девушка.
Алюминиевые ступени и диванные пружины заскрипели под внушительной тяжестью хирурга.
– Немного! – воскликнул он. – Нет, немного делу не поможет! Нынче вечером, – добавил он жалобно, – простительно напиться до одурения!
Ли спрашивал себя, не воспользовался ли хирург этим правом уже в Лос-Анжелосе, настолько поразила его перемена в этом человеке. Однако бокал, поданный Уной, очевидно, вернул Скривену доброе расположение духа. Он с облегчением вздохнул и начал рассказывать:
– История в двух словах такова. На самолетостроительном заводе я носом к носу столкнулся с генералом Вандергейстом. Он лично присутствовал на испытаниях нового самолета и сделал мне некий намек… На нас готовится нападение, Уна. Самое настоящее вторжение… целой комиссии депутатов конгресса.
– Милосердный боже! – простонала девушка. – Неужели ты не мог отвертеться? В конце концов, есть у нас дела полезнее, чем…
Жестом отчаяния Скривен отверг этот упрек.
– Знаю, все знаю! Но не забывай, что «мозг» – предприятие военное, а я всего лишь научный руководитель. Разумеется, я пытался протестовать, и даже горячо протестовать, но… – он передернул плечами. – Сама знаешь, каковы эти военные! Трудно себе представить, с какой дьявольской изощренностью они выдвигают на передний план нашего брата, ученого, как только в конгрессе начинается драка за новые ассигнования.
Он осушил рюмку и обратился к Ли:
– Хочу ввести вас в курс дела. У нас начато сооружение так называемой «грудной клетки». Это грандиозная пещера под «мозгом», точная аналогия человеческой грудной клетки. Само собой, постройка строго секретная. Но, поскольку вы любезно взялись мне помочь, я, все расскажу вам. В «грудной клетке» разместятся моторные органы «мозга». Уже готовы (на крайний случай) жилые помещения для Генерального штаба, инженеров ремонтной службы, для охраны и т.д. Там, кроме того, разместятся наши первые полностью автоматизированные фабрики для изготовления запасных частей: они сделают «мозг» независимым от внешнего мира на случай военной опасности. Со временем там возникнет много новых смежных производств, например гогов и магогов, как я их называю, – очаровательных маленьких созданий, правда еще только начатых разработкой… Эти чудесные твари пока еще, так сказать, сосут соску… Впрочем, я отклонился от дела…
Итак: для постройки и оснащения «грудной клетки» нужны новые миллиарды долларов, а для ввода ее в строй требуется специальное постановление конгресса об увеличении прав и полномочий Мозгового треста. Ведь все виды транспорта в стране, имеющие стратегическое значение, а также вся без исключения военная промышленность должны быть со временем поставлены под контроль «мозга», – если наша страна хочет выиграть атомную войну. Само собою разумеется, военное министерство заботливо придало всему этому проекту внешне безобидную, мирную видимость, чтобы он казался всего-навсего улучшением транспорта, усовершенствованием технологии и т.д.
Короче говоря, чтобы быть откровенным до конца: у нас есть все основания опасаться, как бы любая из глупых, слепых мышей, выбранных нами на роль законодателей, нечаянно не наткнулась на краешек правды и не подняла ужаснейший визг.
Вот потому-то и предстоит вторжение, потому-то хочешь не хочешь на передний план выдвигают меня. Наши господа генштабисты предусмотрительно прячутся в блиндажи, возложив свою защиту на меня! Словом, голову подставлять под удар приходится, как всегда, мне. Просто на стену полезешь со злости!.. Пожалуйста, Уна, налей-ка еще!
Ночной ветер рывками налетал с гор. Корпус летучего «пенителя морей» вибрировал, как виолончель. Машина вздрагивала на своих резиновых колесах, время от времени чуть пригибаясь на шарнирных сочленениях и масляных амортизаторах… Почти в такт с резкими порывами ночного ветра в голове у Ли проносились отчаянные мысли.
Значит, у «мозга» уже имеются некоторые моторные органы! У него уже есть средства осуществлять свою волю! Значит, не беспочвенна его мечта о полной автоматизации, которая должна привести даже к воспроизводству машин машинами? Но что особенно заставляет задуматься – почему «мозг» умолчал об этом в разговоре с ним, своим учителем и поверенным, – умолчал о работе, которая уже в течение месяцев, а возможно, и лет ведется в этой таинственной «грудной клетке», вместилище моторных органов? Не иначе как из-за… Ведь, если бы не случайная встреча со Скривеном, которому коктейль развязал язык, он ничего бы и знать не знал до тех пор, быть может, пока не стало бы слишком поздно… Уна тоже отводит глаза… Значит, она была в курсе дела… и все же промолчала, когда сам он уже во всем ей признался…
Голос Уны, которым она владела отлично, нарушил ход его мыслей:
– Когда же его ждать… этого вторжения?
Простой вопрос заставил встрепенуться и Скривена, воззрившегося на пустую рюмку.
Он словно стряхнул с себя сон.
– А? Что? Когда вторжение? Да разве я не сказал вам? Нынче вечером!
– Как? Нынче вечером?
– Ну, да! – И Скривен сердито покосился на старинный судовой хронометр, висевший над стойкой бара. – В эту самую минуту уважаемые участники садятся в Вашингтоне в самолет. Какой-нибудь час – и они пройдут над нами на посадку.
– Быть не может! В конце концов, «мозг» не ночной клуб, чтобы являться к нам так поздно!
Скривен захохотал. Очевидно, он вновь обрел чувство юмора.
– Ты, Уна, порой рассуждаешь, точно малый ребенок! Забыла, что нас должны застать врасплох! Забыла, что они явятся вооруженные пропусками от военного министерства и что они знают о полуночной паузе в работе «мозга». Забыла, что они, с одной стороны, жаждут торжественного церемониала встречи, подобающего королям, диктаторам и депутатам, а с другой – мечтают явиться к нам как снег на голову! А это значит, что они рассчитывают на заказанные номера в отеле, на компетентных проводников по «мозгу», на сердечное вступительное слово директора Мозгового треста, каковому надлежит предстать перед ними свеженьким как огурчик часа так в три утра… Ну и, само собой, всякие угощения, освежающие напитки – словом, полная забота… Иначе зачем бы мне вас беспокоить на воздушной прогулке? Ты же, Уна, знаешь, что я в таких вещах совсем беспомощен. Легче стоять под прицелом у отряда карателей, чем перед ордой сенаторов и конгрессменов. Отдаю судьбу свою в твои руки – спаси меня, если можешь!
Несмотря на игривый тон и актерские ужимки, мольба светилась в его карих глазах. «Он в панике, как слон, учуявший мышей! – подумал Ли. – И это великий хирург, чьи руки, не дрогнув, совершили бесчисленное множество операций на самом чувствительном из наших органов – мозге. Человек, одаренный могучей фантазией, сконструировавший и создавший «мозг-гигант». Человек, который без, малейшей робости, авторитетно выступает перед тысячами ученых собратьев. Когда же ему предстоит встреча с глупостью, он готов забраться в мышиную норку! Видит бог, не надо подвергать его этой пытке! Лучше уж я принесу в жертву себя».
– Я готов помочь вам, насколько это в моих силах, – проговорил он вслух. – Знаю, что очень неловок в таких вещах, но сделаю все, что смогу. По крайней мере постараюсь избавить вас от пояснительного доклада и роли гида.
Большим шелковым платком Скривен энергично провел по изборожденному складками лбу. Когда львиная голова его вновь показалась из-под платка, складки заметно разгладились.
– Ли, это была бы огромная помощь! Они будут польщены, если роль гида исполнит известный ученый. Ведь им подавай «объективную» картину, а вы не являетесь нашим старым служащим. Вы как бы ученый гость из Австралии. Следовательно, идеально подходите для роли гида. Но, хоть это и против моих интересов, я должен предостеречь вас! Вам нужно понять всю немыслимую трудность задачи! Приедут дилетанты, профаны, люди до того беспомощные в электротехнике, что бегут звать монтера, когда нужно включить вентилятор. А ведь приедут они для того, чтобы вынести авторитетное суждение о самом сложном электронном механизме в мире, произвести «обследование»! За два часа они хотят получить «полное представление» обо всех рабочих процессах «мозга», чтобы потом выступить в конгрессе с умными речами о радиоактивных пирамидальных – клетках и еще бог весть о чем! Наглость, глупость, невежество и ослиная тупость их вопросов могут убить на месте!.. Ну, как, Ли, надеетесь вы все это выдержать? Я вас предостерег!
– По крайней мере я попытаюсь! – улыбнулся Ли…
– Славный вы малый! – патетически воскликнул Скривен, вскакивая, чтобы пожать Ли руку. – Я никогда не смогу достойно отблагодарить вас!
– Ну, а что касается гостеприимства, то держать этот фронт придется, видимо, мне, – спокойно отозвалась Уна.
Стоя между обоими, Скривен обнял их за плечи.
– Благослови вас бог, дети мои! Что бы я делал без вас? Кажется, надо бы мне прочитать добрую старую молитву англичан: «От ужасов ночных во сне, от духов тьмы, от тварей длинноногих и нечисти, бродящей по ночам, спаси меня, о господи!» Ну, а теперь… аврал, друзья! Уна, вооружись телефоном, Ли, бегите сломя голову туда, в «мозг». Уна выпишет вам пропуск в «грудную клетку»… Любая помощь, какая вам потребуется, будет оказана немедленно. Мне предстоит сесть и сфабриковать приветственную речь. Мы встретимся еще раз, когда группа вторжения будет отброшена назад, в стратосферу. Встретимся опять здесь, на «Корабле грез»…
Встреча произошла через семь часов, как раз за час до восхода солнца, в тот самый миг, когда огромный правительственный корабль из Вашингтона с первыми проблесками утренней зари взмыл вверх на виду у трех собеседников, вновь собравшихся на прежнем месте. Все трое были бледны и дрожали от утреннего холода, физической усталости и нервного перенапряжения. Даже в голосе Уны чувствовался налет истеричности, когда она заказывала ресторану Краниум-отеля грандиозный завтрак.
Но как только аромат кофе смешался с благоуханием яичницы с ветчиной, настроение изменилось. Раздался смех, непринужденный и неудержимый. Так смеются спасенные от пожара обитатели гостиницы, после того как постепенно осознают, до чего комичный, должно быть, был у них вид, когда они в исподнем белье прыгали из окон в пожарную сетку… Заговорили не сразу. Некоторое время каждый был занят своими впечатлениями от истекшей ночи, – у каждого они оставили неприятный осадок. Но стоило им посмотреть друг на друга, как комизм ситуации воскресал перед ними в полной мере.
Первое, что бросилось в глаза доктору Ли, когда он с группой сенаторов спустился в подземные галереи «мозга», был резкий контраст между сенаторами и научными работниками «мозга». Отдуваясь после позднего ужина в Краниум-отеле, сенаторы вышли из автомобилей; они напоминали группу туристов где-нибудь в карлсбадских пещерах, прикатившую, чтобы дать волю отпускным настроениям. Их восторженные «охи» и «ахи» вызывали угнетающее чувство: доктору Ли казалось, что он обращается к людям XIX века. А это хуже, чем иметь дело с обитателями другого мира!
«На них смотришь, будто сквозь стеклянные стенки аквариума!» – думал он, переводя взгляд с одного расплывшегося лица на другое. Все они раскраснелись от обильного угощения, все были исполнены сознания своего величия. Дряблая кожа, круглые животы, привычные к ночным грелкам, толстые зады – все свидетельствовало о сидячей жизни, о прокуренных помещениях, где эти люди проводили время. Не было недостатка и в той показной, казенной сердечности, которая становится профессиональной привычкой этих людей, гоняющихся за популярностью, и выражается в виде плоских ораторских шуточек и псевдонародного остроумия…
Под предводительством Ли они поднимались по эскалатору. Сотрудники «мозга» прозвали его «эскалатором-люкс для гостей». Он был пошире, чем служебные эскалаторы, и оснащен удобными сиденьями. Туннель его проходил в средней части «мозга» между обоими полушариями. Эта трасса описывала плавную спираль, приоткрывая перспективы извилин, но не заходя ни в одну из них. Чтобы не вызвать пространственных страхов и тому подобных чувств, вся трасса ярко освещалась, что, кстати говоря, мешало бросить чересчур пристальный взгляд во внутренности «мозга», озаренные «черным светом»…
Ли чувствовал себя в этой поездке, как на огромном колесе в Луна-парке, как в ночном кошмаре, когда никто не может явиться на твой призыв о помощи, никто не слышит тебя… «Более девяти миллионов электронных ламп, более десяти миллиардов усилительных ламп, два» миллиарда сопротивлений, восемь миллиардов миль провода и т.д.» – вот такими средствами пытался он довести до сознания депутатов гигантские масштабы «мозга»…
Много часов убеждал ее Ли, приводя все новые доводы и с отчаянием в душе наблюдая, как она слушает его, откинувшись на спинку сиденья и полуприкрыв глаза. Оставалось наконец лишь задать ей один-единственный вопрос:
– Уж не думаете ли вы, что я рехнулся?
– Нет… нет!.. – произнесла она очень медленно. – То, что вы приписываете «мозгу» самостоятельную жизнь и индивидуальную личность, отнюдь не значит, что вы сумасшедший. Я и сама испытываю это по отношению к машинам, даже маленьким, как, скажем, автомобиль… Я выросла в горах севернее Сан-Франциско. Зимой мы ездили в город; автомобиль летел вниз по извивам горной дороги, туда, где воздух плотнее, насыщен туманом и водяной пылью. И я чувствовала, как машина начинает дышать глубже, радуясь своей силе. Для меня не было сомнений, что это – живое существо. Девочкой я бегала в гараж поболтать с автомобилем; когда-то, в другие века, детям казались живыми их куклы, а наше поколение так воспринимает машины… Это естественно. А ведь в каждом мужчине еще сидит мальчишка, в каждом, независимо от возраста. Даже в Говарде Скривене. Да и в любом из людей науки, с какими я знакомилась. И чем крупнее ученый, тем яснее это выражено. Точно так же и вы сливаетесь воедино с вашей работой, и в такой же мере она становится для вас живой. Силой нашего воображения мы делаемся творцами всего на свете – из любви к человеку или к машине, безразлично. Нечего вам тревожиться, Семпер; пусть «мозг» живет своей жизнью, можете считать его личностью – это не свидетельствует о вашем безумии. Это лишь доказывает, что вы работаете с полной отдачей и огромным успехом.
– Спасибо, Уна, – сказал Ли. – Разумеется, я и не ждал, что вы примете на веру все, о чем я вам сейчас толковал. А тем более – в буквальном смысле. Но я все же счастлив и очень благодарен вам, что вы не сочли меня сумасшедшим. Скажу вам откровенно – вам одной! – вся эта история с «мозгом» до такой степени меня встревожила, что я было уже сказал себе: Ли, ты сходишь с ума! «Мозг» в том виде, в каком он открылся мне, есть чудовищная реальность. Мир вне «мозга» – другая реальность. Обе они исключают друг друга, несовместимы друг с другом. Но раз так, нужно решать: либо все, что я вынес из общения с «мозгом», реально, и тогда я знать не хочу этого бога машин, грозящего закабалить человечество; либо я страдаю галлюцинациями, слышу голоса, то есть безумен. В этом случае я непригоден для сотрудничества с «мозгом» и недостоин вашего общества. Пожалуй, самое разумное было бы сбежать и спрятаться там, где мое настоящее место, – далеко в австралийской глуши.
Он говорил все быстрее и быстрее, словно боясь, что она прервет его, не дослушав:
– Короче говоря, я проклят. И в том, и в другом случае. Проклят, если я прав, проклят, если не прав. А знаете почему? Впрочем, конечно, знаете, давно, все время знаете!.. Потому что я люблю вас, Уна!
Девушка не смотрела на него. Взгляд ее был устремлен на радужный вихрь из газовых турбин, сообщавших скорость маленькому воздушному кораблику. Она улыбалась одной из тех улыбок, какие не часто доводится видеть мужчине, – бесконечно мудрой и бесконечно печальной, исполненной тайного знания, более древнего, чем знание мужчины; эта улыбка тревожила собеседника, как всегда тревожит мужчину непознаваемое в женщине…
– Нет. В пустыню за вами я не последую… если вы именно об этом меня спрашивали, – произнесла она, нарушив молчание. – И дело тут не в вас, поверьте! Просто я считаю, что и вам не следует туда возвращаться. Это ничему не поможет: бегство от неразрешенных проблем еще никогда никому не помогало! Разве в свое время бегство в Австралию разрешило ваши трудности? Улучшило вашу судьбу?
– Нет, – сознался он.
– Так почему же вы снова задумали побег? Это не выход! Может быть, вы правы насчет «мозга», может быть, не правы. Ведь до сих пор вы и для себя не решили этот вопрос ни в ту ни в другую сторону, хотя бы даже ради собственного успокоения. Сдаться раньше времени, бежать из чувства самосохранения – почти так же недостойно, как дезертировать с поля боя. Держитесь до последнего! Если вы правы, если и в самом деле родился бог машин, тогда ваш элементарный долг и обязанность выполнить свою роль до конца, потому что, нравится вам или нет, но вы стали пророком этого бога и лучше других можете с ним ладить. Возможно, наша машинная цивилизация действительно летит ко всем чертям, чего опасаетесь и Скривен, и вы, да и я, пожалуй, тоже. Но мы и в этом случае не имеем права обратиться в бегство. Мы делаем с вами одно дело, мы – часть нашей цивилизации и связаны с ней до любого, даже и самого горького конца.
Ли задумчиво кивнул.
– Да, я понимаю вашу мысль. Но дело в том, что у «мозга» огромная сила угнетающего воздействия; меня истерзало все то, чем он отравил мой ум; а тут еще и страх, что вы станете избегать меня, как безумца… Но скажите, бога ради, что мне делать? Рассказать все Скривену или еще кому-нибудь?
– Боже вас упаси! – воскликнула она. – Во-первых, Говард сейчас занят свыше сил: положение о Мозговом тресте, его проект, на будущей неделе будет рассмотрено конгрессом. Было бы просто нечестно внести в его жизнь новые осложнения как раз в момент величайшего напряжения всей его энергии. Кроме того, Говард предубежден против всего, от чего попахивает мистикой. У вас нет доказательств, Семпер, а потому лучше ни с кем не делиться. Что делать? Продолжать то же, что делали, и собирать доказательства, неопровержимые, конкретные факты. Не забывайте, что «мозг» – это трехмиллиардное капиталовложение американских налогоплательщиков и оплот нашей обороны. Не забывайте и своей присяги! Будьте до предела осторожны! Малейшая ваша ошибка, поверьте, – это самоубийство. Обещайте мне, ради бога, не совершать опрометчивых поступков и хранить ваши открытия про себя!
Ли импульсивно схватил девушку за руку, словно подкрепляя этим свое обещание, но тут в радиофоне послышался резкий вызов и Уна высвободила руку, чтобы протянуть ее к приемнику.
– Алло, Уна! Говард говорит. Увидел твой вертолет над каньоном.
– Где ты? – спросила девушка.
– Как раз за тобой, – прозвучал голос Скривена. – Устраиваю смотрины своему новому вертолету. Сегодня пригнал его из Лос-Анжелеса, прямо с конвейера. Великолепная машинка! Слушай, Уна, не хотелось бы портить тебе вечер, но надо кое-что обсудить, . Не выберешь ли для меня минутку? Очень тебе это неудобно, а? Слушай, кто это с тобой?.. Если не секрет, конечно?..
– Какой там секрет! Со мной доктор Ли.
– До чего же удачно. Именно тот, кто мне до зарезу нужен! Не желаете ли перейти на коктейль ко мне в вертолет? Сесть можем, пожалуй, на крыше Дворца Мозгового треста… Это все-таки удобнее, чем в воздухе, да и все твои материалы там будут под рукой… Ну, как, согласны?
Прикрыв рукой микрофон, Уна спросила тихо:
– Как по-вашему, Семпер?
– А вы не против, чтобы я к вам присоединился?
– Честно говоря, нет, – сказала она серьезно. – Ему нужна ваша помощь, он как раз попал в неприятную историю.
Свое неудовольствие и разочарование он попытался замаскировать улыбкой.
– Ну, что ж, если так, то разумеется… Она сняла руку с микрофона.
– Хорошо, Говард: значит, сейчас встретимся.
– О’кэй! Звоню в диспетчерскую, инспектору…
…Окрыляющее чувство взаимопонимания уже не вернулось к собеседникам: большая машина Скривена держалась всего на расстоянии нескольких миль от вертолета Уны. Словно серая скатерть, раскинутая под вечерним небом и освещенная прожекторами, встретила их огромная крыша Дворца. Едва только воздушные корабли, почти крыло в крыло, сели на открытой площадке у палеолитического домика, из тени тотчас же вынырнули неизбежные детективы. Как всегда, они были на высоте: шестеро навели автоматические пистолеты на Ли, а седьмой, отвесив доктору учтивы» поклон, подверг его обыску.
Ли терпеливо выдержал всю эту процедуру, а про себя подумал: «Эх, не такой представлял я себе родину! Никто из нас и вообразить не мог, сражаясь с врагом, что такова будет завтрашняя Америка! Даже у «мозга» своя особая армия. Странно, ведь я давно это знаю, но как-то до сих пор не бросалось в глаза».
Скривен дружески взял его под руку.
– Мне очень неприятно, Ли. Разумеется, все это-бред и глупость. Сам-то я плевал на эту чрезвычайную охрану, но правительство настаивает. Не обвиняйте ни меня, ни этих ребят – они только выполняют приказ… Ну, ладно, а теперь – долой этот прожекторный свет, перейдемте на мой «Корабль грез». Кажется, я уже слышу оттуда приятный звон бокалов!..
Действительно, привычная к быстрой смене ситуаций и очень находчивая, Уна Дальборг уже распоряжалась на чужом корабле. Когда мужчины подошли, она встретила их в дверях. Кубики льда и сбивалки для коктейлей поблескивали на стойке маленького бара в салоне. По замыслу самого Скривена просторный салон был оформлен, как правительственные каюты старого парусника ост-индской компании: деревянные стенные панели, небольшой камин, старомодные иллюминаторы и судовые фонари на шарнирных подвесах.
– Твой корабль мне нравится, Говард, – сказала Уна. – Сейчас, во время бриза, его даже чуть покачивает на амортизаторах – кажется, будто и правда находишься в бурном море.
– Спасибо, Уна. – И Скривен глубоко вздохнул. – Ты даже не подозреваешь, увы, насколько ты права! Мы находимся именно в бурном море и, можно сказать, идем ко дну. Я иду ко дну. Если вы меня не спасете, ты и доктор Ли.
Уна рассмеялась да и Ли не смог подавить улыбки: уж очень по-детски комичным было растерянное выражение этого характерного лица.
– Входи же, тебе надо немного подкрепиться, – сказала ему девушка.
Алюминиевые ступени и диванные пружины заскрипели под внушительной тяжестью хирурга.
– Немного! – воскликнул он. – Нет, немного делу не поможет! Нынче вечером, – добавил он жалобно, – простительно напиться до одурения!
Ли спрашивал себя, не воспользовался ли хирург этим правом уже в Лос-Анжелосе, настолько поразила его перемена в этом человеке. Однако бокал, поданный Уной, очевидно, вернул Скривену доброе расположение духа. Он с облегчением вздохнул и начал рассказывать:
– История в двух словах такова. На самолетостроительном заводе я носом к носу столкнулся с генералом Вандергейстом. Он лично присутствовал на испытаниях нового самолета и сделал мне некий намек… На нас готовится нападение, Уна. Самое настоящее вторжение… целой комиссии депутатов конгресса.
– Милосердный боже! – простонала девушка. – Неужели ты не мог отвертеться? В конце концов, есть у нас дела полезнее, чем…
Жестом отчаяния Скривен отверг этот упрек.
– Знаю, все знаю! Но не забывай, что «мозг» – предприятие военное, а я всего лишь научный руководитель. Разумеется, я пытался протестовать, и даже горячо протестовать, но… – он передернул плечами. – Сама знаешь, каковы эти военные! Трудно себе представить, с какой дьявольской изощренностью они выдвигают на передний план нашего брата, ученого, как только в конгрессе начинается драка за новые ассигнования.
Он осушил рюмку и обратился к Ли:
– Хочу ввести вас в курс дела. У нас начато сооружение так называемой «грудной клетки». Это грандиозная пещера под «мозгом», точная аналогия человеческой грудной клетки. Само собой, постройка строго секретная. Но, поскольку вы любезно взялись мне помочь, я, все расскажу вам. В «грудной клетке» разместятся моторные органы «мозга». Уже готовы (на крайний случай) жилые помещения для Генерального штаба, инженеров ремонтной службы, для охраны и т.д. Там, кроме того, разместятся наши первые полностью автоматизированные фабрики для изготовления запасных частей: они сделают «мозг» независимым от внешнего мира на случай военной опасности. Со временем там возникнет много новых смежных производств, например гогов и магогов, как я их называю, – очаровательных маленьких созданий, правда еще только начатых разработкой… Эти чудесные твари пока еще, так сказать, сосут соску… Впрочем, я отклонился от дела…
Итак: для постройки и оснащения «грудной клетки» нужны новые миллиарды долларов, а для ввода ее в строй требуется специальное постановление конгресса об увеличении прав и полномочий Мозгового треста. Ведь все виды транспорта в стране, имеющие стратегическое значение, а также вся без исключения военная промышленность должны быть со временем поставлены под контроль «мозга», – если наша страна хочет выиграть атомную войну. Само собою разумеется, военное министерство заботливо придало всему этому проекту внешне безобидную, мирную видимость, чтобы он казался всего-навсего улучшением транспорта, усовершенствованием технологии и т.д.
Короче говоря, чтобы быть откровенным до конца: у нас есть все основания опасаться, как бы любая из глупых, слепых мышей, выбранных нами на роль законодателей, нечаянно не наткнулась на краешек правды и не подняла ужаснейший визг.
Вот потому-то и предстоит вторжение, потому-то хочешь не хочешь на передний план выдвигают меня. Наши господа генштабисты предусмотрительно прячутся в блиндажи, возложив свою защиту на меня! Словом, голову подставлять под удар приходится, как всегда, мне. Просто на стену полезешь со злости!.. Пожалуйста, Уна, налей-ка еще!
Ночной ветер рывками налетал с гор. Корпус летучего «пенителя морей» вибрировал, как виолончель. Машина вздрагивала на своих резиновых колесах, время от времени чуть пригибаясь на шарнирных сочленениях и масляных амортизаторах… Почти в такт с резкими порывами ночного ветра в голове у Ли проносились отчаянные мысли.
Значит, у «мозга» уже имеются некоторые моторные органы! У него уже есть средства осуществлять свою волю! Значит, не беспочвенна его мечта о полной автоматизации, которая должна привести даже к воспроизводству машин машинами? Но что особенно заставляет задуматься – почему «мозг» умолчал об этом в разговоре с ним, своим учителем и поверенным, – умолчал о работе, которая уже в течение месяцев, а возможно, и лет ведется в этой таинственной «грудной клетке», вместилище моторных органов? Не иначе как из-за… Ведь, если бы не случайная встреча со Скривеном, которому коктейль развязал язык, он ничего бы и знать не знал до тех пор, быть может, пока не стало бы слишком поздно… Уна тоже отводит глаза… Значит, она была в курсе дела… и все же промолчала, когда сам он уже во всем ей признался…
Голос Уны, которым она владела отлично, нарушил ход его мыслей:
– Когда же его ждать… этого вторжения?
Простой вопрос заставил встрепенуться и Скривена, воззрившегося на пустую рюмку.
Он словно стряхнул с себя сон.
– А? Что? Когда вторжение? Да разве я не сказал вам? Нынче вечером!
– Как? Нынче вечером?
– Ну, да! – И Скривен сердито покосился на старинный судовой хронометр, висевший над стойкой бара. – В эту самую минуту уважаемые участники садятся в Вашингтоне в самолет. Какой-нибудь час – и они пройдут над нами на посадку.
– Быть не может! В конце концов, «мозг» не ночной клуб, чтобы являться к нам так поздно!
Скривен захохотал. Очевидно, он вновь обрел чувство юмора.
– Ты, Уна, порой рассуждаешь, точно малый ребенок! Забыла, что нас должны застать врасплох! Забыла, что они явятся вооруженные пропусками от военного министерства и что они знают о полуночной паузе в работе «мозга». Забыла, что они, с одной стороны, жаждут торжественного церемониала встречи, подобающего королям, диктаторам и депутатам, а с другой – мечтают явиться к нам как снег на голову! А это значит, что они рассчитывают на заказанные номера в отеле, на компетентных проводников по «мозгу», на сердечное вступительное слово директора Мозгового треста, каковому надлежит предстать перед ними свеженьким как огурчик часа так в три утра… Ну и, само собой, всякие угощения, освежающие напитки – словом, полная забота… Иначе зачем бы мне вас беспокоить на воздушной прогулке? Ты же, Уна, знаешь, что я в таких вещах совсем беспомощен. Легче стоять под прицелом у отряда карателей, чем перед ордой сенаторов и конгрессменов. Отдаю судьбу свою в твои руки – спаси меня, если можешь!
Несмотря на игривый тон и актерские ужимки, мольба светилась в его карих глазах. «Он в панике, как слон, учуявший мышей! – подумал Ли. – И это великий хирург, чьи руки, не дрогнув, совершили бесчисленное множество операций на самом чувствительном из наших органов – мозге. Человек, одаренный могучей фантазией, сконструировавший и создавший «мозг-гигант». Человек, который без, малейшей робости, авторитетно выступает перед тысячами ученых собратьев. Когда же ему предстоит встреча с глупостью, он готов забраться в мышиную норку! Видит бог, не надо подвергать его этой пытке! Лучше уж я принесу в жертву себя».
– Я готов помочь вам, насколько это в моих силах, – проговорил он вслух. – Знаю, что очень неловок в таких вещах, но сделаю все, что смогу. По крайней мере постараюсь избавить вас от пояснительного доклада и роли гида.
Большим шелковым платком Скривен энергично провел по изборожденному складками лбу. Когда львиная голова его вновь показалась из-под платка, складки заметно разгладились.
– Ли, это была бы огромная помощь! Они будут польщены, если роль гида исполнит известный ученый. Ведь им подавай «объективную» картину, а вы не являетесь нашим старым служащим. Вы как бы ученый гость из Австралии. Следовательно, идеально подходите для роли гида. Но, хоть это и против моих интересов, я должен предостеречь вас! Вам нужно понять всю немыслимую трудность задачи! Приедут дилетанты, профаны, люди до того беспомощные в электротехнике, что бегут звать монтера, когда нужно включить вентилятор. А ведь приедут они для того, чтобы вынести авторитетное суждение о самом сложном электронном механизме в мире, произвести «обследование»! За два часа они хотят получить «полное представление» обо всех рабочих процессах «мозга», чтобы потом выступить в конгрессе с умными речами о радиоактивных пирамидальных – клетках и еще бог весть о чем! Наглость, глупость, невежество и ослиная тупость их вопросов могут убить на месте!.. Ну, как, Ли, надеетесь вы все это выдержать? Я вас предостерег!
– По крайней мере я попытаюсь! – улыбнулся Ли…
– Славный вы малый! – патетически воскликнул Скривен, вскакивая, чтобы пожать Ли руку. – Я никогда не смогу достойно отблагодарить вас!
– Ну, а что касается гостеприимства, то держать этот фронт придется, видимо, мне, – спокойно отозвалась Уна.
Стоя между обоими, Скривен обнял их за плечи.
– Благослови вас бог, дети мои! Что бы я делал без вас? Кажется, надо бы мне прочитать добрую старую молитву англичан: «От ужасов ночных во сне, от духов тьмы, от тварей длинноногих и нечисти, бродящей по ночам, спаси меня, о господи!» Ну, а теперь… аврал, друзья! Уна, вооружись телефоном, Ли, бегите сломя голову туда, в «мозг». Уна выпишет вам пропуск в «грудную клетку»… Любая помощь, какая вам потребуется, будет оказана немедленно. Мне предстоит сесть и сфабриковать приветственную речь. Мы встретимся еще раз, когда группа вторжения будет отброшена назад, в стратосферу. Встретимся опять здесь, на «Корабле грез»…
Встреча произошла через семь часов, как раз за час до восхода солнца, в тот самый миг, когда огромный правительственный корабль из Вашингтона с первыми проблесками утренней зари взмыл вверх на виду у трех собеседников, вновь собравшихся на прежнем месте. Все трое были бледны и дрожали от утреннего холода, физической усталости и нервного перенапряжения. Даже в голосе Уны чувствовался налет истеричности, когда она заказывала ресторану Краниум-отеля грандиозный завтрак.
Но как только аромат кофе смешался с благоуханием яичницы с ветчиной, настроение изменилось. Раздался смех, непринужденный и неудержимый. Так смеются спасенные от пожара обитатели гостиницы, после того как постепенно осознают, до чего комичный, должно быть, был у них вид, когда они в исподнем белье прыгали из окон в пожарную сетку… Заговорили не сразу. Некоторое время каждый был занят своими впечатлениями от истекшей ночи, – у каждого они оставили неприятный осадок. Но стоило им посмотреть друг на друга, как комизм ситуации воскресал перед ними в полной мере.
Первое, что бросилось в глаза доктору Ли, когда он с группой сенаторов спустился в подземные галереи «мозга», был резкий контраст между сенаторами и научными работниками «мозга». Отдуваясь после позднего ужина в Краниум-отеле, сенаторы вышли из автомобилей; они напоминали группу туристов где-нибудь в карлсбадских пещерах, прикатившую, чтобы дать волю отпускным настроениям. Их восторженные «охи» и «ахи» вызывали угнетающее чувство: доктору Ли казалось, что он обращается к людям XIX века. А это хуже, чем иметь дело с обитателями другого мира!
«На них смотришь, будто сквозь стеклянные стенки аквариума!» – думал он, переводя взгляд с одного расплывшегося лица на другое. Все они раскраснелись от обильного угощения, все были исполнены сознания своего величия. Дряблая кожа, круглые животы, привычные к ночным грелкам, толстые зады – все свидетельствовало о сидячей жизни, о прокуренных помещениях, где эти люди проводили время. Не было недостатка и в той показной, казенной сердечности, которая становится профессиональной привычкой этих людей, гоняющихся за популярностью, и выражается в виде плоских ораторских шуточек и псевдонародного остроумия…
Под предводительством Ли они поднимались по эскалатору. Сотрудники «мозга» прозвали его «эскалатором-люкс для гостей». Он был пошире, чем служебные эскалаторы, и оснащен удобными сиденьями. Туннель его проходил в средней части «мозга» между обоими полушариями. Эта трасса описывала плавную спираль, приоткрывая перспективы извилин, но не заходя ни в одну из них. Чтобы не вызвать пространственных страхов и тому подобных чувств, вся трасса ярко освещалась, что, кстати говоря, мешало бросить чересчур пристальный взгляд во внутренности «мозга», озаренные «черным светом»…
Ли чувствовал себя в этой поездке, как на огромном колесе в Луна-парке, как в ночном кошмаре, когда никто не может явиться на твой призыв о помощи, никто не слышит тебя… «Более девяти миллионов электронных ламп, более десяти миллиардов усилительных ламп, два» миллиарда сопротивлений, восемь миллиардов миль провода и т.д.» – вот такими средствами пытался он довести до сознания депутатов гигантские масштабы «мозга»…